Рот в рот

9:25 утра. Ни за что, блять. Джисон смаргивает муть с глаз, втирая кулак в глазницу. Размытое зрение снова фокусируется на ослепляющих светодиодах его телефона и сразу же устремляется в правый верхний угол. Брови недоверчиво хмурятся, глаз почти дёргается при взгляде на безобидные 9:25. Окей, чего? Да не может это быть правдой. Ещё не может быть так рано — казалось, что он часами лежал в постели, орудуя подушечкой большого пальца в любом приложении, которое могло удержать его интерес дольше нескольких секунд. На чёрт знает каком раунде проверки всех социальных сетей, которые у него были, мозг начал работать на автопилоте, обновляя одну сеть за другой, когда разум отключился, и время перестало существовать. Само по себе удивительно, что время движется так медленно. Максимум полдень, но 9 утра? Телефон просто сломался. Лагает? Он перегрелся от того, что Джисон так долго пялился в него, и просто не замечал?.. Честно говоря, он особо ни на что не надеялся, но он был достаточно мелочным, чтобы охотно цепляться за то оправдание, которым его отрицание кормило мозг. Плевать. Сломан телефон или нет, Джисон не мог вынести мысли взглянуть на него ещё секунду. Джисон падает лицом вниз в смятые простыни и вздыхает. Теперь, когда он реально ничего не делает, лицом к лицу со своей голой, не совсем белой стеной, и слишком хорошо понимает, что удушающее двойное одеяло перегревает его нижнюю половину тела. Джисон опускает руки по бокам и принимает сидячее положение, позволяя простыням скатиться до середины. Он сразу же жалеет, что повернул голову: острая резкая судорога сковала его сухожилия и послала пульс боли по всей задней части шеи. Он хлопает ладонью по ней, вздрагивая, позволяя глупому смешку вырваться через нос. Уф. Это действительно была, вероятно, самая долгая судорога, за всю его сознательную карьеру. Джисон чувствует сожжённые светлые волосы на затылке, где мягко растирает подушечками пальцев круги, облегченно вздыхая, пока кондиционер обдувает его кожу струями холодного воздуха. Он, наконец, достаточно привык к подобным судорогам, чтобы позволить себе лёгкие, медленные движения, отмечая благодарность себе из прошлого за то, что он никогда не открывает шторы. В любом случае, впустить солнечный свет в такую жару было бы актом самоубийства. Тем не менее, слабые оранжево-жёлтые лучи просачиваются внутрь, пронизывая комнату сияющей тишиной, которая не помогает Джисону отказаться от мысли, что он застрял в каком-то вневременном, бесполезном состоянии. Так... тихо. Слишком тихо. Никто не движется, никто не танцует, не смеётся или не разговаривает с ним, нет даже безмолвного присутствия другой души, спящей в постели рядом с его собственной, или успокаивающего осознания того, что кто-то тусуется на кухне, ожидая, чтобы поговорить с ним, если у него вдруг снова один из его типичных приступов одиночества. Так чуждо быть в покое, и это совсем не успокаивает. В самом тёмном углу его комнаты, куда не проникает свет, красная точка пробивается на периферию Джисона. Время ярким оттенком красного отражается от маленьких цифровых часов Чонина, которые он случайно положил на тумбочку, и угол, под которым они находятся, почти идеально направлен на Джисона. 9:25, естественно. Слишком много, чтобы отрицать. Разочарование, горячо расцветающее в груди, почти сразу же превращается в дыру вины, которая опускается вниз и застывает в его желудке. Это должно быть хорошо — напоминание о том, что у него ещё есть всё утро, день и вечер, чтобы делать всё, что он хочет, было перспективой, за которую большинство айдолов, вероятно, убили бы. Джисон разделил такой настрой лишь однажды, 15 часов назад, когда его менеджер сообщил ему об этом, что целый день в его распоряжении, но Джисон никогда не мог представить, насколько быстро исчезнет его восторг. Помимо бонуса, заключающегося в том, что он может ложиться спать так поздно, как хочет, и принимать самый горячий и самый долгий душ, который он принимал с тех пор, как был стажером, была неприятная проблема: окей, что теперь? — сверлящая его череп, пока он бродил по пустому общежитию, чтобы вернуться обратно в свою столь же пустую комнату. Именно тогда он понял, что ему не нравится просто работать, а он терпеть не может быть непродуктивным. Беспокойство пришло, будто завладело им, и непрошенные мысли, от которых он обычно всячески отвлекался, теперь занимали всё его внимание. Мысли о вещах, о которых не следует думать, мысли о людях, о человеке… Нет-нет-нет-нет-нет. Джисон качает головой, прикусив нижнюю губу. Ему действительно нужно чем-то заняться. Чёрт, он даже занимался продюсированием с Чанбином и Чаном в 4 утра, собравшись вместе вокруг компьютера Чана, записывая поток слов в свой блокнот, в то время как двое других пытались усовершенствовать своё флоу. После этого он остался с опухшими глазами и пульсирующей мигренью, но, по крайней мере, мог сказать, что отвлекся. Джисон чувствует, как его веки тяжелеют, когда он погружается в воспоминания, но вишнево-красное пятнышко в его поле зрения снова заставляет его отвлечься. Он действительно презирает то, как это утро даровало ему новоприобретенный талант осознавать, как чертовски медленно идёт время. Мигают часы Чонина. О, посмотрите. 9:26. Джисон вытаскивает нижнюю часть тела из-под простыни и протягивает руку, чтобы защипнуть свободную ткань носка между пальцами ноги. Он срывает его, швыряя со всем возможным преувеличенным раздражением на часы. Носок жалко приземляется на пол где-то чёрт знает где от цели, и Джисон не может не думать, что вся эта ситуация, вероятно, выглядела бы чрезвычайно забавной, если бы здесь был кто-то, кроме него. Приглушённый звонок возле правой ноги пугает Джисона настолько, что он прижимает руку к сердцу, прежде чем узнаёт ноты своего рингтона. Он роется в простынях и достает телефон, чувствуя, как тот вибрирует в руке.

Феликс Видеозвонок по Facetime…

Вероятно, это был самый быстрый вызов, который Джисон когда-либо принимал в своей жизни. Какое-то время идёт соединение сети, и Джисон бросает взгляд вверх, чтобы поблагодарить Феликса за то, что он буквально ангел, посланный с небес. Внезапно срабатывает оповещение Facetime, заполняя экран Джисона заикающейся смесью пикселей и искаженного движения. Предательский вай-фай, работай. Несмотря на то, что большинство деталей было трудно разобрать, ослепляющая улыбка, занимавшая большую часть экрана, сопровождаемая множеством веснушек, была ясной как день. — Джисон! — Феликс сияет, его голос звонкий и прерывистый из-за лагающей связи. — Привет! — Привет, — выдыхает Джисон, быстро смущённо взглянув в окошко со своим лицом в правом верхнем углу. Он расслабляется, падая обратно в подушки, пытаясь скрыть, насколько облегчённо он выглядит. Когда он снова переводит своё внимание на Феликса, изображение становится более чётким, даже нуны-стилисты и персонал уже выглядят как люди, создавая толпу людей за сиденьем, в котором расположился Феликс. Точно. Менеджер упоминал, что сегодня будет что-то вроде продакшн-слэш-фотосессия-слэш. У Феликса за плечами достаточно опыта, чтобы просто воткнуть эйрподсы в уши и спрятаться от нарастающего фонового хаоса с непоколебимой улыбкой. — Так как дела? Как проходит выходной? — спрашивает он. Его голос всё ещё слегка прерывается помехами связи, лишь на ступеньку громче, чем шум позади него. — Это... — Джисон замолчал, лениво ковыряя кожу вокруг ногтей. Абсолютный беспросветный ад — была его первая реакция в его голове, но эта мысль угасала из-за Феликса и чего-то — кого-то — на чем можно было бы сосредоточить свое внимание. Джисон не хотел лгать, но и не хотел, чтобы эти всплывающие мысли были правдой. Утро хорошее. Просто чилю. Наслаждаюсь тишиной и покоем. — ...всё хорошо, — он вздохнул, подчеркнув своё самообладание полуулыбкой. — Думаю, просто скучно. — Хм, ну... — начал Феликс, задумчиво подняв глаза. — Ты принял душ? — предложил он. Джисон не может сдержать смех недоумения, который вырывается из него. — Ага. Феликс с любопытством подносит руку к подбородку, проводя большим пальцем по сосредоточенной надутой нижней губе, отчаянно сдерживая ухмылку. — Я понял. А ты ел? Чел. — Ликс, ты как будто не знаешь меня. Феликс хихикает, пряча лицо в плече. То, что остается видимым от его улыбки, подчеркивается флуоресцентными лампами в косметическом зеркале студии, и, боже, Джисону это было нужно. Каждый взрыв смеха, который он вызывал у своих мемберов, сам по себе был золотой звездой признания, напоминающей ему, что он был полезным, что он был продуктивным, что он что-то делал для команды. Джисон не мог тоже не улыбнуться. Впервые за сегодняшнее утро он чувствует себя Джисоном. Феликс выпрямляется, лицо искажается смехом, а глаза превращаются в радостные полумесяцы. Он определенно был в одном из своих головокружительных настроений, в том, из которого все с трудом вытаскивали его, когда приходило время быть серьёзным. Джисон никогда этого не делал. — Хорошо, хорошо, — снова начинает Феликс, его голос сочится юмором. — Ну, ммм, может, тебе заняться спортом? Поупражняться? — он задыхается, не веря сам себе. — Поупра-... — начинает Джисон, переходя на игривую сторону. Легко. Он комично приподнимает брови, и его голос срывается на пронзительное хныкание. Плечи Феликса снова начинают дрожать в беззвучном смехе. — В выходной? За кого ты меня принимаешь? — он издает надменный смешок. — За Чанбина? — Пффф, именно! — отвечает Феликс, приподняв брови. — Я весьма озадачен! Мол, как он это делает? Я не могу доверять никому, кто добровольно встает с постели раньше 7 утра. Тем более, чтобы тренироваться. Джисон, должно быть, непреднамеренно подвергся каким-то павловским экспериментам, потому что в тот момент, когда он слышит упомянутое время, его глаза бросаются на красную размытую точку вне поля зрения. Весёлое бормотание Феликса сливается с искажающими помехами, а затем полностью исчезает, оставляя Джисона одного в оглушающем туннеле, где прекратило своё существование всё, кроме 9:29. 9:29. 9:29. 9:29. Он смотрит и ждёт, но забывает, чего ждёт. Может быть, того, что это перерастет в следующую минуту, но такое ощущение, что это должно было случиться целую вечность назад. Если он фокусируется достаточно сильно, он может представить это как стрелку аналоговых часов, щёлкающую по секундам, гипнотически маячащую с неопределенным тик, тик, тик, тик, тик так и не переходящим во что-то- — сон? Джисон? 9:30. — ...Джисон? Джисон медленно поворачивает голову к телефону и видит ошеломленного Феликса, который смотрит в ответ, внутренние уголки его бровей встревоженно приподняты. — Всё хорошо? — спрашивает он, ослабляя странное напряжение лёгким смешком. Джисон отмечает, что его лицо стало пустым в правом верхнем углу, и чувствует, как стыд поднимается по его шее. Вероятно, он напугал Феликса нехарактерным падением настроения. — Да, я... — успокаивает Джисон, снова прикусывая нижнюю губу. Он знает, что может доверить Феликсу всё, что угодно — другу, который всегда выслушает любые твои тревоги без малейшего осуждения или критики. Вот почему Джисон продолжает, — думаю, я просто нервничаю, оставаясь один, и мне нечем заняться. Слишком много происходит здесь, — он неопределенным жестом показывает на свою голову, морщась и смешно надувая губы. — А, хорошо, я понял, — понимающе говорит Феликс, и на его лицо возвращается нежная улыбка. — Как ни странно, Чонин буквально предсказал, что у тебя сегодня плохой день. Чонин появляется по зову своего имени, шаркая позади Феликса, ровно настолько, что его торс частично виднеется на экране. — Я сделал что? — Джисон едва разглядывает человеческий белый шум на заднем плане. Чонин понимает, что происходит, наклоняясь, чтобы увидеть, с кем сплетничает Феликс. Джисон смотрит в ответ с тошнотворно сладкой улыбкой и машет рукой. Лицо Чонина мгновенно вытягивается. — Ой. Эм... ах-ах, мне пора! — говорит он, неловко почесывая затылок, убегая от камеры. Феликс смотрит на него с улыбкой и глазами, которые кричат в чистом замешательстве. — О чём это он? — Когда я услышал новости, что сегодня у меня выходной, моей первой мыслью было: "О, круто, не могу дождаться, чтобы поспать", верно? — Джисон фыркает, закатывая глаза от собственного идиотизма. — Ну, я как бы забыл, что я единственный, кто имел такую привилегию. Представь себе маленький забавный сюрприз, который я получил, когда в 6 утра прозвенел будильник Чонина. Феликс заметно морщится, словно вновь переживает свои собственные воспоминания: — Ох... Мне жаль. Джисон снисходительно взмахивает рукой. — Всё в порядке. Ты бы видел выражение его лица. Напуганный до безумия. Страх словно отбрасывает его на несколько лет назад, понимаешь? Трудно было снова не представить его в брекетах. — Ой! Это было так мило, — воркует Феликс. — Хотя, должно быть, он не особо-то испугался. Когда мы сегодня утром сели в фургон, он на самом деле упомянул, как странно было без тебя. — Чт... правда? — Джисон возмутился. — Ага. Я имею в виду, ещё бы, — Феликс усмехнулся, как будто это была единственная уместная реакция. Стилист в маске подошёл к нему и начал подготавливать косметику и инструменты, Джисон так и не смог вспомнить названия… — ...озаряешь день. Джисон снова смотрит на Феликса. Моргает один раз. Дважды. — А? — Ты делаешь наш день ярче, — произнёс Феликс медленно и глубоко. Он засмеялся над застывшим взглядом Джисона. — Без приколов! Поездка была очень тихой. Ты правда не понимаешь, насколько необходим для поддержания морального духа группы. Все по-настоящему начинают расслабляться только после того, как ты растопишь лёд, понимаешь? Я почти уверен, что Чонин заснул во время утренней поездки. Простыни под Джисоном внезапно стали слишком горячими. — Прекрати, я покраснею. Снова раздаётся смех Феликса, что слишком легко побудило Джисона произнести следующие слова. — Эм... я скучаю по вам, ребята. Он внутренне вздрогнул сразу после того, как сказал это. Вероятно, это прозвучало жалко — он буквально видел их всех меньше суток назад. Феликс, казалось, был не согласен, хотя его восторженное бормотание было быстро прервано стилистом-нуной, атаковавшей его веко одной из тех крошечных пушистых кисточек. — Скучаешь по этому? — язвительно заметил Феликс. — Ха-ха. Конечно. Я скучаю по этому так сильно, — Джисон ответил невозмутимо, резко подчеркнув сарказм. Феликсу не нужно было знать, что он сказал правду. В остальном разговор шёл именно так: типичные сплетни и подшучивания, пока Джисон наблюдал, как Феликса шаг за шагом прихорашивают. Он был так увлечён их разговором, что даже забыл о своем нынешнем затруднительном положении, что было превосходно. Разговор с Феликсом был буквально массажем для мозга. Феликс вздохнул с облегчением, когда ему позволили снова открыть глаза и — ладно, Джисон, честно говоря, не пропустил этого. Стилист, казалось, нанесла последний мазок на губы, прежде чем собрать инвентарь и закончить на сегодня. Наблюдать за чертовщиной на периферии, показалось Джисону счастливым подарком. За Феликсом прошёл человек, не более чем пиксельное пятно всего на 3 секунды экранного времени, но глаза Джисона уловили. Что-то в шоколадно-коричневых волосах и резком профиле должно быть вызвало подсознательную реакцию пялиться, пока он не смог, совершенно ошеломленный, вернуться к реальности только когда фигура исчезла за кадром. Это был Минхо? — Хм? — ответил Феликс, закончив с макияжем. Он в замешательстве надул накрашенные губы и огляделся. Стойте, Джисон только что сказал это вслух? — Ох! — сказал Феликс, глядя куда-то вправо. О нет. — Да, он здесь. Минхо! Иди поздоровайся! Блять, нет. Когда Феликс вынимает один из своих эйрподсов, мозг Джисона, как у золотой рыбки, запоздало напоминает ему, что он подслушал, как их менеджер объединил Минхо с Феликсом и другими для того, что они будут делать сегодня, и он сразу же хочет удариться лбом о стол. Конечно, он, вероятно, был слишком сосредоточен на новости о своём выходном, чтобы уделить много внимания чему-то ещё. Он стискивает зубы из-за такой оплошности. Феликс нажимает что-то на экране, когда появляется загримированная рука, сжимающая спинку сиденья. Джисон молится, чтобы камера не уловила то, как он нервно сглотнул. — Ты на громкой связи, Сони, — напевает Феликс, и наконец появляется лицо Минхо, ничего не выражающее и незаконно прекрасное. Какой ужасный день, чтобы иметь глаза. Даже сквозь все пиксели и хреновую связь, Джисон может различить мягкие тени, затемняющие веки, изгиб его ресниц над высокими скулами, когда он моргает, как кошка — его глаза тёмные и безжалостные, как будто он смотрит сквозь Джисона, читая каждую нездоровую мысль, которая когда-либо проносилась в его голове за те годы, что они знают друг друга. Хорошо, он должен ответить. — Привет, хён! — автоматически воркует Джисон, растягивая гласные раздражающе милым тоном, как в любой другой день недели. По крайней мере, его поддразнивание было одной из его неизменных черт. — Джисони скучает по тебе! Минхо отвечает наигранной улыбкой, сладким и жестоко снисходительным тоном. — Да неужели? Я нет. Он заканчивает с вежливым взмахом, прежде чем полностью сбросить свой напускной фасад и уйти, а совесть Джисона вздыхает с облегчением. Он не ожидал бы ничего меньшего от Минхо в их общении, хотя он не может не быть особенно благодарен тому за его быстрый уход. Феликс поворачивает голову в сторону кого-то, выкрикивающего слова, которые Джисон не может разобрать, и удрученный взгляд, когда он снова поворачивается к камере, заставляет его тут же предчувствовать что-то плохое. — Джисон, я должен идти. Пора начинать съёмки. Разочарованное ох... это всё, что удается Джисону. Он читает 9:44 в верхней части своего телефона, внезапно завидуя тому Джисону, который несколько минут назад забыл о существовании времени. Он ломает голову над планом игры, которая поможет ему пережить остаток дня, но его мозг продолжает рисовать пробелы и разочаровывающие, внутренние тупики. Он не замечает, что Феликс смотрит на него, думая о том же. — Возьми мой комп. — Что? Джисон смотрит на него, мельком замечая толпу людей позади Феликса, уже направляющуюся на съёмки. Феликс идёт с ними, держа Джисона на связи. — У меня там есть игры, — объясняет Феликс. — Это, вероятно, отвлечёт тебя лучше, чем просто просмотр чего-то. Я знаю, как разлука огорчает тебя. Честно, это было... за пределами предусмотрительности. — Всемогущий GameBok позволит простому смертному вроде меня использовать свой игровой компьютер? — он усмехается. Для Феликса было редкостью чувствовать себя комфортно со зрителями, когда он пользовался своим компьютером, не говоря уже о том, чтобы позволить кому-то другому прикоснуться к нему самому. Феликс усмехается в ответ, но его голос быстро мрачнеет: — При одном условии. — О нет, — Джисон изображает беспокойство в голосе, широко распахивая глаза. — Каком? — Ты должен поиграть со мной, когда я вернусь, — заявляет Феликс, и Джисон понимает, что он спешит, потому что внимание Феликса начинает отвлекаться от разговора различными сотрудниками, будь то какие-то заметки или прикрепление микрофона к воротнику рубашки. — ...съёмки заканчиваются через несколько часов, — добавляет он в конце. — Ликс, — невозмутимо отвечает Джисон. — Ты намного лучше меня. Я проигрываю каждый раз. — Тогда тебе лучше начать тренироваться, — Феликс отвечает, прежде чем резко закончить разговор.

