Апельсин

      Алиса запрещала себе думать о детях. В первые дни полного мрака и растерянности были лишь слёзы и отчаяние. А ещё дикий страх и нежелание обсуждать произошедшее даже с близкими. Позже, когда пришло понимание масштабов катастрофы и полное признание своей вины, она задвинула мысли о детях в самый дальний угол сознания. Потому что чувствовала, что сходит с ума. Потому что смирилась — бороться уже бесполезно, она потеряла их и больше никогда не увидит.       — Что?.. — У неё подогнулись ноги.       Игорь метнулся к ней с возгласом:       — Да что ж я за баран-то такой? — Подхватил, довёл до ближайшей скамейки, помог сесть. — Твой муж… твой бывший муж обвиняет тебя, что ты плохая мать. — Вскинул ладонь, останавливая протест: — Это неправда, но он так считает. Ты оставила детей, а сама отправилась в сомнительное место. Тебя нашли в таком виде, который вызывает подозрения и вопросы. Это единственное, что тебе поставили в вину. Но ты попала туда не по своей воле. Тебя опоили. Александр хочет рассказать об этом.       — Луи не станет его слушать. — Алиса подняла голову и теперь смотрела Игорю прямо в глаза. — Я пыталась ему всё рассказать. Я же тебе говорила, что он ответил. Что, судя по всему, я это заслужила. Он не станет слушать!       — Тише, Алиса. — Игорь взял её ладони в свои и ощутил, как она дрожит. — Ты замёрзла? — Она мотнула головой, и он продолжил с убеждением: — Ему придётся выслушать. Запретить тебе видеться с детьми было не его решением. Его желанием, но не решением. Решил суд. И Александр будет рассказывать суду. Луи придётся слушать.       — Ему не поверят. Луи скажет, что я подкупила Александра. Или, того хуже, что он мой любовник, что просто помогает мне…       — Погоди. Ты хочешь, чтобы тебе позволили видеться с Никки и Стефанией?       Она долго крепилась, но, услышав имена, заплакала. Замотала головой.       — Я боюсь. Если ничего не получится, второй раз я не смогу…       — Сейчас ты не одна. — Игорь достал носовой платок, подал ей. Затем обнял за плечи и прижал к себе. — Сейчас у тебя мощная поддержка. И я там самый бесполезный, потому что могу только развлекать тебя рыбацкими историями. — Алиса высморкалась, вытерла лицо и теперь заворожённо слушала. — Но у тебя ещё есть брат, отец, а если ты захочешь, то будет и адвокат. Мы будем бороться все вместе.       Она отпрянула:       — Илья? И папа?! Ты… ты виделся с ними?       — А как, ты думаешь, я тебя нашёл? Александр просто хотел поехать в Грецию и там нанять адвоката. Хорошо, что мы сначала у себя сходили к юристу. Чтобы подать заявление о пересмотре, нужна ты. Заявление должно быть от тебя. Поэтому я пошёл к твоему отцу. Мне пришлось ему всё рассказать.       — Всё?!       — Ну, не прям всё-всё, но основное — да. Что относится к делу.       — Господи, как он тебя не убил?..       — Для этого он слишком хорошо воспитан. А вот его специально обученные помощники не очень.       — О… твоя трость… ты поэтому хромал?       — Нет, это другое. Но челюстно-лицевой хирург мне понадобился. Твой отец его потом сам посоветовал.       Алиса ахнула, обхватила лицо Игоря руками, провела пальцами по лбу, подбородку, скулам. Он поймал одну ладонь, прижал к губам.       — Уже всё хорошо.       Она нахмурилась, соображая.       — То есть, когда ты сюда приехал, вы уже всё решили? Ты всё знал и… и не сказал мне. Но почему? Почему ты сразу не рассказал, если ехал для этого?       — Я бы всё равно приехал, Алиса. Не только потому, что виноват, но и…       — Виноват? Ты? А ты-то почему?       — Я не сказал Александру, что ты нас раскусила тогда. Я много раз мог это сделать. Но… Сразу не сказал, потому что считал, что это право принадлежит тебе. Он заслужил, чтобы ты дала ему по сопатке. Но ты промолчала… а потом больше не пришла. И я решил — зачем я буду бить ему по самолюбию? Я мог сказать, когда мы встретились с ним в Дубае, но снова — зачем? Какая уже разница? Для него всё было в прошлом. Я так думал. Но если бы я рассказал… уверен, он бы не сделал этого.       — Я тоже тебе говорила, что виню себя. Теперь, оказывается, ещё и ты виноват. Все вокруг виноваты, кроме него. Интересно, он считает себя виноватым?       Игорь нахмурился, злясь, что нельзя закурить.       — Вряд ли он когда-нибудь в этом признается. Но я уверен, что он очень жалеет о том, что сделал.       — То есть он не только подлый, но ещё и трус… И почему я не удивлена? — Опираясь на услужливо протянутую ладонь, Алиса поднялась: — Пошли дальше зарабатывать здоровье.       Они шли по набережной, не обращая внимания ни на праздных гуляющих, ни на катающихся на роликах и скейтах подростков, ни на кормящих лебедей и уток туристов. Дети шумели, смеялись, гоняясь друг за другом. Птицы кричали, бросаясь в драку за кусками хлеба, разевали жадные клювы, хлопали крыльями. Сверху пикировали чайки, подхватывая хлеб на лету прямо у них из-под носа. Солнечные лучи бликовали на поверхности воды. В марине на приколе покачивались десятки яхт, небольших катеров и совсем маленьких лодок. А Игорь продолжал:       — Сразу мне нечего было тебе рассказывать. У нас были только планы. Говорят, твой брат крутой юрист. Но он совсем по другим вопросам. Он консультировался со своими, они с вашим отцом поставили на уши всю округу, подняли все связи, нашли лучшего в Европе адвоката. Который рубит и в международном праве, и в семейном. Его зовут герр Пихнер. Мне это имя ни о чём не говорит, но Илья сказал, чел — светило юриспруденции. Он был занят другим делом, и пришлось ждать. Ты бы полтора месяца с ума сходила. А если бы что-то сорвалось и надо было искать другого адвоката, то и дольше. Но сейчас мне есть что сказать тебе. У меня на руках договор и заявление. Чтобы начать дело, нужно лишь твоё согласие и подпись.       Алиса вновь остановилась, вцепилась в куртку Игоря, прильнула лицом к груди. Он обнял дрожащие плечи одной рукой, другой погладил по спине. Не удержался и нарушил обещание — поцеловал в макушку.       — Это хорошо, что у тебя крепкое здоровье. Но всё равно постарайся не волноваться.       Она подняла голову и закивала:       — Ладно, ладно, не буду… — Но сомнения и надежда помимо воли срывали голос: — Это правда? Они правда отдадут мне моих малышей?       Игорь замер. Взял её под локти.       — Суд вряд ли отдаст тебе опеку. — Сглотнул, увидев, как глаза вмиг наполнились слезами. Сжал локти сильнее. — У тебя нет греческого гражданства, у них нет российского. Вы — граждане разных стран. Понимаешь? Но тебе обязательно позволят с ними видеться. Суд определит время и как часто вы сможете это делать. Погоди, погоди… — Он вновь прижал Алису к себе, видя, как её начинает трясти. — Мы купим дом. Максимально близко к ним. Чтобы вы могли видеться так часто, как только возможно…       Тело перестало дрожать, слёзы сменились гневом:       — Надеюсь, Александра посадят! На всю оставшуюся жизнь!       — Суд будет в Греции, он туда не поедет. Поедет только его представитель.       — Нам придётся с ним встречаться? — Она поёжилась — то ли от внезапно налетевшего с озера ветра, то ли от пугающей перспективы.       — Это ни к чему. Общаться будут ваши адвокаты. Герр Пихнер приедет сюда, задаст тебе вопросы и всё запишет. Сравнит с показаниями Александра. Если его что-то не устроит, спросит у вас опять. Пока не останется ни одного сомнения и ни одного белого пятна. Он сказал, что вряд ли суд придумает вопрос, который он сам к тому времени тебе ещё не задаст. Но если вдруг такое случится, ты сможешь дать пояснения по видеосвязи.       — А если суд не примет моё заявление?       — Герр Пихнер гарантирует, что примет.       «А вдруг…?», «А может такое быть, что…?», «А если…?» — Опасения, что всё сказанное ей причудилось, заставляли Алису задавать одни и те же вопросы снова и снова. Она ненадолго успокоилась, когда Игорь предложил позвонить отцу или Илье, чтобы те подтвердили его слова, а затем зайти к нему посмотреть полученные от адвоката документы. Заставить себя поговорить с родными Алиса так и не смогла, но ответное смс от брата с заверениями, что всё в порядке и беспокоиться ей не о чем, пришло мгновенно. «Я проверил каждую запятую», — написал Илья.       Но даже после этого её продолжало кидать от робкой надежды к сомнениям и беспросветному отчаянию.       — А если они не поверят Александру?       — Его слова подтвердят свидетели. Официант в том ресторане, где вы пили кофе. Бармен…       Алиса застыла:       — Господи, опять всё это будет в новостях!       — Герр Пихнер сказал, что добьётся рассмотрения в закрытом режиме. Он уверен, что суд пойдёт ему навстречу. И вряд ли Ставропулосы будут против. Заседание будет закрытым, репортёров и зевак туда не пустят. — Игорь говорил твёрдо, не задумываясь ни на мгновение, но ей было недостаточно его уверенности.       — Но меня они всё равно увидят. И будут снимать. Как я появлюсь перед ними… такая? — Разведя руки в стороны, Алиса посмотрела сверху на свой живот. — Все будут меня разглядывать. И тыкать пальцами. И фотографировать! — Она дёрнула его за рукав в ожидании очередного чудо-ответа.       — Я же сказал, что Александр не поедет на суд. И тебе тоже не нужно туда ехать. На суде будут ваши адвокаты. — Игорь с готовностью повторял уже сказанное, успокаивающе поглаживая её по руке.       — И потом я увижу Стефанию и Никки?..       — Обязательно!       — А вдруг Александр передумает?       — Нет, Алиса, он не передумает.       — Почему ты так уверен? Думаешь, ты хорошо его знаешь? — Её глаза снова стали огромными от напряжённого ожидания.       — Мне иногда кажется, что я его знаю лучше, чем он сам себя знает.       Она ухватилась за полы его куртки, почти повисла на них.       — Тогда скажи мне, зачем он это сделал? Зачем?! Я же не так сильно провинилась, чтобы так больно меня бить.       Игорь сжал челюсти, скрипнул зубами. Алиса замерла — столько муки было в его глазах.       — Думаю, он любил тебя.       — Любил?.. — Она разжала пальцы и отступила на шаг. — Любил?! Это он так сказал?..       — Это я так думаю. Когда мы учились в институте, то иногда менялись подружками… Не смотри так, я сам знаю, что хвалить меня не за что… Я сейчас не об этом. — Игорь замолчал на несколько секунд, пересиливая внутреннее сопротивление. — Изначально никто из этих девчонок не знал, что нас двое. Ни одна. У них не было шансов догадаться о подмене. Ты бы догадалась, если бы не знала?       Алиса задумалась, помотала головой:       — Скорее всего нет.       — Вот именно. Понимаешь, что я хочу сказать? В этот раз он не стал так делать. Он дал тебе шанс. Или, скорее, себе… В глубине души он не хотел того, о чём сам меня попросил. Он надеялся, что ты догадаешься и всё сорвётся.       — А я не только не прошла тест на догадливость, но потом ещё и спасибо ему сказала. За то, что провела ночь с богом секса. — Игорь поморщился, крякнул с досадой, и Алиса упрямо выпятила подбородок: — Я рада, что хотя бы так врезала ему! Любит он, видите ли… извращенец несчастный. Если он так любит, как же он ненавидит?       — Долго, Алиса. И очень сильно. Тебе ли не знать…       На главном городском променаде Лозанны постепенно зажигались фонари — белоснежные вершины Альп на французской стороне укутывали сумерки, туристы и шумные подростки расходились, уплыли на ночлег лебеди и утки. Пару раз Игорь и Алиса заглядывали в прибрежные кафе выпить горячего чая с имбирём и корицей и в пансионат вернулись уже поздним вечером.

