Апельсин

      Игорь осторожно вёл машину по извилистой горной дороге, поднимаясь всё выше и выше. Дождь так и не прекратился, хлестал в лобовое стекло косыми струями вперемешку с разноцветными листьями, ветер метался между деревьями, раскачивал их, срывая последние жалкие одежды. Порше остановился на самом краю смотровой площадки, где в хорошую погоду было не протолкнуться — отсюда открывался лучший в окрестностях вид на горы. Взяв с заднего сиденья плед, Игорь укутал Алисе ноги и выключил печку.       — Говорят, время лечит, — начал он без предисловий, сразу о главном. — Ты не виновата в том, что случилось с тобой в Лас-Вегасе… но то, что случилось, ужасно. Всё это время ты жила со своей бедой одна. Ты ничего не рассказала родным, не захотела принять их помощь. Ты ведь мадам и своему врачу тоже ничего не рассказала, да? Конечно, они могли увидеть новости и предположить, что случилось. Но правду знала только ты. Может, если бы ты рассказала хоть кому-нибудь из них, тебе бы помогли… предложили психолога…       — Папа предлагал. Когда приезжал сюда… Рассказать, что я потом сделала?       — Не надо… Мне сложно понять, почему ты не захотела ни сочувствия, ни поддержки. Но это не моё дело. Я просто хочу спросить тебя, Алиса. Прошло уже полгода, даже больше. Тебе стало легче? Это прошедшее время хоть немного тебя вылечило?       Она молчала, разглядывая приборную панель. А когда заговорила, голос звучал глухо:       — Знаешь, что было самым страшным после всего? Уже потом, когда всё случилось… когда я всё осознала? — Её челюсти сжались и лицо мучительно исказилось. — Самым ужасным, из-за чего я не могла спать?       — Не говори, если не хочешь. Если тебе тяжело и больно, не рассказывай.       — Но я хочу, чтобы ты это знал. — Она взглянула на него с непреклонной решимостью. — Ты, наверное, думаешь, что я вся из себя такая добренькая и безобидная. Что меня нужно защищать, потому что я сама мухи не обижу, да? Ты зовёшь меня замуж, но ты же совсем меня не знаешь! А я хочу, чтобы знал. Чтобы для тебя это не стало неприятным сюрпризом. — Алиса зажмурилась, собираясь с духом. — Я хотела, чтобы Александр умер. Впервые в жизни я желала кому-то смерти. Каждую ночь, каждый день, каждую минуту… Я знаю, что существует карма, что желать смерти — грех. Но я не могла остановить свои мысли. Не могла их контролировать. Я понимала, как это ужасно… понимала, что, наверное, просто схожу с ума, но не могла остановиться! Я никак не могла остановиться… — Её трясло, и Игорь наклонился к ней, схватил в охапку, прижал к себе. Такого сюрприза он точно не ожидал. А она продолжала твердить: — Я хотела, чтобы он умер… чтобы он умер…       — Тише, Алиса. Хватит. — Он целовал её мокрые щёки, волосы, руки.       — Ты всё ещё хочешь на мне жениться? — прошептала она.       — Да. — Игорь достал носовой платок и подал ей: — Налить тебе чаю?       Алиса кивнула, всхлипывая, и он потянулся на заднее сиденье, достал термос, в который Жерар приготовил им в дорогу чай с шиповником.       — Хотеть и делать, это очень разные вещи. — Игорь задумчиво поскрёб подбородок, наблюдая, как Алиса пьёт, постепенно успокаиваясь. — Если бы ты на самом деле желала Александру смерти, ты бы всё рассказала отцу. У него достаточно средств и возможностей, чтобы найти того, кто навредил его дочери. И сделать то, о чём ты так мечтала. — Он видел, как она вздрогнула: — Но ты так не сделала. Поэтому не ругай себя, это были всего лишь мысли. И, пожалуйста, не плачь. Я задал тебе тот вопрос не для того, чтобы сделать больно. Просто я хочу кое-что сказать. Дело в том, что время не лечит. Если беда действительно большая, серьёзная, нихера оно не лечит, понимаешь? У него нет никаких лечебных свойств! Сколько бы ты ни пряталась, оно тебя не вылечит! В своих мыслях ты будешь проживать свою беду снова и снова. Ты будешь желать смерти своим обидчикам снова и снова. Пока это тебя не уничтожит. Но я знаю, что может тебе помочь.       — Вот как? И что же это? — Алиса допила чай, вытерла губы ладонью и теперь смотрела в ожидании.       — Другие отношения. Другой человек.       — И ты, конечно же, имеешь в виду себя?       — Ну, это был бы идеальный вариант. — Помимо воли Алиса хмыкнула. На секунду Игорь замолчал и добавил не совсем то, что планировал: — Хотя это может быть и любой другой мужчина. Но такой, которому ты небезразлична. И я не имею в виду твоего брата, отца, какого-то другого родственника. Это должен быть твой мужчина. Где твой муж? Ты говорила, что он тебя любит. Почему он не рядом?       Алиса пожала плечами:       — Потому что я себе верна. Стабильность — моё второе имя.       — Что ты хочешь сказать?       — Что Луи Деметриус Ставропулос достоин занять в клубе мудаков пост председателя.       — Даже так?..       Алиса надолго замолчала, раздумывая, нерешительно покусывая губы. Игорь её не торопил, и от вопроса, который она задала, невольно нахмурился, настолько тот был неожиданным.       — Ты любишь розовосопельные фильмы? Ну, это где всё хорошо, где красивая любовь, где мужчина красиво ухаживает… и в конце всё красиво и все счастливы.       — Хм… с ходу ни одного такого не могу вспомнить.       — Тогда включи фантазию и представь всё самое безумное и шикарное, что только сможешь. И потом умножь на десять. Потому что за мной ухаживали так, что все фильмы меркнут. Мне дарили букеты, которые невозможно было обхватить руками. Меня забрасывали розовыми лепестками вперемешку с бриллиантами, готовили ванну из шампанского. Один раз я не смогла зайти в свою комнату, потому что она была до самой двери забита мягкими игрушками. Меня возили завтракать в Париж, обедать в Рим, а вечером того же дня я шла на «Валькирию» в Венскую оперу. Мне клялись в вечной любви. Говорили, что я самая красивая, умная… что я секси… Когда родились близнецы, моим именем назвали новый танкер. Подруги просто умирали от зависти и не пытались этого скрывать. Да я сама себе завидовала! Каждое утро я спрашивала себя — неужели это всё происходит со мной? И как же всё изменилось, когда в новостях показали тот ролик! Он был как бомба, которая разорвала мой сказочный мир на атомы…       — Ты рассказала мужу, как всё было на самом деле? Что ты действовала не по своей воле? Что тебя опоили?       — Конечно. Луи сказал, что его мама была права. Что она его предупреждала: «Русские — свиньи. Они живут как свиньи, и поступают друг с другом как свиньи». И он сказал мне: «Что можно было ожидать от русских?» А потом ещё: «Может, ты это заслужила? Если с тобой поступили как со шлюхой, может, это потому, что ты вела себя как шлюха? Что ты шлюха и есть, а я просто не знал?»       Алиса повернулась — в глазах не было слёз, лишь страдание.       — Я до сих пор не знаю, что было страшнее — жестокость Александра или предательство Луи. Я любила Александра. — Она кивнула, не отводя от Игоря взгляд, не пытаясь ничего скрыть от него: — В то лето, когда мы встречались, я любила его. Не знаю, вышло бы у нас с ним что-то или нет, но он сам решил наше будущее за нас обоих… Ты лучше меня знаешь как.       Игорь сжал челюсти и не выдержал, опустил голову.       — Но прошло больше двух лет. Александр уже был для меня чужим человеком, коротким эпизодом из прошлого. А вот Луи… — Алиса судорожно вздохнула, пытаясь не дать воли подступающим слезам. — Его я боготворила! О таких, как он, грезят все девчонки. В существование таких многие не верят, потому что так бывает только в сказках. Иногда я спрашивала себя, что же я такого хорошего успела сделать в жизни, что судьба наградила меня таким спутником? Он был не просто моим мужчиной — он был моим принцем на белом коне, любимым и любящим мужем, отцом моих детей, моей вселенной. Бабушка Маша говорит, что есть несколько вариантов брака. Это когда муж при деле, а жена при муже. Потом ещё когда при деле оба. И третий — самый отстойный, — когда жена при деле, а муж при жене. Я всегда мечтала о карьере, мечтала стать известным юристом. Но я выбрала для себя первый вариант — осознанно и добровольно. Луи помогал своему отцу вести бизнес, а я занималась домом и детьми. И была счастлива! Луи сказал, что не хочет, чтобы я продолжала учёбу — и я даже спорить не стала, бросила университет. Он сказал, что не хочет видеть в своём доме моих подруг — и мы встречались с ними где-нибудь на нейтральной территории. Он сказал, что его дети должны хорошо говорить на родном языке — и я за восемь месяцев выучила греческий. Карина говорила, что я повторяю свою старую ошибку, что веду себя, как с Юрой, теперь полностью подчиняясь мужу и растворяясь в нём. Но ведь Юра только брал, а Луи мне очень много всего давал! И было бы странно хоть чего-то не давать ему взамен. Я делала это с радостью! Может, потому и падать мне было так больно. Луи клялся быть со мной в радости и горе, в богатстве и бедности, пока нас не разлучит смерть. Я верила ему. Я так ему верила! Но в первый же раз, когда я попала в беду… в первый же раз, когда я так нуждалась в его поддержке, он не только не поддержал меня, но ещё и добил — забрал у меня Стефу и Никки.       Надрывный, полный безнадёжной тоски стон ударил по ушам, и Игорь в очередной раз рванулся вперёд, чтобы прижать Алису к себе.       — Зачем было жаловаться папе? — бормотала она ему в плечо. — Какой смысл было наказывать Александра? Зачем вообще было жить, если всё вдребезги? Ради чего, если всё фальшивое? Если мой бог оказался из песка?!       Алиса высвободилась из объятий, откинулась на спинку и закрыла глаза. Шёпотом попросила пить. Когда Игорь наливал чай, у него дрожали руки.       — В этом тоже был виноват Александр. — Сделав несколько глотков уже чуть остывшего чая, Алиса глянула исподлобья: — Если бы не он, я никогда бы не узнала об этом. Я никогда не узнала бы, какой мой муж козёл!       Игорь не стал спорить.       — А кроме мужа? — мягко спросил он. — Есть у тебя ещё кто-то? Если есть, позови его, пусть придёт и поможет тебе. Потому что одна ты из этой ямы не выберешься.       — Нет у меня никого. — Алиса вернула чашку, шмыгнула носом. — Но это не значит, что я ухвачусь за тебя, как за последнюю надежду. Может, меня и извозили в грязи, но я не стану вытираться об тебя. Не стану тебя пачкать, перекладывая на тебя свои проблемы. — Она вскинула руку, останавливая протест: — И ещё я не хочу, чтобы ты когда-нибудь пожалел о том, что сегодня пожалел меня. Не хочу когда-нибудь увидеть на твоём лице брезгливость, когда твоя жалость кончится… А она когда-нибудь кончится! И ты будешь смотреть на моего ребёнка и вспоминать, как он появился… будешь упрекать меня за это, а потом возненавидишь. И его тоже.       Дождь наконец утих, а потом и вовсе прекратился, а с ним и ветер. Опустив окно, Игорь вдохнул осеннюю свежесть:       — Не хочешь на улице посидеть? Там хорошо. Или я могу просто открыть верх…       — У меня затекли ноги, давай немного пройдёмся.       Выйдя из машины, Игорь помог выбраться Алисе. Она взяла его под руку, и они медленно побрели по вымощенной плитняком тропинке.       — В том, что ты говоришь, есть здравый смысл. — Соглашаясь, Игорь наклонил голову, и Алиса недоверчиво нахмурилась. — И это могло бы оказаться правдой, если бы мне было столько же лет, сколько тебе. Но мне скоро сорок. Я уже могу отдавать себе отчёт в том, что делаю, не полагаясь на одни лишь эмоции или сиюминутные хотелки. Я могу просчитывать на будущее и свои шаги, и свою реакцию. Твой страх за ребёнка логичный. Но знаешь, что я скажу? Люди сплошь и рядом усыновляют детей. И чаще всего все они счастливы — и дети, и родители. Читала про Анджелину Джоли и Брэда Питта? — Алиса кивнула. — У них несколько приёмных детей. И после развода они бились за них. Потому что оба их любят. Совершенно чужих детей, другой расы. А этот ребёнок будет наполовину твой собственный. Этого уже достаточно, чтобы любить его. — Он остановился. — У тебя нет причин бояться.       Игорь ждал ответа, каких-то возражений, вопросов, но она молчала, упрямо сжав губы.       — Алиса, я видел столько, что тебе и не снилось. Я попадал в такие переделки, что и врагу не пожелаешь. И я в силах представить, что ты перенесла. Я не могу этого изменить, но хочу помочь тебе пережить это. Не умаляя твоих страданий и не превознося своё благородство.       