***

Джисон не мог не приоткрыть губы в небольшом изумлении, когда лицом к лицу столкнулся с установкой Феликса. Он видел это раньше, когда Феликс позволял ему смотреть, но остаться с этим наедине — более того, ему можно коснуться — было лишь крохотной долей того, что пугало Джисона. Атрибутика так и кричала "Pro Gamer": огромный монитор, под ним механическая, приподнятая клавиатура, миниатюрная армия симпатичных фигурок из видеоигр, чёрт, даже коврик для мыши из пеноматериала с эффектом памяти, помогающий предотвратить продавление запястья. Влажный сон главной игровой лиги. И всё же, вероятно, это всё стоит не так дорого, как шкаф Хёнджина. Сам блок ПК был чем-то совершенно другим. Этот гигант техники был настолько огромным, что едва помещался под столом, не говоря уже о том, чтобы стоять на нём с остальными безделушками и коллекционными штучками. Джисон был бы в растерянности, пытаясь найти кнопку питания, если бы не видел, как Феликс делал это раньше. Когда он нажимает на неё, вся система звучит так, словно вбирает в себя порыв воздуха, мурлыкая, как двигатель экзотического автомобиля. Цвета тоже похожи на экзотический автомобиль: множество неоновых светодиодов внутри блока и по краям клавиатуры. Даже буквы на самих клавишах меняются синим, пурпурным и розовым. Конечно, Джисон видел всё это раньше, но теперь в глубине души он, наконец, мог признать совершенно показное излишество всего этого. Он выкатывает стул Феликса и погружается в синтетическую кожу, отбрасывая осознание того, что это было удобнее, чем большинство кресел первого класса, на которых он когда-либо сидел. Джисон пододвигается, чтобы включить монитор и ввести пароль, который написал ему Феликс. Боже, внутренний ребёнок в его мозгу, вероятно, сейчас сходит с ума. Все светящиеся кнопки перед ним заставляют его чувствовать, что он пилотирует какой-то инопланетный космический корабль. Прошёл час или два, и, ладно, игра, которую рекомендовал Феликс, забавная. Типа, забавная забавная. Джисон тратит неизвестное количество времени, чтобы сосредоточиться на ней, и это замечательно. Он не хочет знать, что время существует. После некоторых затупов новичка и нескольких упорных поисков в Google по технике игры, Джисон бы сказал, что понял её на удивление быстро. Он списал это на большой теоретический вклад, когда ему довелось посмотреть, как играет Феликс, ещё учитывая, что Джисон, как правило, хреново следил за ходом большинства игр. Тишина в общей комнате Чана, Феликса и Чанбина была разрушена агрессивными клац-клац-клац клавиатуры. Джисон, очевидно, также был крикуном, иногда, когда терпел нечестные поражения или ему везло с чрезвычайно выгодными победами — что удивительно, в основном последнее. У него был двойной-тройной-четверной результат на табло в одном конкретном раунде, когда он понял, что это было лучше, чем то лучшее, что он когда-либо видел у Феликса, потому что ха-ха? Ни за что. Точно нет. Он все равно сделал скриншот. Не похоже, чтобы логика могла остановить его от хвастовства.

Джисон [11:23] [Изображение добавлено] эй эй посмотри посмотри на этот абсолютный показатель мастерства и поклонись своему новому королю

Через несколько минут его телефон загорается уведомлением, чего и ожидал Джисон. Должно быть, сейчас у них в студии обеденный перерыв. Феликс [11:31] Джисон

Джисон [11:31] Я знаю это сложно осмыслить не торопись

Феликс [11:31] Но Джисон

Джисон [11:31] как ты думаешь, я смогу починить корону? знаешь у меня маленькая голова

Феликс [11:32] мой ДОРОГОЙ ты всё ещё на ОБУЧЕНИИ Джисон тупо смотрит в свой телефон.

Джисон [11:32] что?

Феликс [11:32] Чувак Посмотри на верхний левый угол экрана Там написано, что ты всё ещё в раунде для новичков Ты должен перейти к следующему, когда закончишь этот Джисон поднимает глаза, убеждаясь в этом, и сразу же чувствует, как его лицо краснеет на десять различных температур смущения. Его внезапная игровая одарённость имеет гораздо больший смысл. Он не может поверить, что на самом деле думал, что его отчаянное стремление к сосредоточенности каким-то образом добавило ему навыков и поставило его на один уровень с кем-то вроде Феликса. Он уже слышит в своей голове, как хихикают австралийские придурки. Феликс [11:32] Сколько раз ты переиграл тот раунд?

Джисон [11:33] извини, ч то? я н е поним аю те бя каж ться свя зъ плоха я

Феликс [11:33] Джисон Мы буквально переписываемся

Джисон [11:33] впрмтукв уацдопкуа o @-6? пока.

