Уроки бдительности

Когда вы добираетесь до деревни, небо уже бледно-голубое, и лёгкие перистые облачка исчерчивают его, точно следы от подушки. Из-за холмов поднимается сонное солнце. Здесь все просыпаются рано, и ваше возвращение не остаётся незамеченным. Местные украдкой – или же думают, что украдкой – оглядываются на вас, перешёптываясь между собой, но не смея спросить ничего в полный голос, косятся на пятна крови на вашей форме и на усталые лица. Какая-то собака вырывается чуть ли не под копыта ваших коней и заливается звонким лаем, но буквально через мгновение подскочивший следом мужчина хватает её за ошейник и поспешно уводит с дороги. Перед домом целителя Андроксус останавливается. – Незачем терять здесь день, – объявляет он и обращается к солдатам: – В полдень выдвигаемся, а пока – вольно, можете отдыхать. Не вздумайте только нализаться, если не хотите потом до самой Крепости тащиться за своими лошадьми волоком по земле. Он даже не повышает голоса, но ты почему-то и так уверена, что его не посмеют ослушаться. Корвус кратко кивает и, подхватывая поводья своего коня, направляет его в сторону таверны. Солдаты следуют за ним, предвкушая долгожданный отдых после бессонной ночи. Вы же с Андроксусом спешиваетесь и привязываете коней. – Лучше тебе идти вперёд, – замечает он, перед тем как постучать в дверь. – С твоей рукой будет меньше возни хотя бы потому, что тебе не нужно накладывать швы. Платок действительно присох к ладони намертво. Когда целитель, суетясь, пропитывает ткань тёплой дезинфицирующей жидкостью, рану начинает слегка пощипывать. Андроксус терпеливо сидит в двух шагах от тебя, устало откинувшись на спинку побитого молью кресла. Ты рассеянно рассматриваешь его профиль и задумываешься о том, что с трудом представляешь его, подчиняющегося чьим-то приказам, как вы с Корвусом сейчас, – хотя, несомненно, и он когда-то был новобранцем. Заметив, что ты на него смотришь, Андроксус ловит твой взгляд и вопросительно приподнимает здоровую бровь. Прежде чем ты успеваешь что-то сказать, целитель, тщательно смочив твою повязку, поднимается на ноги. – Посидите так минут десять, мэм, ткань должна отмокнуть. Я пока мазь замешаю… Он удаляется в соседнее помещение, толкнув скрипучую деревянную дверь, и на мгновение за ней мелькает край столика с медикаментами. – Так что такого интересного у меня на лице? – спрашивает Андроксус, убедившись, что за шуршанием мешочков с лекарствами целитель не услышит его слов. На мгновение ты теряешься, – у тебя не было никакого намерения беззастенчиво пялиться на человека, да ещё быть пойманной за этим делом. Но вопрос вырывается сам собой, негромким голосом и в неестественно непринуждённом тоне: – Как давно вы уже во Внешнем Трибунале? Он выпрямляется в кресле. – Почему спрашиваешь? – Без какой-то конкретной цели, – пожимаешь плечами ты. – Просто… любопытно. Вы сразу поняли, как закрыть тот разрыв, – так что логично предположить, что вы уже сталкивались с подобным. Андроксус криво усмехается. – «Любопытно», ха? – Он с хрустом разминает очевидно занемевшую от неудобной позы шею. – Напомнить, что любопытство сделало с кошкой? Тебе снова становится неловко; проклиная свою несдержанность, ты отворачиваешься, бормоча: – Забудьте мой вопрос, сэр. – Моя первая миссия была почти восемь лет назад, и я за эти годы сталкивался с такими формами зла, которые тебе и не снились, – он снова расслабляется в кресле и задумчиво прищуривается. – И с любопытства начиналась как минимум пятая часть всего дерьма, которое нам приходилось потом разгребать, учти. Ты не находишься, что на это ответить. Через несколько минут целитель возвращается в комнату, на ходу энергично помешивая