Стоячая вода

      Гнетущая тишина вокруг на мгновение заставила Чимина болезненно поморщиться. Кто сказал, что безмолвие неосязаемо и не может причинить боль? Может. Ещё как. Впервые за последние несколько дней, проведенных на новом месте, он не желал находиться наедине со своими мыслями. Слишком быстро они трансформировались в острые иглы и впивались в нежную кожу по всему телу. Чимин давно уже перестал искать первоисточник боли. Какая разница, что конкретно болит, когда все нервы напряжены до предела, так, что даже тетива может им позавидовать. Едва слышный шум прибоя, балансируя, словно канатоходец на проволоке, всеми силами старался удержать его мысли в нужном русле и не дать сойти с ума.       Чимин чувствовал себя преданным и использованным. Юнги сдержал своё слово. Едва солнце взошло на небосвод, тот, собравшись, тут же отправился в полицию и навел справки о Чонгуке. Чимин с таким нетерпением ждал его возвращения, что даже минуты не мог усидеть на месте, ему казалось, будто он парит высоко в небе. И это было так волнительно прекрасно! Юнги не было весь день. Тот вернулся лишь глубокой ночью и, немного помедлив, поведал о том, что Гук давно уже по собственной воле вернулся на родину.       Его слова, словно недоступные взору шрамы, безжалостно покрыли сердце Чимина, резко возвращая его к реальности. Сказок в этом мире не бывает. Как он мог поверить в то, что такому современному человеку как Чонгук может понравиться такой отброс общества как он? Его уже бросили. Такое не в первый раз. Так почему же душе по-прежнему больно?       — Если ты ничего не чувствуешь, значит, ты не существуешь, — громко проговорил тогда Юнги, неотрывно глядя на побледневшего Чимина. — Это, всё равно, что не иметь тела. Радуйся, что твои чувства ещё не атрофировались. Радуйся и делай выводы. В этом мире ты нужен только мне. Больше никто не будет стоять у твоей постели, когда болеешь, никто не будет вставать засветло только для того, чтобы наловить твоих любимых раков. Никто. Никогда. Не сможет полюбить тебя так, как люблю я. Понимаешь?       Чимин не смог ничего ответить. У него не было ни сил, ни желания слушать сочащиеся ядом слова Юнги. Но как бы пелена боли ни застилала его глаза и разум, суть всего сказанного он все же уловил. Всю свою жизнь он, не задумываясь ни о чем, принимал все то, что давал и делал для него Юнги. Подобное было своеобразной нормой. Но отдача есть во всем. Сейчас все слова о любви, когда-либо сказанные ему Юнги, начали восприниматься Чимином совсем иначе. Теперь он, наконец, понимал чувства друга, уже на личном опыте зная, как больно быть отвергнутым тем, кого нежно любишь.       Но как бы это ни было странно, Чимин совсем не жалел о том, что отдал своё тело именно Чонгуку. Он попросту не имел права сожалеть. Впервые испытать удовольствие в объятиях дорогого сердцу человека — это поистине счастье. Пусть и с горьким послевкусием. Единственное, что изменил бы Чимин, вернувшись в прошлое, так это не сказал бы и о слова о своей симпатии, и тогда, быть может, все сложилось бы иначе. Или же нет?       Как бы он не злился на Чонгука, возненавидеть того всё же не мог. Даже зная о предательстве, сердце, игнорируя все факты, пыталось как-то оправдать его действия и найти вескую причину для столь поспешного возвращения.       Пыталось… но не находило.       Видя состояние Чимина, Юнги, пересилив всю свою злобу и всепоглощающую ревность, вел себя крайне тактично. Он не напоминал малышу о туристе и всеми силами старался хоть ненадолго, но всё же избавить того от душевной боли. Хотя по-прежнему не испытывал ни сожаления, ни жалости.       В один из дней, когда Чимин даже от еды отказался, Юнги решил перейти, наконец, к контрмерам. Велев парню собираться и готовится к выходу, он быстро сделал несколько звонков и, урегулировав все свои дела на сегодня, устроил для своего проблемного малыша некую экскурсию.       