Амбивалентность

      Задыхаясь, задыхаясь настолько, что руки сами по себе хватались за горло от хрипа. Губы жадно тянули воздух, но он был с привкусом металла, настолько тяжелый, что легкие словно оседали вниз под его тяжестью, во рту пересохло, тело как будто не принадлежало себе, оно неконтролируемо барахталось в пространстве. Ноги заплетались в узел, из-за чего она пару раз споткнулась. Окружающее перед глазами плыло и сузилось по краям в виньетку, глаза бешено пытались зацепиться хоть за что-нибудь, слезы ручьем скатывались по горящим от стыда щекам. И в ушах стоял оглушающий шум и сотни голосов резали слух, осуждающие перешептывания стрелами вонзались в тело и мерзкие смешки вокруг не утихали, как назойливые преследователи. Неизвестный номер: «Эй, детка, а мне дашь?» Неизвестный номер: «Ясно, снова какая-то шкура. Хотя задница ничего так.» Неизвестный номер: «А фулл будет? :)»       Врезалась в кого-то и увидела как девчонки с соседнего класса захохотали. «Почему они смеются? Надо мной? Да? Надо мной?» — нервным импульсом мелькали мысли в нагруженной голове. Ощущение, как будто ежесекундно тысячи пальцев тыкали в каждый уголок тела, оставляя грязные отпечатки, издевательски, специально давя на нервы, пытаясь как будто продавить кожу настолько, чтобы оставить на ней заметный след или шрам от ногтей. Неизвестный номер: «Ты такая тощая, сисек совсем нет, ха-ха.» Неизвестный номер: «Свои фотки отправляют только шлюхи.» Неизвестный номер: «Фу, стремная.»       Шлюха. Шлюха. Шлюха. Это слово как клеймо, как нестираемое кривое граффити или въевшееся пятно грязи.       Весь позор и стыд сосредоточился в руках, которые с горла перешли на волосы, сжимая их настолько крепко, будто готовые вырвать с корнем. И она остановилась только тогда, когда заметила на горизонте его. И если мгновение назад красные глаза были наполнены горечью, то сейчас к горечи прибавилась ненависть. Она стремительно пошла к нему и на момент ей даже стало все равно, что будут думать о ней, она хотела справедливости, она хотела выплеснуть всю ту боль, что ей пришлось почувствовать сегодняшним утром. — Зачем ты это сделал?! Зачем?! — заорала она с надрывом, со всей силой пихнув несколько раз его в грудь. — Эй-эй, успокойся. Что я сделал?.. — Я не понимаю, зачем! — продолжала она, не обращая внимания на его реплики. — Да что я сделал, Хой? Скажи мне уже, — встревоженно спросил Чжэнси, пытаясь убрать ее руки от ее лица и заглянуть в глаза. — Хватит дураком притворяться! И не трогай меня! — все так же хныча и дрожа, орала она. — Ты же сказал мне, что это только между нами. Ты же обещал. — Я не понимаю о чем ты, объясни, — Чжэнси и вправду растерялся, украдкой озираясь по сторонам, как будто пытаясь найти объяснение в окружающих лицах. — О чем я? Мне целое утро приходят грязные сообщения, где меня обвиняют, где меня оскорбляют… — она попыталась договорить, но еще больше разревелась, утирая нос. — Да боже, какие сообщения? Кто тебе это пишет? — Меня н-называют… Называют шлюх-хой. И все из-за тебя. Я тебе… — резко хлестнула по его рукам, который Чжэнси тянул, и процедила сквозь зубы, пытаясь сдержать дрожь в голосе. — Доверилась. — Что? — с ужасом произнес он. — Кто тебе это пишет? Скажи мне, Хой, пожалуйста, успокойся, расскажи мне. И почему ты обвиняешь в этом меня? — Хватит придуриваться. Это ведь прекрасно. Я тебя поздравляю, ты умело мной попользовался. И как оно? Стоило того?       И в душу как будто камень кинули. Чжань замер и сглотнул. Что она имела ввиду и почему вдруг стала так категорична к нему? Это чувство потерянности, непонимания и ощущения, как будто некогда близкий человек стал тебе далеким и незнакомым. Снова. — Ты хоть думаешь, что ты говоришь? — А ты хоть думаешь, что ты делаешь? Нет, конечно… Я сама виновата, что повелась на твои слова, поверила тебе, что все это всерьез, но я просто не ожидала от тебя такого, я думала я нравлюсь тебе, — без остановки тараторила Сяо и она говорила с таким искренним недоумением. — Так ты мне нравишься, — уже повысил тон Чжэнси, раздражаясь, потому что просто не понимал, что от него хотели и в чем обвиняли. — Тогда почему? За что? — новой волной ее захлестнули слезы. — Ты получил, что хотел от меня и слил? — Хватит! Прекрати! Что ты несешь вообще? В чем ты меня обвиняешь? Как я тебя слил? Что я сделал? Объясни уже. — Все фотографии, которые я тебе отправляла, разошлись по школе, их видели все. — Ты серьезно сейчас? Я не пересылал ничего никому. — А кто тогда? — она полезла в телефон, листая диалоги. — Вот, полюбуйся, что мне сегодня написали. Господи, мне даже читать такое с-стыдно… Шлюха, тварь, сдохни, потаскуха… — А мне-то ты зачем это читаешь? — сдвинул брови Чжэнси. — Я же сказал, что я тут не причем, я бы не поступил так с тобой.       