Сексуальное образование

      Он стоял напротив двери, которая ничем не отличалась от других университетских дверей. На ней была табличка с номером кабинета и именем младшего научного сотрудника. На самом деле звали его вовсе не Джури.       Сойк постучал. Когда через несколько секунд никто не ответил, постучал громче. За дверью послышалась возня, что-то звякнуло, и она, наконец, открылась. Работник лаборатории казался моложе своих лет. Среди до серебра выбеленных витиевато уложенных волос поблескивали стекла лабораторных очков. Затянутая в латексную перчатку рука поправила вторую пару, находившуюся, где надо – на лице. – Добрый день, – поздоровался Сойк. – Могу ли я с вами поговорить? – По какому вопросу? – Я хотел обсудить вашу нынешнюю работу. – Она еще не закончена, следовательно, обсуждать здесь нечего. Прямо перед носом дверь закрылась. Он подождал некоторое время, не двигаясь с места, и постучал вновь. Едва ручка повернулась, он толкнул дверь от себя и бесцеремонно вошел в лабораторию. – Я прошу прощения, – как можно спокойнее попытался произнести он. Вышло из рук вон плохо. – Я очень прошу вас уделить мне немного времени. – Неужели? Сойк посмотрел расписание ученого, перед тем как прийти сюда. Он сбежал с последней пары на двадцать минут раньше, посчитав, что этого времени хватит, чтобы поговорить с Джури, и даже больше – решить, что говорить декану. Ему и в голову не пришло прокрутить варианты разговора заранее. Теперь он застыл, неприязненно глядя на того, к кому пришел за помощью, и прикидывал, как можно корректно ответить на едкое «неужели». – Если вас не затруднит, – наконец нашелся он. – Вы вломились в мой кабинет, а теперь требуете выслушать вас, я правильно понимаю? – Джури развернулся спиной к собеседнику, стягивая с рук перчатки. Вместо мусорного ведра он сложил их в карман белого халата. – Я прошу простить меня… – Зачем вы лжете? – перебил его ученый. - Простите? – Вы лжете. И это – третья ошибка за наш короткий разговор. Удивительно, как у вас еще есть друзья. – Боюсь… – Вы не боитесь. Ваши веки напряжены, зрачки расширены. Крылья вашего носа растягиваются, челюсть крепко сжата. Это признаки возбуждения, а не страха. Он прислонился бедром к лабораторному столу и сложил руки на груди. – Разница между стуком в дверь была около восьми секунд. Вы несдержанный. Сейчас верхняя прямая мышца ваших глаз напрягается, а носогубная складка разглажена. Вы удивлены. Но челюсти по-прежнему сжаты, как и шейная мускулатура. Вы не хотите здесь оставаться, но все еще здесь. Следовательно, вам что-то от меня надо. Сжатые в кулаки ладони говорят о том, что причина личная. Если бы вы пришли по чужой просьбе или поручению, с вероятностью в восемьдесят процентов вы бы скрестили их на груди или сложили за спину. Лично мы не знакомы, а я знаю всех нейробиологов университета. Не скажу наверняка, но предположу, что вы студент либо хирургического, либо стоматологического факультета. О! – он хитро прищурился. – Стоматология, верно? – не успел Сойк ответить, как тот продолжил: – Итак. Что же привело студента пятого курса стоматологического факультета ко мне в лабораторию? – Я… – Да не смотрите вы на эти часы. С момента, как вы зашли, не прошло и пяти минут, а вы уже всеми силами показываете, что куда-то спешите. Не слишком-то вежливо для человека, который нарушает личные границы других.       