Только семейные пары

      Следующим утром они рисуют символы на стенах спальни. Краска, которую они используют, максимально близка к кремовому оттенку, которым уже выкрашены стены, потому что что-то более яркое будет выглядеть странно, когда они закрасят всё после завершения охоты. Скорее всего они немного перестарались, но к этому моменту Дин понял, что, если есть время, они могут себе это позволить. Лучше сделать это сейчас, чем когда они найдут эту штуку и, возможно, будут застигнуты врасплох со спущенными штанами. С годами Дин, Сэм и теперь Кас поняли, что стоит стремиться к тому, чтобы шанс быть кинутым в стену какой-нибудь тварью был сведён к минимуму во избежание травм, которые не смогут исправить зубная нить и дешёвый виски (не то чтобы ему очень нравилось, когда его швыряли в стены, когда ему было двадцать, но, чёрт возьми, чем старше он становится, тем меньше ему это нравится).       Они рисуют молча, чтобы полностью сконцентрироваться на правильности начертания символов. Кас накинул на себя только футболку после того, как вылез из кровати, и он больше похож на бродячую дворнягу, которая забрела в художественную студию, чем на настоящего человека, когда он хмуро смотрит на экран своего телефона, где хранит фотографии всех символов, которые ещё не запомнил. У него на щеке полоска краски, которую он пока не заметил, и Дин молча задаётся вопросом, сколько времени потребуется Касу, чтобы её обнаружить.       Он сосредотачивается на своём символе, заученном наизусть, который должен защитить их от русалок или чего-то в этом роде (и да, ладно, Дин всё осознаёт, но не собирается рисковать), и когда он поднимает свой валик, то обнаруживает, что тоже умудрился испачкаться. Прямо под сгибом его правого локтя расположилось пятно краски, и он нервно сглатывает, смотря на расплывчатую форму цифры 7, которую оно образует на его руке.       — Дин? — зовёт его Кас, замечая, как тот замер на месте. Когда Дин не отвечает, Кас откладывает кисть и бросает телефон на кровать, после входя в его личное пространство. — Что случилось? — спрашивает он, но стоит ему проследить за взглядом Дина, как понимание отражается в его глазах.       — Дин… — начинает он, но Дин отмахивается от него, отворачиваясь.       — Всё в порядке, — бормочет он. — Это глупо.       Прошло уже больше года с тех пор, как они избавились от Метки, но Дин готов поклясться, что всё ещё иногда ощущает, как она горит под его кожей. Всякий раз, когда он злится — ну, по-настоящему, неподдельно злится — какая-то часть него ждёт, что от этого разгорится искра, и именно Метку он хочет винить в этом. Он не думает, что она когда-нибудь исчезнет полностью, теперь это такая же часть его самого, как шрам на пальцах, который он получил, сжигая могилу в далёком 98-м, или как его веснушки на лице, темнеющие летом. Иногда он смотрит на свою руку и всё ещё ожидает увидеть её там, такую же красную, обугленную и пропитанную злобой, как и в первый раз, когда она появилась там.       Всё это давно позади, но не совсем. Дин всё ещё носит в себе всё дерьмо, которое он совершил под её влиянием: ссоры с Сэмом, удары, которые он нанёс Касу, невинные люди, которым он причинил боль, жизни, которые он разрушил. Он старается двигаться дальше, разобраться с тем, что ему подвластно, и научиться жить с тем, что он никогда не сможет исправить. Вероятно, сейчас всё настолько вернулось к норме, насколько это вообще было возможно, но он всё ещё иногда ловит блики чёрного в зеркале.       — Всё в порядке, — тихо говорит Кас, протягивая руку. Он осторожно обхватывает ладонью локоть Дина, скользя рукой вниз, чтобы прикрыть пятно краски.       Дин пытается отдёрнуть руку, но Кас всегда держит его крепко.       — Не совсем, — говорит Дин резче, чем хотел. — Меня только что выбило из равновесия пятно краски.       Кас скользит ладонью вниз по предплечью Дина, и пятно краски исчезает. Кас всё ещё может делать то, что многие люди назвали бы дешёвыми фокусами, просто такие маленькие вещи, как способность выжать последнюю недостижимую каплю зубной пасты из тюбика, или знание правильного момента, когда нужно остановить микроволновку, чтобы остатки еды идеально подогрелись. Как и в случае со всей этой теорией о не-суперменской-но-всё-ещё-чертовски-сильной-силе, они не уверены, связано ли это с какими-то остатками благодати Каса, или же человек Кас просто от природы находится в такой удивительной гармонии с окружающим миром.       Видимо, его дешёвые фокусы также полезны и в удалении пятен краски с рукавов, и Дин чувствует себя идиотом из-за того, что вообще дал Касу поймать себя на этом.       — Нужно время, — тихо говорит Кас. — Просто дай себе время.       Он задерживает свою руку на руке Дина ещё на мгновение, прежде чем позволить ей упасть, после он отступает назад, всё ещё не сводя глаз с его лица.       — Да, — хрипло говорит Дин. — Я знаю.       По крайней мере, сейчас он гораздо дальше от того состояния, в котором был в прошлом году, когда ему снились кошмары каждый раз, когда он закрывал глаза, когда он просыпался в слезах в темноте своей комнаты.       — Теперь ты здесь, — говорит Кас мягко, но твёрдо. — И я больше никогда тебя не отпущу.       Его слова не смешные, но тот факт, что Кас произносит их с трёхдневной щетиной и волосами, выглядящими как птичье гнездо, действительно забавен. Его футболка слишком велика для него, а боксеры — просто вишенка на всём этом дурацком торте. И Дин на самом деле издаёт звук похожий на хихиканье. Может быть, это просто пары краски мешают ему нормально думать.       — Ты… смеёшься? — спрашивает Кас, явно сбитый с толку. Возможно, даже обиженный тем, как Дин реагирует на его трогательную поддержку.       Дин прочищает горло.       — Прости, — говорит он, наклоняясь, чтобы поднять валик. На самом деле это не так уж смешно, но в каком-то смысле это просто уморительно. Они с Касом обсуждают темноту, которая преследовала их в течение всей жизни, пока красят стены своей общей спальни в квартире, в которой сейчас живут вместе.       В пижамах.       — Наши жизни — полный бардак, чувак, — говорит он, усмехаясь. — Я имею в виду, что это, вероятно, самое нормальное, что мы когда-либо делали, и в этом вся чёртова проблема.       — Мы всё ещё охотимся на что-то, — медленно говорит Кас. — И буквально прошлым вечером мы прятали колдовские мешочки в квартирах наших соседей.       Дин фыркает от смеха.       — Именно это я и имею в виду, — говорит он. — Как будто это настолько близко к норме, насколько вообще возможно. Ты со своими фокусами. Я со всем этим дерьмом по поводу Метки, — он показывает на символы, сохнущие на стене рядом с ними. — Все эти неприятные дела, — он пожимает плечами. — Кажется, на меня снизошло озарение.       Кас смотрит на него, подняв брови.       — И это твоё озарение? — спрашивает он, немного сбитый с толку. — Что мы никогда не будем нормальными людьми? Я думал, что мы поняли это ещё в прошлом году.       — Что? Нет, — говорит Дин, отмахиваясь от него. — Озарение в том, что это хорошо. Это… эта странная, чудная, наполовину домашняя, наполовину охотничья затея. Типа, — Дин улыбается, обводя рукой комнату. — Посмотри на нас. Стоим в доме, который не является одновременно и секретным клубом тайного общества чуваков, занимающихся секретными делами.       — Но ты любишь секретные клубы тайного общества чуваков, занимающихся секретными делами, — говорит Кас.       — Да, — говорит Дин. — И это всегда будет очень, очень круто, — он поднимает свой валик с краской. — Но и это также всегда будет очень круто.       В глазах Каса появляется нежность, когда он слегка наклоняет голову и оглядывает Дина с головы до ног.       — Да, — говорит он. — Я думаю, так и есть. Это очень круто.       Дин думал, что усвоил урок с подушками, а потом он думал, что усвоил урок с простынями. Но сейчас он снова решает рискнуть, потому что чувствует себя таким жизнерадостным по причинам, которые он не может объяснить, но уверен, что они связаны с озарением, которое он только что испытал, поэтому он протягивает руку и проводит валиком по футболке Каса, оставляя на ней широкий мазок краски.       Кас не двигается, но смотрит на него широко раскрытыми глазами, и Дин удерживает его взгляд.       — Зачем ты это сделал? — спрашивает он.       Дин делает шаг вперёд, газета, которую они предусмотрительно подложили, шуршит у него под ногами. Он держит свой валик перед собой.       — Потому что я могу?       Кас делает шаг назад.       — Дин, — говорит он осторожно, и Дин знает, что он пытается звучать как голос разума только потому, что у него в руке нет оружия/кисти, чтобы дать отпор.       — Кас, — отвечает он тем же тоном, медленно продвигаясь с валиком вперёд.       — Дин, — снова говорит Кас, на этот раз более настойчиво. Его нога натыкается на лоток с краской, куда он ранее бросил кисть, и, держа обе руки в воздухе, он наклоняется, чтобы поднять её. Это гораздо менее угрожающе, чем малярный валик, и Дин ухмыляется.       — Давай, детка, — шутливо говорит он, размахивая валиком. — Иди сюда и испачкай меня.       Кас протягивает кисть, делая пару нерешительных взмахов.       Дин чувствует, как его ухмылка превращается во что-то более хищное, когда он приближается. Кас, должно быть, видит блеск в его глазах, потому что он неуверенно моргает, а затем в следующую секунду бросается прочь из комнаты, и погоня продолжается.       Дин следует за ним, чуть не падая, поскальзываясь на соли, насыпанной поперёк дверного проёма. Он отскакивает к противоположной стене и, используя инерцию для ускорения, отталкивается от неё и бросается вперёд по коридору. Кас стоит с другой стороны дивана, выглядя ужасно голым в своих боксерах и теперь грязной футболке.       — Это не продуктивное использование нашего времени, Дин, — предупреждает он.       — Ты так говоришь только потому, что вытянул короткую спичку, — говорит Дин, кивая на кисть, которую он держит. — Буквально.       — Дин, — повторяет Кас, и Дин старается не думать о том, как часто Кас произносит его имя, и как сильно ему нравится, когда Кас произносит его имя.       