Дима плелся по неосвещенному коридору школы, пытаясь собрать все мысли в одну большую кучу,а потом попытаться хоть как-то их переварить. Однако, и без того воспалённый мозг Побрацкого был сейчас способен лишь на то, что бы переставлять ноги и держать равновесие. Путь до следующего кабинета составил чуть больше времени, поэтому он вновь завалился в кабинет со звонком, а следом тяжело приземлился на своё место рядом с Гоги. Тот лишь вздохнул, а следом и вообще отвернулся от Димы. Сейчас Гоги знает, что лучше оставить его одного. Если что-то потребуется, Дима придёт сам.
Урок шел долго, тянулся словно резина, а юноша лишь тупо пялился в окно, ловя пока ещё теплые лучи солнца. Тучи наконец отступили, заливая кабинет оранжевыми лучами. Учитель монотонно бубнил новую тему, вычерчивая на доске очередную таблицу. Тихий галдёж класса и рассказы учителя прервал стук, а следом и скрип открывающейся двери. В класс зашёл биолог. Озарённый оранжевыми лучами, он казался живым, через очки было сложно уловить, но голубые глаза стали переливаться из голубого в медный и обратно. Чёрные пряди то и дело спадали на лоб, тоже отсвечивая медным оттенком. Конечно все девочки пустили слюни, смущённо отворачиваясь и и перешёптываясь с подружками. А когда же тот поправил галстук, не прокашлявшись начав говорить чуть сипловатым голосом, то Диме показалось ,что по классу прокатился восхищённый вздох. Побрацкий лишь закатил глаза, обращаясь лицом к окну, надеясь найти там ответы на свои личные вопросы. Что говорил учитель, Дима совершенно не слушал, наблюдая за пока ещё не сильно опадавшей листвой за окном. Через некоторое время, перед носом юноши приземлился белый листок с какими-то галочками. Подняв голову, он обнаружил рядом стоящего биолога, который каким-то нечитаемым взглядом буравил Диму насквозь.
— Эт че ещё опять? — спросил Побрацкий, тупо рассматривая листок.
— Ты меня вообще не слушал? — учитель раздраженно вздохнул, но терпеливо начал объяснять — Нужно заполнить, какие ты будешь сдавать экзамены. Ставишь галочку на пересечении своей фамилии и нужного предмета, понятно?
Дима ничего не ответил, лишь уткнулся в листок, ведя ручкой по линии его фамилии. Остановившись, он вспоминал, что нужно ему сдавать для поступления, и отметил сначала обществознание. Он видел, как чуть расслабился учитель, надеясь, видимо, на то, что не придется готовить его к экзамену. Но Дима резко вернулся назад, отметив биологию, и отложил ручку, откинувшись на деревянную спинку стола. Он завел руки за голову, сцепив их в замочек на затылке, и закинул ногу на ногу. Реакция Олежи полностью удовлетворила его эго, эти широко раскрывшиеся голубые глаза, после чего последовал раздраженный и разочарованный во всей жизни вздох. Учителю не понравился выбор Димы, и он даже не пытался скрыть этого.
— Побрацкий. Ты... какого хрена? —тихо вопросил Олегсей таким голосом, словно молил о пощаде.
— Вы должны учить, а не задавать идиотские вопросы. Вам нет до этого никакого дела, — огрызнулся Дима, закатив глаза, снова устремляя свой взгляд на окно, а точней на то, что за ним.
— Если бы ты еще учился, Побрацкий, было бы вообще замечательно, — парень в ответ лишь приподнял брови, но Олежа внимания своего уже не обращал — Ладно, ребят. На перемене подойдите к другим учителям и оповестите о том, что будете сдавать их предмет. Сегодня вечером отправлю вам в беседу расписание дополнительных занятий.
Дима наконец обратил внимание на Гоги, увлекая того в разговор, показывая всем своим видом, что срать он хотел на этого биолога.
Олежа лишь нахмурился и схватил листок, показав на лице слишком наигранное спокойствие. Он даже постарался улыбнуться, но улыбка вышла какая-то саркастичная, кривая. Дима с гордостью за самого себя смотрел на то, как учитель старается спрятать свое раздражение, но то, как хлопнула за ним дверь, выдало его с головой.
Олеже вновь стало очень обидно, почти как в детстве. Но сейчас Олеже ведь не пятнадцать, он не может сложить руки на груди, надуть губы и перестать разговаривать. Он учитель, уважаемый педагог, который должен переносить все это так же легко, как укус комара. Нет, у него, конечно, есть время до конца урока, чтобы успокоиться. Чтобы уверить себя в том, что просто будет давать нужный материал, как делает это на уроках, и не будет обращать никакого внимания на Диму, на все эти выходки, которые выводили из себя за секунду. Да, так и сделает.
Следующий урок, словно шутка злой Судьбы, был именно у одиннадцатого класса. И Олежа ждал его с нетерпением, просто чтобы поскорее закончить эти мучения, а потом буквально пару часов, и он дома. И целое воскресенье впереди. Целый день тишины, посвещенный самому себе, и лишь каплю - работе. Остаток урока и перемена пролетели действительно быстро, и Олежа даже не заметил, как ученики начали наполнять класс шумом и гамом. Раздалась трель звонка, означающая, что 40 минут ада уже начались.
