Сексуальное образование

– Выборка крайне мала, – сказал Джури. Он бегал глазами по страницам с немыслимой скоростью. Со стороны казалось, будто тот и не читал вовсе, а просто кивал отдельным мыслям в собственной голове. – Но это именно то, что я хотел увидеть! «Гомосексуальность является врожденной» , – звучит довольно грубо. Но прямота вывода достойна как минимум уважения. Смело, смело. Сойк потупил взгляд. Если бы кто-то зашел в лабораторию, то мог бы сделать вывод, будто Сойк – очередной нерадивый студент, принесший работу с ошибками. Вывод был бы неверным, но и кроме них в помещении никого не было. – Большее количество нейронных связей в миндалевидном теле левого полушария. Разница когнитивных способностей. Само собой… Хм. Джури вместе с распечатанными листами прошелся вдоль стола и обратно. – Но нигде нет ответа на вопрос: когда? Когда происходит это формирование? Какая неделя беременности? Он почесал кончик носа и улыбнулся сам себе. – Тем не менее, отлично! Да, хорошо. – Я нашел еще кое-что. Смотрите… – М-м? – ученый цепко выхватил бумаги. – «Когда мы говорим о том, что сексуальная ориентация может быть врожденной, мы имеем ввиду, что врожденность – это не только гены, но и условия беременности. В этом исследовании речь пойдет о физиологических различиях, а точнее – о реакции на запахи гомосексуальных и гетеросексуальных мужчин на основании компьютерной томограммы». Неожиданно Джури замолк. За время, что он читал уже про себя, Сойк успел искусать губы и до крови прикусить щеку изнутри. Уставившись на настенные часы, он тут же отругал себя за это, вспоминая сделанное при первой встрече замечание. – Замечательно, – резюмировал Джури вполне будничным тоном. Подобным тоном говорят о том, что ели на завтрак или о скучном вечере. В таком тоне нет ни намека на похвалу. Но странная улыбка коснулась губ Сойка, сразу же прячась в грубых заломах рта. Не решаясь смотреть в лицо ученого, Сойк зацепился взглядом за его руки. Легкими, как снежные хлопья, движениями, Джури перелистывал страницы. Тонкая кисть, обтянутая полупрозрачной кожей, с такими же тонкими длинными пальцами, миндалевидной формы чистыми ногтями, поглотила все его внимание и не давала свободы мысли. Голубела венка на узловатой костяшке указательного пальца, пястные кости выступали и прятались от каждого движения. Такие руки подошли бы художнику. Сойк был совсем юным, когда впервые увидел картину «Сотворение мира», и когда он в подробностях разглядел Бога, дающего жизнь Адаму, образ этот сразу и навсегда остался в его сознании, но и образ этот не шел ни в какое сравнение с элегантностью рук ученого. Исполненные выразительности и творческой силы, как признак насмешки над грубым трудом и символ умственной деятельности. Тишину и любование разорвала стандартная мелодия вызова. Протянутая нить напряжения лопнула, оставляя флер разочарования, когда Сойк потянулся к телефону. Увидев высветившееся имя, он дернулся как от удара током и сбросил звонок. – Извините. – Ничего. – Я знаю, что это исследование не имеет никакого отношения к заданной теме. Джури обернулся и поправил сползшие на кончик носа очки. Его левая бровь выгнулась. – Я весь внимание. – Эта тема раскрывает более поздние сроки. Уже даже после пубертата, но я подумал… Подумал, что это тоже может быть полезным. Отделы мозга, отвечающие за обоняние, такие как миндалина и далее – корковый центр в височных долях, реагируют на запахи более интенсивно. Распознавание происходит более быстро, соответственно, реакция на запах появляется быстрее. Под внимательным взглядом Сойк окончательно стушевался. – Наверное, это не важно. Младший научный сотрудник отложил листы на ровную гладкую столешницу и сложил руки на груди. – Что ты сейчас делаешь? – Простите? – Что ты сейчас делаешь? – Стою, – нервно усмехнулся Сойк после