Однако Кас выдаёт себя, когда уголки его рта слегка дёргаются. Касу всегда нравилось строить из себя неприступного задиру, но Дин знает его достаточно долго, чтобы читать как открытую книгу. Малейший изгиб губ Каса так же очевиден для Дина, как раскатистый смех кого-то другого.       — Думаешь, что сможешь добраться до меня? — спрашивает Дин, поднимая бровь. Между ними возникает странное напряжение, несмотря на то, что они находятся в разных концах комнаты. Это похоже на вызов.       На лице Каса появляется ленивая ухмылка.       — У меня уже есть две победы из двух, — говорит он, искусно крутя кисть между пальцами. — Буду счастлив, превратить это в три из трёх.       Дин жестом подзывает Каса к себе.       — Ну что ж, тогда пришло время блистать. Покажи мне, на что способен.       Кас взмахивает кистью, стряхивая с неё краску.       С другого конца комнаты.       И ухмыляется.       Дин чувствует, как краска пачкает его щёку.       — Ах ты, маленький засранец, — говорит он. — Это жульничество.       — Ты так говоришь только потому, что вытащил неэффективную спичку, — сухо говорит Кас и стряхивает на него ещё больше краски.       — Эй, ЭЙ! — кричит Дин, закрывая руками лицо. — Это дерьмо может быть токсичным! Как бы ты чувствовал себя, если бы я проглотил немного и умер только потому, что ты был слишком труслив, чтобы встретиться со мной лицом к лицу?       — Мне было бы очень грустно, Дин, — мрачно говорит Кас, — Тогда я нашёл бы способ ворваться на Небеса и надрать тебе задницу за то, что ты оказался настолько глуп, что проглотил ядовитую краску, — продолжает он гораздо менее мрачно и стряхивает ещё немного краски. — Я был стратегом на Небесах, если ты помнишь. У меня есть стратегия.       — Хотя нет ничего, что я любил бы больше, чем наблюдать, как мой парень использует свой неземной набор навыков, чтобы брызгать в меня краской, прячась за диваном, я думаю, что просто возьму всё в свои руки, — решает Дин, снова продвигаясь вперёд.       — Нет, Дин, — говорит Кас. — Не надо.       — Или что, бросишь в меня кисть?       Он бросается вперёд, перепрыгивая через диван, и Кас делает рывок, и он достаточно быстр, но Дин, возможно, впервые в жизни, быстрее. Он умудряется провести широкую, хотя и несколько неровную полосу от задницы Каса до плеч, и когда Кас оборачивается, смирившись и всё такое, Дин не может сдержаться, исполняя подобие победного танца и ухмыляясь.       — Так что ты там говорил насчёт трёх из трёх? — спрашивает он, прикладывая руку к уху и наклоняясь ближе.       — Ты невыносим, — говорит Кас, наполовину раздражённо, наполовину нежно, его тёплое дыхание касается щеки Дина, и Дин чувствует, как его ресницы трепещут.       — Нет, я победитель, — поправляет Дин, отстраняясь и пытаясь прийти в себя. — А вот это похоже на то, что сказал бы обиженный неудачник.       — Я не обижен, — обиженно говорит Кас. — И я не неудачник. Я выиграл последние два.       Дин бледнеет.       — Что, драка подушками и простынями? Это не считается. Мы никогда не договаривались о том, что это считается.       Кас оценивающе смотрит на Дина.       — Похоже на то, что сказал бы обиженный неудачник, — беспечно говорит он.       Дин отчаянно хочет схватить Каса и дёрнуть его за покрытую краской футболку, вероятно, чтобы сделать что-то со ртом Каса своим ртом. Вместо этого он останавливается на том, чтобы наклониться вперёд и ткнуть пальцем в лицо Каса, потому что Кас ненавидит, когда на него так указывают. Он находит это снисходительным или что-то в этом роде.       — Ладно, — говорит Дин. — Я зачту тебе ту одну…       — Две.       Дин стискивает зубы.       — Ладно. Две. Но в конце концов я сравняю счёт.       Кас тоже наклоняется вперёд, медленно обхватывая рукой указательный палец Дина.       — С нетерпением этого жду, — говорит он, сжимая кулак вокруг пальца Дина, прежде чем выдать то, что Дин может описать (с очень потными ладонями и очень тесными штанами) как хитрый взгляд. Его мозг издаёт тот же звук, что и автомобильный двигатель, когда с ним что-то не так, и в горле пересыхает.       Не говоря больше ни слова, Кас поворачивается и идёт обратно в их комнату, пока Дин стоит на месте, как будто сам король Мидас только что схватил его за задницу и превратил в золото.       Как только Кас исчезает в коридоре, он кричит Дину:       — Кстати, я не собираюсь заканчивать с символами в одиночку.       И Дин выходит из оцепенения и направляется в спальню.       — Просто чтобы ты знал, твоя задница похожа на двухполосную дорогу, — воинственно говорит он достаточно громко, чтобы Кас услышал.       — Как мило, что ты обратил на это внимание, — мягко говорит Кас, когда Дин входит в комнату. К счастью, он не вбросил ни один из дюжины каламбуров «прокати меня» или «оседлай меня», которые определённо крутились в его голове.       Они заканчивают рисовать остальные символы, и когда они отступают назад, чтобы полюбоваться своей работой, Дин удовлетворённо кивает.       — Отличная работа, — говорит он. Дин смотрит на Каса, стоящего рядом с ним, всегда улыбающегося больше глазами, чем ртом, и думает: «Я тоже тебя не отпущу».

