Ноябрь 2019
Когда решение принято, всё становится проще — не только поддерживать разговоры, думать, но и дышать. Нет больше метаний, бессонницы, перепадов настроения и неконтролируемых слёз, ежеминутно задаваемых себе вопросов «А вдруг…?», «А что, если…?» и желания что-нибудь разбить. На оставшиеся сомнения можно закрыть глаза, изо всех сил зажмуриться и затоптать их мантрой «так-будет-правильно-поэтому-всё-будет-хорошо». Игорь больше не возвращался к разговору об усыновлении, даже во взгляде Алиса не заметила ни разу ни вопроса, ни неодобрения. И была благодарна ему за это. «Всё будет так, как захочешь ты». — «Ах, если бы!» Ещё в пансионате он окутал её заботой точно коконом, постепенно избавив от необходимости решать, где пообедать и поужинать, как провести день и чем себя развлечь, когда посетить врача и какой фильм посмотреть вечером. И она наслаждалась покоем в созданном им убежище — охраняемая своим верным стражем, замерла, словно в анабиозе, не желая ни с кем разговаривать, ничего знать, делать и даже думать. «Потом, всё потом…» Она видела ухищрения Игоря развеселить её и отвлечь — забавные порой до нелепости, — и вяло удивлялась такой настойчивости: «Зачем ему это?» Иногда раздражалась — так же отстранённо-равнодушно, — хотя в остальное время его настойчивость приятно грела, успокаивала, заверяла: «У тебя всё будет хорошо». После переезда в Комо в поведении Игоря ничего не изменилось — он приносил ей подарки и цветы, разувал после прогулки, массировал ступни, придерживал на лестнице, оберегал от расспросов родных, полностью приняв на себя решение бытовых вопросов — обсуждал с Галиной меню, давал задания Сергею Николаевичу. Но ответить на главный вопрос не мог. Сейчас, когда возможность видеться с сыном и дочерью стала так близка, тот возник, неотвратимый и мучительный, пробив брешь в её безопасном коконе: что ей делать с ребёнком, который вот-вот родится? Не возмутится ли Луи, не потребует ли оставить в силе решение суда? Поверит ли суд в её верность и порядочность? Как она объяснит своё новое материнство спустя ровно девять месяцев после скандала? Ведь варианта всего два: это либо плод насилия, либо супружеской неверности. Второй неправда, рассказывать же о первом Алиса страшилась до тошноты и трясущихся коленей. Вот и получалось, что нежеланный и заранее нелюбимый, этот ни в чём не повинный малыш угрожал их с Никки и Стефанией будущему самим фактом своего существования. И пока Игорь потел в спортзале, возил Галину за продуктами, сгребал во дворе опавшие каштаны и стриг газон, Алиса снова и снова медленно взбиралась по лестнице на третий этаж, пряталась за занавесками в кабинете и смотрела на озеро, пытаясь найти ответ. А когда нашла, всё стало проще. Подтолкнул её решиться на то, что она обдумывала уже некоторое время, адвокат. — Герр Бестужев поясняет свой абсолютно недопустимый поступок местью за уязвлённое самолюбие. Он настаивал на продолжении встреч, искал вашей благосклонности, но в какой-то момент вы отвергли его ухаживания и разорвали отношения. — Адвокат замолчал на секунду и задал вопрос, который Алиса в смятении ожидала с первой минуты беседы: — Герр Бестужев сам совершал над вами насилие? — Я могу не отвечать? — В ваших интересах ответить, фрау Голденберг. Все доказательства причинённого вам вреда — физического и морального — вы сможете использовать позже, когда данный судебный процесс завершится. Герр Бестужев опоил вас наркосодержащим веществом, против вашей воли увёз из отеля, где вы проживали. То есть он вас похитил. А далее оставил без помощи. При том, что вы находились в опасном для жизни и здоровья состоянии и были лишены возможности принять меры к самосохранению. Он же сообщил о вас репортёрам, дав им заведомо ложную информацию. То есть он вас оклеветал, нанёс ущерб вашей репутации и доброму имени. Что закончилось для вас разводом и запретом принимать участие в воспитании детей. Сейчас свидетельские показания герра Бестужева подтверждают вашу версию событий того вечера. Подтверждают вашу невиновность. Но когда всё закончится, я настоятельно рекомендую вам