Рот в рот

Если несколько секунд назад Джисон был просто сбит с толку, то, команда, произнесённая из уст Минхо, оставила его полностью ошарашенным. Его взгляд падает на собственные сандалии, которые он только что надел, но он медленно подчиняется, сбрасывая их в направлении своей кровати. Единственный звук между ними — это неловкий стук, когда обувь падает и ударяется о половицы. Взгляд Джисона в конце концов возвращается к силуэту Минхо, брови были опущены. У него вырывается слабый смешок, скорее от беспокойства, чем от веселья. — Эм, для чего это? Что случилось? — Соджу не поладило с твоим желудком, поэтому ты решил, что лучше воздержаться от продолжения тусовки, — заявляет Минхо, и уверенность, вложенная в эти слова, сделала их почти правдой. Джисон несколько раз моргает. Что? Он сделал- нет? Джисон потерял всю нить разговора ещё до того, как он вообще начался. — Но я такого не говорил? Минхо пожимает плечами о дверной косяк. — Нет, это сделал я. Сказал им, что останусь, чтобы составить тебе компанию. — Почему..? — спрашивает Джисон, заканчивая вопрос осторожным тоном. Глаза Джисона приспособились достаточно, чтобы чётко видеть Минхо, теперь неподвижного и наблюдательного. Старший слегка прищуривается на следующих словах, словно пытаясь просчитать реакцию Джисона. — Потому что ты дал мне обещание. Они должны смотреть друг на друга всего несколько секунд, но в глазах Джисона пусто, когда он пытается интерпретировать то, что Минхо только что сказал. Может быть, он был легковесом, поэтому его мозг начинает затуманиваться, когда он пытается воспроизвести свой день в обратном порядке, заново переживая каждую минуту и ​​момент их разговоров друг с другом. Это точно было не во время игр, и определенно не во время "сна". Хотелось вздохнуть. Даже мысли об этом дне заставляли тело Джисона вянуть от изнеможения. Было просто слишком много всего, что нужно было распаковать по всем фронтам, эмоционально сбивающая с толку лавина, которая началась, когда Минхо вернулся домой рано и— Стоп. Глаза Джисона внезапно расширяются, когда он медленно моргает, глядя на Минхо. Слишком медленно. Я позволю тебе сделать всё, что ты захочешь. Что ты захочешь. Ой. Тишина между ними была оглушительной, но Джисон уже чувствовал, как его сердце сжимается в болезненной смеси нервозности и желания, которая ползла по венам и заставляла подушечки его пальцев зудеть. Тишина всего этого только наводила на мысль о том, насколько они были одиноки, только они двое, мемберы удачно находились вне пределов слышимости. На несколько часов, подозревал Джисон, потому что их походы в караоке обычно продолжались до глубокой ночи, пока они не возвращались домой потными и со звенящими ушами. Караоке. Это предложил Минхо. — Ох, — шепчет Джисон, едва слышно даже самому себе. Напряжение, возникшее утром, достигло предела, и воздух был насыщен им. Уединение стало последним гвоздём в крышку гроба, неспособным скрыть грубое, отчаянное возбуждение, обычно скрывающееся под их кожей. Минхо мог сделать всё, что хотел, и осознание этого заставило что-то настолько нервное и покорное расцвести в Джисоне, что он больше не мог смотреть ему в глаза. Джисон непреднамеренно вздрагивает, когда замечает Минхо, отталкивающегося от дверного косяка, намереваясь пройти вперёд, но останавливается, когда замечает реакцию Джисона. — Джисон, — говорит Минхо, и Джисону нужно всё, чтобы не содрогнуться только от этого. — Посмотри на меня. Джисон снова медленно поднимает голову, молча напоминая себе, что всё это действительно происходит. Его взгляд скользит по джинсам Минхо, его талии, скрытой под свободным свитером, обнажающим участки шеи и подтянутую грудь в глубоком v-образном вырезе, и наконец, он с благоговением смотрит на это безупречно беззаботное лицо. Минхо разрешает себе просто смотреть на Джисона, позволяя своим глазам танцевать между его. Он, должно быть, пытается решить что-то в своей голове — задаёт вопросы, на которые у него нет ответов. — Я тебя пугаю? — наконец спрашивает он. Джисон моргает, озадаченный вопросом. Конечно, Минхо пугал многих, даже Джисона временами. Он чувствовал себя ходячей загадкой, непочтительным к интимным вопросам и нечитаемым во многих аспектах. Ужасающий покер-фэйс был просто вишенкой на торте. Даже если он дурачился с громким смехом и искренними улыбками, Джисон чувствовал это. Его охраняли. Он был под контролем. Джисон смущённо кивнул Минхо. Джисон не знал, чего ожидал, но Минхо начал пятиться обратно в коридор. Теперь его тело было полностью освещено, и Джисон мог видеть, как его брови слегка приподнялись, руки вытянуты ладонями вперёд. Что-то в его лице выглядело обеспокоенным, и Джисону не нравилось, как от этого у него в животе образовывается яма. — Джисон, нам не нужно этого делать, — спокойно говорит Минхо, и это был тон заверения, что Джисон не совсем слышал от него раньше. — Если я пуга- — Мне это нравится. Пауза. Столько всего остается недосказанным в следующий момент, когда они смотрят друг на друга. Со стороны Минхо было похоже на то, что он дал Джисону возможность остановиться. Он мог бы надеть сандалии и, возможно, успел бы догнать мемберов. Удалить этот проклятый день как недописанную, забытую главу в его жизни. Да, к чёрту это. — Мне это очень нравится, хён, — говорит Джисон, почти заикаясь от того, как нервничает из-за собственных слов. Они выплывают наружу прежде, чем он успевает их поймать, тело дрожит, сердце колотится в груди, взгляд мечется от предвкушения, когда выражение лица Минхо внезапно становится серьёзным, веки опускаются, когда его глаза быстро осматривают фигуру Джисона. К его удивлению, Минхо не продвигается вперёд, как изначально собирался. Смесь замешательства и беспокойства пронзает тело Джисона, когда тот просто отходит в сторону от дверного проема. — Иди в мою комнату и садись на кровать, — мрачно приказывает Минхо. — Сейчас. Джисон спешно подчиняется, уже чувствуя, как искры предвкушения зарождаются в животе. Он заламывает руки, спрятанные под огромными рукавами на груди, пытаясь сосредоточиться на этом, когда проходит через порог своей комнаты, мимо Минхо. Быть так близко с ним физически невыносимо. Если бы Джисон захотел, он мог бы прямо сейчас протянуть руку и коснуться его, запрокинуть голову, стряхивая чёлку, чтобы увидеть это великолепное холодное лицо всего в нескольких дюймах от своего, с манящей изогнутой линией губ, пока мягкое, влажное давление не сделало бы их снова одним целым. Быть так близко к Минхо было почти невозможно даже до сегодняшнего дня. Иногда по ночам, возвращаясь домой со съёмок, они садились на задние сиденья служебного фургона, и Минхо позволял Джисону свернуться калачиком, позволял ему обхватить себя за бицепс и прижаться виском к плечу. Когда он поднимал голову, то видел профиль Минхо, его подбородок, то, как его кожа переливалась из оранжевого в красный, погружаясь в тень света уличных фонарей и тоннелей. Ему приходилось стискивать зубы, чтобы не приподняться на эти последние несколько дюймов и не прижаться к его губам. Джисон не мог тогда и не может сейчас, даже когда получил разрешение. Он хочет быть хорошим для него. Джисон заворачивает за угол, не сводя глаз со своих рук, и чувствуя спиной обжигающий взгляд Минхо. Комната Минхо находилась всего через несколько дверей от его собственной. Джисон выдыхает: он не подозревал, что задержал дыхание, когда проходил через порог, наконец, скрываясь из поля зрения Минхо. Внезапный приступ дежавю захлестывает Джисона, когда он оглядывается, напрягая ноги от скрипа пола под ним. Есть что-то чужеродное в том, чтобы быть здесь одному, рассматривая мебель, расставленную не так, как в его собственной комнате, то, как здесь даже пахнет немного по-другому. Казалось, будто он снова в комнате Феликса. Эта комната была, безусловно, самой чистой, определенно благодаря Сынмину. Совершенно очевидно, какая кровать принадлежит ему, нетронутая и достаточно совершенная, чтобы выбиваться среди других. Джисон проводит краем мизинца по простыне легким как перышко касанием, чтобы не оставить складок. Кровать Минхо была ещё более очевидной. Примерно в то время, когда возникла необходимость в общежитии, Джисон задумался, почему Минхо был так категоричен в выборе нижней койки. Когда они начали въезжать, Джисон случайно взглянул, когда проходил мимо комнаты Минхо. Он увидел, как тот стоит на ногах, сосредоточенно сжав челюсти, пытаясь прилепить занавеску к каркасу своей кровати. Джисон находил это довольно милым, пока однажды утром, вскоре после дебюта, его не попросили разбудить их комнату, и не было ничего "милого" в том, что Минхо сонно откинул занавеску с растрёпанными волосами, усталыми глазами и полностью обнаженной грудью, руками и животом. Джисон сейчас находится у той же занавески, его глаза смотрят в пустоту, когда он играет с потрёпанными лентами, скручивающимися по краям от такого частого использования. Прошли годы, но Джисон всё ещё помнит свою реакцию: заикаясь над тем, что он должен был сказать, неловко поднимая опущенные в ноги глаза. Когда он снова поднял глаза, Минхо снова спрятался от мира, позволив занавеске упасть на своё прежнее место. Теперь Джисон стоит здесь, теребя край ткани в пальцах, отодвигает её, открывая матрас, чтобы он мог сесть. Чёрт, как всё изменилось. Джисон ныряет под верхнюю койку, и его мгновенно поражает сильный запах Минхо. Естественный, мускусный и ностальгический — всё то, что Джисон испытывает только в тех случаях, если Минхо дарит ему одни из тех захватывающих дух объятий, вдыхая в его плечо и сжимая в два раза сильнее в ответ. Джисону приходится вздохнуть и сдержаться, чтобы не сделать какую-нибудь глупость, например, зарыться лицом в подушку. Достаточно неловко, что, находясь на его кровати в окружении запаха Минхо, бельё Джисона наполняется интересом. Когда Джисон садится как следует, лицом к двери, ведущей в коридор, тишина только усиливает его предвкушение. Его пальцы сжимаются на краю матраса, большие пальцы царапают хлопчатобумажную простыню, слишком хорошо осознавая тишину. Где Минхо? Что он делает? Когда он вернётся, что он собирается делать с Джисоном? Как... далеко он хочет зайти? Он вздрагивает, когда слышит, как рядом открывается дверь, свет из другой комнаты заполняет коридор. Ногти Джисона крепче впиваются в простыни, колени прижимаются друг к другу достаточно сильно, чтобы чувствовать кости. Он старается дышать спокойно, даже когда сердце колотится где-то в горле, даже когда раздается звук захлопывающегося шкафа, гаснет свет и закрывается дверь. Джисон видит тень Минхо до того, как видит его самого, предвкушение позволяет секундам ощущаться как часы, прежде чем он огибает дверной косяк и закрывает за собой дверь, направляясь к Джисону с чем-то в руках. Нервы, чувства, что бы это ни было — ощущается так, будто сегодня он снова видит Минхо в первый раз. Тот зажигает лампу рядом со своей кроватью, заливая своё лицо тонкими тенями и золотистой кожей. Единственное, что отрывает взгляд Джисона от его профиля — это предметы, которые Минхо кладёт на тумбу рядом с лампой. Это бутылка жидкого очищающего средства на водной основе и несколько салфеток, одна из которых уже торчит из пластиковой коробки. Джисон в замешательстве смотрит то на это, то на Минхо. Он не осознает, насколько тихим его голос звучит, когда он говорит. — Гм, это для чего? Минхо вытаскивает салфетку и складывает её в неровный квадрат, когда отвечает. Он, кажется, не может подавить лёгкую улыбку на губах. — Я полагаю, ты достаточно долго прятал мои отметки, — протягивает он, открывая крышку мицелярки с лёгким щёлк. Он берёт салфетку, прежде чем повернуться лицом к Джисону. — Тот, кто это наносил, хорошо постарался, но мне неинтересно, какой BB-крем на вкус. Минхо, глядя на Джисона, жестом приказывает поднять руки. Джисон борется с румянцем, когда моргает и смотрит в сторону, понимая, что старший только что имел в виду. В тот момент, когда начинает поднимать руки, он задыхается, руки Минхо крепко держатся за его тело, когда он полностью стягивает с него ткань, оставляя его полуобнаженным. После того, как его толстовку отбрасывают в сторону, немедленная реакция Джисона — спрятаться. Его предплечья вздымаются, чтобы прикрыть рёбра и грудь, но Минхо ловит его руки, мягко обвивая пальцами его запястья и уговаривая уложить их на колени. — Это не то, чего я не видел раньше, Сони, — напоминает ему Минхо, беззастенчиво оглядывая каждый дюйм его торса. Когда взгляд Минхо, темный и неподвижный, сосредотачивается на одном конкретном месте, Джисону слишком любопытно, чтобы не посмотреть туда. Прямо посередине, чуть в сторону от центра, на груди Джисона виднелись серьёзные фиолетовые пятна. Те, которые ни Феликс, ни Джисон не могли видеть под его худи, те, что остались ещё с того момента, когда Минхо не спеша позволял своим губам вести дорожку поцелуев от бедра к груди. Джисон вздрагивает, когда видит это свидетельство того, что они провели вместе время, которое он хотел бы вернуть. Метки собственности Минхо на Джисоне. Блять. Когда Джисон позволяет себе снова взглянуть на Минхо, тот всё ещё смотрит на него, зрачки становятся ещё глубже. Его глаза прикрыты от желания, даже когда он позволяет им встретиться с глазами Джисона под собой. — Ничего такого, чего бы я тоже не пробовал раньше, — Минхо издает хриплый вздох. Наконец он отводит взгляд, чтобы смочить свернутую салфетку очищающим средством. Это дает Джисону прекрасную возможность на мгновение закрыть глаза, крепко сжимая бёдра, чтобы отогнать пульсирующий жар между ними. Когда Минхо поворачивается, чтобы начать снимать макияж, опускаясь на колени чуть выше уровня глаз младшего, Джисон сразу же замечает, насколько он отличается от Феликса, когда лечит его шею. Феликс своими миниатюрными, нежными ручками аккуратно накладывал макияж сосредоточенным взглядом, слишком боясь, что всё испортит, если не будет постоянно смотреть. Он никогда не прикасался, если человеку не комфортно, так же, как и делал массаж, тревожась о благополучии всех, о ком он заботился. Но Минхо... Минхо резко берёт подбородок Джисона между большим пальцем и изгибом указательного, откидывая челюсть назад. Средство холодное, оно стекает морозными ручейками мимо ключиц Джисона. Рука Минхо нажимает не агрессивно, но твёрдо, медленно поглаживая, чтобы цвет кожи, окрашенной пурпуром, вернулся как можно скорее. Джисон слишком стесняется смотреть Минхо в глаза во время работы, ему достаточно руки, направляющей его голову. У Джисона есть шанс увидеть его — тоже не такого, как Феликса — быстро моргающим раз за разом — привычка, которую люди, не очень хорошо знающие Минхо, могут счесть странной. Джисон отбрасывает мысль о том, насколько это всё по-домашнему, прежде чем позволяет этому