Апельсин

      Александр сидел совсем рядом с палаткой и курил. Особо прислушиваться ему было не нужно — в тишине летней ночи характерные звуки разносились далеко. Хорошо, палатку они с Костиком поставили в ложбинке. Друг сначала удивился, что вдали от остальных, а потом хмыкнул, подмигнул понимающе. И от этого понимания на душе Александра стало настолько погано, что он с трудом удержался, чтобы не выматериться вслух. Но зато теперь стоны Алисы никому не слышно. Только ему.       Он до последнего надеялся, что его безумной затее что-нибудь помешает. Но Алиса почему-то пошла в палатку одна — не позвала с собой, не потянула собственнически за руку, показав всем, кто здесь её мужчина. Когда друзья наконец засобирались спать и они с Игорем не сговариваясь спустились к реке, он надеялся изо всех сил, что на его предложение брат всё же ответит отказом. Но Игорь курил и угрюмо молчал, а потом спросил лишь:       — Не передумал?       И за Александра ответила взбрыкнувшая гордыня:       — С чего бы? Отжарь её хорошенько. Может, меня правда отпустит. И мы с тобой снова будем не просто близнецы-братья, а близнецы-пиздобратья. — Яд в голосе осел на языке мерзкой горечью, а затем стёк в глотку, вызвав тошноту и отвращение. Но своего решения Александр не изменил.       Однако, не признаваясь даже себе, так и не перестал надеяться. Потому и пошёл к палатке кружным путём впереди Игоря, потому и сел вблизи под деревом. Очень уж ему хотелось услышать, как вмиг понявшая подмену Алиса возмущённо ахнет и вытолкает Игоря взашей; как тот станет оправдываться, объясняя ошибку опьянением, и уйдёт, ни разу не прикоснувшись к Алисе.       Но она не поняла, не ахнула и не вытолкала. И теперь, слушая вскрики удовольствия такой неистовой в любви Алисы и ритмичные хрипы брата, Александр содрогался в предчувствии совершённой фатальной ошибки, грядущей беды, чего-то страшного, неведомого, что способно разрушить его жизнь и сокрушить его самого.       Когда Игорь сегодня увидел их вместе, то, скорее всего, сразу всё понял. Понял, что попал родственничек в переплёт, что ещё немного, и будет он как телок на верёвочке ходить за своей лолитой. Спасать его нужно срочно. Вот и спасает. Жарит его девочку — палатка ходуном ходит. Чтобы вытравить её из его мыслей, куда проникла, незваная, непрошеная, чтобы вымелась из его жизни бесследно. Ни один мужчина в здравом уме не останется с женщиной, побывавшей после него под другим. «Ты же этого и хотел, дурень?..»       Словно в ответ на его немой вопрос Алиса стонет — громко, изнеможённо, — и Александру кажется, уже весь лес их слышит. Он зажал уши ладонями, не в силах терпеть это дальше.       За что нравилась ему Алиса, это за покладистость — не спорила никогда, ни о чём не спрашивала назойливо — где был да что делал? Придёт, обцелует всего и следит за ним взглядом постоянно — куда он идёт, туда и головка её белокурая поворачивается. Книги вслух читала. Нравилось ему, когда что-нибудь смешное попадалось, тогда Алиса смеялась колокольчиком серебристым, мелодично так, что у него дыхалку спирало от нежности.       Первый тревожный звоночек прозвенел, когда она не пришла на очередное свидание — сейчас Александр и не помнил, четвёртая то по счёту была суббота или пятая. Расстраивался недолго, завалился к Таньке, разведёнке из соседнего подъезда. Та накормила его, напоила и в постель уложила. Соскучилась, видать, по мужской ласке. Хотя он и пальцем не пошевелил, чтобы приласкать её, она всё сама сделала. Но в среду понял, что всё это время ждал субботы и… боялся? Боялся, что Алиса снова не придёт, что она вообще больше никогда не придёт, а он даже не знает её телефона, и адреса не знает. Вообще ничего