***

      — Устала? — Игорь поглядывал на сидящую в кресле Алису снизу вверх, расстёгивая её высокие ботинки.       — Немножко…       — И замёрзла, да? — Она мотнула головой, но он не поверил и, сняв один ботинок, ощупал сначала ступню, потом пальцы. Сообщил: — Ноги холодные. Я тебя не только загулял, но и заморозил. Набрать ванну?       — Мне нельзя лежать в ванной. Я беременная, забыл? И я правда не замёрзла.       Стянув второй ботинок, Игорь отнёс их к входу, затем поднял брошенное на диван лёгкое пальто Алисы, повесил на плечики и убрал в шкаф. Туда же сунул её шёлковый шейный платок. «За собой бы так убирал», — усмехнулся про себя. Горничная уже навела в домике порядок: заправила кровать, заменила полотенца, все вещи аккуратно разложила на свои места, и только гитару не нашла, куда пристроить — так и оставила стоять между подушками. Откинувшись на спинку, Алиса шевелила гудящими от долгой прогулки ногами и наблюдала за перемещениями Игоря по комнате. Под её нетерпеливым ожидающим взглядом он достал из верхнего ящика комода пластиковую папку с бумагами, отдал ей, а сам примостился рядом на пол.       — Ты читал это? — Она теребила пальцами край папки.       — Мой немецкий не настолько хорош. А по-гречески я вообще не знаю ни слова. — Игорь положил её правую ступню себе на грудь и начал массировать — растёр пятку, щиколотку, прошёлся по своду, подошве, размял пальцы. Спросил: — Легче?       Алиса кивнула, благодарно погладила его по руке, и он взялся за другую ногу.       — Спасибо. — Потянувшись, она всё же дотронулась до его волос, провела ладонью от висков назад, потом вниз к шее, пропуская длинные мягкие пряди между пальцами.       — На здоровье. — Он поцеловал пятку, опустил, затем поймал гладящую его руку и, зажав её между плечом и щекой, потёрся: — Давай, я тебе дам халат? Ты переоденешься и ляжешь. Отдохнёшь, не спеша почитаешь, а я пока сделаю тебе чай. Потом провожу тебя, если хочешь. А если не хочешь, то оставайся ночевать. У меня диван раскладывается, не то что у тебя…       Алиса помотала головой, но халат взяла.       Договор на оказание юридических услуг был составлен на немецком. Герр Пихнер — светило юриспруденции не только в своей родной Австрии, но и уважаемый юрист среди коллег в Европе, предусмотрел все возможные исходы щекотливой ситуации и продумал каждую мелочь. Особенно внимательно Алиса читала пункт о конфиденциальности. Своё заявление о пересмотре дела «в связи с вновь открывшимися обстоятельствами», написанное на греческом, пробегала глазами уже не столь внимательно и удовлетворённо кивнула, когда достала последний документ — ходатайство к заявлению с просьбой рассмотреть дело в закрытом режиме. Если суд его примет, то есть шанс, что в прессу подробности не попадут.       Игорь поставил большую кружку с чаем на тумбочку и присел сбоку.       — Эй, ты почему плачешь? Ведь всё хорошо.       — Спасибо тебе. — Алиса взяла его ладони в свои, прижалась к ним сначала мокрой щекой, а затем губами.       — За что? — Он попытался высвободиться, но у него не вышло.       — За то, что помогаешь мне… — его руки осыпали лихорадочные поцелуи, — беспокоишься обо мне… ухаживаешь.       — Я могу делать это до конца своей жизни. Если ты захочешь. — Ему всё же пришлось применить силу, чтобы прекратить это нервозное поклонение и прижать руки Алисы к одеялу.       Она помотала головой.       — Ты обещал. Обещал, что не будешь говорить об этом. Но уже второй раз нарушаешь своё слово.       — Мне казалось, что, если я больше ни разу не предложу тебе выйти за меня замуж, ты обидишься.       Алиса усмехнулась его очередной попытке её развеселить.       — Я боюсь. — Она боялась.       — Зря. — Теперь он взял её руку, но действовал в обратном порядке — сначала поднёс к губам, поцеловал, после чего прижался щекой. — Я же хочу не только спать с тобой. Я хочу с тобой жить. С тобой и нашими детьми. Хочу завтракать с тобой, ездить на рыбалку, выбирать мебель для нашего дома, слушать, как ты смеёшься. Я хочу любить тебя. Не издалека, а когда ты рядом.       Она потупила взгляд, и Игорь на минуту прервался, чтобы взять с тумбочки чай и подать ей. Придерживая тяжёлую керамическую кружку, он дождался, пока Алиса крепко возьмёт её обеими руками и сделает глоток.       — Ты не пожалеешь! — с убеждением сказал он. — Потому что я буду делать всё для этого. Чтобы ты ни разу не пожалела. Чтобы ты больше никогда не плакала. Ну, только если от радости, когда Стефания будет выходить замуж. — Алиса улыбнулась, и он вытер остатки слёз с её щёк. — Всё будет так, как захочешь ты. Чего ты хочешь? Я всё сделаю.       — Даже бросишь рыбалку? — Спросив первое, что пришло в голову, чем можно было испытать на прочность его решимость, она замерла, испугавшись и собственной бессердечности, и того, как Игорь сам на мгновение замер.       — На рыбалку мы с тобой вместе поедем. Тогда, когда ты скажешь. Не раньше. — Его голос звучал уверенно, глаза не лгали. — Что-нибудь ещё?       — Александр… вы очень похожи, вас и правда можно спутать. Но в тебе нет его жестокости… Он всегда такой был?       — Не всегда. — Игорь задумался. Собрав с кровати разбросанные листы договора, встал и положил папку на комод. Продолжая хмуриться, всё ещё сомневаясь, взъерошил волосы. Затем сел в кресло рядом с кроватью и сцепил пальцы в замок. — Может, тебе и правда лучше знать об этом…       Рассказывая давнюю историю о том, как Александр стал свидетелем измены матери их отцу, Игорь произносил слова скупо, кидал короткие, отрывистые фразы, почти через силу, — Алиса видела, с каким трудом даётся ему признание. Временами ей казалось, что он говорит сам с собой, и уже почти жалела о своём любопытстве. В конце спросила осторожно:       — И он ничего не сказал вашему папе?       — Он никому не сказал. И сильно изменился с того случая. Ну, это я уже потом понял… Может, если бы он рассказал мне сразу, ему было бы легче справиться. И всё было бы по-другому…       Алиса подумала. Не согласилась, покачав головой:       — А может, наоборот. Может, ты бы тоже стал её ненавидеть. Как он.       Игорь машинально-отрешённо провёл рукой по волосам.       — Александр тоже так сказал. Когда я спросил, почему он скрыл от меня это. Он сказал, что достаточно одного сына, который ненавидит свою мать.       — А сейчас? Они с мамой общаются?       — Да, конечно. Он каждый месяц переводит ей деньги, иногда звонит. Правда, ездит к ней редко.       — Но он всё же рассказал тебе. — Сочувствие в голосе боролось с осуждением.       — Рассказал, да… Мы тогда были уже взрослые, и я не воспринял это как какую-то страшную трагедию.       — Но зачем? Это случилось давно, уже всё отболело. Зачем ему понадобилось вываливать на тебя это?       — Чтобы вправить мне мозги.       — А они у тебя были на сторону свёрнуты?       — Александр думал, что да.       — А ты?       Игорь помолчал, дёрнул уголком рта. Затем поднялся, прошёлся по комнате, зацепился за стул. Тот упал, громыхнув.       — Нет, с мозгами у меня всё было в порядке, но Александр считал, что поступает правильно.       Алиса смотрела выжидающе, и Игорь начал рассказывать ей о Насте.       — Господи… — Чай давно был выпит, кружка снова стояла на тумбочке, и теперь Алиса теребила в волнении воротник махрового халата. — Как же это жестоко! И то, что вы делали… оба! Это тоже ужасно жестоко!       — Согласен. Хотя тогда я не видел проблем, особенно когда всё проходило гладко. И какое-то время не понимал, зачем Александр иногда устраивал так, чтобы девчонки всё узнавали. Он получал от этого особое удовольствие. Это потом, когда он рассказал о маме, я понял.       — А что стало с Настей?       — Её я больше не видел. Она бросила институт и уехала домой.       — Почему ты не поехал за ней? Ты же хотел жениться.       — Потому что Александр «вправил мне мозги». — Слова трескались от сарказма. — Я спросил у него — зачем было делать это втихую, не предупредив меня? Тогда он и рассказал про маму. Сказал, чтобы я не обольщался. Потому что, если даже наша мама такая, как остальные могут быть другими?       Алиса протянула руки, и Игорь пересел к ней с кресла, взял её ладони в свои.       — Как же это ужасно! Не представляю, что бы со мной было, если бы я узнала, что папа изменяет маме… а если бы ещё и сама увидела… Нет, даже представлять не хочу! Не знаю, стала бы я его ненавидеть или нет, но мне было бы очень больно. Наверное, я бы тоже очень мучилась. — Её руки безостановочно перебирали, тискали, гладили его ладони. — Мне жаль Александра… очень жаль. Я его понимаю. Но это не оправдывает его. То, что он узнал о вашей маме, не оправдывает того, как он поступал с теми девушками. Как поступил с Настей. И со мной.       — Я не оправдываю. Ты спросила, я постарался ответить. Рассказал тебе про маму, потому что мне кажется, что именно тот случай определил его отношение к женщинам. Он не подпускает их к себе близко, потому что не верит. У него ни разу не было серьёзных отношений. Только секс. Без привязанностей и обязательств. И то, что он сотворил в Вегасе… видать, ты сильно его зацепила, подошла слишком близко. И он слетел с катушек. — Мучительно скривившись, Игорь повёл плечом: — У меня нет других объяснений тому, что он сделал.       Алиса задумалась.       — Ты из-за этого считаешь себя обязанным ему? Из-за мамы? Ты это имел в виду, когда говорил, что в долгу перед ним?       — Не только из-за мамы… Из-за тебя тоже. Кто знает, как бы всё сложилось, если бы я тогда не влез между вами. Может, твои дети были бы ваши с ним. У меня были бы племянники. А мой брат был бы счастлив. С тобой.       — Он взрослый человек. Это был его выбор.       — И мой тоже. Поэтому я не могу его бросить.       — А может, стоит? То, как вы развлекались в институте, подло и мерзко. А то, как он поступил со мной, вообще преступление! Ты когда-нибудь задумывался об этом? Что он не просто жестокий человек… он преступник!       — А ещё он мой брат. Ты думаешь, я не понимаю, что он поступил как мудак? Что ему могли впаять срок? И он это заслужил… Но хорошему человеку помогать легко. Потому что весь мир смотрит на тебя с одобрением. А ты попробуй помочь тому, кому хочется разбить морду… Ты бы справилась с этой бедой, Алиса, если бы твой муж тебя поддержал. Вместе вы бы справились. Александр сам во всём виноват, но один он не вылезет из того дерьма, в которое залез. Я не могу от него отвернуться, перестать с ним общаться… Не могу его бросить. У него никого нет, только я. Он же меня не бросил, когда я попал под раздачу…       — А что случилось?       — Неважно. Но без него я бы не выкарабкался.       — Это тоже было давно?       — После твоей помолвки.       — Ты что, запил?       — Почти.       — И что он сделал?       — Нянчился со мной, как… как с инвалидом. Заставил хотеть жить.       — Как?       — Пощади, Алиса… Не мне просить у тебя сжалиться, но… сжалься.       В глазах были мольба и страдание, но Алиса помотала головой. Сейчас в своем упрямстве она походила на ломающего игрушку ребёнка. Который осознаёт, что исправить ничего будет нельзя, но продолжает откручивать кукле голову, чтобы посмотреть — что же там внутри.       — Что он сделал?       Игорь всё же дал слабину — сглотнув, на миг прикрыл глаза.       — Разбил твою жизнь.       От неожиданности Алиса моргнула, потёрла горло, пытаясь вдохнуть. Вдохнула. Выдохнула:       — Вот как?.. Похоже, он у нас на все руки мастер. Одного лечит, другого калечит.       Игорь прижался губами сначала к одной её ладони, затем к другой. Ощутив на коже влагу, она высвободила одну, глянула. Удивилась. Погладила по плечу, с трудом расслышав сдавленный шёпот:       — Если бы я отказался, ничего бы не было… Если бы я рассказал, ничего бы не было… — Игорь поднял голову. Влажные ресницы склеились и стали тёмными. — Меня бы здесь не было. Но и тебя тоже.       — Ты не можешь знать, как бы всё было. И с чего ты вдруг решил, что у нас с ним могло что-то выйти? Ты же сам сказал, что за всю жизнь у него ни разу не было серьёзных отношений.       — Один раз он встречался с девушкой почти год. Так что исключения случались. Некоторых людей нужно насильно тыкать в счастье носом… а не отбирать у них это счастье.       — Ты не можешь этого знать! — повторила она сердито, раздосадованная его упрямством. — И никого ты ни у кого не отбирал. Ту девушку у него тоже кто-то отобрал? Почему они расстались? Год отношений — это довольно серьёзно.       — Мы даже думали, что они с Ириной поженятся. — Минутная слабость прошла, и теперь Игорю было не по себе. — Они очень подходили друг другу. Может, в итоге и правда бы поженились. — Он вдруг замолчал, задумался, отвёл взгляд.       — Что он ей сделал? — Алиса прикусила губу, ни секунды не сомневаясь, что вновь не услышит ничего хорошего.       — Заставил сделать аборт. — Она вздрогнула, зажала рот ладонью. — Александр не любит детей, никогда их не хотел, и он всегда предохраняется. И у неё хватило ума протыкать презервативы. Ей пришлось признаться, иначе он не верил, что ребёнок его. Я никогда не видел его в такой ярости. Не знаю, как он уговорил её, но она сделала аборт. Александр может быть очень убедительным, когда захочет.       — Но… но зачем? Она же могла родить и растить ребёнка одна. Раз они всё равно расстались…       — Могла. Если бы у неё хватило мозгов ничего ему не говорить. И убежать от него подальше раньше, чем он узнает. Но она решила его обрадовать.       — Но не мог же он заставить её силой…       — Я не знаю, она мне не рассказала. Перед отъездом она приходила ко мне. Говорила, что очень жалеет, что послушалась его.       Стянув ворот халата, Алиса поёжилась:       — Был один момент, когда я тоже хотела. Но мне стало плохо от одной только мысли.       Игорь кивнул:       — Поэтому я ничего тебе и не сказал. Мадам Леруа советовала поговорить с тобой. Сказать, что, если ты захочешь, всё можно устроить. Не смотри так, я же не предложил тебе это…       — У тебя бы всё равно ничего не вышло, я бы не согласилась. И у него в этот раз ничего не выйдет. Меня он не сможет уговорить! И заставить не сможет!       — Конечно, не сможет. — Игорь погладил её по колену. Замер: — Но при чём здесь он? — Отпрянул, взглянул в лицо. Выдохнул: — Он что, тоже…? — Слова застряли в глотке.       — Не тоже. — Её глаза блестели, но слёз не было. Хотя голос чуть подрагивал: — Т-только он. Т-только он один. — Она с горечью усмехнулась, видя, как меняется его лицо: — Он зря потратил деньги.       — Какие деньги?..       — Бармен сказал. Сказал, что… что белый пидор заплатил ему, чтобы он меня, чтобы они все… все меня…       — Не надо, Алиса, не говори. Я понял. — Игорь замычал, уткнулся лицом ей в колени, судорожно скомкав полы её халата.       — Но они меня не тронули. Они вызвали врача, но репортёры приехали первыми. Их было очень много. И ещё полиция… И моя жизнь превратилась в ад.