Изменник

      Темно, шумно, многолюдно и до рези в глазах прокурено. Бар как раз подходит для встречи с таким обмудком, как Джо. Спрятан на самой окраине Детройта, в такой сраке, что даже коллеги-полицейские сюда почти не заезжают. Здесь весь район выглядит также как этот бар: грязный, провонявшийся дымом самых дешёвых сигарет, некачественной травки и мочой. Вокруг десятки едва передвигающих ноги пьяниц и в хлам обдолбанных нариков. Всю эту омерзительную толпу следует отправить по камерам, они одним своим существованием подрывают и так не самый нравственный облик города. Но приходя в такие места, приходится оставлять значок и табельное в машине, доставать незарегистрированную пушку, за само наличие которой уже можно лишиться работы, и надеяться, что сегодня у офицеров из других участков не запланировано никаких облав в этом Богом забытое место.       Как же здесь несёт: пот, перегар, тошнотворная смесь из феромонов нескольких альф и нерассеивающаяся туманная завеса сигаретного дыма. Этот запах забивается в ноздри, легкие, въедается в кожу и намертво впитывается в одежду. Знал же, что нужно хотя бы куртку сменить, теперь придётся терять время в прачечной, чтобы выстирать эту вонь.       Ещё Джо, как и всегда, опаздывает. Можно прийти даже на час позже назначенного времени, а в любом случае придётся ждать этого кретина. Терпение испытывает, падла. Полтора часа уже жду, сдох он по пути, что ли. Коньяк давно нагрелся. Местное дешёвое пойло и так рецепторы не радует, а когда оно становится тёплым, тот вовсе похоже на ослиную мочу. И бармен подозрительно поглядывает, не доверяет, ведь нельзя в таких местах сидеть столько времени, мусоля один несчастный бокал. Такое поведение только привлекает лишнее внимание. Достаточно того, что моя одежда гораздо чище тряпья местных забулдыг, а это само по себе наводит на мысли.       — Здорова, Рид, долго ждёшь?       Наконец-то, года не прошло.       — Достаточно, чтобы на меня начали коситься.       — Прости, нужно было закончить одно дельце, сам знаешь.       — Не знаю и не хочу знать.       Меньше трепи языком, Джо, и тогда у меня не будет лишнего повода отправить тебя за решётку. Хотя учитывая дело, которое я хочу предложить, при плохом раскладе в тюрьму мы сядем вместе.       — Не думал, что когда-нибудь это скажу, но мне не нравится твоё молчание, Рид. Признавайся, ты всё же убил кого-то, и теперь нужно помочь спрятать труп?       — Я полицейский, детектив, если ты вдруг забыл, по-твоему, я труп не смогу спрятать, если возникнет потребность?       Идиот. Если я когда-то и запланирую кого-то пришить, то только самого себя.       — Выкладывай уже.       Вряд ли тебе понравится то, что ты услышишь. Уже не нравится, но выбор у тебя не велик, слишком большой за тобой должок. Сделаешь, что я прошу, и будешь свободен, свалишь из города, как давно планировал. Ты ведь не первый год ждал возможности расплатиться, постоянно долбал звонками, чтобы быстрее расквитаться и уехать. Даже у такой беспринципной мрази есть свои правила и зачатки чести, которые держали тебя в Детройте крепче любого поводка.       — Ты осознаёшь, о чём просишь, Рид, или настолько спятил? Если нас поймают, то малым сроком не отделаемся, а ты пойдешь в качестве соучастника. Ты потеряешь всё: работу, уважение, свободу, а в тюрьме копу не выжить, даже такому матёрому как ты.       Не нужно рассказывать очевидное, словно я не осознаю все риски. Но если это произведёт должный эффект, то плевать, какие будут последствия, мне уже давно нечего терять.       — Если вас поймают, я возьму вину на себя, признаюсь, что нанял тебя и твоих ребят. Как исполнителям вам дадут меньше.       От одной мысли, что приходится идти на крайние и такие радикальные меры, во рту собирается горечь. Если блевать хочется уже сейчас, то что будет, когда всё начнётся?       — Я возьмусь за это, Рид, найду самых отбитых ребят, готовых рискнуть, но с тебя площадка. Тащить к себе я никого не планирую.       — Я всё устрою, с тебя только люди и действия. Я скину время, дату и адрес, как буду готов, и имей в виду, Джо, в этот раз я не стану терпеть твои опоздания. Проебёшься, и я лично откручу твои яйца и повешу под потолком в качестве сувенира.       — Не обижай меня, Рид, на дело я никогда не опаздываю. Бывай.       На улице пахнет не многим лучше, чем внутри. Застарелый запах мочи впитался в здание, а мокрый след на углу вряд ли вообще когда-то высыхает. Нужно сваливать, пока тачка целая. Удивительно, что за столько времени ни одна падла даже колёса не спустила, не заметили, видимо. Хотя нет, кто-то заметил, даже обоссать успел. Местные нелюди хуже псин, те хотя бы территорию метят, когда шины зассыкают, а этот сброд вовсе не осознаёт свои действия. Днище города. Весь Детройт — сплошное дно, и никакой прогресс не исправит разруху, которая десятилетиями захватывала город, но эта окраина хуже бразильского гетто. Лучше уехать как можно скорее, пока местная серость не въелась в подкорку мозга. Жди, Джо, скоро встретимся снова в последний раз. Остаётся уповать на то, что этот последний раз не станет прощанием со свободой.