В его голосе было столько искренности, что на момент Сяо замерла и взаправду поверила. Действительно, был ли смысл в этом, если они неплохо проводили время вместе? Да и Чжэнси не был похож на того, кто поступил бы так с девушкой. Неважно нравилась она ему или нет. Но… Но невзирая на все аргументы против, Хой прекрасно знала то, что в школе ее многие недолюбливали, она сама не понимала до конца за что именно, но факт оставался фактом.       Может, она выглядела как-то не так или вела себя не по общепринятым нормам нынешнего поколения. Ее ведь считали скромницей, типичной девочкой отличницей, типичной хорошей девочкой, которая стеснялась всего и ни за что не способная на грязь и пошлость, а тут такое откровение. Это ведь отличный способ разрушить устоявшееся мнение о человеке, разрушить образ и жизнь. К тому же, Чжэнси иногда общался с теми, кто не очень относился к Сяо. Что если это сговор или какое-нибудь пари? — Я просто не могу тебе верить, потому что я понимаю, что ни у кого не было больше доступа к нашей переписке, Чжэнси. — И только поэтому ты считаешь, что это я? Вот такого ты мнения обо мне, значит? — Я не знаю, — смягчилась она, утирая слезы рукавом. — Я бы хотела тебе поверить, но… — Но…? Хой, я правда не делал этого. Я бы никогда не позволил себе такого. Это гнусно. — Чжэнси пытался найти себе еще оправдания, но она лишь потерянным взглядом смотрела на него и молчала. — Ты меня слушаешь? Веришь? Ответь хоть что-нибудь, Хой. — Слушаю, — выровнялся ее голос. — И что же? Может, тебя взломали? Кто-то узнал твой пароль от телефона? — А почему сразу меня? Почему не тебя? — Кому это нужно? — выразил не то усмешку, не то недоумение. — У меня нет тех, кто ненавидел бы меня. — То есть, хочешь сказать, что меня слишком много кто ненавидит, так? — Нет, ты неправильно поняла меня, — поспешил ретироваться он, при этом поправляя ее волосы, убирая за ушко прядь. — Просто ты сама рассказывала, что… — Так выходит, это я виновата в том, что мои фото слили? — Я не это имел ввиду. — А что ты имел ввиду? — Хой, я просто хочу разобраться и помочь тебе. И я не хочу, чтобы ты меня в этом обвиняла. — И как ты хочешь мне помочь? Пока что ты меня только обвиняешь, но не думаешь о том, что это мог быть твой дружок. — Мой дружок? Ты хочешь сказать, что это Цзянь сделал? — Да. А почему нет? Я же вижу, как он смотрит на тебя, я же знаю, что не нравлюсь ему. — Ты в своем уме? — Что? — подняла она на него заплаканные глаза. — Не смей его даже приплетать сюда, он бы такого никогда не сделал, — Чжэнси изменился в лице и в тоне. — Защищаешь его? — А что по твоему я должен делать? Цзянь И был и остается моим лучшим другом с самого детства. Я знаю его. — А я твоя девушка. И жертва сейчас я. Вот именно, что это твой друг не хочет, чтобы у нас с тобой все было хорошо. Он же из этих… Голубых, — с остервенением бросила она. — Закрой рот, — с четкой расстановкой произнес Чжань, а Сяо аж вся побелела от такой внезапной грубости. — Сначала ты говоришь, что это я виноват, потом обвиняешь Цзяня. Разберись в себе и успокойся. Мы сейчас с тобой поссоримся, если не прекратишь наговаривать на него. — Отлично, хорошо, я думаю, что совершила ошибку, — поджала губы. — Ошибку? — Да. Нам не нужно было так торопиться, Чжэнси, — отрицательно закивала она. — Мы встречаемся всего два месяца, а произошло уже столько проблем. — В каком смысле? — Прости… Мне нужно подумать, — опустила она голову, пряча лицо за волосами и теребя юбку. — За что ты извиняешься и что значит подумать? О чем? — Прости.       Так и не ответив, она развернулась и побежала вдоль по коридору. Чжэнси не стал хватать ее за руки и пытаться разобраться в ее чувствах, потому что сейчас ему стоило разобраться в себе и найти того, кто сделал это, а главное — каким образом. И по какой-то причине стало так ненавистно: от себя, от нее. От себя потому, что правда в ее словах была, он чувствовал себя сейчас виноватым из-за того, что он попросил, согласился, посмотрел, получил… А от нее, потому что она беспочвенно обвиняла его самого близкого человека. Его дурака.       