***
Савада-сан, жестом указав в сторону изрядно выпившего Юнги, как-то сказал Хосоку: «У здравого ума от пьяной памяти бывает тяжкое похмелье». Долгое время Хосок не мог понять, что конкретно это значит. Как память может быть пьяной? Такое физически невозможно. Тогда ещё детский мозг не понимал метафор и все воспринимал буквально. Хосок, не жалея сил, старался разгадать сложную для него загадку, но найдя ответ, не испытал ни грамма облегчения, наоборот, ему под кожу, словно ядовитый клещ, влезло разочарование и начало монотонно жалить. Его Юнги когда-то был опьянён любовью, а сейчас же, когда чувства прошли, осталось тяжёлое послевкусие в виде тупой боли, которое чем-то схоже с похмельем. Можно, конечно, попробовать вылечиться, вновь прибегнув к «алкоголю», можно даже изменить «напиток», но гарантии, что после употребления станет легче, нет. Хосок — лишь замена тому, чем так сильно отравился Юнги. Савада-сан всегда говорил: «Нельзя понижать градус, можно только повышать». Но он не тянет на звание более крепкого алкоголя, Юнги понизил градус… оттуда и все проблемы. Осознание такой банальной причины затянувшейся хвори Юнги здорово вывело Хосока из себя. Зачем тому ещё кто-то, когда рядом есть он? Такой любящий и понимающий. Зачем думать о том, кто ушел, ни разу не оглянувшись? Хосок ненавидел «малыша». Не знал, но ненавидел. С самого раннего детства ему ставили в пример того, чьего имени даже не называли. Малыш. Дикий цветочек… Так много приятных и ласковых прозвищ, и все они адресованы кому-то другому — не ему. Дикий цветочек. Как пафосно и приторно сказочно. Порой Хосок, скрипя зубами, представлял себе, что пресловутый малыш — это аленький цветочек, Юнги — чудовище, а турист, которого в пьяном бреду проклинал тот — наглец, посмевший сорвать цветок. Вроде бы история должна закончиться счастливо, и даже «принцесса» в его лице доставлена к владельцу сада, но вот только нет чудовищу дела до принцессы: он одержим цветком, чья красота больше никогда не приласкает его взор. Что за неуместный мазохизм? Трагедия на пустом месте. Из-за своего юного возраста и повышенного упрямства Хосок предпочитал не думать о том, что делать выводы, не зная всей картины происходящего, как минимум глупо. Если на мгновение задуматься, что ему известно о «малыше»? Только то, что Юнги его вырастил, а тот отплатил ему за доброту предательством. Хосок много раз слышал, что его «предшественник» был необычайно умным и послушным, не то что он — взбалмошный и рассеянный. Иногда ему казалось, что Юнги намеренно идеализирует того, кто ушел. Бесполезно сражаться с идеалом, пусть и придуманным, реальность всегда вдребезги разбивается о розовые фантазии, а автор грёз даже не замечает этого. Так уже было и не один раз. Чем Хосок хуже? Да, наука — это не его. Зато он хорош в спорте. Их школьная футбольная команда одна из лучших в городе. Почему подобные успехи не радуют его Юнги? Его… За всю свою жизнь Хосок не любил никого кроме Юнги. Ещё в тринадцать лет он отчётливо понял, что его чувства к Юнги кардинально отличаются от тех, что он испытывает к Саваде. Ревность, обожание, желание обладать — это именно то, что с каждым годом все отчётливее пробуждалось в нём. Юнги его. Больше ничей. Если придать их чувствам физическую форму, а затем рассмотреть под микроскопом, при этом не называя никаких имён, можно прийти к выводу, что они абсолютно идентичны. Оба помешаны. В равной степени. Савада опять-таки прав. Юнги вырастил свою копию. Вопрос: сможет ли он с ней совладать? Или же она поглотит его? Хосоку хотелось верить, что, хоть он и проигрывает бой за боем, победа в войне будет за ним. Для начала хорошо бы понять, кто те люди, которые, едва появившись на экране телевизора, ввели Юнги в некое подобие анабиоза. Ли МинХо и его племянник. Как с ними