***

      — Что-то ты на взводе, Коннор. Что, папочка Хэнк плохо выдрал свою сучку, или ты снова не смог найти себе крепкий хуй на вечер?       Твой недотрах разве что не прямым текстом на лбу написан. Смешно даже, шлюшья дырка не смогла найти себе нового ёбыря.       — Катись к чёрту, Гэвин, обойдусь без твоих комментариев.       — Да ну, а если так?       Твоя омежья сущность буквально стелется перед этим запахом. Готов спорить, что твоя дырка уже влажная и готова сходу принять в себя член. Как же приятно смотреть, как ломается твоя жалкая гордость, Коннор. Можешь ненавидеть меня, отбрыкиваться, но потаскуха внутри сразу готова умолять о трахе, стоит только слегка пахнуть феромонами.       — Хочешь меня, Коннор?       Здесь нет камер, незачем прятать свою глубинную сущность, чем ты и пользуешься. Жадно заглатываешь пальцы своим умелым ртом, сосёшь их, причмокивая и постанывая, явно представляя на месте пальцев стоящий хуй. Какая же ты шлюха, Коннор, но даже такую шлюху можно исправить.       — Хочу.       Как быстро у тебя встал. Целая неделя без альфы для тебя сейчас фатальна.       — Завтра, пока твой ручной алкоголик будет на дежурстве, приходи ко мне, и я выдеру тебя так, что ходить нормально не сможешь. Адрес ты знаешь.       — Гэвин, а как же сейчас?       Ты жалок.       — А сейчас, Коннор, будь хорошим мальчиком и терпи. И если хоть один член побывает в твоей дырке до завтрашней ночи, то ты от меня получишь только пинок прямиком под свой разъёбанный зад. Ты всё понял?       — Да.       Вот и умница. Знаешь ведь, что это не шутка, только так тебя можно заставить ждать. Лишь обещание хорошей ебли даст тебе хоть каплю необходимого терпения. Гораздо проще было бы раскрыть тебя перед Хэнком, показать эту далеко не ангельскую сторону, но эта тайна сломает сразу две жизни. Старик не вынесет очередной потери и вздёрнется или, что более вероятно, пустит пулю в висок, а ты, осознав, что натворил, отправишься следом. Самый простой способ, он же и самый сложный, и раз можно избежать этого, то стоит рискнуть. Одно сообщение, Коннор, всего одно сообщение, и твоя жизнь переломится на «до» и «после», и знай, что ты сам в этом виноват.       Всего несколько цифр и слов, но почему-то именно сейчас до невозможности сложно нажать на кнопку отправки. Нужно только слегка пересилить себя. Одно нажатие по сенсору, и уже ничего нельзя изменить. И пусть горит в аду тот, кто сказал, что мудаком и козлом жить проще. Нихрена подобного! Проще только в глазах окружающих, а внутри совесть каждый раз разжигает костёр, стоит только перегнуть палку и оскорбить кого-то слишком сильно.       — Детектив Рид, у вас перерыв?       Эти диспетчеры хуже маньяков, везде найдут.       — Нет. Уже нет.       — Поступил вызов, двойное убийство, адрес загрузил в навигатор.       Блядь, как вовремя.       — Ага, спасибо.       Вот только не нужно пялиться с таким удивлением.       — Вы сказали…       — Да, я сказал «спасибо», а теперь проваливай, пока я не забрал слова обратно и не выдал что-то в разы похуже!       Сраные омеги. Просто замолчи и вали на своё рабочее место, отметь красным кружком в календаре этот день, когда мудак Гэвин Рид выдавил из себя слова благодарности. Нет же, будет тут пятьдесят оттенков удивления разыгрывать и глаза мозолить. Всё же на хер послать куда привычнее и быстрее. Блядь, займусь лучше убийством, пользы больше будет. Придётся поднапрячься, чтобы успеть опросить свидетелей, родных, закрыть массу бумажной волокиты и ночью не отвлекаться на неоформленное дело. А после этой ночи не факт, что придётся это дело закрывать.

