Апельсин

      Никогда в жизни Игорь столько не говорил. Он много где побывал и много чего видел — ему было что рассказать Алисе. Она не противилась его обществу, когда они прогуливались по парковым дорожкам пансионата, и Игорь рассказывал. Без остановки. Без перекура. Без перерыва на обед. Рассказывал случаи из своей студенческой жизни, вспоминал армию, походы по Уралу и Карелии, сплавы на Алтае и в Якутии. Рассказывая, увлекался сам, поглощённый стремлением заинтересовать Алису, и иногда упускал момент, когда уже стоило остановиться. Только видя, как она зажимает уши ладонями, зажмуривает глаза и трясёт головой, умоляя проводить её «домой», понимал, что сегодня снова облажался.       Он расписывал в красках красоту Унжи, притока Волги, где стоит дом его бабушки. А за забором — дремучий сосновый бор. Алиса слушала и рассеянно кивала. Рассказывал, что в ту деревню дороги нет и попасть туда можно, лишь переплыв через реку на пароме. Который называется «Бесов нос». Алиса слушала и приподнимала уголки губ в учтивой улыбке. Он говорил, что очень хотел бы познакомить её с бабушкой, покатать на лодке по Унже, сводить в лес за боровиками и земляникой. Алиса затыкала уши, зажмуривалась и мотала головой, не желая слушать дальше. И на завтра отказывалась выходить из своей комнаты.       Они спускались по серпантину в ближайший городок на машине, а потом гуляли мимо витрин маленьких магазинчиков и продуктовых лавок, иногда заходя в кафе выпить горячего шоколада или съесть мороженое. Игорь рассказывал, как работал на путине на Сахалине и Камчатке, ездил за тайменем на плато Путорана и в Монголию. Алиса слушала, но её глаза безучастно смотрели сквозь него. Он обещал, что обязательно свозит её на плато Путорана и они поймают самого большого тайменя. Алиса затыкала уши и просила отвезти её в пансионат. И следующий день Игорь проводил в одиночестве, ругая себя за чрезмерную поспешность.       Несколько раз они поднимались в горы, и он закрывал верх кабриолета, чтобы Алиса не замёрзла. Она отказывалась даже зайти примерить что-то из одежды, продолжая носить старый растянутый свитер, и в очередной выезд в город Игорь появился перед ней почти в таком же — крупной вязки, потрёпанном и бесформенном.       — Ты похож на бомжа… — озадаченно оглядела его Алиса. — Где ты его взял?       — На блошином рынке. Еле нашёл. — И добавил: — Я люблю простую одежду.       — Ты врёшь.       — Почему это? Просто я не мог заявиться сюда в таком виде в первый день. Мадам Леруа меня бы на порог не пустила. Без пальто от Тома Форда и порше она выгнала бы меня поганой метлой.       — Ты врёшь, — повторила Алиса. — Ты специально так вырядился, чтобы на нас не сильно глазели на улице. Когда рядом с расфуфыренным пижоном идёт толстая лохматая замухрышка в свитере, это вызывает любопытство. Почему ты смеёшься? — Она обиженно нахмурилась. — Ты смеёшься надо мной?       — Нет, Алиса, не над тобой. Я вспомнил одну шутку. Читал в интернете. На фото очень красивая девушка, и ей пишет парень. А сам он похож на гопаря. И пишет, мол, давай познакомимся. Она ему отвечает — ты в трениках и майке, поэтому нет. Он пишет — да не переживай ты так, тебе тоже такие купим. — Игорь хохотнул, но Алиса даже не улыбнулась. И на следующий день пришла на прогулку в мягких брюках и просторном кардигане. Оба свитера улетели в мусорное ведро.       Он рассказывал Алисе рыбацкие анекдоты и байки, вспоминал случаи из детства — аккуратно, выборочно, опуская некоторые подробности, что-то воровато замалчивая. И если вдруг прокалывался, то настороженно взглядывал, ожидая реакции на свой прокол. Он с радостью спел бы ей что-нибудь, но в его репертуаре были только блатные и непристойные песни. Да он готов был прыгать козлом — и прыгал бы, если бы не боялся напугать её.       Это не походило на любовь, ведь он совсем не знал Алису. Это не было одной лишь жалостью, хотя желание обнять и обещать — долго-долго, прижимая Алису к себе, целуя в волосы, осторожно вытирая мокрые от слёз щёки, что теперь, когда он рядом, ничего плохого с ней больше не случится, — преследовало его постоянно. Это не походило на безудержную страсть, потому что рядом с Алисой он не чувствовал вожделения. Это была странная, дикая потребность видеть её каждый день, каждую минуту, стремление вызвать у неё улыбку, а если повезёт, то и смех, смесь болезненной, одуряющей нежности и желания дышать с ней одним воздухом. И хотя бы изредка прикасаться.       