Джисон не успевает выйти из приложения раньше, чем становится свидетелем атаки смеющихся смайликов, которыми Феликс бомбит в их чате. Смущение переходит в полную решимость: он счастлив, что ему есть чем занять время, и он надеется использовать его с толком, чтобы потом надрать задницу Феликсу. Когда он начинает новый — более высокий, спасибо — раунд, у него урчит в животе. Верно. Был почти полдень, и последней едой, которую он успел сегодня съесть, была миска хлопьев в 7 часов утра, которую он ел слишком медленно, молясь на иллюзию, что время пролетит быстрее. Он подчиняется команде своего желудка и переводит компьютер в спящий режим с намерением продолжить тренировку после. В ту секунду, когда он встает со стула, вся его задница болит от шока, только сейчас он догоняет, сколько часов он провел, сидя в одной и той же позе. Он пытается пройтись, полагая, что это поможет расслабить и все остальные конечности. Деревянный пол коридора прохладен под босой ногой, резко контрастируя с его руками и торсом, скрытыми под его самой удобной толстовкой с капюшоном. Джисон потягивается и беззастенчиво стонет от облегчения в суставах. Комната Феликса, Чана и Чанбина в общежитии на самом деле находится ближе всего к кухонно-гостевой зоне, поэтому путь не займет много времени. Хотя это всё ещё странно. Тихо. Несмотря на то, что у Джисона было всё утро, чтобы привыкнуть, ему всё ещё трудно признать это, не чувствуя себя так, будто он находится в какой-то апокалиптической альтернативной вселенной, где он проснулся и внезапно оказался последним человеком на Земле. Джисон опускает руки за голову и переплетает их на шее, замедляясь, когда достигает главной комнаты общежития. Если бы ему пришлось перечислить положительные моменты этого опыта, он, вероятно, упомянул бы возможность увидеть то, чего раньше никогда не замечал: На рассвете стены становились бледно-белыми, а к полудню солнце делало их мягко-жёлтыми. Телевизор реально может быть выключенным. Холодильник полный. На диване какое-то тёмное существо. — Блять! Боже... — Джисон вскрикивает прежде, чем успевает осознать это, его тело в панике отшатывается назад. Он ударяется о стену и сквозь ткань толстовки чувствует, как выключатель врезается в его кожу, но он так и стоит, полностью парализованный страхом. Он должен был быть здесь один. Что-то на диване не реагирует. К счастью, глаза Джисона привыкают прежде, чем он успевает задать в голове слишком много вопросов или представить свою надвигающуюся кончину, и понимает, что это мега-зловещее "тёмное существо" было головой с шоколадно-каштановыми волосами. Оно не отреагировало на Джисона ни малейшим намеком на удивление — даже не вздрогнуло. Минхо. Джисон подавляет ту возбуждённую трепещущую чертовщину, что происходит у него в животе, и подходит к дивану сзади. Он осторожно берётся за спинку, позволив подушечкам поврежденных пальцев продавить искусственную кожу. Минхо сидит слева, в удобной домашней одежде вместо той более стильной, которая была на нём во время разговора по Facetime. Выглядит хорошо. Он во всём выглядит хорошо. Он погружён в свой телефон, лежащий на его коленях, попеременно пролистывая профили в соцсетях, что-то про кошек, и продвинутые танцевальные клипы на Youtube. В пространстве между подлокотником дивана и его бедром стоит полный буфет закусок и конфет, к которым он периодически тянется, чтобы откусить. Привет. Как поживаешь? Как прошла съёмка? Ты здесь, прямо сейчас: человек. Ты человек. Ты настоящий? Чертовски рад видеть тебя. — Ты дома, — вместо этого на выдохе произносит Джисон. Его голос прерывистый и неловкий, в отличие от него самого. — Мх, — Минхо просто промычал вокруг засахаренного кусочка попкорна. — Я... думал, что никого нет. — Очевидно, — усмехается Минхо, проглатывая угощение. Когда он продолжает, Джисон отмечает, что его голос был более спокойным и глубоким, чем обычно. — Все эти крики. Я даже не слышал собственных мыслей. — О, эм... — теперь Джисон смущается, даже глядя на затылок Минхо. Он всё это слышал? Как долго он был дома? Он не приходил, чтобы сказать Джисону успокоиться, так что тот не должен извиняться. Минхо просто делал то, что делал обычно — проникал Джисону под кожу, взаимно заигрывая друг с другом. Ничего необычного, ничего не изменилось, соберись. Джисон вздыхает, ему не терпится сохранить хоть какое-то подобие взаимодействия. Минхо продолжает рассеянно листать телефон. — Ну, эм... не возражаешь, если я посмотрю с тобой? — он пытается. Он не может поверить, что действительно нервничает из-за перспективы быть отвергнутым. Ответ Минхо невербальный: он поворачивает запястье, тонкая цепочка его браслета отражает свет, проникающий через окна без занавесок. Телефон в его руке теперь развернут в сторону Джисона — приглашая. Джисон, не колеблясь, схватился за спинку дивана и перепрыгнул к Минхо. Он немного напрягается, пытаясь приземлиться как можно мягче, чтобы не толкнуть Минхо или его кучу угощений. Его первая ошибка — позволить своему телу работать на автопилоте, потому что Джисон машинально двигается так, чтобы прижаться к Минхо. Несмотря на то, что он поступил бы так в любой другой день, одиночество этого утра привело к полной перезагрузке его тактильный голод. Минхо, похоже, не замечает, всё ещё восхищаясь видео на своем телефоне, но Джисон, кажется, ощущает всё слишком чувствительно. Даже сквозь толстый хлопок своего худи он может чувствовать волны тепла от их точек соприкосновения, и его глаза устремляются туда, где их колени соприкасаются. "Это странно. Прекрати," — подсказывает мозг Джисону, когда он наконец догоняет. Он отрывает свой пристальный взгляд, чтобы посмотреть ещё куда-нибудь, сразу же сожалея о своем следующем выборе. Его вторая ошибка: посмотреть на лицо Минхо. Увидев его сегодня утром, он никак не мог подготовиться к этому прямо сейчас. Глаза Джисона впитывают каждую деталь его профиля: выступающий хрящ адамового яблока, переходящий вверх в острую челюсть. Это контрастирует с мягким изгибом плюшевых губ, выше выше выше до прямой переносицы, до взъерошенных волос. Полуденный свет, льющийся сзади, обрамляет его очертания золотым сиянием, которое не достигает совершенно чёрной пустоты его глаз, почти полностью скрытых завесой ресниц и прикрытыми веками. Последние остатки иммунитета, которым обладал Джисон, держались на барьере, существовавшем между ними во время этого звонка. Теперь он был здесь, без пикселей, без макияжа и безудержного осознания того, что если он просто слегка наклонит голову вперёд и вдохнет, почти все пять чувств будут полны Минхо. — Так странно, — комментирует Минхо, выводя Джисона из задумчивости. Он уменьшил громкость видео, взгляд упал на ноги Джисона, покоящиеся на краю журнального столика. — Хм? — Джисон отвечает, переводя взгляд в том же направлении. Минхо даже более проницателен, чем он — Джи изо всех сил надеется, что его не поймали за тем, как он пялился, ухмыляясь. Он смотрит на свои ступни, одна всё так же без носка. — Ой! — восклицает Джисон, используя руку, которая не прижата к Минхо, чтобы хлопнуть ладонью по лбу. — Эм, короче говоря, часы Чонина могут идти нахуй. Минхо слегка дует губы. — Я не об этом, — говорит он, возвращая внимание к своему телефону, чтобы включить новое видео. — О тебе. Джисон тупит. — Обо мне? — Когда ты начал просить разрешения пообщаться со мной? — упрекает Минхо. Джисон бросает на него последний взгляд, прежде чем переводит его на колени. Поведение Минхо ничего не выдает, но в тоне, которым он задал вопрос, есть лёгкий намёк на веселье. Джисон с головокружением перебирает оправдания, захлестнувшие его мозг, и открывает рот, но ничего не выходит. По правде говоря, он сам не знает. Если Феликс может определить его глобальные перемены в поведении, то Минхо, вероятно, прочитает его как чёртову книгу. Одна только мысль об этом заставила Джисона сглотнуть. Он встряхивает головой, прогоняя мысли, сосредотачивая взгляд на видео, чтобы как-то отвлечься. — Я... не знаю,— вздыхает он, потому что это правда. — Я сегодня чувствую себя странно с самого утра. Думаю, у меня просто не задался выходной. Время, проведенное в одиночестве, свело меня с ума, — дуется он. — Верно, — ухмыльнулся Минхо, небрежно хлопнув Джисона по лбу. — Потому что бывает время, когда ты не совсем чокнутый. — Дурак! — скулит Джисон, несильно ударяя Минхо в грудь кулаком. — Ты не представляешь, насколько одиноко — провести всё утро без дела. Я чувствовал себя брошенным тамагочи. Я умирал, хён. Умирал. — Ага, — уклончиво бросает Минхо, обхватывая тонкими пальцами запястье Джисона, чтобы снова положить его сжатый кулак на свои колени. Джисон раздражённо фыркает от его безразличия и укладывается виском на плечо Минхо. Его тело расслабляется, практически провисая от облегчения, когда внимание возвращается к видео. Он доказал свою способность вернуться в своего рода нормальную форму, что было чудом, учитывая, что его сердце всё ещё колотится от ощущения руки Минхо вокруг своего запястья. Однако возвращение к «нормальному Джисону» не благословило его даром более длительной концентрации внимания. После нескольких раундов молчаливого просмотра видео он почувствовал, что начинает нервничать. Он хотел иметь возможность сесть удобнее и осознать, что теперь у него даже есть компания, но его мозг начинал хвататься за новые вещи, на которых можно было сосредоточиться. Джисон вздохнул, его взгляд упал на руки Минхо. Они казались неподвижными как статуя, что полностью противоречило постоянному ёрзанию Джисона. Запястья и пальцы Минхо не стали исключением, непреднамеренно демонстрируя браслет и коллекцию колец, которые он забыл снять, когда вернулся домой. Джисон следит за тем, как тени играют на его костяшках и сухожилиях, когда тот сгибает их, пока тянется за одной из своих закусок. Джисон полон глупых решений и ещё более — глупых желаний, поэтому, естественно, следит за движением пристальным благоговейным взглядом. Он повернул голову достаточно, чтобы почувствовать, как его щека прижимается к основанию бицепса Минхо, и его примитивный мозг мечется туда-сюда, споря о том, на чём ему следует больше сосредоточиться. Рука Минхо побеждает, нежно прижимая конфету к розовым приоткрытым губам. Джисон наблюдает, как уголок его затенённой челюсти с усилием напрягается, пока он жует, и в конце концов глотает, отчего его адамово яблоко дёргается. Джисон внезапно вспоминает что — во всех смыслах этого слова — он изголодался. Скука и голод — подлое комбо. Гипотетически, он мог бы встать сейчас и пойти на кухню приготовить себе что-нибудь, как он изначально планировал, оставив Минхо делать всё, что ему захочется, наедине со своим собственным набором еды. Но это только утолит голод, и где в этом веселье? Его влюблённые глаза вспыхивают озорным блеском, когда останавливаются на заначке Минхо. Взгляд мелькает к телефону, а затем невинно возвращается на Минхо. — Хей, — подталкивает Джисон, прижимаясь щекой к его руке. — Не мог бы ты немного увеличить звук? — Мм, — достаточно легко соглашается Минхо, нажимая кнопку громкости на краю телефона на несколько ступенек выше. Джисон надеется, что это сделает звук копания среди шуршащих упаковок более приглушенным. Глаза Минхо остаются на экране, и тогда Джисон понимает, что может начать двигать рукой. Он медленно, неуверенно обходит их колени. Джисон чувствует, как ворсинки свитера Минхо щекочут ладони, и беспокоится, что спалился, но один короткий взгляд на беззаботное лицо Минхо показывает, что тот ничего не заметил. Подушечки пальцев в конце концов достигают пластикового отверстия крышки, вслепую тянутся за кусочком того, что находится ближе всего. К счастью, громкость видео заглушает шорох упаковки, и Джисон коротко хвалит себя за свою гениальную тактику. И тогда рука Минхо дёргается вперёд, хлопая Джисона по тыльной стороне ладони. Его равнодушное выражение лица, уставившееся на экран, остается неизменным, а Джисон чувствует лёгкое покалывание на своей коже, когда рука Минхо возвращается на прежнее место. Джисон отступает, драматично морщась. — Думаешь, ты такой хитрый? — спрашивает Минхо, снова убавляя громкость, будто знал, как будут развиваться события с той секунды, как его попросили увеличить громкость. Джисон раздраженно усмехается. К черту этого умного придурка. — Думаю, я голоден. — Тогда иди сделай себе что-нибудь, воришка, — отчитывает его Минхо без следа настоящего гнева в голосе. — Ой, — Джисон прижимается к нему боком, обнимает Минхо рукой и повышает голос на октаву. — Собирался, но зачем мне, если я могу донимать своего хёна из-за его закусок, хм? Это прилипчиво, чрезмерно драматично, дразняще и полностью похоже поведение на Джисона, когда они в шутку дерутся. Такая фигня обычно заставляет Минхо съёжиться, сдаваясь, если у него в рукаве нет умного контраргумента. Джисон почти уверен, что сейчас он не в настроении подыгрывать его шалостям, и мысленно уже готов к победе в их маленьком противостоянии — он хочет эту конфету. Но Минхо не напрягается и не уступает, как надеется Джисон. На самом деле наоборот. Он поворачивает голову к Джисону, висящему на его правом бицепсе, и впервые с тех пор, как они оба оказались дома, физически растворяясь в пространстве друг друга, он смотрит на него. Смотрит на него сверху вниз, как будто он наконец-то задумывается о Джисоне, ставя его в центр своего внимания. Его взгляд тёмный и проницательный, а угловое положение, в котором они находятся, заставляет Джисона поражённо чувствовать себя ниже во всех смыслах этого слова. Особенно садистски Минхо выглядит, когда поднимает бровь, и его голос понижается на октаву. — Не собираешься спросить разрешения? Джисон удивленно моргает от паники, трепета и ряда других более мрачных чувств, которые он даже не пытается распознать. Он понимает, что раунд не закончился, а только начался. Джисон с помощью силы воли подавляет жар, поднимающийся к щекам. Минхо не нужно ещё больше самодовольных побед, ударяющих ему в голову. — Хён, — медленно начинает Джисон, следя за тем, чтобы каждое слово было пропитано сарказмом. — Могу я, пожалуйста, пожалуйста, взять одну? Пожалуйста-пожалуйста? Я соби- — Ок, — отвечает Минхо. Ох. Это было легко. Подозрительно легко. Минхо, наконец, отрывает взгляд от Джисона, рукой, которую не обнимал младший, доставая коробку засахаренного попкорна. Джисон освобождает правую руку Минхо и правильно садится, скручивая туловище вбок, когда понимает, что тот на самом деле... серьезно настроен просто дать ему. Минхо пальцами зажал кусочек, и свободной правой рукой положил телефон на стол, после поворачиваясь корпусом к Джисону. — Скажи а-а-а,— просит Минхо, поднимая руку между ними. Джисон смотрит на него странно, подозрительно, но всё равно наклоняется. Веки Джисона рефлекторно закрываются, когда край угощения дотрагивается до его рта. Он ещё больше приоткрывает губы, наклоняясь ещё немного, чтобы принять его, но ничего не происходит. Он наклоняется ещё, но всё равно ничего. Вместо угощения он почувствовал короткие порывы воздуха, ударившие ему в лицо, и в замешательстве открыл глаза. Он комично наклонился вперёд, так что пришлось опереться на руки. Теперь он опасно близок к Минхо, который смеётся через нос. Жуя. — Говнюк! Это было моё! — Джисон скулит, хлопая грязного обманщика по коленке, когда тот сгибается пополам и смеётся громче. Он запоздало осознает, что их лица были настолько близко, что он мог чувствовать дыхание Минхо, и скрывает смущённую панику в своих глазах с хорошо поставленным взглядом. — Ты злой. Чистое зло. — Ох, — с той же милой интонацией, которую Джисон использовал ранее, Минхо передразнивает его после того, как отходит от приступа смеха, всё ещё щуря глаза от веселья. Когда он это делает, это звучит снисходительно. Минхо, должно быть, прочёл попытку Джисона скрыть за гневом то, насколько тот взволнован, поэтому начинает ворковать с ним, как с ребенком. — Мой маленький Сони расстроен? Это должно было раздражать Джисона. В любом случае, псевдо-раздражать, потому что они дурачатся. Он даже сам себе не может поверить, когда это приводит его в ещё большее волнение, заставляя смотреть буквально куда угодно. Минхо понижает голос, но, к счастью, не замечает. — Хорошо, на этот раз я дам тебе одну, — говорит он, закатывая глаза, когда Джисон снова заметно оживляется. Он поворачивается, чтобы схватить ещё один кусочек, и глаза Джисона останавливаются на том, как его серьга болтается при движении. Так легко отвлечься на любую мелочь в нём, что чертовски странно, потому что Джисон думал, что преодолел это после того, как его потребность в компании была удовлетворена. Это даже кажется немного навязчивым: гиперфокусировка на мелких, несущественных вещах в человеке такая сильная, что само время, кажется, замедляется. Психика Джисона мрачно и иронично смеётся: время замедляется, и впервые он не противится этому — совсем нет. Джисон снова надевает маску, когда Минхо поворачивается, держа попкорн между большим и указательным пальцами. Его глаза не отрываются от Джисона, когда он подносит его к своему рту. — Хён, — стонет Джисон. — Я думал, ты сказал, что сейчас дашь мне. Минхо игнорирует его, поднося