— Итак, начнем как обычно - с проверки домашнего задания, — объявил Олежа после звонка — Хорошо, Настя отвечает устно, а Юля и Андрей идут к доске и пишут себе задачки по генетике.
И урок, как ни странно, шел более, чем хорошо. Дети отвечали домашнее задание, половина из них даже решали задачки на пятерки. Ну и что, что задачи за девятый класс, врядли они тогда что-то поняли. Олежа улыбался, подсказывал ученикам, когда видел, что они действительно стараются и просто забыли какой-то термин, а не отвечают просто чтобы отстреляться. Но уже знакомый низкий голос с задней парты разрушил всю эту атмосферу, заставив Олежу нахмуриться.
— Я выйду, ладно? — спросил Дима, но ответа на вопрос не получил. Олежа просто игнорировал его, стараясь добиться хоть иллюзии нормального отношения к себе — Можно выйти, Олегсей Михайлович?
Олежа наконец обратил внимание на парня. Минуту прожигал его хмурым взглядом через линзы очков, решая, выпускать этого придурка или показать свой характер. Но до уровня Побрацкого опускаться он не собирался, поэтому лишь вздохнул и снова отвел взгляд.
— Пять минут тебе, Побрацкий, не дольше. Иди давай, — недовольно ответил Олежа и вернул свое внимание Кате, с которой они сейчас разбирали одну из задач.
Дима, будто издеваясь, медленно вышел из кабинета, но Олеже уже было все равно. Он просто вел урок так, будто никакого Димы никогда и не существовало. Он только кинул нечитаемый взгляд на закрывающуюся дверь, пока его пальцы сжимали угол обложки методички от раздражения. Как же сильно иногда хотелось просто схватить этого парня за его длинные волосы и пару раз хлопнуть лицом о парту, чтобы больше не видеть этого наглого выражения насмешливости и превосходства, которое так и выплёскивалось из зелёных глаз.
Конечно Дима вернулся не через 5 минут,а через все 20, будто снова выводя учителя из себя. Олежа лишь продолжал старательно не обращать внимание, но запах табачного дыма, который парень принес с собой, не остался незамеченным. Начав злиться еще сильнее, Олежа достал из внутреннего кармана пиджака мятный леденец и спрятал его в кулаке. Уши загорелись от злости, но Олежа улыбался, пока шел по рядам к парте Побрацкого, улыбался, когда остановился рядом. Сделав вид, что он просто секундно оперся о парту, Олежа выпустил из руки конфету. Кинув на парня выразительный взгляд, показывая, что он спалился, Олежа ретировался к своем столу, вновь забыв о проблемном подростке. Ну или сделав вид, что забыл, потому что пальцы нервно стучали по деревянной поверхности стола.
Но урок закончился довольно быстро, и Олежа теперь с легким подозрением наблюдал за тем, как Дима нарочито медленно подбирает свой рюкзак и так же медленно идет к выходу. И, стоит Диме приблизиться на расстояние буквально двух шагов, Олежа различает в его пальцах тот самый мятный леденец
Но то, что произошло дальше, заставило Олежу почти задыхаться от очередной волны жгучей обиды. Не отводя от Душнова саркастически-насмешливого взгляда, глаза в глаза, Дима чуть наклонился и, кинув конфету в мусорное ведро рядом с учительским столом, удалился под тихие смешки своей компании. Гоги и Юля пытались замаскировать свое веселье под массовый приступ кашля, и лишь один Слава, непонятно как оказавшийся в обществе этих подростков, просто переписывался с кем-то в телефоне. Дверь тихо закрылась, и Олежа остался один. Наконец наедине со своими мыслями, наконец в тишине, наконец в спокойствии. Наедине со своей детской обидой и озлобленностью едва ли не на весь злоебучий мир.
— Ну точно мудак, без сомнений
***
Олежа был дома часа через четыре, может быть пять.
Холостяцкая двушка встретила выжатого как лимон хозяина полумраком комнат, гробовой, но уютной тишиной и легким сквозняком из открытых форточек. Олежа вдруг слабо улыбнулся, сам толком не поняв чем именно была вызвана эта улыбка, ведь поводов нет. Он устал, у него болит голова, его, черт возьми, никто не ждет дома, как хотелось бы, но он улыбается. Он лишь скинул с себя обувь и, небрежно сбросив сумку в прихожей, прошел на кухню. Легкую кофту, которую он надевал в это время из-за того, что сильно мерзнет, он повесил на стул и отошел к плите, ставя на газ старый чайник. Не электрический, не последнее слово техники, но Олежу устраивало.
Тишина уже давно перестала напрягать, а лишь наоборот, стала уютной и такой желанной после нескольких часов работы с шумными детьми. Олежа достал телефон, откопав беседу с классом, и переслал туда фотографию из ежедневника с расписанием дополнительных, которую сделал еще на работе.
Вы:
Обществознания и биологии там нет. По общаге спросите завтра, а по биологии после уроков в понедельник и пятницу. Всем до завтра
Олежин день закончился в третьем часу ночи.
