Мои квадратные сны

Драконица помогла мне проснуться. У меня глубокая ночь, очень хочется снова заснуть. Но запуск моего совсем старого аккаунта в игре и вход на сервер это дело пары минут. Единственное, аватар не стандартный, а тавр фавн. Для сервера пришлось немного попотеть с адаптацией. У этого персонажа совсем нет ресурсов в инвентаре, нет и опыта. А потому мне нужно как то доставить его в деревню. И неожиданно такой способ находится. Оказывается можно приглашать в свои колонии новых игроков и доставлять их торговцами. Путевой камень деревни есть, а значит торговец может это сделать. Введя координаты деревни я получаю название пункта доставки для нового активного колониста. Примерно на этом моменте я снова засыпаю, и сон в кубическом мире продолжается. Но ситуация не совсем обычная, когда я оказываюсь в деревне. И хотя меня все узнают, они играют совсем иные роли. Да и со мной не всё хорошо. Голова болит, я едва могу вспомнить как совершать простейшие действия не только в игре, но и сам по себе. Незнакомое мне тело едва слушается. Только через несколько дней я вспоминаю, что новых колонистов начального уровня доставляют буквально как рабов. Из столицы меня буквально похитили, а весь путь я проделал одурманенный или оглушаемый ударами по голове. Лисичка мне объясняет, что я ещё не до конца в игре, мне снится отдельный сон. А мой новый аватар в деревне ищет подходящих для нового культа колонистов. Головные боли усиливаются, и я в один из моментов вовсе падаю в обморок и попадаю на приём к высшим. Но никого из них я не вижу, зато слышу уже знакомый голос. Теперь эта сущность хочет испытать меня. Она предлагает повторить столь понравившуюся сцену, но уже с намного большим реализмом. Я согласился с условием, что не будет боли и получится в реальности воспроизвести те странности той сцены, обусловленные виртуальностью и багами игрового мира. И как только я согласился, я оказался в кругу своей семьи из кубического мира. Но сейчас всё иначе, нет ни единого намёка на кубы. Уже не только я в теле из плоти и крови, но и остальные. — Всем привет. Похоже, нам выпала возможность повторить тот наш семейный ужин. Но уже так, как это бы произошло в моём мире. Хотя и со всеми условностями вашего. Без боли и смерти, с возможностью чувствовать и видеть всё. Любимые мои, я полностью готов отдать себя каждому из вас. Даже если двое из вас не так долго со мной знакомы. Мне ответила лисичка, ставшая красивее всех моих представлений. — Мы тоже хотим отдать себя тебе и остальным. Тогда это было удивительно, но в твоём мире… Вокруг нас уже не пасть дракона, а прекрасно оборудованная кухня при ресторане. Единственное, за окнами ресторана лишь серая бесконечность мира высших. Да и края ресторанного зала отчасти уже состоят из кубиков, а отчасти нарисованы. — И пусть это лишь сон, я рад такой возможности. А как вам моё тело сейчас? В таком виде я буду вести вас по светлому пути. Драконица облизнулась и явно захотела сразу меня проглотить, целиком и живым. Но когда она попыталась об этом сказать, её перебил ягнёнок. — Этот облик просто чудесный. Ты так…ая уязвимая и беззащитная. Я лишь выгляжу чистым и невинным, моя шубка пропитана кровью, а кожа черна как уголь. Игроки могут очистить меня, но могут и сделать воплощением тьмы. А ты сейчас идеально чист. Совершенная жертва. Такой милый и привлекательный облик, за которым не скрывается ничего страшного. — Не считая того, что у меня базовый навык рукопашного боя. Я могу врезать как следует. И кроме этих кулачков у меня есть рожки и очень острые копытца. Этот вид называется фавн. Верхняя половина. А нижняя у меня от оленя. Ну, чтобы я была добычей. Причём фавн я современный, добрый и беззащитный, а не коварный и тёмный, из нечисти. Мне же придётся защищаться, а потому я буду уметь драться. Кролик помрачнел, начав рассказывать. — Это да, вот только твои силы сейчас ужасающе малы. А на наш мир упала тень тёмной стороны твоего. Людям часто свойственно зло по отношению к беззащитным. И жителей деревни это не минуло. Вот почему твой сон так тяжело начинался. Каждый волк в деревне хоть раз тебя растерзал, каждый конь, бык или баран спарился и завёл от тебя потомство. Каждый живоглот проглотил против твоего желания и лишил жизни страшно и мучительно. Правила и законы твоего мира чрезмерно суровы и строги. И кому то из настоящих высших пришлось потрудиться, настраивая это пограничное место. — Я догадываюсь, я тоже слышал голос той, что помогает устроит этот ужин. Наверно, ей хочется увидеть это всё не в том пиксельном виде, а более реально. Раз из моего мира вашим можно полностью управлять, то кто-то может иметь такую власть над мирами, что похожи на мой. Но давайте не будем сейчас философствовать. Лучше начнём. Давайте сегодня я буду первым блюдом для вас. Хотя, сначала я всё подготовлю. Кроме обычного для кухни оборудования нашлись также перенесённые из игры предметы. Стол для зачарования это один из них. Разве что теперь у этого стола ещё есть экран, кнопки управления и чаша с горстью синих камешков. А рядом большой бак со светящимися шариками внутри. Естественно, для зачарования нужен лазурит и опыт. И нужно как то помочь тому, кто магией в реальности не владеет. Судя по красивому проводу, соединяющему книгу и сам стол зачарований, зачаровать можно не только поставленный на книгу предмет, но и предмет с уложенной на него волшебной книгой. Я проверяю работу этого устройства на всём, что понадобится нам для приготовления этого обеда. Зачарований огромный список, и они адаптированы именно под реальный мир и приготовление пищи. И это хорошо, так как нужными реальными навыками никто из нас не обладает. На все колющие и режущие инструменты я наложил чары обезболивания, остановки крови, фантомного разреза, умножения добычи и незримого помощника. На плиты, сковородки, духовки и прочее тоже понадобилось наложить целый список, чтобы ничто не причинило боль никому из нас, и чтобы мы могли ощущать каждый кусочек. Особенно много чар понадобилось наложить на крюк. А также на тарелки с вилками и ложками. Просто ради полного разнообразия того, что будет на этом пиру. Когда с подготовкой всё было закончено, я попытался положить руки на крюк и запустить подъёмник. Не сработало. За скользкий металл не ухватиться, а острый конец отказался протыкать руки. Головой или шеей тоже оказалось бесполезно пытаться. Пока помощник не посоветовал взять из шкафа сбрую для подъёма и с её помощью серединой своего тела закрепиться на подъёмнике. Со свободными руками и свисающей вниз нижней половиной тела. Лисичка помогла разобраться с этой охапкой ремней, карабинов, застёжек и колец. И висеть оказалось просто поразительно комфортно. Нашлось даже крепление для подноса специально для меня. Но при этом моё сердце начало очень сильно биться в груди. Оба сердца, как у многих тавров. Мне страшно, словно меня сейчас действительно будут ещё живого резать на мясо. Лисичка видит мой ужас и гладит вздрагивающее тело. И нижнюю половину по его мохнатым бокам и животу, и верхнюю. Совершенно неожиданно её пасть нежно обхватывает сосок моей груди. Лисица пьёт у меня молоко. Потом к ней присоединяется драконица. А так как моя нижняя половина тоже женская, молоко получают