стать проблемой, но Минхо моет его. "Только чтобы снова увидеть эти метки на тебе" — отвечает мозг Минхо, поскольку ему, кажется, нравилось смотреть на свою работу. Это заставило что-то сжаться и застрять в горле Джисона, сглатывая чистую боль, твёрдую и пустую, опускающуюся низко, низко, низко в его живот. Эти опасения и сомнения снова выходили на первый план, оправдывая все прошлые тактильные контакты и сегодняшние слова. Независимо от того, во что он хотел верить по словам Феликса, ничто не указывало на то, что чувства Минхо выходили за рамки плотских. В те годы, когда он был знаком с Минхо, тема романтики была в лучшем случае редкой, всегда встречалась с безразличием или избегалась с юмором. Джисон вместе с ним смеялся над этим, и что-то на его лице помутилось, когда он наконец оказался в стороне от разговора. Когда Минхо, изогнув бровь, поднимает глаза к глазам Джисона, тот понимает, что забыл перестать пялиться. Взгляд Минхо на мгновение падает на его губы, затем снова поднимается. — Кто-то ведет себя ужасно тихо. Джисон прерывисто вздыхает, наблюдая, как Минхо убирает салфетку, на которой остался едва заметный крем телесного оттенка. Он, должно быть, закончил. Минхо небрежно бросает салфетку на стол, вставая в полный рост, его колени почти соприкасаются с коленями Джисона. Блять, Джисон не знает, как это сказать. Он даже не знает, хочет ли он. Минхо знает, что что-то не так. Он всегда знает. Одна рука лениво обвивается вокруг перил верхней койки, терпеливо глядя на Джисона. — Прости… извини, я просто... — начинает Джисон, затем останавливается. Он сглатывает, но это ничем не помогает, кроме как закладывает уши и сушит горло. Его глаза находятся на уровне живота Минхо, но он опускает их в пол между ними. Между несколькими кхм и эмм узел расширяется до его груди, и он почти шепчет: — Я не думал, что ты запомнишь... обещание, — говорит Джисон, а затем ещё тише, — я подумал, что ты... не хочешь... меня. Он видит, как сгибаются ноги Минхо в приседе, соприкасаясь с его собственными. — Хей, дурилкин, — тихо смеётся Минхо, поднимая руку, чтобы сжать колено Джисона. — Я буквально рассказал тебе всё, о чем думал сегодня утром, помнишь? Минхо признался в некоторых довольно интимных... фантазиях, которые у него были. Они все были сексуального характера по своему содержанию. Только сексуального характера. Вот почему Джисон теперь так побледнел. Он бы поверил всему, что Минхо сказал бы ему. Он уже получал больше, чем считал постижимым, но он зашёл слишком далеко. Он слишком хорошо знал себя, знал, что с каждым прикосновением и вкусом Минхо он будет больше поглощен, чем он уже был, и знать, что это безответно или в непонятно что- Блять. Не плакать. Джисон уже чувствует тёплое жжение в глазах, но он не будет этого делать. Он не может этого сделать. — Это не значит, что ты хочешь меня, — говорит Джисон, внутренне съёживаясь, когда слышит, как его голос трещит вопреки псевдо-самообладанию на лице. Рука Минхо замерла в том месте, где тёрла его коленку. Сердце Джисона останавливается. — Что именно ты имеешь в виду под "хочешь"? Веки Джисона закрываются, и он клянется, что чувствует каждое воспоминание о Минхо, одновременно вспыхивающие перед его глазами. Лучший друг во всех отношениях в течение многих лет, на которого Джисон никогда не уставал смотреть, друг с ослепляющей улыбкой и лучшими объятиями, волнами очищавшими его от негатива — его собственный океан тёмной и бесконечной глубины, который никогда не будет полностью изучен, исследован или понят. И вот Джисон здесь, готовый рискнуть отделиться от всего этого, потому что ожог соли в его лёгких слишком приятен на вкус. — Это не значит, что у тебя есть... Глубокий вдох. — ...чувства... Боже, господи. — ...ко мне. Джисон чувствует дрожь в коленях, где трясутся его руки. В ушах пульсирует клаустрофобия, и это настолько тревожно, что он почти хочет открыть глаза, чтобы уравновесить все свои чувства, но не может. Он отказывается. Последнее, что ему нужно — это каждую ночь видеть отвергающую пустоту на лице Минхо под своими веками, когда пытается заснуть. Это последнее, с чем его сердце могло бы справиться. Рука, двигающаяся по его колену, заставляет Джисона внезапно вздрогнуть от того, насколько нервным и рассеянным сделала его эта паника. Это смешно, потому что прикосновение более чем нежное, мягко щекочут ногтями по пути к краю его шорт и локтям. После того, как пальцы проползают по всей длине его руки и скользят по плечу, Джисон понимает, что больше не дрожит от беспокойства, хотя что-то в нём всё ещё отказывается открывать глаза. Рука Минхо приятно холодная, когда сильнее прижимается к разгоряченной коже, успокаивая пожар; когда проходит вдоль его ключиц и по всей шее, вдоль края челюсти, пока, наконец, не достигает места назначения — щеки Джисона, и не накрывает её, мягко обхватывая. Джисон чувствует, как его лицо обдаёт тёплым дыханием, а большой палец медленно потирает скулу, уголок глаза. Джисон не боится приоткрыть их. Джисон удивлён видеть его так близко, что их носы почти соприкасаются. Минхо — всё, что может видеть Джисон, полностью перекрывает его поле зрения. Выражение его лица настолько чертовски нежное, что Джисон может даже заплакать, но он не хочет прерывать этот момент между ними, замирая и вдыхая друг друга полностью, и больше ничего не остаётся, внутри и снаружи — только Минхо, Минхо, Минхо. Глаза Джисона так и не открываются полностью, потому что Минхо, наконец, наклоняется, чтобы сократить расстояние, и его веки инстинктивно закрываются. Возможно, это самый нежный поцелуй, которым они когда-либо обменивались. Всё, что чувствует Джисон — это мягкое прикосновение бархатных губ Минхо к его собственным, и большой палец, который продолжает пёрышком трепетать на его щеке, и кажется, что это длится целую вечность, прежде чем Минхо разделяет их. Этого достаточно, чтобы что-то сказать, но Джисон, по-прежнему в смятении, снова открывает глаза, чтобы прислушаться. — Тогда я хочу тебя, — он шепчет в губы, сладко чмокая уголок, затем щёку, и, прежде чем Джисон успевает осмыслить всё это, Минхо повторяет то же самое. На этот раз Джисон растворяется, вздыхая и податливо подчиняясь рту Минхо. Сейчас он двигается, медленно и мучительно скользя губами, как будто хочет доказать, что хочет Джисона, как будто слова не могут передать это должным образом. Джисон кажется обмякшим и наэлектризованным одновременно, внутри гудит и зудит, чёрт возьми, от эйфорических, тихих причмокиваний, когда их губы прижимаются друг к другу, уже опьяненные головокружительным притяжением рта Минхо к его рту. Джисон почти скулит, когда рука Минхо опускается вниз, обхватывая его шею, пальцы крепко держат за его затылок, а большой палец касается изгиба подбородка. Это всё напоминает о том, что Джисону это нужно, у него тоже есть руки, и он немедленно поднимает их, чтобы схватить Минхо. Пылко и нерешительно, не зная, сжимать ли мягкий хлопок его свитера в крепкой хватке или гладить ладонями его торс. Минхо решает за него, когда двигает Джисона дальше по кровати, поцелуи становятся всё быстрее и громче, когда он заставляет его лечь на спину, накрывая своим телом. Руки Джисона словно тиски сжимают Минхо плечи, отчаянно цепляясь, пока упивается им, как будто тот может исчезнуть в любую секунду. Матрас прогибается по обе стороны от головы Джисона, когда Минхо приближается к нему, чтобы упереться руками. Джисон чувствует его улыбку, когда он сам скулит из-за потери давления на шее. Он собирается снова покапризничать, когда губы Минхо почти полностью смыкаются, и он- Он высовывает язык, чтобы влажно провести им по шву губ Джисона, разводя их, и о боже, да. Джисон мог с уверенностью утверждать, что он любит в Минхо практически всё, казалось, даже слишком сильно, но это всегда было однотипно и беспристрастно. Он думает, что, возможно, всё изменилось, когда он поцеловался с Минхо в первый раз этим утром, наконец-то почувствовав его язык на своём. Невозможно было игнорировать то, что это была одна из его любимых вещей. Минхо впивается в него, доминирует почти лениво, но в то же время томно, жадно пробуя вкус, пока не вдохнул приглушенные всхлипы и хныканье мальчика под собой. Они только подстёгивали его идти дальше, не боясь проявить такую ​​агрессивность, которая была настолько горячей и грязной, что их губы в конечном итоге блестели от слюны. Джисон обвивает руками Минхо и его шею, нахмурив брови от удовольствия, когда он может распробовать остатки яблочного соджу на языке младшего и то, как это приливает прямо к члену. Он пульсирует и ноет, и без того болезненно твёрдый, и Минхо просто мычит, когда чувствует, что он зажат между ними. Джисон, блять, возбуждается, когда Минхо прикусывает его растерзанную поцелуями нижнюю губу, прежде чем продолжить с прерывистыми звуками выцеловывать влажный след на щеке Джисона, линию его челюсти, утыкаясь носом в участок кожи за ухом, который он тайно поцеловал перед мемберами совсем недавно. Минхо целует его снова, прежде чем со стоном втянуть кожу в рот, позволяя зубам дразнить по периметру лёгкими покусываниями, из-за чего Джисон откидывает голову, предоставляя больше места, а рот открыт в крошечном "о", когда вздохи и хрипы ах, ах срываются с губ. Минхо, должно быть, воспринял это как приглашение, потому что проводит рукой по волосам Джисона и резко дёргает, проглатывая его прерывистый вздох, когда голова полностью откидывается назад, обнажая каждый дюйм его шеи. Он не перестает всасывать кожу и кусать, восстанавливая следы, которым суждено было в конце концов исчезнуть. Джисон отвечает на этот жест, проводя руками по волосам на затылке Минхо, чтобы надавить, побуждая его брать, брать, брать. Он любит такого Минхо, жадного до него, ставящего на место, когда считал нужным, потому что он знает, что может, он знает, что Джисон позволит ему использовать себя, разрушить себя. Ему так сильно это нужно. Минхо снова прижимается ртом к челюсти Джисона, позволяя себе ослабить хватку в волосах, когда достигает его уха. — Ты сказал всё, что я хочу, верно? — прорычал он, и от прикосновения его губ к раковине уха Джисон задрожал всем телом. Джисон собирается ответить, потому что да, блять, что угодно, но он прерывается всхлипом, когда Минхо внезапно прижимается к нему. — Ох, блять, Минхо, — слабо выдыхает Джисон, неспособный перепутать твёрдость Минхо, снова и снова встречающуюся с его собственной. Минхо приподнимается на локтях, чтобы внимательно посмотреть, как Джисон растекается под ним из-за медленного вращения его бёдер, загипнотизированный тем, как череда хныканья и всхлипов продолжает срываться с этих измученных губ. — Потому что мне не нужно просто "что угодно", — бормочет Минхо над ним, наблюдая за тем, как Джисон пытается протрезветь достаточно, чтобы открыть глаза, все помутнённые и прикрытые в отдалённом экстазе. — Я хочу всё. Глаза Джисона наконец открываются. Он смотрит на Минхо и… ёбаный свет. У Минхо идеально потрепанные тёмные волосы, взлохмаченные во все стороны хваткой Джисона. Джисон инстинктивно расчесывает пряди между пальцами, теперь прикосновения мягкие и любящие. Ему нравится, как тело Минхо окружает его, прижимая локти к каждому из его плеч, пока ни одна точка контакта не останется без внимания. В его чертах есть какая-то необычная мягкость, какая-то уязвимость в опухших влажных губах. Джисон знает, что он сам выглядит не иначе, отмеченный слюной и укусами, со смущающе трепетным выражением лица. Трудно ответить, пока Джисон ведёт внутреннюю борьбу с желанием зажмуриться и простонать, когда Минхо продолжает тереться об него в чудовищно медленной скорости, но ему нужно знать. — Боже, пожалуйста, — отчаянно выдыхает Джисон. Минхо наклоняется, пока их носы не соприкасаются, игриво касаясь их. — "пожалуйста" что? — шепчет он в ответ. — Пожалуйста, я тоже хочу этого, — вздыхает Джисон, царапая ногтями кожу головы Минхо. Он с трудом сдерживает хныканье, когда чувствует, как Минхо вжимается в него. — Хочу всё. — Да? — Минхо рычит в его лицо. — Скажи мне, как сильно ты этого хочешь. Всё было концепцией столь же всеобъемлющей, сколь и расплывчатой. Его определение могло отличаться от определения Минхо, но Джисон точно знает, как заявить о себе кристально, блять, ясно. — Полностью твоим, — говорит Джисон, чувствуя, как путаница пальцев на голове Минхо опускается ниже, когда тот начинает целовать шею Джисона. — Я так хочу быть твоим. Бёдра Минхо упираются на мучительном выдохе, как будто слова Джисона пронеслись сквозь него. Джисон чувствует, как старший матерится в его ключицу. — Блять, ты уже, — стонет Минхо, беспорядочно целуя обнаженную грудь Джисона, сжимая руки по бокам так сильно, что ногти впиваются в его кожу, и он слабо посасывает кожу в различных местах. — Всегда был. Ты мой. Они даже больше не трутся друг о друга, но от одних этих слов Джисону хочется выгнуть спину и застонать. Если бы он мог повторять эти слова снова и снова, это был бы рай на земле. — П-пожалуйста... — хрипит Джисон, приподнявшись на локтях и глядя на него сверху вниз. Его руки оторвались от волос Минхо, когда он зашел слишком далеко по его телу, отмечая все посасываниями, укусами и поцелуями, которые Джисон мог описать только как чрезмерное усердие. — Пожалуйста, скажи это еще раз, — хнычет Джисон. Минхо опустился так низко, что кончик его носа оказался чуть выше края шорт Джисона, позволяя пальцам скользить и дразнить его. Он снова посмотрел на Джисона после того, как прикусил кожу на выпирающей косточке таза. — Ты принадлежишь мне, — холодно заявляет Минхо, как будто это было очевидно. Джисон задаётся вопросом, сказал бы он так, если бы другие спросили, сказал бы это вообще, и отзвук, который уверенно звучит в его голове, заставляет его гореть миллионом разных оттенков обожания. Джисон не осознает, что во время их небольшой гляделки Минхо стягивает с него шорты. Эластичный пояс позволяет им легко соскользнуть и остановиться возле голеней, и Джисон замечает это только когда тот хлопает по его голеням, позволяя раздражённому звуку исчезнуть где-то в глубине горла, когда Минхо наконец снимает их и не задумываясь перекидывает через плечо. Когда Джисон смотрит на себя сверху вниз, его лицо немедленно вспыхивает. Ни одна фирма нижнего белья не могла скрыть, как он твёрд. Опухшие и скрытые тканью очертания чертовски очевидны. Тёмный материал едва скрывает жалкое количество предэякулята, которым он всё ещё истекает, собираясь мокрым тёмным пятном. При всём этом удивительно, что не протекло через шорты. Минхо слезает с кровати, опускаясь коленями на половицы. У Джисона нет времени задать вопросы прежде, чем Минхо обхватывает его под колени и тянет к себе, пока его задница практически не свисает с края кровати. Он задыхается