не знает о ней! А вот думает об Алисе постоянно — и дома, и на работе. Сидел в кабинете, читал договор с подрядчиком и ничегошеньки не понимал. Наорал на секретаршу. Нахамил домработнице. Цветов накупил, расставил в вазах по всей квартире, как идиот последний. И когда ровно в полдень в дверь позвонили, открывать помчался молодым сайгаком. Поинтересовался осторожно — не приболела ли? Нет, говорит, просто месячные были. И краснеет! Всю ночь он не слезал со своей девочки. А когда она наконец уснула, понял, что даже под угрозой смерти не сможет пошевелить ни рукой, ни ногой — вымотался, как доминирующий кобель на собачьей свадьбе. И подумал тогда — чего он испугался? Баб вокруг полно, свет, что ли, клином на Алисе сошёлся? Но затем подорвался и побежал в ювелирный, где купил ей золотой браслет. Так не взяла, чёртова кукла! А потом ещё и угрожать ему вздумала — уставилась своими невероятными глазищами, насупилась и сказала, что уйдёт и не вернётся больше, если он подарок её дурацкий не примет. И он уступил, а что? Где её потом искать? «Получай теперь, шантажистка».       Стоны Алисы вонзаются в его барабанные перепонки, высверливая мозг, разнося черепную коробку на паззлы — бам! бам! бам! — не собрать их больше никогда заново, не сшить, не скрепить, не склеить. Не существует такого суперклея на всей долбаной земле. «Как ты могла, Алиса?..»       В студенчестве они часто так с Игорем развлекались — приходили на свидания по очереди, девчонки никогда не замечали подмены. Тупые курицы. Но Алиса же не такая, она должна была почувствовать, понять, разоблачить их. Ещё до того, как произойдёт непоправимое.       Он помнит, как первый раз взял её — уже не девственница, но свежая, ладная, невыносимо сладкая. Помнит первое прикосновение её робких пальчиков к своему разгорячённому паху — такое целомудренное и одновременно такое греховное, что у него едва крышу не сорвало, чуть не кончил, как срочник в первый день дембеля. Ничего ведь не умела! Он сам её всему учил — под себя, для себя.       В палатке снова сладостная возня, и скоро оттуда снова слышатся чавкающие, хлюпающие бесстыдные звуки. И перед глазами у него движутся в неистовом ритме тела — напряжённые, потные, звонко и влажно шлёпающие друг об друга. «Сколько, сука, можно?!»       Зачем он здесь сидит? Зачем слушает всё это? И Александр вдруг понимает, чего ждёт. Чтобы Алиса имя его произнесла вслух, чтобы в самый высший момент своего наслаждения она назвала любовника чужим именем — его именем. И дождался.       «Любимый мой…»       «Что, блять?!» Ему показалось, что в грудь саданули кузнечным молотом — с размаху, со всей дури, раскрошив рёбра, вырвав позвоночник, в лепёшку бесформенную размозжив сердце, раздавив беспощадно его нежность, его мечты, всю сущность его кобелиную.       «Любимый мой…»       «Чёрт, как же так?!» Он встал, пошатываясь, отошёл от палатки, будто пьяный, хоть накануне и не пил почти, скатился с песчаного обрыва, мечтая упасть и разбить вдребезги голову свою дурную.       «Любимый мой…»       «Почему сегодня, Алиса? Почему именно сегодня ты решила сказать это?!» Александра скрутило, он захрипел, закашлялся, и его вывернуло — протяжно, обильно, с желчью. Да, выблевать все внутренности, выхаркать с кровью её имя, её гляделки бешеные, её маленькие ладошки, губы её нежные и язычок — проворный, умелый, с остреньким розовым кончиком…       Кто-то похлопал по плечу, помог встать. Игорь.       — Пойдём, выпьем.       Они подошли к тлеющему костру, пошарили на столе, достали початую бутылку коньяка, которую так и не осилили вечером. Выпили по стопке.       Игорь кинул хмуро, виновато, не глядя:       — Иди к ней. Я сказал, что покурю и вернусь.