и оставшиеся двое. Страх не проходит, но мне очень тепло от того, что со мной эти четверо. Так работает материнский инстинкт, наверное. И так ощущается любовь матери. Затем, к моему смущению, драконица сама кормит меня своей грудью. За ней и лисичка. У обоих очень вкусно, и необычно. Ведь обе могут на время вернуть себе свой привычный пиксельный вид, из-за чего их молоко начинает появляться у меня во рту кубиками. Но и в живом облике это удивительно приятно. Но за этим наконец следует то, ради чего это всё и устроено. Я отдаю самого себя на съедение своим друзьям. Лисица берёр один из зачарованных ножей и довольно уверенно сначала разрезает шкуру на боку моей нижней половины, а затем и вовсе срезает полосу мяса с рёбер. Боли нет, лишь холод металла, тепло рук подруги и тянущее ощущение пустоты на месте вынутого куска. Пустота быстро исчезает, а я ещё лучше ощущаю руки девушки. Кусок мяса ощущается как особенно чувствительная часть моего тела. Лиса обнюхивает кусок, и я ощущаю ветерок от её дыхания. Крови почти нет, одна капля осталась на кончике ножа, да и на пальцах девушки немного красного. Следом за первым куском следует ещё шесть И ещё семь с другого бока. Сначала я не понимаю, почему такое количество, но затем лиса передаёт одик кусок драконице, и та глотает кусок целиком, лишь пару раз укусив посильнее. Если бы я весь оказался на месте этого куска, драконьи челюсти сломали бы мне кости. Но и без костей я прекрасно ощутил вонзающиеся в плоть клыки, слабое тепло от прикосновения влажного языка, скользкую слизистую слюну на стенках эластичного горла, увидел глотку и ощутил странный запах в пасти драконицы. Её дыхание пахнет огнём и электричеством, в каждом укусе и каждом глотке чувствуется уверенная власть хищницы над её добычей. Я не просто смотрю на это своими глазами со стороны, я могу видеть всё происходящее в пасти, горле и животе драконицы. Когда кусок мяса соскальзывает в глубину покрытого чешуёй тела, я словно тоже прохожу этот путь. Это заставляет меня вспомнить своё съедение драконицей в новом моём облике. Тогда она проглотила меня практически также, парой укусов сломав спину и оставив несколько глубоких ран своими клыками. От страха я тогда едва не лишился способности ей восхищаться. И в желудке я отчаянно пытался выжить, с парализованным телом и истекая кровью. И сейчас всё это повторяется, только на этот раз я не могу пошевелить ни единой частичкой себя внутри драконицы. Её пищеварение напоминает волшебный огонь, горячее искрящееся ощущение, стремительно растворяющее тело. Совсем не похоже на то, что было при наших прошлых встречах. Я вспоминаю, как в панике я пытался избежать этого огня, но в итоге в нём растворился. И хотя драконица переварила меня за минуты, для меня это неожиданно растянулось на часы. И ощущения в точности совпали с привычным уже пищеварением драконицы. На этот раз мне не страшно таять, да и я могу видеть всё со стороны. Кусок мяса просто исчезает, растворяясь в пылающей жидкости. Затем лиса использовала какой-то аппарат, и пару кусков меня она сделала пиксельными. Один из кусков она также отдала драконице. На этот раз выглядит всё иначе, хотя ощущения почти такие же. Кусок мяса не гнётся и не меняет форму, его острые углы упираются в стенки горла драконицы, вынуждая её сильнее раскрывать пищевод. Но она справляется, и я снова падаю в её наполненный сиянием живот. Гладкие стенки пищевода легко обнимают кусочек меня и уверенно проталкивают в желудок. Там мясо покрывается соком, затем разделяется на отдельные кубики по пикселям. И уже эти кубики, сначала немного поплавав в жидком огне, растворяются без следа. А я опять вспоминаю своё съедение драконицей. Ужас, желание жить, недоумение и обиду. А потом, когда моя жизнь тогда начала угасать, я простил свою любимую драконицу, признав себя её законной добычей. — Извини, я тогда не удержалась. Мне показалось, что ты в новом теле не был в нашем мире, а лишь управлял аватаром из своего. Но внутри ты стал вести себя совсем как живой, только в кубическом теле. Ты испугался, но я тебя сильно ранила, и лишила возможности сопротивляться или ластиться, как ты всегда щелал внутри меня. — Ничего, это было не больно и познавательно. Твой животик очень ласковый. Следом свой кусочек сырого мяса стала есть лиса. Она медленно вонзила клыки в кусок, пронзая его насквозь. Их острота и гладкая твёрдость меня восхищают, мне нравится, как меня пронзают эти красивые клинки. А лиса, словно специально, кусает клыками снова и снова. Затем край куска попадает на её коренные зубы, и его там расплющивает и дробит на кусочки. С одной стороны это ужасает, это самое грубое обращение, какое только может быть. Я рад, что не чувствую боли, что там сейчас лишь мягкий кусочек мяса, а не моё целое тело. А с другой, лиса сохраняет свою милую утончённость и нежность даже показывая мне столь брутальное действо. Бархатный язычок осторожно подталкивает кусочки мяса на зубы, и его упругая мускулистая масса словно ласкает меня. Горячая слюна покрывает каждый кусочек, и когда аккуратные глотки отправляют кусочки в жаркое нутро лисы, это ощущается очень легко и естественно. Пока я соскальзываю по гладкому пищеводу мимо сердца девушки, пока её клыки пронзают мою плоть, а другие зубы рубят её на мелкие кусочки, я вспоминаю то, как она убила меня в игре. Она тогда успокоила меня своим красивым голосом, поцеловала в нос. А затем очень осторожно сомкнула клыки у меня на горле. Так было нужно, и я лишь с трепетом отказался от борьбы. Лиса не прокусила мне горло, а лишь сжала его челюстями. Горячая слюна просочилась сквозь мех, а клыки придавили какие-то сосуды. Меня охватило головокружение, а затем сё и вовсе пропало. Но я не могу не восхититься тому, как же нежно и по доброму всё произошло. Такой хищнице отдаваться просто приятно. В желудке лисы оказалось лишь немного неприятно. Там чуточку жарко, довольно неприятно пахнет, и от контакта с желудочным соком сильно зудит тело. Или кусочки тела, если быть точным. Немного сбивает с толку то, что часть меня ещё в пасти, а другие только скользят по горлу в этот слизистый мешочек из горячей плоти. Желудочный сок должен жечь, очень болезненно для живого существа. Но в животе лисы ощущения другие. Жжение так быстро сменяется онемением, что боль не успевает стать даже неприятной. И хотя желудок выполняет свою работу без всяких эмоций, мне это ощущается так, словно лиса специально очень старательно и бережно покрывает соком каждый кусочек меня. Мягкие сжатия перистальтики совсем не ощущаются грубыми или подавляющими. Они лишь помешивают содержимое желудка. Лиса внутри такая же нежная и красивая, как и снаружи. Наступает время для съедения пиксельного мяса живой лисой. Я уже знаком с красивой работой зубов лисы и её аккуратной манерой есть. Но вот видеть то, как клыки раздвигают крупные пиксели моего мяса — странно. Углы некомфортно вдавливаются в язык, слюна с трудом затекает в впадины. Потом зубы за щекой лисы с трудом отрывают отдельные кубики мяса от куска. Эти кубики сжимаются, но больше не дробятся. Они прилипают к языку, скатываются с него, плохо смачиваются слюной. Их надо жевать дольше, чтобы сделать мягкими. Но лиса глотает кубики так, и они с ощутимым усилием