кусочек к губам, но на этом всё заканчивается. Он кладет его между зубами, удерживая. Уголки его губ смягчают верхнюю и нижнюю его часть, и Минхо слегка наклоняется вперёд, ожидая, пока Джисон сможет понять большую часть того, что происходит. Затем на Джисона накатывает ошеломляющая волна дежавю, и его память кричит. Это была шутка. Это была шутка, и Джисон собирался переждать, какую бы умную ответку Минхо ни припрятал в рукаве, и хрен с этими "обмани меня один раз, обмани меня дважды". Он ждёт, ждёт, ждёт, недоверчиво. Минхо остаётся на удивление серьёзным, склонив голову набок в вызове, а Джисон слишком поздно понимает, что ответки не существует. Минхо просто Минхо. Даже будучи откровенным, он всё равно застал Джисона врасплох. — Минхо, — начинает Джисон, так взволнованно, что даже не осознает, от чего отказался. Он отчаянно оглядывается через их плечи, будто кто-то может быть здесь, смотреть, слушать. — Это... это из-за "Two Kids Room"? Эпизод "Two Kids Room". Это случилось совсем недавно, но чёткость воспоминаний Джисона заставляет его чувствовать, будто это было только вчера. В тот день Джисон правда старался сохранить свой профессиональный образ перед всеми этими камерами, и он был в середине беззаботного разговора с Феликсом о чём-то — днях рождения, росте, что-то ещё в этом роде. Он не может вспомнить, вся потенциальная невинность в этом воспоминании растворилась в какой-то пьяной дымке, когда Минхо сделал то, что Минхо умеет лучше всего: так сильно застал Джисона врасплох, что он чуть не ошибся и не попал на обложку грёбаного Dispatch'а. Он уже израсходовал большую часть своей концентрации, чтобы удерживать внимание в нужных местах. Поговорить с Феликсом, посмеяться, посмотреть в сторону Минхо, когда он говорит. По мере развития их карьеры он улучшился в навыке выглядеть бесстрастно в присутствии Минхо, и наличие нескольких фотоаппаратов было одним из главных стимулов. Джисон бы сказал, что в этот момент он был почти незамкнут, взгляды на его глаза и руки читались достаточно незаметно. Но есть третья и главная ошибка Джисона: он думал, что с Минхо можно ходить вокруг да около. Ожидаемо. Он поднёс попкорн ко рту из ниоткуда, без заминки, и глаза Джисона расширились до размера блюдца, когда Минхо посмотрел прямо на него. Он сбился с мысли, в мозгу произошло короткое замыкание, и он начал работать на автопилоте, пытаясь просчитать последствия. Он увидел, как язык Минхо коснулся попкорна. Блять, блять, паника. — Это грязно, — повторил Джисон, нервно засмеявшись, и Феликс присоединился к нему. Немного позже Минхо снова предлагает, на этот раз из его рук. Это не намного лучше, и Джисон всё ещё чувствует, как его сердце бьётся где-то в горле, когда Минхо подносит пальцы к его губам, но отказ на этот раз будет выглядеть просто подозрительно. — Так нечестно! — заскулил Минхо. — Почему?! — Джисон тихонько воскликнул в ответ, стараясь как можно лучше оставаться в своей роли и не зацикливаться на том факте, что Минхо ненадолго прикоснулся к его грёбаному рту. — Ты укусил пальцы! — запротестовал Минхо. Феликс улыбается, явно безразличный к этому миру, и даже сам уходит за закусками посреди спора Минсонов. — Ты вообще только что пытался передать это изо рта в рот, — объясняет Джисон, его голос звучит мягче, чем он хотел. Блять блять блять. Взгляд снова ненадолго падает на руки Минхо. Минхо абсолютно точно замечает это. — Изо рта в рот… — начинает Минхо, и пауза, которую он делает, чтобы что-то обдумать, была настолько короткой, что Джисону стало интересно, представил ли он это. Его глаза возвращаются к Джисону. — ...эй, у нас на руках больше микробов. Разве я не прав?<i> — бросил он вызов. Ещё чуть-чуть. Это всё ничего не значило. — <i>Ну, это правда, — соглашается Джисон. И это было правдой. Джисон вернулся и сам посмотрел видео после того, как оно вышло в сеть, мысленно ударив себя за то, что придумал такое дерьмовое оправдание. Он попытался оправдать это, когда увидел, насколько по-другому выглядит эта сцена, издалека, с фиксированных в углах камер, через крошечный экран своего телефона. На самом деле это было совсем по-другому — быть там, в панике, в пространстве Минхо, вдыхая его воздух. Отговорка просто вырвалась, и теперь она была правдой для всех, кто это увидит. Ну, может, кроме одного человека. — Я думал, ты голоден, — Минхо справляется с куском, всё ещё зажатым в зубах — вылитый образ того, как он выглядел во время записи того видео. За исключением, что теперь нет камер и Джисону не на чем сосредоточиться, кроме неземного, нечитаемого взгляда ещё более неземного, нечитаемого демонического создания ада перед собой. Джисон крепко цепляется за диван до белеющих костяшек во время затяжной паузы. Ни один из них не торопится прерывать зрительный контакт по разным причинам: Джисон, в каком-то граничащем безумном порыве отрицания, всё ещё ждет кульминации, которой не будет. И Минхо — Минхо ждёт этого оправдания. Которого тоже не будет. Итак, что делает Минхо? То, что у него получается лучше всего. Он хватается чуть выше колена Джисона и сильно тянет, втягивая его в своё пространство, пока они не оказываются достаточно близко, чтобы Джисон был вынужден закинуть свою ногу на ногу Минхо. Младший прерывисто выдыхает, ослабляя хватку, и он не знает, что делать со своими руками, не может выбрать место, потому что Минхо всё ещё смотрит на него. Джисон парализован на какое-то время, точно так же, как когда испугался раньше, и как же иронично, что Минхо стал причиной обоих разов. Однако на этот раз всё по-другому. Это сделано умышленно, и Джисон не упускает из виду самодовольное выражение, плавно меняющее черты лица Минхо. Затем Минхо сжимает кожу там, где его тонкие пальцы всё ещё держат ногу Джисона, и тот снова давится воздухом. Он внутренне проклинает своё прошлое "Я" за то, что решил сегодня надеть шорты, потому что прямой контакт кожи к коже оставляет всюду, где касается Минхо, жгучие покалывания, которые идут сквозь всего Джисона — это, блять, неловко. — Давай, Сони. Это просто еда, — Минхо бросает вызов, прикрыв глаза и поддразнивая. "Для тебя, может, и да" — хочет возразить Джисон, но то, как Минхо смотрит на него, огромными чёрными зрачками и.... и опускает взгляд на его губы, блять, мозг Джисона отключается. — Ага, — это всё, что он может выдавить из себя, едва громче шепота, — д-да, хорошо. Минхо снова поднимает взгляд чернильных глаз и, подняв руку, наклоняется, вытягивает средний и указательный пальцы в жесте иди сюда. Стремление Джисона подчиниться команде становится до того очевидно, когда его туловище инстинктивно наклоняется вперёд, и он колеблется только когда оказывается достаточно близко, чтобы почувствовать запах геля для душа, впитавшегося в кожу Минхо. Тот прерывисто выдыхает через нос, смеясь над его неуверенностью, и протягивает руку, вплетая пальцы в волосы на затылке Джисона, притягивая его к себе. Джисону трудно вспомнить, зачем они это делают, когда происходит так много всего одновременно. Он чувствует всё это слишком интенсивно, с трудом подавляя хныканье от ощущения прохлады колец на пальцах старшего, прижимающихся к его шее, мягких плюшевых губ Минхо, касающихся его собственных, горячего дыхания, смешивающегося между их ртами. Он едва замечает, как смыкает зубы, аккуратно забирая попкорн. Мозг гудит и пьянеет. Рука с шеи ускользает, как и рот Минхо, и всё заканчивается прежде, чем Джисон успевает осознать, как это началось. Это... это был поцелуй? Это считается? Подушечкой большого пальца он проводит по пухлой нижней губе, которую всё ещё покалывает, и ощущает шарик попкорна. Он проталкивает его в рот, чувствуя лёгкую влажность с языка Минхо. Джисон открывает глаза, которые даже не заметил, как мечтательно закрыл, и быстро фокусирует зрение. Он клянётся, что где-то в темноте между его морганиями Минхо выглядел сосредоточенно, хищно, хотя его лицо абсолютно невозмутимо, когда Джисон приходит в себя. На самом деле, судя по морщинке на его лбу и сжатой челюсти, он кажется... раздражён. Скептичен. Он внезапно поднимает руку, которой держал ногу Джисона, и наугад шлёпает по его коже, наполняя тишину комнаты громким хлопком. — Ай! — Джисон визжит, левая щека слегка оттопыривается из-за попкорна, который он жевал. — Чего!? За что!? За что это было? — Считай это своей карой, врун, — говорит Минхо скорее игривым, чем злым тоном. — Карой? — Джисон морщится, проводя пальцами по горящему месту. — Бля, ты сильно лупанул. Ухмылка грозит приподнять уголки губ Минхо, и вместо этого он решает высунуть кончик языка, смачивая их. Минхо наблюдает за тем, как глаза Джисона следят за этим действием, а затем он быстро отворачивается, неловко откашливаясь. Джисон чувствует обжигающий взгляд Минхо боковым зрением, понимая, что его сердце всё ещё не успокоилось из-за поце- того, что только что произошло. — Что случилось, Джисон? Передумал? — загадочно спрашивает Минхо. Джисон в замешательстве снова смотрит на Минхо. Тот опёрся локтем о спинку дивана, прижавшись щекой к сжатому кулаку. Взгляд, который он устремил на Джисона, был изучающим и пугающе тёмным, будто он молча допрашивал его, оценивая каждую его реакцию. Несмотря на то, что они почти одного роста, сейчас Джисон чувствовал себя ужасно маленьким. — Ч-что? — голос Джисона дрожит и очень неуверенный, он оседает на своей половине дивана. Его мозг будто Windows на глобальной перезагрузке. — Объясни. — Я думал, то, что мы только что сделали, не то, чем бы ты хотел заниматься, — отвечает Минхо, лениво поднимая пальцы и изображая кавычки. — Слишком "грязно" помнишь? — Слушай, — выдыхает Джисон, закрывая глаза, чтобы собраться с мыслями и последними ниточками своего рассудка. — Это то, чего ты хотел, верно? Я позволил тебе сделать твою фигню "рот в рот". — Позволил, — решительно говорит Минхо, слегка нахмурив брови. Негатив на его лице вызывает непонятную печаль, зарождающуюся в глубине живота Джисона. — Н-не должен был? — спрашивает он, снова и снова прикусывая нижнюю губу. — Ты говоришь так, будто это плохо. Минхо беспощаден. Его взгляд мечется между глазами Джисона, выражение его лица меняется, будто он видит то, чего Джисон не может видеть, разбирая его на части, замечая новую информацию с каждой секундой. Его челюсть крепко сжата, и Джисон слишком напуган, чтобы даже предположить, какой разговор ведёт Минхо в своём собственном, личном внутреннем пузыре. — Так почему ты не сделал этого раньше? — спрашивает он, игнорируя вопрос младшего. Джисон приоткрывает губы. Моргает. Зависает. Он хотел бы отчитать Минхо за его уклонение от вопроса, или даже позволить себе самому проигнорировать его вопросы, но он не может. Он знает, что не может, потому что всё это ведёт к тому, что у Минхо лишь возникнет больше вопросов и подозрений, чтобы разобрать его на детали, пока Джисон не будет должным образом загнан в угол, полностью обнажённым от стыда. Эта мысль пугает Джисона, а мысль о том, что Минхо, возможно, читает это по его лицу, ещё больше. Джисон ломает голову над картами, которые у него ещё остались в этой игре, и принимает как можно более непринуждённый вид. Он смотрит на Минхо и недоверчиво посмеивается, на что Минхо смотрит совершенно безучастно. — Хён, все чувствуют себя странно, делая такие вещи на камеру, понимаешь? — ладно, хорошо, это правда, — кроме тебя, видимо. Но ты ещё типа супер странный. Плюс там был Феликс и.. — И? — Минхо слегка наклоняется, веки сужаются до щёлочек. Он с любопытством наклоняет голову, даже не пытаясь скрыть ухмылку. И ты мне очень нравишься. И я всё время думаю о тебе. И- Джисон пристально смотрит на довольное лицо Минхо, когда его что-то осеняет. Какую часть этого разговора Минхо пытался вытянуть из Джисона? Сейчас он был более любопытен, чем обычно, с кем бы или чем бы то ни было, обычно будучи членом клуба, которому действительно наплевать на то, что происходит в межличностных отношениях других. Он сделал бы это только в том случае, если бы дурачился или если бы уже знал ответ. "Слишком "грязно", помнишь?" "Считай это своей карой, врун." Оу. Он знал. И ему нужно было последнее, чтобы подтвердить это: признание Джисона. По какой-то причине — возможно, из-за угрозы надвигающейся истерики — Джисон крепко замыкается и плотнее натягивает свою маску, чтобы как можно дольше стоять преградой между правдой и Минхо. Минхо был умён, может быть, слишком проницателен, но больше он ничего не понимал. Джисон отказался отдавать козыри, что остались от его колоды, в эти замечательные, самонадеянные руки. — И я думаю, надо пойти поесть нормальной еды, так что, — Джисон огрызается тоном на грани язвительности и приторности. Он почти слышит тихое хихиканье Хёнджина. Тот бы гордился. Он встаёт с места, опускаясь ступнями на деревянные панели пола. Он уже вспоминает, что осталось в их холодильнике, когда какая-то сила тянет его назад за подол толстовки, и он ударяется задницей о подушку дивана. Он поворачивается и замечает, что хватка руки Минхо только ослабевает. — Не-а, — восклицает Минхо. Его свободная рука всё ещё сжата в кулаке под щекой. — Ты расскажешь мне, о чём думаешь. Джисон фыркает. — Я думаю, это первый раз, когда я вижу, как ты действительно просишь кого-то о чём-то. Это так очаровательно, — говорит Джисон, перегнувшись через живот Минхо, чтобы взять конфету в качестве оплаты за его сверхурочное нахождение здесь. — Ну, да, я милый, — соглашается Минхо. — Ммм, меня сейчас стошнит, — говорит Джисон, выразительно сморщивая нос. — Правда? — Минхо издевается, хватая Джисона за предплечье, прежде чем он успевает съесть конфету, и отталкивает его. Он прижимает Джисона спиной к дивану, крепко наваливается своим телом и атакует его бока щекоткой. — О боже, нет, пожалуйста- — Джисон едва может бороться. Вес Минхо и смех лишили его возможности дышать. Его тело извивается и трясется, но нападающего, похоже, это совершенно не волнует. Он не прекращает, пока у Джисона не начинают болеть рёбра, и он трижды бьёт по коже дивана. — Бля, — Джисон задыхается, грудь заметно поднимается и опускается. Минхо обхватывает запястье Джисона большим и указательным пальцами, достаточно длинными, чтобы они коснулись друг друга. — Я понял! Мы все поняли, что ты сильнее меня. Чёртов выпендрёжник. Минхо просто мычит в ответ, обхватывая губами угощение между кончиками пальцев Джисона. У Джисона так кружит голову, что он оказывается ограничен даже в самых базовых мыслях. — Ну нет, — скулит он. — Мне это было нужно, я голодный. Я сейчас умру от голода. Минхо закатывает глаза в энный раз за час. — Что за ребёнок. — Это будет по твоей вине, — с притворным хрипом говорит Джисон. — Замечательно, — Минхо возвращается. — Убийство, первая степень, — прошипел Джисон. — Забудь про ребёнка. Целый чёртов говнюк, — шутит Минхо, когда Джисон бьёт его по бедру. — Как Дуни, отвечаю. Минхо тянется к одной из упаковок конфет неонового цвета, когда Джисон, наконец, восстанавливает дыхание. Он опускает голову, пока подбородок не касается груди, наблюдая, как мерцающие кольца на пальцах Минхо возвращаются в поле зрения. В руке у него синяя конфета размером с горошину, он выжидающе подносит её к отшатывающемуся Джисону. — На, — твёрдо говорит Минхо. — Хён, — стонет младший, полностью возвращаясь в сознание. Он приподнимается на локтях. — Ты действительно думаешь, что конфета- Минхо раздраженно фыркает, и Джисону едва хватает секунды, чтобы осмыслить происходящее, как Минхо слегка врезается локтём в ребро и сжимает его лицо рукой. Его взгляд на удивление пуст, учитывая, что его пальцы впиваются в подбородок Джисона: указательный и средний с одной стороны, большой палец — с другой. Младший чувствует, как его собственные щёки прижимаются к кости челюсти. Глаза Джисона снова широко раскрываются. — Хён? — Ты можешь себя вести нормально? — Минхо скрипит зубами, и его невозмутимый тон напоминает Джисону опытного родителя, имеющего дело с малышом. Это чертовски натянуто для спонтанного поведения даже для Минхо. Он никогда так себя не вёл, Джисон никогда не чувствовал себя так. Что происходит? Если бы он не был в таких тесных тисках, он бы покачал головой, чтобы прояснить свои мысли. — Открой, — приказывает Минхо, слегка потянув за челюсть. В силе не было необходимости, когда уже сама команда заставила челюсть Джисона отвиснуть, а мозг — стать полностью податливым, как по щелчку переключателя. Его глаза остаются круглыми и неподвижными, он совершенно сбит с толку случайностью всего происходящего, когда Минхо кладёт конфету на язык. Он даже не закрывает рот. Не шевелит языком. Резкий вкус и кислость покрывают его вкусовые рецепторы, окрашивая слюну под конфетой в неоново-синий. Он чувствует жжение в каждом нерве, но не может заставить себя заговорить при виде открывшегося перед собой зрелища. Хватка Минхо слабеет, вместо этого он просто прислоняется к подушке дивана, прикрыв глаза и наблюдая. Вопросительные нотки в его голосе кажутся спланированными и продуманными. — Вкусная? Голубика, узнаёт Джисон. Похоже на то, что он в детстве соскребал зубами с языка синими волнами. Он прижимает её к нёбу, чувствуя, как сгусток стекает в горло. Прошло достаточно времени, конфета полностью