мазь в глиняной мисочке. Усевшись на своё место напротив тебя, он аккуратно поддевает край платка и, придерживая кожу, уже без труда наконец-то освобождает от него твою руку. Затем, обработав края всё той же обеззараживающей жидкостью, он наносит на рану свежеприготовленную мазь. Ты заворожённо наблюдаешь, как он щедро распределяет по коже прохладную бледно-жёлтую субстанцию с едва уловимым пряным запахом; в этот раз рану не щиплет совершенно. Закончив с мазью, целитель неплотно заматывает твою руку чистым бинтом. – Самое позднее к завтрашнему утру заживёт, – обещает он, ещё раз убедившись, что затянул повязку не слишком туго. Ты достаёшь было мешочек с золотом, но целитель чуть ли не испуганно машет руками: – Нет-нет, что вы, с вас я не возьму денег! Вы ж разобрались с теми огнями в лесу? Вы с Андроксусом переглядываетесь. – Да, – осторожно отвечаешь ты. Целитель расплывается в улыбке. – Вот! Значит, можно опять спокойно ходить в лес за травами, а это принесёт мне в сто раз больше, чем я мог бы взять с вас за эту царапину. – Эм-м… тогда спасибо, – в лёгком замешательстве киваешь ты, поднимаясь со своего стула. – Да пустяки, – отмахивается целитель и поворачивается к Андроксусу: – Теперь вы, сэр. Тот садится на твоё место и бросает тебе: – Команда «отдыхать» тебя тоже касается. Никто из вас не нужен мне сегодня падающим с коней от усталости. – Принято, – отзываешься ты, уже берясь за ручку двери. Последнее, что ты успеваешь заметить, прежде чем захлопнуть её за собой, – рука целителя со сложенным полотенцем, мягкими движениями смывающая с лица Андроксуса засохшую кровь. С утра местная таверна практически пуста – люди заняты скотиной и работой в поле, и только пара-тройка самых безнадёжных завсегдатаев трутся у стойки, с трудом поддерживая тело в вертикальном положении. И, пока они платят, хозяйка морщится, но наливает им стакан за стаканом, пряча монеты в карман передника. Корвуса ты замечаешь без труда, едва войдя в общий зал. Стол, который он занял, стоит дальше всех от входа, почти в углу; никакой посуды на нём не наблюдается, и Корвус, кажется, просто дремлет, прислонившись спиной к стене. Приблизившись, ты садишься рядом и нерешительно трогаешь его за плечо. – Корвус? Он вздрагивает от твоего голоса, мелко моргая, и резко поднимает голову. Постепенно его взгляд проясняется. – Чёрт. Уснул тут, как пьяница. – Лучше попроси у хозяйки комнату до обеда. Я именно это и собираюсь сделать, – ты зеваешь, прикрыв рот ладонью. – Меньше шансов проснуться без кошелька и оружия. – Ну, оружие стащить не посмеют, – возражает Корвус. – Снаряжение Внешнего Трибунала потом так просто не сбыть. Он трёт веки, стряхивая остатки сонливости, и ты замечаешь, что он слегка морщится, словно прикосновение к глазам причиняет боль. – Ты… в порядке? Должно быть, твой вопрос прозвучал слишком неуклюже и неожиданно, потому что Корвус вскидывает брови: – А с чего вдруг мне быть не в порядке? – Тебе сегодня тоже прилично досталось, но к целителю ты даже не заглянул. – А что бы он сделал? – Корвус фыркает. – Я не ранен. В этой глуши максимум, что он бы мог мне предложить, это какую-нибудь микстуру, чтобы спать без снов. – Даже если так, она не была бы лишней. – Нет, спасибо. Не горю желанием травиться сомнительными зельями из дремучей деревушки. Понизив голос, он добавляет: – Отец – самый могущественный маг из ныне живущих. Возможно, есть какая-то логика в том, что мои способности – не унаследованная от него магия, а устойчивость к ней. Это нужно обсудить с отцом, а не с травниками. Он кладёт ладони на стол и поднимается с лавки. – Спасибо, что разбудила. Проводив его взглядом, ты тоже поднимаешься из-за стола, подавив