***

      — Вашу ID-карту, пожалуйста.       — Серьёзно? Парень, разуй глаза, я похож на человека, которому нет двадцати одного года?       У меня даже в колледже карту никогда не просили, а с тех времён моя морда явно не стала выглядеть лучше. И почему эта нелепость должна случиться именно сегодня, конкретно сейчас? Блядь, просто продай мне ебучую водку и не трать время по херне. На, подавись гребаной айдишкой!       — Пожалуйста, сэр, ваша покупка.       Может, прямо в машине накатить. Ехать недалеко, проблем от пары глотков точно не возникнет… Хотя ну нафиг, дотерплю до квартиры, с рюмки пить приятнее, чем прямо из горла.       — А ты не шибко торопишься, Рид.       — Не пизди, Джо, минута в минуту. Неплохих ребят ты отыскал, крепкие, высокие, ещё и не пахнут. Неужели беты?       — Именно. Пришлось потрудиться, чтобы нарыть таких рисковых красавцев, всё для вас. Твоя сучка оценит их агрегаты.       Вот я как раз надеюсь на обратное, иначе какой вообще во всём этом смысл.       — Так, парни, несколько правил: не нежничать, но и следов на теле не оставлять, уж тем более не рвать и не кусать. Резинки на столе, так что внутрь не кончать, запас там приличный. Если хоть один из вас будет без защиты, члены оторву всем. Далее, имён не называть, прозвищ тоже, маски не снимать. Если есть тату, заметные шрамы, родимые пятна и прочая хуетень, по которой вас можно опознать, лучше прячьте или не раздевайтесь до конца. Чем меньше деталей он заметит, тем проще будет прикрыть ваши жопы. Всё понятно?       — Предельно.       Ну и отлично. Меньше наследят, больше шансов, что их не найдут. Джо и его дружки ещё те уроды, но тянуть за собой всю стаю я не намерен. Идея моя, расплачиваться в случае чего тоже мне.       — Заходите. Здесь ваш траходром, за пределы этой комнаты выходить запрещаю.       Нужно выпить, пока есть время. Пары рюмок хватит, прибирать за ними лучше с чистой головой, а то проебу какие-нибудь следы. Коннор придёт через полчаса, не раньше, не позже, всегда пунктуален до рвоты. Полчаса, которые нужно продержаться, чтобы не выгнать к хуям этих дуболомов, а после вариантов выбора уже не останется.       Горько. Водка горькая, обжигающая, неприятный осадок остаётся на языке и пламенем стекает в желудок. Кажется, когда в последний раз я пил эту дрянь, было также горько. И дело уже не во вкусе прозрачного высокоградусного дерьма, эта горечь сидит глубже, прямо в груди, и поглощающей тьмой растекается с каждым ударом сердца. Блядь, что я творю?! Нужно остановиться, придумать другой способ вразумить его, не такой опасный, не такой болезненный. Может, ещё успею выставить их за дверь…       Не успею. Он пришёл. Не звонит, как и всегда, лишь едва слышно стучит в дверь. Он ещё даже в квартиру не зашёл, а уже пахнет как в конфетном магазине.       — Что, уже не терпится? — По глазам вижу, что ты едва сдерживаешь желание раздвинуть ноги прямо у порога. А почему бы не начать прямо здесь? — Раздевайся.       Удивлён, но послушно стягиваешь с себя одежду. Прибежал прямиком с работы, даже не заезжал к себе, и теперь бесишься, пытаясь быстрее развязать галстук и расстегнуть пуговицы своей кристально белой рубашки. У тебя стоит до неприличия крепко, а трусы промокли от смазки, которая едва не течёт по бёдрам.       — Гэвин…       Ты настолько жаждешь, что спокойно впускаешь сразу три пальца. Как же в тебе мокро, практически потоп, и от этого немного легче. Значит, меньше шансов, что они порвут тебя. Остался последний штрих, чтобы ты не отбрыкивался и никого не покалечил.       — М-м-м, наручники, значит. Смотрю, ты начинаешь втягиваться, Гэвин.       — Заткнись и заходи.       Ты же не глупый, сразу понимаешь, что произойдёт, стоит только увидеть этих трёх качков в комнате. Напрягаешься, а в глазах мелькает страх.       — Ты не посмеешь.       — Уже посмел. Он ваш, парни, развлекайтесь.       