Замок Тиргартен и его обитатели

      Ройгрек любил свою землю. Нет, не потому, что он родился здесь, вовсе нет. Родители Ройгрека Фэрихана, милостью Единого князя Тиргартена, жили в небольшом городке на западе континента Глалея, где ютилось множество мелких, часто враждующих межу собой государств, как тот же Пфальц, родина Брунгильды. Нередко короли, герцоги, принцы и прочие властители начинали войны с целью отобрать кусок у соседа и присоединить его к своей стране. Из-за одной из таких войн и уехали родители Ройгрека — прабабушка его матери была дочерью тогдашнего короля. Быть разменной монетой никто из семьи не захотел, быстро собрали самое ценное и… кто-то осел по пути, кто-то погиб в дороге, а Ройгрек добрался до Тиргартена, вступил в княжескую дружину и постепенно завоевал сначала доверие Сигурда, а потом любовь его дочери. Они сыграли свадьбу, уже ждали первого ребёнка, когда нелепо, на охоте погиб Хельге, сын и наследник князя. Княгиня, узнав чёрную весть, слегла, а князь… объявил своим преемником Ройгрека.       Тесть умер через три года, спустя несколько дней тихо во сне ушла и тёща. Так Ингрид осталась последней из всей своей семьи, а Ройгрек стал новым князем. И правил жестко, продолжая дела, начатые Сигурдом и отцом его. Родину, свою настоящую, Ройгрек почти не помнил: родители уехали оттуда, когда ему было всего восемь. Иногда только в памяти всплывало что-то яркое, солнечное, жаркое. Зато здесь, на самом краю земли, среди серых камней и холодных фьордов, он чувствовал себя дома. Суровую зиму, когда за окнами гудит ветер, метут метели, а сугробы растут выше человека, легко пережить в тепле дома, у горячего очага. Бурная весна приносила звонкую капель, тонкие кружевные льдинки, потоки талой воды, напоенный удивительной свежестью воздух. И пробуждение от спячки природы, когда робкие листики проклёвываются на ветвях, а верба стоит покрытая пушистыми крохотными солнышками. Ему нравилось недолгое лето, когда можно насладиться ароматом цветов, зеленью полей и тёплой хрустальной водой лесного озера. Осень, богатая, вальяжная, как торговка, щедро раскидывала дары земли. И это время Ройгрек тоже любил, когда суровая зима ещё не наступила, а ласковая осень уже почти закончилась, и месяц грязник остался позади. Земля подмёрзла и укрылась первым, ещё чистым и свежим снегом. Ещё не легла на него копоть от печей, не затоптали люди и животные. И Ройгрек всегда находил время на поездку, совмещая её с какими-нибудь делами. Главным из таких дел, он считал обычай поклонения духам покровителям Тиргартена. В это время года проводили обряд Отэ Енн, кланялись Огню Земли, просили о доброй зиме и малых жертвах. Обитал этот дух на горе Ульхено, и князь знал, что камы — проводники Слова Духов — уже готовы зажечь ритуальный костер. Обычно Ройгрек торопился справить обряд, а после не спеша направлялся домой.       Но в этот раз, князь решил совсем не торопиться, провести вне замка весь день и показать дочери чудеса родной земли:как падают снежинки в тёмную воду фьорда, как красив густой ельник, как пламенеют ягодой рябины, может попробовать несколько штук, уже не горьких, прихваченных морозцем. Давно, когда Ингрид была ещё жива, они выбирались на прогулки вдвоём. Жаль, что нечасто случалось: когда княгиня была в тягости, она на коня не садилась. После её смерти, такие поездки для Ройгрека стали обязанностью, когда уже не видишь красоты и очарования ранней зимы, а только лишь исполняешь долг властителя. Кэрита же была слишком мала, чтобы брать её с собой. И, быть может, не потребуй новая супруга удаления дочери, князь не скоро бы подумал о такой прогулке.       Сейчас девочка сидела впереди, в надежном кольце отцовских рук, вертела по сторонам головой, рассматривая то смешную фигурку, в которую превратился заснеженный куст, то мелькнувшего вдали оленя, то…       — Батюшка! Это зайчик?       — Да, Звёздочка моя.       — А он серенький?       — Да, — кивнул князь.       — А нянюшка говорила, что зимой зайчики белые.       — Она правильно говорила. Просто настоящая зима ещё не пришла, и зайка не успел сменить шубку.       — У зайчиков шубки, а у меня плащик. Да, батюшка?       — Да.       — И тёплые штанишки.       — Да, — снова подтвердил Ройгрек.       — И курточка. А у зайчика нет курточки, у него шубка. Ой, а это ягодки, да?       — Да, это рябина. Хочешь попробовать? Она сейчас вкусная.       Ройгрек направил коня к дереву, сорвал кисть ягод и протянул дочери. Малышка ухватила одну, сунула в рот, причмокнула, чуть поморщилась, но храбро доела. Подумала и взяла ещё ягодку, потом ещё и ещё.       — Нравится?       — Вкусно! Батюшка, а куда мы едем?       — К горе Ульхено, там пылает Огонь Земли, там мы будем молить Его, чтобы Он пришёл в каждый дом, горел в очаге всю зиму и обогрел каждого человека.       — Ты будешь молить, батюшка?       — И ты, Звёздочка моя.       — И я? — девочка запрокинула голову, глянула на отца и важно кивнула: — Да, я же княжна, я должна тоже пра… упра… молить родовых духов.       — И Духов-покровителей нашего княжества. Но сегодня мы принесём жертвы Огню Земли.       — А жрец не заругает?       — Он тоже возносит молитвы, только в храме. Разве ты не видела, что Единого окружают Духи? Они помогают ему во всём.       Князь не стал говорить дочери, что последователи Единого не слишком одобряют языческие обряды. И ему пришлось выдержать немало споров, чтобы убедить верховного жреца не вмешиваться во внутренние дела чужого княжества. Его святость прибыл в Тиргартен всего три года назад и сразу принялся устанавливать свои порядки, начав с того, что попытался запретить установку Весеннего Дерева. Народ, испокон веков, ставивший у дверей шест с закреплённым наверху солнечным колесом, слегка удивился. А когда жрец приказал своим служкам срубить пару таких Деревьев, намял им бока и кинулся за защитой к правителю. Ройгрек внимательно выслушал, глянул на собственное, уже готовое к обряду и повернулся к важному и раздражённому жрецу. Тогда между ними произошёл первый жёсткий разговор, едва не закончившийся изгнанием Верховного и ссорой с Небесным Престолом. С тех пор между этими двумя пробежала стая волков, и если князь спокойно продолжал заниматься своими делами, то жрец продолжал служить, скрипя зубами от неприязни и неприятия местных обычаев.       — Видела, и нянюшка говорила, мы каждый вечер молимся, чтобы крепко-крепко спать.       — Правильно. Смотри, Звёздочка, вон там гора Ульхено, скоро мы приедем. Не замёрзла?       — Нет, батюшка. Она большая, да?       — Да…       Князь замолчал, прижимая к себе дочку, и думал, что сейчас рядом должна была ехать княгиня, но… Брунгильда не показалась достойной для совершения этого важного для тиргартенцев обряда. Ничего, маленькая княжна справится — она понимает всю ответственность. Почему-то подумалось, что новая супруга не примет ничего из местных обычаев и, скорее, договорится с Верховным. Ройгрек подумал даже, что он ошибся в выборе, и младшая дочь правителя мелкого государства вовсе не будет благодарной за удачную партию, а постарается навязать свои принципы всем, до кого дотянется. Недаром она уже успела потребовать отправить Кэриту в пансион под крылышко девственных служительниц Единого. Разумеется, невинность у них никто не проверял: были там и раскаявшиеся грешницы, читай, вышедшие в тираж проститутки, и женщины, выгнанные из дома собственными мужьями, и ненужные вдовы, и соблазнённая хозяином прислуга. Но считалось, что принося себя на служение Единому, все они разом очищаются. Ройгрека это слегка забавляло, но отправлять в такое место дочь, он точно не будет. Однако следовало уже жёстко объяснить супруге, в каких вопросах он будет прислушиваться к её мнению, а когда ей лучше промолчать.       