растворилась, и он настороженно смотрит на Минхо. Кивает. Сахар всё ещё обволакивает его дёсны, когда Минхо рассеянно ёрзает, и какая-то часть его тела задевает пах Джисона. Джисон не может побороть прерывистый вздох, сорвавшийся с его губ, и глаза Минхо мгновенно скользят по нему в явно порочном интересе. Его глаза задорно мерцают, когда он на пробу сжимает бедро Джисона и получает в ответ прерывистый вздох, который Джисон недостаточно быстро подавляет. Он продолжает двигать руки, подходя ими к рукавам и сгибая их выше локтей. Джисон чувствует, как его самообладание ускользает, глаза беззастенчиво скользят вниз по запястьям и предплечьям Минхо, ловя, как вены напрягаются с каждым сжатием и движением, выступая. — Я тебе не верю, — бормочет Минхо. Их глаза снова встречаются. — Что? — на выдохе спрашивает Джисон. Минхо наклоняется над ним, кладя руку рядом с одним из локтей, на которые опирается Джисон. Другую руку поднимает, чтобы провести большим пальцем по краю губ Джисона, где на них осталось крохотное синее пятнышко, и у Джисона перехватывает дыхание. Теперь он так близко, что их носы почти соприкасаются с каждым движением, лёгкие порывы воздуха врезаются в Джисона с каждым потрясающим словом, которые Минхо произносит дальше. — Я думаю, хён должен попробовать. Минхо медленно наклоняется, сокращая расстояние до тех пор, пока всё, что Джисон может или мог когда-либо чувствовать — это тёплые мягкие губы, прижимающиеся к его собственным. Это всё, на удивление, отдалённо напоминает сцены поцелуев в дорамах, на которые Джисон всегда морщил нос, когда был младше. Он бы не морщился, если бы знал, что это так. Глаза Джисона наконец закрываются, заторможенные удивлением — блять, Минхо целует его. Минхо проводит рукой по челюсти Джисона, когда его губы начинают шевелиться, и ловко скользит пальцами в волосы, массируя его голову. Джисон вздыхает в поцелуй, тихие причмокивания, когда их губы ненадолго разделяются, вызывают жар в его животе. Словно прочитав его мысли, Минхо начинает двигать телом. Коротко, всего одно мучительно медленное движение к Джисону, но этого достаточно, чтобы тот открыл рот в беззвучном всхлипе, а брови нахмурились от давления. Он выдыхает в открытый рот Минхо, глаза только крепче сжимаются, когда рука в его волосах сжимается в кулак. Джисон действительно громко скулит, когда Минхо пользуется возможностью коснуться его языка. Тепло, мокро и гладко — совсем не то, чего Джисон ожидал, когда его одноклассники хвастались этим, в то время как он сам всё ещё был нервным, нецелованным фриком. Количество поцелуев, которые у него были с тех пор, он мог пересчитать по пальцам одной руки. Целомудренные, с девочками. Ничто не готовило его к этому. Может быть, этим можно было объяснить его гиперчувствительность, уже покрасневшую и заполняющую шорты при каждом развратном посасывании и укусе, которые Минхо совершал с его языком и губами. Минхо только ускоряется, жадно облизывая его снова и снова, будто он никогда не будет удовлетворён, пока не заберёт последний кристаллик сахара изо рта Джисона в свой собственный. Прерывистый стон, сорвавшийся с губ Джисона, чужд даже его собственным ушам, и даже малейший намёк на трение о джинсы Минхо заставляет его всхлипывать. Хватка в волосах смягчается, к большому негодованию Джисона, пока он не понимает, что Минхо опускается ниже, ниже, ниже, касаясь ногтями его лица, шеи (Джисон вздрагивает) и его боков, которые внезапно перестают быть такими чувствительными к щекотке. Минхо уделяет немного внимания пояснице, перебирая ткань одежды у выпирающей косточки, прежде чем добраться до места назначения: бёдер Джисона. Он оценивающе сжимает мягкую плоть, прежде чем поместить пальцы ниже, перекидывая ногу Джисона через своё бедро. Он чувствует горячий выдох в рот. Джисон в каком-то смутном, размытом углу на задворках своей совести недоумевает, почему Минхо делает это. Именно тогда Минхо отстраняется губами, закусив нижнюю губу Джисона своими зубами. Джисон уже скулит из-за отсутствия поцелуев, поднимая руку и хватая Минхо за бицепс. Тот лишь отдаляется настолько, чтобы иметь возможность говорить и касаться губ Джисона при каждом слове. — В чём-то ты был прав на этот раз, — шепчет он, его адамово яблоко подскакивает, когда он сглатывает. — Это действительно вкусно. Минхо жмётся обратно, и они снова целуются, блуждая языком по языку Джисона, будто доказывая ему свои слова, прежде, чем Джисон успевает хотя бы понять о чём речь. Минхо берёт на себя полный контроль над поцелуем, а Джисон позволяет ему вести себя, так гармонируя друг с другом, что едва ли может смущаться из-за своего отсутствия опыта. Джисон чувствует, как бицепс под его ладонью внезапно напрягается, и рука на его бедре крепко сжимается. Он вспискивает от удивления, инстинктивно обнимая Минхо за шею. Свободная рука Минхо обхватывает Джисона под поясницу, поднимая его, пока тот не оказывается у него на коленях. Джисон внезапно понимает, почему его нога была перекинута: оба колена теперь прижаты к подушкам по бокам от бёдер Минхо. Это проходит не так гладко: пакет с конфетами задевается, заставляя дождь из конфет греметь и стучать по полу. Джисон рассеянно отмечает это в туманных закоулках того, что осталось от его мозга, внимание полностью украдено Минхо, который настойчиво посасывает его нижнюю губу. То, что последний не заметил или даже не позаботился об этом, могло бы быть оспорено. Теперь, когда это началось, Джисону трудно принять тот факт, что это может в конечном итоге закончиться. Он мог бы сидеть так часами, если бы Минхо позволил ему это, лаская нежную кожу под своими руками, целуя каждый дюйм в пределах досягаемости. Это было похоже на прорыв плотины, бесконечные волны сдерживаемого желания исследовали поверхность щеки и челюсти Минхо, покусывая чуть ниже уха, на что Минхо с довольным вздохом проводит пальцами по волосам на затылке Джисона. И тогда всё заканчивается, как и опасался Джисон. Минхо откидывает голову назад настолько, что губы Джисона отрываются от его кожи, этого достаточно, чтобы Минхо пристально посмотрел на него, пока Джисон отчаянно пытается вернуться к тому, на чём остановился. — Подними глаза, — приказывает Минхо, удерживая его на месте, и Джисон подчиняется, запоздало понимая, что он до сих пор был слишком сфокусирован на шее старшего. — Почему... — Джисон фыркает, — почему мы остановились? Рука Минхо сжимается, когда Джисон смотрит на него из-под ресниц, и Джисон почти дрожит от холодного металла его колец, вжимающихся в кожу головы. Жёсткая хватка за волосы — полная противоположность выражению лица Минхо, легкомысленно фыркающего на вопрос, как будто Джисон уже должен знать ответ. — Признание, — заявляет Минхо, — я всё ещё хочу услышать его. Запоздалая вспышка осознания окрашивает черты лица Джисона, когда он понимает, о чём спрашивает Минхо. И сразу же исчезает в румянце в сочетании с отведённым взглядом, блуждающему по их прижатым друг к другу бёдрам. Так по-детски. В его памяти всплывают случаи, когда его спрашивали о студенческих крашах. Уклонение — очевидный и самый незамедлительный ответ, когда он чувствует, как жар накапливается на его щеках под тихим взглядом Минхо. — Я не понимаю, о чём ты, хён. — Джисон, — мягко говорит Минхо, постукивая указательным пальцем по его подбородку, чтобы он обратно поднял на него свои глаза. — Я просил тебя вести себя хорошо. Быть хорошим для меня, — говорит он, и Джисон уже чувствует, как его лицо становится бледно-розовым. — Так что ты скажешь мне, правда? Сильная хватка Минхо ослабевает, большой палец нежно касается кожи головы. Перемены в поведении сразу заставляют разум Джисона поплыть, едва связывая слова. — Я уже знаю, Сони. Просто скажи это, — мурлычет Минхо. — Для меня. — Я… — начинает Джисон, послушание скручивается в тугой клубок, который его здравомыслие умоляет выбросить. Он уже чувствует, как слюна скапливается под губой. Будь храбрым. Скажи это. Он попросил. Внутренне кричит, даже не осознавая, что его пальцы так крепко сжимаются на свитере Минхо, что серповидные вмятины от ногтей могут остаться даже через толстую ткань. Сделай это сейчас, и больше не придётся. — Я сделал это... потому что ты мне нравился.... нравишься, — выдавливает Джисон, сопротивляясь желанию обхватить себя руками за голову, побежать в угол и свернуться калачиком, пока его бёдра не упрутся в кофейный столик и он не задохнётся — спрятаться. Верный своему слову, Минхо не выглядит удивленным. Рука на затылке Джисона смягчается, лаская, поглаживая светлые волосы. Джисону с трудом удаётся держать взгляд на Минхо, но он это делает. Он сделает для него всё, даже — особенно — когда его тон становится таким снисходительным. — Ох, — слишком небрежно говорит Минхо, размазывая слюну по губам Джисона так, будто он кукольный. Игрушечный. Беспорядок конечностей и деталек, с которыми можно играть. Он втирает слюну в кожу, и вздох Джисона становится громче от этого давления. — Значит, тебя всё-таки беспокоили не микробы, — замечает Минхо, рассматривая влажную скользкую дорожку, которую он оставил на подбородке Джисона. — Это до сих пор отвратительно, — шепчет Джисон себе под нос, жалко цепляясь за последнюю нить самообладания, которая могла бы сыграть в его пользу. Минхо видит его насквозь проще, чем кто-либо ещё, естественно. — Не думаю так, — хмурится Минхо, проводя влажным от слюны большим пальцем по скуле, прежде чем снова прижать его к губам Джисона. Джисон чувствует, как его член дёргается в белье, когда палец Минхо скользит мимо губ, глубоко проникая до сустава, пока не прижимается к языку Джисона полностью. Он рукой хватается за запястье Минхо, удерживая его, пока сдерживает глаза, чтобы те не закатились до затылка. — Думаю, тебя это заводит, — заканчивает Минхо с понимающим взглядом. Реакция Джисона незамедлительная: он обхватывает губами большой палец, посасывая. Хватка на запястье Минхо только усиливается, отказываясь отпускать, язык начинает лениво кружиться по кругу, когда его глаза закрываются. Его мысли плывут по течению, когда Минхо ругается себе под нос, гадая, что было бы, если бы ему дали разрешение пососать что-нибудь ещё. На коленях у ног Минхо, принимая каждый толчок, как того требует старший, язык тяжелеет от всего этого, пока эти пиздецкишикарные пальцы сжимают его волосы. При этой мысли Джисон издает несдержанный всхлип, его бёдра дёргаются на бёдрах Минхо. Минхо должен был это заметить, потому что он толкается в Джисона везде, где только можно. Его большой палец жадно и упорно давит на плоскость языка, а свободная рука настойчиво царапает Джисону поясницу, прижимая его пах достаточно близко, и Джисон чувствует- Минхо. Ужасно твёрдого под плотной тканью джинсов. Джисон скулит вокруг большого пальца, и звук прерывается, когда Минхо припадает губами к его челюсти, прикусывая между каждым словом. — Ну же, детка, — говорит он, — не стесняйся. Стон, который вырывается изо рта Джисона, пока он неуверенно ёрзает — совершенно непристойный. Он едва замечает, как палец вынимается из его рта, обе руки Минхо спешат скользнуть под ткань его толстовки, на его талию, подталкивая его к желанному ритму. Минхо приостанавливает свои действия на шее Джисона, чтобы горячо простонать ему в ухо, когда задан темп. — Хороший мальчик. Ёбаный свет. — Хён, — Джисон тяжело дышит, задыхаясь. Он цепляется за плечи Минхо, прижимаемый его руками в неумолимом темпе, который заставляет их члены тереться при каждом движении. — Хён, я- Минхо прерывает его поцелуем, проводя губами по его челюсти, пока, наконец, не возвращается обратно к губам. Руки Джисона взметнулись вверх, обхватывая шею Минхо, и он со вздохом открывает рот. Руки на его талии замедляют их движения, Минхо наслаждается беспорядочным скольжением их языков так же, как и Джисон. Когда они отстраняются, между ними тянется тонкая ниточка слюны. Джисон неспеша наблюдает за этим, его ресницы трепещут от вида замученных губ напротив. Минхо смотрит на него полузакрытыми глазами и с приоткрытыми влажными губами, выпуская едва заметные вздохи с каждым медленным движением промежности Джисона по его собственной. Джисон решает, что это самое великолепное из того, что он когда-либо видел. Его глаза блуждают по каждой грани и детали, которых касается солнечный свет. Его. Это всё его. Прямо сейчас. Его руки скользят по шее Минхо в его невероятно мягкие волосы, вынуждая вздохнуть от того, как они ощущаются, когда проходят между дрожащими пальцами. Выражение лица Джисона, когда он открыто смотрит на Минхо, вероятно, не лучше: он абсолютно восхищён и готов сидеть рядом с ним вечность, медленно ублажая его, быть хорошим для него. Не прерывая зрительного контакта, Минхо сжимает талию Джисона сильнее. Он снова пытается двигаться, на этот раз грубее, пальцы впиваются достаточно сильно, чтобы оставить следы красных полумесяцев, как только они закончат. "Хорошо" — думает Джисон. Он не хочет этого забывать. Джисон изо всех сил старается не отрывать взгляда от Минхо, изучая каждый лёгкий вздох, который он издаёт, когда ускоряется; каждую мышцу на его красивых руках, которая выделяется, когда он двигает задницу Джисона вперёд-назад на очертаниях своего члена, но он не может. Он смутно замечает, что его хватка в волосах Минхо становится сильнее, а движения бёдер — жёстче и требовательнее. Он беспрерывно прижимается к Минхо, тому даже не нужно направлять его своими руками. Младший стонет, будучи полностью одетым, как грёбаный подросток. Минхо наблюдает, как Джисон прикрывает глаза, как его голова опускается, подбородок почти бьётся о грудину из-за того, как тело расслабилось в удовольствии. — Хён заставляет своего маленького Джисони чувствовать себя хорошо? — дразнит Минхо. Джисон не может игнорировать собственнические нотки в его голосе, и это заставляет мозг окончательно сдаться, голова безвольно падает в изгиб шеи Минхо. Он чувствует, как где-то глубоко в животе накапливается предательский жар, его стоны такие высокие и жалобные, что он больше не узнает себя. — Хён, так хорошо, — он задыхается в шею Минхо, прерываясь на смазанные поцелуи в яремную впадину. — Да? — Минхо усмехается. Джисон ловит стон, застрявший в его горле, когда Минхо убирает руки от его бёдер. Ему даётся всего секунда беспокойного замешательства, прежде чем его шлёпают по ягодицам, заставляя прерывисто простонать, когда пальцы сжимаются, вдавливая в эрекцию Минхо. — Хён, — стонет Джисон, сильнее утыкаясь носом в шею Минхо. Его губы прижимаются к коже при каждом слове. Жар в паху становится сильнее. Снова и снова, снова и снова. — Боже мой, боже, хён, Минхо-хён, — хнычет он. — Чёрт, я бы слушал это весь день, — бормочет Минхо куда-то в волосы Джисона. Тот чувствует, как вытекает предэякулят, увлажняя бельё. Его волосы встают дыбом, когда губы Минхо возвращаются к его челюсти, произнося: — Хочу, чтобы ты был подо мной, — он кусает угол челюсти. — Хочу, чтобы этот симпатичный ротик умолял меня, пока не задохнётся в стонах. Боже. Джисон теперь полностью теряется, неспособный на какие-то связные возражения, с жадностью цепляясь за волосы и шею Минхо, будто это нужно ему, чтобы выжить. Комментарии только ускоряют нарастание давления, фокусом становится точка удовольствия, там, где очертания члена Минхо встречаются с его собственным. — Хён… хён, — стонет он, его бёдра подёргиваются, блять, он вот-вот кончит. Минхо мгновенно ослабляет хватку, удерживая Джисона на месте, позволяя его оргазму постепенно исчезнуть. Никакого движения не происходит, когда Джисон в замешательстве отрывается от шеи Минхо, потерянный, опустошённый и смущённый. Он был так близко. Он чувствует напоминающую о себе боль и пульсацию члена, внутренне паникуя из-за внезапного отсутствия трения. Джисон понимает, насколько измучено его тело, только когда Минхо снова двигает им, податливым под своими руками. Он отстраненно осознает, что его толкают обратно на диван, холодная кожа материала касается затылка. Его спина вытянута на поверхности, и он задыхается от внезапности всего этого. Разум закоротило, он настолько окутан мыслями яхочукончить, мненадокончитьпрямосейчас, что когда он чувствует прикосновение Минхо к себе, он почти вскрикивает. Минхо теперь седлает его, одетый член плотно прижимается к ноющей выпуклости под шортами Джисона. Гораздо более заметной под этим углом. Это самая сильная смесь удовольствия и боли, которую Хан когда-либо испытывал, жаждая освобождения, поскольку он чувствует, что оно ускользает с каждой секундой, но Минхо не двигается. В какой-то последней отчаянной попытке спасти угасающий оргазм, его бёдра машинально толкаются в Минхо. Он чувствует всплеск боли в ноющих мышцах от усилия, совершенно бесполезного против устойчивой позы Минхо. Тот застыл, просто пристально глядя на Джисона. Этот придурок. Джисон тоже не прочь применить силу, чтобы получить то, что он хочет. Его руки тянутся к бёдрам Минхо, пытаясь поменять их местами. Минхо, очевидно, ожидал этого, потому схватил оба запястья Джисона одной рукой и прижал их к подушке над его головой. Когда Джисон пытается вырваться, хватка не сдвигается даже на миллиметр. — Неа, — игриво отрицает Минхо, слегка приподняв уголки