Изменник

Тринадцать недель назад       Вонь. Вонь повсюду. На каждом углу участка треклятый запах этих омерзительных феромонов, который забивается в ноздри, впитывается в окружающие предметы, в одежду, куда ни пойди, преследует невидимым призраком. Этот запах не перебьёт ни одна конфета, ни одна жвачка или духи, даже самый сильный освежитель в мире не спасёт от этого аромата. Что хуже, пахнет не только приторной сладостью омеги в преддверии течки, к нему намертво прилип запах альфы, с которым он ебался накануне, и от этого симбиоза противоречивых ароматов тянет блевать больше, чем от запаха чужого пота в раздевалке тренажёрного зала после тяжёлой тренировки.       Счастливчик Андерсон, что не распознаёт этот дух, под старость лет он вряд ли вообще что-то распознаёт. У бет и так настолько дерьмовое обоняние, что даже в лучшие годы они с трудом отличат запах феромонов от обычных духов, а с возрастом эта способность угасает всё сильнее. Бедняга Андерсон, что не знает, с какой поблядухой состоит в отношениях, даже не подозревает, сколько хуёв побывало в дырке его любимчика только за последний месяц. Блаженный нюх беты, аминь. Иногда очень хочется иметь такое же дерьмовое обоняние, лишь бы не насиловать свой нос на работе, а потом и член в туалете, который в последнее время подскакивает слишком резво, стоит на горизонте показаться кому-то более-менее симпатичному. Уже даже мысль вызвать себе шлюху не кажется такой уж дерьмовой.       Но как же, блядь, хочется заткнуть нос ватой, прищепкой или любой другой хуйнёй, чтобы не пытать себя этой приторной сладостью, от которой уже зубы сводит. Ещё немного, и кариес вылезет даже на клыках. Вот только хер там плавал, никаких прищепок, закидывайся дерьмовыми мятными конфетками и молись, что они помогут перебить чужие феромоны. Затычки для носа только в случаях крайней необходимости, чтобы ненароком не обидеть ссаного омегу, а то будут потом по углам пиздеть о неуважении. А распространять на всю округу свой запах — это охуеть какое уважение к окружающим!       Заебись ваять законы и поправки к ним, когда повыгоняли почти всех сильнейших, оставив в правительственной верхушке практически одних бет, которым до жопы пиздострадания чувствительных к запахам альф. Завязали член морским узлом, натянули на уши улыбку и терпите. Терпите и не пиздите, ага. И кого, блядь, теперь ущемляют в правах? Уж явно не злоебучих ароматизаторов с функцией самоувлажнения, нет, им теперь заебись, можно не прятаться, не скрываться, если ненароком не сдержали феромоны. Это теперь геморрой на жопу альф, если не сумеют удержать хуй в штанах. Выебал омегу без согласия — добро пожаловать в тюрьму, только предварительно химическую кастрацию получите-распишитесь. Меньшее количество преступлений на сексуальной почве, бесспорно, хорошо, даже отлично, только не за счёт притеснения других. Хотя эти «другие» тоже молодцы, стресс теперь не через секс сгоняют, а через насилие и убийства. Ну да, отсидеть в тюрьме лет десять-двадцать некоторым проще, чем лишиться возможности воспроизведения.       Хотя кого ебёт мнение какого-то детектива с обострённым и слишком чувствительным нюхом? Правильно, всем по хуй. Особенно глубоко по хуй шлюховатому щенку Андерсона, который словно специально мельтешит по всему отделу, пропитывая каждый угол, каждую стенку своим запахом, будто специально старается распространить свои феромоны на максимально огромную территорию. Уже бы жопой обтёрся бы обо всё вокруг, что уж мелочиться. Даже кофе спокойно не выпить, потому что в носу свербит на грани чиха уже больше часа, а штанах свербит и того дольше. Мерзость, какая, блядь, мерзость, и непонятно, чего хочется больше: вывернуть желудок в раковину или нагнуть ебучего омегу над этой же раковиной и хорошенько выдрать, чтобы неповадно было ароматизировать на весь опен-спейс. Сраные инстинкты, мать их.       — Детектив Рид, всё в порядке? Вы позеленели. Возможно, не стоит употреблять кофеин на голодный желудок.       — Завались на хер и свали уже, пока я не блеванул от твоего запаха, Коннор.       Не шлюха, не дырка, не вонючий говнарь, а Коннор. Потому что теперь оскорблять подобными высказываниями людей их типа запрещено. При свидетелях и под надзором камер уж точно, а то ещё рапорт подаст капитану, и плакало возможное повышение и работа в полиции в целом. Вот шоу будет: представитель закона сам же наглым образом новые поправки и нарушает. Красота, журналисты узнают — на говно от радости изведутся, будут потом обсасывать эту тему ещё неделю, словно пёс свежую косточку.       А этот ещё и пиздит что-то бесконечно, язык, как помело, и рот не закрывается, когда нужно. Господи, просто заткнись уже и съеби на хер к своему дедану, разыгрывай перед ним оскорблённую невинность, дуй губы и строй щенячьи глазки, ибо на эту мишуру мне плевать, в отличие от него. Хотя с другой стороны даже можно понять, почему старый алкаш запал на него вместе с целой толпой альф, с которыми ебется эта блядь. Даже несмотря на непривычно высокий для омеги рост, он красивый, достаточно смазливый, чтобы не нюхая понять, что он не бета, а эти губы должны шикарно смотреться вокруг крепкого хуя. Вот только его запах обязан подкупать, манить, и, возможно, на остальных именно так он и действует, но всегда есть исключения из правил.       — Всё сказал? Теперь шуруй.       — Вы не ответили, детектив. — Даже этот правильный, вежливый выговор бесит.       — И не отвечу, я не слушал твой пиздёж. Сайонара.       Проще свалить самому, чем дальше терпеть присутствие этой дешёвой шлюхи перед носом. Даже не дешёвой — бесплатной. Он с такой радостью даёт всем, что скоро сам начнёт деньги платить, лишь бы быть выебанным.       Боже, это невыносимо. Вытяжки не справляются, окно просто не откроешь, вызовов, как на зло, нет. Сиди, строчи и вылизывай отчёты, попутно мечтай не сдохнуть от чужого зловония. Страшно представить, что за жопа творится в административном отделе, бедняга Спенсер, наверно, все руки себе истёр, мечтая присунуть хоть кому-то из десятка работавших там омег. Но его цыпочки хоть приятнее пахнут, чем это. Терпи, Гэвин, всего два часа с начала рабочего дня, скоро поступит вызов на очередную мокруху, и можно будет полной грудью вдохнуть свежий детроитский воздух. Дожили, блядь, загазованное нечто — это теперь свежий воздух. Хотя на фоне его вони даже запах собачьего поноса сравним с духами от Armani или Kenzo. В крайнем случае, ещё через два часа обед, можно будет со спокойной душой передёрнуть и пойти жрать. Вонь вонью, а стояк по расписанию, ебись он конём, ведь против инстинктов тяжело сражаться.       День тянется слишком медленно, невообразимо долго. Ползёт сдыхающей улиткой, не иначе, потому что другого объяснения, какого хуя спустя целый час стрелка часов сдвинулась только на десять минут, просто нет. Это же форменное издевательство. Даже Фаулер не даёт никаких дополнительных поручений, а это вовсе за гранью фантастики. Фортуна сегодня повернулась к тебе самым аппетитным местом, Гэвин Рид, именно поэтому ты сдохнешь за своим терминалом под аккомпанемент сладкого запаха карамели, шоколада, цветов — да хуй разберешь вообще, что это.       — Детектив Рид, у вас новый вызов, адрес я загрузила в ваш навигатор, офицер Миллер уже работает на месте.       Спасибо тебе, о, ангел спасения, всё-таки есть в этом мире справедливость. Иногда даже сраные омеги могут приносить хорошие новости, а от этой ещё и почти не пахнет, что даже слишком хорошо, чтобы быть правдой. Видимо, какое-нибудь дерьмо случится позже, ведь любые хорошие новости обязательно уравновешиваются каким-то лютым пиздецом. Белая полоса, чёрная полоса — если у кого-то так сменяются недели или месяцы жизни, то у некоторых не очень счастливых людей такая зебра может проскочить несколько раз в день.       