Сойк окончательно смутился и поспешно отвел взгляд от больших круглых часов, как назло висящих прямо над головой Джури. – Кажется, вы запутались в собственных ощущениях. При таком раскладе состоятельного диалога точно не выйдет. Так может, вы уйдете? – для пущей убедительности Джури кивнул на дверь. – Ваша наблюдательность, безусловно, поражает. Меня зовут Сойк, – он протянул раскрытую ладонь вперед. Она осталась проигнорированной. – Равно так же, как и ваша упертость. – Я слышал, что вы работаете над одним интересным проектом. – Об этом слышали все, я полагаю. Особенно при учете, что я говорю об этом каждую просветительскую лекцию. – Я хотел бы работать вместе с вами, – выпалил Сойк, окончательно теряя терпение. Он тут же пожалел об этом и успел ужаснуться собственной дерзости. Но с этим человеком просто невозможно было нормально разговаривать, или, в крайнем случае, понятие «нормально» было у него отличное от общепринятого. Джури склонил голову набок и обворожительно улыбнулся. Это движение лицевых мышц до неузнаваемости преобразило его лицо – внезапно он стал казаться еще моложе, и будто бы непосредственней. – Зачем? – Мне интересна эта тема. – Какая тема? – лукаво поинтересовался Джури. – Про половое просвещение.       Ученый улыбнулся шире, обнажая зубы. – Тема моего нынешнего исследования – это связь между пренатальной средой и гомосексуальностью. Она имеет мало общего с озвученной вами темой. – Это мне тоже интересно.       Внутренне Сойк готовил себя к провалу. Но не к тому, что чудаковатый ученый больше будет разговаривать сам с собой, чем с неожиданным визитером. Тем не менее, узнать тему его исследования следовало бы. Эта мысль не пришла в уставшую голову – за нынешнюю ночь он проспал не более трех часов. Внутренних ресурсов не хватало на объективные рассуждения. – Вы знали, что лицевая экспрессия, связанная с коррекцией активности разных мимических мышц, является отражением шести основных эмоций? – снова перевел тему Джури. Он вертел в руках черный маркер. – В основе этих эмоций лежат процессы, происходящие, по большей части, в лимбической системе, начиная с гипоталамуса. В нем расположены первичные центры положительных и отрицательных эмоций, соответствующие эффектам симпатической и парасимпатической систем. – Не знал. – Когда вы сказали «это мне тоже интересно», вы перевели взгляд с моего лица влево, а вы правша, переступили с ноги на ногу и прижали правую руку к бедру. Направленный в противоположную сторону взгляд, нервозность, попытка защититься – вы соврали. Вам совершенно неинтересна эта тема. Более того, следите за бровями. Уж больно они у вас экспрессивные. По бровям здорового молодого человека легко определить, какую из базовых эмоций он испытывает. Вы испугались.       Сойк вздохнул. – Мне жаль, что я отнял у вас время. – Вам не жаль, – Джури тоже вздохнул и отошел от стола. Когда Сойк уже поворачивал ручку двери, он неожиданно серьезно спросил: – Сколько предметов на прошлой сессии ты завалил? – Семь, – честно ответил Сойк. – Сдается мне, я не первый, кто пришел набиваться в соавторы. – Это так. Весьма иронично, но моя прежняя коллега по изучению пренатальной среды ушла в декретный отпуск. – Я уверен, вы справитесь сами, – сказал Сойк, и впервые за время нахождения в этом кабинете от него прозвучала правда – он искренне считал, что такому неадекватному человеку лучше работать в одиночку. – Удивительно, что эта история до сих пор актуальна, – пробормотал Джури. – Какая? – против воли вырвалось у Сойка. – Что я помог безалаберному студенту. – А это не так? – Только частично. Что ж, иди. Декан уже наверняка тебя ждет, – в конце этой фразы ученый несуразно хихикнул и маркер полетел в сторону. Он упал за пределами видимости Сойка. – Можешь сказать, что мы работаем в моей личной лаборатории. Здесь тебя ни разу не видели – начнутся вопросы и всякое такое.       