губ. Джисону хочется плакать из-за прервавшегося оргазма, особенно сейчас, когда Минхо выглядит над ним, как абсолютный мокрый сон. Рука, сжимающая оба его запястья, едва напрягается от усилия, и глаза Джисона только сужаются с каждой попыткой вырваться, когда он осознаёт, что Минхо поймал его в ловушку. Он чувствует, как из него вытекает предэякулят, когда встречает взглядом взгляд Минхо из-под тёмной чёлки. Хищный. Это заставляет его тело извиваться и корчиться от такого сосредоточенного внимания, но он не может даже этого. Он зажат в тисках всем телом под руководством Минхо, все его слабые попытки двигаться встречаются полным провалом. — Почему? — Джисон раздражённо стонет. Задор в глазах Минхо только усиливается. Он выглядит довольным, как будто он наконец получил Джисона именно так, как хотел. Минхо свободной рукой проводит по изогнутой надутой губе Джисона, и Джисон вздрагивает, вся его кожа гудит от чрезмерной чувствительности. Доведённый до края, он уже тяжело дышал, крепко зажмурив глаза после резкого вдоха, когда почувствовал, как ноготь царапнул по нижней губе. — Почему ты остановился? Я был... — вздыхает он, — я собирался... Пальцы, опускающиеся к подбородку Джисона, нехарактерно нежные, слегка сжимают, когда Минхо выдыхает с самой резкой насмешкой, какая у него только на сегодня. Джисон чувствует, как огонь возвращается в его живот только от этого звука. — И не дать мне больше слушать твои милые всхлипы? — спрашивает Минхо, его глаза мерцают, словно он не может решить, на чём хочет полностью сфокусироваться: на глазах или губах Джисона. — Так не интересно. Затем он наклоняется так близко, что они вдыхают друг друга. Пытливый указательный палец скользит по подбородку Джисона к губам, приоткрывая. Это едва ли поцелуй, когда Минхо прижимается своим горячим открытым ртом к Джисону, позволяя кончику языка неторопливо танцевать по краям его губ. Джисон вскрикивает от жара, когда Минхо внезапно прикусывает нижнюю губу, отстраняясь с тёмными глазами и ещё более темной ухмылкой. Затем он плотно прижимается, медленно толкаясь бёдрами, так, что каждый нерв мог почувствовать твёрдое давление выпуклости Минхо даже сквозь слои их одежды. Этого слишком много и одновременно недостаточно, от удивления тело Джисона вспыхивает, заставляя зажмурить глаза, и из него вырывается удушающе ужасный стон. Когда он снова жалко пытается погнаться за этим ощущением, его не встречает ничего, кроме смеха. Джисон вздрагивает, открывая глаза. Зрелище захватывающее. Минхо... улыбается. Ряды белоснежных зубов выглядывают из-под истерзанных розовых губ, глаза сияют с такой нежностью, что появились морщинки в уголках. Внезапно накатывает волна, от которой у Джисона кружится и гудит голова, как и всё остальное его чрезмерно возбуждённое тело. Голос Минхо звучит легко и хрипло. — Смотри, слышишь это? — спрашивает он, убирая руку, чтобы опереться на локоть у головы Джисона. Мозг Джисона отстаёт, но Минхо сразу же всё ему проясняет. Редкая улыбка исчезает, и он снова прижимается, надавливая сильнее, перекатывая своим тазом прямо на Джисоне, на этот раз сильнее прижимая их одетые члены друг к другу. Плаксивые, потерянные бормотания вырываются из Джисона прежде, чем он успевает это осознать. Это только побуждает Минхо быть грубее, а движения бёдер — лихорадочнее и безжалостнее. — Чувствуешь? — он снова выдыхает, благоговейно глядя в лицо Джисона, не моргая. — Ты такой... — ещё один яростный толчок, — чертовски… — Джисон всхлипывает на следующем, ногти впиваются в запястье Минхо, которым он его держит, — ...красивый. Неудивительно, что Минхо начинает замедлять свои действия, когда Джисон снова оказывается прилично потрёпан и снова мечется в отчаянии. Это мучительно: его член болит и трётся о бельё, неловко скользит мокрой от предэякулята головкой по ткани. Джисон смутно задаётся вопросом, сколько ещё он сможет выдержать, прежде чем горячие слёзы потекут по щекам. Его слова звучат вяло, а глаза мутные, он так слаб, что может только слегка касаться подушечками пальцев пальцев Минхо, мурлычащего над ним. — Пожалуйста, блять, хён, я просто хочу, хочу... — ругается он. Он смотрит поверх расплывчатой фигуры своими усталыми глазами с тяжёлыми ресницами на Минхо, когда тот перестраивается, откидываясь назад, чтобы ровнее сесть на промежность Джисона. Он немного ёрзает, устраиваясь удобнее. Джисон прерывисто всхлипывает. Взгляд Минхо невинен, несмотря на то, что ему всё ещё приходится изгибаться, чтобы хватка на запястьях Джисона не ослабевала. — Извини, я тебя не расслышал. Чего именно ты хочешь? Джисон выдыхает, позволяя долгому вздоху вырваться изо рта, и закрывает глаза. Больше нет времени для стыда. — Я так хочу кончить, — шепчет он. — Так больно. Рука Минхо медленно скользит по Джисону, время от времени переворачиваясь, так, что его костяшки пальцев тянутся к мягкому белому хлопку толстовки. — Знаешь, — начинает Минхо, останавливая руку, как только она достигает места назначения — шорт Джисона. — Я вроде как и сам это понял. Джисон чуть-чуть приоткрывает глаза, чтобы бросить на него взгляд. Минхо мягко смеётся, теребя подол толстовки Джисона. — Ты кончишь, — подтверждает он, на мгновение переводя взгляд на Джисона. — В конечном счёте. Затем его взгляд возвращается туда, где находится его рука. Джисон сглатывает, когда чувствует, как его прохладные пальцы прокрадываются под подол, касаясь загорелой кожи живота. Пальцы опускаются вниз, достаточно далеко, туда, где большой палец Минхо начинает опасно играть с эластичным поясом шорт Джисона. Когда он цепляется за него и тянет, Джисон задается вопросом, собирается ли он освободить его член. Выпуклость там до боли очевидна, но Минхо игнорирует её. Он просто приспускает настолько, чтобы обнажить острый выступ бедренной косточки, прежде чем проделать то же самое с другой стороны. Затем он делает последнее, чего ожидал Джисон: Минхо проводит большим пальцем по той самой косточке, успокаивающими кругами, его давление — лёгкое прикосновение кожи к коже, как будто он восхищается произведением искусства. Это своего рода привязанность, которую Джисон видел лишь в редких случаях, например, когда Минхо обращался с детьми или своими котами. Минхо выглядит очень сосредоточенным, как будто он запоминает каждый участок кожи. Джисон счастлив, что тот не смотрит на его лицо, которое, вероятно, полностью раскраснелось, сердцебиение под рёбрами резко участилось. Затем Минхо плавно подтягивает костяшки пальцев к краю толстовки Джисона, пока не обнажает полностью живот с нечёткими очертаниями пресса, останавливаясь чуть ниже груди. Джисон сглатывает, кондиционер холодит кожу, пока она не покрывается мурашками. Когда Минхо кладёт нежно ладонь на бок, с губ Джисона срывается неловкое хихиканье. Минхо снова смотрит на него, медленно моргая, прежде чем продолжить неторопливо блуждать по его животу. Он тянет целую вечность, просто рассматривая его тело, обводя пальцами каждый изгиб, боготворя каждый выступ. Такое сосредоточенное внимание странно смотрится на Минхо, в отличие от Джисона. Он не сомневается, что увлечённость старшего искренняя, но он уверен, что куда больший процент того, почему он так тянет — это просто назло тому, насколько нуждающимся и отчаянным чувствует себя Джисон. "В конечном счёте", сказал он. Джисон слабо фыркает. — Не могу поверить, что из всех дней ты выбрал проявить терпение именно сейчас. Минхо усмехается, наконец приподнимая край толстовки, невесомо проскальзывая мимо сосков Джисона. Он берёт в кулак ткань и задирает её до подбородка младшего. — Я всегда терпелив, — он смотрит. И в этот момент он слегка перекатывает под большим пальцем возбуждённый сосок. Джисон вздрагивает, волна шока из-за чувствительности идёт прямо в его член. Минхо усмехается, сжимая и катая розовый бутон между пальцами, а те участки, которых он не касается, обдуваются холодным воздухом вентилятора. Хан пытается взять себя в руки, как только Минхо снова замедляется, делая глубокие вдохи и наблюдая, как живот Джисона поднимается и опускается с каждым порывом воздуха. Джисон хочет победить — что бы ни стояло на кону. Сейчас он играет именно так, как хочет Минхо, поддаваясь и принимая правила, потому что он позволяет ему. Но что-то же должно заставить Минхо сломаться, верно? — Пожалуйста, — скулит Джисон, подавляя победную ухмылку, когда член Минхо с интересом толкается к телу Джисона. Это вроде как получается, потому что глаза Минхо вспыхивают ожиданием. Джисон уделяет ему всё своё внимание, проводя по грудной клетке старшего большим пальцем, замедляя движение. — Я... Блять, что бы Минхо хотел услышать? — Я буду хорошим для тебя, — пытается он, обещая самым страстным голосом, на который только способен. Минхо смотрит на него долгую секунду, нечитаемым взглядом. В конце концов он поднимает руку, чтобы ткнуть Джисона в мягкую щёку. — Мило. Чего? "Мило"?! Джисон хмурится. Минхо оценивающе проводит рукой по его торсу, неприлично сжимая его талию. — Блять. Да посмотри на себя, — стонет он, царапая ногтем большого пальца по незапятнанной коже. — Мой Джисони прятал от меня всё это великолепие. Джисон чуть не смеётся, потому что это не правда. Они айдолы — основные человеческие привилегии были потеряны для них в момент подписания договора. Сколько раз ему приходилось видеть, как Чан и Чанбин вальсируют на кухне без футболок, было не счесть, и Джисон не был исключением. Все они в конце концов видели друг друга полураздетыми, но, возможно, Минхо имел в виду не это. Здесь и сейчас, может быть, всё иначе. Джисон был обнажён во всех смыслах под доминирующим взглядом Минхо, подчиняясь ладони, касающейся каждой его мышцы. Он имел в виду интимный смысл. Он хотел, чтобы это было так. Джисон боролся с сильным румянцем на шее. Это было бесполезно, когда Минхо продолжил, разжигая жар по всему телу. — Такой красивый, — произнёс он, танцуя пальцами по груди Джисона. Дыхание Джисона трепещет при каждом вдохе. Его грудь дрожит под пальцами Минхо. — Ты часто это делаешь, — глаза Минхо снова сужаются. — Делаю что? — шепчет Джисон. — Дрожишь, — говорит старший, опуская руку и сжимая пальцы на изгибе талии. — Твоё маленькое тело трясётся. — Потому что мне холодно, — Джисон раздражённо отрицает. — Потому что ты возбуждён, — оспаривает Минхо, расплываясь в подтверждающей улыбке, когда Джисон не может придумать остроумный ответ, слишком занятый попыткой держать дыхание в норме. — Всё хорошо, — успокаивает Минхо небрежным тоном. — Мне это нравится — даже нет, я люблю это. Ты похож на добычу. Джисон потрясённо вздрагивает, его глаза тут же расширяются. Ему хочется закатить их до затылка, когда он чувствует, как его бёдра неконтролируемо дрожат, едва задевая забавляющегося Минхо над ним. Он чувствует, как под шортами собирается тёмное пятно. — Ох? Это тоже нравится, а? — Минхо издевательски воркует, наклоняясь, чтобы ущипнуть Джисона за щёку настолько унизительно, насколько это вообще возможно. Джисон даже не может сказать, вызваны ли его всхлипы удовольствием или жалостью, когда Минхо продолжает сыпать тихими ругательствами и развратными словами прямо в его ухо, чувствуя, как истерзанные губы старшего касаются раковины. Его глаза, наконец, закатываются, он впивается зубами в нижнюю губу, чтобы сдержать любые звуки, возникающие в его горле. Минхо приподнимается, когда замечает. — Ой, посмотрите на это, — говорит он. — Ты снова прикусываешь губу. Ты и это всегда делаешь, когда слишком возбуждён. Мозг Джисона кипит. Он действительно считал себя достаточно осторожным, чтобы скрыть эту привычку: непрекращающиеся покусывания нижней губы всякий раз, когда Минхо делал что-то, что затрагивало самые грязные закоулки разума Джисона (слишком часто), делал всё то дерьмо, из-за которого он слегка елозил пахом взад и вперёд на сиденье. Тогда он оправдывал бы это нескрываемой беспечностью Минхо. Он никогда не увидит Джисона и не взглянет на него с интересом. Не таким образом. Джисон так, так чертовски ошибался, судя по всему. Теперь Минхо доказывает свою наблюдательность, замечая каждый намёк на уязвимость в лице младшего. — Ты думал, я не замечал? — спрашивает Минхо, с любопытством склонив голову. — Смело. Все твои жесты до глупости просты. Когда он обнаруживает, что Джисон не может ответить, испуганно молча, он продолжает: — Знаешь, — говорит Минхо, наклоняясь к низу живота Джисона, обдавая дыханием его пупок, — мне всегда было кое-что интересно. Он покрывает его живот ленивыми поцелуями, ухмыляясь в мягкую кожу, когда снова чувствует характерную дрожь. — Времена, когда я замечал, как ты кусал губу, прошли, — говорит он, проводя кончиком носа по рёбрам Джисона. — Или когда ты отворачивал от меня это красивое лицо, краснея, — выдыхает он. — И мне всегда было любопытно, как оно выглядит, когда ты кончаешь. Глаза Минхо встречаются с глазами Джисона, который, вероятно, выглядит как точная копия из воспоминания, которое Минхо только что описал. Джисон чувствует, как кровь приливает к его шее от поразительно честных слов Минхо, и он, вероятно, был бы болезненно бледен, если бы румянец не достиг его щёк. Он мгновенно вспоминает все ночи, когда стыдливо трогал себя под простынями, пока воображение жалко цеплялось за идею о том, каково было бы, если бы Минхо втрахивал его в эти самые простыни. Вызывая в воображении вид Минхо над собой, Джисон терял всё самообладание, когда Минхо использовал Джисона, чтобы переступить через край. — Мне т-тоже... — Джисон с трудом сглатывает. — Мм, мне... тоже интересно. — Оу? — говорит Минхо с ноткой любопытства в насмешке. — Тебе тоже? Ц-ц-ц, мой невинный маленький Сони. Джисон насмехается над этим. — Едва ли. Рот Минхо опускается ниже, продолжая прижиматься к торсу Джисона, хотя его расширенные зрачки даже не колеблются. — О, правда, так ты часто об этом думаешь? — с вызовом спрашивает он, позволяя своей нижней губе скользнуть по груди Джисона. — С каких пор? — спрашивает он, утыкаясь в грудь, прежде чем наконец позволить своим глазам закрыться и втянуть кожу, оставляя метку. Он отстраняется только после того, как она становится тёмно-красной, довольный, оставляя Джисона тяжело дышащим и с побелевшими костяшками пальцев. — С дебюта? — Минхо пытается снова, намеренно держась дальше от сосков Джисона. Он задумчиво смотрит на один из них долгую секунду, но решает ничего не делать и предпочитает опереться подбородком на грудь Джисона, глядя на него из-под ресниц с садистской ухмылкой. — С тех пор, как ты встретил меня, — мурлычет Минхо, на этот раз уже не спрашивая. Джисон упадёт в обморок, если кровяные клетки в его теле будут продолжать бегать кругами от щёк к члену. Выражение лица Минхо сейчас — воплощение чистого зла, поэтому Джисону приходится зажмуриться, прежде чем продолжить смотреть, достигая слишком возбужденного состояния, чтобы схлопотать остановку сердца. Это весь ответ, который нужен Минхо. — Оу, — нянчится он. — Для меня большая честь быть рядом с самым большим фанбоем Минсонов. — Господи боже, я правда так пиздецки тебя ненавижу, — скулит Джисон. Минхо отвечает на это, ловко проведя пальцем по его соску. Глаза Джисона мгновенно раскрываются, когда он взвизгивает от укуса и приподнимает подбородок, глядя вниз на пару кошачьих глаз, лишенных всякого юмора. — Это было не очень-то вежливо, — невозмутимо вздыхает Минхо. — Извинись. Конечно, все его доминирование и стремление к контролю перешли бы в более непристойные сценарии. У Минхо была естественная склонность оставаться в курсе всего, что всегда даёт ему преимущество — один из главных страхов Джисона ещё до того, как его чувства были раскрыты, независимо от того, ответил бы Минхо взаимностью или нет. Теперь игровое поле не такое ровное, и они оба это знают, а Минхо теперь знает ещё и то, что Джисону чертовски нравится, когда им командуют, заставляя его член дёргаться у бедра Минхо. Ах. — Тебе это действительно нравится, не так ли? — Джисон сердито смотрит. Минхо хмыкает, двигаясь губами к измученному соску, широко проводя языком. Когда Джисон издает тихий стон, рука на его запястьях сжимается сильнее. — Не могу жаловаться, — Минхо размышляет, делая губы трубочкой и обдувая остатки горячей слюны холодным воздухом. Джисон снова вспискивает, чувствуя, как его грудь покрывается мурашками, а соски становятся невероятно твёрдыми. — Я не знаю, почему я должен извиняться перед злым демоном, посланным прямо из- блять... ада, — Джисон усмехается сквозь зубы. Минхо осторожно проводит зубами по его соску, предупреждая. — Потому что ты сказал, что будешь хорошим, помнишь? — спрашивает он. Свободная рука осторожно проводит большим пальцем по другому соску, медленно катая его под подушечкой. Что-то в мягкости этого действия кажется скорее покровительствующим, чем нежным. — Или, может быть, нет. Небольшая прелюдия, и ты уже вредничаешь, Сони? Это восхитительно. Боже. — Тогда извини, хён, — пытается Джисон тем немногим, что осталось от его силы воли, прежде чем чаша весов, наконец, навсегда перевалится. Ему придёт конец после этого, он знает. — Мне жаль, что ты такой невыносимый ебаный дразнитель. Он ожидал, что Минхо укусит его, как он и грозился, может быть, будет издеваться