обратиться в суд. Материалов данного дела будет достаточно. Найдите хорошего адвоката по уголовным делам. Уверяю, для возбуждения дела есть все основания. Вы вправе рассчитывать на денежную компенсацию за причинённый вам моральный ущерб, а также вправе просить суд лишить герра Бестужева свободы. Вы вправе подать в суд на телекомпании, распространившие непроверенную информацию. Если сейчас вы ответите на мой вопрос положительно, я это зафиксирую. Ваш ответ тоже останется в материалах дела. Я весьма поверхностно знаком с законодательством вашей страны, но думаю, если факт насилия будет установлен, за совершённое преступление герру Бестужеву может грозить от пяти до пятнадцати лет лишения свободы. В подтверждение своей правоты вы вправе затребовать тест на отцовство. — Нет. — Алиса спрятала лицо в ладонях, замотала головой. — Нет! Нет! — Но если газетчики прознают о ребёнке, как мы поясним сей факт суду? — Я думала над этим. — Адвокат удивился, и она спросила: — Когда начнутся слушанья? — Я рассчитываю, что к началу февраля мы управимся и всё подготовим. Алиса удовлетворённо кивнула: — Мой наблюдающий гинеколог ставит мне срок на конец декабря. У меня есть к вам один вопрос… может, это решит проблему. Идею с усыновлением адвокат принял с энтузиазмом. И пообещал, что лично займётся поиском приличной семейной пары, мечтающей о приёмном ребёнке. Главная сложность утряслась, и избавляться от защитного кокона Алиса не спешила. Лишь выглядывала оттуда со всё возрастающим любопытством, крутила головой, готовясь расправить крылышки, примериваясь к будущему полёту. Она позвонила маме и бабушкам, поблагодарила отца и брата за помощь, написала Карине и запостила в инстаграме пару особо удачных снимков, которые сделал Игорь. Подписчики забрасывали её лайками, восхищёнными комментариями и обеспокоенными вопросами, телефон разрывался от звонков и сообщений. И Алиса в недоумении рассматривала висящие на стенах библиотеки фотографии, не понимая, почему поставила на своей жизни крест. С чего решила, что два негодяя вправе перечеркнуть всё хорошее в её жизни? Она молодая, красивая, здоровая. У неё есть семья, друзья и мужчина, готовый ей помогать. Но самое главное — Никас и Стефания нуждаются в ней. А у этого малыша, в последние дни ставшего странно тихим, тоже будет любящая семья. Так сказал адвокат, а он не может лгать. Своим клиентам адвокаты не лгут. «Правда же, Игорь?» — «Всё будет так, как ты захочешь». — «Никто не должен знать, что я была беременная». — «Всё будет так, как захочешь ты». Он зашнуровывал кроссовки, а она стояла рядом. Ждала, чтобы запереть за ним замок. — Зря ты поднялась, я сам закрою дверь. Иди ложись. — Каждый вечер Игорь неизменно жал ей на прощание руку и уезжал в отель. — Я беременная, а не больная, — напомнила она ему. — Почему ты не хочешь остаться? Это же твой дом. — Я хочу, чтобы ты скучала по мне. — Льдистая синь искрилась весельем снизу вверх — он сидел на корточках, смотрел на неё и опять насмехался. И Алиса скучала, всё чаще задумываясь, как бы справилась без него. Благодарная ему за то, что он отдал дом в полное её распоряжение, порой осознавала, как велик этот дом для неё одной. Ловила себя на том, что выглядывает в окно — не подъехал ли чёрный порше, что в ожидании посматривает на входную дверь — не откроется ли. Она скучала по язвительным шуточкам Игоря, его рыбацким байкам, бренчанию на гитаре, прикосновениям — ласковым, осторожным, целомудренным. Нервничала, если он задерживался. Расстраивалась, если в какой-то из дней он не приезжал вовсе. Ревновала, представляя, как он любезничает с накачанными красотками в спортзале или со смазливыми продавщицами в бутиках. Как-то раз, когда они зашли в магазин аксессуаров и одна из таких продавщиц, показывая товар, щебетала вокруг «синьора», а потом ещё и дотронулась невзначай до его плеча, Алиса, неловко запнувшись, с грохотом свалила стойку с перчатками и шейными платками на пол. И лишь тогда нахальная девица отлипла от Игоря, бросившись к ней с вопросом, не ушиблась ли синьора. После, сидя в кафе за бокалом вишнёвого глинтвейна, он