Сойк медленно обернулся, проверяя – не очередная ли это издевка ученого? Но Джури смотрел на него совершенно серьезно, пряча лукавую улыбку в уголках губ и кивнув в ответ на его вопросительный взгляд. Смотрел он недобро, как задумавший гнусную шалость ребенок. – Иди уже. И следи за бровями. Все на лице написано. И все-таки младший научный сотрудник умел произвести впечатление – только такой вывод мог сделать для себя Сойк. Встреча с деканом, предполагающая неприятный ход беседы, извилистой рекой вывернулась в позитивное русло. При упоминании имени Джури – настоящего, естественно, – административное лицо словно подменили. Не надо было обладать знаниями и наблюдательностью ученого, чтобы понять отношение к нему руководства. О причинах такой приязни Сойк мог только догадываться, но сразу после выхода из кабинета, его голову заняли совершенно другие мысли. Бар «Ведьмина метла» представлял собой небольшое полуподвальное помещение, в котором постоянно витал фруктово-ягодный запах от кальяна и электронных сигарет. Он смешал в себе стили западной и восточной культур. После работы дизайнера заведение выглядело несколько сумбурно – это и было в нем элементом особенности. Отдавая дань названию, на стенах висели настоящие кованые подсвечники, однако свечи в них горели электронные. Облицовка стен декоративным кирпичом вкупе с широкими деревянными столами навевала мысли о средневековом трактире. В углу расположился огромный чугунный котел с дровами под ним. В этом котле Сойк регулярно менял воду, добавляя в нее эфирные масла и красители, ассоциируя для впечатлительных посетителей жидкость с ведьминым зельем. По своей конструкции котел напоминал неправильной формы ванну, и каждый день в пересменку в унитазах до первого смыва вода отливала всеми оттенками радуги. Но не смотря на эксклюзивность заведения, клиентурой бар похвастать не мог. Отчасти Сойк выбрал его местом работы по этой причине. «Метла» находилась едва не на окраине города. В двадцати минутах езды от нее красовалась табличка с наименованием соседнего города Тоёхаши. По этой причине Сойк выбирать ее местом работы не хотел, но, в конечном итоге, передумал и теперь шесть дней в неделю стоял за барной стойкой, проделав путь от стажера-официанта до бармена за четыре месяца. За это время он привык не только к работе как таковой, но и сумел приучить себя к долгим поездкам на метро и автобусе, вежливому общению с хамами и приторной улыбке, которую сам он терпеть не мог, но которая отчего-то устраивала начальство, удивительно стойкое ко всем проявлениям искусственности. Было практически пусто. За дальним столиком расположилась компания из трех девушек с кислотно-яркими волосами и острыми длинными ногтями. Через два стола от них, обнимаясь, сидела пара влюбленных. Парню было явно неуютно. – Могу поспорить, что он надеется, что она ему даст, причем сегодня же, - хмыкнул официант, остановившись рядом с Сойком. – И также могу поспорить, что она не даст. – С твоей склонностью спорить и заключать пари тебе больше подошла бы должность крупье, Такаши. - Возможно. Но я далек от Лас-Вегаса ровно также, как и этот несчастный от белья своей спутницы. – Откуда такая уверенность? – Да по ним же видно. – Чего там видно… – То, что она пытается поднять заниженную самооценку, убитую одноклассницами с менее кривыми ногами, а он уже готовит красочную историю для своих дружков-задротов. – Не слишком ли быстро ты вешаешь ярлыки? – Поработай с мое в обслуживающем персонале и не такие будешь навешивать, – хмыкнул Такаши, аккуратно ставя на поднос два коктейля. Больше заказов не было. Потерев переносицу средним и указательным пальцами, Сойк опустился на стул, возвращаясь к заданной Джури теме. Он боролся с собой три дня – ровно на столько хватило его совести, перед тем как снова оказаться перед светлой дверью с именем своего спасителя. В этот раз он не стал ждать приглашения, заходя в лабораторию сразу после короткого