Никогда Алиса не злилась настолько сильно, что ей даже плакать не хотелось. Она смотрела из окна на парковку — чёрный кабриолет уже стоял на своём месте. Хотя когда ходила ночью в туалет и выглянула на улицу одним глазком, его ещё не было. Игорь третий день никуда не возил её, не приглашал на прогулки и вообще почти не разговаривал. Утром и вечером он осматривал её руку, обрабатывал подживающие раны и перебинтовывал. После чего уходил, пожелав на прощание либо хорошего дня, либо доброй ночи, садился в машину и куда-то уезжал. И при этом совсем не выглядел виноватым. Алиса всерьёз подумывала разбить ему фару или проткнуть колесо. Чтобы знал, как уезжать в ночную темноту за ворота, оставляя её мучиться от предположений и догадок!
Обида терзала, яростно кипела внутри, а на поверхность всё настойчивей выползала досада — как так-то? Почему Игорь не оправдывается, не просит прощения, не пытается загладить вину цветами или подарками? И вообще ведёт себя так, будто это она где-то прокололась. Но это же он виноват, со всех сторон виноват. Или нет?
— Я взрослый мужчина, Алиса, — сказал Игорь ей в тот день, когда в ответ на его признание она брезгливо фыркнула, поджала губы, чтобы он ощутил всю степень её презрения. — И до тебя у меня тоже была жизнь. Достаточно насыщенная. Кто-то может меня осуждать, ведь я никогда не вёл себя как евнух. Но Ольгу я любил. И был с ней до конца. Она сжимала мою руку, когда уходила. Твоя мама говорила тебе об этом?
Нет, такие подробности мама не рассказывала — откуда ей было знать? — но это неважно. Да если бы и рассказала, это ничего не изменило, Алиса всё равно бы задыхалась от возмущения. Оскорблённое самолюбие застило разум, мешало ей придумать что-нибудь изощрённо-едкое. Но Игорь и не ждал ответа — откинулся в своём кресле и теперь даже не смотрел на неё, говорил словно сам с собой.
— Знаешь, о чём я жалею? Что у нас с Ольгой не было детей. Я был бы рад, если бы у меня остался её ребёнок. Когда мы стали встречаться, ей уже нельзя было рожать. А в последние полгода мы и спали в разных комнатах, потому что каждое прикосновение было для неё мучительным.
Алису наконец прорвало.
— Вы стали встречаться? Встречаться? Теперь это так называется?! А ты стал бы с ней «встречаться», — вложила она в это слово столько сарказма, сколько смогла, — если бы тётя Оля не была вдовой самого Фридмана? Господи, и ты ещё смеешь говорить, что хотел ребёнка!
— Да, хотел. Я люблю детей и считаю, что мне пора иметь своих. И вот тогда я бы действительно выпотрошил ту семейку по полной, обобрал бы до нитки, как и говорила твоя мама. Но либо она преувеличивает, либо Ольгины дети её обманули. — Алиса в ожидании свела брови, и Игорь пояснил всё с той же бесящей невозмутимостью: — Десять процентов. Мы подписали мировое, и я взял десять процентов от того, что Ольга мне оставила. Это дохера, но это не «до нитки»… трепачи они пархатые.
— А! Так вот зачем ты хотел ребёнка! — Гнев всё ещё захлёстывал рассудок, не позволяя мыслить трезво. — Чтобы выпотрошить их по полной? Хорошо, что у тебя не вышло! Чему бы ты научил его? Быть таким же двуличным, жадным и беспринципным?! Ты хоть понимаешь, насколько отвратительно то, что ты сейчас говоришь?!
— Я много чего сказал. — Лицо стало отчуждённым. Игорь чуть повернул голову, и теперь его глаза смотрели на неё бесстрастно, как на незнакомку. — Что из этого тебе кажется отвратительным?
— Всё! Всё, что ты сейчас сказал! Для тёти Оли ты тоже был запасным аэродромом? Выгодное занятие, как я погляжу!
— Она была моей женой. — Алиса приоткрыла рот, и Игорь добавил с холодной усмешкой: — Твоя мама тебе и об этом не сказала, верно? Не сказала, что альфонс так запудрил мозги твоей крёстной, что она вышла за него замуж?