И пусть сейчас между ними были непростые отношения, пусть Чжэнси до конца не понимал, что происходило и как себя вести с И, он никогда не позволил бы такого отношения к нему. Они и вправду оба изменились с тех пор. И пальцы Чжэнси коснулись собственных губ, вкушая воспоминания. Нарочно стал избегать его, потому что боялся, но чего…?       Все иногда ругаются. И это нормально.       Друзья, влюбленные, родные. Все. Но внимание Рыжего как будто специально устремлялось в последнее время на скандалы. Они как будто прочной паутиной закутали его в кокон, и он сейчас не замечал другого. Один наушник был в ухе, а другой небрежно свисал. Шань слышал легкий гул метро, мельком диктор метрополитена что-то объявил, но все мимо. Его глаза устремились на пару, что сидела напротив, они говорили шепотом и их диалог дорисовывало воображение.       По тому, как девушка что-то писала в телефоне, а парень как будто в шутку пытался отобрать телефон у нее, Шань отчетливо считал по ее эмоциям, что ей это не нравилось. И вот она высказала что-то резкое, а ее парень нахмурился и скорчил рожу. А потом Рыжий столкнулся с его взглядом и не то чтобы стало неловко, но когда так очевидно палишь, лучше вовремя отвести взгляд и не нарываться на проблемы.       Парочки всегда ругаются. Парочки. Черт. Помимо того, что вокруг Рыжего копился негатив в виде скандалов, он еще и концентрировал внимание на том, сколько вокруг было встречающихся. Он это, конечно, не специально, но, например, в этом вагоне он насчитал где-то четыре парочки, это в сумме восемь человек, которые держали друг друга за руки. А вон та длинноволосая девка в углу уже раза три чмокнула своего дружка в щеку. Вообще влюбленных вокруг стало как будто в разы больше, хотя, может, он раньше просто не замечал? Само чувство нарочно витало вокруг и давило, напыщенно шептало на ухо: «Вот, смотри, а ты один сидишь и никому нахрен не нужен». Бесит. Пиздец как. Все такие милые, сюсюкаются, встречаются, аж тошно. И никуда ведь не скроешься, все это маниакально преследовало Рыжего.       Он опустил взгляд и тяжело вздохнул. Это наталкивало на определенные мысли. Шань мог часами уткнуться взглядом в пол или потолок и думать о своей жизни, хотя сейчас чаще всего он думал о нем. И мысли душили его, грузили, утомляли, но избавиться было невозможно. Шань говорил, что ненавидит его и знать не желает, но, похоже, все куда сложнее, ибо больше всего на свете он хотел бы вернуться в те дни и еще поговорить с ним. И то, что Мо тогда не позволил себе на горе, уже не казалось таким правильным, что если наоборот? Все было бы по-другому, если бы случись то неправильно, потому что глупо отрицать, он боялся, но хотел пододвинуться вперед. Какие его губы на вкус, как целуется: настойчиво или позволяет? Чувствует ли тоже самое? Вообще что-то чувствует?       И вдруг резкое тормошение за плечо, Шань поднял взгляд и встретился глазами с какой-то взрослой женщиной в желтой кофточке. — Молодой человек, неужели Вы не видите, что пожилая в вагоне?       Молча перевел взор и увидел согнутую в три погибели старушку. А это еще что такое? Сидел, никого не трогал и тут оно. В вагоне было куча мужиков, которые сидели на креслах, но какого-то хрена прикопались именно к Рыжему. Он такой заметный или что? Вообще таким старушкам дома бы сидеть, а не кататься по городу хрен знает куда в девять утра. — Ну, Вы так и собираетесь сидеть? — продолжала она, пока старушке не уступил место другой мужчина. — О, да, спасибо Вам. Вот молодежь сейчас пошла, уткнуться в свои телефоны, — грозно нависла она над Шанем. — Да не говорите.       Начало-о-ось. Шань собирался встать, но все произошло настолько быстро, что он и пискнуть не успел. Конечно, только этим ебанным утром не хватало, чтобы всякие шизанутые тырили на него укоризненным взглядом и осуждали между собой. «Да на хуй пошли», — подумал он и вставил в ухо второй наушник. Осталось всего пару станций проехать. Еще наставлений от всяких левых взрослых он не слушал.       Теперь все кажется еще более абсурдным. «Какие губы на вкус? Ты че ебнулся?» — сам задал себе вопрос Рыжий, устало потирая переносицу. Ты-то ему прям нужен, ага. Да, определенно стоило в пидоры еще заделаться и так в жизни хлопот хватало. В руке сжал поручень, пытаясь утолить злость на самого себя. Как девчонка, ей богу: сидит, мечтает, думает о каком-то парне. Вообще свихнулся что ли? Аж стыдно за себя стало, но это только на момент, потому что через минуты две Шань опять предался мыслям о Тяне.       