стука. Не успев поздороваться, он услышал задорный голос ученого: – А я все гадал, придешь ты или нет. – Если бы не пришел, то вы бы сдали меня с потрохами и вероятность вылететь точно стала бы стопроцентной. – Это ты верно заметил. – Так чем я могу быть полезен? – Объективно? Ничем. Но я предусмотрительно придумал тебе задание, - Джури оторвался от своего дела, чуть откатившись на стуле от стола. При ближайшем рассмотрении оказалось, что тот был занят опытом: на стекле лежала склизкая смесь живой ткани, а рядом – несколько проводков. С чем конкретно проходит эксперимент узнавать не хотелось. – Итак, – он воодушевленно поднял руки. Кончики пальцев, плотно закрытые перчатками, были покрыты ало-бордовой смесью. – Мастурбация. – Мастурбация? – Мастурбация. Но не та, которой ты занимаешься вечерами для лучшего сна. А то, как мастурбация влияет на развитие плода на протяжении всей беременности. И то, может ли мужская мастурбация незадолго до времени зачатия влиять на зиготу. – Э-э… – Лично мне кажется, что нет. И все эти разговоры не имеют под собой никакого обоснования, но как можно быть уверенным, если нет статистических данных? На одной уверенности научную работу не напишешь. На языке у Сойка крутилось с десяток саркастичных ответов. Он вовремя прикусил его – в этот момент Джури повернулся к нему и внимательно посмотрел прямо в глаза. Выдержать этот взгляд показалось важным – насупившись, Сойк не менее придирчиво смотрел в ответ, пока, наконец, не кивнул. – Я вас понял. К этому стоило добавить, что в эмбриологии он ничего не смыслит. Что сама тема кажется абсурдной и не стоящей внимания. И вообще, что в сознание закралась крамольная мысль о том, что Джури попросту издевается над ним, но Сойк промолчал. В крайнем случае, ученый ведь неплохо читал по лицу? А своего отношения к затее Сойк не скрывал. – Вот и ладушки, – заключил Джури. – Тема плевая, до завтра справишься? И бога ради, не смотри никаких блогеров. Найди достоверную информацию от научного сообщества. На щеках заходили желваки. Сегодня у него была смена в баре, а завтра с утра важные пары, пропускать которые было бы крайне нежелательно, тем более из-за изучения подобного рода бреда. Самым логичным решением было попросить отсрочку, поэтому Сойк сказал: – Справлюсь. – Отлично, – кивнул Джури и вновь склонился над лабораторным стеклом, – в таком случае, до завтра. Времени на то, чтобы упрекать себя и грызть за данный ответ, не было. Ровно также, как и на полноценный поход в библиотеку. Сойк набрал книг, которые, по его представлению, должны были хоть как-то связаны с заданием. Не попрощавшись с друзьями, он оставил автомобиль около жалкого подобия дома, в котором имел несчастье жить последние полгода, и бегом припустил к метро, опасаясь опоздать к началу своей смены. За час езды он успел пролистать все взятые материалы, но ничего относящегося к нужной теме не нашел. Оставалось уповать на интернет, но время шло, а ничего толкового он обнаружить не мог. – Что читаешь? – поинтересовался Такаши, вернувшийся от столика с девушками. – По учебе. – Рассмотрел я этих девиц, – будто бы не слыша его, продолжил коллега, – одна из них ничего такая, как по мне. А тебе как? Сойк нехотя посмотрел на посетительниц. У той, что сидела у окна, были ярко-розовые волосы. Она сидела спиной, а потому оценить пришлось только ссутуленные плечи. Две другие, сидевшие напротив, по мнению Сойка не сильно друг от друга отличались – кричащий макияж делал их идентичными моде. Оценил их он совершенно равнодушно. – Никак. – Да ладно тебе. Та, рыженькая, вполне себе неплоха. – Возможно. – Слушай, тебе вообще девки-то нравятся? – усмехнулся Такаши. – Сколько к тебе клеилось за это время – всех отшил. Может, ты по ту сторону баррикад? – Ты бы за гостями так следил, как за тем, кто мне нравится. – А ты то темы-то не уходи, – вцепился в него официант. – По мужикам, да? Сойк тряхнул головой, заправляя прядь длинных смоляных волос за ухо. – Нет, не по мужикам. – Странный ты какой-то, знаешь ли, – после недолгих раздумий произнес Такаши, – ни бабы тебе не по нраву, ни мужики. Как время-то проводишь? – С пользой.       «Расстройства сексуального предпочтения (парафилия) как фактор суицидального поведения» – гласила тема очередной статьи. Сойк смазано порадовался, что Такаши не удосужился заглянуть в экран телефона.       «Формирование современной концепции сексуальности» – называлась следующая статья. Поиск по ключевым словам результат давал примерно такой же, как и взятые в библиотеке книги.       «Проблемы классификации половых расстройств (расстройств половой идентификации, сексуальных предпочтений и половых дисфункций)», – наткнулся он на статью, которую сам читал более пяти лет назад. В те годы Сойки искал ответы на личные вопросы, но чего добивался Джури? Возможно, его интерес к данной теме был вызван собственной ориентацией, которую он хотел понять как ученый? Однако, тема гомосексуальности в современных реалиях уже не так актуальна, как, например, во время секс-революции шестидесятых годов или начала нулевых, когда большинство расстройств исключили из списка международной классификации заболеваний.       К любой теме, связанной с сексом и сексуальности Сойк относился равнодушно. Первичный страх отличия от других с годами сошел на нет, многочисленные заключения врачей о полном порядке со здоровьем теперь скорее успокаивали, чем вызывали недовольство и сомнения в компетентности специалистов. Понятие «секс» не будоражило сознание, а изучение материалов по теме вызывало не больше отклика в душе, чем лекарственные особенности одуванчика.       В течении двух часов, совершенно необычным образом для вечера среды бар заполнился гостями. Перманентно гудящая на фоне недосыпа голова разболелась еще сильнее от музыки, шума и всплесков смеха. До конца смены разбилось пять стаканов и две рюмки, стоимость которых, безусловно, будет вычтена из месячной зарплаты. Между вторым и третьим зазвонил телефон, и прочитав имя на дисплее, Сойк задел и уронил следующую рюмку. Исказившая его черты злость тоже могла бы стать причиной штрафа. Такаши сновал между столиками, явно чувствуя себя гораздо более увереннее его самого, очаровательно шутил и флиртовал с девушками и грубовато шутил с парнями. На памяти Сойка коллеге несколько раз предлагали должность бармена, но тот только отнекивался, говоря, что без общения с людьми «загнется окончательно». В некотором роде его поведение можно было расценивать как побег от одиночества. – Та рыжая красотка оставила мне номер, – улыбаясь, проинформировал Такаши, подлетая к барной стойке. – Космополитен и Дайкири. – Принято. – И что ты, даже не поздравишь меня? – Тебе оставляют номера каждый день по нескольку раз. Ты хоть раз звонил? – Естественно, нет. Для меня это как пари с самим собой – чем больше соберу номеров, тем лучше. – Кому лучше? – спросил Сойк, добавляя лаймовый сок в ром. – Всем лучше, мой мрачноватый друг. Им приятно от того, что ими интересуются, мне приятно, что интересуются мной. – А что потом? – А зачем такой форме какое-то там «потом»? – Возможно, та рыжая будет ждать от тебя сообщения. Не дождется и спрыгнет с крыши. Вот и будет тебе «потом». – В любом случае я об этом не узнаю. А если и узнаю, то кто сказал, что причина действительно будет во мне? Может, ее из дома выгнали или ВИЧ обнаружили, а я просто к месту пришелся. – Или не к месту. – Или нет, – кивнул тот в ответ. – Но кто я такой, чтобы брать на