Вот тебе мир

Лука откидывается на спинку стула. Снова неудача. Но теперь она воспринимается как нечто...ожидаемое. Он даже не надеялся, что преуспеет: во-первых, те первые попытки и проблески, скорее всего, были случайностью, во-вторых, он даже не старался особо над этим проектом, занимаясь им, скорее, от скуки. Он всё равно склоняется над тетрадью, чтобы тщательно зафиксировать все свои действия и результат (его отсутствие, если быть точным). Почему-то получившиеся сухие ровные строки кажутся ему совершенно чужими, словно бы и не он их писал. Лука хмыкает и бездумно листает дневник. День назад, два, три. Глаза сами собой цепляются за какие-то слова, в которых энтузиазма столько, что это кажется даже милым. Подумать только, и ведь это так недавно было, а теперь… А теперь он сидит здесь, глядит на свои ладони и не может себя заставить прикоснуться хотя бы к чертежам. Он любил это. Он до сих пор искренне любит. До сих пор хочет закончить машину, не дающую ему покоя. Просто… Просто что-то изменилось, и теперь он, занимаясь любимым делом, чувствует только усталость и отвращение. Так не должно быть, верно? Так не должно быть. Ему кажется, он знает причину. Тогда, в первый день в этом доме, когда он только проснулся и медленно обследовал комнаты, мастерскую он обнаружил одной из самых первых. Лука был просто счастлив: он даже и не надеялся найти нечто подобное здесь, так что это стало приятным сюрпризом. Таким же, как то, что и оборудована мастерская оказалась очень даже хорошо, пусть и расставлено всё было несколько хаотично, словно тот, кто это делал, не слишком задумывался об удобстве пользователя или просто не знал, как следует делать. Помнится, он навёл здесь так необходимый ему порядок, даже не подумав, что это будет несколько...невежливым, наверное? В чужом-то доме. А потом даже попытался посчитать, во сколько это могло обойтись его хозяину, но сбился со счёту, когда в числах появилось слишком большое количество нулей. Тогда он, кажется, несколько дней из этой мастерской не вылезал, отвлекаясь только на еду, свежие газеты да визиты Эдгара. Теперь от его былого энтузиазма осталась лишь выцветшая тень. Лука переводит взгляд на разбросанные детали и вздыхает. Ему не стоит думать о таком — ситуации это не поможет, а вот хуже сделать, если он будет зацикливаться, сможет запросто. Лучше уж заняться полезным делом: например, убрать весь этот беспорядок, причиной которого изобретатель и является. Он поднимается и ходит по мастерской, то и дело доставая многочисленные коробки и ящики самых разных размеров и возвращая на место материалы и инструменты. В какой-то момент дверь открывается, но он этого не замечает до тех пор, пока не натыкается взглядом на чужой силуэт. Лука сначала замирает на секунду, пытаясь что-то осознать, а потом смеётся непринуждённо. — Извини, я никак не ждал, что ты зайдёшь так рано. Эдгар улыбается ему в ответ, машет рукой в знак приветствия и подходит на пару шагов ближе. — Просто освободился пораньше и решил, что стоит тебя навестить. Ты против? — Нет, что ты, одному всё равно ужасно скучно. Изобретатель не может обвинять в этом своего спасителя, конечно, никак нет, но и отрицать реальность не может… Он встряхивает головой и вновь принимается за работу. — Я разберусь с текущими делами и буду навещать тебя куда чаще, — обещает ему Эдгар. — Очень мило с твоей стороны! Лука всё еще чувствует себя немного неловко рядом с этим человеком, несмотря на прошедшее время, причём он даже сам себе объяснить не может, в чём причина этой неловкости. Вроде бы они очень хорошо общаются, несмотря на все их различия, да и относится к нему Эдгар просто замечательно, но… Может быть всё это из-за его взгляда? Это невозможно описать, но есть в нём что-то странное, из-за чего звук и картинка в голове никак не сходятся, а сам Лука постоянно старается смотреть куда-то в сторону при разговоре. Наверное, он скоро привыкнет, и тогда будет легче и проще. Изобретатель встряхивает головой, возвращаясь в реальность, и слышит, как его окликают: — Тебе помочь? — Было бы здорово. Дотянешься до той полки? С чужой помощью дело продвигается куда как быстрее, и вскоре мастерская вновь выглядит чисто и аккуратно. Ну, если не считать пыль кое-где и незаконченное творение на столе. Лука садится рядом, касается металла, настукивая что-то задумчиво, но после только вздыхает и стягивает перчатки. Эдгар глядит на стол из-за его плеча (и это чуть ближе, чем необходимо, и оттого несколько нервирует, подсознательно заставляя ожидать...