Шань лишен всякой лирики, но сердце от чувств заныло и застучало быстрее, такое давно позабытое ощущение, неужели это оно?.. Словно кислотой облитое, болело. Оно, когда ненормально часто думаешь, когда грезишь о том, чтобы пересечься где-нибудь, чтобы на тебя обратили внимание. Шань как одержимый. Честно, даже после вчера хотелось доебаться и написать самому, чтобы докопаться до правды, но остатки разума говорили Шаню не совершать ошибки.       Обычно, когда ему кто-то нравился, все было иначе, взаимно и происходило само собой, а тут мало того, что не девчонка, так еще и взаимности как будто никакой. Мысли о какой-либо влюбленности в этого мудака отвращали, самому от себя противно было, однако уже их допущение свидетельствовало только об одном. Сжал поручень крепче. «Сука, какая же ты сука, просто уйди из головы», — молился Мо, прикрывая глаза.       И утренние лучи сменились дневными, пробиваясь сквозь стекла, опаляя, заставляя раскрыть глаза. Тянь поморгал, звонок раздался по коридору, и гулкая толпа повылезала из классов. Взрывной рыжей макушки не было видно среди черных, хотя Тянь судорожно рыскал глазами. Этой ночью ему спалось плохо, прокручивал вчерашний разговор и впервые за некоторое время совесть загложила. Рыжий ведь неплохой, а Тянь самая последняя скотина, ему, конечно, не привыкать, но один ответ Шаня перекрыл все едкие реплики Тяня. Не стелился перед ним и этим же цеплял.       «Прогуливает?» — словил себя на мысли Тянь. Не то чтобы у Хэ было желание извиниться, наоборот, ему было любопытно как повел бы себя Рыжий сегодня. Прошел мимо, словно ничего и не было, или кинул что-нибудь раздраженное, или снова что-нибудь новенькое? От него ведь можно было ожидать все что угодно, такой непредсказуемый, острый, по-своему привлекательный. Но, во всяком случае, разговор нужен был так, словно глоток воздуха.       Так и не найдя Рыжего глазами, он внезапно наткнулся взглядом на спешащего и загруженного Чжэнси, хотел подойти, поздороваться, однако физически бы не успел, тот как будто ничего перед собой не видел, шел напролом. Но, наверно, тем и лучше, на него сейчас свалилось слишком много проблем, потому что Тянь не стал исключением и тоже видел.       На самом деле, ему их пару было жаль и он догадывался чьих это рук дело, но все же сомнения были. Если все так и есть, как предполагал Тянь, то Цзянь поступил, как последняя сволочь, но Хэ не мог его за это осуждать и тем более злиться. Не мог, потому что сам не понимал, как так можно любить, чтобы совершать такие грязные поступки, ему это попросту незнакомо. А Цзянь, видимо, любил так, что Чжэнси для него был будто кислородом, будто вся его жизнь напрямую зависела от этого вечно серьезного, холодного и строгого парня. Но, несмотря на это, вопросов было много. Очень много. Завидя среди толпы белесую голову и бледное лицо, Тянь впервые за эти дни увидел более менее здоровый взгляд и вид у И, на его лице словно не было переживаний совсем. — Эй, — кивнул в его сторону Тянь, подзывая к себе. — Иди сюда. — Приветик, — улыбнулся ему Цзянь И. — Сегодня ты выглядишь счастливым. — Правда? Так заметно? — подтянул лямку спортивной сумки. — Очень. А Чжэнси сегодня не в настроении, похоже. — Да, знаю. — Странно, я думал твое настроение зависит напрямую от его. — Ха-ха, ну я же не до такой степени одержим им. — Да? А мне кажется наоборот. Ты же радуешься произошедшему? — Тянь решил не медлить и начать сгоряча. — У меня сегодня за контрольную хорошая оценка, ты об этом? — включил дурачка Цзянь, держась совершенно непринужденно. — Да ладно тебе, И. Ты же понял о чем я. — Может понял, а может и нет, — он пожал плечами и уголки его губ слегка приподнялись. — Знаешь, а я ведь пошутил насчет этого. Не думал, что ты зайдешь так далеко. — А я и не заходил далеко, — в этот момент улыбка с его губ сползла совсем, зато в глазах появилась серьезность. — Считаешь это ок? Ее сиськи ведь увидела вся школа. Не гложет? — Что? А причем тут я? — замельтешился И, хмурясь и усмехаясь. — Оке-ей, я тебя понял. Не хочешь признаваться? — Я просто не понимаю о чем ты, Тянь. — Я тебя не осуждаю, если что. — Серьезно? Вот спасибо, а я уж было подумал ты моралистом стал, — опустил голову, прикрывая глаза волосами. — Не стал, но чувствую себя причастным к этому и оттого паршиво. Он ведь и мой друг тоже. — Ты ведь ничего не сделал, как и я ничего не сделал.       