и пытается приподняться на локтях, встретившись взглядом с Минхо, прислонившимся лицом к внутренней стороне его бедра, и, чёрт возьми, они действительно это делают. Он чувствует, как его грудь поднимается и опускается от прерывистого дыхания, когда Минхо цепляет большим пальцем край белья. Стягивает до складки, где его бедро встречается с пахом, медленно, обводя новые участки кожи с закрытыми глазами и томными поцелуями. Комбинация мягких, влажных звуков поцелуев и того факта, что костяшки пальцев Минхо почти касаются его члена, заставили Джисона почти потерять сознание. Джисон машинально раздвигает ноги шире, когда Минхо, наконец, достигает верхней части внутренней поверхности бедра, настолько увлечённый, что Джисону кажется, будто он не дышит. Минхо не идёт дальше, просто приоткрывает рот и открыто втягивает самую чувствительную часть теперь полностью обнажённой ноги, скрывая, как его язык скользит по коже. Дыхание действительно покидает Джисона, когда Минхо наконец открывает свои глаза и смотрит прямо в его. Кажется неприличным поддерживать зрительный контакт, когда у Минхо набит рот, но он не может отвести взгляда от того самодовольного блеска, который старший бросает на него. Затем Минхо впивается зубами и кусает. В момент, когда рецепторы Джисона переносят этот сигнал боли в мозг за доли секунды, он уже открывает рот, чтобы испуганно вскрикнуть, но вместо этого раздаётся прерывистый стон. Рука Минхо на его члене. Эта красивая блядская рука обхватывает ткань с силуэтом его члена, сжимая ровно настолько, чтобы довести Джисона до полной истерики. До этого момента Джисон никак не мог по-настоящему понять концепцию "удовольствие-боль". Ему следовало бы волноваться, обеспокоиться тем, какой урон был ему нанесён, но укус лишь подпитывает пронизывающее его тепло, когда Минхо прижимает ладонь к стволу. Опасный коктейль из ощущений, в котором он даже не подозревал, что нуждается. Похоже, Минхо знал лучше. Минхо всё время наблюдает из-под ресниц, даже после того, как выпускает язык, зализывая отпечатки зубов на коже. Его пальцы становятся более игривыми на члене Джисона, позволяя кончику большого пальца коснуться того места, где, как он знал, была нижняя часть головки, где та была наиболее чувствительной. — Мммблять, ах-а... — Джисон слишком остро реагирует на каждое лёгкое нажатие, нога слегка подергивается под весом Минхо. Голова откидывается назад между плеч, а глаза напряженно закрываются, он всё ещё чувствует на себе взгляд Минхо. Рука на его длине отпускается, чтобы внезапно властно шлёпнуть его по пышной части бедра. Джисон дёргается, вопросительно переводя шокированный взгляд обратно на Минхо. Удар не был сильным, вес едва превышал хлопок, но остатки игривости заставляют его нутро ​​гудеть от сверхчувствительности. Лёгкость прикосновений Минхо забывается в напряжении его взгляда. — Перестань обнажать шею, — предупреждает Минхо. Джисон ничего не может поделать с тем, как сжимаются его зубы, чтобы побороть головокружение, вызванное тем, что Минхо, возможно, по-своему разбит. — Не можешь устоять? — спрашивает он, не зная, из-за чего наклоняет голову в сторону — из-за поддразнивания или из-за своей обычной глупой дерзости, которой он позволил сейчас просочиться. — Это заставляет меня хотеть, блять, растерзать тебя, — серьезно отвечает Минхо. Дерзость в чертах Джисона иссякает за секунды. Как он вообще может дразнить того, кто говорит ему такое? Он задается вопросом, понимает ли Минхо, как от этого натренированного взгляда кончики конечностей Джисона леденеют, но как он плавится внутри, как отрывистый ритм этих слов заставляет его хотеть только сдаться. — Я бы позволил тебе, — выдыхает Джисон, оцепеневший, тихий и несправедливо мучимый весом, удерживающим его нижнюю половину прижатой к кровати. Тихий смех раздаётся в ногу Джисона, и Минхо слегка качает головой из стороны в сторону. — Нет, не хочу. Лёгкий ужас, наполняющий Джисона, вероятно, отразился на его лице. Он знает, что моргает несколько раз, глядя на Минхо, прокручивая эти слова в голове, пока его охваченный паникой мозг не начинает задаваться вопросом, правильно ли он расслышал. — Не хочешь? — говорит Джисон, нервно прикусывая изнутри влажную щёку. — Почему? — Потому что, — начинает Минхо, позволяя пальцу играть с остатками ткани, покрывающей тело Джисона. Пальцы снова пляшут возле подола его боксеров, щекоча бедро, пробираются под них и сразу выходят, только для того, чтобы эластичность снова встала на место. Минхо думает секунду, прежде чем полностью просунуть пальцы под ткань, чтобы взобраться по бедру Джисона и обхватить его обнаженную, голую ягодицу. — У меня другие планы. Зрение Джисона слабнет при хватке. То, как много воздуха вдыхает и удерживает в легких душит его от предвкушения. Он выдыхает только когда прикосновения Минхо ослабевают, будто Джисон марионетка, податливая и управляемая невидимыми нитями, как личная маленькая марионетка Минхо. — Надеюсь, ты не устал, — поддразнивает Минхо, наблюдая, как его прикосновения заставляют Джисона одновременно расслабляться и напрягаться. — Пфф, что угодно, но не это, — отвечает Джисон с оставшейся крохотной каплей юмора. — Хорошо, потому что мы еще даже не начали, — бормочет Минхо, снимая тяжесть с Джисона и покачиваясь на коленях. — На живот. Пока затуманенные остатки мозга обрабатывают приказ, глаза Джисона опускаются к отметке укуса, прежде чем он успевает остановиться. Джисон не пытается описать то, что вызывает зуд болезненного любопытства, которое соблазняет его взглянуть, но вид, который его встречает, определенно сталкивает его замешательство в пропасть. Учитывая, насколько сильным был укус, Джисон клянётся, что Минхо намеревался пустить кровь. Яркие красные вмятины, повреждённая кожа, может быть, нечёткий розовый засос в неровном кольце. То, что он получает — не что иное, как несколько желобков телесного оттенка, немного светлее, чем его кожа, без каких-либо признаков того, что желает нанести какой-либо серьезный вред телу Джисона. Во время паузы Джисон приходит к выводу, что он либо сверхчувствителен, либо просто настолько глубоко погряз в Минхо, что каждое прикосновение, которое он получает, сносит ему крышу, сдерживаемую годами в рамках фантазии. Вероятно, оба эти варианта. Он переворачивается для Минхо, несмотря на то, что смущён командой, конечности неловко медленные и неуверены в том, что должны делать. Минхо идёт ему навстречу, чтобы заполнить пробелы, не боясь подправить его, как заблагорассудится, пока Джисон не будет стоять так, как Минхо хочет. Когда Джисон закончил, он чувствует, как простыня прижимается к его груди, а эрекция впивается в край матраса, он наклонён над краем кровати, а его задница оказывается на уровне тела Минхо. Он чувствует, как его дыхание врезается в предплечье, безвольно лежащее рядом с головой, ему хочется приподняться на локтях и оглянуться, посмотреть, что задумал Минхо. Его прикосновения были достаточным ответом. Глаза Джисона встречаются с тканью под ним, когда он чувствует, как руки медленно скользят по обнаженной спине. Сначала прикосновение удивляет его, но, если не считать слабого дыхания, которое он издает от шока, он лежит неподвижно. Он пытается расслабиться, перестать осознавать что-либо, кроме того, как ладони Минхо ласкают его кожу вверх и вниз, но честно говоря, это труднее, чем он думал. Мышцы, которые задевает Минхо, только неприятно напрягаются от внимания, и Джисон не уверен, как реагировать на получение такого чуждого внимания на просто... своё тело. Его глаза начинают двигаться, несмотря на то, что ему не на что было смотреть, кроме океана скомканных простыней постели Минхо. Это было его тело — его спина. Там не на что смотреть, правда? Конечно, он немного нарастил мышцы, но он был далеко не таким впечатляющим, как Чан и Чанбин, с чёткими изгибами мышц, даже когда они не напрягались. У него не было такой гибкости и стройной элегантности, как у Хёнджина. Не было ничего, что могло бы заслужить такого внимания, как... вот это. Он хочет сказать, что стал лучше в том, чтобы не сравнивать себя с другими, но слишком большое внимание всегда оставляло его в сомнении и слишком осознающим свои недостатки. Каждый раз, когда Джисон ожидает, что руки Минхо отпустят его, ожидает, что ему надоест вид и он двинется дальше, тот продолжал. В конце концов, Джисон осмелился взглянуть через плечо, смотря на Минхо, рассеянно скользящего ногтями по обеим сторонам от позвоночника Джисона. В данный момент он выглядит отстранённо, мало чем отличается от того, что чувствует Джисон. Он заставил себя прислониться к краю со стороны Джисона, ровно настолько, чтобы он мог дотянуться куда угодно. Это не что иное, как красота лица Минхо и тупые ногти, медленно скользящие по спине, и Джисон не может заставить себя отвести взгляд, оба заперты в тихом бесконечном поклонении друг другу. Когда ногти достигают копчика, Минхо сознательно переводит взгляд на Джисона. Он перекидывает ногу с другой стороны Джисона, чтобы подползти вверх по его телу и заключить его в клетку, опустившись ртом, чтобы поцеловать смущённо надутые губы. У Джисона нет времени сетовать на неудобный угол перед тем, как Минхо поцеловал его челюсть и затылок, позволяя весу головы наконец упасть на предплечье. Джисон вздыхает от поцелуев-укусов вниз по телу, чувствуя, как Минхо снова сдвигается с кровати. Должно быть, он снова встал на колени, если руки, скользящие по талии, могли быть каким-то показателем. Минхо, наконец, обращает своё внимание вниз. Его руки скользят по всем изгибам Джисона от талии до бёдер, к месту, где его бельё переходит в обнаженную кожу на задней стороне бёдер, и ниже к сгибу под коленями. Через несколько мгновений Джисон наконец начинает расслабляться. Трудно смириться с тем фактом, что из всех людей именно Минхо слишком сосредоточен на каждой детали его тела, но, по правде говоря, он единственный, кому Джисон позволил бы это сделать. Он действительно доверяет Минхо. В конце концов, он доверил ему сделать всё, что тот только захочет. Конечно, в секунду, когда Джисон испытывает некоторое облегчение, некое подобие безопасности в способности ожидать того, что произойдет дальше, Минхо доказывает, что он ошибается. Мягкий шепот пальцев и ногтей внезапно впиваются в Джисона с обеих сторон пояса, и он чувствует, как они царапают его таз и бёдра, забирая с собой ткань, и — чёрт возьми, Минхо стягивает бельё. Передняя часть всё ещё прижата к члену Джисона и к матрасу, но Минхо удается опустить заднюю, пока Джисон не чувствует, что вся его задница открыта для Минхо, с плотно прижатым эластичным поясом под его ягодицами. — Минхо! — Джисон задыхается, и в то же время Минхо выдыхает опасное: — Блять. Если раньше Джисону было просто неловко, то сейчас он совершенно полностью уничтожен. Во всяком случае, это то, что он сказал бы кому угодно. Никогда раньше он не был с кем-то так близко, и Минхо — Минхо был в нескольких шагах от того, чтобы полностью раздеть Джисона на своей кровати. Тело Джисона отказывалось игнорировать это волнение, и жар создавался только из-за прерывистого рычания в тоне Минхо. Нет никакого предупреждения, когда Минхо, не колеблясь, поднимает руку и шлёпает по заднице Джисона, упиваясь его вскриками, в то время, несомненно, наблюдая, как трясется плоть. Он делает это снова, в конце сжимая ладонь. — Блять, посмотри на себя, — произносит Минхо, впиваясь ногтями в ягодицу Джисона. — Мои пальцы проваливаются. Господи боже. Джисон не выберется из этого дня живым. Он чувствует, как краснеет до самой, блять, груди, слишком взволнованный, чтобы сказать что-то, кроме жалких односложных полу-всхлипываний имени Минхо в простыни, когда ощущает сжимания и шлепки. Он не уверен, почему он уже в таком состоянии. Возможно, это волнение. Возможно, его склонность к драматизму. А может, проснувшееся осознания того, что его либидо гораздо более сильное и необходимое, чем он думал. Все три. — Всегда хотел поиграть с этой тугой маленькой задницей, — мурлычет Минхо, небрежно прижимая большой палец к складке ягодицы, чтобы отвести одну в сторону, обнажая дырочку Джисона. — Интересно, на что это похоже. — Блять, — скулит Джисон. Он чувствует, как его зубы сжимаются под долгим обжигающим взглядом Минхо, член подёргивается от безошибочного стона, который Минхо издает при виде. Джисон чувствует возбуждение и покалывание тепла во всём теле, даже после того, как Минхо отпускает ягодицу Джисона и она возвращается на место. — Подними таз, — приказывает Минхо, цепляя большими пальцами собранную под ягодицами ткань. — Будешь хорошим для меня, правда? Джисон даже не был уверен, смотрит ли Минхо на его голову, но он запоздало слабо кивает, стыдясь того, сколько усилий требуется, чтобы сосредоточиться на поднятии нижней части своего тела. За пару быстрых рывков он полностью обнажён, издалека слышится звук падения последнего предмета одежды на пол. Он вздыхает от давления своего обнаженного члена на край кровати, и чувствует, как горло сжимается при судорожном глотке на простыни, которую он сжимает. Часть его задается вопросом, что, должно быть, испытывает Минхо, когда изнывающий по нему мальчик лежит обнаженным и наклоненным, подставленным. Он не думает, что сможет выдержать попытки угадать, чего Минхо хочет от этой позиции. Джисон сотни раз представлял себе эти сценарии — конечно, представлял — но Минхо не был предсказуем и в лучшие дни, не говоря уже об этом опыте, которым они никогда не делились вместе. Итак, Джисон расслабляется, разумом и телом, прижимаясь щекой к простыне под собой. Минхо немедленно возвращается к нему. Последний клочок одежды, который снимается, должно быть, также сломал какой-то барьер внутри него, потому что нет ничего робкого или неуверенного в том, как он сразу же накрывает половинки Джисона обеими руками с громким хлопком и сжимает. Минхо вздыхает, как будто это его трогают, а ах-а, вырвавшееся из Джисона, на несколько децибел выше, чем он думал вообще сможет издать. — Ты такой идеальный в этом виде, — воркует Минхо, впиваясь ногтями во всё, что уместилось в его руках. — И у тебя самая, блять, красивая задница. Блять, сколько раз мне приходилось сопротивляться тому, чтобы не наброситься на тебя, когда ты лежишь на животе и говоришь по телефону в залах ожидания, — медленно продолжает он. — Смотришь на меня посреди лайвов. Не знаю, как я должен сосредоточиться, когда все, о чем я могу думать, это трахаться с тобой, пока ты не заплачешь, Сони. Ёбаный свет. Джисон слышит ухмылку в голосе Минхо от того, как он знал, что сломается, и Джисон делает это, выпуская дрожащий толчок в матрас, выгибая спину дугой. — Я хочу… блять, Минхо, — задыхается Джисон. — Пожалуйста- Он прерывает себя, задыхаясь, когда чувствует, как Минхо раздвигает