недолгой паузы. – Говорю. – Разве? – Кажется, я вас не… – Зачем ты пытаешься убедить меня в том, что твой труд не стоит внимания? – Но эта информация действительно не относится к делу. – Чем важно обесценивать собственные старания? – Простите? – Не прощаю. Ничего у нас не выйдет, если я все буду повторять по два раза. – Я не обесцениваю. – Зачем ты принес это исследование? – Думал, что оно может быть полезным. – Зачем тогда сказал, что оно неважное? У Джури определенно талант ставить человека в логические тупики, – так решил для себя Сойк. – Я… Мне стало неловко. – Почему? – Я мало что смыслю в этой теме. – Тогда что ты тут делаешь? Ответ на этот вопрос нашелся не сразу. Снова повисла неловкая пауза. Джури не был той личностью, в чьей компании легко молчать. – Пытаюсь не вылететь из университета. – Для такой откровенной честности у тебя маловато уверенности в себе. – Обычно ее в достатке. – А чем необычен я? – Всем, – ляпнул Сойк, прежде чем успел подумать. – Клишированный ярлык, – фыркнул Джури. – И часто ты делаешь выводы о человеке, ничего о нем не зная? – Первый вывод обычно самый правильный. – Это откуда такая статистика? – Из жизненного опыта. – Представить не смею, как много хороших людей ты упустил в своей жизни, основываясь на таком опыте. – Так я же упустил, чего вам-то представлять. – Зубастый, – усмехнулся Джури. У ученого была невероятно выразительная мимика. Эта злая улыбка, которую Сойк наблюдал уже не первый раз, не шла его миловидным чертам. Она, как у избалованных, капризных детей, выражала осознание всех своих недостатков, от которых он не считал нужным избавиться. Улыбка эта, непохожая ни на одну другую из виденных Сойком, придавала ему вид превосходный, даже несколько высокомерный. Но отчего-то от этого она становилась неприятной. Скорее пугающей, заставляющей сердце сначала замереть, а затем забиться чаще. – Простите. – Не прощаю. И что теперь? Некоторое время они помолчали. – Ладно. Оставим подобные разговоры на потом. Сейчас обсудим более важные моменты – рабочие. Я уже подал тебя в документации как соавтора. – Я видел. – Замечательно. Итак, на данном этапе я представляю наше сотрудничество следующим образом. Звук открывающегося маркера. Джури подошел к доске, выводя текст неровными нервными штрихами. – Любая научная работа состоит из введения, основной части и заключения. Само собой, имеются еще титульные листы, содержание, литература, но это уже не так важно. Введение уже написано. Я раскрыл тему, обосновал ее актуальность и все такое прочее, и сейчас главное – исследования. Как можно больше четкой статистики, таблиц и схем. – Хорошо. – Предлагаю следующее: я даю тебе задание, ты находишь информацию. А ее обработкой и анализом я займусь сам. Уверен, тебе не доводилось писать даже статей. – Вы правы. – Еще бы. Впрочем, это не имеет значения. Максимально простая схема – с тебя часть информации, с меня – все остальное. – Я понял. Глаза ученого недобро блеснули. – С тобой тяжело работать. Сойк набрал в грудь рекордное количество воздуха. Раздражение проявило себя в стискивании зубов. – Я ведь со всем соглашаюсь. – В этом-то и проблема. Ни своего мнения, ни предложений, никакого полета фантазии. Тело отреагировало быстрее разума – Сойк вскочил на ноги, вцепившись в собственное бедро ногтями. – Вы меня оскорбляете. – Именно. Вдох. Выдох. Вдох. – Более того, тебе не хватает сил спросить «почему?». На каком основании этот наглый выскочка так обращается ко мне? Просто верх невоспитанности и грубости. Что сдерживает тебя? – Мое зависимое положение. – Мимо. Я сказал, что внес тебя в список соавторов. Ты сказал, что видел это. Значит, либо ты не посмотрел на дату сдачи, либо соврал. – Я не насколько плохо воспитан, чтобы срываться в ответ. – Мимо. Хорошее воспитание подразумевает четкое выставление