Как никогда за последние тринадцать лет хочется курить, но эта привычка осталась в далёком-далёком прошлом. Ему ни капли не приятно, ему больно, он стонет не от удовольствия, ведь эти кретины почти разрывают его, забыв про указание быть аккуратнее. Прости, Коннор, но так нужно. По другому ты просто не поймёшь. Даже в то столкновение в туалете ты уже слишком глубоко увяз в этом дерьме, а со временем стало только хуже.       Нужно было остановить тебя раньше, только вряд ли бы ты понял. Не смог бы прекратить и навсегда забыть эту часть жизни, и рано или поздно всё вернулось бы к текущему раскладу. И никто не стал бы помогать тебе найти выход, никто не протянул бы тебе руку, чтобы вытащить из этого болота. Но сейчас ты готов, ты больше не тонешь, потому что уже достиг самого дна, и кислород практически кончился. Нет смысла надеяться, что ты сможешь простить за это, но хотя бы пойми, потому что если ты не поймёшь, то вся боль и унижение этой ночи потеряют всякий смысл.       Сколько часов это длится? По ощущениям прошла не половина ночи, а месяц. Страшно представить, какого тебе выносить это, держаться и ждать окончания. Уже совсем скоро всё прекратится, осталось немного. Совсем-совсем немного.       Закончили спустя, кажется, целую вечность. Как теперь перебороть себя, чтобы зайти в комнату, увидеть, в каком ты состоянии, оценить ущерб. Втолкнуть тебя внутрь на растерзание и закрыть дверь было проще, потянуть ручку на себя едва осуществимо.       В комнате воняет кислым потом и мускусным запахом секса. Диван весь смят, кругом гондоны с чужой спермой, а на обивке огромные пятна твоих выделений. Никакая химчистка такое не исправит, но сейчас это уже и не особо важно. Плачешь, жмёшься к спинке, дрожишь и не можешь даже прикрыться из-за скованных наручниками запястий. Один только вид вызывает жалость, стыд и болезненные пульсации в груди. Прости, Коннор, так было нужно, только такая жестокость способна вразумить тебя и вернуть к жизни того потерявшегося в похоти парня-омегу, который когда-то влюбился в старика Андерсона. Не хочу знать, что сподвигло тебя на такие кардинальные изменения в поведении, что пробудило бесконтрольную тягу к сексу, но сегодняшняя ночь должна навсегда эту тягу уничтожить.       — Одевайся и проваливай, шлюха.       Теперь, когда твои руки свободны, можешь ударить, я не отвечу, даже защищаться не буду. Злись, проклинай, ненавидь. Я пойму, если ты донесёшь обо всём капитану, возьмёшь отчёт у врача и отправишь меня гнить в тюрьму. Я готов к этому, только очнись уже и прекрати отравлять жизнь себе и окружающим.       — Я засужу тебя, растопчу, уничтожу.       Голос хриплый, слабый, но в заплаканных глазах видна сила и настойчивость, которую ты всегда проявляешь на работе.       — Дерзай. Только в следующий раз, когда снова решишь перепихнуться с кем-то на стороне, вспоминай то, что произошло сегодня.       В твоих глазах мелькает какая-то вспышка, секундная эмоция, которая почти не уловима. Усилием воли поднимаешься на слабые ноги, путаешься в собственной одежде, нервничая и с таким трудом натягивая её на потное, уставшее тело. Эти качки всё же не переусердствовали, следов нет, несмотря на то, с какой силой они тебя опускали. Но это не защитит, если ты действительно откроешь рот в кабинете Фаулера. Достаточно заикнуться, и ко мне сразу нагрянет целая свора криминалистов и следователей, а в этой комнате под завязку чужого ДНК. Твоего ДНК. Этого хватит, чтобы обвинитель хорошенько выступил на суде, и ни один присяжный не заступится за насильника. Хоть я и не участвовал напрямую, им хватит того факта, что я нанял для этого людей.       Хлопаешь дверью так сильно, что дрожат стёкла, но вряд ли такая мелочь поможет тебе успокоиться. Теперь остаётся только жить с этим, помнить твои крики и болезненные стоны, душить себя осознанием собственного сволочизма. А тебе до конца дней придётся нести на себе крест жертвы насилия. Надеюсь, когда в следующий раз у тебя возникнет желание снова предать Хэнка и раздвинуть ноги перед очередным самцом, ты сначала вспомнишь эту ночь и остановишься.       Надеюсь, что впредь у тебя никогда не возникнет желания изменять.