Тянь видел Цзяня таким впервые. Таким грубым, холодным, без той непосредственности и типичной для него веселости, совершенно черствым и по-настоящему взрослым. Для Хэ мигом стерся тот образ неуклюжего подростка, бегающего за Чжэнси собачкой, перед ним стояла совершенно незнакомая сторона Цзяня. Любящего или настолько одержимого, что уже крыша ехала? Неважно. В любом случае это нездорово. Такая любовь — зависимость.       Как и то, почему Тянь стоял тут. Что это? Ведь даже сейчас, покачиваясь из стороны в сторону, он думал только об одном. На самом деле, история с Хой, Чжэнси и Цзянем волновала его меньше, чем то, где был Рыжий. Глаза невольно смотрели сквозь И, нервно рыская. Хотелось получить свою дозу эмоций, получить тот гнев и ярость во взгляде, который проникал каждый раз внутривенно. Тянь чувствовал недосказанность, которая осталась между ними и это «тебе не понравилось?» взрывало мозги еще со вчерашнего дня.       Не понравилось? Не понравилось. Хотелось бы убедить себя в этом, но иначе он бы тут не стоял. Вообще, конечно, Рыжий ему нахер не нужен, во всяком случае, Тянь думал об этом и пришел к выводу, что все эти чувства у него не более, чем интерес к неизведанному, не более чем временное влечение. Хотя и… — Кстати, а Рыжий где? — сменил тему Тянь. — Рыжика сегодня не было ни на одном уроке. На работе, наверно. — У него же работа после школы? — приподнял бровь Хэ. — Не знаю… Наверняка может быть и с утра.       Хотя и… Блять, ну это ведь тоже нездорово? Тянь помешался, натурально, хотя понимал, что сейчас вообще не время и ему это нахуй не надо. Рушить свою «идеальную» жизнь, где каждую неделю на карту прилетает приличное количество денег из-за какого-то там Рыжего — бред. Он это четко понимал. Понимал, но восприпятствовать этому было пиздец как трудно, нужно было устранить эту проблему и побыстрее. — А что ты так вдруг? — ухмыльнулся он. — А? — выкинуло его из собственных мыслей.       Рыжий пялился на носы кед, а потом перевел взгляд на ехидное лицо. Снова эти подвальные стены, которые давили, воздуха как будто не хватало, да и пахло чем-то непонятным, химозным. На самом деле, если бы Шань не знал, что тут происходило, то он бы никогда не подумал, что тут могли промышлять наркотой. Само помещение казалось настолько стерильным, чистым, больничным, словно одна большая декорация к фильму человеческая многоножка. Но это в духе Змея, чтобы все идеально и вылизано, проработано до мелочей, ведь какое бы первое впечатление тот не оставлял, вряд ли он бы стал работать в стремных условиях, как какой-нибудь барыжка. Змей не того сорта. — Да, бля, просто интересно стало, — пожал плечами Мо. — Да? Ну слушай, у меня тут новый товар есть. — Я же просто спросил, давай без хуйни. — Так я без хуйни, Шань, — сверкнул змеиными глазами, а потом отошел куда-то к шкафчику, доставая нечто. — Смотри, — деловито обвел он пальцем по углу металлического стола, потрясывая перед собой прозрачным пакетиком с двумя таблетками. — Вот это — настоящая пушка, — с довольным оскалом произнес Ли. — Я же сказал, без хуйни, — нахмурился Мо, отворачиваясь, попутно мотая изолентой товар. — Ша-а-ань, да успокойся, — посмеялся он, запрокидывая руку тому на шею, как старому приятелю. — Я же тебя не заставляю пробовать. Я просто подумал… Что если ты интересуешься, значит тебе все-таки пришелся по вкусу прошлый раз? — Прошлый раз был первый и последний. Я интересуюсь в целях работы, а не потому что мне чето там хочется, — фыркнул он. — Хм… А я тебе и говорю как самому важному подчиненному, — шепнул он на ухо. — Ты же знаешь, что когда люди работают в общепите, если им приходит поставка с новым товаром, то они обязаны попробовать, чтобы оценить качество и вкус. — Ахуеть ты сравнил, это не общепит. — Почему же? В каком-то роде общепит, вот это, например, употребляют внутрь и потом наслаждаются так, как будто попробовали самый вкусный десерт в своей жизни. Расслабься, я же тебе не пыль толкаю или что еще посильнее. Это, это просто позабавиться — как подрочить, потрахаться, только все это с этим круче. — Я за это пулю могу словить. — Не ты один, но мы же с тобой смелые, поэтому и работаем вместе.       Шань стиснул зубы, Змей так наседал, что невозможно было отказаться, он сковывал любые движения невидимыми цепями, не давал мыслям противостоять. Как бы не старался Мо сказать «нет», на его нет у Змея найдется тысячи предлогов, чтобы в итоге получить «да». Он как умелый кукловод, там где нужно — надавит, там где нужно ему — направит. Шань уже в эту секунду понимал, что пути назад нет и Ли не остановится, ему невозможно отказать. В такие моменты Мо возвращался в детство, когда строго наказывали делать что-то и ты не мог рыпнуться.       