Алиса застонала.
— Но это ещё отвратительней! Ты говоришь, что любил тётю Олю… свою жену! Так любил, что спал с другими девушками?! Когда ты пришёл ко мне в палатку, тётя Оля была ещё жива! Она умирала, а ты… — Алиса запнулась, но всё же пересилила себя и выплюнула нехорошее слово: — Ты трахался со мной! Ах да, я забыла! Ты же целых полгода с ней не спал! Это тебя полностью оправдывает!
— Я не собираюсь оправдываться. — Игорь невозмутимо пожал плечами.
Алиса растерялась. Ей хотелось закричать, надавать ему пощёчин — за его толстокожесть, за пугающую холодность.
— Но ты слишком категорична. — От его спокойствия веяло такой стужей, что она поёжилась. — Секс на стороне никак не мешал мне любить свою жену. Ты ведь тоже любила своего парня, Алиса? Того Юру, который подбил тебя на спор? Ты его любила и всё равно согласилась…
Она поджала губы — параллель ей не понравилась. И с тревогой, как застигнутый на месте преступления вор, ждала, что Игорь продолжит: «Ты сказала, что любила Александра. Но это не помешало тебе пустить меня к себе». На такое у неё не нашлось бы ни объяснения, ни возражений.
— Ты согласилась на пари, я согласился помочь брату. — Вариант Игоря был ничуть не лучше. — Мы с тобой оба не сильно переживали о чувствах второй стороны. Во всяком случае, я не переживал. Ты была досадной помехой, камешком в ботинке Александра. Который надо было помочь ему вытряхнуть. Так я думал, пока не увидел тебя.
— А как увидел, так сразу же передумал?! — О чувствах «второй стороны» она действительно не задумывалась. И в этот момент, осознав, как странно закольцевались эти два события, вдруг притихла — кураж спал, хотя про камешек всё равно было до слёз обидно.
— Ты перевернула мой мир, — продолжал Игорь всё так же бесстрастно и буднично. — Это считается, что я передумал? — Он смотрел выжидающе, но Алиса молчала. — Когда мы с тобой вернулись с рыбалки, больше всего я боялся, что Александр отменит свою просьбу. А наутро мне стало совсем хреново. Я ни о чём другом думать не мог, у меня башка вообще не варила. Потому я и свалил раньше всех, не стал ждать, пока все проснутся. Я словно траванулся в ту ночь.
— Ты хочешь сказать, что влюбился в меня?
— Я не знаю. Я любил Ольгу. Это произошло не сразу, и такую любовь я понимаю — она была хорошим человеком, её невозможно было не полюбить. Это было лишь делом времени. А тебя я видел первый раз. Полюбить с первого взгляда нереально. Ладно бы мне было пятнадцать, когда гормоны играют, но сейчас… — Он пожал плечами: — Я в такое не верю. Но я правда чуть не сдох. И когда Ольга показала твоё школьное фото… сказала, что ты её крестница… — Игорь почесал макушку. — Глупо, конечно, но я подумал, вдруг это знак? Потому я и стал тебя потом искать. Когда мы встретились на яхте, ты сказала, что та ночь была лучшей в твоей жизни. А в моей… У меня было ощущение, что в моей жизни до этого вообще не было ночей.
— Скажи… только честно. — В предчувствии неминуемого взрыва у Алисы дрогнул голос, руки в перчатках заледенели. — В глубине души ты был рад, что так случилось? Что теперь я свободна и ты мог прийти? — Это было не просто грубо, это было жестоко.
Игорь молчал, рассматривая её лицо, комкающие плед пальцы — так долго и пристально, что ей стало плохо.
— А ты, Алиса? Ты была рада узнать правду о своём муже… вот так? — Она моргнула — дышать стало трудно, руки мгновенно вспотели. — Я бы предпочёл, чтобы ты стала свободной как-нибудь по-другому. Ты, думаю, тоже выбрала бы иной способ.
— Извини… я не должна была так говорить. Это было… гадко. — Алиса спрятала лицо в ладонях — никогда раньше она не позволяла себе подобной бестактности.