второй, уже более навязчивый зевок. До полудня ещё около шести часов, и этого времени должно хватить, чтобы хоть немного подремать. К полудню погода начинает портиться; небо сереет, и солнце полностью скрывается за пеленой туч. Умывшись и приведя себя в порядок, вы седлаете коней, когда Андроксус, наконец, присоединяется к вам. Тебе в глаза сразу бросается белеющий на его брови пластырь, которым целитель заклеил наложенные швы. – Я уже сообщил старосте, что причина "огней в лесу" устранена, а дом проклят, поэтому к нему нельзя приближаться, – сходу объявляет Андроксус, а ты гадаешь, спал ли он вообще. – Нужно будет отправить сюда специалистов из Крепости и сравнять этот дом с землёй, пока там не завёлся ещё один экспериментатор. Он выпрямляется в седле и командует: – Вперёд. Если повезёт, минуем грозу и успеем добраться до перекрёстка прежде, чем вымокнем до нитки. Вы покидаете деревню, и постепенно крепчающий ветер подталкивает вас в спину, точно поторапливая. Ливень разражается спустя несколько часов после того, как скрываются из виду потрёпанные крыши деревенских домов. *** Постоялый двор «Несносная Бравия» призывно светит окошками, точно маяк посреди ненастья. Это добротное, двухэтажное строение – не чета плохонькой таверне из деревни, – высится на берегу реки и выглядит так заманчиво и уютно, что путники со всех сторон перекрёстка не упускают случая пропустить здесь стаканчик-другой, а то и переночевать с комфортом, если в карманах водится чуть побольше денег. За последнюю неделю вы уже во второй раз собираетесь остановиться здесь на ночь. Мысли об очаге, горячей воде и еде придают сил, и вы, промокшие и уставшие, въезжаете во внутренний двор. Лошади всхрапывают и роют копытами землю; от конюшни, расположенной чуть ниже по течению реки, торопливо бегут, не обращая внимания на ливень, трое крепких мальчишек лет пятнадцати – слуги. Андроксус спешивается первым; на почтительный поклон мальчишки, принимающего у него из рук поводья, он отвечает кратким кивком. Позволив увести своих лошадей на конюшню, вы наконец-то оказываетесь в помещении. Хозяин постоялого двора, лысеющий пожилой дварф с каштановой бородой, заплетённой в причудливую тройную косичку, уже направляется к вам; и если конюхи несколько минут назад бежали вам навстречу, торопясь услужить, то он держится так, словно принимает у себя старых друзей. Имени его ты не знаешь, но, несмотря на возраст, назвать этого бойкого, предприимчивого и громкоголосого дварфа стариком у тебя язык не повернётся. Ёжась от промокшей одежды и предвкушая скорое от неё избавление, ты безропотно тянешься за деньгами. Через пару часов, согревшись, отмокнув в горячей воде и высушив одежду у очага, вы устраиваетесь за столом в главном зале, где царит уютное оживление. Здесь, на постоялом дворе на перекрёстке нескольких трактов, публика собирается самая разношёрстная, и никто не пялится на вашу форму так, как это было в деревне; от непогоды спасаются торговцы, солдаты, путники всех мастей, которым официантки едва успевают разносить кружки. Хозяин в знак уважения сам подносит вам ваш заказ и, удалившись обратно за стойку, принимается протирать посуду. Отведя от него взгляд, ты замечаешь, что Андроксус не спешит притрагиваться к своей кружке. Он хмурится, будто задумавшись о чём-то неприятном; локти на столе, пальцы сцеплены в замок. Ты делаешь глоток и со стуком ставишь кружку на стол, когда Андроксус, наконец, выныривает из своих мыслей. – По итогам этой миссии я должен кое-что сказать, – начинает он, будто вы только что, а не несколько часов назад, вышли из того злосчастного особняка в лесу. – В ходе операции я допустил ряд ошибок, недостойных