скользят по гладкому пищеводу, упираясь вершинами в плоть и даже застревая. Но в итоге все эти кубики падают в желудок, где им предстоит долго плавать в смеси соков желудка и кусочков обычной еды. Даже там эти кубики сохраняют форму, обещая ещё много необычного и странного. Больше никто не хочет сырое мясо, поэтому лиса приступает к готовке. Пять кусочков становятся пиксельными, а пять других лиса готовится превратить в котлеты для бургера. Она внимательно рассматривает инструменты, но вместо них она хочет использовать саму себя. Перед обжаркой мясо нужно порубить или очень хорошо отбить. Или специальным инструментом проделать в мясе множество отверстий. Чтобы маринад проник внутрь. А лиса для этого использует свои клыки. И я снова могу ощутить на себе их остроту и гладкость. Клыки хищника очень часто вызывают восхищение и страх. Этот раз не исключение. Перед каждым укусом мне очень хочется сжаться и напрячься. А когда эти конусы входят в плоть, мясо словно вздрагивает. Или это я так реагирую, когда клыки входят в мою по прежнему живую плоть. В памяти смутно всплывает момент, когда я лежу среди хищников, и они игриво кусают и лижут моё тело повсюду. Клыки захватывают складки шкуры, языки пропитывают слюной короткую шерсть, пасти угрожают перекусить мои хрупкие конечности. Но всё закрывает голова лисы, что держит меня за горло. Это просто лиса, но лиса девушка совсем рядом. Она готовится забрать мою жизнь. Это будет поцелуй, когда её пасть плотно закроет мою мордочку внутри себя, и я останусь без воздуха. Наверно, именно так чувствуют себя жертвы перез казнью, я такой беспомощный. И даже приятные облизывания некоторых не отвлекают от этого. Кто-то лижет меня между ног, кто-то сосёт всю грудь целиком. Когда лиса заканчивает, отступает и это смутное воспоминание. Я с сожалением покидаю пасть лисы с последним кусочком мяса, и наблюдаю за приготовлением соуса и прочей начинки для бургера. Мягкие булочки пахнут просто изумительно, а от зелени и уже нарезанных кружочками помидоров веет прохладой. Я в виде пяти кусочков ложусь в чашу с маринадом, и жидкость через множество дырочек от клыков просачивается внутрь. От этого нервы вспыхивают фейерверком ощущений. А на плите над огнём нагревается железная решётка и сковорода. И пусть на сковороде предстоит жариться моему телу, мне страшно за лису. Она проверяет температуру лапкой, и когда масло шипит, это словно меня ошпаривает кипятком. Затем лиса начинает. Как только покрытые жидкостью куски мяса ложатся на сковороду и вокруг них вскипает масло, по моему телу расходится сильный жар. Словно это масло кипит внутри меня, а не в пяти метрах снаружи. Но боли нет, лишь жар и стягивающее ощущение. А лиса встаёт лапами на сковороду и начинает наступать на каждый кусочек по отдельности. Её покрытые горячим маслом лапки снизу смотрятся очень красиво и мило. А когда они на меня наступают, ещё больше жара проникает внутрь. Кажется, что лиса оставляет во мне раскалённые отпечатки своих лап. Но эти отпечатки такие же мягкие, как и сами её лапки. Увы, этот странный танец заканчивается очень быстро. Кусочки моего мяса ложатся на хлеб, сверху их укрывают тающие пластинки сыра. Зелень и помидоры укрывают эту композицию, а сверху ложится верхняя сторона булочки. Мясо истекает маслом и соком, но это не похоже на кровь так, как походит на неё соус. Ощущения немного путаются, я то весь лежу в каждом из пяти бургеров, то это лишь кусочки меня там, то я лишь бесплотно рпссматриваю всё происходящее. Последнее вернее всего, а остальное это лишь мои мечты. Лиса аккуратно поправляет каждый бургер, пальцем подталкивает съехавшие помидоры или вылезшие листики салата. Время ведёт себя странно, только теперь я вижу, как она тщательно промывает и вытирает свои лапки, и как после готовки стирает масло и мясной сок отдельной булочкой. А я реально хочу её лапки облизать, после такого обжигающего действа. Лиса вспоминает кое что, и она на пару секунд достаёт мясо из бургеров, прижимает куски к решётке плиты прямо над огнём, а затем возвращает их назад на тёплый хлеб, в уютное мягкое ложе внутри готового блюда. А я любуюсь тем, как шерсть колышется и переливается магическими огоньками в потоках раскалённого воздуха над огнём. Просто завораживает… Наконец приходит время поесть, и каждому достаётся по тарелке. И я ощущаю каждого так, словно это я сам лежу внутри их еды. В том числе и самого себя. Пока всё готовилось к этому я боли не ощущал. Но я смутно понимаю, что всё это должно было быть болезненно для меня. Да и впереди тоже должна быть боль. Вот только я не могу не любоваться своими друзьями, когда я смотрю на них таким маленьким. Хищная красота облизывающейся лисички, грозная и властная мордашка драконицы, задумчивая физиономия кролика, невинность барашка и моё собственное испуганно мечтательное лицо. Хотя и не человеческое. Мясо пахнет олениной, ведь это тело по сути оленье. Значит и в бургерах оленина, а не человечина. Как человек я лишь смотрю и ощущаю. Все едят одновременно, а я наблюдаю каждого по очереди и всё сравниваю. Лиса аккуратно жуёт бургер целиком, размалывая его край за щекой и удерживая клыками остальное. Снаружи это выглядит мило и по звериному, а внутри пасти всё на удивление красиво. Белизна зубов, чёрные губы, розовый язык и нёбо. Всё работает удивительно приятно для меня, даже когда на острых зубах должны хрустеть не только листья салата, но и мои кости. Если учесть позицию, с которой я всё вижу. Но каждый укус я чувствую если не всем телом, то тем кусочком мяса, что вырезан из моего бока. И так легко представить, что на зубы, щёки и язык лисы брызгает не соус с крошками хлеба, а кровь и куски тела. Пасть драконицы похожа на лисью остротой зубов. Но она почему-то намного сильнее подавляет и пугает. Язык более массивный и тяжёлый, но при этом более гладкий. Драконице сложнее жевать, и она больше лижет и растирает языком, чем перемалывает зубами. Каждый гладкий вкусовой сосочек на её языке проходит по моему телу там, изучая вкус и текстуру мяса. Всё это движение заставляет потерять ориентацию. Липкая слюна облепляет всё, каждый кусочек пищи. Но при этом еда остаётся вполне узнаваемой и приятной на вид, даже после всех приключений в пасти. А у лисы в итоге получается мокрая каша из слюны и кусочков всего. Рот кролика от человеческого отличается только формой зубов и запахом. У него во рту пахнет свежими овощами, а у меня запах несколько хуже. Хотя, до лисы нам всем далеко. Запах её рта самый неприятный. У драконицы вот вообще пахнет удивительно приятно. Я жую также, как и кролик. Откусывая кусочки плоскими передними зубами и раздавливая более широкими коренными. Там с одной стороны пищу удерживает упругая гладкая щека, а с другой не даёт спастись от укуса массивный мускулистый язык. Мясо в бургере не может двигаться, а вот маленькому мне не хватает сил на сопротивление. И каждое сжатие зубов, почти, размазывает в блин очередной кусочек меня. И хотя желания попасть в такой водоворот реально у меня нет, смотреть на столь брутальное и грубое разрушение вещей по своему приятно. Но самый страшный опыт мой неощутимо наблюдающий за всем дух испытал во рту барашка. Да, он самый милый на вид, даже рядом с симпатичной фавной. Но тёмная кожа и странные светящиеся чуждой силой глаза пугают. Для маленького существа любой рот очень пугающе выглядит, но во рту барашка непроглядная темнота. Просто его рот глубже чем у всех остальных. Передние зубы вызывают стойкое ощущение родства с топором палача или гильотиной. Слишком уж легко они отрезают кусочки бургера. Да и небольшие аккуратные клыки совсем не делают вид более дружелюбным. Барашек ест аккуратно, с милым застенчивым выражением мордочки откусывая кусочки и пережёвывая их. Но стоит оказаться внутри, как от этого впечатления не остаётся и следа. Язык очень мускулистый, ему одному хватит силы, чтобы превратить маленькую жертву в отбивную. Этот язык уверенно подхватывает каждый кусок, покрывает его обильной слюной, проталкивает в самую глубину и запирает в жерновах зубов.