над его сосками, пока они не покраснеют и не набухнут, а по лицу Джисона не потекут жалкие слёзы. Наказывал бы его весь день, как хотел, а Джисон втайне жаждал. Но Минхо этого не делает. Минхо не так терпелив, как заявлял, и определенно не такой спокойный, как ожидал Джисон. Он чувствует, как его эрекция крепнет в штанах, когда старший поднимается вверх по торсу, лицом к лицу, возвышаясь над ним. Он крепко хватает Джисона за затылок, сжимая светлые пряди, как в тиски, между пальцами, и дергает его в сторону, чтобы прорычать прямо в ухо. — Я должен втрахать в тебя манеры? Джисон может почувствовать, как его собственное тело напрягается, снова почти доведённое до грани оргазма только из-за этого. Он чувствует, как губы Минхо касаются его серьги, ожидая, но из горла Джисона ничего не выходит, мозг просто не работает. Минхо крепко и предупреждающе сжимает его. — Отвечай. — Д-да... — выдавливает Джисон, уже запыхавшись. — Тогда ты должен быть хорошим мальчиком и умолять об этом, да? — Минхо двигает тазом ещё один раз, медленно, и облегчение, которое испытывает ноющий член Джисона — его собственная разновидность нирваны, несмотря на мучительный темп. Определенно недостаточно, чтобы проучить его. — Пожалуйста, — задыхается Джисон. — Пожалуйста что? — Минхо горячо шепчет. — Пожалуйста, трахни меня, — скулит Джисон. — Пожалуйстапожалуйстапожалуйстапожалуйста, хочу хёна так сильно, я хочу... Минхо запускает пальцы в волосы Джисона, чтобы они снова оказались лицом к лицу, прерывая его поцелуем такой силы, что они стукаются зубами. Никого из них это не волнует, и они немедленно облизывают друг друга, пока не перестают осознавать, где заканчивается один и начинается другой. Джисон стонет, когда понимает, что Минхо вылизал его рот настолько, что следы сахара на его языке полностью исчезли. Минхо слегка подстраивается, убеждаясь, что они идеально касаются друг друга, прежде чем начнет неторопливо покачивать бёдрами. На этот раз он не сопротивляется, когда Джисон пытается толкнуться навстречу, и скулёж, издаваемый Джисоном, заглушается их ртами. Минхо перемещает руку от волос Джисона на его затылок, проводя губами, пока не касается участка кожи под его ухом. — Дай мне услышать тебя, детка, — мурлычет он, набирая скорость бёдрами, вырывая из младшего все звуки, которые только может. Джисон больше не может даже закрыть рот между всеми беззвучными стонами и громким хныканьем, чувствуя, как с уголка рта начинает течь слюна, когда его щека бьётся о подушку дивана. Минхо целует и кусает всю линию его подбородка, вниз по шее, оставляя особенно сильный укус, когда толкает достаточно сильно, чтобы Джисон ещё сильнее выгнулся над подушками. Затем его пронзает полноценный стон, развязный, будто он принадлежит каким-то самым тёмным уголкам порнографии, а не безобидной тишине гостиной их общежития. Минхо снова сильно кусает его, достаточно сильно, чтобы оставить вмятины по форме зубов, горячее дыхание обдувает кожу, когда он медленно приближает губы к уху Джисона. А затем Джисон чувствует, как давление на его запястьях исчезает. Он на мгновение озадачен, не в состоянии переварить происходящее, прежде чем Минхо с грязным шепотом тычется носом в его ухо: — Твоя награда, — говорит он, беря руки Джисона в ладони и оборачивая ими свою шею. — За хорошее поведение. Джисон настолько нуждается в этом, что едва замечает тупую боль в запястьях, когда по ним восстанавливается кровообращение. Он крепко держится за Минхо, благодарно целуя его, там, где шея переходит в плечо, прежде чем дыхание сбивается. Джисон понимает, что теперь, когда обе руки свободны, Минхо может стать намного более активным. Одна рука старшего скользит под поясницу Джисона, когда он продолжает атаковать его шею влажными, торопливыми поцелуями, а другая блуждает по его обнаженному торсу. А потом всё продолжается. Эти чертовски великолепные пальцы скользят под пояс его шорт. — Блять, блять, хён… — Джисон прерывается сдавленным стоном, когда чувствует, как Минхо растирает влажность по головке его члена, размазывает её и играет, ухмыляясь в ключицы Джисона. — Такой влажный для меня, Сони, — мурлычет он. — Интересно, насколько отчаянным ты был? Наверное, течёшь с тех пор, как увидел меня по Facetime, а? Блять. Джисон едва может думать, вцепившись в плечи Минхо, когда его бёдра поддаются вперёд, позволяя пальцам старшего обвиться вокруг ствола. Минхо на пробу проводит рукой, наслаждаясь чувственным скулежом, который Джисон издаёт прямо рядом с его ухом. За досадно короткий промежуток времени Джисон уже чувствует характерные волны тепла, собирающиеся вокруг его члена. Однако в его душе не осталось стыда, чтобы стесняться этого. Сама реальность сжалась до единственной точки постоянного удовольствия и потребности переступить через край, разум затуманен, а уши наполнены только бормотанием Минхо, его смущающими комментариями, собственными разбитыми стонами, отдаленным эхом свиста где-то в коридоре за пределами их общежития— Секунду, блять. Глаза Джисона резко открываются, и он нехарактерно успокаивается, чего Минхо, кажется, не заметил, слишком увлечённый лаской члена младшего рукой и челюсти — губами. С каждой секундой свист слышится лучше, и его замешательство быстро переходит в панику, которая отвлекает его даже от получаемой дрочки. Его мозг останавливается и перезапускается несколько раз, опуская руку, чтобы осторожно потянуть Минхо за запястье, в то время как его разум работает за тысячу миль от него. На этот этаж поднимаются только их менеджер и другие мемберы. Здесь никого нет, правда? Единственным человеком, приходившим домой с ранним графиком, кроме Минхо, был… — Феликс, — шепчет Джисон. — Что? — рассеянно выдыхает Минхо. — Феликс, Минхо, — говорит Джисон, слегка толкая и тряся его за плечо другой рукой, — Феликс идёт. — Вау, — невозмутимо вонзается Минхо в кожу Джисона. Что за херня? — Он нас увидит? — Джисон кричит-шепчет, как будто Феликс их уже слышит. Минхо даже не вздрагивает при этих словах. — Мм, всё равно. Свист становится громче, отражаясь эхом от стен, достаточно близко, чтобы Джисон узнал в мелодии одну из тех песен Tik Tok'а, которыми недавно был одержим Феликс. Это чертовски плохо. Независимо от того, возражает Минхо публике или нет — что Джисон мог бы найти действительно горячим в любой другой ситуации — Джисон действительно умрёт от смущения, если Феликс хотя бы мельком увидит его истекающий член. Одна только эта мысль уже напугала Джисона и заставила настойчиво потянуть Минхо за запястье. — Пожалуйста, Минхо, я... блять, я сделаю всё, — слова вылетают, прежде чем Джисон вообще понимает, что говорит. — Я позволю тебе сделать всё, что ты захочешь. Позже. Минхо немедленно останавливается и поднимает голову, недоверчиво глядя на него, вытирая предэякулят на руке о шорты Джисона. После некоторого молчания, приподняв бровь, возможно, ожидая кульминации, Джисон наконец понимает значение того, на что он только что подписался. — Не говори мне, что ты такой глупый. Хорошо. Жить было весело. Взгляд Джисона разрывает их контакт, устремляясь на звук открывающегося замка. Он практически чувствует руку Феликса на дверной ручке, идущего слишком быстро, чтобы найти их прямо здесь, без каких-либо оправданий, объясняющих компрометирующую позу, в которой они находятся. Его голова резко поворачивается к Минхо, глаза горят в панике, а настойчивые руки теперь толкают его всерьёз. — Это ещё один приказ? Отвали, — Джисон умоляет, и всё его тело почти сжимается от облегчения, когда Минхо поднимает колено, чтобы позволить Джисону принять сидячее положение. Он как раз торопливо стягивает толстовку на помеченную грудь, когда открывается дверь. Ткань провисает до конца, когда Джисон наклоняется вперёд, чтобы встать, но чужая рука останавливает его от ухода во второй раз за этот час. Он вздрагивает, переводя взгляд на Минхо, который теперь кладёт руку на шею младшего. Эти кошачьи глаза недолго смотрели на неё, прежде чем вернуться к пристальному взгляду Джисона. — Ты обещаешь? — спрашивает Минхо. Его большой палец неторопливо гладит кадык Джисона, слишком спокойно, учитывая текущую ситуацию. Джисон чувствует себя идиотом, потому что на самом деле впадает в какое-то подобие спокойствия, потому что он сразу же слышит, как закрывается входная дверь, а затем хватка на его шее сжимается так сильно. Обещание. — Что угодно. — Да! — Джисон почти плачет, гранича с лестью, когда он мечется взглядом между узкими зрачками Минхо, который в ответ тоже мечется между глазами Джисона. Хватка пальцев на шее ослабевает, и Джисон пользуется возможностью вскочить на ноги и натянуть толстовку ниже, прикрывая то, что могло остаться от его стояка. Он бросает последний взгляд, слишком размытый и безумный, чтобы даже запомнить какой-либо образ старшего, через плечо на Минхо, прежде чем броситься к одному из стульев за их обеденным столом, пытаясь принять максимально естественное положение. Его рука тянется к свежему апельсину в керамической вазе с фруктами, одному из самых крупных какого-то островного бренда, который они недавно купили. Он может быстро чистить его, может напихать полные щёки, будто так и сидел всё это время. В конце концов, он вообще-то был голоден, когда пришел сюда. Это даже не было ложью. Феликс ничего не заподозрит. Он засовывает дольку за щёки, когда Феликс выходит из-за угла. Он снова одет в то, что, вероятно, носил на съемочной площадке: мешковатая черная футболка с такими же чёрными спортивными штанами, две полосы белого цвета от подола до щиколоток. Благодаря этому его ярко-белые эйрподсы выделяются, когда он вынимает их из ушей по отдельности и убирает в кейс. Блять, блять, блять, значит, он ничего не слышал. Слава всему святому. Он поворачивает за угол в кухню, сталкиваясь лицом к лицу с Джисоном, который неловко улыбается ему, щёки набиты апельсином, а руки профессионально сцеплены вместе, как будто ничто не может вызывать подозрений. Никаких подозрений. Вообще. Взгляд Феликса задерживается на нём немного дольше, но его лицо кажется спокойным, когда он идёт к одному из холодильников. — Привет! — он смущенно смеётся, дёргая ручку. — Думал, что ты будешь за моим компом, когда я вернусь. Что ты здесь делаешь? Джисон проглатывает полный рот апельсина, вместе с ним глотая и недавние воспоминания, когда чувствует, как характерная кислость просачивается в его горло. — Проголодался... — он отвечает вежливо, слишком озабоченный тем, чтобы звучать как можно нейтральнее. — А, ну, — говорит Феликс, зарывшись головой в холодильник, пока его пальцы барабанят по ручке. Он достает огромный контейнер с виноградной газировкой и берёт его свободной рукой за горлышко. — Мы сыграем через секунду, я только попью. — Конечно, — отвечает Джисон. Как и ожидалось, Феликс немедленно идёт к верхним шкафам, доставая стакан. Джисон использует это время, чтобы бросить взволнованный взгляд через плечо на Минхо. Он идеален. Даже безупречен. Его глаза опущены в телефон, который он взял с кофейного столика, листает видео с котиками. Он выглядит точно так же, каким Джисон видел его до того, как ворвался в комнату и катастрофически изменил их жизни друг с другом. Он выглядит так, будто этого никогда не было, как будто это ничего не значило. Джисон смотрит на его волосы, на руки, но звон стекла о столешницу сразу же заставляет его сосредоточиться. Он возвращается взглядом к Феликсу, когда и бутылка, и стакан стукаются о стойку. Джисон надеется, что он ничего этого не заметил. Мысли путаются, а губы чешутся от желания что-нибудь сказать. — Итак, у меня есть вопрос, — пытается он. — Ммм? — Феликс возвращается, его глаза даже не достигают его. Он отвинчивает пластиковую крышку с контейнера, маленькие пальчики скользят по выступам бутылки. Джисон ощущает жаркое присутствие Минхо своей спиной, когда наклоняется вперёд. — Ты уверен, что сможешь выдержать удар по своему эго, когда я надеру тебе задницу в твоей игре? — Пфф, — бормочет Феликс, слишком легко срываясь на смех. Джисон видит, как его глаза сверкают, губы обнажают жемчужно-белые зубы, он наливает в стакан немного содовой, и с доброй улыбкой смотрит на Джисона. — Ты хоть помнишь... — начинает Феликс, затем останавливается, пристально глядя на что-то помимо Джисона через его плечо. Джисон внимательно наблюдает за ним, за лёгкими морщинками на его лице. Шипение содовой заполняет его уши, и он уже чувствует, как сердце бьётся в животе. — Хён? — зовёт Феликс. — Почему конфеты на полу? Джисон поворачивается на своем барном стуле до комичного медленно, глядя на Минхо. Несмотря на его беспечный вид, вокруг его ног собралась радуга из гранул и крошек из-за того, что они.... делали раньше. Несмотря на то, что Джисон прикусил нижнюю губу изнутри, ему было немного любопытно, какое оправдание Минхо сможет придумать для этого. Ага, что здесь произошло? Джисон витает в своей голове. Ты, самодовольный засранец. — Это Джисон сделал, — Минхо отвечает холодно, не отрываясь от телефона. Джисон задыхается в какой-то оскорблённой насмешке, разинув рот и ещё шире — глаза. Это даже не было правдой. Он подавляет свирепый взгляд на Минхо, зная, что где-то под этой стальной маской и отчуждением он, вероятно, смеётся до упаду. — Д-Джисон? — спрашивает Феликс легким тоном, ещё более сбитый с толку. Его брови теперь так нахмурены, что между ними пролегает морщинка. Его взгляд мечется от неподвижного тела Минхо к Джисону, словно он не знает, выльется ли это в одну из их беззаботных междоусобиц, и придётся ли ему выбирать чью-то сторону. Но этого не произойдёт. Минхо знал это. Джисон сейчас так взволнован, что всё ещё чувствует, как грёбаная ткань толстовки раздражает его сверхчувствительные соски при каждом движении. Его ногти незаметно впиваются в основание ладоней, сгибаются, как будто он недостаточно вонзал их в кожу сегодня. Думай, пожалуйста, думай. Подумай и скажи что-нибудь. Его глаза впились в фиолетовые пузырики шипящей содовой, стремительно мчащиеся к пене в стакане Феликса, когда он говорит: — Ага. Эм... да. Я споткнулся. Боже, нет, идиот. — На диване? — Феликс моргает, закручивая крышку. Джисон надеется, что раздражение от самого себя хорошо сочетается с любой историей, которую он пытается придумать. Он бессмысленно тыкает в очищенную кожуру апельсина и фыркает, надеясь, что это звучит как обычная комбинация смущения, но вроде бы пытаясь отмахнуться от этого. — Да ладно тебе, Ликс, ты удивлён? Пожалуйста, проглоти наживку, она же прямо вот она. Феликс на мгновение задерживается на его лице, прежде чем слегка покачать головой и засмеяться— Да, пожалуйста, да. —и поворачивается, собираясь убрать бутылку обратно в холодильник, как будто закончил разговор. Да да да да да — Думаю, нет, — Феликс с улыбкой вздыхает и закрывает дверцу холодильника. Взгляд, который он бросает в ответ на Джисона, намекает на что-то извиняющееся. — Ты очень неуклюж, без обид. Минхо фыркает. Джисон роняет апельсиновую корку, когда убирает её в мусорное ведро. — Типа, действительно неуклюжий,— добавляет Феликс. — Хорошо, пожалуйста, заткнись, я сейчас надеру тебе задницу, — говорит Джисон, когда мусорка закрывается. — Ммм, — Феликс мягко закатывает глаза, возвращаясь в свою комнату со стаканом, полным фиолетовой жижи, запотевшим от конденсата, и нервным Джисоном, идущим за ним по пятам. Он тихо ёрзает, когда понимает, что может видеть горящие очертания тела Минхо на периферии, заставляя его взглянуть. Он с трудом верит, что был под ним меньше пяти минут назад. Тёмный, ужасный уголок его мозга выводит на первый план его "обещание". Ему интересно, что это повлечет за собой. Ему интересно, что он хочет, чтобы это повлекло за собой, но ему действительно не следует сейчас увлекаться этими мыслями. Его стояк буквально только что умер. Когда они возвращаются в комнату Феликса, Джисон слишком торопится закрыть за ними дверь. Дополнительная толщина стен между ним и Минхо делает то же самое для его мозга, закрывая эту главу сегодняшнего дня, чтобы он мог официально посвятить своё время и сосредоточиться на Феликсе. Феликс радостно прыгает к своей установке и встряхивает мышь, выводя компьютер из спящего режима. Джисон вытаскивает соседний стул, пока Феликс настраивает их игру, легко прыгая по настройкам, хватая несколько джойстиков и одновременно подшучивая над Джисоном, будто тот делал это тысячи раз. Джисон с удовольствием слушает всё: будь то разглагольствования Феликса о технических неполадках на съёмках, из-за чего ему пришлось сделать несколько дублей, или нарастающее нытьё о том, что без Джисона всё было не так. Джисон пытается заставить его снова улыбнуться, и это работает, поэтому он предлагает Ликсу полуобъятие одной рукой, когда тот, наконец, заканчивает что-то настраивать в меню. К тому времени, когда всё готово, Джисон поглощён моментом, полностью настроенный врасти в этот стул на следующие несколько часов и просто позволить времени ускользнуть. — Итак, ты думаешь, что у тебя всё ещё есть шанс на победу? — спрашивает Феликс, подбрасывая ему джойстик. Он наводит курсор на яркую кнопку «ИГРАТЬ» и нажимает, как только Джисон подключится. Чёткий голос диктора вылетает из динамиков Феликса.