ягодицы, позволяя холодному воздуху их общежития коснуться дырочки. — Я знаю, что ты можешь просить лучше, чем это, детка, — рычит он, и Джисон чувствует, как тот наклоняется вперед, чтобы плюнуть прямо в ободок. Джисон сжимает простыни сильнее, сжимаясь от ощущения прохладной дорожки, которую стекающая слюна оставляет вниз по его мошонке. — Раньше ты, казалось, чертовски отчаянно нуждался в этом, мучая меня во время Уно. — Просто так сильно хотел тебя, извини, — выдыхает Джисон, упираясь лбом в руку, в то время как его член всё ещё дергается маленькими, слабыми толчками под ним. Он слишком долго необтроган во всех важных местах. — Прости, хён, пожалуйста, ты мне нужен, прошупрошу.... Джисон не ожидал, что Минхо опустится вниз и уберёт сделанный им беспорядок своим языком. Он облизывает широкую полосу по ободку Джисона, заставляя его резко дёрнуться вперед. Это казалось странно, влажно и горячо на фоне прохладной слюны, и это ощущение послало такой прилив удовольствия в Джисоне, что он, вероятно, даже не заметил, как его ноги раздвинулись шире, безмолвно приглашая Минхо. Джисон почувствовал дерзкий смешок у своего входа, прежде чем Минхо снова надавил, на этот раз медленнее, рассыпая лёгкие поцелуи по периметру. Джисон вздохнул от ощущения, утыкаясь в простыни, не в силах остановить то, как вздох превратился в прерывистый стон, когда Минхо повторил узор кончиком языка. — Чёрт, ммф, — выдыхает Джисон. — Хён, а-ах... — Скажи мне, как хорошо ты себя чувствуешь, — говорит Минхо, отстраняясь, чтобы прикусить задницу младшего. — Дай мне послушать эти красивые звуки. Затем он накрывает Джисона ртом, широко проводя языком. Всхлип, который вырывается из Джисона, только побуждает Минхо повторить это на более высокой скорости, надавливая до тех пор, пока его лицо не будет зарыто между ягодиц. — Хён, боже мой, — скулит Джисон от стимуляции. Он может чувствовать, как его член истекает, когда Минхо эффективно разрабатывает его дырочку, всасывая кожу, прижимающуюся к губам. — Твой язык, блять.... блять... Минхо полумычит полувздыхает вокруг него, что-то среднее между признанием слов младшего и восторженным подтверждением того, что ему это нравится не меньше, чем Джисону. Вибрация заставила Джисона зажмуриться, толкнувшись назад, навстречу шелковистым касаниям, лениво блуждающим по нему. Минхо держал его открытым так долго, издавая тихие вздохи через нос, потому что, кажется, он никогда не устанет от звуков Джисона, его вкуса. Джисон превратился в безвольный беспорядок на простынях, растягивая мелодию последовательных лёгких стонов, будто ему делали массаж, ноги иногда непроизвольно вздрагивали и подёргивались. Вот так легко почувствовать, как тело Джисона реагирует на него. Минхо оттягивает язык назад, чтобы мягко прижаться к месту, где он укусил и поставил метку ранее, позволяя медленно скользить от неё, пока он не коснется дырочки Джисона. А затем он надавливает сильнее, пытаясь проникнуть внутрь, и сразу же чувствует, как мышцы Джисона напрягаются против него. — Блять! — Джисон плачет в простыни. Минхо быстро просунул руки под ноги Джисона, чтобы зафиксировать его, прежде чем тот сможет отпрянуть от сильной смеси удовольствия и удивления, почти без паузы возвращая свои руки обратно, чтобы снова раздвинуть его. Он борется с сжимающимся и дрожащим клочком мышц, настаивая на том, чтобы пройти твёрдыми влажными толчками. Джисону знакомо чувство... проникновения. Больше, чем знакомо. Однажды он пробовал свой палец чисто из любопытства, потом было немного больно, и он растерялся из-за своей неопытности. Он мог пересчитать по пальцам одной руки, сколько раз после этого пытался повторить попытку, придя к выводу, что будет лучше, если это сделает кто-то другой. Это была одна из многих его фантазий о Минхо: интересно, каково быть оттраханным им, если бы это было менее болезненно и неловко. Когда Минхо, наконец, проникает в него, и теперь, когда он уже внутри, Джисон, наконец, получает свой ответ. Единственная проблема в том, что его фантазии никогда не включали мысли, что Минхо делал бы это своим языком. Теснота едва ли является проблемой тому, насколько решительно Минхо трахает его между короткими перерывами, когда целует и облизывает его край, пока тот не покрывается слюной. К тому времени, когда он полностью раскрыл Джисона, имея возможность продвигаться так далеко, как только может, Джисон считает, что идея Минхо заставить участников уйти была гениальным планом. Его стоны достигли непристойного уровня, и он знает, что не сможет помешать всему этажу услышать, как порнографично звучит. — Минхо, хён, блять... я... — тихо говорит Джисон, слова начинают заплетаться в неразборчивый бубнёж. Он слабо отодвигает простыни, чтобы приподняться на локтях, борясь с тем, насколько слабым и измученным чувствуется его тело. Смена положения заставляет его проскулить, Джисон чувствует, как его член слегка сдвигается, оказываясь зажатым под ним, но он всё равно упорствует, поворачивая голову через плечо, чтобы посмотреть, как выглядит сцена позади него. Джисон едва не теряет сознание на месте. Угол обзора не позволяет Джисону многое видеть чётко, в основном только периферией, но этого достаточно. Он замечает, как руки Минхо сжимают его задницу, лениво гладят, сжимают и растягивают его. Его глаза сосредоточенно закрыты, голова и волосы слегка шевелятся при каждом движении, и что-то есть в том, как все его чувства, наконец, переполняются и возбуждаются сразу. Возможность чувствовать, слышать и теперь видеть, как Минхо трахает его языком, заставляет Джисона дрожать. — …я собираюсь… — говорит Джисон, прежде чем прерваться стоном, двигая задницей, начиная раскачиваться на языке Минхо. Джисон слишком не в себе, чтобы его смущало накапливающееся знакомое тепло, несмотря на отсутствие давления на его член. Он больше не может держать глаза открытыми, голова падает между его плеч, он может только сосредоточиться на том, как всё его тело настолько сильно гудит в кульминации, что почти больно. Минхо должен был почувствовать надвигающийся оргазм в том, как стоны Джисона переходят в отчаянное нытьё, в том, как его бёдра пытаются сами двигаться в тисках его рук, потому что последнее, что чувствует Джисон — это хриплый смех у него за спиной и несколько более слабых поцелуев, увенчанных нежным укусом в задницу, прежде чем Минхо уберёт руки и полностью отстранится. Таким образом, удовольствие, плавающее на поверхности, приостанавливается, и Джисон может чувствовать, как оно начинает быстро уходить вниз, отдаляясь от финишной прямой. Джисон убирает локти из-под себя, чтобы его грудь могла театрально удариться о кровать, вздымаясь в глотках воздуха, которые сушат его рот и превращают язык в наждачную бумагу. Слабое гудение по-прежнему ощущается под кожей вместе с каким-то неуместным поражением, в отличие от того, как он был полон решимости продолжить погоню за оргазмом, в котором Минхо отказал ему сегодня утром. — Должен был ожидать это, — слабо усмехается Джисон. Он слышит, как Минхо поднимается на ноги позади него, рука внезапно опускается, несколько раз легонько хлопая его по заднице. — Не злись пока, детка, — дразняще говорит Минхо. Его ладонь скользит вверх по бокам Джисона, пока он не хватается за бедро, с силой перекатывая Джисона снова на спину. — Это была лишь часть твоей подготовки. Джисон хотел бы ответить, возможно, пошутить или спросить, почему именно это было лишь "частью" его подготовки, но не может. Его мозг вырубается, он сухо сглатывает при виде Минхо, стоящего над ним. Золотой свет лампы отражает непристойные отблески слюны, покрывающей его губы и подбородок, и он подносит к лицу запястье, небрежно вытираясь рукавом свитера. Глаза Джисона блуждают вниз, внезапно понимая, что он всё это время лежал голый и твёрдый, его трахал и над ним издевался тот, кто ещё даже не снял ни одного предмета одежды. Джисон не может понять, почему ему это так нравится. Его взгляд опускается ниже и, блять, ладно, похоже, Минхо согласен. Тени, отбрасываемые их тусклым источником света, никак не помогают скрыть, как мучительно твёрдо Минхо выглядит в своих джинсах. Линия его выпуклости напряжена, ничего не скрывается под выстиранными джинсами. Когда Джисон снова глотает, уже не сухо, и он понимает почему — у него течёт слюна. Кажется, что всё затихает в пользу животной похоти, которая струится по его нервам. Он так сильно хочет Минхо, что может отметить момент, когда его совесть угасает в однонаправленном мышлении, зафиксированном жгучей потребностью наконец-то доставить ему удовольствие, попробовать его на вкус. Он хочет увидеть Минхо, наконец-то увидеть его обнаженным над собой так, как он не мог не представлять себе ни на публике, ни наедине. Он всегда прогонял эти фантазии неловким кашлем и отводил взгляд, но теперь это было чертовски реально, и Джисон был слишком поглощён собственным удовольствием, чтобы понять, что это прямо, блять, здесь. Этот искажённый и беспорядочный поток хочу, хочу, хочу, заставляющий его сесть, оказываясь лицом на уровне таза Минхо. Вкупе с тем, как безумно себя чувствует Джисон, это странное чудо, как он держит руки по бокам, почти скромно. Джисон даже не осознает, что наклоняется вперёд, пока не чувствует, как пальцы перебирают волосы на его затылке, чтобы резко дёрнуть, заставляя его поднять глаза. Хватка удерживает его тело крепко и устойчиво, выводя его разум из этого туманного сна о помутнённом зрении, медленно фокусируясь на любопытном лице Минхо с каждым мгновением. Когда Джисон приходит в себя, Минхо, кажется, только усиливает свою хватку, стараясь держать на болезненном расстоянии от своей промежности. — Нетерпеливый, — Минхо нависает над ним. Джисон чувствует, как его глаза расширяются ещё больше, компенсируя неодобрительную нотку в тоне Минхо. Разрешение. Джисон чувствует, как его ресницы трепещут от осознания этого, и он снова запрокидывает голову в объятиях Минхо, чтобы взглянуть прямо на него. Брови Джисона нахмурены в отчаянии, и то, как он позволяет своему взгляду ненадолго метнуться к промежности Минхо и обратно к его лицу, не вызывает никаких сомнений относительно того, что ему нужно. — Пожалуйста, — просит Джисон, смачивая уголок губ языком. — Могу я? — Можешь что? — упрекает Минхо. Все нотки радужности и шутливости исчезли из его голоса. Он почти звучит... отстранённо. Будто всё происходящее просто ещё одна вещь, которая его почти не интересует. Это могло беспокоить Джисона раньше, и могло бы сейчас — если бы не то, как Минхо смотрел на него сверху вниз с восхищенным интересом. — Используй слова. — Пожалуйста, — охотно повторяет Джисон, на этот раз более хрипло. Он ничего не может поделать с тем, как его глаза снова опускаются, и ему приходится зажмуриться, чтобы сосредоточиться на своих словах. — Пожалуйста, хён, пожалуйста, я хочу видеть тебя. Повисла ужасная, ужасная тишина. Джисон любит-ненавидит это. Смесь предвкушения и полного отсутствия контроля оставляет систему Джисона тревожно подвешенной на тонкой проволоке, способной порваться в любую секунду. Он пытается сконцентрироваться на выравнивании своего дыхания, а не на том, что рядом с ним, потому что он хочет, чтобы Минхо руководил. Ему это нужно. Прямо перед лицом он улавливает звук. Едва слышный звон, заглушаемый шелестом ткани. Мышцы бровей Джисона растерянно двигаются, поэтому он позволяет одному глазу приоткрыться в любопытном прищуре. Но это ненадолго. Увиденного своим ограниченным зрением Джисону хватает всего секунды, чтобы оба глаза открылись в удивлении. Минхо раздевается. Его ногти цепляются за пуговицы, когда он расстегивает застёжку. Блять, он действительно собирается снять джинсы. Джисон бросает на Минхо один беглый взгляд вверх, охваченный благоговеным трепетом, как будто тот должен был подтвердить, что это действительно происходит. Когда Джисон снова опускает взгляд, его глаза останавливаются на молнии, потому что, конечно же, единственным, на что он уставился бы раньше, чем на член Минхо, было бы то последнее, что мешало ему это сделать. Его взгляд скользит по подушечкам указательного и большого пальца Минхо, наблюдая, как они нажимают на язычок молнии. Тот тянет вниз неторопливо, издеваясь, дразня, и это свидетельствует о том, насколько одержим Джисон, когда медлительность только ещё больше возбуждает его. Никакое ожидание никогда не могло подготовить его к этому, будь то дни, месяцы или годы. Первый намёк на нижнее белье Минхо (тёмно-серое) привлекает Джисона. Он замечает тот факт, что жадно протянул руку к Минхо, только когда чувствует, как сжатые в волосах пальцы Минхо резко дёргают. Другая рука Минхо — та, что на молнии, — предупреждающе замирает. Джисон наблюдает, напуганный значением этого, позволяя своей руке немедленно упасть обратно сбоку. Пальцы остаются неподвижными ещё несколько секунд, работая на Джисона как наказание, позволяя угрозе вырисовываться между ними: Если ты двинешься, я не сниму это. Джисон не уверен, хочет он хныкать или стонать из-за того, насколько это всё ужасно садистски. Он знал, что с Минхо ничего не даётся легко, знал достаточно, чтобы понять, что тот возьмёт на себя контроль над всеми слабостями Джисона, если оставит их без внимания. Но как Джисон может справляться, когда Минхо был его слабостью? Когда Минхо знал это так хорошо? Быть вынужденным сидеть и смотреть, как тот вертит перед лицом всем, что Джисон когда-либо хотел, и не иметь права прикасаться, благоговеть, вживлять воспоминания под кожу... ощущается как что-то граничащее с пыткой. Это властное движение, из-за которого Джисон не может доверять даже своему собственному телу, но он отчаянно пытается быть хорошим. Помня об этом, Джисон складывает руки за спиной, свои личные наручники, чтобы держать себя под контролем. По силе его хватка могла посоперничать с той, что была на затылке. Джисон делает глубокий вдох, позволяя своим глазам закрыться. Он может это сделать. Когда он снова открывает глаза, он бросает их на Минхо, который, несомненно, всё время следил за его реакцией. Он делает это, чтобы Минхо мог понять, что Джисон готов, что он может продолжить, потому что слишком напуган, чтобы дать словесное подтверждение. Они смотрят друг другу в глаза, даже когда Джисон слышит, как язычок молнии снова опускается. Лицо Минхо чертовски красивое, а резкая холодность его черт — это то, в ловушку чего Джисон охотно попадал бы каждый день, если бы это было возможно, но он слишком слаб для всего остального. Он понимает, что, когда слышит звон молнии и пуговиц, Минхо стягивает джинсы до середины бедра, открывая телесные размытые тона в зрении Джисона, и... блять, он должен видеть. Лёгкая заминка в его дыхании должна была смутить, но Джисон слишком восхищён, чтобы быть в состоянии обрабатывать даже