пахнет не только травой, но ещё кровью и серой. И запах свежей еды не может перебить запахи самого хищника. В самой глубине горла можно видеть алые отблески злого пламени, и с каждым движение языка этот провал в преисподнюю становится ближе. Но главным испытанием становятся зубы. Это зубы жвачного животного, действующие как мельничные жернова. И язык неумолимо толкает прямо между ними. За ними видно упругую щёку, но это такая же прочная мышца, как и сам язык. Можно сколько угодно барахтаться в слюне и пытаться ухватиться. Барашек всё равно вытолкнет туда, сожмёт этими зубами и превратит в кровавое месиво. Как же хорошо, что на эти зубы попадает уже не столько живой человечек, сколько обычное жареное мясо и прочие продукты. Разрушение всего во рту барашка просто эталон совершенства и мощи. Его челюсти можно сравнить с гидравлическим прессом, и после пары движений от откушенного кусочка бургера остаётся лишь жидкая кашица. Но барашек продолжает жевать, стирая всякие различия между разными продуктами. Только салат сохраняет узнаваемыми крошечные кусочки. И хотя это естественно для травоядного, у барашка это выглядит как желание разрушать и причинять боль. После глотка все выглядят одинаково. Тесно, гладко, приближается оглушительное сердцебиение, а последний отблеск света гаснет позади. Да и желудки во многом очень похожи. Кроме желудка драконицы. Но до желудка очередь не дошла, так как лисичка готовит из пиксельного мяса шашлык. На этот раз ей помогает драконица, и насаженные на шампуры куски мяса купаются в жаре её дыхания. Пиксельное мясо не нужно мариновать, да и других продуктов тоже не добавляется. А ещё, на этот раз лиса пользуется обычными инструментами для готовки. Готовые блюда все едят также, как и бургеры. Но наблюдать за самим мясом намного необычнее. Оно на зубах лишь неохотно разделяется на кубики, а эти кубики лишь меняют цвет и становятся мягче при жевании. И даже барашку не удалось превратить эти кубики в жидкость. И хотя кажется, что глотать такие куски очень тяжело, я на собственном опыте убеждаюсь в обратном.кубики достаточно мягкие и имеют идеальный для глотка размер. Наблюдая за всем я ещё больше наслаждаюсь характером каждого. А главное, я отдаю друзьям самого себя, даже когда они этот дар так или иначе разрушают. Приготовление бургеров и шашлыка из свежего мяса это не единственная моя жертва сегодня. Лисе я дал возможность приготовить из себя самое вкусное из известного ей. Ведь в игре это лучшие мясные блюда из доступных в деревне. Ими не ограничивается меню мясных блюд, и лиса готовит всё что умеет. Со всей своей красотой, грацией и необычной фантазией. А я любуюсь девушкой, беспокоюсь за неё, и в виде разных блюд отправляюсь в пять различных ртов. Нож снова и снова разрезает шкуру, погружается в плоть и отделяет от меня куски. Но эти куски остаются частью меня, и я могу стать каждым из этих кусков, чтобы в итоге попасть в один из желудков для дальнейшего разрушения. Очередь лисички закончилась, и ко мне подошёл барашек. И от его взгляда я ещё больше чувствую себя жертвой на алтаре. Он берётся за нож, значит ему тоже надо взять часть моей плоти. Я уже дал каждому часть себя, как вкусную и необходимую еду. С ним всё будет более сакральным, ведь он спец по жертвоприношениям. Твёрдое копытце проводит по груди и останавливается напротив сердца. Сначала на нижней половине тела, затем на верхней. У меня перехватывает дыхание от предчувствия. Затем он вонзает нож в грудь, налегает и растягивает, чтобы рассечь кости и добраться до столь нужного. Боли нет, кровь тоже почти не течёт. Но ощущение подобной беззащитности внутри ранит. Что-то удивляет барашка, но лишь на секунду. Когда его копытца касаются сердца, я ощущаю исходящий от них странный жар, сочетающийся с холодом. Но в этот момент я отвергаю страх и словно отдаю саму свою жизнь своему кудрявому другу. Ещё бьющееся сердце надо съесть, и барашек это делает. Выглядит по настоящему жутко, так как на этот раз крови более чем достаточно. После жертвоприношения барашку придётся хорошенько помыться. Следом очередь остальных. Когтистые лапы драконицы источают такую силу, что моё сердце в них останавливается. Или этотона так его сжимает, что оно не может дальше биться. В любом случае, она глотает сердце целиком, и оно несколько минут трепещет где-то внутри её тела. Кролик приносить жертвы не умеет, и хотя его ритуал повторяет ритуал барашка, у него не получается нагнать никакой торжественности или инфернальной жути. Он лишь наелся сырого мяса и испачкался крови. После него лисичка вытащила из моей груди сразу два сердца, оставив внутри болезненную пустоту и тишину. Одно сердце нужно съесть мне, и это получается также нелепо, как в исполнении кролика. Я просто наелся сырого мяса и облился кровью. А вот у лисы опять получилось что-то необычное и по своему красивое. В её руках моему сердцу также удобно работать, как и на его обычном месте. Лиса немного его сжимает, заставляя меня слабеть. Затем она наоборот помогает ему биться сильнее и увереннее. А под конец она сердце облизывает и обсасывает в пасти, заставляя замирать от каждого прикосновения зубов к нему. Я был бы рад, если бы она его проглотила целиком. Но ей пришлось его прокусить и разжевать, с сожалением во взгляде. А я только порадовался, что это сделали именно её красивые клыки. Момент, когда они плавно погрузились в плоть, заставил меня ощутить едва ли не экстаз. Следующим за дело взялась драконица. Она стала исполнителем моего наказания. Для этого она прорезала проход к печени и начала кусать прямо внутри меня. Ладно хоть без крови сейчас. Но всё равно это по своему мучительно. Остальные повторили за ней. Кролик в этом деле тоже не слишком хорош. Нет, добрался до своей цели он уверенно. Но как наказание это я не ощутил. Он просто сделал то, что должно, хотя сейчас это не очень уместно. Когда за дело взялся барашек, я ощутил себя жертвой садиста маньяка. Особенно когда блеянье превратилось в тихий безумный смех. После такого я стал гадать, он действительно злодей, или просто решил меня напугать так? Последнее получилось очень хорошо. Хуже всего справилась лисичка. Она и до нужной части меня добиралась долго и неуверенно, и необходимое делала тяжело. Кажется, это она была наказана, а не я. Последним за нож взялся кролик. И как профессионал он продолжил добычу мяса. Это даже по своему приятно оказалось, хотя для него это