собственных границ. А тебя можно уязвить со всех сторон. – Я не из тех людей, кто ведется на подобные провокации. – Мимо. Ты вполне себе реагируешь, но пытаешься задавить реакции в себе. Так что тебя воспитали скорее не хорошим, а забитым. Сойк захлебнулся вдохом. – Да чего вы хотите? – Адекватности от научного сообщества. Совершенно бесполезное правило о том, что авторов у работы должно быть не менее двух. И у меня даже кота нет*. – Можете сделать все сами. – Я думал об этом, – не обратил внимания на едкий тон ученый. – Но увы, презентовать работу надо будет тоже вместе. – Могу прочитать ее перед выходом на сцену. – Да неужели? Спасибо и на том. Джури вернулся к росписям на доске, задумчиво покусывая кончик маркера. В клетке в углу запищали мыши. – Чего вы хотите от меня? – А вот это куда более правильный вопрос, если не брать во внимание то, что я ответил на него двумя минутами ранее. – С вами невозможно нормально разговаривать. – Нормально? А что значит нормально? По Фрейду норма ненормальна сама по себе. Совершенно нормальный человек у него приравнивается к конченному извращенцу. С такого ракурса даже хорошо, что со мной нельзя нормально разговаривать. – Зачем вы так методично стараетесь вывести меня из себя? – Не стараюсь. Нет моей вины в том, что ты так реагируешь. – Я вас и не обвинял. – А я и не говорил, что обвинял. Я сказал, что даже если ты хоть на секунду допустишь мысль о том, чтобы меня обвинить, это будет уже неверно. – Да откуда вы знаете, какие мысли я допускаю? – Я говорил, что тебе следует следить за бровями? – Так себе из вас ученый, если верите в физиогномику! – А кто сказал, что я верю? – Да это просто невыносимо! – взорвался Сойк. – Прекратите так себя вести! – Как? Формулируй свои желания четче. – Вы понимаете, о чем я. – Вообще не понимаю. – Так, все. Хватит. – И что? Опять сбежишь? – усмехнулся Джури. Сойк круто развернулся и сделал шаг назад, возвращаясь на место. Неосознанно сделанный шаг действительно выдавал попытку к бегству. – У вас явные беды с головой, – выдал он. – Определенно это так, – кивнул Джури. – Итак, что мы имеем? Есть научный труд, за который я рассчитываю получить премию и, может, даже грант. Есть я, талантливый сотрудник университета. Есть ты, который по стечению обстоятельств оказался здесь. Но и минуты ты не можешь провести без обид, преддверий панических атак или отвратительного тебе самому согласия. Напрашивается вывод, что у тебя бед с головой куда больше. – По крайней мере я не кидаюсь на людей с ненужными выводами, граничащими с оскорблениями. – И это хорошо? – Всяко лучше вашего. – И кто так решил? – Все. – А что решил ты? По мнению Сойка этот разговор больше походил на низкосортную комедию. Но самым неприятным было то, что достойный ответ никак не приходил на ум, и оставалось только защищаться от потока нападок. Младший научный сотрудник отвлекся от доски и смотрел на него. Выражение лица его было нечитаемым. Разбег от похвалы, отчего-то желанной и очень приятной, до доведения до бешенства остался непонятым Сойком. Когда-то он слышал, что все великие умы были не от мира сего, и Джури вполне вписывался в эту теорию. Но на удивление для него самого, он не испытывал злости по отношению к ученому. Отчаянно казалось, что до него что-то пытаются донести, а он все никак не может понять, что именно. – Причем здесь я вообще? Мы говорим про общепринятые нормы. – В условиях современности все общепринятые нормы максимально условны. – Вот только не надо еще и социологии. Разговор о… – слово «нас» было проглочено, – о сложившейся ситуации. Мне не нравится, как вы разговариваете со мной. Джури замер. – А как мне с тобой разговаривать? – тихо спросил он. – Нормально. – Как это «нормально»? – Для начала перестать бросаться в меня выводами и делать вид, что знаете меня лучше меня