показал Алисе шикарный палантин от Loro Piana из руна перуанской викуньи¹, который так долго выбирал там. — Это мне? — спросила она, кокетливо улыбаясь. — Если хочешь, то да, — ответил он. — Я купил его Марии Фёдоровне. Она как-то обмолвилась, что шарфы, платки и палантины — её слабость. Но если он тебе нравится, то он твой, а ей я другой куплю. Отправим к Новому году вместе с теми перчатками, что ты ей купила. — Давай… — Алиса насмешливо прищурилась: — Мне кажется, или ты обхаживаешь бабушку Машу? — Не только же ему над ней подшучивать. — Изо всех сил, — признался Игорь, глядя на неё честными глазами. — А зачем? — У самой Алисы вариантов не было. — Зарабатываю очки. Поэтому прогибаюсь, как могу. — Но зачем? — В повторном вопросе заметно прибавилось любопытства. — Чтобы, когда твои узнают, из-за кого твоя крёстная с ними разругалась, у меня среди них был если не союзник, то хотя бы лояльно настроенный человек. В идеале здорово иметь бабушку Машу в подружках, но если она будет хотя бы не врагом, уже хорошо. Мне кажется, она реальный авторитет в вашей семье. И может повлиять на мнение твоей мамы. А, может, и отца… Алиса кивнула. — Мама говорит, что папа подчиняется только двум людям в мире — бабушке Маше и президенту. И смеётся, что именно в таком порядке… Этот палантин я заберу себе, он обалденный, — объявила она. — Для бабули тебе придётся другой покупать. И если хочешь, я подскажу, какой цвет любит моя мама…***
Большая лакированная шкатулка из тёмного дерева тускло мерцала в свете настенного бра. — С днём рождения, Алиса. — Игорь придвинул шкатулку ближе: — Это тебе. Она медлила. Ужин закончился, музыканты сыграли Happy Birthday to You, команда поваров и официантов вынесла с кухни торт со свечами, и теперь ей осталось только посмотреть подарок, который Игорь приготовил. Вечер в небольшом семейном ресторане с итальянской кухней и приятной живой музыкой им обоим доставил удовольствие, но подарок её напугал — шкатулка была слишком красивой и блестящей, выглядела так богато, что Алисе вдруг стало не по себе. У мамы в похожей хранилось роскошное колье из сапфиров и бриллиантов, безумно дорогое. Такие подарки обязывают. Если его принять, Игорь может расценить это как согласие. «Если только…» — Открой. — Не могу. Сам открой. Он развернул к ней шкатулку и медленно поднял крышку. Сначала у Алисы округлились глаза, затем приоткрылся рот и вырвалось изумлённое: «О!» Она подозревала, что это может оказаться очередным розыгрышем, который удивит её, но чтобы так! — Боже, ч-что это? В глубоких гнёздах обтянутой тёмно-вишнёвым бархатом подложки лежали два предмета. Первый напоминал колотушку длиной в полторы ладони — с деревянной полированной рукояткой и металлическим стержнем с утолщением на конце. Второй был похож на обычное шило, но с такой же красивой рукояткой. — Возьми в руки. — Игорь вытащил колотушку и шило, и Алиса осторожно взяла их. — Удобно? — Ошарашенная, она кивнула. — Они именные. Посмотри. — Палец указал на вырезанную на дереве надпись «Alisa». — Нравится? Она опять кивнула и не удержалась — фыркнула. — Я догадываюсь, для чего это… но не знаю, как правильно называется. — Это твой персональный набор для гуманного умерщвления рыбы². — Игорь прищурился и спросил тоном учителя: — Что, в соответствии с законодательством некоторых европейских стран, должен сделать законопослушный рыбак, когда поймает рыбу? Знаешь? — Алиса помотала головой, пытаясь сдержать смех. — Окей, вот тебе варианты ответов: а — он должен измерить рыбу, б — оглушить её, в — умертвить. Какой твой ответ? — А, — уверенно сказала она. — Он должен её измерить. Если рыба меньше, чем разрешено, нужно её отпустить. Я это точно знаю! — Довольная собой Алиса задрала нос. — Ответ неверный, экзамен ты не сдала, лицензию рыбака не получила. — Рассмеявшись, Игорь дотронулся до её носа, заставив чуть опустить голову. — Тут все варианты правильные, и делать нужно последовательно. Ты измеряешь пойманную рыбу, маленькую отпускаешь, а допустимую по размеру глушишь такой колотушкой, а затем ножом или вот таким шилом протыкаешь пузырь, сердце, либо