просто работа. Он умело снял с моего тела шкуру, оставив ощущение невероятной наготы и уязвимости. Следом барашек вспорол тело и вынул все органы по очереди, оставив жуткую пустоту. И как бы я ни хотел закончить на лисичке, ей досталось срезать всё мясо. Она сделала это как настоящий повар. Быстро, умело, и без потерь. Кости достались драконице, как самой сильной. Только после этого я наконец переместился в новое и целое тело, восстав в специальном круге. Я принёс себя в жертву своим друзьям, и теперь их очередь всё повторить. А моя — увидеть это со стороны. Увидеть и проделать всё самому. Теперь они и не будут мне помогать напрямую и брать на себя роли, всё на мне. К счастью, первым после меня на крюк поднялся кролик. Первым делом жертвоприношение. Я постарался как можно торжественнее приготовится, чтобы вырезать его бьющееся сердце прямо из груди. Аккуратный разрез открыл таящуюся под мехом розовую плоть и белую кость. Несколькими движениями я добрался до его сердца, но мне пришлось вытащить его пять раз подряд. Сработали чары на ноже. Хорошим символом было бы вложить по сердцу от каждого в грудь каждому другому, но тут это не работает. Я теперь не могу прорезать себе грудь, не могу ничего сделать и с остальными. Мы это проверили на своих руках. Остаётся лишь съесть. А так как сырое мясо больше никто не хочет, из кролика я варю суп и жарю его мясо. После сердца я снимаю с него шкуру и оставляю её в сушилке рядом со своей оленьей. Там шкуры превращаются в одежду сами по себе, по воле магии конечно. После шкуры следует вынуть растворяющиеся в воздухе внутренности, резать мясо и разделить кости. Забавно, хотя кролик с человека размером, хватает лишь по небольшой порции на каждого. Словно это обычный кролик был, а не житель деревни и первый муж лисички. Кролик воскрес внутри круга, и я накинул на него куртку из оленьей шкуры, чтобы согреть. Всё же этот опыт оказался намного более тяжёлым, чем обычно происходит в мире игры. Слишком много ощущений и чувств. Я пристроил кролика рядом с лисичкой, укрыв обоих одной тёплой курткой. Я бы и сам с удовольствием прижался к стройной пушистой девушке, но мне нужно продолжать эту страшную работу. Мои друзья готовы отдать себя также, как это сделал я. Но вот взять отданное получится только у меня. Теперь очередь барашка. И совсем как в игре, его кудрявый мех не пропускает нож к телу. Поэтому я беру очень удобно попавшуюся машинку для стрижки и начинаю сбривать с него руно. Чары подсказывают правильные движения, и я очень быстро справляюсь с этим делом. Под белой шерстью у барашка чёрная кожа, что смотрится необычно. Он дрожит от холода, маленький и обнажённый. Даже перед своим первым принесением в жертву он не был таким беспомощным и беззащитным. Но как и раньше, барашек хочет увидеть и ощутить всё, а потому я начинаю разделывать его вполне живого. Когда нож легко прорезает шкуру с тонким мягким подкожным жиром, вытекает лишь несколько капелек крови. Барашек вздрагивает при каждом прикосновении лезвия, да и у меня внутри также всё сжимается. Я прекрасно помню ощущение от холодного лезвия внутри. Острые когти и клыки в таком деле ощущаются несколько приятнее. Немножечко. Меня удивляет то, как приятно ощущается рассекающий плоть острейший нож. И не столько со стороны моей руки, сколько для рассекаемой плоти. Более грамотно сначала вытащить внутренности, затем разделить тушу на части, а уже затем срезать всё мясо с костей. Но я нарушаю этот порядок, сначала срезая наиболее доступные снаружи мышцы и полосы плоти с тела жертвы. Что-то подсказывает, что такое и в реальности можно проделать с живым существом, придётся лишь лечить после каждого разреза, останавливать кровь и следить за силой боли. Но сейчас боли нет, и всё это совсем не пытка. Не знаю как, но мне удаётся одновременно не только отрезать от барашка всё новые куски трепещущей плоти, но и готовить эти куски. Теперь в дело идут внутренности, которые я достаю через небольшой прорез, промываю, наполняю мясом и другими продуктами, а затем развешиваю в коптильне или печи. И то, что у барашка больше нет внутренностей, совсем не мешает ему есть приготовленную еду вместе с остальными. Это всё скорее сон, чем реальность. А потому я сам не только продолжаю это жертвоприношение, но и нахожусь в желудках каждого из присутствующих. И как привязанный к ранее съеденным кусочкам своего мяса бесплотный наблюдатель, и словно барахтающийся там крошечный человечек. Тело на крюке словно принадлежит другому барашку, так как мои действия снаружи не влияют на то, что происходит внутри. Из барашка получилось много колбасы и разных мясных лакомств, а оставшееся мясо пошло на приготовление шашлыка. Здесь есть специальная духовка для этого, но вместо газа или углей её своим дыханием разогревает драконица. Но сначала мясо нужно мариновать, и уже есть целый ряд чаш с соусами и маринадами. Я тоже прошёл через купание в этих обжигающих нервы жидкостях, когда сам висел на месте барашка. А когда аппетитно пахнущие зажаренные кусочки начинают исчезать с холодных тарелок, я даже немного завидую барашку. При всех страшных подробностях этого, мне было приятно быть вкусной едой. Ничуть не хуже, чем самому есть вкусную еду. Да и готовиться тоже по своему приятно. Когда жар печи заставляет плоть сжиматься и меняться, это ощущается очень необычное. И я не устаю радоваться, что это не причиняет боли. Просто меня опять накрывают воспоминания о тяжёлом старте новой жизни в деревне. Тогда, при таких же условиях, от боли меня ничего не защищало. И не важно, мою плоть пронзали клыки, сжигали желудочные соки или изжаривал огонь в печи или коптильне. Я был жертвой и переживал все ужасы такой судьбы. За воспоминаниями скрылось окончание жертвы барашка. Он снова целый и живой. Только, он по прежнему голый, поэтому его руно превращается в тёплый свитер и возвращается на тело хозяина. Ещё милее то, что под свитером с ним греется и кролик. Обоих трясёт от холода, они всё ещё чувствуют своими телами холодные тарелки и горячие животы остальных. И они не могут эти ощущения распределить на отрезки, как это происходит для меня, для них всё происходит сразу. А мне предстоит проделать всё это уже с лисичкой. Она смело закрепляет себя на крюке и поднимается. А я готовлю уже не только ножи. Перед началом я хочу привести мех девушки в идеальное состояние, хочу вымыть её до совершенной чистоты. В моих действиях столько нежности, что у всех остальных от зависти текут слюнки. Только драконица хихикает. С ней подобная подготовка будет выглядеть нелепо, ведь чешую надо чистить тяжёлым промышленным оборудованием. Даже болгарка не справится с столь прочным материалом. Драконы они такие. Мех лисички очень мягкий и густой, её тело просто совершенно, и мне совсем не хочется заканчивать. То и дело я просто утыкаюсь лицом лисичке в мех и так стою несколько минут. Её запах будоражит и пугает одновременно, а вид восхищает. Это я всё больше вживаюсь в новое тело и всё больше ощущаю его инстинкты. И лисы для моего тела это угроза. Но во мне по прежнему много человеческого, а потому человекоподобная лиса для меня ещё и привлекательна. Но если раньше я мог многое, то в этом теле я всего лишь рад прикоснуться и быть с ней рядом. Лисе