***

      Алиса лежала на животе своего мужчины — сонная, сытая и уставшая, — то поглаживая его бедро, то водя пальцем вдоль кромки трусов. Александр же лишь раз безотчётно, по привычке дотронулся до её волос, но тотчас отдёрнул руку, словно обжёгся, и с тех пор не двигался. Оба молчали. Лагерь давно затих, все разошлись по своим палаткам, и даже треск догорающего костра не нарушал тишину, неслышный в их ложбине.       Сколько раз она занималась любовью в эту ночь? Алиса не помнила. Может ли позже случиться, что она пожалеет о спонтанном решении? Сейчас ей было всё равно.       «Отжарь её, — сказал Александр Игорю, — и мы будем с тобой пиздобратьями». Никогда раньше Алиса не слышала этого гадкого слова, но на уровне интуиции догадалась — так называют мужчин, которые делили постель с одной женщиной. И от унижения и обиды её скрутило в кустиках, куда она выбралась по малой нужде, щёки опалило огнём, точно ей надавали пощёчин. А затем накатила такая волна гнева, что Алиса зажала рот ладонями, чтобы не закричать. Этой ночью она хотела рассказать Александру правду о себе и признаться в своих чувствах, а он сказал другому мужчине: «Отжарь её…» Словно она была продажной девкой, куклой, куском бессловесного мяса. Выходит, она ошиблась уже во второй раз? И это снова не он?       Как и многие девушки, Алиса верила в предсказания и судьбоносные совпадения, в гадания, приметы и заговоры. Каждый новый год под бой курантов она писала на бумажке очередное заветное желание, поджигала и стряхивала пепел в бокал с соком или газировкой, а затем пила, смеясь и фыркая, пытаясь успеть до того, как прозвучит последний удар. В школе в Лугано они с подругами постоянно гадали на парней — на кофейных зёрнах, на картах, на монетах, по книгам, на зеркале, на пламени свечи. Как-то Алиса даже отважилась сходить к одной старшекласснице-гречанке, чтобы та погадала ей на картах Таро. «Ты будешь очень счастлива, — сказала юная гадалка, почему-то перемешав карты тут же, как разложила, — но не сразу. Твой муж будет намного старше, и у тебя будет не меньше четырёх детей». Подробностей от неё Алиса добиться не смогла и сначала расстроилась, а потом махнула на непонятное предсказание рукой. Потому что вскоре незнакомая старушка в автобусе пожелала ей хорошего мужа. Хлопнув при этом ладонью по попе.       В это пророчество Алиса поверила сразу и безоговорочно. И долгое время была уверена, что Юра и есть тот, кого ей напророчили. Может, потому и не замечала ни его недостатков, ни отвратительного к ней отношения. Но Александр развеял застилающий глаза туман и выместил Юру из её сердечка. И вот теперь это его омерзительное «отжарь»…       С трудом дождавшись, чтобы братья ушли, Алиса бросилась в палатку, шепча на ходу: «Какие же все мужики козлы!» Она — от уязвлённой гордости и по какой-то совершенно детской глупости — похвасталась любимому парню, что сможет увлечь взрослого мужчину; а он, вместо того чтобы успокоить её, принял пари. Разве любящий парень так бы сделал? И разве любящий мужчина предложил бы другому переспать со своей девушкой? Почему её постоянно тянет на каких-то негодяев? Почему уже второй мужчина поступает с ней как с дрянью? Что с ней не так?       Гнев вернулся, подняв из глубин души неведомую ей ранее жажду мщения. По траве зашуршали лёгкие шаги, и на какой-то момент Алиса встревожилась, что братья могут передумать. Но когда на пороге возник тёмный силуэт, облегчённо выдохнула:       — Как же ты долго!       Секс был бурным, неистовым — Алиса цеплялась за Игоря яростно, словно от этого зависела её жизнь, требуя поцелуев, объятий, проникновений, касаний. Она непрестанно шептала ему в ухо: «Хочу тебя». Даже когда он уже изливался, содрогаясь всем телом, задыхаясь надрывно, и последний его стон больше походил на рычание, продолжала повторять своё заклинание. А в тот момент, когда почувствовала, что сама близка к разрядке, обхватила ладонями его лицо и выдохнула: «Любимый мой». И он вдруг замер — растерянный, поражённый, пристыженный, — не в силах сделать ни одного движения. Казалось, что тело его не желало служить ему более. Алиса ерошила его волосы, тормошила, шепча в нетерпении в обветренные губы: «Не останавливайся… пожалуйста… рыбачок». Тогда Игорь словно очнулся, и силы откуда-то появились, только двигался теперь бешено, отчаянно, вколачиваясь в неё, словно многотонный копёр, и дыхание его было похоже на сип раненого зверя. Наконец она откинулась в изнеможении, и он тут же отстранился от неё, стал поспешно натягивать шорты. При этом тело его мелко дрожало, а голос срывался:       — Прости, Алиса. Я…       Бесстрашная в скрывающей всё темноте, она усмехнулась:       — Ты всегда подбираешь крошки с его стола? — И зло расхохоталась вслед, когда на пологе взвизгнула молния и Игорь кинулся наружу, словно вор.       И вот теперь она лежала на животе своего мужчины, как много раз до этого, ей было хорошо и очень уютно. От него пахло костром, сигаретами и алкоголем. Алиса поцеловала его в живот, повернулась:       — Я тебе говорила, что бог секса должен быть похож на тебя?       Ответил Александр не сразу.       — Да, — всё же выдавил сипло.       — Я ошиблась. — Алиса хихикнула, заметив, как он приподнял голову. — Ты и есть бог секса! — Она потёрлась о живот щекой и опять поцеловала. — Спасибо тебе за эту ночь. Я и не представляла, что такое удовольствие существует. — Бедро под рукой напряглось, мышца дёрнулась, и голос Алисы завибрировал от нежности: — Это была лучшая ночь в моей жизни. Спасибо…       У него сбилось дыхание, но ей и этого показалось недостаточно — она потянулась к его губам, и он был вынужден ответить, чтобы не выдать себя. Поцелуй вышел вялым.       Алиса скатилась на спальник и сладко потянулась — до рассвета осталось не больше двух часов и ей неплохо было бы немного поспать. А если кое-кто не может уснуть, то это не её вина. В конце концов она предупреждала, что доброта блондинок не бесконечна.