самого. – А ты сам-то себя знаешь? – Довольно. – Ладно, – неожиданно согласился ученый, – ты прав. – Чего? – туповато переспросил Сойк. – Я пересмотрю главы и отправлю тебе список необходимой информации. Сегодня ты показал хороший результат и очень помог мне. – Чего? – Тебя устроит срок в неделю? Сойк нечленораздельно промычал что-то в ответ. – Тогда до встречи. Или можешь просто отправить мне все, что нашел. Сойк кивнул. Замечено это было или нет, он не разглядел и вышел из лаборатории, чувствуя себя бесконечно уставшим. Но день не заканчивался на тяжелой беседе – впереди маячили экзамены, провал на которых не выправил бы не то что токсичный ученый, а сам господь бог. При условии его существования, конечно. Университетская библиотека располагалась на четвертом этаже. Не самый продуманный ход – каждое начало семестра сновали туда-сюда помощники библиотекаря, пополняя имеющиеся запасы. Библиотека была просторной и очень светлой, с длинными рядами шкафов из бежевого дерева. Однако рассчитанная на умиротворение атмосфера на Сойка давила. Он нашел в себе силы признаться хотя бы самому себе, что заниматься не хочется. Учить наизусть информацию, которая вылетит из головы сразу же после экзамена, выглядело пустой тратой времени и сил. Если бы Сойка спросили, будет ли он работать по профессии после окончания высшего учебного заведения, то он с уверенностью дал бы отрицательный ответ. Но никто не спрашивал, так как предполагалось, что семь лет обучения не должны быть потрачены в пустую. Современность претила Сойку. Он приходил в университет каждый день, сам не зная зачем, и не находил здесь ничего кроме бесконечной скуки. Первые два года погрязли в самообмане, но с каждой неинтересной парой, с каждым выматывающим зачетом, становилось все более ясно – ему не хочется. Странное дело – признаться в чем-то, что может хоть как-то видоизменить привычный образ жизни, оказывается невероятно сложно. Общество, мнение которого сказывалось на каждой отдельно взятой личности, влияло, напористо ломая желания, мечты и любые попытки самовыражения. Сойк видел людей, замещающих истинные интересы чужеродным давлением каждый день, и не без иронии отдавал себе отчет, что сам стал таким же. Он не давал себе поблажек и не искал ответов на риторические вопросы, когда-то давным-давно научившись принимать реальность такой, как она есть. Не покидало ощущение, что если он сейчас разуверится хоть в чем-нибудь, то вся его жизнь рухнет. Такова была его жизнь, он не знал и не хотел знать другой. Порой, бывало, закрадется мысль в подкорку головного мозга о переменах, но мысли эти представлялись ему крамольными, неправильными по сути своей. Он собрал необходимые учебники. Если не опираться на конспекты, то подготовка к экзаменам походила больше на лотерею. Упрямо вчитываясь в текст, Сойк постоянно отвлекался на посторонние шумы, и все раздражало его – от перелистывания страниц до шмыганья носом. Раздражение росло, занимая все пространство грудной клетки. Руки непроизвольно сжимались в кулаки. Два карандаша неосознанно оказались переломаны пополам. А вот Леда был замечен, едва переступил порог библиотеки. В рыжих волосах играли лучи закатного солнца, словно бы тянувшиеся к старосте сами через панорамные окна. Сойк слышал, что по походке человека можно многое о нем сказать. Он улыбнулся собственным мыслям и задумчиво наблюдал за другом: Леда шел удивительно легко, скорее плыл, и не было в движениях его резкости и порывистости, свойственной Джури. Каждый шаг его был предсказуем. Вот он облокотился на стойку, флиртуя с библиотекарем пожилого возраста, чьи губы растянулись в улыбке. Небрежным движением заправил прядь волос за ухо, пошутил и в воздухе разлился его серебряный смех. Леда восхищал. В первую очередь, своей уверенностью. Он заметил Сойка, когда тот уже несколько