Стоячая вода

      Можно ли назвать Ганкаджиму своеобразной элегией Чимина? Наверное, да. Ведь, по сути, элегия — это лирическое стихотворение, проникнутое грустью. Собственно, как и сама Ганкаджима. Каждый клочок земли, каждый камень, каждый крутой спуск вниз, здесь пропитан такой сильной концентрацией грусти и безнадёги, что развей «прах» рифа над бескрайнем морем, недолго и весь мир в депрессию вогнать. Чимин знает. Проходил. И не раз. С депрессией он давно уже на «ты». Вот только стоит ли винить в этом непосредственно глубоко мёртвый город? Может причина всё же у него в голове? Или же в сердце?       Чимин, словно застрял в стоячей воде. Именно в том отрезке времени, когда воды вокруг него неожиданно оказались неподвижны-мертвы. Течение, ау, ты где? Приливы. Отливы. А было ли, вообще, когда-то движение вокруг него? Вода — красота всей природы. Вода жива, она бежит или волнуется ветром, она движется и дает жизнь и движение всему ее окружающему. Всему, но не Чимину. Почему так? Потому что он изначально сделал неправильный выбор? В жару стоячая вода всегда гниет, а на холоде замерзает. Рано или поздно она неизбежно превратится в болото. Превратится и в ней заведутся черви. Так себе перспектива…       Чимину совершенно не хочется, чтобы вокруг него начали ютиться черви. Ему и тараканов в собственной голове с лихвой хватает. Но как выбраться из этого замкнутого круга? Как попытаться сбежать отсюда? Камень, брошенный в стоячую воду, поднимает волну от центра воздействия силы до самых отдалённых уголков болота. Что если при побеге он захлебнётся? Или же увязнет в собственном болоте? Чимин, сам того не ведая, настолько окопался в своей иллюзорной зоне комфорта, что даже шаг в сторону сделать боится. А ведь нужно. Сейчас идеальное время. Он на Ганкаджиме. Камень его вечного преткновения — тоже. Может пора расставить все точки над «i» и отпустить, наконец, все обиды? Вздохнуть полной грудью!       Юнги ведь совсем рядом. На расстоянии вытянутой руки. Согнулся пополам и ищет бутылку виски среди затхлых ящиков. Ищет, а Чимин глаз отвести не может. В груди — ураган, в голове — ни одной внятной мысли. Ему так хорошо знакомы эти глаза напротив. Ему так хорошо известно, о чём те очи никогда не расскажут. Юнги всегда себе на уме. И это неплохо. Это просто черта характера. В тусклом свете, падающем из разбитого окна, Мин Юнги почти что нереален. Того так долго не было рядом с Чимином…       Тогда при свете дня они молча разошлись, и вот теперь во мраке собственных жизней, встретились вновь. Разбросанные по полу поэмы — это всё, что осталось позади. Выцветшие листы бумаги. А ведь когда-то те были девственно-белыми. Преданные некогда чувства оставили на них свой неизгладимый след. Реставрировать бы. Да кто за такое возьмётся? Тяжёлое тёмно-синее небо. И двое заблудившихся в лабиринтах-улицах своих невысказанных обид. Стены внутри стен. Почему всё так сложно?       — О чём задумался? — вытащив, наконец, из-под ящиков пыльную бутылку виски, осведомился Юнги, мысленно себя ругая за криворукость. Не мог, что ли бутылку поближе спрятать? Чуть не угробил отличный виски.       — Анализирую жизнь тут и в Сеуле, — честно ответил Чимин, вымученно улыбнувшись. Эх, упасть бы сейчас в мягкое осеннее лесное ложе и скрыть пожелтевшими листьями каждый свой шаг…       — И как успехи? — приподнял бровь Юнги. Его малыш анализирует прожитое? А может лучше не надо?       — Даже не знаю… — задумчиво протянул Чимин. Как всё же жаль, что никому не под силу избавить его надежды от беспочвенного страха. Такой бы груз мигом со своих плеч скинул. — Мне, кажется, что между нами остались невысказанные обиды. Я вроде и хочу всё озвучить, да и тебя послушать, но в тоже время… не слишком ли много времени прошло?       — Знаешь, Чимин, иногда прошлое не так уж и легко отпустить, — осторожно проговорил Юнги, прекрасно понимая к чему клонит его малыш. — Если тебе от этого станет легче, давай сейчас поставим палатку, закинем в казан вариться раков и сядем, поговорим спокойно по душам.       — Думаешь место для этого подходящее?       — А почему нет? — приподнял бровь Юнги. — В случае чего, уйти хлопнув дверью, будет сложно. Придётся решать всё до конца. А это по-своему хорошо.       — Уйти, хлопнув дверью? — не без улыбки, переспросил Чимин. — Кто так делает? И выжил ли он после этого?       — Хосок! — невольно повысил голос Юнги. — Представляешь, заявил мне в прошлом месяце, что хочет коротко подстричься и покрасить волосы в блонд! Мой ор, наверное, все соседи слышали. Идиотина малолетняя.       — Тебе не нравятся блондины? — прыснул Чимин, внимательно наблюдая за своим другом. Другом ли… — Брюнеты по вкусу?       — Мне нравишься ты, — не особо задумываясь о сказанном, ляпнул. Ох… зря это он. — А все изменения во внешности только после восемнадцати лет. Там хоть пусть налысо побреется и три шестёрки на лице себе набьёт. Слова не скажу.       — Ну, да… я в его возрасте волосы красить не хотел, — немного подвиснув от неожиданного признания, выдохнул Чимин. Он нравится Юнги? В каком смысле? — Да и татуировки совсем недавно набил.       — У тебя есть татуировки? — выпал за пределы вселенной Юнги. У его малыша есть что? Боже… дай сил пережить этот день! — Серьёзно?       — Да, четыре штуки, — на автомате кивнул Чимин. — Три маленькие и одна побольше.       — Покажешь? — всё ещё до конца не переварив услышанное, спросил Юнги.       — Покажу, — легко кивнул Чимин. — Но давай не здесь. Тут… слишком пыльно для того, чтобы раздеваться.       — Конечно, давно пора было выйти на улицу, — направляясь к выходу, протянул Юнги. — Когда мы виделись в прошлый раз, я ничего подобного и не заметил.       — Не удивительно, — медленно следуя за Юнги, улыбнулся Чимин. — Ты тогда с моего лица взгляда не сводил.       — А как ты хотел? — выходя на улицу, хмыкнул Юнги. — Я волновался. Мы так давно не виделись, да и расстались не совсем полюбовно. Не до разглядывания тела как-то было.       — Это да.       — Присядь на солнышке, я поставлю палатку.       — Хорошо.       Сев на нагретый солнцем высокий булыжник и с интересом наблюдая за махинациями самого дорогого его сердцу человека, Чимин, чувствуя себя на удивление спокойно, глубоко вздохнул и попытался мысленно настроиться на предстоящий разговор с Юнги. Должен ли он озвучить всё то, что накопилось у него за последние годы? А не будет ли это слишком? Что, если Юнги обидится? Что, если после этого не захочет продолжать дальнейшее общение? Второй раз столь долгой разлуки Чимин может и не выдержать.       — Готово! — довольно проговорил Юнги, отходя от небольшой, но довольно плотной, палатки. — Теперь вечером точно не замёрзнем.       — Ты, как всегда, мастер на все руки, — поднимаясь с булыжника и подходя к старенькой газовой горелке, которая, наконец, вскипятила воду, тихонько восхитился другом Чимин. — Сначала раков закидывать или специи?       — Раков.       — У тебя тут смотрю всё есть. И палатка, и специи, — без задней мысли озвучил свои наблюдения Чимин.       — Да, — тут же заметно напрягся Юнги. Чимин начал что-то подозревать? А вот это уже плохо. — Специи и горелку я вчера специально привёз, думал, мало ли перекусить захотим, пока с рыбой разбираться будем. А палатка тут постоянно лежит, в ней Хосок обычно дрыхнет, пока мы с Савадой работаем.       — Хосок ещё такой ребёнок, — закидывая раков в воду, прошептал Чимин. — Засекай время.       — И так десять минут у нас есть, — подходя к Чимину впритык, взволнованно проговорил Юнги. — Раздевайся!       — В каком смысле? — едва слышно пискнул Чимин, лишь чудом не зацепив рукой казан с кипятком. Раздеваться? Звучит крайне двусмысленно. Особенно если учесть то, что Юнги до сих пор не переоделся и расхаживает по рифу в мокрых штанах и с голым торсом. — Ты…       — Татуировки. Ты обещал их показать, — мысленно призывая себя успокоиться, выдохнул Юнги. — Интересно же. Никогда не думал, что ты себе что-то набьёшь. Больно же, да и на всю жизнь.       — Не особо больно, — начиная нервничать ещё больше, прошептал Чимин. А что, если Юнги не понравится? — Да и там просто надписи.       — Всё равно показывай.       — Ладно.       От греха подальше, отойдя в сторону от горячего казана, Чимин, лишь чудом не рухнув в обморок, медленно стянул с себя всю одежду по пояс и какого-то чёрта не на шутку смутившись, продемонстрировал мужчине, то, что тот так хотел. И почему это так стыдно? Юнги ведь сотни раз видел его без одежды. Даже купаться иногда помогал. Волосы мыл… Что изменилось? Почему именно сейчас он видит в том не просто друга или же близкого человека, а непосредственно мужчину? Потому что знает о чувствах Юнги? Но ведь шесть лет прошло. Многое поменялось. Чувства тоже не вечны. Тем более на расстоянии.       Аккуратно коснувшись пальцами к размашистой «Nevermind», Юнги затаив дыхание, осторожно переместился на цифру «13» на запястье, а затем, обойдя Чимина сзади, потрогал и «forever» с «young» на обратной стороне плеча. Красиво и лаконично. Со смыслом. В стиле малыша. Только знака бесконечности и не хватает. Но это сугубо на вкус Юнги. И когда только его мальчик успел так вырасти? В тот день, когда он вышел из тюрьмы, Юнги прощался с несмышлёным мальчишкой, сейчас же перед ним стоял уже полноценный молодой мужчина. И эти метаморфозы заставляли его неслабо так поволноваться. Чимин больше не ребёнок и многое теперь понимает. Не выдать бы себя взглядом…       Чимин — блуждающая яркая звезда, которая безустанно освещает небо жизни Юнги и плавно, даже нежно, уносит его далеко за горизонт. Чимин — свет, который украдкой впитывает в себя Юнги. Чимин — целитель, а Юнги — безответно влюблённый. В прохладном ветерке он всегда так чётко слышит нежный голос своего сокровища, что и с ума сойти недолго. В дожде чувствует тёплые слёзы на своём плече. И если в этом мире, и в правду, где-то есть предназначенные свыше друг другу люди, то это определённо — он и Чимин. И пусть только, кто-то попробует это оспорить! Опасайтесь стоячей воды: в ней таится отрава. И эта самая отрава — Мин Юнги.       — «Не бери в голову». «Всегда молодой» и цифра «13», — задумчиво протянул Юнги. — Мне нравится. Аккуратно и неброско. Тебе идёт.       — Спасибо, — слишком очевидно смутился Чимин. Только вот, что взбудоражило его больше? Похвала или касания Юнги? Боже!       — Засыпай специи, — с титаническим усилием воли, заставив себя убрать руки от тела малыша, рвано выдохнул Юнги, напрасно пытаясь переключить свои мысли на более безопасный лад. — Перец горошком, лавровый лист, паприка, семена укропа и парочка секретных ингредиентов. Есть ли сочетание лучше?       — Определённо нет, — немного нервно хихикнул Чимин, высыпая всё содержимое небольшого пакетика в воду. — Повторюсь: вкуснее твоих раков, я нигде не ел.       — Мастерство не пропьёшь, — с совершенно довольным видом кивнул Юнги, присаживаясь на булыжник возле импровизированного столика. — Хотя я и пытался.       — Поэтому у тебя тут припрятано виски? — садясь напротив Юнги и натягивая на себя одежду, спросил Чимин. А друг его переодеваться вообще думает? Или так и будет полуголым сидеть?       — Не совсем… Оно уже тут больше шести лет лежит, — слегка приукрасил действительность Юнги. — Думал отпраздновать им наш переезд на берег. Но, увы, не получилось.       — Тогда многое пошло не так, как планировалось, — выключая горелку, выдохнул Чимин. — До сих пор помню, как мне было страшно, когда нас в Корею перевозили. Я ничего не понимал, к тебе не пускали, Савады-сана нигде не было. Я был в отчаянии.       — Аналогично, малыш, — потерев переносицу, прошептал Юнги, наблюдая за тем, как малыш сливает воду с раков и ставит казан на стол. — Где тебя держат, я толком не знал, куда отправят по приезду тоже. Ни на Юми, ни на твоего дядю у меня надежды не было. Да и турист этот… кто знал, что от него вообще ждать?       — Чонгук хороший, — едва слышно произнёс Чимин. — Он мне очень в Сеуле помог.       — Да я заметил, — не сдержавшись, скривился Юнги. — Так помог, что ты его, а не меня выбрал. Я помню.       — Тогда я выбрал не Чонгука, а жизнь без твоего постоянного контроля, — внимательно посмотрев в глаза Юнги, честно признался Чимин. — Мне хотелось стать самостоятельным. Самому принимать решения. Я пытался тебе это объяснить, но ты отказывался меня слушать. Отталкивал только и игнорировал. А мне так сильно тебя не хватало. Ты ведь моё всё, Юнги.       — Мне, знаешь ли, тоже было нелегко. Я столько лет жопу ради твоего блага рвал, а ты… — запнулся Юнги, умом прекрасно понимая, что упрёками он точно не вернёт себе своего малыша. Нужно поумерить пыл. Причём срочно. — А ты ушёл.       — Не я ушёл, а ты от меня отвернулся, — набравшись смелости, проговорил Чимин. — Нашёл себе другого «малыша» и зажил так, как всегда и хотел. В большом дома на берегу моря.       — Это не так. Ты — это ты. А Хосок — это совсем другое. Он «малыш» Савады, а не мой. Недаром же Хо, именно его отцом зовёт.       — Только вот бегает он именно за тобой.       — И? — приподнял бровь Юнги. И что это было? Ревность? Чимин ревнует его к Хосоку? Вот это новость! — Он всего лишь ребёнок.       — А я кто? — сам не зная зачем, спросил Чимин.       — А ты моя жизнь. Был. Есть. И будешь. Несмотря ни на что.       — Ох, Юнги…       Как можно доброжелательнее улыбнувшись Чимину, Юнги, не зная, чего ещё ему такого лирического сказать, достал из казана несколько крупных раков и быстро почистив их, положил на импровизированную тарелку из фольги и протянул ту своему притихшему малышу. Переваривает услышанное? Это хорошо.       — Кушай пока не остыли. Жаль только чашек нет. Придётся пить виски с горла. Но мне не привыкать, я раз в год регулярно в запои ухожу. Как раз в день своего освобождения. В этом году тебе повезло, сию нелицеприятную картину ты уже пропустил. Можем смело пить и не о чём не волноваться.       — Звучит обречённо.       — А так оно и есть, Чимин.       Закусив нижнюю губу и внимательно посмотрев на хмурого Юнги, Чимин, сам того не желая, невольно задался крайне непростым для себя вопросом: а что делать если вдруг загорится вода? Чем ее потушить? И возможно ли это вообще? Ох… Сложно. «Вода» в нём сейчас буквально пылает. И виной этому — Юнги.