— Ты сказала, что мне нужно получше узнать тебя. Ты права. И я считаю, что и тебе неплохо бы узнать меня. Вдруг когда-нибудь ты передумаешь насчёт замужества? Поэтому я честен с тобой. Я хочу, чтобы ты всё знала обо мне. Я хочу, чтобы ты знала и про Ольгу, и про желание иметь ребёнка. Я мог этого не рассказывать — вероятность, что правда вылезет наружу, ничтожно мала. Я хочу, чтобы ты знала, что я много раз ругал себя, что уехал в то утро, что не поговорил с тобой и не извинился. Всё могло сложиться иначе… Я хочу, чтобы ты знала, что очень жалел, что на яхте не начал с главного. Я хочу, чтобы ты знала, что почти четыре года был с Ольгой, из них больше года был её законным мужем, и всё это время встречался с другими девушками. И не считал, что поступаю плохо, что предаю её. И ещё я хочу, чтобы ты знала, что после тебя у меня не было ни одной женщины.
На последнем признании Алиса скривилась:
— Можешь взять печеньку. Или тебя надо наградить орденом за такой подвиг?
— А ты и правда язва.
— У меня много талантов. Зачем ты мне это сказал? Чтобы я пожалела тебя? Восхитилась твоей стойкостью?
— Ты упрекаешь меня, что я не признался тебе в любви. Но как я могу признаться, когда сам не понимаю, что это? Я всегда считал, что любовь и одноразовый секс на стороне могут мирно существовать рядом. Но почему после тебя я не могу смотреть на других женщин? Если бы я верил в привороты, решил бы, что ты что-то мне сделала…
— Капнула месячных в пиво? — Алиса почувствовала удовлетворение, когда Игорь вздрогнул и поморщился — его невозмутимость наконец дала трещину. — Я не верю тебе. Прошло три года. Ты думаешь, я поверю, что ты три года ни с кем не был? Это из области фантастики!
Игорь поднял правую ладонь, сжал её в кулак и снова раскрыл.
— Это ты так клянёшься?
— Нет. Это я тебе демонстрирую свою единственную подружку. И твою единственную соперницу. Хочешь меня у неё отбить?
Сдвинув брови, Алиса пыталась понять, что Игорь имеет в виду. Поняла, ахнула, отвела глаза в смущении. Вопреки воле и рассудку ей нестерпимо хотелось расхохотаться, поэтому она снова рассердилась:
— И шутки у тебя гадкие!
— Это не шутки. И не так это и гадко, если уж на то пошло. Скорее, печально. У меня же скоро мозоли будут.
В тот раз Игорь снова свёл серьёзный разговор к насмешкам, отвлекая её от чудовищности своего поступка, и Алиса попросила вернуться в пансионат. Попрощалась холодно. И вот уже третий день не могла понять, почему её раздражает то, что Игорь чётко выполняет обещание — теперь они лишь друзья, не более.
Алису сбивали с толку внезапные переходы Игоря от нежной заботы к двусмысленным шуточкам, от непритворного сочувствия к невозмутимой отрешённости. Его забота была искренней: он раскладывал ей туристическое кресло на самом лучшем месте смотровой площадки, придерживал, когда она садилась, а потом укутывал ноги пледом, наливал какао или травяной чай в пластиковую кружку со смешным жирафом, развлекал историями, расспрашивал о здоровье и настроении, терпел её капризы и покрывал безумства, обсуждал с ней поддерживающее бельё для беременных и помогал выбирать одежду, мчался на помощь среди ночи, утешал, вытирал слёзы, сопли и даже иногда кровь. С другой стороны, эти странные, часто за гранью приличия шуточки, похожие на троллинг подколы были непривычны, порой непонятны, и иногда откровенно вводили в ступор. И только сейчас, когда холодное отчуждение длилось третий день, Алиса осознала, как привыкла и к заботе, и к насмешкам.
Всё это время Игорь не приносил цветы, не подшучивал над ней, не звал в кино и больше ни разу не поцеловал её раненое запястье, как в то утро после глупой попытки членовредительства. Он просто накладывал свежую повязку, дежурным тоном спрашивал о самочувствии и уезжал. Алиса караулила, когда порше появится на парковке, и только после этого могла спокойно идти читать или смотреть фильм в общем холле. Но вчера вечером он не вернулся в пансионат, его не было до самого утра. В течение полутора месяцев она регулярно гнала Игоря прочь, в их последний серьёзный разговор попросила больше не заикаться о браке. Но сегодня впервые задумалась — хотелось бы ей, чтобы он на самом деле уехал навсегда? И как бы восприняла, если бы он начал встречаться с другой женщиной?