Конечно же, место убийства по счастливой случайности окажется прям под боком. В жопу служебную тачку и навигатор, можно было и пешком дойти, быстрее бы вышло, чем по злоебучим пробкам. Тупая омега, вот почему нельзя воспользоваться мозгом и глазами, самой посмотреть на карту и понять, что резервировать машину для детектива на этот вызов вовсе не обязательно? Ну, хоть в участок можно успеть прямиком к обеду, если не произойдёт никакой непредвиденной хуйни. Да и трупак совсем свежий, даже не успел окоченеть.       — Коронер сказал, что время смерти не более часа назад.       Спасибо тебе, мой шоколадный друг, и что бы я делал без этой очевидной информации?       В спальне погром: разбитая ваза, кровь на смятой простыне, использованный презерватив рядом с грязными розовыми пушистыми тапочками. На тумбочке два недопитых бокала из-под шампанского, разбитое горлышко бутылки отсвечивает зеленью в горле жертвы. Не слишком глубоко вошло, значит, всё же била женщина, ну или не очень сильный мужчина, что вряд ли. Судя по количеству крови на полу, задета сонная артерия. А ещё в комнате до сих пор несёт чужими феромонами, запах хоть и слабый, но не до конца выветрился в открытое окно. Один из ароматов идентифицировать просто — он принадлежит ещё свежей тушке жертвы, второй же запах омеги более тонкий, почти неуловимый и забитый слишком сильным запахом альфы.       — Очередная бытовуха. Ну и кто кому изменил: жена притащила ёбыря, который оказался быстрее мужа, или муж спалился с любовницей и не успел среагировать?       — Почти угадал, детектив. Жена застала мужа, только не с любовницей, а с любовником. С омегой, хотя ты и так, скорее всего, это понял.       Ну и что ты утаиваешь за этой ехидной улыбкой, Миллер?       — И почему я не удивлён?       — О, это ещё не всё, сейчас ты заберёшь свои слова обратно. Как сказала жена, омега был сверху. И не в смысле, что в позе наездника, а в активной позиции. Именно это и стало толчком к произошедшему, ей крышу сорвало, когда увидела, что её мужа имеют, нагнув над кроватью.       — Я бы на её месте тоже знатно охуел. Хотя сейчас всяких извращенцев валом, если альфы имеют альф, то рано или поздно стоило ожидать, что кто-то подпустит к своей жопе ещё и омегу. Ладно, сворачиваем лавочку, где жена-то?       — В машине, готова написать чистосердечное.       — А второй виновник торжества?       — Сбежал, но тут столько его отпечатков и ДНК, что вряд ли будет так уж сложно его отыскать.       Эх, Крис, иногда можно позавидовать твоему спокойствию и оптимизму.       — Доставь дамочку в отдел, можешь сразу выдать ручку и бумагу, может начать сочинять признание. И адвокату пусть тоже сразу звонит, чтобы потом не пришлось десять лет ждать очередную очень уверенную в своей незаменимости жопу.       Это дело такое плёвое, что даже скучно, но всё равно нужно опросить соседей, вдруг расскажут что-то полезное. Благо, квартир на этаже не так много, надолго это не затянется. Жаль только женщину, из-за двух блядунов теперь столько лет в тюрьме куковать. Может, повезёт, дадут лет семь-восемь, если прокурор не будет слишком давить. В конце концов, чистосердечное всегда даёт некоторые поблажки на суде, а раскаяние так вообще подкупает присяжных.       Соседи не говорят ничего интересного или нового. Муж был отличным парнем, компанейским, всегда готов помочь вещи донести или с ремонтом подсобить. Жену любил, мечтал о детях, в левых связях замечен не был. Ну прям золото, а не человек, заботливый муж, отличный друг, видимо, уж очень устал держать такую марку, что так глупо в итоге спалил свои истинные предпочтения. Очередной пример того, что чем идеальнее кажется жизнь человека, тем больше и опаснее скелеты в его шкафу. Только зря время потратил на разговоры, успеть бы в отдел, пока пробки окончательно город раком не поставили.       — Знаете, детектив, я ни о чём не жалею. Будь у меня возможность вернуться в прошлое, я бы поступила точно также. — Вот тебе, блядь, и раскаяние подъехало. С таким вступлением ей точно присяжных не разжалобить — Вы бы только слышали, как он стонал, почти скулил, он со мной в жизни себя так не вёл. Иисусе, до сих пор перед глазами картина, как его трахает этот пацан. Да я до сегодняшнего дня думала, что у омег член только для декора, и мысли не было, что они его могут по назначению использовать.       Сколько же лишней болтовни из-за повышенной эмоциональности. Бедняжка до сих пор поверить не может в увиденное. Ну, тюремный психолог ей в помощь, а пока нужно проверить её писанину. Пара орфографических ошибок, пропущенная запятая — ничего критичного, можно оформлять.       — Дружеский совет, миссис Хилл, на суде сделайте вид, что вам стыдно и невероятно жаль, что так всё закончилось. Присяжные любят слезливые истории, возможно, сможете заслужить их благосклонность.       Не стоило этого говорить, но язык временами бежит вперёд мысли. С другой стороны, в такой ситуации её можно понять, измену тяжело пережить, особенно если изменил человек, которого сильно любишь. Позже она осознает, что совершила ошибку, и это осознание будет хуже любой тюремной камеры. Зато оформление закончилось быстро, дамочка настолько в шоке, что даже адвоката не вызвала, а то геморру бы ещё на пару часов добавилось, пока они пиздели бы между собой.       — Миллер, можешь уводить.       Только вот желание идти следом полностью отсутствует, но хочешь-не хочешь, нужно возвращаться в отдел. Грёбаный отдел, который целиком и полностью провонялся его запахом. Остаётся надеяться, что он уже съебал на обед или свалил со своим папочкой на вызов, тогда есть вероятность, что в офисе хоть немного проветрилось.       Но нет, удача сегодня однозначно повернулась филейной частью, потому что ебучий Коннор всё ещё здесь. Странно, что его ручного алкаша не видно рядом, обычно стережёт свою подстилку не хуже, чем Цербер врата Ада, как же, вдруг кто покусится на несчастного щеночка. Только не в отделе от него нужно воздыхателей отбивать, Андерсон, ой, не в отделе, лучше дома его на цепь посади рядом со своей мохнатой псиной. Хотя лучше не рядом, а то ещё и с псом перепихнётся от недоёба.       Боже, блядь, это просто невозможно выносить! Если ад и существует, то он, сука, прям здесь, сраный пропахший сладостью ад, а Коннор в нём одно из воплощений Сатаны. Всё, хватит, перерыв! Отчёт писать куда проще без стояка в штанах. Пора валить. Спасибо, кэп, что затеял этот вечный ремонт в старом толкане, и как удачно, что он находится в такой сраке участка, что в него уж точно никто не заглянет. Конечно, дышать строительной пылью сомнительное удовольствие, зато здесь тихо и не несёт ебучими омегами, можно хоть спокойно передёрнуть.       Слюны мало, надо было хоть воды выпить перед уходом, да насрать, чтобы кончить, хватит и малого. Когда терпишь столько времени, то долго возиться не придётся, достаточно и несколько минут.       Нет. Сука, это просто невозможно! Удача не просто отвернулась, а сдохла на хер в какой-то канаве. Какого хуя ты-то здесь забыл, тварь, решил осквернить последнее место в участке, где можно было скрыться? Другого места для дрочки не нашлось? Как же сильно пахнет, словно он не просто не пытается сдержаться, но и специально усиливает выброс феромонов. Нужно валить, пока не стало хуже… Пока на пике самоудовлетворения он не расслабится окончательно и не переступит через возможный предел терпения.       