Алиса продолжала шарахаться, когда он протягивал руку, чтобы помочь ей подняться со скамейки в парке или подстраховать, когда она спускалась по лестнице. Он открывал пассажирскую дверцу порше, и Алиса каждый раз настороженно замирала, глядя на него оттуда снизу вверх. Из-за низкой посадки из машины приходилось выбираться словно из ямы, и Алиса, отяжелевшая и неловкая, с трудом справлялась, но отказывалась от помощи. В итоге он просто стал подставлять ей локоть, чтобы она цеплялась за него и имела какую-то опору.       В один из первых октябрьских дней они сидели в маленьком уютном ресторанчике на городской площади, где по вечерам играла живая музыка, ели альпен макарони и запивали яблочным соком. Их уже хорошо знали там и привечали, будто старых друзей. И Игорь рассказывал:       — Я только с армии вернулся, с друзьями на Волге рыбачили. Понятно, что бухали. Палатки не брали с собой, тепло было… и мы спали прямо у костра на земле. Серёга, самый умный из нас, вытащил из багажника в носу лодки все вещи и устроил себе там гнездо на ночь. Только голова из люка торчала. А утром нагрянула рыбоохрана. Они смотрят, и что видят? Костёр потух, вокруг вповалку дрыхнут бухие мужики, везде валяются вещи, бутылки… а на носу лодки лежит отрубленная голова!       Алиса перестала жевать, ожидая продолжения.       — Утром было свежо, и это добавило Серёге синевы в портрет, — продолжал Игорь с энтузиазмом, — поэтому сходство было полное! Рыбинспектор обалдел! Хватает ружье — и на берег! Растолкал нас, а мы не можем понять, за что Серого замочили и голову ему отрубили. С перспективки все загрустили. Наконец рыбники решили осмотреть голову, подходят к лодке… — он сделал драматическую паузу, — и тут голова открывает глаза и орёт матом: «Твою мать, вытащите меня отсюда, у меня всё тело затекло!» Мы его вместе с инспекторами чуть по-настоящему не прибили.       Алиса вежливо улыбнулась, и Игорь отважился дотронуться до её руки.       — Когда-нибудь мы с тобой обязательно поедем на рыбалку. Я отвезу тебя на Кубу, мы снимем яхту и отправимся за голубым марлином. Мы…       Но Алиса уже не слышала. «Пожалуйста, отвези меня обратно…»       Он купил огромный телевизор и домашний кинотеатр, вышел победителем в схватке с экономкой, устроившей ему выволочку за испорченные стены, но когда всё повесил, установил и настроил, Алиса наотрез отказалась заходить в его домик, чтобы посмотреть какой-нибудь фильм. Кинотеатр перенесли в общий холл, а они стали ездить в Базель смотреть старые французские комедии, отправлялись на весь день в Лозанну гулять по набережной Женевского озера, выбирались в Грюйер обедать в ресторанчике в доме XIII века, поднимались в горы на пикник — с настоящей плетёной корзинкой с сэндвичами и термосом с горячим какао, шерстяным клетчатым пледом и складными туристическими креслами.       — Тогда ещё дед был жив, а мне лет десять было, — рассказывал Игорь, накрывая ноги Алисы пледом. — Мы пошли с ним и соседом дядей Борей рыбачить на протоку. Погода шик — тишина, лепота! Вдруг смотрим, на другой берег выходит лось. Постоял, огляделся, зашёл в воду и начал переплывать протоку на наш берег. Переплыл и двинулся прямо на нас. Огромный, как… как лось! А у нас ни оружия… ничего… Ну, мы на деревья и залезли. Сидим, от страха чуть кирпичей в штаны не наложили.       Алиса отхлебнула какао, улыбнулась, и он продолжал, ободрённый:       — А лось подошёл к нашей стоянке, обнюхал всё вокруг и встал. И мы вдруг видим — с того берега появились лосиха с лосёнком. Они тоже переплыли протоку, вышли на берег и пошли дальше. А лось постоял ещё немного и следом за ними потопал. Мы когда слезли, пошли проверять снасти. И что ты думаешь? Три леща, два судака и щука!       Алиса опустила взгляд, рассматривая свои неухоженные ногти.       — Вот такой подарок нам лосиная семья принесла. Разве это не здорово? — Игорь искательно заглядывал ей в глаза.       