базовые мысли. Во-первых, бёдра Минхо. Помимо того факта, что Джисону требуется несколько секунд, чтобы осознать тот факт, что он действительно видит их, он всё ещё не может отвести взгляд. Любой сможет сказать, насколько они впечатляющие, даже будучи одетыми, потому что общий сценический гардероб Минхо не состоял из таких прилагательных, как "мешковатый" или "сдержанный". Джисон знал, он наблюдал за ним целыми годами, но он может разглядеть толстые мускулы танцора, даже когда тот их не напрягает, и его разум гудит от страха. Затем его взгляд переводится на... ну... него. Если до сих пор держать руки за спиной сложенными казалось вполне терпимым, даже если они чесались от необходимости прикоснуться, то теперь они чертовски болят. Джисон чувствует, что чем дольше он смотрит на длину Минхо под тканью его нижнего белья, твердую и очерченную четкой линией тени, которая наклоняется вверх и в стороны к его талии, тем сильнее его ногти впиваются в ладони. Минхо подносит к нему свободную руку, и Джисон наблюдает, как вены вздуваются, разветвляясь от костяшек к запястьям, когда он обхватывает себя ладонью. Один раз он скользит по всей длине, прежде чем крепко сжать её, его собственное дыхание становится тяжёлым, а нижнее белье внезапно становится самым отвратительным блядским предметом одежды, который Джисон когда-либо видел. — Блять, хён, — бесцельно комментирует Джисон полным отчаяния голосом. — Попроси, — приказывает Минхо сверху, позволяя словам сорваться в бархатистую мелодию. — Минхо, пожалуйста, — сразу же просит Джисон, переводя взгляд с Минхо на то, как тот начинает обводить большим пальцем полосу своего нижнего белья. — Блять, Минхо, я не могу этого вынести, ты мне нужен, я так сильно хочу тебя попробовать, — продолжает он, не в силах справиться со стыдом — сидит перед кем-то, умоляет, голый и твёрдый, и течёт таким огромным количеством предэякулята, что может чувствовать это, как он медленно ползёт по его стволу... Джисон мог бы подумать, что это может нанести удар по его гордости, но это не так. Эта театральность, эта игра лишь доводит его до такой степени, что возбуждение становится болезненным, и ему это нравится. Минхо уничтожил его. — Мм? — Минхо погружает кончик большого пальца за пояс, отводя ткань от кожи. Джисон практически чувствует ликующую и язвительную нотку в его голосе. — Скажи хёну, как сильно ты этого хочешь. Джисон вздыхает, когда кулак на его затылке сжимается, будто пытаясь выжать из него ответ. Это работает. — Очень сильно, очень сильно, — хнычет Джисон. Его взгляд из-под век на очертании члена Минхо несколько раз закрывается, чтобы он мог обдумать основную мысль. — Блять, хён, я… я всё время думаю об этом, — признаёт он. — Оу, — откровенно воркует Минхо, даже не пытаясь скрыть своё высокомерие. — Я не удивлён. Расскажи мне, о чём ты думаешь. Легко сказать. Глаза Джисона теперь полностью закрываются, скорее из-за унижения, чем из-за необходимости сосредоточиться. Его голова опускается настолько, насколько позволяет жадная хватка Минхо, его разум уже поглощается фантазией за фантазией. — ...это неловко, — в конце концов говорит Джисон. Лишение видения никак не облегчает то, что чувствует Джисон, когда тон Минхо сочится грехом. — Теперь мне действительно интересно, — невозмутимо шепчет он — он знает, что ему даже не нужно дразнить Джисона, чтобы получить ответы. — Сони, детка, скажи мне, о чём ты думаешь. Бля, Минхо, называющий его ласково, что-то с ним делает. Джисон слышит нежность, даже если она используется для выгоды, и не может не испытывать потребности угождать и повиноваться. — ...я думаю о том, как ты трахаешь меня в рот, — слабо начинает Джисон. Закрытые глаза позволяют фантазиям обретать ясность под веками, почти как при просмотре видео. — Думаю о том, что ты используешь мой рот, чтобы... кончить. Думаю о том, как ты трахаешь меня, — вздыхает он, ослабляя хватку на руках, позволяя пальцам впиться в простыню рядом с собой. — Я думал о том, как ты трахнешь меня здесь, — признаётся Джисон, чувствуя, как становится легче с каждым мимолетным признанием. — Я так чертовски хочу этого. — Всё время, хах? — произносит Минхо низким протяжным голосом, косвенно побуждая его к дальнейшему. Он услышал что, теперь он хочет знать когда. Минхо специально целится в яремную вену, явно специально. Щёки Джисона пылают лёгким оттенком унижения от описания того, что он хотел, чтобы Минхо сделал с ним, даже если ему было достаточно удобно признаться, даже если они оба уже знали, что думают друг о друге таким образом, но эта следующая часть была тем, что он действительно беспокоился. Он был слаб перед ним намного, намного больше, чем его мозг когда-либо признавал себе. — Буквально, — Джисон надеялся, что, возможно, в его голосе будет звучать какой-то самокритичный юмор, но все, что выходит — это слабое, робкое раздражение. — Каждый раз, когда ты прикасаешься ко мне, я ... — он вздрагивает, останавливается, сглатывает. Факсимиле бабочек, которые он чувствовал на протяжении многих лет через своего "краша", снова появляется в его животе, и Джисон может почувствовать, как он сжимается. — Хах, так каждый день, — недоверчиво фыркает Минхо, и на этом всё. Бёдра Джисона напряглись от стыда и разоблачения, пронизывающего его организм. — Ты сказал, что не был невинен, но блять, Джисон. Просто немного тактильности и ты уже думаешь о том, как я трахаю твоё маленькое узкое горло. Боже. — Пожалуйста. Унижение от того, что Минхо понимает, что Джисон был так готов к нему всё это время, должно было быть отталкивающим, неправильным, оставленным при себе, но это просто подстегнуло его умолять сильнее. Его мольбы кажутся такими же тяжелыми и невнятными, как и его веки, когда они открываются, приспосабливаясь к туманному, золотому фильтру освещения. Он планировал взглянуть на Минхо сразу после того, как его внимание вернётся, накапливая в себе резерв нуждающихся просьб, словно молитвы: пожалуйста, сделай это, дай мне, мне больше ничего не надо... Но его взгляд останавливается на скомканной тёмно-серой ткани, которая висит на бёдрах Минхо, и его разум снова замолкает. Где-то во время признания Джисона Минхо обнажился. Единственное, что осталось прикрыть его член — это его рука, пальцы беззастенчиво обвились вокруг свободным кольцом. Он лениво качает кулаком. — Что-нибудь похожее на то, что ты представлял? — мурлычет он. "Нет" хотел сказать Джисон. Его дыхание то сбивалось, то учащалось, когда он осматривал все, что было перед ним. Минхо выглядел немного крупнее Джисона, такой изогнутый и прямой, что он мог разглядеть выступающую вену, скрывающуюся под его пальцами, разветвляющуюся на нижней стороне его длины. Он сужался к головке, которая блестела агрессивным розово-красным — напомнила Джисону его собственную кожу после того, как Минхо только что отметил её. Жемчужные бусинки предэякулята стекают с кончика, собранные скользящей вверх-вниз рукой, растирая, а у Джисона текут слюнки. "Нет" подумал он снова, на этот раз более отстраненно. Намного лучше. Единственная причина, по которой Джисон отводит глаза — это выразительный взгляд на Минхо. Звук того, как Минхо сжимает себя кулаком, и боль в голове от его хватки стали намного более очевидными, и Джисон внезапно слишком сильно осознал боль того, что он был просто вне досягаемости. Глаза Минхо пугают Джисона, его лицо. Джисон понимает, что Минхо контролирует всё между ними двумя, но целенаправленно смотрит тому в глаза. Отчаяние — отличный способ сохранить смелость. — Пожалуйста, — снова просит Джисон, его голос становится нехарактерно серьезным. — Пожалуйста, Минхо, позволь мне. Брови Минхо приподнялись в притворном удивлении. — Ах, да? — спрашивает он, упираясь языком во внутреннюю часть щеки. — Довольно жадно, Сони, учитывая, что ты просто попросил для начала "увидеть" меня, верно? Стойте. — Хён, нет… — Может, я смогу довести себя вот так, заставляя тебя смотреть, — рассеянно размышляет Минхо, игнорируя младшего. — Кончить на твоё красивое личико. Что? Джисон слышит влажность в кулаке Минхо и смотрит вниз, чтобы увидеть, как он сжимается и ускоряется. Он с трудом сдерживается чтобы не опьянеть от вида этого зрелища, слишком боясь, что Минхо на самом деле реализует эту идею. Нет, ему это нужно. Все эти просьбы заставляют Джисона чувствовать себя заевшей пластинкой. Он не может сказать ничего нового, он никак не может выразить, как сильно он жаждет его, как низко он готов опуститься только ради того, чтобы попробовать. Нужда только огорчает его, превращая его в неразбериху из нескольких слов и нечеловеческого желания, едва способную держать руки по бокам, если бы не простой факт, что ему было приказано. — Нет, ты нужен, — откровенно говорит он, снова глядя на старшего. — Пожалуйста, пожалуйста, хён, — продолжал он умолять, впиваясь ногтями в простыни. Он слышит, как Минхо замедляется, когда взгляд Джисона граничит с чем-то извиняющимся и просящим. — Используй меня. Давление на затылок толкает вперёд ровно настолько, чтобы подразнить Джисона неконтролируемым желанием посмотреть вниз. Он бы мог покончить с этим прямо сейчас, если бы захотел. Нырнуть, пока его глаза не закрылись бы, и ничего не существовало, кроме члена в его горле... кроме глаз Минхо. У Джисона перехватывает дыхание от их глубины, настолько захватывающее, что его разум и тело замирают. — Будешь хорошим, Сони? — Минхо стискивает челюсти, замедляя свои действия до тех пор, пока он полностью не остановится и не схватится за основание. Он бросает это прозвище непринуждённо, как-то снисходительно слащаво, и, возможно, случайный прохожий мог бы найти это шутливым. Однако между ними ничего не осталось — Джисон знал это, даже несмотря на поддразнивания Минхо, несмотря на иллюзию того, каким простым казался Минхо, нависая над ним всё ещё в свитере, и как целомудренное зрелище иронически контрастировало с непристойной сценой под ними. Джисон ещё никогда не кивал так быстро. — Тогда открой этот блядский рот, — приказал он, и в его тоне не осталось никакого света. Да, блять, наконец-то. Челюсть Джисона немедленно расслабляется. Он, вероятно, выглядит непристойно, с широко открытыми глазами и ртом в ожидании, прикрывая нижнюю губу краем языка, прижимающимся к ней. Его колени сжимаются, кокетливо и нетерпеливо. Джисон закрывает глаза только когда Минхо наконец подаётся навстречу и приподнимает его голову за волосы, наконец, чувствуя его член на своём языке в виде нескольких слабых, влажных шлепков по нему. Минхо ругается себе под нос, и Джисон чувствует, как его собственные костяшки начинают болеть от напряжения. — Блять, — снова ругается Минхо, позволяя своему члену тяжело опуститься на язык после последнего лёгкого шлепка. Джисон чувствует, как головка скользит по языку, отталкиваясь в сторону. Он старательно остаётся неподвижным, даже когда Минхо прижимается всей длиной к щеке, оттопыривая её. — Так и знал, что твои щёки, набитые моим членом, будут хорошо смотреться, — бормочет Минхо, любуясь зрелищем. — Как будто ты был создан для этого. Такой чертовски красивый. Джисон стонет, не в силах бороться с пульсирующим в нём желанием. Его взгляд не может оставаться в стороне, когда он наклоняет голову в сторону, чтобы вернуть член в центр своего рта, проводя языком по нижней части длины Минхо. Джисон слизывает предэякулят, когда его губы обхватывают головку, полуцелуя, чувствуя, как тот размазывается по его губам, и это только заставляет его самого течь ещё больше. Его глаза полностью закрываются при довольном мычании, он кружит языком вокруг головки, когда понимает, что Минхо не останавливает его. Нетерпеливые кошачьи поцелуи переходят в томные ласки, время от времени целуя ствол, который теперь блестит от слюны. Он улавливает слабый вздох удовольствия, который издаёт Минхо над ним. Когда губы Джисона снова сжимаются вокруг члена, Минхо использует силу, тянет Джисона за волосы, чтобы медленно склонять его к движениями вперёд-назад по его члену. Джисон продолжает лизать всё, что может, и наконец ему удаётся провести кончиком языка под веной, которую он видел ранее. Это мало чем отличается от того, что он чувствует, когда они целуются. Его разум расслабляется, позволяя телу овладеть желанием почувствовать вкус кожи с привкусом соли. Минхо глубоко вздыхает с открытым ртом. — Посмотри на меня. Джисон открывает глаза и смотрит, наблюдая за тем, как Минхо смотрит на него в ответ, следит за движениями его рта. Он упирается лбом в прутья верхней койки, завороженный тем, как кольцо губ Джисона втягивает и обволакивает его, заставляя член исчезнуть внутри. Во взгляде Джисона пронзительная чистота, полная невысказанных вопросов, увеличивающихся в количестве с каждым толчком и оттенком боли в собственном члене. Что ты думаешь? Каково это? Хорошо ли я справляюсь, я хороший для тебя? Минхо медленно погружается в его рот с каждым толчком и натягиваением, и он видит, как черты лица Джисона искажаются лёгкой болью, когда головка его члена, наконец, касается горла, и тело младшего снова напрягается. Минхо ослабляет хватку на затылке Джисона, чтобы успокаивающе почесать голову. — Расслабь горло, котёнок, — шепчет он, и морщинки между бровями Джисона исчезают почти сразу. Минхо чувствует, как Джисон вздыхает вокруг него. Когда Минхо снова насаживает его на свой член, это происходит ещё медленнее, но гораздо глубже. Даже бёдра Минхо подрагивают от ощущения, как Джисон сжимает горло вокруг него, но он продолжает толкаться. Он так глубоко внутри, что Джисон больше ничего не может делать со своим языком — только позволить ему смягчиться и изогнуться по краю. Минхо нежно тянет его назад, в последний раз сжимая между пальцами блондинистые пряди, когда он снова опускается, и Джисон настолько набит, что чувствует, как его нос прижимается к теплой коже таза Минхо, пока он глубоко заглатывает. Мышцы его горла неохотно судорожно хватают воздух, и Джисон чувствует, как задыхается от кашля, вырывающегося через нос. Это было бы справедливым основанием для отвода, не так ли? Разве это не должно быть стыдно? Джисон наблюдает за реакцией Минхо и обнаруживает, что тот только сильнее вжимает младшего в своё тело, уткнув его подбородком и ртом в кожу между удовольствиями ннгх и ммф. Минхо отстраняется только тогда, когда его глаза снова открываются и он видит, как слёзы собираются у водной линии Джисона. Тот, задыхаясь, обжигает член Минхо горячим дыханием, когда отстраняется, глаза, наконец закрывая, чтобы собраться с мыслями. Даже когда ему нужно дышать, он никогда не позволяет Минхо полностью покинуть себя, позволяя опухшим губам касаться его ствола во время любого странного перерыва между ними. После того, как дыхание выровнялось, Джисон чувствует, как рука в его волосах полностью расслабляется и