Алису мучили подозрения и неопределённость, и для начала она решила выяснить, куда он ездил прошлой ночью, ей нестерпимо хотелось это знать. Поэтому она тщательно накрасилась, уложила волосы и надела новый брючный костюм, который они вместе купили в Женеве в специальном магазине для будущих мам.
Поднявшись на крыльцо гостевого домика, где жил Игорь, Алиса прислушалась — из-за двери раздавалась залихватская песня, настолько неожиданная и чужеродная для этого элегантно-благовоспитанного заведения, что она на миг оторопела:
— Я ядрёный, как кабан,
Я имею свой баян,
Я на ём панк-рок пистоню,
Не найти во мне изъян.
Незнакомому исполнителю с воодушевлением помогал Игорь. Когда Алиса постучала, он на секунду прервался, чтобы крикнуть по-французски:
— Поставь около беседки! — И продолжил горланить по-русски, вновь присоединившись к певцу:
— Первый парень на весь край,
На меня все бабки в лай.
Ай, ну и нехай!
Алиса постучала сильней. Музыка смолкла, и дверь распахнулась.
— Привет. — Игорь стоял босиком, в одних джинсах. Его щёки покрывала пена для бритья, волосы блестели от воды. Первоначальное удивление враз сменилось тревогой: — Что-то случилось, Алиса? — Он глянул на её руку: — Прости, сегодня я чуть припозднился, но уже собирался к тебе. Всё в порядке?
Она молчала, разглядывая его новую татуировку — большой рыболовный крючок входил над правой ключицей, поддевал её и выходил снизу. Места «проколов», покрасневшая «разорванная» кожа с каплями «крови», жало и бородка крючка были прорисованы столь искусно, что Алиса засмотрелась и не сразу расслышала вопросы. Игорь усмехнулся, и в ней мгновенно проснулось давешнее раздражение:
— Ты специально это сделал! Специально вышел полуголый!
— Подозреваешь меня в гомосексуализме? — Игорь с преувеличенным осуждением сощурил глаза.
— П-почему?
— Потому что я точно знал, кто в это время придёт. — Он глянул поверх её головы и крикнул по-французски: — Оставь его у беседки, Этьен! Как покатался?
Алиса обернулась. В нескольких шагах от крыльца, сжимая в руках руль спортивного велосипеда, стоял один из пансионеров. Нелюдимый и вечно хмурый парень никогда не здоровался с ней, редко выходил на прогулки и практически ни с кем не разговаривал. Вот и сейчас он что-то буркнул себе под нос и покатил велосипед к беседке.
— Мне он сегодня не понадобится, — снова громко сказал Игорь по-французски, — так что можешь ещё взять, если хочешь. Покатайся вечером.
— У меня ноги заболели, — пробормотал Этьен, глядя в сторону.
— Так это же хорошо. Это значит, что они крепнут. А крепкие ноги тебе пригодятся, чтобы бегать за девчонками. — Игорь рассмеялся.
— Кому нужны девчонки… — Возвращаясь обратно, парень злобно зыркнул на Алису и зашагал прочь.
Игорь пожал плечами:
— Ну и ладно, нам больше достанется. Проходи, — кинул он Алисе и, не дожидаясь ответа, развернулся и зашёл внутрь.
Она вновь застыла, упёршись взглядом в двух огромных карпов кои на его спине. Игорь махнул ладонью на диван:
— Располагайся. Я сейчас быстренько закончу и потом посмотрю твою руку.
— А что у тебя играло?
— «Сектор Газа». Песни моей глубокой молодости. Мне было лет двенадцать, когда я в первый раз их услышал. С тех пор это моя любимая группа.
— У тебя приятный голос.
— Ты слышала? — Ей показалось, что Игорь смутился. — Ну так, деру горло иногда…
— Я слышала ещё тогда, на рыбалке, когда пел Дмитрий с Леной. Правда, ты всего один раз им подпевал…
— Я не знаю, ну… нормальных песен. Потому и один раз. Хорошо знаю только вот такие.