***

      Двадцать минут спустя раздаётся стук в дверь, и, повинуясь своей многолетней привычке, Дин засовывает пистолет за пояс и держит руку наготове на всякий случай. Кас насторожённо следует за ним всё ещё в своих чёртовых боксерах.       — Серьёзно? — шипит Дин на него, прежде чем закатить глаза, открывая дверь, за которой оказывается Сэнди, и куртка в её руке слишком похожа на ту, в которой Дин, как он до этого был уверен, вернулся вчера домой.       Когда она внимательно осматривает их обоих, её глаза почти комично расширяются.       — Ой, — говорит она, и Дин внезапно осознаёт, что всё ещё перепачкан краской. — Если сейчас неподходящее время…       — Что, нет, конечно, нет.       И тогда Дин действительно осознаёт, что она имеет в виду, и думает, насколько быстро его лицо способно покраснеть. Они с Касом, пара, которая только что переехала в новую квартиру, по крайней мере, один из них полуодет (Дин снова смотрит на боксеры), в то время как они оба покрыты засохшим белым чем-то… Он бросает взгляд на Каса, и это, вероятно, тоже выглядит компрометирующе. Кас, как обычно, выглядит так, будто кто-то забыл выгладить его этим утром, его волосы торчат во всевозможных направлениях.       — О! — говорит Дин, выдавливая смех. — Нет, Боже, эм, — он показывает на Каса. — Мы красили… я, эм… Клянусь. Яичная скорлупа… так называется оттенок. Потому что, ну, он белый, — он указывает на беспорядок на футболке Каса и чувствует, что тот съёживается. Его собственное лицо, наверное, цвета пожарной машины. — Нужно было кое-что подкрасить, — слабо улыбается он.       Сэнди прочищает горло, изображая более убедительную улыбку, чем Дин.       — Не беспокойтесь! — говорит она, протягивая Дину куртку. — Я думаю, что вино заставило нас всех немного забыться.       — Да, — Дин забирает её. — Большое спасибо, что занесла.       Выражение лица Сэнди становится немного застенчивым.       — Должна признаться, — говорит она. — У меня была ещё одна причина зайти к вам.       — Да? — спрашивает Дин, вероятно, не очень хорошо скрывая отсутствие энтузиазма. Всё дело в зубах. Иногда он стискивает их слишком сильно.       — Я знаю, что это только ваш второй день здесь, но в городе есть старый танцевальный зал, и каждый месяц они устраивают мероприятие для всех, — объясняет она. — Это что-то вроде традиции в нашем городе, и там вы, парни, сможете со всеми познакомиться, — она наклоняется, словно собирается поведать им тайну. — Я уверена, что вы уже поняли, что здесь мало, что происходит. И это даёт нам всем повод приодеться и выйти в свет.       — … эм, — говорит Дин. — Так это что-то… официальное?       Сэнди пожимает плечами.       — Там будут закуски. Там будут танцы. Тебе, конечно, не обязательно облачаться в смокинг. Хотя Дэйв обычно надевает галстук. Всё начинается в семь вечера, по пять баксов с человека.       Вот, дерьмо, Дин не хочет этого делать. Но он никак не может упустить такую возможность, когда она практически сама идёт в их испачканные краской руки. Он бросает взгляд на Каса, который просто дёргает плечом ему в ответ.       — Почему бы и нет, — говорит Дин. — Я уверен, что это будет весело.       — О, это замечательно! — говорит Сэнди, и её искренний восторг заставляет Дина немного смягчиться. Она снова наклоняется, и её тон становится слегка игривым. — И я не могу не сказать, что вы двое невероятно красивая пара, — говорит она. — По городу уже расползлись слухи, и всем не терпится с вами познакомиться.       — Звучит забавно, — говорит Дин, делая вид, что смотрит на часы, прежде чем понимает, что ещё не успел надеть их сегодня. — Тогда увидимся там… с тобой и со всеми остальными.       — Пока-пока! — говорит она, возвращаясь к своей квартире.       Дин закрывает дверь.       — Дерьмо, — вздыхает он.       — Возможно, мы сможем получить какие-то зацепки, — говорит Кас. — Уверен, что Дэйв и Сэнди пригласили нас на случай, если мы захотим поболтать с кем-то о призраках.       — Да, думаю, да, — говорит Дин. — Но это не то, о чём я беспокоюсь.       — Ладно, так о чём ты беспокоишься? — спрашивает Кас.

