Луна во мраке

      — Знаешь, что я ненавижу также сильно, как поездки в карете? — уронив голову на стол полный разбросанных повсюду документов, проворчала девушка.       Она закрыла глаза и глухо застонала от усталости. Открыв правый глаз, луч зимнего солнца попал через окно кабинета прямо черную радужку. Девушка поморщилась.       Откинувшись на спинку стула, она посмотрела на рыжеволосую собеседницу. Та, сидя на диване в другом конце кабинета, изредка макала кончик пера в чернильницу на кофейном столике и подписывала отчёты о проделанной работе своих подопечных за прошлый месяц.       Девушка подняла бронзовые глазки на подругу и лукаво ухмыльнулась.       — Знаю, — отложив перо и последний документ в небольшую стопку, — Разбираться с бумажками. Но могу сказать, подписание отчётов — не самое худшее занятие на свете.       Хмыкнув, девушка снова посмотрела на свой заваленный стол и принялась раскладывать всё по стопкам.       — Легко тебе говорить, Ханна, — она сдунула упавшую из косы белоснежную прядь волос и снова посмотрела на подругу, — Работа придворного целителя Его Высочества не требует еженедельных отчётов в письменной форме, — она сделала паузу, — И обучение пары людей основе навыков обычных целителей тоже.       Когда рабочее место беловолосой перестало быть более или менее захламлённым, она потихоньку размяла затёкшие шею и плечи.       — Ты слишком утрируешь, Лия, — с небольшим укором сказала Ханна, подойдя с кружкой горячего чая, и села на одно из стоящих напротив стола кресел, — К тому же, если бы кто-то всё время не катался на лошади и не пропадал в мастерской до самой ночи, не пришлось бы потом за один день разгребать столько всего.       Она сделала глоток, повернула голову к окну, чтобы рассмотреть происходящее за стенами тёплого кабинета: плывущее по небу солнце; разбивающиеся, об застывшие в море айсберги, волны; снующие в порту люди, чьи головные уборы слетают при сильных и холодных порывах ветра, а полы тёплых одежд разлетаются в стороны.       Ханна вновь посмотрела на беловолосую, выгнула бровь, ожидая ответа.       — Признаю, — подняла руки она, — Я могла не оставлять на потом и делать всё постепенно, но... — опустив руки, она посмотрела прямо в глаза подруге. Устало. — Ты как никто другой понимаешь, как мне тяжело. Как тяжело скрывать, кто ты есть на самом деле.       Рыжеволосая посмотрела на девушку с пониманием и сочувствием, и получила такой же от неё.       — Сложно каждый день быть в обществе людей, ненавидящих таких, как мы. Ведь они даже не знают, что мы — те, кого они с животной яростью и страстью сжигают на кострах. — Ханна взяла Лию за руку и почувствовала небольшой прилив сил, согнавший усталость и напряжение, — Мы уже смогли много достичь, — она обвела взглядом комнату, — Ты только посмотри на этот кабинет! Впервые в истории Фьерды посол страны — женщина! Причём молодая женщина, — она улыбнулась беловолосой и посильнее сжала руку, — А я — главный целитель дворца, хоть и все думают, что я не гриш, а обычный человек, но я этого добилась, — Ханна взяла вторую руку, — Мы этого добились. Сами. И это — только начало.       Отпустив руки, Лия встала и подошла к окну. Из её кабинета было прекрасно видно главную площадь: около замерзшего фонтана прыгали и бегали дети, другие кидали друг в друга снежки, третьи строили снеговиков, они радовались этим моментам, наслаждались ими; в отличие от взрослых, мрачно взирающих на своих чад, с мыслями о глупости происходящего и ребячестве детей.       Она отвела взгляд и посмотрела на линию горизонта.       — Ты права, Ханна, — не поворачиваясь, сказала она, — Это только начало, но всё началось гораздо раньше.       Перед глазами встали картинки из прошлого. Кажется, такого далёкого, но всё будто произошло вчера.       