Почему ты так громко стонешь, какого хера ты вообще решил заняться этим в участке именно сегодня? Неужели настолько прижало, что не дотерпеть до вечера? Этого не должно было случиться, эти влажные звуки не должны так сильно возбуждать. Нельзя представлять, как ты трахаешь себя пальцами. Ты отвратителен, противен, ты хуже всех омег, которые когда-либо встречались в жизни, и будь прокляты блядские инстинкты, как же сложно их сейчас контролировать.       — Гэвин…       Нет. Блядь, нет! Невозможно. Почему из всех возможных имён звучит именно это? Неужели не нашлось в твоей жизни ёбырей, чьё имя можно стонать во время дрочки.       — Гэвин…       Тонкая дверь не должна так легко поддаваться, ты должен был закрыть её. Должен был, но не закрыл. Ты должен был испугаться, а не шире раздвигать ноги и продолжать стонать, маняще смотря своим помутневшим взглядом. Ты не должен ускоряться, быстрее вгоняя в себя не пальцы, а эту огромную игрушку. Поэтому так воняло, с утра её в себя вставил, сука, спрятать такой елдак в другом месте ты точно не сумел бы. Зачем же, блядь, ты позволяешь её достать; зачем ты приподнимаешь свою задницу; зачем так очевидно усиливаешь свой запах?       — Шлюха.       Горячо, мягко и даже слишком мокро. И как же громко ты стонешь, неужели настолько изголодался по ебле, что уже готов кричать от удовольствия.       — Сильнее, пожалуйста, сильнее.       Аж захлёбываешься воздухом, что едва можно понять, что ты там лепечешь. Раз любишь сильно, грубо, то получай, другого такая блядь и не заслуживает.       — Повернись.       Кожа плавится, словно в огне, пот градом стекает по спине, а это трение бедёр сводит с ума окончательно. Воздуха не хватает, лёгкие вот-вот взорвутся от переизбытка феромонов, но остановиться сейчас уже вряд ли получится. Глубоко, быстро, растянуто, и так приятно пульсирует твоя дырка, сжимает член, не позволяя отстраниться. Волосы в кулаке ощущаются слишком правильно, движения почти синхронны, а твоё похотливое тело податливо подставляется каждому толчку. Бледная шея маячит перед глазами, такая доступная в своей открытости, соблазнительная, беззащитная. Ты слишком беспечен для омеги, ведь кто-то другой может не сдержаться, укусить, и тогда прощай любимый Хэнк Андерсон, прощайте поебульки на стороне, а ведь ты настолько к ним привык, что даже кончаешь только от члена в заднице.       — На колени.       Сразу за дело, ведь знаешь, что от тебя требуется. Сосёшь старательно, умело, впускаешь сразу до горла, даже узел обхватываешь и глотаешь всё, не поморщившись, не поперхнувшись. Страшно представить, сколько хуёв побывало в этом рту, чтобы ты так хорошо научился им пользоваться. Знаешь ведь свои достоинства, смотришь снизу своим голодным взглядом, едва прикрыв мокрыми ресницами, и довольно облизываешься.       — Я знал, что даже у тебя есть предел, но твой член стоил того, чтобы столько ждать.       — Какая же ты потаскуха, Коннор. И что, по-твоему, помешает мне сказать об этом Андерсону?       — Ты слишком любишь свою работу, чтобы потерять её из-за перепиха в туалете. — Поразительно, как быстро ты перевоплощаешься. Стоит перевести дух, и озабоченная шалава мастерски превращается в образцового служащего полиции. — А я слишком люблю качественный секс, чтобы сдавать тебя капитану, ради такого можно и потерпеть твои мудачества.       Как же ублюдски ты умеешь улыбаться и так же ублюдски поправляешь ебаный галстук, хотя он и так сидит идеально.       — Зачем тебе Хэнк, если кроме чужого хуя в жопе тебя мало что волнует?       — Я люблю его, Гэвин, только такому козлу как ты, вряд ли знакомо это чувство.       Нет, Коннор, это тебе не знакомо это чувство, видимо, как и омегам в целом. Нельзя кого-то любить и раздвигать ноги перед всеми подряд. Хотя вряд ли сейчас ты в состоянии это понять, но обязательно придёт время, когда ты будешь готов осознать очевидное. Только зря ты рискнул связаться со мной, ведь когда придёт это время, я утоплю тебя в твоём же собственноручно созданном болоте, и только ты сам сможешь достать себя обратно.