чего-то) и интересуется: — О? Какой-то новый прибор? Расскажешь? — Да так, ничего особенного… Просто хотел проверить кое-что, раз уж есть возможность и… Изобретатель явно не горит желанием рассказывать об этом проекте, хотя прошлый он, только услышав намёк на заинтересованность, собеседнику уже бы все уши прожжужал, и старается не глядеть на своё неудачное детище — будто бы в такой ситуации возможно глядеть хоть куда-то ещё! — и его собеседник, кажется, прекрасно замечает это. Он в принципе слишком...наблюдательный. — Что-то случилось? Эдгар делает пару шагов в сторону, пытаясь взглянуть на чужое лицо, но ему не удаётся это сделать: Лука явно избегает зрительного контакта, разглядывая собственные ботинки, но кое-как всё же отвечает натянуто. — Ничего не случилось. Всё в порядке. В столь неубедительную ложь никак невозможно поверить, и он это понимает, но иррационально надеется, что расспросы на этом закончатся. Видимо, зря. — Эй, я же вижу… Лука, пожалуйста, скажи мне, что произошло. Изобретатель молчит очень и очень долго, но Эдгар не торопит его и терпеливо ждёт, только переминаясь чуть нервно с ноги на ногу. — Я не могу. Я смотрю на эти инструменты, и у меня опускаются руки. Я знаю, что за такое время смог бы сделать хоть что-то, но… Луке трудно говорить откровенно, но он слишком устал держать всё в себе. Ему необходимо поделиться. Хотя бы с кем-то. — Ты боишься? Я имею в виду... Инцидент. Инцидент. Какое равнодушное слово. Словно это не было нечто страшное, что убило одного человека и страшно изуродовало второго, словно это что-то далекое и бессмысленное. Изобретатель невольно дёргается и хмурится недовольно, только услышав об этом, но вскоре его лицо вновь принимает растерянное выражение. — Нет. Я не боюсь. Не этого, по крайней мере. — Тогда чего? Лука сглатывает и тихим-тихим шёпотом произносит. — Бессмысленности. Мои исследования бесполезны. Я никогда не смогу показать их миру, они останутся здесь, в четырёх стенах… И ради чего? Когда затихает последний слог, долгая тишина кажется оглушающей, но её разбивает тихий шорох шагов. Чужие прохладные пальцы касаются его ладоней в попытке поддержать, но Лука не отвечает на этот милый жест. Не может. — Посмотри на меня, пожалуйста, — просит Эдгар. Он стоит на коленях и глядит снизу вверх почти умоляюще. — Зачем тебе этот мир? Он отверг тебя, отвернулся после первого же проступка, согласился выбросить прочь. Он не стоит тебя. Он никогда не стоил тебя, Лука. И он тебя не получит. Лука хочет отвернуться, но не может. Не может оторвать взгляд от темной бездны на дне чужих зрачков, не может перестать слушать холодный змеиный голос. — Но здесь тебе всегда рады. — Нет, пожалуйста, нет, о чём ты… Он слабо и бессмысленно пытается как-то возразить или перебить, но Эдгар не слушает, только сжимает пальцы на чужих запястьях, так, что ни уйти, ни оттолкнуть его невозможно. — Я создам ради тебя новый мир. Дам всё необходимое и уничтожу то, что мешает. Я сделаю это, я клянусь, всё что угодно, лишь бы… Прямо посреди своей речи Эдгар вдруг замирает, будто только сейчас понимая, что делает что-то не так, поднимается и отстраняется, стараясь выглядеть невозмутимо и совершенно обычно (дрожащие руки выдают его с головой, как бы он ни хотел). Перед тем, как покинуть комнату, он останавливается на секунду и произносит: — Я создам мир, где ты будешь любим. Лука медленно сползает на пол, старается дышать ритмично и глядит на узкую полоску света из-за неплотно закрывшейся двери с настоящим ужасом. Тот чёрный жадный огонь, что он видел в чужих глазах… Это что-то ненормальное. Нечеловеческое. — Нет. Хватит, не нужно, — шепчет он, зная, что останется неуслышанным. Во что… Во что же он на самом деле ввязался? Что ему теперь делать?