ВЫБЕРИТЕ ПЕРСОНАЖА!

— Знаешь, что я думаю? — обвиняет Джисон, указывая ручкой джойстика на весёлое лицо Феликса. — Я думаю, ты задаёшь вопросы, чтобы потянуть время, потому что пытаешься избежать неизбежного, — глубокомысленно заявляет он, как какая-то реинкарнация Шерлока. Феликс вздыхает от такого мудрого осознания и кивает. — Ах, да, так и есть. — Избежать неизбежного, когда я лишу тебя твоего драгоценного титула, — Джисон настаивает. — Конечно, — говорит Феликс, и на его лице появляется самодовольная ухмылка, которая кричит о чистом озорстве. Джисону это не нравится. Феликс не спускает глаз с Джисона и экрана, сосредоточившись на персонаже, которым, как знает Джисон, Феликс играет очень часто. — Тем не менее, — начинает Феликс, — ты ведь понимаешь, что у меня в сто раз больше опыта в этой игре, чем у тебя, верно? Джисон позволяет самодовольно фыркнуть: он провел всё утро, привыкая к этой игре. — Ты действительно ранишь мое эго, чувак. Как будто мне нужно всё это, когда я был одарен таким божественным уровнем сосредоточенности.

ЗАГРУЗКА…

— Ах, да, сосредоточенность, — Феликс медленно кивает. Он поджимает губы, и они светятся туманным белым светом от яркого экрана загрузки. — Получается, раз ты так сосредоточен, то отвлекающие факторы не будут тебя беспокоить. — Неа, — уверенно говорит Джисон, устраиваясь поудобнее и скрещивая ноги на стуле. — Вообще? — спрашивает Феликс, невинно улыбаясь. — Я получу корону, приятель, — Джисон отвечает, уже прищурившись, глядя на экран. — Окей, тогда могу я задать ещё один вопрос? — Валяй. Улыбка Феликса переходит в широкую ухмылку, но Джисон не замечает её в отражении монитора, когда начинается игра.

БИТВА!

— Это тоже "диван" оставил тебе все эти засосы?