себя такую ответственность? Мы не умеем копаться в чужой голове, и слава богу. До тех пор, пока человек не сказал сам о причинах – нет повода переживать. – Да ты и после сказанного переживать не будешь, – рассмеялся Сойк, передавая ему коктейльные бокалы на длинных ножках. – Не буду, – вернул ему улыбку Такаши. – Нет ничего плохо в том, чтобы получать то, что тебе нужно. – Это прямо твой манифест. – Это мог быть всеобщий манифест, если бы людям хватило честности признать это. Когда часы показывали два часа ночи Сойку, едва хватало сил на то чтобы просто стоять. Менее всего наа свете ему хотелось считать смету вечера и измерять количество напитков, оставшееся в бутылках. Наверняка он выглядел откровенно жалко, так, что Такаши дружелюбно предложил провести неприятную процедуру за него и чуть не взашей вытолкал его на улицу. Второпях Сойк направился к автобусной остановке, чтобы успеть на предпоследний поезд – обычно он уезжал на последнем и, к счастью, успел. Глаза предательски слипались. Он прислонился виском к прохладному стеклу, порадовался относительно ровной дороге и разрешил себе отдохнуть. Позади него переговаривались двое парней, их эмоционально окрашенный разговор мог раздражать, если бы на это хватало сил. Двенадцать квадратных метров, которые считались его домом по договору аренды, усугубили плохое настроение. Он все еще не свыкся с теснотой и плохой звукоизоляцией. Белый слой пыли покрывал все поверхности. Несколько пар дизайнерской обуви, как попало затолканные под шкаф, разобранный футон, грязная посуда в мойке выдавали несостоятельность Сойка как хозяина. Неоновый свет лав-отеля напротив окон квартиры заливал пространство розовым. В углах серо-белых стен темнела паутина. Наутро он, игнорируя единственное в квартире зеркало, наскоро принял душ и уже через пятнадцать минут после пробуждения заводил автомобиль. Датчик бензина мигнул красным. За прошедшее время он научился ездить по правилам не только в местах, где стояли камеры – спокойное вождение экономило топливо. Первая пара – челюстно-лицевая хирургия. Важный предмет, по которому в конце семестра должен состояться экзамен. Лектор, пожилой дородный мужчина, во время обучения увлекал студентов крайне редко, и уже который раз Сойк дремал на последних рядах. В его конспектах последняя дата стояла недельной давности. На эпидемиологии он встретился с Ледой. Друг выглядел обеспокоенно, но поговорить об этом толком не удалось. Возможно, мысли будущего терапевта были заняты предстоящей свадьбой, и нутра Сойка коснулось неприятное чувство – перед столь важным событием он никак не поддерживал жениха и не интересовался приготовлениями, несмотря на то что сам занимал там не последнюю роль. Но самым неприятным было снова оказаться перед бежевой дверью младшего научного сотрудника. – Добрый день. – Здравствуй-здравствуй. – Как у вас дела? – спросил Сойк и тут же усмехнулся собственному вопросу. – Важнее знать, как дела у тебя, – в ставшей уже привычной насмешливой манере спросил ученый. – Или даже: как дела у нас. Как у нас дела с мастурбацией? – При отсутствии патологий мастурбация может считаться даже полезной для матери и ребенка. Сокращение мышц ускоряет кровообращение и улучшает приток кислорода к плаценте, что благоприятно сказывается на развитии плода. – Первая ссылка в поисковике, форум для беременных? – усмехнулся Джури. – Это давно известный факт. Норадреналин и пролактин – их избыток негативно влияет на развитие центральной нервной системы в первом триместре. Что-нибудь об этом? – Ничего, – выдохнул Сойк. Джури стоял к нему спиной, не удосужившись повернуться, а так называемый соавтор чувствовал себя куда более паршиво, чем перед деканом за недавним разговором. – А что