— Песня прикольная. Поставь ещё, я хочу другие послушать.
— Не стоит. — Между бровями собралась хмурая складка. — Они там дальше сильно матерятся.
— Мне кажется, я уже доказывала тебе, что тоже умею ругаться. — Алиса вскинула подбородок и задумалась. — Хуй, — сказала она с вызовом.
— Мощно! — одобрил Игорь. — Орден не дам, но печеньку можешь взять. — Он показал пальцем на комод, где стояла кофеварка и распотрошённая упаковка с Tirggel. — Хозяйничай, я скоро. — И скрылся за дверью ванной.
Алиса осмотрелась. Казалось, по комнате пронёсся ураган: повсюду валялись какие-то вещи, на стул была небрежно набросана одежда, на кресле висело полотенце и эспандер, рядом на полу лежали гантели и кроссовки с всунутыми в них носками, из-под кровати торчал край беговой дорожки, а сама кровать выглядела так, словно там произошёл атомный мини-взрыв, после которого уцелела только гитара, потому что укрылась между подушками. Единственным местом, которого не коснулась разруха, был диван. Но сидеть не хотелось, и Алиса подошла к комоду и взяла печенье. Захрумкала. Потом отыскала в кухонном уголке стакан и налила себе воды из-под крана.
— У тебя что, не убирают? — спросила она, когда Игорь вернулся. От него пахло гелем после бритья, здоровьем и хорошим настроением.
— Сегодня ещё нет, — Игорь растерянно почесал затылок, — но надолго всё равно не хватает. Не знаю, как так получается, но через полчаса после уборки этого уже не видно. Ты завтракала?
— Нет. А куда ты ездил на всю ночь?
Он не удивился вопросу.
— По делам. Поехали в город, позавтракаем. — Затем разорвал принесённую из ванной упаковку с бинтом и показал Алисе на стул.
— Поехали, — послушно усаживаясь и протягивая ему руку, ответила она. — А по каким делам? Расскажешь мне?
— Как-нибудь обязательно расскажу. — Внимательно осмотрев её ранки, он вынес вердикт: — Очень хорошо.
— Ты ездил к женщине?
— Нет. К мужчине. Я расскажу тебе чуть позже. Через неделю. А сейчас сиди смирно, я перебинтую твою руку. Потом покормлю и отвезу в Базель в зоопарк. Погуляем, пока на улице ещё не слишком холодно.
— Я не люблю зоопарки. — Алиса поморщилась.
— Я помню, ты говорила. Но Базельский один из лучших в мире. Там такие большие вольеры, что животные почти в своей естественной среде.
— Вот именно, что почти. А на деле они всё равно в неволе.
— Когда-нибудь я отвезу тебя в Южную Африку. Там мы с тобой будем сидеть в клетках и смотреть на животных в настоящей дикой природе. А сегодня я просто хочу тебе кое-что показать.
— Чего я там не видела? — Алиса расстроенно вздохнула — тайну ночных поездок выяснить ей так и не удалось.
— Мы могли бы заняться обсуждением других животрепещущих вопросов. — Игорь закончил бинтовать и теперь смотрел серьёзно, без улыбки. — Я не знал, но, оказывается, наше Генеральное консульство в Женеве браки не регистрирует. Это запрещено законодательством Швейцарской Конфедерации. Так что ближайшие консульства, где можно пожениться, — Марсель, Милан и Мюнхен. Я мог бы спросить тебя, где бы ты хотела расписаться, что ты выбираешь… — Он потянулся к её забинтованной руке, но на полпути остановился, поставил кулак на кулак и опёрся подбородком. — Но я не спрошу, потому что обещал не заводить разговоры о браке. — И состроил страдальческую гримасу.
Алисе хотелось зарыться ему пальцами в волосы, прогладить вниз по шее, оттянуть ворот футболки, чтобы ещё раз посмотреть тату, очертить ключицу и силуэт крючка. Она поджала губы и убрала руку.
— Лучше уж в зоопарк.