командира. Во-первых, я был излишне предвзят в отношении вас, обоих. Во-вторых… – он раздражённо дергает щекой, – …позволил той твари взять себя под контроль. Краем глаза ты замечаешь, как его пальцы сжимаются в кулаки, но голос остаётся спокойным. – Но свои ошибки я признавать умею. Поэтому по возвращении в Крепость позабочусь, чтобы вы оба были приставлены к награде. Глинтвейн в твоей кружке согревает и снаружи, и изнутри; тепло разносится по жилам, в кончиках пальцев приятно покалывает. Впервые за весь день возникает ощущение спокойствия и уютной идиллии. – А кто такая Бравия? – интересуешься ты у хозяина, когда тот подходит убедиться, что всё в порядке. – Жена? Дварф смеривает тебя проницательным взглядом из-под густых бровей, точно решая, доверять тебе правду или нет. – Дочь! – отрезает он и ворчливо добавляет: – Год как в Крепость ускакала в солдаты, несносная девка, на кого только таверну оставлять! Корвус одобрительно кивает. – Магистрату нужны достойные люди, – замечает он. – И потом, как-то непохоже, чтобы ты тут не справлялся один. Дварф переводит взгляд на него и прищуривается. – Молодёжь уверена, что их родители вечные и всегда будут подтирать им задницу. А в один прекрасный день необходимость принимать сложные решения, которую они годами спихивали на родителей, сваливается на них самих, и они начинают творить ахинею, думая, что всё делают правильно. Корвус смотрит удаляющемуся дварфу в спину и качает головой, хмурясь. – Этот старик слишком многое себе позволяет. – Ну, во-первых, у тебя на лице не написано, что ты сын Карне, – напоминает Андроксус. – А во-вторых, его слова способны задеть разве что тех, кто узнает в них себя. И кстати, – он ставит на стол свою пустую кружку, – если для тебя вдруг это всё ещё не очевидно: каким бы ни было происхождение, во Внешнем Трибунале оно не даёт абсолютно никаких преимуществ и прав на поблажки. Если слова дварфа Корвуса и не задели, то слова Андроксуса – точно. – Я имел в виду, что чем дальше от Крепости, тем распущеннее люди, если считают нормой разговаривать с солдатами Магистрата в таком тоне, – холодно отвечает он. – Не думаю, что в этой форме я похож на кого-то, кто нуждается в его поучениях. Андроксус усмехается. – С удовольствием послушаю твои предложения. Публично высечь старика на площади за пару минут его брюзжания? Заставить его молить о прощении на коленях? Он поднимается с лавки и привычно отбрасывает волосы с лица. – Достаточно бессмысленной болтовни. Я проверю коней, а вам отбой, выдвигаемся в восемь утра. Поднявшись на второй этаж и едва захлопнув за собой дверь, ты отмечаешь, что здесь, в отличие от шумного зала, стук дождя по крыше слышен гораздо сильнее. Но спать хочется так сильно, что он едва ли сможет помешать. За ночлег в отдельной, маленькой, но уютной комнате пришлось раскошелиться, но уединение, отсутствие посторонних взглядов и источников света стоило каждой монеты. Раздевшись, ты укладываешься на восхитительно мягкие простыни, укутываешься одеялом, и сон тут же принимает тебя в свои объятия. Непонятно, сколько прошло времени и что именно тебя разбудило, но тебе кажется, что прошёл всего лишь миг. Открыв глаза, ты понимаешь, что всё ещё глубокая ночь; дождь прекратился, и слабый ветерок из приоткрытого окна тревожит шёлковую штору. Ты поворачиваешься на другой бок, но сон, похоже, улетучился окончательно. Смирившись с этим, ты вздыхаешь и садишься на кровати, лениво потирая смутно чешущуюся под повязкой ладонь. Бинты уже растянулись и частично расслабились, боли в руке нет, и ты решаешь, наконец, снять повязку и убедиться в честности деревенского лекаря. Подойдя к окну и вступив в луч лунного света, ты