Брунгильда о том, что ей следует быть немного… намного гибче, даже не думала. Девушка, хоть и выросла в пансионе при монастыре, была плоть от плоти дитя дворца, и прекрасно понимала суть интриг, когда придворных стравливали друг с другом, вызывали соперничество и выставляли в нужном для себя свете. Зачем? Ради собственного блага, разумеется. В Тиргартене у княгини пока не было союзников, а значит, их нужно найти. Подкупом, шантажом, договором о взаимной выгоде. И лучшим кандидатом был Верховный жрец, весьма недовольный политикой князя, поощрявшего языческие верования и сам участвующий в обрядах. И сразу после того, как супруг отбыл на это мерзкое действо да ещё и дочь с собой взял, Брунгильда направилась в храм Единого, официально — помолиться. А на самом деле, она собиралась найти там союзника.       Верховный жрец, имя которого упоминать не принято, ожидал княгиню в парадном облачении, рассчитывая на поддержку супруги правителя. И Брунгильда не разочаровала его: сначала, она, как и полагается, приложилась к пухлой руке священнослужителя, испросила благословения и смиренно сообщила, что принесла скромные дары в храм. Сии дары, занявшие шесть подвод, уже разгружались ушлыми служками, а княгиня была приглашена разделить с Верховным такую же «скромную» трапезу.       Пара будущих союзников уселась за стол, ломившийся от разнообразной снеди, и, отдав должное изысканным яствам, неплохо провела обеденное время. И лишь после этого они перебрались в кабинет, побеседовать наедине. Вернее, в присутствии преданной служанки княгини, ибо негоже женщине находиться в одном помещении с мужчиной, но не мужем.       — Итак, княгиня, вы пришли ко мне с предложением? — жрец с первых слов дал понять, кто главный в этой комнате.       — Я пришла, чтобы предложить вам союз, — попыталась исправить положение Брунгильда, сообразившая, что встречу следовало провести совершенно иначе.       — Союз… против вашего супруга, как я понимаю? Не рано ли? Вы и замужем-то всего ничего.       — И всё же, я княгиня. Моё слово — закон! — выпрямилась женщина.       — Вот как? Тогда почему князь уехал без вас? И куда? На капище, чтобы справить мерзостный языческий обряд. Почему вы не отговорили его? Не привели в храм, дабы вознести молитвы Единому?       — Но…       — Сейчас вы никто, княгиня. И если не найдёте верных себе людей, так и будете никем. А мне не нужны такие союзники. Ваше слово начнёт хотя бы что-то значить лишь только после рождения наследника, а до того князь имеет полное право запереть вас в покоях и не выпускать никуда, кроме садика при замке.       — Он не посмеет!       — Почему? В Тиргартене князь может всё.       — Мой отец правитель…       — Вы замужем за князем Ройгреком, ваш отец отправил вас сюда и забыл, что такая дочь вообще была. Или вы не знаете положение дел на собственной родине? Бывшей вашей стране?       Брунгильда вспомнила крестьянские волнения, требования мастеров снизить налоги, глухое роптание торговцев, и подумала, что в чём-то жрец прав. Но… она же принцесса! Как так можно, отдать дочь северному варвару и забыть о ней?       — И, насколько мне известно, князь от этого союза не получил ничего, кроме собственно вас, княгиня. И то вы всего лишь сосуд для наследника.       — Я… я княгиня и заставлю всех считаться со мной! — вскочила Брунгильда, развернулась и стремительно вышла из комнаты, провожаемая насмешливыми взглядами жреца. Дверь хлопнула, заглушив шаги разъярённой женщины, и жрец расхохотался.       — Что?       — Глупая девка. Она ничего не может, ничего не сможет и ничего не сделает. Она никто. Князь никогда не прислушается к её словам. Никогда.       — Что ж…       — Однако я попытался внушить ей, что следует начинать действовать… но…       — Но?       — Думаю, что не стоит делать ставку на княгиню. Кто там у нас? Виторр?       — С тем вообще невозможно договориться, он слишком предан князю.       — Кстати, — жрец сделал глоток вина, — что ты думаешь о том… проклятии?       — Одна из женщин князя уже умерла.       — Но эта жива и здравствует.       — Посмотрим. Если умрёт и эта, будем искать… другого князя, более сговорчивого.       — И нетерпимого к языческим обрядам, — согласился жрец.