скользит по его голове. Свободная рука Минхо внезапно прижимается к другой стороне его черепа, чтобы удержать его неподвижно, и Джисон мгновенно понимает почему, когда чувствует знакомое растяжение рта, компенсирующее длину Минхо. Он не может сдержать приглушенного стона, когда понимает, что теперь Минхо толкается в него, трахая его лицо. — Твой рот так чертовски хорош, — теперь это Минхо тяжело дышит с резкостью в голосе, как будто он сейчас пытается не сорваться. — Такой хороший мальчик, так хорошо принимаешь. Это цикл нарастающей интенсивности: Минхо заводит Джисона словами непристойной похвалы, заставляя его скулить вокруг себя, заставляя Минхо чувствовать вибрации и гнаться, проникая глубже с каждым толчком. К тому времени, когда Джисон забыл о своих физических границах и с энтузиазмом сжал мышцы бёдер Минхо, он чувствует, как глубоко его член входит в горло при каждом резком толчке. Джисон пускает слюни, замечает, как по его щекам текут слёзы. Он задаётся вопросом, стоит ли ему беспокоиться о том, как болит его челюсть, но он смотрит сквозь водянистую пелену своего зрения, и выражение полного, безумного желания на лице Минхо заставляет его мгновенно забыть об этом ощущении. Он сожалеет что вообще думал об этом, потому что исчезновение боли означает исчезновение Минхо. Джисон понимает это, когда движения Минхо превращаются в короткие, медленные толчки, прежде чем он полностью выскальзывает. Спешка движений Минхо заставляет ниточку слюны, соединяющей губы Джисона с членом, разорваться на части прежде, чем он успевает это оценить. У Джисона не было времени сожалеть об этом, потому что Минхо наклонился, чтобы обхватить руками его конечности и снова затащить на матрас. — Не могу так, — тихо бормочет он, как будто это не для Джисона. Он толкает Джисона в грудь, пока тот не падает на спину, ударившись головой о подушку. — Нужно быть в тебе. Джисону кажется, что он проваливается в простыни. У него лёгкое головокружение, все вдохи, которые ему приходилось задерживать, наконец догоняли его, и он мог чувствовать, как его грудь раздувается с каждым глотком воздуха, который он делает. Боже, он бы никогда не подумал, что использование его глотки будет похоже на полноценную блядскую кардио-тренировку. Его тело словно бескостное, с покалывающими кончиками пальцев, и даже веки кажутся тяжёлыми, пока они пытаются оставаться открытыми и не отключаться во время передышки. Может быть, именно поэтому он не понимает, что делает Минхо, пока не наклоняет голову набок от любопытства. Взгляд Минхо обращен к полу. Его локти взлетают над головой, когда он протягивает пальцы к задней части воротника и тянет, стягивая свитер через голову одним быстрым движением, которое показывает слишком многое и слишком быстро, чтобы Джисон мог к этому подготовиться. Где-то в какой-то части всего этого он не осознавал, что Минхо тоже разденется догола. Он рассеянно кидает скомканный свитер на пол, и его глаза осознанно переводятся на Джисона, пока он наклоняется, чтобы стянуть джинсы и нижнее белье, пытаясь сдержать ухмылку на лице. Когда он встаёт, полностью обнаженный, ничто не скрывается в свете прикроватной лампы... блять. — Блять, — на этот раз громко вслух повторяет Джисон. Рука взлетает вверх, закрывая рот, потому что это был не его голос. Он вышел хриплый и гортанный из его разбитого горла, забавно трескается всего лишь на одном слоге. Он едва успевает огорчиться этому, как всё уходит на второй план: он слишком отвлечён, чтобы сосредоточить внимание на чем-то, что не было прямо перед ним. Его зрачки бегают по телу Минхо, пытаясь впитать всё сразу. Он видел это раньше, частями. Никогда полностью, за все годы их скудной дружбы. Но иногда бывали дни, когда Минхо носил открытые майки, Джисон видел его в боксерах, может, с полотенцем вокруг талии после душа. Когда он поймал себя на том, что пытается собрать всё это воедино, "раздеть" его глазами, то отшатнулся от стыда, пока не научился избегать этого зуда. Воображение никогда не могло точно представить Минхо. Он был за гранью совершенства. Благоговейная реакция Джисона вынуждает Минхо показать ухмылку с морщинками в уголках глаз. — Мм? — мурлычет он, в равной степени бархатно и поддразнивающе. Он упирается руками в край кровати и поджимает ноги в коленях, чтобы ползти к Джисону, но это недостаточно быстро. Ничто никогда не будет достаточно быстрым. Джисон нуждается в нём сейчас, и он нетерпеливо поднимает руку, чтобы схватить его. Иди сюда, иди сюда. Первое, чего он касается — это бицепс Минхо. Его кожа тёплая, а мышцы крепкие, и Джисон сжимает их, как будто они нужны ему, чтобы выжить. Когда Минхо подполз достаточно близко, чтобы его можно было дотянуться другой рукой, она сразу же легла на его грудь. Джисон задевает сосок, скользит до острого выступа ключицы и по линии плеча. Жар, когда Минхо, наконец, навис над младшим, только сделал его разум более пьяным, он почти не осознавал, как продавливается подушка, когда локоть Минхо упирается в неё возле его головы, или как он перекинул ногу через тело Джисона, не давая ему шанса на побег. Рука на плече Минхо пробежалась по его гладкой коже, пока не добралась до шеи, дальше, пока нежно не обхватила челюсть. Джисон едва успевает посмотреть Минхо в глаза, прежде чем тот наклоняется, чтобы поцеловать его в уголок рта, а затем соединяет их губы вместе. Поцелуй настойчивый с самого начала, и Джисон просто вздыхает, растворяясь в нём, позволяя руке Минхо подниматься вверх, пока она не обхватила его шею. Минхо проводит пальцами по волосам Джисона и расслабляет своё тело на нём ровно настолько, чтобы они прижались друг к другу, накрывая, не раздавливая. Джисон ошеломлён тем, насколько напряженной кажется эта поза теперь, когда они прижаты кожа к коже, ошеломлён осознанием того, что между ними больше нет барьеров. Наконец-то. Ничего, кроме груди Минхо, прижимающейся к нему, и того, как он может чувствовать, как остатки его собственной слюны на члене Минхо размазываются между их животами. Минхо прерывает их поцелуй, чтобы втянуть нижнюю губу Джисона в свой рот, оттягивая её, пока она не высвободится с влажным хлопком. Неудовлетворенный, он снова наклоняется, чтобы дать ему еще несколько недостающих укусов и оттягиваний, прежде чем начинает покрывать поцелуями линию подбородка Джисона. Между ними существует негласная синергия, когда рука Минхо скользит с волос Джисона на его лицо, прижимая указательный и средний пальцы к его рту. Джисону не нужно было думать, он уже разомкнул губы, чтобы обхватить пальцы и всосать. Теперь он так хорошо знаком с этим чувством, позволяя зубам зацепиться за костяшки пальцев, прежде чем его язык раздвинет их. — Вот так, детка. Такой хороший и влажный для меня. Напускная мягкость в похвале Минхо на последних словах превращается в нечто более грубое и властное. Джисон открывает глаза и обнаруживает, что за ним наблюдают внимательным взглядом. Пальцы едва опускаются вниз по его рту, как Минхо медленно убирает их. Джисон не совсем понимает, почему Минхо так заботится о том, чтобы пальцы остались нетронутыми. Он держит их отдельно от остальной руки, даже когда отрывает свой торс от торса Джисона, чтобы спутиться вниз по его телу, останавливаясь только когда сгорбливается на коленях между ног младшего. Его чистая рука гладит одну из его ног от бедра до колена, прежде чем зацепиться за нее, подпирая её после того, как он сгибает её подальше от себя. Таким образом, Джисон снова сталкивается с ним. Укол стыда стал гораздо менее сильным, чем когда Минхо увидел его в первый раз, то ли от фамильярности, то ли от взаимной наготы сейчас, Джисон не знает. Может быть, они в конце концов достигнут точки, когда он совсем перестанет стесняться. Однако то, как останавливается его сердце, когда он видит, как лицо Минхо исчезает между его ног — это, вероятно, никогда не изменится. Руки, которые несколько мгновений назад были на лице Минхо, теперь сжимают простыни, когда Джисон чувствует, как его облизывают в первый раз. Потом ещё один. Как только дыхание Джисона учащается, и он спрашивает, собирается ли Минхо снова вылизать его, лицо старшего снова появляется между его бёдер. Рука тянется погладить одну из его половинок, прежде чем оттянуть её в сторону, открывая ещё больше пространства, и Джисон всхлипывает от удивления, когда Минхо снова наклоняется, чтобы плюнуть прямо на его дырочку. — Блл-... хён, — выдыхает Джисон. Он чувствует, как слюна затекает в него. Минхо игнорирует его, мгновение восхищаясь своей работой, прежде чем вернуться. Он не убирает свою чистую руку с того места, где она все еще держит его раскрытым, лениво время от времени сжимая. Он смотрит на Джисона только тогда, когда подносит руку со смоченными пальцами к его заднице, проверяя, будто пытаясь оценить реакцию. Глаза Джисона мгновенно расширяются, когда он чувствует, как влажные пальцы обводят его ободок, и всё внезапно становится более понятным. — Ты готов? — спрашивает Минхо, останавливая подушечку одного из своих пальцев прямо над входом Джисона в знак уточнения. Джисон приподнимается на локтях, прерывисто вздыхая при виде рук Минхо между своих ног, того, как его собственный живот поднимается и опускается от вздохов предвкушения. Он кивает. Минхо медленно входит, но в этом нет необходимости. Не было ни боли, ни неловкости, которые испытал Джисон, когда попытался сделать это сам. Когда Минхо раскрывает его языком, и вся эта блядская слюна стекает вниз скользит в его плотное тепло с непристойным хлюпаньем, Джисон тяжело вздыхает, и он даже не догадывался, что задержал дыхание, когда Минхо вынимает кончик пальца перед тем, как снова войти до сустава, снова. И снова. Джисон стонет, когда чувствует второй палец. Минхо лишь дает ему несколько толчков, чтобы привыкнуть к этому, прежде чем он начинает толкать их в умеренном лёгком ритме, из-за которого задница Джисона трясётся от силы. — Ох, чёрт, — выдыхает Джисон сквозь прерывистые вздохи, загипнотизированный движением руки Минхо, исчезающей и вновь появляющейся под ним. Он едва осознаёт тот факт, что раздвигает ноги шире для него, ставя вторую ногу как и первую, которая согнута для облегчения доступа. Минхо отпускает руку, сжимающую его ягодицу, с лёгким шлепком, после кладет её на талию Джисона, чтобы тот мог приподняться на бёдрах. — Каково это? — мурлычет ему Минхо. — Моей детке нравится, когда его трахают? Он с силой вонзает пальцы на последнем слове, позволяя им двигаться внутри. Голова Джисона откидывается в резком вскрике, спина выгибается, изо всех сил пытается двинуть бёдра и трахнуть себя пальцами. — Чертовски хорошо, ммфх, пожалуйста, — бормочет Джисон. Как только у него появятся силы снова поднять голову, он боится, что у него не останется ничего в запасе, чтобы смотреть в глаза Минхо. Он с трудом справляется с этим, пойманный в ловушку и извивающийся от того, как простой взгляд на его лицо толкает его через край. Чёрт, всё его тело пульсирует от нужды, и Минхо впитывает каждый её дюйм. Неконтролируемое желание в его потемневших глазах заставляет Джисона сжаться вокруг него. — Пожалуйста, ещё, блять, мне нужно... такхочутебя... Джисон прерывается высоким всхлипом, чувствуя, как Минхо вытаскивает из него пальцы до кончика, как они медленно раздвигаются к его стенкам. Даже ощущение того, что он просто выходит, заставляет его чувствовать, что его сейчас вывернет наизнанку, заставляя его глаза непроизвольно жмуриться. Всхлип, вырывающийся из его горла, переходит в бессмысленное рыдание, когда он чувствует, как третий палец даёт о себе знать. Это так чертовски растягивает, Джисон никогда бы не смог сделать это с собой, никогда бы не подумал, каково это — быть таким открытым, но с Минхо всё было по-другому. Он всегда хотел этого только с ним, и по тому, как Минхо медленно трахает Джисона пальцами, как он хотел, наслаждаясь тем, как Джисон собирается кончить под ним, они оба знали это. Минхо владел им. — Дождись моего члена, — насмехается он, и эти слова заставляют Джисона снова захныкать, член уже подёргивается от вспышек воображения, которые искрами возникают под веками. Минхо над ним, берёт его, наконец-то даёт понять, каково это — быть трахнутым им на простынях. Это почти реально, когда его пальцы медленно входят и выходят из Джисона, но, чёрт возьми, это слишком медленно, и то, что осталось от трезвости Джисона, знает, что Минхо делает это нарочно, готовя его к чему-то серьёзному, пока он не сломается и не будет жаждать этого. — Боже, ты будешь просто уничтожен, — продолжает Минхо, несмотря на тяжелое дыхание Джисона. — Буду трахать тебя, пока ты не заплачешь. Ёбаный свет. Джисон не уверен, может ли он говорить. Его рот не может закрыться, он замер в приглушенном стоне и неспособен сделать что-то, будто слова Минхо лишили его связности. Он решительно кивает короткими быстрыми рывками — отвратительный уровень отчаяния, который он больше не в состоянии контролировать. Ему просто нужен Минхо. — Да? Ты хочешь этого, Сони? — он сплёвывает, и в следующий раз, когда погружает пальцы, он грубо толкает тело Джисона, как будто он давал ему предупреждение о том, что он собирается с ним сделать. Крик, застрявший в горле младшего, вырывается из его лёгких при этом ощущении, и это настолько всепоглощающе, что его пальцы ног подгибаются. — Тогда, блять, посмотри на меня и используй свои слова. Две вещи, которые для тела Джисона стали невозможными, и Минхо знает это. Так же, как он знает, что может надавить на Джисона и всегда довести дело до конца, потому что тот хотел быть хорошим — он хотел подчиняться. Веки Джисона медленно поднимаются. В тот момент, когда его глаза снова встречаются с Минхо, он спрашивает, действительно ли он может говорить. Он задаётся вопросом, жалко ли быть настолько очарованным лицом, что всё, что требуется — это просто взглянуть на него, чтобы чуть не умереть. Годы встреч с ним каждый день, и сейчас Минхо оглядывается назад, и потребность, кажется, только усиливалась со временем. Джисон внезапно осознает, что чем сильнее он подавлял себя, тем сильнее становились фантазии, и теперь он был здесь. Всё это происходило на самом деле. Он был настоящим. Он хотел его. Он собирался его трахнуть. Всё, что ему нужно было сделать, это использовать слова. Может быть, именно правда заставляет глаза Джисона перестать дрожать, когда он смотрит в глаза Минхо. Его дыхание всё ещё дрожит, его губы медленные и неуверенные, когда они раскрываются, и даже его слова выходят смущённым шёпотом, тихим и хриплым. И всё же никогда не было ничего, в чём он был бы увереннее. Никогда не было ничего, чего бы он хотел больше. — Минхо, — говорит Джисон. В отличие от Минхо, Джисон всегда пытался скрывать свои чувства на лице. Полная и абсолютная потребность в нём совершенно