Выйдя за ворота, Юнги нежно взял ладонь Чимина в свою руку и тихонько прошептал:       — Не бойся ничего, я рядом.       — Я знаю, а куда мы идем? — без особого интереса осведомился Чимин. Идти куда-либо ему совершенно не хотелось. Но и отказать Юнги он тоже не мог. Придётся потерпеть.       — Скоро сам всё увидишь. Если местные спросят, то тебя зовут Хироки, ты — японец, — мягко проговорил Юнги, внимательно глядя на Чимина.       — Я не похож на японца, — насупился Чимин. Хироки? А вариантов хоть немного похожих на его имя не было в наличии что ли?       — Разве? Пока свой прелестный ротик не откроешь, никто ни о чем не догадается. Будь уверен.       — Я не буду спорить.       — И не нужно. Мы почти уже пришли.       Остановившись у небольшого магазинчика, Юнги, велев Чимину ждать его у входа, вошел внутрь и через несколько минут вернулся с горным велосипедом.       Подозрительно оглядев транспортное средство, Чимин, удивленно приподняв бровь, спросил:       — Это что такое?       — Велосипед.       — Это я понял. Тебе он зачем?       — Кататься будем. Пошли, тут парк за углом.       Проследив по указанной Юнги траектории, Чимин, неуверенно покосившись на двухколесного «зверя», тыкнул его несколько раз пальцем, а затем, пожав плечами, пошел, куда велели. Едва они оказались в парке, Юнги тут же усадил его на велосипед и, подогнав всё под Чимина, принялся, подобно строгому учителю, давать ценные инструкции.       — Чимин, сидя в седле и не разжимая ручки тормоза, попробуй удержать равновесие, отрывая на несколько секунд ноги от земли. Почувствуй баланс.       — Я сейчас упаду, — капризно пропищал Чимин, всё же с интересом выполняя все то, что говорил ему Юнги.       — Не упадешь, давай, теперь крути педали, я тебя держу, — терпеливо пояснял Юнги, одной рукой придерживая велосипед.       Собрав всю волю в кулак, Чимин осторожно принялся крутить педали, не забывая при этом соблюдать баланс. Проехав метров восемьдесят-сто, он легонько затормозил и, самостоятельно развернувшись, поехал обратно к Юнги, который, не отрываясь, следил за всеми его потугами и был готов в любой момент кинуться на помощь. Полностью отдавшись процессу катания, Чимин, пусть и ненадолго, но всё же освободил свою голову от мыслей о Чонгуке. И это не могло не радовать. Всем нужна передышка. А ему особенно…       — Чимин, ты не голоден? Может, пообедаем? — предложил Юнги, всё ещё не сводя взгляд со своего малыша.       — Я не против, — быстро кивнул Чимин, нехотя слезая с велосипеда.       Вернув велосипед в магазин, Юнги, вновь взяв Чимина за руку, повел того в сторону ближайшего кафе. Уютное, по-домашнему обставленное помещение так и располагало к себе. Удобно устроившись за одним из столиков, Юнги не без удовольствия наблюдая за растерянным малышом, быстро сделал заказ и ласково промолвил:       — Ты чего? Не хочешь пиццу?       — Я не знаю, что такое пицца, — захлопал глазами Чимин.       — Это итальянское блюдо, — с умным видом поведал Юнги, оглядываясь по сторонам. — Совершенно не полезное, но очень вкусное.       — Вот как, я часто читал о подобных местах, но не думал, что находиться в них так некомфортно.       — Это с непривычки.       Когда официантка принесла большую пиццу с морепродуктами и два бокала холодного пива, Чимин, углядев на корже креветки, чуть в ладоши от радости не захлопал, но вовремя вспомнил о том, где они находятся.       — Ты такой ребенок, — искренне рассмеялся Юнги, наблюдая за тем, как креветки молниеносно телепортируются с коржа в рот его малыша.       — Вкусно, — констатировал очевидное Чимин. — Ещё хочу.       — Ешь. Я рад, что тебе нравится, — отпивая из бокала своё пиво, улыбнулся Юнги. Тут ещё очень много того, чего ты не пробовал. Будем это постепенно исправлять.       — Я согласен, — жуя, довольно отвечал Чимин. — А на велосипеде ещё покатаемся?       — Тебе понравилось?       — Очень!       — Тогда я куплю тебе его, будешь кататься, когда захочешь.       — Спасибо, Юнги!       — Пожалуйста, малыш.       Когда с трапезой было покончено, и они, ближе к вечеру, вышли на улицу, Юнги, не говоря ни слова, направился в сторону дома, Чимин неторопливо шел следом за ним, ни о чём особо не думая. Сегодня было хорошо. И это главное.       Оказавшись дома, Чимин, громко смеясь, быстро рассказал Саваде-сану о прожитом им дне и о своих впечатлениях, о городе и местных людях. Когда все положительные эмоции были выплеснуты, он, вздохнув с облегчением, отправился в свою комнату, оставляя мужчин, наконец, наедине.       — Ты изменил своё мнение? Решил пожалеть ребёнка? — поинтересовался Савада, хмуро посмотрев на Юнги.       — Нет, просто захотел его отвлечь, — равнодушно пожал плечами Юнги.       — По-прежнему не хочешь дать ему право самостоятельно решать?       — Рано ещё. Я больше никому не позволю к нему прикоснуться.       — Не думаешь, что он может сбежать? — не без оснований, заметил Савада. — Тут соблазнов в разы больше, чем на Ганкаджиме.       — Если сбежит, я его везде найду, — тоном, не терпящим возражений, приговорил Юнги, недобро посмотрев на Саваду. — Он только мой.       — Юнги, ты больной на голову собственник. По тебе психушка плачет.       — Тебя что-то не устраивает? — начал терять терпение Юнги. — Показать, где дверь?       — Успокойся. Мне тебя никогда не понять.       — Тебе и не нужно, — скривился Юнги, мысленно призывая себя успокоится. — Как обстоят дела на острове?       — Обыск назначен на завтра. Я пойду вместо экскурсовода.       — Это хорошо, а тот турист, что с ним?       — Ничего, запрет не снят, но это именно он натравил полицию, — хмуро отчитался Савада. — Уж очень ему хочется отыскать Чимина.       — Надеюсь, ничего не найдя на острове, корейская делегация быстро успокоится.       — Хорошо бы, но если начнут искать по стране — у нас могут возникнуть проблемы.       — Прорвемся, сначала переживем завтра, а там будет видно, — скривившись, проговорил Юнги.       — Юнги, там ещё твоя жена собирается приехать, — осторожно поведал «радостную» новость Савада. — Она до сих пор на развод не подала.       — Юми? А вот это плохо… — потерев переносицу, выдохнул Юнги.       — Что будешь делать?       — Затаюсь, пока ты будешь вести все дела с рыбаками. Если она нас найдет — быть беде. Она может очень многое рассказать Чимину…       — Я понял, пойду тогда готовиться к поездке.       — Иди, — быстро кивнул Юнги.       Проводив Саваду уставшим взглядом, Юнги, зарывшись рукой в свои волосы, чуть в голос не зарычал от отчаянья. Он чувствовал себя так, будто стоял посреди моря, на тоненькой поверхности льда, и каждый шаг мог стоить ему жизни. По сути, все так и было. Если Чимин узнает правду, то больше никогда в жизни не захочет даже говорить с ним. Правда не принесёт его малышу ничего кроме боли. Сильной и долгой боли. Боли, которую не утолить никакими таблетками.       Юнги ни разу в жизни не пожалел о том, что украл Чимина. Юми была недостойна воспитывать его солнышко. Чимин был для неё балластом, ненужным бонусом к наследству. Он по сей день помнил тот момент, когда женщина изъявила желание сдать его малыша в интернат, аргументируя это тем, что он из-за него уделяет ей слишком мало времени. Разумеется, Юнги был не согласен с таким заявлением. И он быстро решил проблему по-своему. Проводив жену на работу, он быстро собрал немного детских вещей и навсегда покинул её дом, а затем и страну.       И пусть с того времени прошло уже долгих восемь лет, но его чувства по-прежнему неизменны. Он будет бороться до последнего. Чимин принадлежит лишь ему одному!