приходится напоминать, что тут мы не для этих нежностей, а чтобы она стала частью каждого из остальных. И в первую очередь, посредством своего съедения в виде вкусной еды. И когда я наконец взял в руки нож, она меня предупредила, что мясо лис жёсткое и не очень вкусное. Да и людям его есть не стоит. Чтобы не испортить мех, сначала надо снять с лисы шкуру. Но я не хочу уничтожать эту красоту сразу, поэтому я сначала надрезаю мягкую кожу лисы, отгибаю её в стороны и срезаю плотные мышцы с твёрдых костей. И стоит вернуть шкуру на место, как кажется что ничего и не было. Только полоса ярко красного горячего мяса трепещет в руках. Это мясо действительно очень плотное и жёсткое. Поэтому его нужно как следует обработать перед обжаркой. В руках лисы такая работа смотрится великолепно, а у меня уже не слишком. Не хватает мне грации и утончённости, когда я делаю множество надрезов на куске мяса и погружаю его в маринад. Лиса вздрагивает, и я вместе с ней чувствую жгучую холодную жидкость, в которой снова трепещет кусок плоти. Я вырезаю следующие куски, снимая мясо с рук и ног девушки. Пропитанное в маринаде мясо покрывается колючими сухарями и ложится на сковороду. Лиса сначала хихикает, а затем тяжело дышит от охватившего её жара. И она действительно очень нагревается при этом. Все с удовольствием жуют лисье мясо, и она тоже. И при этом на щеках девушки играет румянец. Хотя, в её случае у неё очень забавно топорщатся вибриссы на мордочке. Я отдавал себя в жертву и становился пище. А лисе смущающе нравится то, с каким удовольствием её едят. И то, что при этом ощущают её съедаемые кусочки. В животах всех нас уже давно не пусто, и новые кусочки присоединяются к мокрому содержимому во всех пяти жарких желудках. Это странно, но мне приятно ощущать себя частичками этой смеси и чувствовать, как меня переваривают. Меня восхищает то, насколько этот процесс сложный и интересный, и насколько бережно на самом деле из пищи извлекается всё полезное. Да и сами такие места дарят много ярких ощущений. Как приятных, так и ужасных. Очень многое зависит от отношения к этим ощущениям. Мне понравилось быть полезным и нужным, а лисе хорошо быть красивой, вкусной и сытной. Следующий разрез на шкуре проходит вдоль живота и груди. Но вот мясо я намерен достать уже со спинки девушки. И для этого я не столько раскрываю её шкуру, сколько сам проскальзываю внутрь, где так горячо, влажно и мягко. Наверно, я просто хочу быть в лисе полностью, чтобы её тепло окружило меня со всех сторон. Даже жаль, что лисья шкурка не растянется на двоих. Мне и так странно ощущать, как с одной стороны меня обнимает только мягкая живая шкура лисы, а с другой я прижимаюсь к её гладкому мускулистому телу. Такому горячему и трепещущему от этих прикосновений. Шкура от тела отделяется неохотно, и мне приходится пускать в дело нож, углубляя доступное пространство. Форма тавра и нечеловеческая гибкость позволяют мне не опираться на лису своим весом, когда я практически внутри неё. Лиса постоянно успокаивает меня, ведь я боюсь причинить ей боль и неудобства своими действиями. Но ей только нравится, когда мой собственный мех касается её обнажённых нервов в этом разрезе. Я не такой мягкий и пушистый, но ей это больше нравится. Я отличаюсь от неё, и это главное. На этот раз куски мяса намного более массивные, и их я хочу запечь с ананасом, сыром и другим мясом. Куски нарезаются так, чтобы получились ровные пластинки, словно книжка с толстыми страницами. И кроме лисьего мяса есть куски барашка, ломтики крольчатины и мои собственные. Баранина нарезается таким же образом, оба куска затем соединяются вместе. А между их слоями я вкладываю ломтики оставшегося мяса, кольца ананаса и порции соуса. Это мясо маринуется несколько часов, пропитываясь соком и специями. При этом барашек с интересом смотрит на меня, смущённого кролика и очень довольную лису. Ведь мы все ощущаем куски себя в этом блюде. И нам всем становится жарко, когда мясо запекается в духовке, покрываясь корочкой и пропитывая соком ломтики картошки, запекающиеся на том же блюде. В конце сверху ложатся пластинки сыра, он сначала плавится и покрывает мясо липким тягучим одеялом, а затем он тоже покрывается корочкой. В итоге даже лиса поражена тем, как удачно получилось приготовить её часть. А благодаря собственным кусочкам в её порции, я могу снова увидеть во всех подробностях её зубы, ощутить их на себе, покрыться горячей слюной и множеством комочков скатиться по горлу в тесный липкий и густой желудок почти обожравшейся лисы. Да и у остальных внутри не менее тесно. Полные животики очень мягко и крепко обнимают со всех сторон. Это невозможно ощутить целым телом, так как желудок не может так точно повторить форму куска пищи. А вот так пища идеально повторяет форму желудка. Даже пяти разных. Немного отличается лишь запах и консистенция внутри. На теле лисы осталось ещё много мяса, и я вновь просовываю руки под её шкуру, чтобы срезать мясо для очередного блюда. Мясной соус для лазаньи содержит не так много кусочков мяса, так что лиса почти не чувствует себя внутри этого кушанья. Для шаурмы её мясо слишком жёсткое, но по штучке на каждого я приготовил. После этого я сделал сосиски и колбаски. И когда я для этого использовал ещё и себя, я невольно вспомнил то, что мне только предстоит ощутить внутри каждого немного позднее. Колбаски пошли на приготовление хот догов. И лисе очень понравилось лежать внутри мягких булочек, купаясь в соусе и горчице. Последние же кусочки я отложил для супов и рагу, основой для которых будет драконица. Лиса выглядит как обычно, но если раздвинуть края едва заметных надрезов на шкуре, внутри будет лишь пустота и гладкие стенки изнанки её живой шкуры. И рассматривая лису я думаю про живой костюм. Что будет, если получится создать подобное существо. Каково это, когда кто-то заменяет твою кожу собой, и для кого ты сам служишь скелетом и внутренностями. Какие отношения могут быть между подобными разумными симбионтами, и каково быть внутри такой пары. Раздумья отвлекают и не дают запомнить то, как именно лиса отправилась на перерождение. Главное, что она села на меня верхом и натянула на нас обоих получившуюся бонусом лисью шубку. Я поблагодарил подругу и пригласил на освободившееся место драконицу. С ней будет сложнее всего, так как её тело слишком крепкое. Чешуя не поддаётся ножу и пиле, плоть придётся долго пилить и ещё дольше варить. Для жарки она совсем не годится. Драконица об этом предупредила и согласилась со всеми неудобствами. Сейчас она выглядит просто сногсшибательно. Идеальная фигурка с чуточку преувеличенными формами, чешуя из чёрного стекла напоминает больше не броню а очень соблазнительную экзотическую одежду. Чёрные волосы закрывают спину драконицы почти до хвоста. И в каждой её черте чувствуется сила. Даже на этом месте она выглядит так, словно это я в её власти. И перед началом я конечно же стараюсь выказать ей такие же ласки, какие я оказал лисице перед этим. А пушистая рыжая проказница у меня позади в этом стала помогать. При каждом поцелуе её язычок стал ласкать драконицу рядом, поглаживать и делать массаж пришлось в четыре руки. Хотя, драконице это очень понравилось. Настало время для работы, но нож по чешуе