Но, несмотря на всю свою слабость перед Шэ, хоть какой-то остаток самоуважения и собственного мнения у Шаня был. — Я еще раз спрошу, нахуя тебе это? — жалкая попытка противостояния. — А я как в прошлый раз, отвечу: твое дело согласиться или отказаться. У тебя ведь все на лице написано, Шань. — В плане? — Вот это, — вновь потряс зиплоком. — Способ. Способ отвлечься хоть немножко от реальности, это как сесть ненадолго поиграть в игрушку на компе, это не страшно, Шань. Я бы не стал тебе впаривать то, что может тебя убить, в конце концов, я знаю тебя очень давно и ты не дурак. Но я вижу, как тебе хуево. Что-то у тебя в жизни происходит и это видно невооруженным взглядом, а это поможет тебе забыться. — Слишком приторно стелишь, — с недоверием взглянул на него Мо. — Я? Ничуть. Я в курсе всех твоих проблем, Шань. Нескончаемые долги, ты заебался уже, слишком рано стал взрослым.       Мо в очередной раз сглотнул, знал же, куда давить. Так филигранно, так аккуратно и точно по болевым точкам, чтобы Шань и слова больше не мог возразить. — И че? Это мне как поможет? — Поверь мне, если ты хочешь заниматься более серьезными вещами, чем просто ходить, бояться по улицам, раскидывая дрянь, тебе нужно знать из чего состоит кухня, что за продукт, разбираться в этом не хуже меня. Именно по этой причине нужно пробовать, это самый верный способ пойти дальше. Будешь потом еще больше бабок грести, — улыбнулся Ли. — Пф, — морщинка между бровями стала еще четче, Шань остановился заматывать, пытаясь зацепиться в полупустой комнате хоть за что-то взглядом. — А где какие-то гарантии, что я пошел бы дальше? Насколько я помню, я всегда был у тебя мальчиком на тонкой привязи. — То есть, ты хочешь сказать, что я когда-то перед тобой проебывался? Так, Шань? — внимательно сверлил кислотными глазами.       Вот сейчас шаг вправо, шаг влево — расстрел. — Забей, — махнул рукой, чуть подумав. — Нет, ты мне скажи. — Блять, ладно, не было такого. У тебя всегда все четко. — Так тогда не выебывайся, Рыжуля, — широко, ярче, чем даже светодиоды в этой комнате, улыбнулся Змей, особенно отчетливо проговаривая прозвище. — Сколько ты хочешь? — Вычту из твоей зарплаты, милый.       Желваки напряглись, а зубы стиснулись аж до скрипа. Честное слово, всеми клеточками своего тела, Шань ненавидел Шэ Ли. Но Змей, пожалуй, единственный, кто мог заплатить так много, чтобы от этого действительно был толк семье Мо. Ведь каждый раз, когда Мо отдавал матери деньги, он чувствовал где-то внутри маломальскую гордость за себя, ведь… Совсем неважно как заработаны были деньги, правда?       Он, наверно, уже в сотый раз убеждал себя в одном и том же. Противостоять. Нужно было противостоять собственному влечению. Вот только как? Интерес рос с каждым днем. И сегодняшнее отсутствие Шаня в школе, явное тому подтверждение, потому что даже такой жест вызывал у Тяня бурю эмоций и мыслей. Нужно было решать проблему, ограничить себя, но впервые за несколько лет Тяню в голову вообще не приходило ничего путного. Он будто специально не хотел видеть решений, чтобы насладиться этой игрой побольше.       Однако, копаясь в собственной ленте и натыкаясь на фотки своей невесты, Тянь тут же осаждался, разум трезвел. Вообще-то это был не самый плохой выбор, она хотя бы не страшная. Длинные, блестящие, прямые волосы, выкрашенные в глубокий шоколадный цвет с легким карамельным отливом, выбеленная кожа, приятный тембр голоса и манеры, а еще одна из слабостей Тяня — брови домиком. У Рыжего они, кстати, тоже домиком были. Тц, ну вот опять, с какого перепугу вообще Рыжий замелькал?       Действительно, нежелательная связь, только чтобы Тянь потешился. Решение, решение, решение. Пришло само. — Избегаешь меня, Тянь? — уселась девушка рядом на подоконник, встряхивая черными волосами. — Не только тебя, вас всех, — ответил он, даже не посмотрев на нее. — М-м, а как же наш уговор или ты забыл? — Мне столько всего на дню предлагают, что я, честно, не припомню, — улыбка чуть затронула его губы и он сделал задумчивый взгляд. — Ты помимо уговора еще и имя мое забыл, наверно? — улыбнулась она в ответ. — Отрицать не буду. — Мэй. Меня зовут Мэй. — Окей, постараюсь запомнить эту очень важную для меня информацию. — Хах, знаешь, а когда ты пьяный, ты кажешься куда милее. — Да, а ты кажешься куда красивее, — без стеснения оглядел он ее с головы до ног. — Я тут с тобой не пококетничать встала, если что. Я хочу справедливости, Тянь. У нас был уговор. — А если я не хочу, это можно считать насилием в мою сторону? — Знаешь, я с твоим Рыжим дружком тогда тоже не особо хотела. Насилие? Я же могу все ему рассказать. — Думаешь он тебе поверил бы? — Если хоть немного тебя знает, то да. И все-таки, Тянь, — наклонилась она к нему, заглядывая в лицо.       