очевидна, он не сомневается. — Пожалуйста, пожалуйста, трахни меня, пожалуйста. Я хочу тебя, ты мне нужен... Он шипит, чувствуя, как пальцы Минхо внезапно покидают его. Он вытирает их где-то о простынь, прежде чем пересесть, поднимаясь и упираясь руками по обе стороны от головы Джисона. Передняя часть его тела подсвечивается янтарными лучами ближайшей лампы, освещающей по краю его силуэта. Он подносит открытую ладонь к подбородку Джисона. — Плюнь, — приказывает он. Джисон немедленно подчинился, глядя на его руку, заставляя слюну скапливаться за зубами. После того, как он выплевывает её и позволяет собраться в ладони Минхо, тот подносит ладонь к своему рту и тоже сплёвывает. Джисон очарован контролируемым выражением его лица, тем, как естественно он относится к этому, и хочет смотреть на это вечно — но его глаза с любопытством следят за рукой старшего, за тем, как она спускается к его члену. Минхо нависает между бёдер Джисона, и тот может видеть, как его предэякулят блестит на свету. Они оба смотрят, как Минхо подносит руку с собранной слюной к головке, и над Джисоном издается лёгкий вздох, когда ладонь касается её. Пальцы образуют свободное кольцо, когда он тянет их вниз по стволу, смазывая себя до тех пор, пока вся его длина не заблестит слюной. Затем он сдвигается. Минхо опускается на локоть, чтобы выпрямиться над Джисоном, затемняя тенью пространство кожи между ними. Между ними почти нет места, и Джисон почти ничего не видит, но его глаза прикованы, зафиксированы там, где Минхо, несомненно, сжимает своё основание, направляя себя через промежуток тишины, который так далёк от вечности. И Джисон наконец-то чувствует это, как его головка скользит мимо входа после того, как прижимается к его ободку, и вздох, который он испускает, пронизан испуганным потрясением, которое слишком мягкое, хриплое, разум переполнен кожей, жаром и всем, что он хотел во всём, что было над ним: он понимает, что Минхо бьётся о него грудью. Я наконец-то чувствую Минхо. Теперь, когда он может правильно войти внутрь, Джисон чувствует, как рука у основания члена Минхо перемещается, чтобы обхватить его предплечье. В конце концов, это заставляет его выйти из ошеломленного транса между ними, глаза поднимаются в отдаленном осознания того, что Минхо хочет, чтобы руки Джисона обвились вокруг его шеи. Его реакция мгновенная, он обвивается клубком конечностей, свисающих с плеч Минхо, достаточно туго, что их лбы соприкасались, а носы тёрлись. Минхо оставляет томные поцелуи и облизывает нижнюю губу Джисона, когда как он вдавливает оставшуюся часть своей длины. Это не что иное, как мягкие вздохи и влажные шлепки Минхо, лениво играющего и тянущего к нему, и Джисон с жадностью ответил, если бы не завис на ощущении как старший, кажется, продолжает входить в него. Тихий стон срывается в жаркие губы Минхо, и Джисон может почувствовать, как его дыхание слегка прерывается от смеха. — Ннх, чёрт, — шепчет Джисон, когда наконец чувствует, как бёдра Минхо прижимаются к его заднице, когда он полностью погружается в него. Растяжка такая хорошая, такая сильная, и он может чувствовать, как его ноги работают на автопилоте, поднимаясь и обхватывая Минхо, цепляясь всем своим телом, чтобы удерживать его там. — Хён,— вздыхает он, глядя на то, как его рот растягивается в довольном «о», в то время как его лодыжки замыкаются позади. Минхо тоже это чувствует. — Всё ещё так чертовски узко, — рычит он между ними, используя время, которое требуется Джисону, чтобы привыкнуть, поднимая руку и наклоняя голову младшего за челюсть в сторону. Минхо ненадолго утыкается лицом в его шею, прежде чем покрыть её открытыми поцелуями. — Годами хотел почувствовать. Блять. Джисон хнычет на это, и он знает, что Минхо чувствует, как он сжимается вокруг него невероятно крепко. Он делает короткий толчок, привыкая к тому, каково это быть полностью наполненным чем-то, успокаивает свое сердце от того, как оно бьётся в груди, потрясенное тем, что это что-то — Минхо. Как только Джисон чувствует, что достаточно спокоен и готов, его индикатор того, что Минхо может двигаться — это лёгкое ослабление тисков своих ног вокруг его спины, предоставляющая пространство. Минхо сразу понимает невысказанный сигнал, дыша ему в шею, в то время как его нижняя половина выходит из Джисона, пока не остается ничего, кроме головки, цепляющейся за его ободок. Затем он толкается бёдрами вперёд, на этот раз грубее. Джисон тяжело дышит в волосы Минхо, а тот подавляет собственный стон, вонзившись зубами в плечо Джисона, подстегнутый, чтобы погнаться за его тугой влажностью ещё одним резким толчком. — Ч-чёрт, боже мой, — Джисон хнычет в мягкие спутанные локоны, скулит, чувствуя, как Минхо зализывает укус, продолжая безжалостно вгоняться в него. Он отпускает шею и плечо Джисона только тогда, когда слышит, как его слова сливаются в бессвязность, пытаясь пробормотать что-то между чередой прерывистых стонов и всхлипов, которые, кажется, усиливаются только с силой его бёдер. — ...-льнее, Мин-... пожалуйста.. — Что случилось, детка? — Минхо шепчет в кожу Джисона, позволяя своим толчкам замедлиться до расслабленного движения. — Грубее, пожалуйста, — Джисону удается вырваться из неразберихи своих рыданий, цепляясь за Минхо, как за спасательный круг, даже когда он поднимает голову, чтобы посмотреть на него. — Пожалуйста, хён, ты нужен мне... сильнее. Ему нужно было чувствовать Минхо везде и сразу, хотелось, чтобы его терзали до тех пор, пока он не станет всем, о чем когда-либо думало тело Джисона: удовольствием и болью, всем для него, чтобы тот мог использовать, хранить и делать с тем, что он хочет. Сегодня Джисон наконец-то получил Минхо — поцелуи, чувства, воплощение его фантазий и желаний никогда не были односторонними. Это был лучший подарок в мире, всё для него, и теперь ему нужно было доказать, как много это значит. Теперь он хотел отдаться Минхо. Между ними воцарилось молчание, но это всё, что могло понадобиться Минхо для подтверждения и разрешения. Прежде чем Джисон успевает сделать ещё один вдох, он чувствует, как его руки на шее Минхо разрываются, когда тот сбрасывает их, позволяя им упасть на смятые простыни. Потрясённый, Джисон падает обратно на подушку и он чувствует, как его тело наполняется адреналином от того, что с ним грубо обращаются. Минхо крепко сжимает пальцы на запястьях и дёргает, пока они не окажутся над головой Джисона. Минхо опирается на них всем своим телом, опираясь руками, прижимая к этому месту. В следующий раз, когда он толкается в Джисона, это бьёт его с такой силой, что из-за этого спутанные ноги вокруг талии Минхо рассыпаются. Джисон издает потрясенный вопль и широко раздвигает ноги, позволяя ему взять то, что он хочет, завороженный звуком их кожи, шлепающей между ними. Он смотрит вниз, туда, где они соединяются, и на то, как все его тело движется вверх по кровати, когда его трахают, как его член подпрыгивает и ударяется о живот, как простыни трутся об кожу на спине вместе с ним. Новый ракурс оставляет его с безостановочными, прерывистыми стонами, которые вырываются из горла, заглушая небрежные, влажные шлепки каждый раз, когда Минхо снова входит в него. Так Джисон может чувствовать всего Минхо, и это посылает волны раскаленного добела тепла от его члена через каждый нерв, пока всё его тело не становится на пределе. При одном точном толчке член Минхо что-то делает, трётся о что-то, от чего ноги Джисона дергаются от спазмов стимуляции. Джисон кричит, мышцы на его руках напрягаются там, где они прижаты, и он смотрит на Минхо с удивлённым удовольствием. — Ты так чертовски хорошо звучишь, — скрипит зубами Минхо. Он отпускает одно из запястий Джисона, чтобы сжать их оба в одной руке, и искра ностальгии по этому утру проникает куда-то далеко в его разум. Он продолжает долбиться в эту грёбаную точку каждый раз, когда вгоняет в него свой пульсирующий член, и это заставляет Джисона завывать ещё громче, лишь смутно осознавая, что свободная рука старшего теперь проводит по его челюсти. А потом он чувствует, как пальцы пляшут на его шее, полукругом ложатся поверх его яремных вен, прежде чем сжимаются. Это легко, не более, чем нажатие подушечками пальцев, но Джисон бы растаял по постели от этого жеста, если бы его не вдалбливали в дюйме от жизни, заставляя выгибать спину. Он мурлычет, когда давление усиливается. — Какой, блять, хороший мальчик, — хвалит Минхо, ни разу не сводя глаз с Джисона. В его голосе нет и намёка на усталость, только желание, которое заставляет его голос понизиться до голодного тембра, как будто вид разваливающегося на части Джисона только подпитывает его. — Так идеально подходишь для меня. Блять. Джисон чувствует, как где-то в животе, до груди поднимается жар. — Только ты, — Джисон задыхается между прерывающимися звуками, чувствуя ладонь Минхо на своём горле, когда он сглатывает. — Только твой. Минхо буквально рычит что-то глубокое и хриплое во время следующих нескольких толчков, на этот раз особенно сильно, и от этого звука конечности Джисона покалывают под кожей. — Всё моё. Горячо. Джисону кажется, что он горит изнутри, пульсации и волны жидкого тепла сгибают и ломают его, пока что-то не треснет. Что-то, что началось ещё до того, как Минхо начал трахать его, до прелюдии, до сегодняшнего дня. Он чувствует это повсюду, что кажется странным для Джисона, потому что это исходит не от него, это исходит от... Минхо. Взгляд на него только усиливает это чувство, и это должно быть заметно на его лице, потому что затем Минхо мурлычет: — Как ты себя чувствуешь, Сони? — Н-нравится, — грязно бормочет Джисон между тяжёлыми вдохами, наблюдая за Минхо над собой полуприкрытым взглядом. Порочная хрипотца в его голосе, когда он говорит, то, как его бицепс напрягся и поднялся, удерживая хватку на запястьях Джисона, пот, так много пота, затемняющего его чёлку и сплетающего волоски вместе, сбегающего чистыми ручейками по этой красивой коже. Его глаза потеряли цвет, ничего, кроме черных пучин, которые смотрят на него сверху вниз и угрожают поглотить его целиком. Джисон смотрит на них в ответ, на холод, на то, как прекрасно, правильно и тепло это заставляет его чувствовать, а затем он внезапно понимает это. Как ты себя чувствуешь, Сони? Всё и сразу. — Я люблю т-.... Он прерывается собственным молчанием, рот открывается, а глаза закрываются после того, как закатываются на затылок. Столько блядского тепла пульсирует огненными импульсами через его член, прямо там, спазм за спазмом, когда его бросает через край, и он издает прерывистый вскрик, как только понимает, что вот-вот кончит. Он чувствует, как это чувство достигает вершины, прежде чем вылететь за край. Он чувствует, как рука на его шее в последний раз сжимает его, прежде чем немедленно покинуть его. Он чувствует, как ладонь обхватывает член Джисона — такая мягкая — накачивает его резкими поворотами, которые совпадают с толчками Минхо. Глаза Джисона едва открываются, он смотрит сквозь расплывчатую пелену своих оцепенелых век. Его освобождение вырывается из него ленивыми рывками, покрывая им его напряженный живот. — Бля, вот так, детка, продолжай кончать для меня, — рычит Минхо, ловя часть спермы между пальцами, чтобы скользить по длине более влажно. Это похоже на то, что тело Джисона идеально гармонирует с Минхо, потому что это, чёрт возьми, не прекращается: проходят секунды, и с глаз Джисона падают горячие слёзы, он непрерывно стонет при виде того, как Минхо доит из его члена белую ленту за лентой, пока не остается ничего, кроме нескольких жалких капель, стекающих по головке. Даже тогда он не останавливается. Минхо безжалостен, отказываясь ослабить собственническую хватку на его члене и запястьях, сжимая Джисона тысячами нервов боли и удовольствия, заставляя плакать каждым дюймом его тела. Слёзы текут из уголков его глаз, горячими и быстрыми потоками накапливаются вокруг раковины ушей, когда он чувствует, как Минхо проводит кончиком большого пальца по головке. Он больше не похож на самого себя, заглушая собственный слух шквалом порнографических гласных, которые сливаются в стаккато от ударов входящего в него Минхо. Джисон больше не может думать, ему даже трудно нормально дышать, но его тело посылает ему понимающий сигнал, как только он наконец чувствует, как рука Минхо отпускает его член после одного скользкого, последнего толчка: это самый сильный его оргазм. Он никогда раньше такого не чувствовал. И это не помогло успокоить жар в его груди. Он горит повсюду, даже когда остальная часть его тела кажется желеобразной на простынях. Он даже не шевелит запястьями в том месте, когда они сложены друг на друге над его головой, когда Минхо отпускает и их. Джисон едва ли способен даже заметить это. Слезы продолжают наполнять глаза и вытекать из них вялыми потоками из-за чрезмерной стимуляции Минхо, потирающегося о него внутри, и Джисон смаргивает их, когда они начинают затуманивать зрение. Он хочет смотреть и видеть, как Минхо приподнимается, чтобы сесть на колени, опускает руки, чтобы сжать бедра Джисона, и небрежно приподнимает всю его нижнюю половину, мышцы рук выпирают, когда он держит его на уровне своего члена для лучшего доступа, чтобы использовать его. Так он может двигаться быстрее. Кажется, что толчки Минхо удваиваются в темпе, но Джисон не смотрит, а чувствует вместо того, чтобы видеть. Это чувство заставляет его издавать серию слабых стонов, смешивающихся с ударами бёдер Минхо по его заднице и затрудненным дыханием над ним. Вот куда смотрит Джисон. Его веки расширяются ещё больше, когда его взгляд ловит лицо Минхо: сосредоточенный и напряжённый, глаза зажмурены, он прикусывает нижнюю губу достаточно сильно, чтобы порвать кожу. Джисон чувствует, как ритм его толчков начинает колебаться, превращаясь во что-то более рванное и грубое, он резко выдыхает через нос и сильно впивается в бёдра Джисона. Он понимает, что наконец-то использует тело Джисона, чтобы кончить, и это одна из самых горячих вещей, которые он когда-либо видел. — Кончи в меня, — выдыхает Джисон. Кажется, что мир останавливается, когда Минхо открывает глаза и смотрит на него сверху вниз, тёмные глаза такие живые и поглощающие, но в то же время далекие. — Джисон. Джисон моргает и чувствует, как слёзы текут по волосам к затылку. — Детка... — шепчет он. Это добивает Минхо. После нескольких заключительных толчков и хриплого ах-а... вырвавшихся из красных обкусанных губ Минхо, Джисон чувствует судороги в его члене, когда он освобождается. Нескончаемые потоки спермы выстреливают в него, и Джисон чувствует, как она наполняет его, слишком горячая и слишком приятная для его стенок. Минхо стонет, и его толчки замедляются, глаза опускаются, чтобы посмотреть, как его член остается мокрым от семени каждый раз, когда он выходит из дырочки Джисона. Затем