мозг. В общем, валишь рыбёху, пока она в отключке и ничего не чувствует. Чтоб не расстраивать зелёных. Запомнила? — Да. — Алиса склонила голову набок, с улыбкой рассматривая шкатулку. Призналась: — Мне никогда в жизни не дарили таких необычных подарков. Надо же… персональный набор законопослушного убийцы! — Она снова фыркнула и по очереди показала ему то, что держала в руках: — Это палка-оглушалка, а это шило-мочило! — И не удержалась — расхохоталась от души. После чего положила подарки в шкатулку и вытерла слёзы: — Прикольный сюрприз! Спасибо. Уже и не помню, когда я так смеялась. — Сюрпризы на сегодня не закончены. — Игорь встал. Алиса вмиг перестала веселиться, но он подмигнул ей: — Сегодня я дам тебе шанс понять, стоит моё пение твоей руки или нет. Он подошёл к музыкантам, которые закончили очередную композицию — высокий длинноволосый парень пел народные итальянские песни и играл на акустической гитаре, седовласый старичок сидел за электронным пианино. Мужчины недолго посовещались, и парень вручил гитару Игорю, а затем помог пристроить микрофон. Старичок одобрительно кивнул. Хихикая, Алиса смотрела за их приготовлениями. После первых аккордов она закусила губу — медленная лирическая мелодия недвусмысленно анонсировала романтику, так что смех здесь был неуместен. Но когда прозвучали первые слова песни, в изумлении приоткрыла рот:— Твой звонок раздался ночью, Я услышал в трубке голос твой, Ведь я его так ждал. Ты о ссоре позабыла, Ты о встрече попросила, Да! Да, так я это знал.
Алиса застыла, по спине пополз холод, руки вцепились в край скатерти. Голос был вкрадчивым, приглушённым, Игорь не пел, а скорее говорил, глядя прямо на неё — говорил ей и о ней. Но зачем? Зачем сегодня, в её день рождения, когда всё так хорошо и им так весело, он вспомнил о том жутком случае, о котором она сама пыталась забыть, как о страшном недоразумении, постыдном припадке? Да ещё и песню про это придумал! Это уже несмешно, совсем не смешно… Она вздрогнула всем телом, когда его голос неожиданно стал громче, напористей, а звучание гитары агрессивней:— Пусть одежду ветер рвёт, ураган пускай ревёт, Я по твоим соскучился губам. Наплевать на ураган, наплевать на злой туман, Но я приду, ведь ты моя судьба.
Старичок-пианист подыгрывал Игорю, пытаясь на ходу подобрать мелодию, подстроиться под изменившийся ритм. Алиса разжала кулаки, выпуская из них ни в чём не повинную скатерть. Нет, песня совсем не о её глупости. Слёзы полились помимо воли. Песня лилась вместе с ними — лирика осталась только в словах, в голосе и бое по струнам напор многократно усилился:— Злая ночь пугает тьмою, Тёмный лес передо мною, — Да, я и об этом знал! Дико воют волки где-то, Надо мне пройти всё это, Ад! Ад на Земле настал!
Хрипотца и вкрадчивость ушли из голоса, он стал чистым, сильным, глубоким. Проникал в голову, в сердце, заставлял в смущении краснеть: «Я по твоим соскучился губам», осушал слёзы: «Ведь ты моя судьба». Обида растаяла, Алиса жадно вслушивалась в слова:— Тёмный лес ужасен ночью, Но к тебе дойду я точно, Знай — мне наплевать на всё! Я пройду через туманы, Твоё «Да» затянет раны, Больше мне не надо ничего.
Когда песня закончилась, она боялась пошевелиться, взглянуть на других посетителей, на вышедших из кухни поваров. Все они не поняли ни слова, но не могли не оценить страстности певца и не заметить слёз той, кому эта страстность предназначалась. Ослеплённый бьющим в глаза светом, Игорь единственный не видел её мокрых щёк. Он наклонился к микрофону: — Ну что, Алиса, потянет или как? — И рассмеялся. Ей было не до смеха — все смотрели на неё и ждали ответа. Чтобы понять происходящее, никому не требовалось знания русского языка. — Ну хорошо, ты сама напросилась… — Игорь провёл большим пальцем по струнам сверху вниз. — Теперь держись! Останови меня, когда решишь, что тебе хватит… — И начал сразу громко, в голос, весело и задиристо:— Эй, зазноба, выходи скорей во двор — Я специально для тебя гитару припёр. Я тебя аккуратно к сеновалу отнесу. Ну а коль не выйдешь ты, все заборы обоссу. Возле дома твоего, возле дома твоего.