***

      Дерьмо.       И хотя он любит эти маленькие венские сосиски, которые обычно подают на таких мероприятиях, ему ужасно не везёт с ними, так как они вечно падают и пачкают его нарядную одежду, и удаление пятен в химчистке всегда обходится в кругленькую сумму. По крайней мере, теперь у них есть бункер (ну, и эта квартира, о чём Дин постоянно напоминает себе), и любые неприятности, вызванные сосисками, можно исправить достаточно быстро, и Дин даже носит с собой специальную очищающую салфетку, как почти ответственный взрослый, но он всё ещё чувствует себя странно в подобной одежде. Вся эта хрень в духе города высшего среднего класса никогда не была частью его жизни, и он никогда не сможет вписаться. Он не настолько плох, чтобы испортить их прикрытие или что-то в этом роде, но в большинстве случаев, когда им с Сэмом приходилось посещать подобные мероприятия, люди как будто чувствовали, что им не положено быть там.       А Кас… Кас из другого мира, и иногда Дин забывает об этом, особенно сейчас, когда он — по большей части — стал таким же, как и любой другой человек. Кас знает, как ходить и как говорить, но всё то солдатское дерьмо, которое Небеса впихнули в него много миллионов лет назад при сборке, всё ещё грохочет где-то там. Дин тоже был воспитан солдатом, но он не из тех, кто ходит с прямой спиной.       Они делают всё возможное, чтобы одеться подобающе, но, как и в случае с их собеседованием, действуют больше по наитию. В конце концов Кас надевает чёрный жилет поверх полосатой сине-белой рубашки и чёрный галстук (времена, когда Касу нужна была помощь Дина с завязыванием галстука, давно прошли, но в этот раз Кас никак не может совладать с тканью, поэтому Дин тянется к его шее, чтобы помочь). На нём те же чёрные джинсы, что и на собеседовании, и чёрные ботинки от костюма агента ФБР. На этот раз Дин старается не пускать слюни на Каса, но, как оказывается, жилеты сидят отлично на его широкой фигуре, а самому Касу, похоже, очень нравится закатывать рукава, поэтому Дин работает с тем, что есть.       Дин, с другой стороны, не уверен, вытащил ли он снова короткую спичку или нет. Он в клетчатой рубашке, что ему нравится, но также на нём подтяжки и галстук-бабочка, что ему наоборот совсем не нравится. Но это всё, что он успел подобрать в магазине (так как они ужасно опаздывали, потому что Дину пришлось накричать на Каса из-за того, что тот слишком долго возился со своими волосами), и это самое «приличное», что он успел схватить. Светло-голубые клетки на рубашке хорошо сочетаются (как ему кажется) с тёмно-синими подтяжками, брюками и галстуком-бабочкой. И он даже не задумывается о том, как они с Касом выглядят вместе, пока они не паркуются рядом со зданием, и тогда он стонет, потому что подписался на то, чтобы встречаться с Касом, а не идти с ним на выпускной.       Когда Кас спрашивает, из-за чего он расстроен, Дин объясняет проблему в их нарядах, и Кас выглядит так, как будто отчаянно пытается сохранить серьёзное лицо.       — Хочешь, я пойду домой и переоденусь? — спрашивает он, изогнув бровь. — Я уверен, все будут обсуждать нас, потому что сегодня мы оба оделись в синих тонах.       — Ты придурок.       — Это ты не хочешь брать меня на выпускной. Меня. Своего парня. На выпускной.       — Кас, ты даже не ходил в школу.       — Говорят, что это лучшие годы жизни.       — Врут.       — Кстати, кто говорит? Кто такие эти «они»? — размышляет Кас, когда они направляются к зданию. Дин слышит музыку, доносящуюся сквозь стены. — И почему их мнение имеет гораздо большее значение, чем мнение всех остальных?       — Может, тебе стоит написать об этом эссе для урока английского, — говорит Дин.       — Возможно, я так и сделаю, — говорит Кас. — Хотя я бы сказал, что это эссе больше подойдёт для философии.       Дин качает головой.       — Всегда такой дотошный.       Когда они подходят к двери, несмотря на то, что Дин ожидал, что кто-то будет стоять снаружи, чтобы взять плату за вход, или, по крайней мере, маячить с коробкой для денег, они обнаруживают там просто одинокую банку, стоящую на столе с табличкой, которая гласит: ЕЖЕМЕСЯЧНЫЕ ТАНЦЫ В ХАЙБЕРИ: 5 долларов.       — Эти люди идиоты или просто очень наивные? — вслух удивляется Дин, опуская в банку пару пятидолларовых купюр.       — Возможно, они больше боятся тех, кто не может украсть их деньги, — задумчиво говорит Кас.       Дин оборачивается, чтобы посмотреть на него.       — Что? — а потом до него доходит. — А, призраки, да.       Они уже остановились на том, что имеют дело с призраком (призраками), в основном потому, что это помогает значительно снизить круг подозреваемых.       — Этот город на самом деле довольно тихий, — говорит Кас. — За исключением периодических сверхъестественных убийств, конечно.       Они направляются внутрь, и Дин сразу же чувствует себя странно. Это не та вечеринка высшего класса, которую он себе представлял, но, несмотря на это, его ладони всё равно потеют. Они с Сэмом загнали в угол пару вампиров в заброшенном танцевальном зале в Техасе много лет назад, но Дин никогда не был в таком, который всё ещё используется. Он выглядит почти как сарай без сеновала со сводчатым потолком и деревянными полами. В углах из динамиков играет старый джаз, и примерно половина присутствующих кружится на танцполе.       — Какой сейчас год? — говорит Дин, ни к кому конкретно не обращаясь. Некоторые женщины здесь на самом деле одеты в юбки в стиле пятидесятых. В углу пара парней курят трубки.       Дин и Кас направляются в ту часть комнаты, которая в настоящее время не используется в качестве танцпола, и занимают два места за пустым столом.       — Это чертовски странно, — говорит Дин без предисловий.       Кас, наблюдая за танцующими людьми, отвечает:       — Сэнди сказала, что здесь особо нечем заняться.       — Я думал, что она имела в виду, что люди здесь просто слишком много играют в видеоигры, — говорит Дин. — Мне кажется, что всё должно быть чёрно-белым.       Как будто почувствовав их, Сэнди и Дэйв появляются из толпы, занимая пустые места рядом с ними.       — Добро пожаловать! — улыбается Сэнди, по крайней мере, она в современной одежде. — Я так рада, что вы двое пришли.       — Счастливы быть здесь, — врёт Дин.       Некоторое время они болтают ни о чём, и их столик медленно заполняется людьми. Сэнди и Дейв продолжают окликать проходящих мимо, представляя их Дину и Касу. Некоторые садятся, чтобы поговорить, и Дин и Кас проводят следующие полчаса или около того, снова и снова ведя одни и те же разговоры. Каждый раз, когда он представляет Каса как своего парня, его щёки пылают, но в конце концов у него получается всё лучше и лучше. Всё, что он может сказать, это то, что он чертовски рад, что это дело оказалось в синем штате*, но даже несмотря на это, он видел несколько не очень дружелюбных взглядов от пары людей, которые держались подальше от их стола. Очевидно, слухи распространяются очень быстро.       В конце концов их стол заполняется «ключевыми» участниками соседского дозора. Дин на самом деле не уверен на сто процентов, чем именно занимается соседский дозор, кроме организации подобных мероприятий, хотя он и состоял в одном из них, когда жил с Лизой и Беном. Вешают таблички, возможно? В любом случае, он ожидает, что все они скажут «высшее благо» синхронно, по крайней мере, один раз, и разочаровывается, когда они этого не делают. В какой-то момент он наклоняется к Касу и бормочет: «Мы в гребаном Сэндфорде, сержант Энджел». Кас быстро улыбается ему, прежде чем снова включиться в разговор, и Дин поворачивается, чтобы послушать историю, на которую до этого он вообще не обращал внимания.       Пару минут спустя парень, чьё имя Дин не может вспомнить, спрашивает через стол, встречались ли они уже с «Призраком Здания Пэйнтера», и все разговоры вокруг них резко обрываются, когда Сэнди смотрит на него, как будто он украл её славу или что-то в этом роде. Дин думает, что она представила этого парня как своего брата, что объясняет, почему он, кажется, знает, где они с Касом живут. Все вдруг смотрят на них с Касом, и одна женщина говорит:       — Вы живёте в здании Пэйнтера?       — Да, там, — немного неловко отвечает Дин.       — Уже видели что-нибудь странное? — спрашивает кто-то ещё.       — Не совсем, — говорит Кас.       Все смотрят друг на друга, и Дин чувствует некоторое напряжение, повисшее за столом. На танцполе пары продолжают кружиться, ничего не подозревая. Он предполагает, что здание Пэйнтера уже давно является источником споров, тем более что технически предполагается, что соседский дозор должен помогать людям, но люди в этом районе продолжают «случайно» умирать.       Наконец, блондинка, сидящая через пару стульев от Дина, вздыхает и говорит:       — Нам нужно что-то сделать с этим местом.       — Ничего тут не поделаешь, — говорит парень с другой стороны стола. — Мы обсуждали это миллион раз, Джанет.       Глаза Джанет вспыхивают.       — В этом здании что-то происходит, — говорит она, бросая почти извиняющийся взгляд сначала на Сэнди и Дейва, затем на Дина и Каса. — Должен быть кто-то, кому мы можем позвонить или с…       — Кому ты собираешься звонить? Серьёзно? — недоверчиво спрашивает парень. — Что, профессиональным охотникам за привидениями? — фыркает он.       Дин и Кас переглядываются.       Всё это звучит так, словно Дин слышал это уже много раз, и Дин не знает, грустно это или смешно, что эти люди (ну, во всяком случае, большинство из них) всё ещё понятия не имеют, что происходит, и даже не могут признать, что то, что они видят своими собственными глазами, реально.       Хотя Дину нравится эта леди Джанет. Возможно, ей есть что сказать. Пока он ждёт, когда перебранка закончится, он отправляет Сэму сообщение с новой информацией. Сэм чуть не подавился кофе, когда этим утром Дин рассказал ему, куда они собираются, но даже он признал, что это хорошая идея. Дин заканчивает сообщение словом «выкуси» и ухмыляется, отправляя его.       Как только шум утихает, и страсти успокаиваются, а их стол переключается на другие темы, Дин похлопывает Каса по плечу, давая ему понять, что вернётся через минуту. Он садится рядом с Джанет и протягивает ей руку.       — Привет, — говорит он. — Нас представили друг другу ранее. Я Лео.       