Она кивнула, слёзы закапали на плед:       — Да, если у малыша есть семья — это здорово. Давай вернёмся.       Тропинки парка и извилистую горную дорогу постепенно устилала палая листва, Алиса купила себе перчатки и стала укутывать шею шарфом. Иногда при прощании она протягивала Игорю руку для пожатия. А как-то они ели сырное фондю в одном из ресторанов Базеля и после очередной рыбацкой байки Алиса вдруг разговорилась сама.       — Помнишь, я тебе рассказывала, как стала рыбачить? — начала она неуверенно. Он кивнул. — Это тоже случилось там, на Арпи. Двоюродная сестра Карины выходила замуж, и мы были подружками невесты. Учебный год ещё не закончился, была только середина мая, но нас отпустили из школы на несколько дней. Одним утром мы пошли на озеро — я, Кирилл и дядя Эльмар. Справа там мелководье, навроде маленького залива, там малышня постоянно купается. И вот, пока дядя Эльмар и Кирилл готовили лодку и снасти, я пошла к тому заливчику. Уже тепло было, и я подумала, может, там вода прогрелась, чтобы искупаться. Смотрю, а там в яме большой сазан мечется. Наверное, он заплыл туда, а потом вода спала и он не смог выбраться. Я сначала обрадовалась. Думаю, надо же, какая удача. Попыталась его словить, но он такой сильный, прям с ног сбивал. Хвостом плещет. Я позвала своих. Кирилл смог ухватить его… — Алиса остановилась, задумалась, взглянула смущённо: — Но потом такое случилось! Представляешь, эта сазаниха начала пищать. — Она снова глянула, проверяя реакцию на свои слова: — Правда-правда, я не обманываю. Я же не одна это слышала. Дядя Эльмар и Кирилл тоже слышали.       — Рыбы могут издавать разные звуки плавательным пузырём и костными пластинками, — Игорь успокаивающе закивал, — поэтому я верю тебе. Я сам слышал, как хрюкает налим. А черноморская ставрида лает, как собака. Рыбы могут не только пищать и стонать, но и каркать, и даже цокать будто лошадь.       — Вот как? Я и не знала. И эта сазаниха так жалобно пищала! Не знаю, что она нам говорила, но я разревелась и попросила её не убивать. И тогда Кирилл поднял её и осторожно перенёс на глубину. И выпустил. — Алиса смахнула выкатившиеся слезинки. — Вот такая история.       — А с чего ты решила, что это была сазаниха? — Игорь подмигнул, поддразнивая: — У неё был маникюр и сумочка?       Алиса фыркнула, развеселившись.       — Нет. Дядя Эльмар сказал, что это девочка. Что она с икрой. Она была очень пузатенькая, потому что… — Алиса запнулась, её губы дрогнули, глаза вновь наполнились слезами, — что она…       — А почему это ты дядю Эльмара называешь дядей, а Кирилла нет? — Игорь перебил её, не давая развить тему.       — Потому что дядя Эльмар уже старый… он седой весь. — Слёзы всё катились и катились, и Алиса торопливо стирала их ладонью. — А Кирилл тогда только университет окончил.       — Он тебе нравился?       — Кто, Кирилл? Да. Он очень хороший.       — А ты ему нравилась?       — Думаю, да.       — Вы встречались? — Игорь бомбил её вопросами, отвлекая от своего промаха.       — Нет. А почему ты спрашиваешь?       — Ты его любила, Алиса?       — Кирилла? Нет. Он хороший, но… а почему ты спрашиваешь?       — А он тебя любил?       — Вряд ли. У него была девушка, которую он любил… Я тебе уже говорила об этом!       — Как её звали? — Вопросы сыпались на неё один за другим, не давая опомниться.       — Да почему ты спрашиваешь?!       — Просто любопытно.       — Ты врёшь.       — Да. — Игорь потянулся, осторожно вытер с щеки каплю. — Нет. Ну, только если совсем немного…

***

      Он выключил беговую дорожку и задвинул её под кровать. Взял со стула полотенце, накинул на шею и направился в душ. Сегодня Алиса снова ушла к себе в слезах. А ведь ему казалось, что дела стали налаживаться. Но получается, снова поторопился. В беседке около своего домика он «накрыл стол» — на белую салфетку, позаимствованную из ванной, поставил два узких бокала на тонких ножках и коробку марципанов. Алиса куталась в шарф, улыбалась, оглядывая его приготовления.       — Какой-то праздник? — спросила она. Из её рта вырывались облачка пара. — Мы что-то отмечаем?       — Хороший осенний день, — сказал он. — Почему бы не отметить его шампанским?       — Шампанским? — Удивление сменилось неуверенностью: — Но мне, наверное, нельзя…       — Можно. — Игорь нарочито эффектным жестом вытащил из кармана крохотную бутылку Moët&Chandon и показал Алисе: — Тут целых двести граммов! Как бы нам с тобой не спиться!       — Точно можно? — Она всё ещё с недоверием смотрела на бутылку, но уже снова улыбалась.       — Да, я узнавал. Мадам Леруа сказала, что ничего страшного не случится. «Ну, только если мадемуазель начнёт пукать, — сказала она, — но это необязательно». — Игорь с самым серьёзным видом открывал шампанское и не смотрел на Алису. Она же ахнула, в растерянности приоткрыла рот.       — Что? Так и сказала? Она не могла… — Алиса взглянула вопросительно, но Игорь сосредоточенно разливал вино по бокалам. — Да ты опять врёшь…       — Ну, она выразилась более витиевато. Наверное, соблюдая все правила французской грамматики и великосветского этикета. Но насколько я смог понять, она имела в виду именно это. Что после него ты будешь пукать. — Теперь Игорь смотрел прямо на Алису, его глаза лучились весельем.       — Не говори так. — Она не удержалась и хихикнула, закрыла ладонями порозовевшее от смущения лицо. Пробормотала оттуда, давясь смехом: — Не надо, пожалуйста.       — Почему? Мне нравится так говорить. Нравится смотреть, как ты краснеешь. — Игорь потянулся, осторожно отвёл её руки от лица. Пояснил: — А то мне плохо видно. У тебя ямочка на правой щеке и красивая улыбка, Алиса. Лучше неё только твой смех. Я хочу видеть их и слышать. Не только сегодня, а каждый день. И ещё мне очень хочется послушать, как ты пукаешь. Так что вот, возьми. — Он пододвинул ей наполненный на четверть бокал.       Алиса застонала и снова спрятала полыхающие щёки в ладонях, плечи затряслись от смеха. Но от его следующих слов вмиг застыла:       — Выходи за меня.       Она убрала руки, вытаращилась с испугом. Игорь уже не смеялся, повторил:       — Выходи за меня, Алиса. — И вдруг резко подался вперёд в попытке перехватить её метнувшиеся к ушам руки: — Нет, погоди, не надо… не делай этого, Алиса… погоди… Чёр-р-рт.       Но она уже не слышала: «Я хочу вернуться к себе».       В тот раз с сазанихой он выкрутился, но сегодня пришлось отпустить Алису в слезах — она не стала его слушать. И теперь ему не давал покоя вопрос, что он сделал не так. Что делал не так весь этот месяц. С чего решил, что Алиса с радостью согласится на его предложение, ухватится как утопающий за спасательный круг.       Игорь бросил полотенце на пол, разделся и шагнул в кабинку. Ему нравилось после тренировки стоять под горячей на грани терпения водой, отчего хорошо расслаблялись загруженные мышцы. Восстановление после инсульта шло медленно, но времени жалеть себя у него не было. Однако сейчас он решил немного взбодриться — чтобы сосредоточиться и ответить на тревожащие разум и сердце вопросы. Душ обжёг ледяными иглами разгорячённое тело, забил по темечку, потному лбу, груди.       Может, Димка прав? Тот сказал, что он давит на Алису, пользуется её зависимым положением. Игорь отмахнулся. Димка твердил, что девчонка слишком молоденькая для него, что ещё пятнадцать, максимум двадцать лет, и у них всех будет на полшестого, в то время как Алиса только достигнет расцвета. Игорь снова отмахнулся от слов друга. Однако, похоже, Димка прав — он давит. И пользуется. Но если у него впереди действительно не больше пятнадцати лет, то ему и подавно нужно торопиться.       Игорь сделал напор сильнее. Холодная вода хлестала по телу, но не могла унять жар. И решение не находилось.       «Ты вдул-то ей всего разок», — сказал Александр. Брат тоже прав. Сколько их таких было в его жизни — одноразовых? Тогда почему она? Что в ней такого особенного, что он попался на крючок, как безмозглый карась? В какой момент произошла подсечка? При их первой встрече на той рыбалке? Когда Алиса распахнула глаза в изумлении, увидев его лицо без солнцезащитных очков, и прикоснулась к щеке, проверяя, не привиделось ли ей? Или чуть позже, когда забрасывала спиннинг, а он, пуская слюни словно прыщавый пубертат, не мог оторвать взгляда от её обтянутой шортами задницы, выгнутой в напряжённом сопротивлении спины и ловко сматывающих плетёнку рук? Или когда, поздравляя её с трофейной щукой, протянул ладонь, и Алиса вложила в неё свою? «Спасибо, рыбачок».       — Вот же чёрт! — Кулак впечатался в стену, но сигнал о боли не дошёл до мозга. Мозг был занят. Ею.       Он любил тишину на рыбалке, но Алиса его переплюнула — молчала, на все вопросы неопределённо качала головой. Но у костра разговорилась, смеялась над его шутками, слушала внимательно его рыбацкие байки. «Кирилл говорил, что лучшего напарника у него не было». Незнакомый паршивец тоже прав. Она не трещала попусту, не пила алкоголь, не курила, любила рыбалку, умела готовить рыбу на костре… Идеальная! «Где же ты была раньше, такая идеальная?» — спросил он у неё в тот день с сарказмом, почти с издёвкой. На ответ не рассчитывал, просто смотрел и наслаждался её близостью. И чуть в костёр не свалился, когда Алиса, глядя ему прямо в глаза, ответила насмешливо: «Тебя искала». И он подорвался с места, будто его пнули.       — Чёр-р-рт… — Игорь опёрся ладонями о стену, подставил шею под упругие струи.       После тех странных слов он метался по поляне — тушил костёр, собирал снасти. Алиса продолжала сидеть на траве и жевать, но теперь смотрела на него исподлобья снизу вверх. И его разыгравшееся воображение услужливо рисовало, как она стоит перед ним на коленях — серые глазищи не мигали, будто на стоп-кадре, выворачивали наизнанку истинную сущность, вытаскивали на поверхность скрытые желания. Не мог же он повестись на такое? Или мог?       — Да блять! — Игорь прислонился лбом к стене душевой кабинки, занёс руку для нового удара, но помимо воли опустил вниз, сомкнул пальцы.       Ответ пульсировал в ладони — недвусмысленно и требовательно, и рука медленно шевельнулась, разнося по телу волны жгучего удовольствия. Распалённая фантазия стёрла следы надругательства, и сейчас Алиса стояла перед ним стройная, свежая — её глаза блестели от возбуждения, а губы приоткрылись, готовые принять его. Рука задвигалась энергичней. Сквозь шум льющейся воды он слышал жадные причмокивания такого желанного рта, чувствовал, как упирается там то в щёку, то в нёбо. Серые глаза восхищённо смотрели снизу, подстрекали, и он, торопясь оправдать это восхищение, стремительно подавался к ним бёдрами навстречу. И тогда горло Алисы судорожно сжималось в унисон с его пальцами.       — Да бля-я-ять… — Игорь вколачивался в кулак, глотая воздух вперемешку с водой. Мозг отключился — осталось лишь неистовое, первобытное наслаждение.       В тот день на рыбалке он мог послать брата лесом с его предложением, мог не идти в палатку к Алисе вместо него. Но не послал и пошёл. И теперь даже под пытками не отрёкся бы от того, что не жалеет. Ни капли не жалеет, что повёл себя как последняя мразь. Не жалеет, что любил Алису в ту ночь — жадно, искренне, ни на что не рассчитывая и не думая о последствиях. «Любимый мой», — выдохнула она в его губы, уже содрогаясь в преддверии разрядки, и он на мгновение замер, осознав весь ужас происходящего. Поняв, что крадёт предназначенное Александру признание. Но пальцы Алисы настойчиво ерошили ему волосы, голос умолял в темноте: «Не останавливайся… рыбачок». И от потрясения его словно плитой придавило. Только позже до него дошло, что Алиса насмехалась над ним, троллила, обиженная их с Александром подлостью. Но и после этого осознания он не жалел о том, что сделал.       Последний толчок прокатился тремором по всему телу, которое наконец освободилось от скопившегося напряжения белёсыми кляксами, а из горла вырвался яростный, полный разочарования рык. Почему всё-таки Алиса отказалась?!       Игорь постоял под студёным дождём ещё немного, приводя дыхание в норму. Затем выключил воду, вышел из кабинки и снял со стойки чистое полотенце. Глянул в зеркало.       — Зашибись ты нашёл решение, — сказал себе угрюмо. — Животное, блять.       Засыпал долго, спал тревожно, урывками, и телефонный звонок выдернул его из сна ошалевшего, с трудом понимающего, где он находится. Аппарат внутренней линии надрывался на тумбочке, мигая лампочкой. Игорь сел в кровати, глянул на часы: 03.40. И, протягивая руку за трубкой, уже точно знал, что услышит.