Хэ нарочито тяжело вздохнул. Блять, он сейчас был так загружен, что у него элементарно бы не встал, а эта докопалась. Как ее там, Мэй? Несмотря на всю свою остроту, почему-то ему казалось, что такой типаж очень мог бы понравиться Рыжему. Зачем? А вот затем. — Ок, если тебе нужен будет твой самый отвратительный секс в жизни, то милости прошу, хоть сейчас пойдем. Но у меня есть предложение получше. — Хочешь подложить меня под кого-то другого? — За деньги. — За шлюху меня принимаешь? — она тут же взъерошилась, будто кошка. — А ты хочешь бесплатно? — съязвил он. — Спать необязательно, просто повстречаться хотя бы месяц. — Это низко, Тянь. Я, может и выгляжу так, но я совсем не шлюха. — В неделю пятьсот долларов.       Она повела головой, скривила губы и скрестила на груди руки. На лице ее сначала была недовольная, обидчивая эмоция, но потом во взгляде прочиталась очевидная задумчивость над таким предложением. Предложение ведь и вправду неплохое — спать необязательно, она школьница, хочется шмотья и косметики, а это почти как средняя зарплата за месяц, только в неделю. — И кто? — приподняла бровь. — Все тот же, — пожал плечами.       Опять задумалась, занервничала и чуть зажевала губу. — Хорошо. Спать необязательно, говоришь? — На твое усмотрение. Но я не настаиваю. — Я согласна. Но зачем? Это какой-то фетиш? — уже скептически взглянула Мэй. — Я плачу за дело, а не за вопросы. — Ты пока мне еще ничего не заплатил, имею право знать. — Хочу помочь другу стать увереннее, — нагло соврал Хэ. — Судя потому, о чем ты просил меня в прошлый раз, вы ни разу не друзья. — Только при нем так не умничай, — усмехнулся Тянь, прищурившись. — Ладно, это не так уж важно. Спасибо хотя бы за то, что он не страшный. — Он ебнутый, ну так, на будущее. Подход к нему нужен. — Без тебя наслышана про этого гопника. Когда деньги скинешь? — Сегодня вечером. Только ты молчишь, поняла?       Тянь не стал растрачиваться дальше на пустые разговоры. Он просто ушел, даже не попрощавшись. Все сухо, зато четко. Вообще-то он планировал дождаться Чжэнси, потому что чувствовал за собой вину, но… Уже ладно. Пусть сами с Цзянем разбираются.       Заказал такси до дома, сел на заднее сидение и начал пялить в окошко. Премиум класс хорош тем, что в салоне всегда приятно пахло и водитель молчал, будто придушенный своим галстуком. Можно побыть со своими мыслями наедине.       Хэ задумался над сегодняшней ситуацией с И, он же, по сути, ничем не лучше. Затеял какую-то игру с Рыжим, о которой, кстати, Шань и не догадывался. Зачем ему все это? Да потому что Тянь чувствовал — это и есть причина.       За последние несколько лет он почувствовал хоть что-то по отношению к другому человеку — нездоровый интерес, влечение, но помимо этого, Тянь начал замечать в себе черты давно умершего романтика. Такого быть точно не должно. Забавно, что он хотел это жадно ощутить, а теперь испугался и драпанул, как кролик.       Вспоминая тот несостоявшийся поцелуй, Хэ на самом деле себя немного корил и оттого же нужно было быстрее это подавить. Подавить начало чего-то большего, пусть и таким мерзким методом, но надо было отвлечь Рыжего, пусть сконцентрируется на ком-то другом. А нечто зарождавшееся в Тяне пусть умрет.       Не гложет? Надо так же уверенно, как Цзянь сегодня на прощание: — И да, не гложет.       Самое забавное, что Тянь сказал о том, что нужно найти подход. Только он в душе не ебал какой подход можно найти к Рыжему, хотя и сам не осознавал, что вообще-то он сам уже давно, похоже, нащупал его.       И смотря на носы своих кед, пока поднимался по лестнице в полутьме, Шань уронил ключи и сматерился. После Змея всегда так, все валится из рук. Не с первого раза попав в замочную скважину, он таки отворил дверь. Включил свет и так пусто, не только потому, что крикнув «мам» никто не ответил. Коробки напоминали о скором переезде и от оттого тошно. А из одной коробки, в которую были сложены вещи Мо, торчала отнюдь не его олимпийка. Блять. Даже сейчас.       