Ахнув, Алиса заморгала от неожиданности. Кто-то из посетителей засмеялся, захлопал, а местные музыканты вдруг подхватили припев, смешно коверкая незнакомые слова:— Возле дома твоего, возле дома твоего. Возле дома твоего, возле дома твоего.
Люди хлопали в ладоши и притоптывали в такт, посматривая на неё с дружелюбными улыбками. А ухарская песня продолжала вгонять её в краску:— Эй, подруга, выходи послушать рок — Я специально для тебя «Сектор газа» приволок. Ну а коль не выйдешь ты, то учти, ядрёна медь: На весь хутор под гитару песни матом буду петь. Возле дома твоего, возле дома твоего.
Она расхохоталась, закрыла руками лицо, её плечи тряслись и из-под ладоней вырывался смех. Хор подпевающих Игорю пополнился новыми желающими, стал более дружным и слаженным:— Возле дома твоего, возле дома твоего. Возле дома твоего, возле дома твоего.
Пели уже все — и посетители, и работники ресторана. Сидящий за соседним столиком толстячок отстукивал ритм ножом по столешнице, его спутница дирижировала вилкой. А до Алисы внезапно дошло, чья это песня, и, представив, что может последовать далее, она опомнилась и замахала руками: «Хватит! Хватит!» Игорь понимающе заулыбался и остановился, затем отдал гитару владельцу, пожал ему руку и поклонился маленькому уютному залу. И пока шёл к своему столику, провожаемый аплодисментами, продолжал благодарно кланяться. Смущённая Алиса поднялась ему навстречу, и он, подойдя вплотную, привлёк её к себе, обнял. Она спрятала лицо у него на груди. Им продолжали одобрительно рукоплескать. — Ну как тебе? — Игорь защекотал губами её ухо. Алиса высвободилась, села за столик, кивнула насмешливо: — Очень даже неплохо… — Но чего-то не хватает? — Мало! — Она расхохоталась, увидев его ошарашенно-обиженное лицо. Схватки у Алисы начались в Рождество, прямо во время ужина, а после полуночи она родила здоровенькую девочку. Так как и мать, и ребёнок чувствовали себя хорошо, выписать их из клиники пообещали до Нового года.***
Стоя у окна палаты, Алиса смотрела на улицу и натягивала перчатки. Температура здесь никогда не опускалась ниже ноля даже зимой, но в последнюю неделю немного похолодало. Две патронажные сестры заканчивали одевать её дочь. Нервно одёрнув юбку, хотя твидовый шанелевский костюм сидел идеально, Алиса снова безо всякой необходимости поправила перчатки и шейный платок. Из чёрного порше на парковке вышел Игорь, из серого фольксвагена — герр Пихнер. Она недовольно повела плечами, услышав, как одна из патронажных сестёр вновь засюсюкала над пеленальным столом: — Ах, какая же ты красоточка! За эти дни Алиса так и не взяла дочь на руки, даже не посмотрела на неё ни разу. Лишь утром и вечером сцеживалась в молокоотсос. Сейчас Игорь поднимется и отнесёт девочку в машину, а адвокат отвезёт её к новой семье. По закону Алиса не имела права знать их имя. Ей и не надо — они с Игорем прямо из клиники поедут в Кап-д’Ай, маленький приморский городок, где на побережье залива Ла Напуль в снятой вилле их уже ожидает целый штат прислуги и кошка. Чуть позже к ним присоединится и Сергей Николаевич — сразу, как закроет особняк в Комо и сдаст его под охрану. «Так будет правильно, поэтому всё будет хорошо», — убеждала себя Алиса, продолжая смотреть на улицу. Но зачем-то опять поправила платок и огладила юбку. — И какие же у неё красивые синие глазки! — не унималась говорливая сестра. Вторая — постарше и не такая восторженная — проворчала: — Почти у всех новорождённых глаза голубые. Это ненадолго. Через пару-тройку дней цвет изменится. Но её напарница не отступила, заявила с убеждением: — У неё не изменится! Я видела синьора, у него точно такие же. И не голубые, а синие! Она вся в своего папочку!.. Правда, милая? Женщины с недоумением обернулись на шум. Стоявшая у окна молодая синьора — счастливая мама синеглазой малышки, — за которыми приехал тот самый синеглазый здоровяк, сидела на полу и, уткнувшись в ладони, рыдала. Её элегантная юбка задралась, шарф съехал на сторону, макияж потёк, а она рыдала горько, безудержно — так, словно у неё кто-то умер.