соскользнул, а на коже оставил лишь едва заметную полосу, пройдя только самый верхний слой. Даже мягкую кожу придётся пилить. Лиса взяла в свою руку маслёнку и стала добавлять ароматное масло на лезвие, так дело пошло заметно быстрее. Но всё равно даже мягкая кожа драконицы поддалась не сразу. Она приказала повторить всё, что я делал с телом лисы, и я лишь вздохнул. Из неё получилась настоящая диктаторша. Но это не сделало драконицу менее приятной для меня. А эта работа реально стала работой, так как пришлось в четыре руки буквально с боем пробиваться. Тяжело и прорезать кожу, и расширить разрез. И если мягкая шкура лисы лишь тепло прижимала меня к её телу под собой, то внутри драконицы её плоть давит словно это не девушка а реальный дракон, в тело которого надо забраться. У нас двоих едва хватает сил на это дело. Но это тоже по своему приятно, как мне, так и ей. Только я чувствую себя каким-то маньяком, когда пропиливаю себе путь под шкуру драконицы. А она наслаждается тем, как я стараюсь исполнить её приказ. Первый кусок наконец в моих руках. Тяжёлый словно кусок железа, упругий и резиново гладкий. Описать запах или необычный цвет даже не пытаюсь. И эту красоту предстоит варить много часов, чтобы сделать съедобной и получить очень вкусный бульон. И пока этот кусок варится, я добываю следующие. Под шкурой драконицы удивительно приятно, даже со всей её тяжестью. И меня одолевает сильное желание после этой готовки попробовать примерить эту шкуру на своём теле полностью. Вместе с остальными, усадив их на свою спину. И когда я наконец решаюсь это предложить драконице, она со смехом предлагает попробовать сделать эту безумную вещь. Долгая и медитативная работа позволяет мне сосредоточиться на других моих ощущениях. Ведь столько частичек меня съедено остальными.хотя, внутри драконицы всё сгорает очень быстро, и насладиться её полным животиком практически не получается. Надо отправляться туда целым и живым, а не кусочками вкусной еды. Но растворившись в её огне, я чувствую насколько её тело довольно этой едой. У барашка внутри тоже не всё обычно. Из стенок желудка сочится чёрная липкая смола, кое где горит призрачно синий или багрово красный огонь. Словно среди всей еды плавают миниатюрные костры. И даже когда всё это окунается в соки и пасту из слюны и еды, огонь не гаснет. А слизь словно очень мощная кислота поглощает конкретно мои живые кусочки. В итоге остаётся только один одинокий клочок живого мяса среди уже мёртвой еды. Остальные тоже перестали ощущать себя внутри барашка. Мой желудок не отличается от желудка кролика, и животик лисы тоже почти такой же. Мягкие складки, упругие стенки, обжигающе кислые соки, огромная гора из кусочков еды посреди лужи мутной жидкости. Много грязной пены и плавающих пузырей. Еда заполняет почти всё внутри, и мои кусочки на дне не только купаются в соках, но и томятся под весом всей кучи. Но воздух внутри не только вонючий от кислоты и газов с прошлого обеда, но ещё и очень ароматный от обилия свежей пищи. Сверху доносится ритмичное ровное сердцебиение, внизу булькает кишечник. Там тоже предстоит побывать. В куче хватает и пиксельных кубиков, а у лисы и целых кусков. Странно, но в этом всём я вижу не что-то уже разрушенное, а гору полезного для окружающего меня там организма. Соки желудка пропитывают и покрывают всё, но они пока только начинают полноценно окружать все кусочки пищи. Реакции уже идут, но их продукты растворяются и теряются в этой горе еды. Нужно время, чтобы пищеварение стало заметным. А значит, внутри лишь много еды. И в животах своих друзей мне хочется оказаться в живом виде, чтобы в движении ощутить всё. И чтобы помочь им справиться с этим пиршеством. Неожиданно я вспоминаю, что в подобном окружении я бывал, но без обезболивания. Было теснее, и я плакал от страха и боли. Я помогал переварить пищу и стимулировал выработку сока желудком лишь для того, чтобы побыстрее раствориться и закончить этот ужас и эту боль. И при этом я отказывался бороться, чтобы не навредить съевшим меня друзьям. Я всё же отдавал себя им, даже если ради этого надо было пойти через боль и смерть. Единственное, тогда не было такого пиршества. Смотреть на пищеварение не столько противно, сколько любопытно. Ведь каждый кусочек в процессе распадается на более мелкие частицы. А кубики превращаются в капли с такими же частицами внутри. С запахами намного хуже. Ароматы блюд заглушает вонь кислоты, при распаде выделяются разные газы. Всё размягчается и перемешивается со временем, превращается в одну жижу. Так происходит у кролика и у меня. А вот в желудке лисы немного веселее. Там стенки сжимаются сильнее, а кроме кислоты из них выходит много густой липкой слизи. Отдельные кусочки прилипают к стенкам и повисают на нитках этой слизи, в слизи застревает очень много всего. В массе пищи и соков кажется даже весело находиться. Я бы попробовал это с лисой в игре. Увы, её животик там не такой весёлый. А вот результат пищеварения у неё всё же отличается. Больше слизи означает более густое вещество. И наверно хорошо, что всё это не приходится ещё пробовать на вкус, или реально дышать тем воздухом. Или даже вспоминать, как я в таких условиях пытался прожить ещё хоть минуту, ради близости с сожравшим меня. Из мяса драконицы получились только бульоны. Оно в них просто растворилось. Похоже получилось и со всеми остальными частями, что я с такими усилиями вытащил из её тела. Но сами бульоны, или скорее уже зелья, получились очень красивыми и необычно приятными на вкус и запах. Так что в итоге пришлось довольствоваться напитками из драконьи. А она лишь ехидно посмеивается, когда мне приходится снова лезть под её шкуру за мясом. Я всё же съем кусочек моей подруги и дам другим попробовать. Да и пусть она тоже немного ощутит себя внутри каждого из нас. И не как волшебство из зелий, а как свою плоть в окружении нашей. Эти последние кусочки совсем маленькие, как раз на глоток. И из-за их плотности ощутить вкус не получилось. Либо это из-за того, что драконица не состоит из вещества, как состоим мы остальные. Результат этого эксперимента превзошёл все мои ожидания. И судя по голосам остальных, им тоже достался этот опыт. Я словно сам оказался в пасти каждого. И на этот раз, без всякой защиты, так как в выдохе лисицы я чуть не задохнулся. Огонь внутри драконицы обжёг меня и превратил в пепел ещё до того, как я успел закричать. Но мой крик слился с вскриками остальных в большом мире. Затем за дело принялся барашек. Он инстинктивно попытался прожевать свою еду. И я в полной мере ощутил, как моё тело раз за разом раздавливает, размалывает и перетирает между этими зубами. С болью от каждого перелома и от каждой разорванной мышцы. Затем моё трепещущее от шока тело соскользнуло по гладкому пищеводу и рухнуло на гору свежесъеденной еды. Точнее, оно рухнуло в болото из слюны и пищи, где мне пришлось приложить все силы, чтобы не утонуть. Но как и раньше, до меня добралась чёрная холодная слизь, которая словно высосала саму мою душу. Это настолько ужасное ощущение, что даже не описать. Но уже зная об этом ощущении, я всё же по своей воле отдался этому существу и снова соскользнул в его желудок. Теперь я стал избегать слизи, пока вокруг всё не охватило