***

      Ноябрь выдался дождливым, ветреным, промозглым. Впрочем, как и любой другой месяц в году в этом сером и унылом городе, кроме, может быть, трёх месяцев лета.       Александр упаковал сумку, пора было ехать в аэропорт. Прочь хандру и сырость — солнце и белый песок Дубая ждут его! Он так устал за этот год и сейчас мечтал погреться, полежать на пляже и в первые дни даже не шевелиться. Да, потом будет подъём на Бурдж Халифа, сафари на джипах по пустыне, крытые горнолыжные трассы, романтические ужины на закате с какой-нибудь одинокой красоткой, но первые три-четыре дня он будет только плавать, загорать и «грабить» брендовые бутики.       Алиса пропала из его жизни так же внезапно, как и появилась, будто и не было её никогда. На память у него осталась лишь одна фотография, не очень чёткая, сделанная впопыхах как-то ранним утром, когда она ещё спала, разметавшись на его постели после бурной ночи. Он старался вспоминать о ней как можно реже, и боль постепенно отступала. С Игорем у них всё вдруг разладилось, и по этому поводу Александр переживал гораздо больше — они всегда были очень близки, хоть и делились друг с другом далеко не всем. Видеться стали реже, брат отдалился, а потом и вовсе уехал из города, скупо пояснив, что лечение Ольге не помогает, ей стало хуже и, скорее всего, конец близко. О её смерти Александру рассказала мать — Игорь даже смс не стал писать.       Отель «Атлантис» поразил его — размерами, яркими красками, бьющей в глаза роскошью, безумным количеством красиво одетых, радостных, беззаботных людей и той особой праздничной атмосферой, граничащей с эйфорией, которая всегда присутствует там, где есть деньги. Да, деньги решали всё! Вечером ему так и не удалось попасть в ресторан Гордона Рамзи, потому что один из постояльцев снял его полностью, чтобы отметить первый серьёзный юбилей любимой дочери в кругу близких друзей. Как шепнул Александру услужливый менеджер, это был сам Юрий Голденберг, российский стальной магнат. Александр не расстроился — отпуск только начался, и он ещё всё успеет.       Игоря он увидел на следующее утро, когда после завтрака решил взглянуть на знаменитый подводный аквариум, о котором прочитал в путеводителе.       — Здравствуй, братка.       — Привет, рад тебя видеть.       Они столкнулись лбами, как делали всегда после длительной разлуки — привычка осталась с детства, — обхватили друг друга за шею и замерли на какое-то время. Игорь хлопнул Александра по плечу:       — Хорошо выглядишь. Ты здесь один?       — Да. А ты? Отдыхаешь или …? — Про Ольгу он решил спросить позже.       — Да на рыбалку вот собрался.       Александр понимающе рассмеялся — брат в любой точке мира умудрялся заниматься любимым делом. К ним подошла девушка, деликатно кашлянула. Когда они оба обернулись, она замерла в замешательстве. Игорь ободряюще улыбнулся:       — Всё в порядке, Мария. Это мой брат Александр. Не виделись давно, и вот встретились совершенно случайно.       Девушка приветливо улыбнулась:       — Здравствуйте, очень приятно. — Потом перевела взгляд обратно: — Игорь Владимирович, выезд перенесли на два часа. Алиса Юрьевна сказала, кто-то из гостей немного задерживается.       — Спасибо, Мария.       Взгляды двух пар пронзительно-синих глаз скрестились ледяными кинжалами, братья смотрели друг на друга долго, пристально, настороженно.       — Пойдём-ка, выпьем, — наконец прервал молчание один.       — Хорошая идея, — кивнул другой. И добавил: — Я скучал по тебе, брат.       — Я тоже.