Она помотала головой:       — Мне не нужна твоя жалость.       — Да с чего ты взяла, что это только жалость? — простонал он, сбитый с толку её упрямством.       — Но ты же не сказал, что любишь меня… Ты ни разу этого не сказал.       Игорь вытаращился.       — То есть я живу тут целый месяц, мучаю свою память и тебя рыбацкими историями, как выживший из ума фанатик. Забрасываю тебя цветами, как пубертатный романтик. И по-всякому распускаю перед тобой хвост, как какой-то павлин. Потому что… почему? Почему, срань господня, я это делаю?! Какого лешего мне взгрустнулось попереться на яхту твоего папаши?! И полгода работать там, вытаскивать иглы морских ежей из вонючих ног его бестолковых гостей и прятаться от его похотливой помощницы! Ты думаешь, мне нечем было заняться?       — Ты прятался от Марии? Правда? — Алиса округлила глаза. — И кстати, да, какого лешего ты попёрся на яхту?       — Тебя искал. Неужели это было непонятно? В СМИ пишут, вы летом там часто отдыхаете. Я устроился в июне, думал, ты обязательно приедешь. Но ты приехала только в ноябре, на свой день рождения…       — Чтобы объявить о своей свадьбе…       — Да, я чуток тормознул.       Какое-то время они шагали молча, затем развернулись и пошли обратно. Игорь достал из машины складные кресла, поставил на смотровой площадке около самого ограждения. Затем помог Алисе сесть и укутал пледом.       — Но сейчас женихи не стоят ко мне в очередь. Конкурентов у тебя нет. Поэтому я не понимаю, зачем торопиться. — Она задумалась, вспоминая дословно его недавние фразы. Вспомнила: — Тебе почти сорок, и ты уже можешь отдавать себе отчёт в том, что делаешь, не полагаясь на эмоции и сиюминутные хотелки. Ты можешь просчитывать и свои шаги, и свою реакцию. Так? — Игорь настороженно кивнул. — А я, истеричная малолетка, не могу. Поэтому ты предлагаешь мне себя в качестве помощника для преодоления жизненных трудностей? Я правильно понимаю? — Алиса натянула плед до самого подбородка.       Он покачал головой:       — Вы бываете достаточно ядовитой, Алиса Юрьевна.       — То ли ещё будет. Я же вам говорила, Игорь Владимирович, что вы меня плохо знаете. Но у тебя будет шанс узнать. Если захочешь.       Подозревая подвох, он всё же кивнул без раздумий:       — Уже хочу.       — Окей. Ты можешь остаться. Но только в качестве моего друга. И при соблюдении нескольких условий. Первое — ты больше не заводишь речь о браке. Я даже думать о замужестве не хочу. Как говорится — я там была, и мне не понравилось. Второе — ты не пытаешься устроить мне встреч. Ни с кем, особенно с родителями. И третье — ты отвечаешь мне на два вопроса прямо сейчас. Если не согласен, завтра же уезжай.       — Какие вопросы?       — То есть на всё остальное ты согласен?       Игорь не ответил. Он достал сигареты, закурил и спросил сам, теперь неожиданное для неё:       — Ты предлагаешь мне стать твоим запасным аэродромом?       Алиса нахмурилась, пытаясь сообразить, что он имеет в виду. Не вышло:       — О чём ты?       — Я предлагаю тебе себя не в качестве помощника для преодоления жизненных трудностей. А в качестве мужа. Я всегда считал лохами тех, кто зовёт девушку замуж, а ему говорят — давай останемся друзьями. Лучше уж «иди в жопу», не так унизительно. Но некоторые идиоты соглашаются. Думают, что, если будут в запасе, им когда-нибудь что-то может обломиться. Таких держат поблизости на коротком поводке «на всякий случай». И когда возникает какая-то жопа, достают из кладовки, чтобы он помог пережить трудный период. Когда изменяет любимый человек… или уходит… или умирает, то каждый по-своему переносит это. Кто-то начинает пить, идёт вразнос, кого-то накрывает депрессия. Или если, например, человек подсел на наркотики. Вот тогда можно приземлиться на «запасной аэродром». Это человек-спаситель. Который верит, утешает, подбадривает и подтирает сопли. Которому можно поплакаться. Страдалец идёт на поправку, у него появляются силы, желание жить, он верит, что свернёт горы… ведь рядом тот, кто верит в него. И вот страдалец уже не такой уж и страдалец, он на коне. И он благодарен тому, кто не дал ему пропасть. Спас от наркоты. Или от пьянства. Не дал суициднуться после развода или смерти любимого. Он очень благодарен. Искренне. И знаешь, что он делает? Он покидает запасной аэродром.       — Почему?!       — Потому что тот человек видел его слабым и жалким. Самим своим присутствием он напоминает о том, что была беда. И ещё не забывай про благодарность. Которая со временем начинает тяготить. От всего этого хочется избавиться. Хочется, чтобы рядом не осталось никого, кто знал тебя слабым, кто видел тебя беспомощным. Потому что сейчас-то ты великий!       Алиса нахмурилась:       — Ты словно обвиняешь меня. Я не понимаю, зачем ты сейчас всё это мне говоришь.       — Я согласен быть твоим запасным аэродромом. Я отдаю себе отчёт, чем это может закончиться, но всё равно согласен. Если ты не хочешь выходить за меня замуж, если не хочешь равноправных отношений, когда «вместе в горе и радости, в богатстве и бедности»… окей, я буду твоим костылём. Пока твой перелом не срастётся. — Игорь затушил окурок, щелчком отправил в пропасть. — Давай свои вопросы.       Ощущая кожей его напряжённость, старательно скрываемое недовольство, Алиса продолжала хмуриться, пытаясь справиться с собственным раздражением. Мотнула головой, отгоняя сомнения.       — Александр знает, что ты здесь?       — Да.       — Ты рассказываешь ему обо мне… про нас?       — Нет.       — Но вы общаетесь?       — Да.       — То есть ты не осуждаешь его за то, как он поступил со мной?       — Осуждаю, и он это знает.       — Но ты не прекратишь с ним общаться?       — Я не могу.       — Не можешь или не хочешь?       — Я не вправе. Не вправе его бросить. Это не касается тебя или ещё каких-то людей, это касается только нас двоих. Я ему должен. Я должен отдать долг. — Игорь достал сигареты и снова закурил. — Это было не два вопроса, Алиса.       — Да, это был один. Про Александра. А теперь второй — как ты узнал, кто я? Никому из вас я не называла свою фамилию.       — Случайно. Увидел в одном доме фото вашей семьи. Твоего отца я знаю, его часто по телику показывают. Спросил. Хозяйка дома сказала, что это её давние друзья. А их дочь Алиса её крестница.       — Ты знаком с тётей Олей? — Алиса изумлённо распахнула глаза. Но затем сникла. — Три года назад она умерла. Ты знал об этом? — Игорь кивнул, и она вздохнула: — Мне так стыдно перед ней.       — Почему?       — Мама и папа дружили с тётей Олей. И с её мужем тоже. Но потом дядю Володю убили. А тётя Оля заболела. Она очень долго болела, ездила по всяким врачам в Европу и Америку. А потом у неё появился мужчина. Намного моложе неё. Мама говорила, что он обычный альфонс, и просила крёстную выгнать его. Но крёстная не стала. Из-за него она со всеми разругалась — с друзьями, и со своими детьми, и с моей мамой тоже. А когда умерла, мама даже не поехала на похороны, чтобы там с ним не встретиться. Говорила, что боится, что может не сдержаться, и прямо на кладбище устроит скандал. И меня не пустила. А потом оказалось, что тот альфонс всё-всё себе забрал. Мама сказала, что он обобрал семью крёстной до нитки. Но я очень жалела, что не поехала на похороны. Мне очень стыдно, что я до сих пор не сходила на могилку. Я так была занята собой и своей ролью идеальной жены, что забыла думать об этом.       Сигарета тлела медленно, и время от времени Игорь затягивался — глубоко, сильно, — подгоняя её, приближая её конец. Раздумывая, стоит ли приближать свой собственными же руками.       — У Ольги нет могилы, — после нескольких минут абсолютной тишины сказал он. — Её кремировали, а прах развеяли над озером. Она так захотела. И вряд ли она на тебя сердилась. Она любила тебя. И очень гордилась.       — Откуда ты знаешь? — На лице Алисы чередовались удивление, замешательство, сомнение. Чтобы в итоге уступить место сначала неверию, а затем ужасу. — О господи, только не говори, что… — Она отшатнулась. Игорь не шелохнулся, его лицо ничего не выражало.       — На самом деле, Алиса, мир не такой большой, как про него думают, — отправил он очередной окурок в полёт.