Джанет пожимает его руку и тоже снова представляется.       — Надеюсь, я не напугала вас этими разговорами, — извиняется она. — Я просто… Не знаю. Наверное, просто параноик.       — Честно говоря, я больше заинтересован, чем напуган, — говорит Дин. — А вы сами видели что-нибудь?       Она сомневается.       — Вы мне не поверите.       О, Боже, Дин готов поспорить.       — Попробуйте, — говорит он.       Она вздыхает.       — Я жила там. Около шести месяцев. В какой-то момент я больше не смогла это выносить и переехала в более дорогое место в другом конце города.       — И под «этим» вы имеете в виду… призраков? — подсказывает Дин.       Она усмехается, вероятно, больше от дискомфорта.       — Это звучит так глупо, — говорит она смущённо. — Даже просто произносить это слово вслух. Дерьмо.       Дин качает головой.       — Нет, — говорит он. — Эй, мы со Стивом тоже повидали некоторое дерьмо, понимаешь? — он тычет большим пальцем через плечо в сторону Каса. — Это ничто по сравнению с этим, честно.       Она сглатывает, заправляя выбившуюся прядь волос за ухо.       — В каждом городе есть какое-то место с привидениями, — говорит она. — То, о котором местные рассказывают истории. Дом на холме, к которому детям говорят не приближаться. Ведьма, которая живёт на окраине. Что угодно. Всё это неправда, всё это странно. Как жуткий злой Санта-Клаус или зубная фея, — она печально смотрит на Дина. — В здании Пэйнтера есть призрак. Не милый, симпатичный призрак, как Каспер, а по-настоящему разозлённый призрак. Хелен даже изменила правила, чтобы туда больше не заселялись одинокие люди. Именно поэтому она сдаёт квартиры только парам… чтобы они могли присматривать друг за другом.       — Холодные места? — спрашивает Дин. — Вещи движутся сами по себе?       — Ледяная комната, — поправляет Джанет. — И вещи летают повсюду, как будто их засосало в чёртово торнадо.       Ладно. Скорее всего, это не полтергейст. И, вероятно, это не призрак кого-то умершего за последние пару десятилетий. Духу требуется много времени, чтобы овладеть такой силой.       — Я чуть не умерла, наверное, раза три или четыре? — она задумывается. — Мой вентилятор сорвался со стены и упал примерно в футе от меня. Нож для мяса пролетел через всю кухню настолько близко от меня, что отрезал клок волос. Какая-то невидимая сила чуть не столкнула меня с балкона, — она утвердительно кивает. — Любое из этих событий по отдельности я бы, возможно, ещё смогла как-то объяснить. Но это только верхушка айсберга. Я видела тёмные фигуры, стоящие позади меня в зеркалах, и когда я оборачивалась, они исчезали. Я видела их у себя на кухне. Однажды в моей постели, — она вздрагивает. — После этого я неделю ночевала у друга.       Дин выдыхает. «Разозлённый» — это ещё преуменьшено.       — А вы ведь не хотели меня пугать, — шутит он. Затем, более серьёзно добавляет. — Я рад, что вы съехали оттуда.       — Мне жаль, что вы въехали туда, — говорит она, морщась. По её лицу пробегает тень. — Большинство соседей просто думают, что я сумасшедшая, — говорит она. — Но в их словах есть смысл. Я даже не знаю, как мы, чёрт возьми, можем исправить это место.       Ни за что в жизни Дин не станет разрушать жизнь этой женщины, подтверждая, что всё, что она сказала, не безумно. Вместо этого он продолжает:       — Скажите, — говорит он. — Если предположить, что этот призрак реален, у вас есть какие-нибудь мысли о том, кто это может быть? Например, кто умер первым? Кто начал эту цепочку?       Джанет сглатывает, смотря на него с небольшим сомнением. Подобное всегда происходит ближе к концу допроса, когда свидетели начинают понимать, что им задают, вероятно, не предусмотренные тем или иным департаментом вопросы. Очевидно, что это касается и их новых соседей.       — Я мало что знаю, — признаётся она. — В 70-х годах в мэрии произошёл пожар, который уничтожил большинство старых записей. Я не стала вдаваться в подробности, выяснила только то, что земля под зданием Пэйнтера — задолго до того, как само здание было построено — была центром какого-то имущественного спора? И я имею в виду, что это было в далёком прошлом. Я знаю это только потому, что здание было названо в честь одного из парней, которому принадлежала часть этой земли.       — Этот парень, Пэйнтер? — спрашивает Дин. — Когда он жил?       — До войны.       — Первой или второй?       — До революции, — говорит она.       Дин уточняет.       — Эм, декларация независимости, нет налогам без представительства, эта война?       Джанет кивает, и Дин думает: «Вот дерьмо».       — Что ж, спасибо за урок истории, — говорит он вслух, стараясь не выдать своего волнения — посмотрите-ка, ей всё-таки удалось. На самом деле они никогда раньше не сражались с двухсотпятидесятилетним призраком, и, конечно, они побеждали и что-то более масштабное, чем это, но всё же это та информация, которая угрожает вылиться в мигрень, которую придётся успокаивать алкоголем. Его стул скрипит, когда он встаёт. — Уверен, что ещё увидимся.       — Точно не у вас, — сухо говорит Джанет, и Дину удаётся выдавить улыбку.       