По цене лома

— Да что вы понимаете? Он — гений! А гению можно простить многое, подумаешь, — интервью он не дает! Да он и не обязан! Сколько таких перешептываний он слышал за все время, что он на сцене? Постоянно, он давно уже сбился со счета и научился не обращать на них внимание. И на многое другое не обращать внимание тоже научился. Было трудно, да что лукавить, и сейчас — тяжело. Но он чувствовал, своей природной, звериной интуицией ощущал, что так надо. Закрыть себя на замок, ключ подальше. — Боже, как он поет! Это просто непостижимо, невероятно, неповторимо! Да, его голос вызывал восторг. Даже завистников у него не было, потому что все понимали, с таким даром можно только родиться. Петь для него всегда было естественно, как ходить или дышать. Нельзя было прятать такой дар, им нужно делиться с людьми, со всем миром. — Вы только подумайте, — из глухого северного селения, да там не то что музыки, — электричества нет! А он — есть! Просто удача, что он попал в столицу и его заметили педагоги. Удача? Несомненно. Но повезло ему чуть раньше, чем он попал в столицу из затерянного в снежных горах поселка. Тот, чужой… Большой белый человек, одетый чудно — в круглых очках, это чтобы глаза не залепляло снегом, куртка, прошитая будто бы наизнанку, надо бы меховую, да разве эти туристы из города знают, как сохранить тепло в горах? Только все равно идут, на лыжах, на внедорожниках, все словно гонит их что-то, — так и идут в горы, пробираются по снежным завалам, попадают под лавины, скатываются в опасные ущелья, а все равно, — идут! Хорошо, еще живыми их находят, жители поселка почти все охотники, тропы все знают, короткой дорогой могут в горы выйти, а городские спасатели их в проводники часто зовут. Это если знают координаты, где искать. А этот чужой сам к поселку вышел. Полузамерзший, упал на окраине, говорить уже не мог. Сейчас отогрелся, местные знают толк в тепле, отогреют, коли не насмерть замерз. Лежал смешной чужой, на огонь в очаге смотрел. Огонь будто сам пел. Голос его был пока еще молодым, но уже поражал своей затаенной мощью, казалось, пара нот, и он раскроется, окрепнет, брызнет искрами наружу, зальет все вокруг светом и жаром. — Как тебя зовут, мальчик? Песня прервалась, он глянул на чужака сквозь прямую черную челку. — Эрхан. И я не мальчик. — Храбрая кровь, — перевел его имя мужчина. — Извини, я не хотел тебя обидеть. Я в том смысле, что ты еще такой юный. И ты так здорово поешь! Эрхан пожал плечами. — Разве это песни? Это само все поет, я только вслух перевожу. Огонь, снег, лес, горы. Когда солнце — поет солнце, пурга если поднимается, то поет она. Все просто. — Да, — задумчиво кивнул чужак. — Просто… Тогда все замело снегом. Единственная подъездная дорога обледенела, никакой внедорожник бы не добрался, а там потом еще на снегоходе надо через озеро, по льду. Или вертушка, но в такой буран не поднимется, закрутит, да и садиться некуда — не откопать площадку. Связь была налажена, так что местные и сообщили в город спасателям, что, мол, жив ваш турист, пусть пока тут отогревается, потом доставим до поворота, а там сами встречайте-забирайте. — Но я не турист, — пытался их разубедить чужак. — Я спортсмен, альпинист, мне горы нужны. Но его ход мыслей был не понятен охотникам и оленеводам. Какой еще спорт? Спорт — это забава, разве она может убить? А вот горы, лес, пурга и буран, мороз и лед, — эти да, эти еще как могут. Так что, ты лучше сиди у очага и грейся, а потом уж сам разберешься, что тебе нужно. Вот так чужак остался в поселке на пару недель. Тогда Эрхан и узнал своего первого учителя. Узнал, что музыку можно записывать нотами, как буквами. Песни, которые пели ему огонь и вьюга — это можно записать на бумагу и спеть еще раз. А еще лучше, — поехать, все-таки, в столицу. Там есть специальные школы, где учат музыке, нельзя всю свою жизнь провести тут, в заметенном снегом поселке, потому что такой голос, такие песни, такого Эрхана должен узнать весь мир! — Всегда в гастролях, и дома-то у него нормального нету! Как кочевник! Да, постоянно в дороге Эрхан. Гастроли, турне, весь мир объехал, сколько человек его слушало, сколько эмоций вызвал он своим прекрасным голосом. — Все у него есть, наверное, и мечтать ему не о чем! Мечта Эрхана приходит к нему во сне. Мечта о несбывшейся встрече. А вдруг…? Медленно, словно нехотя, вплывает в его чуткий сон длинная извилистая дорога. Обочина обледенела, чуть скользнешь — и в пропасть с горы. Гора тут же, рядом, — дорога жмется к ее снежному боку, обвивает серпантином и уходит дальше и дальше, — к позолоченным вершинам далеких могучих других гор. А чуть поодаль, во сне Эрхана смеется большой белый мужчина, щеки в щетине, опушенные инеем ресницы и пронзительный взгляд навылет. — Здорово ты поешь, мальчик! — кричит чужак. — Тобой словно поют эти горы, эти леса, метели и ветра! Твои они, Эрхан! Пой!