По цене лома

— Август, куда ты запропал? Августеныш, ну-ка, остановись и иди сюда, немедленно! Кудрявый мальчуган, уже настропаливший босые пятки по садовой дорожке, обернулся на голос. — Бабушка… ну, бабушка, ты же обещала отпустить! Мое же рожденье сегодня, целый год ждал! Бабушка, выглянувшая из оконца кухни, кивнула на ходики за спиной. Глаза кота на циферблате двигались в такт часовым стрелкам тик-так, тик-так, тик-так, и еще и прижмуривались хитро: не сбежишь ты просто так! — Обещала, отпущу, и монетку дам на сахарную вату, только ты мне тоже обещал, вспомни! Пирог сливовый на угощение, а? Давай, бери корзинку, ту, что я на перила поставила, и сливы собирай, желтые, и выбери поспелее! Август хмыкнул, сдул со лба колечко светлых волос и повесил корзинку на сгиб локтя на манер завзятой модницы. — Помню! А много собирать? Бабушка посмотрела на духовку, на приготовленный противень, гости придут все как один растущие организмы, да еще и после прогулки в парке, калорий надо много. — Вот корзинку до верха набирай, я теста побольше замешу! Соррентийская вишня будто окутывала своими волшебными ветвями бабушкин дом. Вишня эта недаром прозывалась соррентийской — редкий сорт, и взаправду, волшебный, и набирала свою мощь вишня аккурат к августу: разом она и цвела, и плоды созревали на ней, теряясь среди красно-оранжевых соцветий и зеленой листвы. Огромные, желтые сливы, наливались солнечным соком, падали, поспев, в мягкую траву под деревом, а Август ходил по траве и собирал сливы в корзину, словно грибы. Наконец, корзина наполнилась, Август понес ее к дому, кренясь на один бок, как перегруженная баржа на реке Согдейке. — Вот, бабуля, с верхом! — пыхтя от усердия, взгромоздил плетенку на кухонную табуретку. — Старался, спелые выбирал, медовые! — Умничка мой, труженик! — бабушка чмокнула Августа в пахнущую солнцем кудрявую макушку. — Я тебе сейчас молочка налью, попей, золотко! — Молочка… — недоверчиво протянул мальчик. — А сама давеча сказала, что молоко уже «задумавшееся», а сегодня, по всему, скисло уже! — Да нет, — бабуля достала глиняную крынку. — То скисшее, я в тесто, пирог на нем будет, а у меня и свежее припасено, вкусное, клеверное! — Как это, клеверное? — Коровушки в лугах клевер выбирают изо всех трав летних, вот молоко и пахнет клевером. Август прищурил синий глаз на стакан с молоком, будто стараясь сквозь него рассмотреть заливные луга, поросшие клевером и розовой повиликой, и коровушек, важно расхаживающих вдоль Согдейки. — Бабуля, ты мне монеток обещала! Я хочу ребят на лошадках покатать! Бабушка достала из кармана передника горстку монет. — Конечно, еще и на вату с леденцами хватит! — Здорово, — горстка моментально перекочевала в кармашек шорт малыша. — Вот это царское угощение! — Царское угощение, — засмеялась бабушка. — Царь ты мой, император! Много там не угощайтесь, пирог будет ждать! Старинный городской парк — такое же волшебство, как и соррентийская вишня бабушки. Стайка ребятишек у центрального входа, сразу начались возгласы, поздравления, шутливая возня. — Авга, тебя с днем! — Август, мы тебя поздравляем с именинами! — Августик, желаем тебе всего-всего! — Бабушка всех ждет на пирог! Сливовый! — Ну что, лошадки? — Лошадки!.. Лошадки — так называла местная ребятня карусель в парке. Круглый деревянный шатер, разноцветный, с флажками и гирляндами, — в карусели были только лошадки, но зато какие! Только дети, скачущие ни них, знали, что такое чистая магия: каждый, кто седлал лошадку, чувствовал с ней особенную связь. Иногда взрослые тихонько говорили, что их дети, раскручивая парковую карусель, двигают вперед само время. Вот и сейчас, в день рождения Августа, ровно в полдень, дети заняли места, заиграла карусельная шарманка, слегка дребезжащая на верхних аккордах, лошадки шагнули сперва медленно, разогреваясь, перешли на быстрый шаг, и, наконец, замелькали довольные детские мордашки, — лошадки пустились галопом! Бежали лошадки-месяцы, игогокая, переговариваясь друг с другом, смех взлетал облаком к бездонному синему небу августа, копытца стучали по утоптанной дорожке-карусели, в воздухе стоял мягкий аромат карамели и сахарной ваты. Бежали лошадки, шелковые гривы по ветру, они все были здесь, вся карусель была занята, смотрите: Сентябрь, грушевый, дынный, просторный, пахнет сушеными веничками трав, которыми увешаны стены бабушкиной светелки под крышей. Октябрь, махровые астры, студеная вода в колодце, корица в кофе, ароматные булочки по утрам. Ноябрь, первые заморозки, темные вечера, теплый свет настольной лампы в окошке. Декабрь, хруст утренней лужи, подернутой паутинкой льда, серенькое небо, ветер стучит головой дубовой веткой в чердачное окно. Сочельник и Рождество! Январь, вечнозеленые елки и сосны пахнут мерзлыми иголочками, каникулы и солнышко само спит до полудня. Февраль, ветер, ветер гудит по печным трубам, воробьи выглядывают с опаской, холодно, или нет? Март! Шебутной, солнышко просыпается, подмигивает слякотным лужицам, коты шныряют с деловитыми усами по улицам, небо все чаще голубое, сугробы оседают и … Апрель, подсыхающие дорожки, первые почки на садовых деревьях, вишня прихорашивается перед свадебным выходом. Май, теплынь, молоденькие листочки, тюльпаны и нарциссы, одуваны! Июнь, луга в траве по колено, цветень, буйство зелени, сады в клубнике и вишне. Июль, жаркий, горячий, солнце совсем рассмеялось, ночи короткие, чуть и нету, снова полдень, сосны пахнут разогретой смолой, грибы, ягоды, всего вдоволь! И Август, наш именинник, сразу всего припас, за всех отчитался, и цветы охапками, и яблоки корзинами, и мед кадушками, и орехи полными карманами! Крутилась-вертелась карусель под незатейливую мелодию, катился год своим чередом, справа налево и сверху вниз, смеялись дети, фыркали кони, стучали копытца. Все шло своим чередом. — Устал, малыш? Разошлись гости, нахвалив бабушкин пирог до самой последней крошки, набив карманы леденцами и орехами. Вечер пришел, тихий, густо-синий, с крупными августовскими звездами, с терпким полынным ветром с лугов и реки, пришел, надул парусом занавеску на открытом в вечер окне. — Не устал, — помотал головой кудрявый Августеныш. — Вот, лошадки, наверное, устали… Ты, бабушка, их приголубь, яблочек им скорми, я собрал, на подоконник собрал… — Спи, давай, неужто без яблочек лошадок оставлю… спи… Вечер сменился ночью, лошадки давно уже собрались у крылечка, хрумкая вкусными наливными да медовыми, грушовками да штрифелями. Бабушка, смеясь, разбирала их гривы на прядки, а со лба августовской лошадки светила яркая белая звездочка. Высокая и лучистая. Как лето.