Луна во мраке

      Амелия погрузилась в свои мысли. Она сидела на небольшой табуретке, окружённая дневным светом с кистью в руках. Наносила этой кистью краску на белый чистый холст. Думала обо всём и одновременно ни о чём.       Амелия никогда не решала что именно рисовать, беря карандаш или кисть. Она всегда считала рисование проводником мыслей и воображения в реальный мир. Чего-то невозможного и нереального. Что появляется только в голове, но никогда не появиться наяву. Рисование помогало погрузиться в свой мир. Недосягаемый для других. Её личный мир.       После того как в ночь дня рождения Лию забрала из дома Ирина, этот мир стал её своеобразным спокойствием. Когда появлялась свободная минутка — доставала припрятанный карандаш и кусок бумаги и забывалась.       Потом ей начал сниться он. Постоянно, каждую ночь.       Просыпаясь, вспоминала как он держит её лицо и шепчет: «Найди меня». Через несколько лет сны начали меняться. Появились и видения. Лия могла в один момент замереть, перестать что-либо делать. Перенестись на километры и увидеть его. В первых снах была тьма и душераздирающий крик. Теперь же появились смутные картинки. Моменты, где Амелия была наблюдающим. Всё размыто. Кроме него. И он её не видел.       Юноша с кварцевыми глазами. Когда бы она не появилась, лицо его было спокойным, в глазах же лишь изредка появлялись эмоции. Гнев или ярость. Раздражение или отвращение. Растерянности или слабости не было. Радости и счастья тоже. Как и грусти с печалью. Она его изучила. Каждую чёрточку его лица. Его настроение, как он слегка прищуривается, когда недоволен. Как кривятся губы после чьих-то слов, что кажутся сказанными из-под водной толщи. Наклон головы, взгляд, поднятые брови. Всё. Абсолютно всё.       Однажды, когда Амелия сидела дома у камина, ждала пока отец вернётся с позднего заседания, а матушка закончит готовить ужин, снова возникло ведение. Вокруг Лии было темно. Но в Равке сейчас и должно быть темно, ведь там ночь, разве нет? Да, за окном была ночь. Но темнота в покоях генерала Второй армии была по другой причине. Она брела наощупь. Вскоре она дотронулась до косяка распахнутой двери, что ведёт в другую комнату. Заглянула внутрь.       Если бы сейчас Амелия могла разговаривать или издавать какие-либо звуки, она бы ахнула. Комнату поглотили тени. По шорохам и тяжелым вздохам поняла, что кто-то есть впереди. Подошла ближе. От её кожи начало идти лёгкое белое свечение. Ещё ближе. На кровати увидела мужской силуэт. Ему снились кошмары. Короткие чёрные волосы разметались на подушках, одеяло наполовину свисает вниз, бледные пальцы сжаты в кулаки, лицо ожесточилось и слегка осунулось, подрагивали плечи, ноги и голова, грудь неравномерно вздымалась. Подошла ещё ближе. Свечение стало чуть сильнее.       Амелия села на краешек постели. Матрас прогнулся под её весом. Она слегка насторожилась, ведь думала, что ничего не может потрогать и является «призраком». Левой ладонью обхватила его руку, смогла почувствовать изящные длинные пальцы. Костяшки казались белыми от того с какой силой их сжали, а по ладони должна была начать идти кровь из-за воткнувшихся в кожу ногтей. Правую прижала к щеке. Коснулась подушечками бархата кожи. Он замер. Судороги прекратились, кулаки разжались, черты лица стали спокойнее. Наклонилась ближе, переплела их пальцы, провела большим — тем, что у лица — по щеке, по скуле, вниз к подбородку.       «Не бойся», хотелось прошептать ей «Я с тобой».       Юноша сжал её пальцы. Теперь уже Лия замерла.       — Я знаю, — прохрипел он.       Открыл глаза.       Видение исчезло.       Амелия вновь оказалось дома. Сидела в кресле, закутавшись в плед. Рядом горели дрова в камине. На кухне матушка напевала песенку, порхая по кухне. Открылась дверь, и в проёме показался отец.       После, такого не повторялось. Она не заставала его спящим, не пыталась касаться или как-то взаимодействовать. Он стал более настороженным. Не начал, конечно, постоянно оглядываться или пристально следить за каждым звуком или шорохом. Он её не видит, но может её почувствовать.       Что-то упало.       Из мыслей Амелию вырвал звук того, как одна из кисточек упала на паркет, а после покатилась. Девушка наклонилась, подняла «убежавшую» кисть с пола и отложила на столик вместе с той, что держала в руках. Посмотрела на холст.       Черноволосый юноша, широко расправив плечи, смотрит на всех с превосходством. Взгляд кварцевых глаз направлен на девушку. Вглядывается, изучает, рассматривает, выискивая тайны и слабые места. Всё сразу. Полов чёрной кефты не видно, как и ног юноши. Ладони перевёрнуты. Из них струится тьма. Края полной луны, что висит над его головой поглотили тени. Но поглотить полностью никогда не получиться. Ведь Луна живёт во мраке.       Амелия взяла упавшую ранее кисть. Открутила крышку на маленькой баночке с белой, слегка серебристой краской. Обмакнула самый кончик, наклонилась и в правом нижнем углу оставила подпись.       «Амелия Э.»       У неё вошло в привычку писать букву «А» при подписи картин в виде звезды.       Встала и оглядела картину целиком. Хмыкнула от такого совпадения, что можно посчитать случайным или специальным, она сама не знает. Там далеко на севере, в столице Фьерды, в её мастерской стоит похожая на эту, картина. Только там не он, а она. Амелия никогда не думала создать автопортрет. Просто, как и сейчас, села на табурет взяла кисть и начала рисовать. На той картине она также стоит с поднятыми руками, из них льётся белый свет во тьму ночи, освещая, но не разгоняя. Блестит полная луна над головой, а небо усыпано звёздами. Юбок её белого платья с серебристой вышивкой не видно, волосы перекинуты за спину, слегка завиваясь у концов. В ониксовых глазах отражаются звёзды, а на лице играют блики света.       Амелия убрала картину с мольберта. Прошлась по комнате взглядом, думая где оставить картину высыхать, но что бы её не нашли. Позже, когда краски подсохнуть, она завернет её в ткань и спрячет куда-нибудь. Надо только придумать куда.       Посмотрела на время.       17:58       За окном уже стемнело, теперь дорожки освещались высокими фонарями, что придумали фабрикаторы. В её камине дотлевали последние угли, свечи погашены.       «Уже вечер, а Жени до сих пор нет».       Амелия скинула заляпанную краской одежду, оставила в корзине для белья, отмыла прилипшие кусочки краски с носа и щёк, заправила выбившиеся из высокого хвоста пряди, после нацепила простое свободное платье бледно-жёлтого цвета и побрела искать Женю.       Стражники, стоящие на постах у дверей и выходах из дворца, склоняли головы при её приближении, проходящие мимо слуги останавливались и слегка кланялись, потом шли дальше. Лия на всё это отвечала лёгким кивком, продолжая петлять по многочисленным коридорам Большого дворца в поисках подруги. На одном из поворотов Лия в кого-то врезалась. Как и вчера. Потёрла ушибленный лоб и увидела перед собой Женю с непривычно взлохмаченными волосами в утеплённой бежевой кефте с несколькими коробками и пакетами в руках.       — Вот ты где! — взяла рыжеволосую за плечо, помогая оправиться от столкновения. Янтарные глазки посмотрели на беловолосую. Устало. Но где-то там глубоко было скрыто... счастье. Не от встречи, а от чего-то другого. Амелия не смогла понять отчего, — Ты чего так долго?       — Прости, — на выдохе сказала Женя, краем глаза показывая за свою спину. Лия перевела взгляд. Слуги в таких же одеждах с коробками и пакетами склонили головы, — Это всё царица, — прошептала Сафина.       — Тогда, когда закончишь дела я жду тебя у себя, — слегка сжала плечо подруги в знак поддержки, — Если ты конечно ещё можешь держаться на ногах и со мной отужинать.       — Я приду.       — Тогда до встречи.       Амелия развернулась на пятках и пошла в сторону своей комнаты. Сзади было слышно лёгкое шуршание, потом строгий голос Жени и шаги, уходящие куда-то влево.       Когда Амелия добралась до своих покоев, она начала убираться перед ужином. Сложила мольберт и приставила к одному из окон рядом. Перенесла табуретку обратно в купальню, все рабочие принадлежности тщательно помыла и оставила в ящике письменного стола. Проверила картину. Самыми краешками подушечек пальцев провела по поверхности.       «Ещё примерно полчаса», подметила она «Но Женя придёт раньше, поэтому её надо перенести».       Подхватила аккуратно холст с обеих сторон, зашла в купальню. Глаза бегали по комнате, выискивая удобное место, чтобы если кто-то зайдёт, то не увидит картину сразу. Нашла. Поставила боком, прислонив к стене и тумбе с полотенцами, бутылками, мылом и всякой всячиной. Зашла обратно в комнату, зажгла камин, подбросив несколько дров, а после свечи на стенах и по одной на каждом из столов. Плюхнулась в кресло и опять ушла в мысли. О нём.       Дарклинг. Генерал Кириган. Так он себя величает последнее столетие. Амелии никогда не нравилось ни одно из его имён. Потому что титул, что есть только у него одного; имена, что он сменял всю свою жизнь, разыгрывая смерть, а потом возвращался в Равку; всё это — маска. Одна большая маска за которой он начал скрываться с момента рождения. А точнее, когда его и его мать начали преследовать из-за необычного дара. Из-за того, что они управляют тьмой. Амелия хочет узнать его настоящие имя. То, что дала ему женщина, живущая в хижине рядом с Малым дворцом, при рождении. Она хочет, чтобы непоколебимый чёрный генерал открылся ей. А она заглянет внутрь и увидит его настоящего. Того какой он на самом деле. И не отвернётся. Никогда. Амелия знает, что он делал и никогда не поворачивала назад. Не бросала желания помочь ему. Спасти. Шла вперёд к своей цели с высоко поднятой головой и стальной, как его взгляд решимостью. Амелия обещала его найти. Она нашла. Теперь она обещает спасти его. И она выполнит это обещание.