По цене лома

Синий вечер, зимний ветер, В звёздной пыли растворились фонари. Звезды были мелкие и острые, а, вмешивающиеся в их общество фонари, — теплые и домашние. Центральная улица, как и полагается центральной, была оживлена, освещена, украшена и многолюдна. Последний вечер уходящего года, словно внезапно, явился для жителей и гостей города, будто бы и последней возможностью пробежаться по магазинам, купить подарки, навестить близких, и создать на улице ту самую неповторимую праздничную суету, которая и отличает подобные праздничные вечера — создается иллюзия, что все вокруг — милые, приветливые, добрые люди, которые слова плохого не скажут, а только улыбаются и искрятся весельем. Отчасти, это и было неплохо, праздник, он на то и праздник, чтобы все вокруг были довольны и счастливы, хотя бы в этот день. Поэтому Слава и сам чувствовал себя частичкой общего веселья. Да и попросту было здорово, — пробираться сквозь суматошную толчею на тротуаре, жмурясь от переливающихся гирлянд, светящихся снежинок на витринах магазинчиков, улыбаться в ответ на встречающиеся на пути улыбки. И поймал брошенную фразу, отскочившую от стеклянной двери маленькой кондитерской на углу: — Валер, и не забудь еще наши пряники, те, имбирные! Слава даже вздрогнул от неожиданного совпадения, и, невольно, обернулся через плечо. У крылечка кондитерской остановился мальчишка в джинсовой куртке со светлой опушкой. Он придерживал тяжелый футляр с аккордеоном и всматривался в яркий желтый свет витрины магазинчика. Имбирные пряники… Это прозвучало в колком морозном воздухе, и моментально отбросило Славу в тот, прошлый, но тоже новый, год. Ветеринарная клиника «Леопольд», в которой Слава подрабатывал на ночных дежурствах, была открыта для приема и в канун Нового Года. В основном, клиника принимала экстренных пациентов, волонтеры привозили, например, подобранных на морозных улицах животных, или ЧП с домашними приключались, но вот посетитель с кошачьей переноской был спокоен, и неторопливо вытащил из нее на свет божий прелестного молодого кошака, окрашенного в классическую черно-серую полоску. — Вот, посмотрите, доктор, — произнес котовладелец. — Кошечка приблудилась, надо бы прививки и что еще ей полагается? — Во-первых, у вас кот, — улыбнулся Слава. — Это видно невооруженным глазом. И рассмеялся совсем по-свойски, заметив неподдельную растерянность на лице посетителя. — И во-вторых, — продолжил он, все еще улыбаясь. — Давайте заполним карточку питомца. Имя? — Александр, — с готовностью протянул ему руку предновогодний котовий хозяин. — Очень приятно. Потом, незаметно, в непринужденной беседе, коту было присвоено гордое имя Одиссей, а его теперь уже продвинутый владелец рассказал, что котейка прибился к геологической партии, которой он руководил. Вот просто возник у палаток, разбитых в тайге, и все. Удивительно, но так получилось. Прилетел Александр только сегодня и сразу привез кошеч… то есть, кота, в клинику. В «Леопольд», к Славе. — Не думал, что сейчас еще сохранилась подобная профессия, в, так сказать, ее первоначальной идее, — задумчиво сказал тогда Слава, заканчивая осмотр Одиссея. — Лично я про такие геологические экспедиции только фильмы видел. Советские еще. — Ну, правильно, — согласно кивнул Александр. — Однако, кое-где, мы еще требуемся, геологи старой закалки. — Старой, а сам молодой, — Слава исподтишка вовсю уже любовался своим новым знакомым. А что, может, хватит уже только с котами разговаривать, да с собаками, а то природная застенчивость и тут помешает. — Наверное, жутко романтично — быть геологом… Вот так геологическая романтичность и природная застенчивость привела Славу и Александра в близлежащее кафе. Одиссей мирно дрых в своей переноске, а они пили кофе под имбирные пряники, и разговаривали, разговаривали обо всем и сразу. И Новый год оказался реально новым для Славы, — Саша зазвал его к себе, и вот тут Слава и стал свидетелем романтичной встречи праздника в компании шумных бородатых геологов, громко спорящих о флишоидных толщах, рыхлом фирне и якутских комарах. И весь следующий наступивший год был новым. Пусть и суматошным, — Саша уезжал на месяц, вахтой, потом возвращался и был тоже новым, -просоленным океаном, или забронзовевшим на солнце, и чувства их тоже были новыми, свежими и юными. А сегодня так хотелось быть вместе, праздник, особый, Новый год, еще один ИХ Новый год, но… утренний звонок смешал все планы. — Слав, — голос Саши то затухал в трубке, то вновь прорывался в славино ухо. — Ты прости, но нас Чита не выпускает, тут какой-то конец света, пурга, аэродром замело, мы сидим чуть не в темнотище. Если не вылетим, то ты не сердись, завтра тоже будет Новый год… Одиссею привет, ты подожди меня дома…я… Слава поднял воротник пальто повыше. Из кондитерской вынырнул второй мальчик, с фирменным бумажным пакетом, от которого шел головокружительный запах свежих булочек и имбирных пряников. — Печенье кончилось уже, — он ловко перехватил у Валеры футляр с аккордеоном и втиснул тому в свободную руку картонный стаканчик. — Я булочек и пирожков набрал. И пряники, конечно. Держи кофе пока горячий. Замерз? Там очередь… И они, весело перешмыгивая носами, ввинтились в толпу прохожих. Слава проводил глазами прыгающий помпон на валериной шапке и свернул в переулок, так к дому короче. Жаль, не получилось у Саши вырваться, а ему одному, точнее, им вдвоем с Одиссеем много ли надо? — Надо же, — ворчливо пробормотал он, поворачивая ключ в замочной скважине. — Этот имбирный запах оказывается такой стойкий, даже тут мне мерещится! И сразу же в прихожей в ноги прыгнул радостный Одиссей, замигали огоньки гирлянды на окне, а из кухни вперемешку с имбирем запахло жареной курицей. — Слава! — родной голос, хрипловатый — дань романтичной профессии, а на самом деле давно и прочно простуженный и прокуренный. — Не перезвонил, прости, замотался, летели как оглашенные, до последнего не знали, где сядем, то метель, то шторм с грозой… кувыркались! Давай ко мне, сейчас уже стол накрывать!