минут сверлил того взглядом. – Привет. – Здравствуй, – ответил Леда шепотом, подсаживаясь за стол. – Как дела? – Пытаюсь готовиться. – Ключевое слово – пытаюсь? – Именно, – усмехнулся Сойк. – Как продвигается подготовка к свадьбе? – Идет. Я и представить не мог, что столько всего надо учесть. Хорошо хоть выпадает на свободное от учебы время. – Сочувствую. – Да на самом деле нечему. Хотелось бы верить, что это единственный подобный опыт в моей жизни и хочется испытать его достойно. – М-м. – Когда поедем примерять костюмы? – Вы не передумали насчет красных галстуков? – Не-а. – Вот черт. Они тихо рассмеялись. – Жаль, что Кейты не будет. – Да знаешь, оно и к лучшему. Мия его терпеть не может, и порой я с ней солидарен. Последнее время ему просто крышу сносит, – Леда поморщился. – Не знаешь почему? – Понятия не имею и даже спрашивать не хочу. – А пробовал? – Увы. – И что? – Послал. – Придурок. – Ну, это его выбор. Хочет вести себя как говнюк – пожалуйста. На самом деле мы оба знали, что если бы он и пришел на мою свадьбу, то все случилось в точности, как он сказал. Родители мне этого не просят. А родители Мии – тем более. – Тем не менее… – Да, я понимаю. Но держу пари, на мальчишник он явится. – О-о, безусловно. – Так что в целом все неплохо. Ты-то как? – Ты уже спрашивал. Пытаюсь готовиться. – А помимо? Кстати, у меня была первая лекция у Джури. Сам того не замечая, Сойк оживился. – И как? – Полное разочарование. – М-м? – Не знаю даже. Вроде все по существу говорил, но… Веет от него нарциссизмом. Все занятие было его личным самолюбованием. Даже не знаю как объяснить, но неприятно. – Да, профессор тот еще эгоист, – беззлобно согласился Сойк. – Профессор? Он не профессор. У него еще нет ученой степени. – Ну, это только пока. – О нет. Только не говори, что он и тебя очаровал. – Чего? Вообще нет. Наше общение строится явно не на очаровании. – Может, работать с ним проще, чем слушать. – На самом деле мы толком не работали. Я вообще не понимаю, на кой хрен он вписал меня в соавторы. – Устал от воздыхательниц, может. Все девчонки нашего курса вышли с его занятия влюбленными. – Было бы по чему воздыхать. – Сильно грузит? – На удивление, нет. Будем считать это удачей. Он тот еще чудак. – Все воспевает оды самому себе? – Нет. Скорее, все пытается докопаться до меня. – Неужели? – Ну. «А чего хочешь ты? А зачем ты пришел? А что мы имеем?» – передразнил ученого Сойк, для пущего сходства поправив воображаемые очки. – Ого. Чем ты его так заинтересовал, что он снизошел до разговоров о тебе? – Может и тем, что не воздыхаю, – рассмеялся в голос Сойк, за что получил сразу несколько неодобрительных взглядов. – Может, по кофе? – Не хочу. Но посидеть в кафетерии можно. А ты вообще зачем здесь? – Нужную мне литературу еще не привезли. Так что можно и перекусить. – Ну, пошли. Все равно не учится нихрена. Они синхронно встали. Вздохнув, Сойк сгреб все учебники в охапку и закинул их в сумку. Всю дорогу до кафетерия они молчали, оно и к лучшему, так как из головы его не шел образ Джури. Сам для себя он окрестил того «профессором». «А чего хочешь ты?» – все еще звучал в сознании чужой голос. ________ * Американский физик и математик Джек Х. Хетерингтон, профессор Мичиганского университета, в 1975 году собирался опубликовать результаты своих исследований по криогенике в научном журнале Physical Review Letters. Коллега, к которому попал материал для проверки, отметил, что в работе автор использует местоимение множественного числа, которое журнал принимает только от коллектива авторов. Чтобы не переписывать статью, но выйти из сложившейся ситуации, он вписал под псевдонимом имя своего кота. Источники: Proceedings of the National Academy of Sciences, July 8, 2008 105 (27) 9403-9408 https://www.pnas.org/content/105/27/9403.short http://illuminator.info/