кроваво чёрное и призрачно синее пламя. Воздух в желудке превратился в серную газовую камеру, а я сам начал гореть одновременно и в горячем огне, и в ледяном. Но на этот раз это был мой выбор, я с готовностью отдал свою жизнь, как это сделали все остальные. Даже драконица. На барашке ничего не закончилось. Фавн и кролик так похожи, что внутри них всё оказалось идентичным. Их зубы не размололи меня в кашу а лишь попытались разрубить и раздавить на куски. Скорее именно второе, так как только у лисы зубы именно рубят. Но по пищеводу я всё же соскользнул в таком же шоке, после чего пришлось постараться удержаться на груде пищи. Сбылась мечта идиота, я попал в полный желудок еды живым. Скользкая каша проваливается под моим весом, а я очень не хочу утонуть в слюнявой смеси соков еды и желудка. И так как желудку требуется время, это позволяет мне подольше побороться и хорошо рассмотреть влажные волнистые складки и массу пищи. Её так много, что сжатия желудка лишь рыхлят эту кучу и заставляют её подниматься над жидкостью. Я почти уверен, что плавать в этой слизи невозможно, а проверять не хочется. Лиса в свою очередь подарила мне самые яркие впечатления. Сначала её изумительные и грозные клыки с лёгкостью пронзили моё тело несколько раз. Пронзили, продавив плоть и сломав сопротивляющиеся кости. Они не бритвенно острые. Затем мягкий и упругий язык толкнул меня на следующие зубы. Но сначала он меня как следует изучил, заставив едва не потерять сознание. Как от боли в ещё не заживших ранах от клыков, так и от удовольствия. Лиса как следует проехалась языком по паху. Она также дала мне возможность побороться, лишь слегка сжимая между зубами и не ломая сразу все попавшие между ними кости. Её щёки такие гладкие и приятные, а язык такой мягкий и приятный. Даже когда они удерживают меня между зубами и толкают на место, где меня неизбежно превратит в мочало между острыми кромками массивных и таких красивых зубов. Время словно замирает, позволяя мне часами гладить и ласкать самые приятные части лисьей пасти. Затем следует глоток, и пищевод лисы вызывает восторг как от спуска по водяной горке вместе с самыми горячими и тесными объятиями одновременно. Желудок лисы похож на два других, только слизь и более активные стенки делают всё намного ярче. Куски еды прилипают к телу, руки скользят по покрывающей стенки слизи, сок желудка обжигает кожу огнём, а сокращения если не раздавливают меня между стенками, то топять в еде, слизи, едком соке или выпитом лисой напитке. Но я каждый раз поднимаюсь к воздуху, каждый раз пытаюсь одновременно и удержаться наверху, и погладить мягкую упругую плоть, и стереть обжигающую кислоту и растереть кусочки пищи об эти стенки. У других я делаю также, просто у лисы внутри это получается ярче. А ещё я узнаю каждое съеденное блюдо на вкус и запах, и вижу постепенное разрушение. По идее я тоже должен разрушиться, но я лишь раз за разом оживаю после очередного утопления и постоянно горю в кислом соке. И даже когда от этого болезненного жжения мой крик срывается на хрип, и когда воздух становится совершенно ядовитым, а пища превращается жидкой грязью, я не отказываюсь от борьбы за свою жизнь и от готовности отдать жизнь лисе. Из-за этого я отправляюсь в кишки лисы вместе с пищей. Рядом несколько кубов пиксельной еды, и они также как и я едва не застревают в узких поворотах и тесных трубках. У лисы и тут всё очень активно и ярко. Запахи такие же как и у остальных, ужасные. Но в двух других животах течение жидкости спокойное и ровное. А вот у лисы меня толкает и швыряет постоянно, ещё и силой сжимая стенками и проталкивая через слишком крутые повороты. Но образ рыжего пушистого животика, скрывающего внутри этот органический ад, не даёт мне сдаться. Я не обижаюсь на тело лисы за каждую минуту ломаемые кости и переламываемый поворотами позвоночник, не прекращаю охоту за пузырями зловонного ядовитого воздуха, не бегу от пребывания в содержимом кишечника. Наоборот, я наслаждаюсь теплом тела лисы, мягкостью ворсинок на стенках и упругостью этих стенок. Бульканье и урчание пищеварения и вовсе успокаивают и убаюкивают. И хотя вокруг меня по прежнему остатки пищи, под головой так уютно греет ухо пушистая грудь лисы. Меня больше не бросает по извилистым трубам. Теперь это живой мусорный пресс. И при всей обстановке внутри, я не так уж и против этой пушистой хвостатой попки. Зад кролика тоже похож как и зад оленя. Забавно, в теле тавра два желудка, и мне пришлось вдоволь поплавать в обоих. И второй такой же активный и любящий обнимать, как и желудок лисы. Дальнейшее мне известно прекрасно, и смеющаяся драконица прекращает видение. Уж что, но она не хочет оказаться запертой в заду лисы или любого другого на несколько долгих вонючих часов. А смеюсь над ней, потому что там любая вонь или вкус переносятся куда легче. Ведь там я был лишь тем же, что и вокруг. Вся еда съедена, всё выпито и поглощено. Осталось последнее действо на сегодня. Все мои друзья садятся на мою мохнатую оленью спину, и усаженная последней драконица раскрывает своё опустошённое тело. Она словно натягивается на нас всех, окружая гладкой тяжестью и влажным теплом своей шкуры. Её хвост, также вспоротый по низу и освобождённый от всего внутреннего содержимого, ложится на мою спину и зад, обхватывает короткий хвост и ноги. Его кожа натягивается вокруг живота и закрывается наглухо, натянутая как барабан и сжимающая меня едва не до сломанных костей. Ноги и так приходится вытянуть назад в неудобной позе. Даже странно, что я могу стоять. Драконица помещает мои передние ноги внутрь своих, обтягивая чешуёй. Местами эта шкура свободно болтается, а в других местах она едва не расплющивает своим весом. Живот драконицы закрывается вокруг моего, руки словно перчатки облегают мои собственные. Мизинцы приходится и вовсе к ладони прижать, у драконицы лапы четырёхпалые. Последним закрывается горло, и теперь запертые внутри четверо смотрят на мир вокруг через пасть драконицы. Положение более чем забавное, так как все плотно прижаты друг к другу в одной позе. Лиса и барашек положили морды мне на плечи. А низкий кролик потерялся за ними. Их ноги и руки также прижаты к моим, хотя только у лисы ладони лежат поверх моих. А затем драконица растёт, и нас четверых внутри неё втискивает в желудок. В квадратный пиксельный желудок, который для меня является выходом из этого сна. Но я вполне готов проснуться. Всё же я отдал себя всем остальным в полной мере. А судя по смутным воспоминаниям о боли, крови и смерти, это было и полностью настоящим, а не только облагороженным магией. И пусть в итоге я и попал в самую грязь, внутри я чувствую себя как никогда очищенным. Ведь намного больше ушло не в канализацию, а стало частью других. Плотно набитый желудок стал наполняться кубическими капельками светящегося сока, но как и всегда со мной, драконице понадобились многие часы на переваривание живой плоти. Переваривание с кровью, болью в тысячах немеющих ранок от кубической кислоты, резью в горле и лёгких от проглатывания этих самых кубиков. Выпадающая от кислоты шерсть облепила всё внутри, клочки кожи и плоти друг друга перемешались в кашу среди кубических капель. А смерть пришла лишь когда кислота добралась до моего сердца.