удовлетворённо отмечаешь, что рана зажила почти бесследно – о ней напоминает лишь светло-розовый шрам точно посередине ладони. Ты осторожно касаешься его и ощущаешь под пальцами гладкую новую кожу. Окно комнаты выходит на реку, и в ночной тишине негромкий шум воды и плеск играющей рыбы слышно даже здесь. Уже собираясь отойти от окна, ты бросаешь взгляд на погружённый в сон двор и неожиданно различаешь на мосту знакомую высокую фигуру в форме. А ему-то что в своей комнате не сидится? Рассудив, что сна всё равно нет, а прогулка на свежем воздухе может запросто его вернуть, ты торопливо одеваешься и, стараясь двигаться как можно бесшумнее, спускаешься вниз в уже почти опустевший зал. Придержав дверь, чтобы она не скрипнула, выскальзываешь в прохладную ночь. Андроксус оглядывается на звук твоих шагов, едва ты ступаешь на тропинку, ведущую к мосту; узнав тебя, он опирается локтями о перила и снова отворачивается к реке. – Не спится? – негромко интересуется он не глядя, как только ты подходишь ближе. – Вообще никак. Увидела вас в окно, и стало интересно, по той же причине ли вы здесь. Он прищуривается. – Что я говорил тебе насчёт любопытства? Но в его голосе не чувствуется раздражения, совсем. – Просто убеждаюсь, всё ли в порядке. Если мешаю, могу уйти, сэр. – Не мешаешь. Как хочешь. Ты хочешь остаться, и встаёшь рядом с ним, тоже облокотившись о прохладные перила. Внизу мерно шумит тёмная вода. – Как рука? – нарушает молчание Андроксус. Ты демонстрируешь ему избавленную от бинтов ладонь. – Зажила полностью. А ваша… – ты осекаешься, осознав, что его бровь всё ещё заклеена пластырем. Но он догадывается. – Не кровоточит и не отвлекает болью, это пока главное. Повезло, что упал не глазом, – отвечает он на твой незаданный вопрос и, немного помолчав, неожиданно добавляет: – Не могу не признать, что вырубили вы меня грамотно. Чёрт. – Так вы… помните, что это был Корвус? – вырывается у тебя. Андроксус качает головой. – Моё последнее воспоминание – как что-то обжигает мне пальцы и я собираюсь посмотреть, что с ними. Кроме вас и этой твари, в доме не было никого. Кто ещё мог меня ударить, если не кто-то из вас двоих? Чёрт! Должно быть, Андроксус замечает, как ты меняешься в лице. – Что, ты ожидала, меня это разозлит? Или я расценю это как нападение на командира? Чего-то подобного, несмотря на смягчающие обстоятельства в виде одержимости упомянутого командира, ты и ожидала, поэтому неуверенно киваешь. Андроксус хмурится. – Если ты забыла, я приказал стрелять в меня в случае, если подобное повторится. Нужно объяснять, почему я это приказал? – Потому что наш долг – быть на страже безопасности Королевства и не позволять преступникам уйти от правосудия. Но… – Никаких «но». Под воздействием тех кристаллов я подверг опасности ваши жизни, и вы отреагировали правильно. Не заставляй меня задумываться о том, что я преждевременно похвалил вас. Ветер крепчает и свежеет; небо над горизонтом озаряется яркой вспышкой. – Лучше вернуться внутрь, пока опять не разразился ливень, – замечает Андроксус. Ты согласно киваешь. Пока ещё глухой раскат грома сотрясает небо в тот момент, когда вы ступаете на тропинку до таверны. Знакомая комната встречает тебя тишиной; в полумраке белеет разобранная постель. Ты подходишь к окну, чтобы прикрыть его перед приближающейся грозой. Отчётливая, тонкая молния на мгновение демонстрирует тяжёлые набухшие дождём тучи, угрожающе нависшие совсем низко. Мысленно ты начинаешь отсчитывать секунды. Уже на седьмой оконные стёкла дребезжат от грома. Постель теперь выглядит намного уютнее, учитывая налетевшую непогоду, и ты поспешно забираешься под одеяло, надеясь, наконец, уснуть. И у тебя получается.