Когда он возвращается к Касу, то даже не садится. Он просто кладёт твёрдую руку на его плечо, наклоняясь, чтобы прошептать ему на ухо:       — Нужно поговорить, — тихо говорит он. Дин отстранённо замечает, как музыка на заднем плане меняется на что-то более медленное, более романтичное. Свет слегка приглушается. Несколько человек одновременно встают, и Дин выпрямляется от удивления. Он наблюдает, как мужья вокруг него протягивают руки своим жёнам, а затем пары направляются к танцполу.       «Вот дерьмо», — думает он во второй раз за две минуты.       Сэнди и Дейв проходят мимо, но задерживаются у Дина и Каса.       — Всякий раз, когда гаснет свет, это является сигналом для всех выйти на танцпол, — многозначительно говорит она. — Те, кто пришёл один, разбиваются на пары, а те, кто пришёл, ну, — она похлопывает Дейва по руке. Другой рукой она дотрагивается до локтя Каса. — Увидимся там, мальчики, — весело говорит она, и они уходят прочь.       Дин смотрит им вслед, и он почти уверен, что у него отвисла челюсть.       — Ни за что в жизни, чёрт возьми, — говорит он, шокировано переводя взгляд на Каса, будто ожидая, что тот его поддержит.       Но Кас, конечно, только пожимает плечами.       — Ты сказал, что нам нужно поговорить, — говорит он. — Никто не помешает нам на танцполе.       Дин трёт переносицу.       — Танцы на самом деле не совсем моё, — говорит он, что, возможно, является максимальным преуменьшением.       — Сэнди, кажется, очень хочет интегрировать нас в сообщество, — размышляет Кас. — Может быть, нам стоит побаловать её?       — Мы ни во что не интегрируемся, — огрызается Дин, напоминая об этом больше себе, чем Касу. Но стоит ему посмотреть на Каса, как Дин смягчается, закатывая глаза. — Ладно.       Кас встаёт и протягивает руку, оглядываясь, чтобы убедиться, что никто их не слышит.       — Дин Винчестер, могу я пригласить вас на этот танец? — спрашивает он. Он пытается повеселить Дина, но и сам тоже улыбается, слегка шевеля пальцами.       Дин драматично вздыхает, но это скорее чисто для поддержания его ворчливого образа. Кас ведёт его на танцпол, и Дин поправляет галстук-бабочку.       — Я чувствую себя танцующей обезьяной, — бормочет он.       Кас игнорирует его, и когда они достигают подходящего пустого места, он останавливается, оставляя между ними всего пару дюймов.       — Раз на то пошло, — говорит он. — Я умею танцевать.       Дин фыркает.       — Да, могу предположить, что ты научился танцевать у парня, который изобрёл танцы.       Кас удобней поворачивает их ладони, подходя ближе и кладя другую руку на талию Дина. И почти автоматически Дин кладёт руку на спину Каса.       — Не совсем, — говорит Кас тише, потому что теперь они слишком близко друг к другу. Его глаза темнеют в приглушённом свете. — Я не брал официальных уроков. Просто… наблюдал.       Они начинают раскачиваться на месте, и Дин чувствует себя полным идиотом.       — Не… опрокидывай меня, — он чувствует необходимость сказать это. — И не подбрасывай меня в воздух и всё такое.       Кас смеётся, и это кажется чем-то слишком личным, интимным. Между ними едва слышно их собственное дыхание, когда «The Flamingos» поют на заднем плане о том, что не могут оторвать от кого-то глаз.       — Думаю, что выбор музыки ограничивает меня в этом, — заверяет его Кас. Его рука такая тёплая на талии Дина. — Я обещаю приберечь свои «движения» для другого раза.       Дин поднимает бровь.       — Твои «движения»? — забавляется он. Затем менее уверенно добавляет, — для другого раза?       Кас не отвечает, просто внимательно смотрит на него. Он такой мягкий в этом освещении. Сердце Дина колотится в груди в такт музыки.       Они снова балансируют на грани. Всегда делают это.       Между ними почти нет пространства. Было бы так легко поддаться вперёд, наконец позволить течению поглотить его. Он на мгновение опускает взгляд на губы Каса, затем теряет самообладание и опускает его ещё ниже, пристально смотря на грудь Каса.       — Дин, — говорит Кас.       Он ждёт, пока Дин наконец поднимет на него глаза. Они смотрят друг на друга, и Дин думает: «Наконец-то. Что-то произойдёт».       А потом песня заканчивается, и звук комнаты, полной обуви, стучащей по паркету, напоминает ему о том, где именно они находятся. Некоторые люди хлопают, и Дин закатывает глаза, чувствуя, как напряжение между ним и Касом снова спадает на нет, растворяясь в толпе. Он отходит от Каса, опуская обе руки по швам. Он встречается взглядом с Сэнди на другом конце зала, которая подмигивает ему, и он слабо улыбается ей в ответ.       — Ты хотел поговорить со мной, — говорит Кас. — Полагаю, что не о танцевальной технике.       Дин откашливается.       — Да, я… отвлёкся, — говорит он, оглядываясь по сторонам. — Слушай, думаешь мы можем просто уйти? У меня есть кое-какая информация, и я не думаю, что мы сможем узнать что-то ещё.       Кас кивает.       — Думаю, да, — говорит он. — Мужчина, с которым я говорил, мог очень многое рассказать о садоводстве, что я очень ценю, но совершенно не знал ничего о нашем деле.       — Отлично, — говорит Дин, в последний раз встречаясь взглядом с Сэнди и кивая ей на прощание, на всякий случай обнимая Каса за плечи. — Тогда идём.