насчет состава эякулята после недавнего семяизвержения? Есть различия? – Я не знаю, – честно ответил Сойк. Хуже вроде бы быть не могло, но тут ученый все-таки обернулся. Уставившись в пол и испытывая смесь эмоций, жадно сжирающую последние ресурсы организма, он подавил в себе желание обхватить собственные плечи руками. – Бесконечно жаль, – сказал Джури. Спусковой крючок. Идентичная интонация мгновенно вернула Сойка в детство, перед глазами заплясали картинки прошлого, обрывки воспоминаний, тысячи ситуаций с повторением «бесконечно жаль». Нарастал противный писк в ушах. Подступивший к горлу ком не давал дышать, не давал глотать. Рот наполнился вязкой слюной с кисловатым привкусом. Узор паркета, запах дезинфицирующего средства, белые носки стоящего перед ним человека, поднять взгляд на которого так и не хватило сил, – он снова был там. Вытесняющий обиду страх, смешанный с чувством вины, проявлялся в потряхивании пальцев. Остекленевший взгляд, направленный вниз, скрывал каскад иссиня-черных волос. – Впрочем, это не слишком важно, – тихо добавил ученый. – Как я уже сказал вчера, мне самому это не кажется реалистичным. Если такой эффект и есть, то он незначителен. Перед Сойком оказался прозрачный стакан, наполовину наполненный водой. Оглушающая тишина давила. Жидкость, выпитая в несколько жадных глотков, освежила и сознание, и полость рта. Он нашарил рукой спинку стула позади и устало опустился на сиденье, чудом не промазав мимо. Давящая боль в груди не отступала, разрастаясь, сжимая ребра. Он слышал, как бьется сердце – пульс стучал в ушах, бухал, и слова Джури доносились будто через толщу воды. Напряженные мышцы кисти сжали второй, только что поднесенный стакан воды. – Мне тоже очень жаль, – прокаркал Сойк. – Это была плохая затея, прошу простить меня за потраченное время. – Будет логичнее, если мы приступим сразу к основным разделам. Сойк уставился вниз, но периферическим зрением заметил движение. Ученый обогнул лабораторный стол и снял очки. На бормотание новоиспеченного соавтора никакого внимания он не обратил. – Строение мозга, конечно, в первую очередь. Система связей в миндалевидном теле. Я читал исследования о том, что связь между миндалиной и эмоциональными центрами сильнее у гомосексуалов, нежели у гетеро-мужчин, у которых, как правило, более крепкая связь с системой двигательной. Было несколько хороших статей, но я их не сохранил. Естественно, данные выводы основаны на весьма небольшой выборке, но хоть какие-то исследования лучше совсем никаких… Хм. Джури потер указательным и средним пальцами переносицу. – И лучше бы они были в бумажном или хотя бы электронном варианте. Напиши мне свою почту. И оставь номера телефонов и вообще все, что можно использовать как средство связи. Поднять голову, чтобы переспросить, Сойк не смог. Вместо этого он достал телефон, негнущимися пальцами вводя пароль. – Продиктуйте ваш номер, я напишу… Все. – Лучше я сам, – Джури выхватил чужой мобильник, удивительно быстро вбивая данные. – Все. Свяжемся позже. Он отвернулся к монитору, плюхнулся в кресло и уже через мгновение начал клацать мышью. Дыхание удалось восстановить только в холле главного корпуса. Перед собой Сойк все еще видел мелькающие, расплывающиеся цветные пятна. Комок в горле не желал проваливаться внутрь, пришлось потратиться на банку холодного кофе. Правую ногу свело неясным, с трудом распознаваемым спазмом, не болезненным, но неприятным. – Кто тут у нас! Хлопок по плечу едва не сбил с ног. – Выглядишь еще более паршиво чем обычно. – Да у тебя талант замечать очевидные вещи. – Меня разбирает любопытство от того, что творится в твоей жизни. Расскажешь другу? – Нет. – Как грубо. – Мне пора, – трусливо пробубнил Сойк. Кейта нахмурился. В