он толкает его обратно, вращая бёдрами, чтобы медленно протолкнуть свою сперму обратно в Джисона, не заботясь о том, насколько сильно он стимулирует себя. Он в последний раз входит до самого основания, поглаживая большими пальцами бёдра Джисона, пока тот не становится мягким внутри. Примерно через минуту между ними не было ничего, кроме общего дыхания от их напряжения, Минхо издает напряженный вздох, когда вырывается, выскальзывает из Джисона, когда он медленно укладывает поясницу на матрас. Джисон замечает, как взгляд Минхо снова падает на беспорядок между ними. Благоговейное "блять" срывается с его губ, Джисон с любопытством опускает взгляд вниз. Несмотря на то, что он только что кончил, Джисон видит, как член Минхо дёргается в интересе, не совсем мягкий. Прежде чем он успевает задаться вопросом почему, он чувствует незнакомое ранее ощущение спермы Минхо, вытекающей из него, одной медленной струйкой, вниз расселины его задницы, и о, что это то, на что Минхо смотрел. Независимо от того, насколько измучен или выебан был Джисон, он никогда не терял ту нотку юмора, с которой любил дразнить Минхо. Он использует остатки своей энергии, чтобы раздвинуть ноги шире, несомненно, обнажая большую часть своей дырочки. Он знает это, он может чувствовать, как из него вытекает ещё больше освобождения Минхо, и взгляд абсолютного голода, от которого веки Минхо опускаются до щёлочек, заставляет уголок рта Джисона дёрнуться от удовольствия. Затем Джисон поднимает руку, и Минхо следует глазами за ней, между ними, между ног Джисона, пока она потирается указательным и средним пальцами его чувствительный вход. Он собирает семя подушечками пальцев, прежде чем вернуть его в рот. Он хотел бы видеть, как выглядит со стороны перед тем, как попробовать, но он хотел сохранить полный зрительный контакт с Минхо, видеть, как он смотрит, как Джисон прижимает пальцы к своему языку, прежде чем обхватить их губами, посасывая. Он позволяет лёгкой солоноватости коснуться его вкусовых рецепторов, прежде чем глотает, и да, теперь Минхо действительно выглядит так, как будто хочет его растерзать. — Я всегда хотел попробовать тебя на вкус, — признается Джисон, убирая кончики пальцев ото рта, ещё влажные и блестящие. Минхо глубоко вздыхает, расслабляясь, поглаживая рукой одну из ног Джисона. Однако он никогда не отводит взгляда, и Джисон может сказать, что он уловил, как старший с любопытством приподнимает одну бровь. — Твой вердикт? — мурлычет он. Джисон делает вид, что мгновение думает об этом, в задумчивости переводя взгляд на койку над ними. Он не может скрыть ухмылки, когда глаза возвращаются к мальчику, стоящему над ним на коленях. — Неплохо. — Пфф, как будто ты лучше, милый, — Минхо фыркает, снова снисходительно. Даже несмотря на такой ответ, в его глазах мерцает что-то тёмное, и у Джисона перехватывает дыхание, когда Минхо поднимает руки по обе стороны от его живота, наклоняясь. Он опускает голову, к собравшейся липкой жидкости в его середине, и слизывает, медленно очищая его. От влажных звуков мышцы живота Джисона напрягаются, и, чёрт возьми, его член снова дёргается. Минхо, должно быть, заметил это, потому что Джисон внезапно чувствует короткий шёпот тёплого дыхания на головке, прежде чем губы Минхо обволакивают её. — Ох, блять, хён, — Джисон морщится от чрезмерной чувствительности. Минхо мычит вокруг него, легко удерживая его талию руками, чтобы тот не мог выпрямиться или вздрогнуть. В конце концов Минхо выпускает его с грязным чпок, несколько раз причмокивая губами, когда смотрит на Джисона с пустым выражением лица. Джисон приподнялся на локтях, чтобы оказаться на одном уровне с глазами Минхо. — Твой вердикт? — он тяжело дышит, приподняв бровь. Взгляд, которым стреляет в него Минхо — идеальный баланс между раздражением и насмешкой. — Неплохо, — язвительно отмечает он ровным голосом. Джисон собирается одарить его запыхавшейся улыбкой, но тут его внезапно осенило. Воспоминание — это утро, всё, что было с этого утра. До того, как Феликс вернулся домой, до того, как Минхо нависал над ним с обещанием его кульминации в его сжатый кулак, до всех поддразниваний, подначиваний и отрицаний. До всего этого это были поцелуи. Так много поцелуев, включая первый, который они когда-либо разделили. Боже, думает Джисон, об их первом поцелуе. И всё из-за Минхо. Я думаю, хён должен попробовать. У Джисона появилась идея. — Я тебе не верю, — Джисон бормочет, надеясь, что ему удалось эффектно повторить то, как Минхо звучал в тот момент этим утром — мрачно, желанно и нуждающе. Для всех остальных выражение лица Минхо не изменилось. Оно пустое, безразличное, в его чертах нет ни намека на эмоции или слабость. Хотя Джисон его знает. Он прожил в своем пространстве много лет и наблюдал за ним еще дольше, пытаясь перечислить все особенности, манеры и причуды, которые он мог найти в мальчике, которого, как ему казалось, он никогда по-настоящему не сможет прочитать или понять. Он никогда не заходил далеко, но он знает, что Минхо понимает, как только его глаза перемещаются, в них что-то мерцает. Глаза Минхо отрываются от Джисона только для того, чтобы опустить лицо обратно на его живот, закрывая их, когда он слизывает мягким языком часть его спермы, которую он пропустил ранее. Джисон наблюдает за ним в восхищенной тишине, слыша, как его собственное дыхание становится прерывистым, в то время как язык беспорядочно водит по мягкой линии его пресса, оставляя грязный след в углублении пупка. Когда он снова поднимается, Джисон замечает небольшие движения во рту — пытается собрать всё прямо на языке. Минхо ползёт по кровати, пока не седлает его как следует, упираясь коленями по обе стороны от его талии и поддерживая его рукой. Другая рука поднимается, чтобы схватить его за челюсть, и Джисон вздыхает в неё, открывая рот по неозвученной команде. Джисон высовывает язык изо рта, его глаза широко раскрываются, когда он смотрит в глаза Минхо, прикрытые вожделением. Он чувствует, как большой палец Минхо нежно касается края его рта, один, два раза, а затем сплёвывает. Глаза Джисона закрываются от ощущения, как он касается его языка, а вскоре за ним следует рот. Он с довольным жужжанием пробегает им по своим вкусовым рецепторам, прежде чем проглотить соленость одним глотком. Подумать только, совсем недавно он съёживался перед камерой из-за идеи обмена слюной. Боже, он был так чертовски против. Он медленно моргает, открывая глаза, когда снова переводит взгляд на Минхо, который пристально смотрит на него в ответ. Ему интересно, о чём он думает, что он видит: псевдо-невинность округлившихся глаз Джисона под ним, кожа, испещренная агрессивными засосами, следами укусов, вмятинами от ногтей, залитыми их спермой. Минхо отвечает. Большой палец в уголке его рта поднимается вместе с рукой Минхо к скуле младшего, и он рассеянно проводит по дорожкам высохших слёз. Он наклоняется, пока их носы не соприкасаются друг с другом, достаточно близко, чтобы чувствовать каждое дыхание, касающееся его губ. — Идеально, — Минхо шепчет, прежде чем снова прижать их рты друг к другу, облизывая нижнюю губу. Джисон дышит в открытый рот, когда рука у его щеки прокрадывается дальше, чтобы погладить его по затылку, оставляя лёгкие, ленивые царапинки на его голове. Это удерживает Джисона, когда поцелуй становится глубже, и он чувствует, как слабеют его конечности, мягко опуская его на подушку. Минхо прижимается к нему всем своим обнаженным весом, не заботясь о том, что его живот станет липким. Чёрт, Джисон мог бы целовать его часами. Он никогда не устанет от того, какими мягкими кажутся его губы и язык, томно трущиеся о его собственные влажными, грязными прикосновениями. Все укусы Минхо теперь нежные и ленивые, время от времени он покусывает нижнюю губу, не в силах держать свой рот дальше, чем в нескольких дюймах ото рта Джисона. Джисон протягивает руки между ними, чтобы поднять их к лицу Минхо, обхватывая его с двух сторон. Минхо отстраняется, пока их носы не соприкасаются, глядя на него сверху вниз. Они просто смотрят друг на друга в течение долгой, многозначительной паузы, прежде чем глаза Джисона опускаются к его скулам. Он трёт их взад-вперёд большими пальцами в лёгком как перышко прикосновении, всё ещё не в силах поверить, что это происходит на самом деле, что кожа под подушечками его пальцев настоящая. Эйфория заставила его снова хотеть заплакать, осознав, что всё, чего он когда-либо хотел, теперь было у него в руках, смотрело на него сверху вниз, как будто не было ничего другого, на что он когда-либо хотел бы смотреть снова. Он хотел жить в вечности этого момента. Он хотел быть поглощенным этим, пока всё остальное не перестало бы существовать. Не шли бы секунды, не продолжалась жизнь, ничего не существовало бы за пределами этой комнаты, за чёрной, изъеденной молью занавеской Минхо. Только он. Минхо. А почему ты не можешь? Мысли Джисона звенят вдалеке. Теплый. Мягкий. Что тебя останавливает? Может, одно. Должно быть, насколько он расслаблен, полон и насыщен всем изнутри. Он настолько доволен, что даже не замечает, как его дыхание выравнивается, когда он смотрит на Минхо, или то, как его взгляд на него медленно прерывается из-за его тяжёлых век. В конце концов, он не открывает их снова при одном особенно сильном моргании, мысли ускользают в подсознание. Последнее, что он слышит — это тихий смех над собой: крошечные порывы воздуха, которые так далеко. Он не хочет, чтобы это уходило. Джисон борется, чтобы не заснуть. Его разум отказывается подчиняться своему телу, как бы он ни был парализован, и он обнаруживает, что приходит в сознание в короткие короткие эпизоды, прежде чем снова провалиться. Вес над ним исчезает. Джисон изо всех сил пытается поднять веки, разглядывая расплывчатый вид обнаженного силуэта Минхо, сидящего на краю кровати — возится с салфетками, которые принес ещё до того, как всё это началось — прежде, чем его зрение ухудшается и втягивает его обратно. Он отстраненно признаёт, что его ноги раздвинуты, а затем его очищают, его нижнюю половину и живот вытирают нежными движениями, пока он плывет в собственном маленьком подвешенном состоянии. Затем он чувствует, как вес покидает и кровать. Стук ног по полу льётся в правое ухо, становясь всё тише. Запоздалого, панического осознания того, что Минхо уходит от него, достаточно, чтобы дать Джисону сил открыть глаза. Его голова наклоняется в сторону, взгляд цепляется за спину Минхо, направляющегося к двери, ведущей в холл. — Не оставляй меня, — не моргая, проговаривает Джисон сквозь возмущённый стон. Минхо замирает, бросив на него взгляд через плечо. — Я умру, если ты оставишь меня. Джисон не упускает из виду, как Минхо закатывает глаза, прежде чем продолжить путь к двери, но останавливается перед ней вместо того, чтобы выйти, как он себе представлял. Тот просто бросает пригоршню салфеток в мусорное ведро рядом с ней, и Джисон бросает осторожный взгляд на его фигуру, когда старший неторопливо подходит к одному из ящиков для хранения под кроватью Хёнджина, доставая сложенное в квадрат одеяло. Губы Джисона остаются надутыми, даже когда Минхо возвращается к нему. Он роняет одеяло прямо на него. Единственная реакция Джисона — издать драматический стон, приглушенный и утопающий в жаре его собственного дыхания. Такое чувство, что все его тело замирает в напряжении, необходимого для того, чтобы просто поднять руку к одеялу и лениво стянуть его. Как только это происходит, он моргает при виде Минхо, возвращающего ленту своей занавески на место, постепенно окутывая кровать, пока она полностью не скроет её тенью. Минхо бросает беглый взгляд на Джисона, отодвигая угол, чтобы войти. — Ты настоящий идиот, если думаешь, что я когда-нибудь тебя оставлю. А затем Минхо двигает его, кожа его предплечий прижимается к Джисону, когда он подхватывает их под колени и за спину, чтобы поднять, прижимая его ближе к стене, чтобы освободить место. Джисон наблюдает за ним сквозь пленку усталого тумана; как он на коленях заползает на матрас, чтобы наконец лечь рядом с ним, позволяя занавеске опуститься позади него, отрезая их от всего остального, что вообще существует. Как только Минхо схватил одеяло и как следует укрыл их, он повернулся на бок, чтобы посмотреть на то, что мог видеть в Джисоне. — Подними голову, — мягко говорит он. Джисон использует последние силы, чтобы сделать это, испустив удивленный вздох, когда чувствует на себе руки Минхо. Он притягивает его к себе, пока лицо Джисона не упирается ему в грудь, а бицепс Минхо — в подушку. Воодушевлённый общей, абсолютно маниакальной потребностью быть как можно ближе к нему, Джисон находит в себе силы перекинуть ногу через одну из ног Минхо и просунуть руки между ними, чтобы они могли удобно прижаться к его грудине. Джисон с облегчением выдыхает, и чувство удовлетворения возвращается, омывая его волнами тепла, которые медленно манят его ко сну. Когда Минхо зарывается носом в макушку Джисона, тот приходит к выводу среди туманных, измученных уголков своего разума: Минхо был идеален. Нет, Минхо был идеальным для него. Даже когда Джисон пытался убить жар в животе, убедить себя за годы, проведенные между ними, что это было ненужное желание, он знал, что это никогда не было правдой. Минхо был необходим. Он знал по тому, как тепло ярко и опасно плясало на грани в нём каждый раз, когда Минхо бросал одну из тех редких, грубых улыбок безумной радости, как что-то грустное звенело в его ушах и пульсировало пустотой в его теле при каждом напоминании о том, что, как бы сильно они ни соприкасались, это никогда не будет чем-то большим. Он был бы вынужден оставаться на расстоянии, его никогда бы не впустили, он застрял бы в болезненном удивлении от того, что могло бы быть, что медленно съедало бы его заживо изнутри. Но теперь Джисон был здесь, и ему, наконец, позволили оценить, какое совершенство ему никогда раньше не позволяли засвидетельствовать. Это было в деталях: Минхо открыто смотрел на Джисона, как будто он был самой вселенной, не в силах оторваться от него, вдыхая и поглощая, пока стало невозможно сказать, где кончается одно и начинается другое. Теперь его рука перекинута через Джисона, прижимая его к стене, будто он хочет держать его подальше от остального мира. Джисон вздыхает и закрывает глаза. Он чувствует явные признаки того, что его разум ускользает, и наклоняется вперёд, пока его губы вслепую не касаются кожи. — Я так чертовски сильно тебя люблю, — думает он вслух, сонно шепча. Джисон чувствует, как дыхание щекочет его волосы, когда Минхо тихо смеётся. — Я знаю. А затем Джисон ускользает и льнёт к груди Минхо, наконец, обретя покой. Минхо чувствует, как тёплое дыхание на его коже доходит до бессознательного состояния, и только тогда он целует волосы Джисона. — Я тоже тебя люблю.