Зимним вечером поленья трещали в камине гостиной. А на ковре, устроившись по удобнее, читали брат и сестра. Светлые пряди мальчишеских волос иногда спадали на лоб, мешая читать, пока маленькие девичьи пальчики не заправляли их за уши. Две льдинки глаз водили по строчкам, мальчик читал вслух одну из сказок книги Язык Шипов, а его сестра наблюдала за языками пламени.       — Алан! Амелия! — раздалось сзади них, — Идите ужинать, я уже почти всё сделала.       Подложив под нужную страницу карандаш, Алан оставил книгу на маленьком столике. Протянул руку сестре, и они вместе пошли на материнский зов.       Во главе стола сидел крупного телосложения мужчина со светлыми волосами и серыми глазами. На плечах висел расстёгнутый серый камзол, а под ним белая льняная рубашка и чёрные свободные брюки. В его руках были документы, что он периодически листал и читал, нахмурив брови.       Алан сел по левую руку от него, как самый старший, а Амелия рядом с ним.       Из соседней комнаты вход через арку вышла стройная молодая женщина с миской дымящегося мясного рагу.       — Что такое, дорогой? — поставив блюдо, поинтересовалась она. Сев справа от мужа, она налила ему вина.       Откинув бумаги, мужчина опёрся локтями о стол и спрятал лицо в ладонях. После, шумно вздохнул, взял вино и полностью осушил бокал.       — Совет хочет разжечь войну с Равкой, — усталый вздох, — снова.       — Альберт, — тепло взглянув на мужа, сказала женщина, — этим займёшься позже, а сегодня у нас праздник, — она перевела взгляд на Амелию и улыбнулась, — у нашей дочери сегодня день рождения поэтому, забудем обо всём хотя бы на один вечер и будем радоваться.       Лия хорошо помнит тот вечер, он был самым счастливым в её жизни. Она бы позвала на свой праздник Ханну, дочку папиного друга, но он ей не разрешил.       В самом конце ужина из арки появилась мама с любимым шоколадным тортом и горящими на нём десятью свечами. Поставив торт перед дочерью, женщина сказала:       — Загадывай желание, милая. Я уверена оно сбудется.       Лия посмотрела на улыбающегося во все тридцать два брата, на отца с тёплой и радостной улыбкой, на подошедшую к нему маму с любовью во взгляде.       Она была рада.       Безумно рада.       И не хотела, чтобы этот вечер заканчивался.       Она вспомнила о войне, что упоминал отец.       Об подслушанных около кабинета убийствах, что докладывали однажды отцу Ханны.       И не хотела чтобы только она одна была радостной.       «Хочу, чтобы жизни людей мира стали спокойными и радостными.»       Десять маленьких огоньков потухли, а родители и брат захлопали.       В этот момент за окном, на ночном небе пролетела звезда, озаряя собой всю округу.       Амелия почувствовала себя звездой. Словно это она летит сквозь чёрный небосвод и освещает земли. Лия почувствовала прилив сил и мощный зов.       Зов летящей звезды.       Зов серебряной Луны.       Зов бескрайнего неба.       И она откликнулась.       Вся столовая заполнилась ярким белым светом. Но лился он не из окна. А из раскинувшей с улыбкой руки девочки.       Свет угас. Звезда упала за горизонт. Девочка открыла глаза.       Отец и мать странно смотрели на Амелию. Не было ярости или гнева, отвращения или ненависти.       Только страх.       Но они не боялись её.       Они боялись за неё.       Лия посмотрела на брата. Он не боялся и не ненавидел. Испытывал небольшой интерес, только и всего.       Мама подбежала к беловолосой и немного присела.       — Милая, — она посмотрела на дочь. По щекам начали течь горячие слёзы. — тебе нельзя здесь оставаться.       Взяла девочку за руку и быстро повела наверх...       — Лия? — с глаз Лии как будто спала пелена. Поморгав несколько раз, она увидела обеспокоенную Ханну, — Всё хорошо?       Выйдя из транса, Лия бегло оглядела свой кабинет и прошла к рабочему месту.       — Да, всё отлично, — отыскав нужные документы, она забрала белое утеплённое пальто с вешалки и направилась к двери, — пошли, Ханна. Доставим всё Их Величествам и пойдём ко мне домой, родители звали на обед.