С утра было пасмурно, но к обеду выглянуло солнце, высушило редкие лужи. Посетители зоопарка расстегнули куртки и плащи и неспешно прогуливались, дети перебегали от клетки к клетке, весело взвизгивали, делясь впечатлениями с родителями. Алиса согласилась сходить лишь в австралийский павильон и аквариум, и всё равно под конец прогулки устала — много ходить ей теперь было тяжело. Они медленно шли мимо вивариума, когда вдруг все ахнули и дружно попятились, освобождая центральную тропинку — по ней вперевалочку топали пингвины. Дети загалдели, взрослые оживились, защёлкали затворами фотоаппаратов. Наблюдая за забавной чёрно-белой процессией, Алиса тоже заулыбалась, и Игорь встал сзади, чтобы ей было лучше видно, прижал к себе за плечи.
— Так что ты хотел мне показать? — спросила она, когда шествие закончилось и они направились к выходу.
— Вот это и хотел.
— Пингвинов? — Алиса не поверила. — Ты хотел показать мне пингвинов?!
— Ну да. Ты знала, что если пингвин находит себе пару, то остаётся со своей подружкой до конца жизни?
— Нет. — Она недоумённо пожала плечами.
— Будешь моим пингвином, Алиса?
***
Café des Artisans, внешне ничем не примечательное заведение с концептуально обшарпанными стенами и написанным мелом на доске меню, пользовалось в Лозанне безумной популярностью. Иногда Игорь бронировал там столик — без этого попасть туда было сложно даже на ланч. Вкусно поесть они с Алисой могли и в любом другом ресторане, но в этом им нравилась ещё и особая атмосфера, которую создавали хипстерский интерьер, весёлая местная молодёжь, брутальные татуированные бородачи и стильные приветливые официантки. Ну и, кроме еды, в Café des Artisans постоянно проходили какие-нибудь забавные мероприятия — случайные концерты, обмен блюдами, блошиный рынок.
Сегодня Игорь взял себе томлёное мясо, а Алиса запечённую с картофелем рыбу. Вымакав остатки соуса хлебом, она сыто рыгнула, в испуге оглянулась и прикрыла рот ладонью:
— Ой, прости, пожалуйста. Теперь это со мной часто…
— Не извиняйся, всё окей. Твой аппетит мне нравится. — Игорь отодвинул от себя пустую тарелку и заговорщицки улыбнулся.
— Я скоро в машину не влезу.
— Твой врач говорит, что тебе надо больше ходить. Тогда всё пройдёт легче. Поэтому сейчас мы доедем на машине до озера и будем долго-долго гулять по набережной.
— Какой врач? — Алиса насупилась.
— Твой. Мы иногда говорим о тебе с мадам Леруа. Она рассказывает, что он говорит, что рекомендует, и вообще всё ли у тебя в порядке. Не дуйся, пожалуйста. Одно дело, что рассказываешь ты, и совсем другое, что думает специалист. И что он видит по анализам. Как-то мадам сказала про тебя… — Игорь задумался, подбирая слова, — может, я тогда не всё понял, но смысл в том, что на тебе можно огород пахать. Это здорово. Но рекомендаций доктора не отменяет. Поэтому после обеда мы идём гулять!
Они медленно шли по набережной Уши вдоль Женевского озера. Игорь обнимал Алису одной рукой за плечи, другой держал за ладонь.
— Помнишь, ты спрашивала, куда я ездил и чем был занят? Я обещал тебе рассказать через неделю. Неделя прошла. — Алиса встревоженно повернула голову, потому что Игорь чуть сжал её пальцы. — Я сейчас скажу тебе одну из самых дурацких фраз, которую когда-либо слышал. После неё даже спокойный человек начинает дёргаться, что уж говорить о том, кто и так до этого нервничал. Но я всё равно скажу… Пожалуйста, не волнуйся, Алиса. — Он ощутил, как она напряглась под его рукой, и повторил: — Только не волнуйся. Я хочу поговорить с тобой о…
— Нет. — Убрав руку, она отступила. — Я знаю, о чём ты хочешь поговорить. Вернее, о ком. Об Александре, да? — Покачала головой: — Я не хочу. Я ничего не хочу о нём знать. Я не буду убегать и прятаться… я обещала, что буду вести себя по-взрослому. Но говорить о нём я не хочу.
— Он хочет помочь. Хочет помочь тебе вернуть детей.