связан Юнги? Какие у того могли быть дела с корейским политиком? Быть может, здесь замешан «малыш»? Они его родственники? Стукнувшись лбом о толстый дубовый стол, Хосок нехотя признался себе в том, что растерян. Он не знает с чего следует начать. И стоит ли вообще заострять своё внимание на этом Ли? — Ты чего шумишь? — зайдя в гостиную, спросил Савада. — Ложись спать, завтра к первому уроку. — Я не смогу уснуть, — нахмурился Хосок. — Почему? — Тот человек… Ли МинХо. Ты знаешь его? — не особо надеясь на правдивый ответ, поинтересовался Хосок. — Юнги как-то странно на него отреагировал. — Не лично, — немного подумав, сдержанно ответил Савада. — Он брат мачехи бывшей жены Юнги. Они не ладят. — Вот как… — задумался Хосок. — У них обоюдная неприязнь. Встреться они на улице — быть драке, — приукрасил действительность Савада. — Ты сделал домашнее задание? Юнги завтра вернётся и все проверит. — Сделал. Почему он остался на Ганкаджиме? Шесть лет наотрез отказывался туда ехать, а сегодня вдруг решил переночевать? — Ностальгия. Это место и на меня действует как магнит. Сложно перебороть зависимость. — Надеюсь, что ты мне не врешь, — насупился Хосок. — Пойду спать. — Гаденыш, я усыновил тебя, а ты мне не веришь? — наигранно возмутился Савада. — Тебе поверить — себя обмануть! — невинно захлопал ресничками Хосок. — Спокойной ночи, папа. — Иди уже. Отмахнувшись от ломающего комедию Хосока, Савада неторопливо вернулся к себе в комнату и, присев в мягкое кресло, в очередной раз, с некоторым раздражением, отметил то, что Хосок слишком… Юнги. Одинаковая мимика, одинаковый прищур хитрых глаз, схожие опасные мысли. Если бы Савада вдруг упал за борт корабля и начал тонуть, а с палубы ему протянули руки Хосок и Чимин, он бы ухватился за Чимина. Хосок переменчив как вольный ветер, Чимин же надёжен как скала. Странное сравнение, особенно, если учесть то, что по Чимину он никогда особо не скучал… Мысленно вернувшись к вчерашнему выпуску новостей, он лениво попытался предугадать, чего ему следует ждать дальше. Впервые за шесть лет Чимин и Юнги, так близко друг к другу. Что будет, если один из них сорвётся? Юнги уже на пределе, и визит на Ганкаджиму — явное тому подтверждение. Интересно, а как дела обстоят у Чимина? Конференция, на которую тот приехал продлится ровно семь дней… Этот отрезок времени смело можно считать критическим. К кому душа лежит, к тому и ноги несут. Быть беде или же нет?Неразрывные путы: глава 2
20 августа 2021 г. в 12:19
Чего человек хочет на самом деле? Счастья? Свободы? Самостоятельности? Всё это несомненно важно, но порой не играет решающей роли. Для Чимина точно. Он свободен, ему никогда не запрещают делать то, что хочется. Он счастлив, работа приносит ему лишь радость, любимый человек поддерживает во всех начинаниях. Он самостоятелен, ему не нужна чужая помощь, чтобы решить, как жить дальше. Тогда почему при всем этом он не чувствует себя целым? Почему не может отделаться от мысли, будто от него откололся кусочек и затерялся в пыли времени?
Когда-то давно, на Ганкаджиме, в углу их подвала стояла старая ваза. Она была высокой и красивой. Юнги часто ставил в неё разную зелень. Начиная от самого горлышка, на ней были изображены несколько пышных пионов, которые тесно переплетались между собой. Как-то раз, играя с мячом, Чимин случайно задел её. Ваза рухнула на пол, но, к счастью, полностью не разбилась: от неё откололся лишь один кусочек, без которого рисунок потерял всю свою привлекательность. Уже шесть лет он чувствует себя этой самой вазой. Чувствует и ищет недостающий обломок. Постоянно анализируя свои ощущения и желания, Чимин каким-то весьма сомнительным способом пришёл к выводу, что ему не хватает сдержанной холодности Ганкаджимы и умиротворяющей тишины, присущей лишь ей. Сеул слишком яркий и шумный.