его чертах не было тревоги или даже намека на обеспокоенность, лишь разочарование от неудовлетворенного интереса. – Слушай, может ты и пытаешься показаться загадочным и неприступным, но оставил бы это тупорылым девкам, а не строил из себя хрен пойми кого. – Приму к сведению твой безусловно дельный совет. – Обязательно прими. На этом моменте разговор мог быть окончен, если бы не подошедший староста. Вероятно, прозвенел звонок, которого Сойк не услышал. Он сомневался, что садиться за руль сейчас хорошая идея. Наличие рядом сокурсников сжало руки в кулаки, заставило растянуть губы в улыбке. Настоящее резковато хлынуло обратно к органам осязания – внезапно все стало слишком ярко, громко, тревожно. – О, Сойк. Видел твое имя на стенде научных работ. Полагаю, с этим можно поздравить. Леда широко и ясно улыбнулся. Он вообще представлял собой сочетание редчайших качеств – доброты и дружелюбия. Порой он казался не до конца человеком или хотя бы не до конца нормальным человеком. Но Леда был приятно необычен, в отличие от ученого. – Медицины мало, что ли? В науку потащило? – Да что с тобой последнее время? – возмутился Леда. – Не люблю позеров, – хмыкнул Кейта в ответ. – Сойк теперь работает с Джури, далеко не последним человеком в университете. Соавторство с ним положительно скажется на его будущем резюме. – Твоя чертова прагматичность до примитивности скучна. И как только Мия согласилась за тебя выйти. Кстати об этом – я не смогу прийти на ваше торжество. Уезжаю. – Но я хотел бы тебя видеть на собственной свадьбе, – ничуть не обиделся Леда. – Может, ты все же передумаешь? – Подумайте: вы с Мией на самом деле не хотите, чтобы я пришел, правда? Мне нужно быть под воздействием наркотических препаратов уже только для того, чтобы прийти. Я буду пьян, я буду скучать, не говоря уже о том, что буду выглядеть лучше, чем невеста. Я оскорблю всех присутствующих, я прерву церемонию танцем на столе, неизбежно перетрахаю всех симпатичных девок: лесбиянок, натуралок и неопределившихся. И, наконец, я засну голый, ворча о дешевой выпивке. Вы потеряете достоинство, друзей и последнюю рубашку, расплачиваясь за ущерб. Черт, я вам одолжение делаю, уезжая из города... — Счастливого пути! – вмешался Сойк. Людской поток плавно обтекал их, направляясь к выходу из университета. – Что ж. Сойк, еще раз поздравляю с соавторством. Уверен, ты со всем справишься. Я слышал о Джури много хороших вещей, хоть лично и не знаком. В следующем семестре он будет преподавать моей группе, и это дико интересно, – сказал Леда. – Джури? – переспросил Кейта. – Знакомое имя. Кто это? – Он вел просветительскую лекцию. – Какую? А-а… А! Твою мать, Сойк, ты нынче с пидорами трешься? – Отвали. – Вот это новости. Не ожидал от тебя. – Бесконечно жаль, что не оправдал твоих ожиданий. Которые, вообще-то, являются сугубо твоими и меня никак не касаются. – Ох, как официально! Это твой дружок педераст научил таким высокопарным ответам? – Не говори так. – Что за защита? Что он такого сделал? Отсосал тебе? Или сразу подставился? – Парни, – попытался вмешаться Леда. Его не услышали. – Угомонись, Кейта, ты переходишь границы. – Какие, нахрен, границы? Я общался с тобой почти пять лет, а теперь ты на побегушках у какого-то… извращенца! Захватывающая злоба поднялась с низа живота и хотела вырваться ударом. Вовремя Сойк остановил себя, закусил внутреннюю сторону щеки и, круто развернувшись, отправился к выходу. – Сказать нечего, да? Вот и вали! – крикнул вслед Кейта. Обернувшись, он разглядел, как Леда с ним отчаянно спорит. Уличный воздух, терпкий и душный, обволок его, вытягивая последние силы. Отъезжая от здания, он почти зацепил соседний автомобиль. Десятиминутная дорога до дома показалась бесконечной.