Когда Чонгук предложил поехать с ним в Италию и посетить мёртвый Крако, Пак тут же согласился. Тишина в таких местах схожа — она зловещая и чарующая. А это именно то, что ему сейчас так нужно. Средневековый город-призрак, находящийся в живописной долине Кавоне, объятый нескончаемыми полями и оливковыми деревьями, не смог собрать Чимина воедино. Дикий ветер, спускающийся из долины, хозяйничал в покинутых домах, стучал старыми дверьми на ржавых петлях, остатками флюгеров, которые уже позабыли, где находится север. Все это было так похоже на симфонию Ганкаджимы, но чего-то определённо не хватало. Или, может быть, кого-то…
Затем, по собственной инициативе, Чимин посетил город Петра — удивительное сокровище древнего мира, сокрытое за непроницаемым барьером из скалистых гор Иордании. Но, едва вступив на его территорию, он неожиданно испугался. Входом в этот древний город служило километровое узкое и мрачное ущелье Сик. Его возвышающиеся стены скрывали от людских глаз солнце. На какое-то мгновение Чимину показалось, что он добровольно входит в царство Мёртвых.
Ганкаджима тоже мертва. Она медленно разлагается. Ещё немного — и тайфуны уничтожат её. Петра же, сцепив зубы, заманивает в своё нутро людей и, похоже, собирает силы, дабы отомстить. Да, город чарующ и прекрасен. В этом и его опасность. Шутить со скалами станет разве что безумец. А ведь скалы здесь везде. Они могут обрушиться, в их туннелях можно заблудиться…
Сделав путешествием себе лишь хуже и на наглядном примере показав самому себе, что он скучает не по городу, а по человеку, Чимин окончательно впал в депрессию. Он не должен был отпускать Юнги. Тот его семья. Слишком многое они пережили вместе. Слишком многое их связывало. Но смогли бы они, несмотря ни на что, поддерживать отношения? Ведь Чимин тогда так боялся увидеть в Юнги любовника. Имел ли он право, зная о чувствах друга, мучить его, находясь рядом?
Чимин никогда не считал, что своим решением остаться в Корее он предал Юнги. Жить под одной крышей им все равно никто не позволил бы. Они могли бы созваниваться, встречаться по праздникам… Он всегда нашел бы время для Юнги. Но тот его оттолкнул. Просто взял и ушел. Если так посудить, то и Юнги можно много в чём обвинить. Но ведь Чимин этого не делает. Он простил его и постарался научиться жить в новой для себя среде. Было тяжело, порой просто невыносимо, но он справился. Сломал себя и собрал вновь. Если бы он тогда попросил Юнги остаться рядом, какой ответ получил бы? Нет? Вероятнее всего.
Отпив из чашки уже остывший кофе, Чимин отправил Чонгуку короткое СМС и принялся собираться на конференцию. Когда его визит в Японию закончится, он встретится с любимым в городе Шичен или, как его еще называют, Городе Льва. Ради этой экскурсии он четыре месяца брал уроки дайвинга, ведь основанный больше 1300 лет назад город сейчас находится на глубине 26-40 метров под озером Тысячи островов. Добраться до него будет непросто. Но он явно стоит затраченных усилий.
— Чимин, твоя речь готова? — присев напротив, поинтересовался МинХо.
— Да, вот сижу, повторяю, — устало проговорил Чимин.
— Как там Чонгук? Ещё не оборвал тебе телефон?
— Нет, он готовится к нашей поездке в Китай.
— Сдался ему тот подводный город, — покачал головой МинХо. — Эта страсть доведёт когда-нибудь его до беды.
— Весь город остался нетронутым, включая деревянные балки и ступени, — улыбнулся Чимин. — Это же интересно. Даже мне охота посмотреть на голову льва, что украшает вход в город.
— Это опасно. Я за вас переживаю.
— Мы будем с опытным инструктором по дайвингу. Все будет хорошо.
— Делайте, что хотите, — раздражённо отмахнулся МинХо. — Вас всё равно не отговорить.
— Не злись, я привезу тебе сувенир.
— Мне ваши сувениры ставить уже некуда, — закатил глаза МинХо. — Твои вещи собраны? Завтра нам предстоит посетить город Нагасаки.
— Нагасаки? — замер Чимин. — Мне обязательно туда ехать?
— Конечно, без тебя я — как без рук.
— Я понял. Нагасаки, так Нагасаки.
— Вот и отлично, заканчивай повторять речь, и пошли в зал.
— Через пять минут буду.
Оставшись в одиночестве, Чимин прикрыл глаза и с некоторой опаской подумал, что в пятнадцати километрах от города Нагасаки находится Ганкаджима. Как давно он не был на рифе… Шальная мысль, посетить столь значимое для себя место, ловко пробралась в его мозг и тут же потеснила все остальные. Один тоскливый день длиннее, чем месяц радости. А его тоскливый день как-то явно затянулся…
Может, стоит рискнуть? Юнги он там точно не увидит, зато родные места немного успокоят душу. Чем чёрт не шутит.