Как совладать со своей башкой? Если все ненароком сводилось к Тяню. Шань искренне не понимал природу своих ощущений, ему же сначала было наплевать, так что изменилось? Заобщаться вдруг захотелось или что? И так всяких уродов в жизни предостаточно. По какой-то неведомой ему самому причине, он опустился вниз, достал олимпийку и расправил, внимательно взглянув на черную вещицу, будто пытаясь найти еще какую-нибудь частичку Тяня. Фыркнул и застремался от собственного дебилизма.       Кинул рюкзак возле стула, олимпийку туда же, но промахнулся и в итоге на пол, возле кровати. Собственная комната казалась такой незнакомой, плакаты все были сорваны и голые стены навивали тоску. Юи сказала, что будет сдавать эту квартиру и она должна быть идеально чистой. Ага, как же.       Плюхнулся на кровать, хотя бы она все еще принадлежала ему и никто не посягнул. Любимая мягкая подушка, теплое одеяло и окно с приоткрытой форточкой возле. Должно быть, любой другой бы человек почувствовал уют, но, как и сказал Шэ Ли, Шань чувствовал себя слишком хреново. На душе кошки скреблись.       Когда нечем заняться, мысли душили еще сильнее. А когда закрывал глаза, то образ сам ненароком вырисовывался, причем до такой точности. И опять по кругу: неровное дыхание, прикосновение, рассвет, черные волосы на ветру, непринужденные разговоры. Наверно, лучший рассвет в жизни Шаня. Мо не припоминал, чтобы с кем-то было так же. Не с первой, не со второй, не с третьей, а с каким-то мудаком, но как будто полное понимание на миг. Такой весь из себя душный, с дебильной ухмылкой. Этой. Самой. Ухмылкой.       Шань сглотнул и вспомнил о том, что находилось в заднем кармане джинс. Нащупал шуршащий пакетик и потряс перед глазами. Чертов Шэ Ли. Мо не хотел тратить на эту херню свои бабки, но Шэ Ли вообще похуй. Может, как и Шаню сейчас? Убежать хотя бы ненадолго от реальности, звучит неплохо. Может, хотя бы там его никто не достанет? Ни Шэ Ли, ни мама, ни школа, ни проблемы, ни… Тянь.       Сжал зиплок в кулаке и зажмурился, а затем аккуратно достал одну и повертел между пальцев, разглядывая, пытаясь найти хоть один недочет в этой идеально ровной, белой таблетке. И совершенно не ручаясь за свои действия, Мо приоткрыл рот и медленно положил ее себе на язык. Проглотить, рассосать, разжевать, запить?       В прошлый раз было легко, потому что он был пьян. А сейчас трезв, как стеклышко, но так просто это сделал и замер, не зная, что дальше. Все процессы в организме будто остановились, а глаза были неподвижны и пусты. Нет, лучшим способом было бы смыть в унитаз и не создавать себе новых проблем. Это не решение. Почему все запретное всегда так заманчиво? Почему?       Почему отчетливо представил как выплюнул таблетку обратно, но на самом деле этого не сделал? Почему рука потянулась вниз, юркнула под ширинку и резинку белья. И какого черта такой каменный стояк на какой-то образ, который сам сексуализировал в голове?..       Медленные, простые движения. Он продолжал. Медленные, простые движения. Шань чувствовал, как кровь подступила к лицу и окрасила щеки, он чувствовал, как сердце начало биться быстрее, он сполна ощущал насколько стал чувствительным сейчас. Мышцы как будто взял спазм, настолько стало хорошо.       И в голове, как бы не пытаясь противиться, вырисовывал сцену, словно это не его рука сейчас закралась под джинсы, а чужая. Длинная, красивая, тонкая и фарфоровая. А вторая прокралась под футболку, царапая кожу. Медленные, простые движения. Которые он повторял. Медленные, простые движения. Выгибая шею, закрывая глаза до цветных вспышек и горячо дыша, сбито, все в ту же вторую руку, которую теперь представил к губам. В которую теперь, от эмоционального переполнения, вцепился зубами, от подступившего бессилия сжимая крепко-крепко, оставляя глубокий след от клыков.       Шань понимал всю неправильность, что так быть не должно и это, наверно, кажется мерзким со стороны, но продолжал визуализировать чужие руки на себе. Продолжал представлять перед собой сцену, где он неподвластен сам себе, где рядом чужой шепот ласкал ухо. Где пальцы, которые он вобрал в рот и прикусил не принадлежали ему. Проходясь языком по мягким подушечкам, не удержался и издал глухой стон.       Это не тоже самое, что дрочить на порно. Это не просто пялить на пластиковую, искусственную картинку, где как будто всем приятно. Шань задействовал собственные эмоции и ощущения оттого были ярче, словно фейерверк. Он не уловил тот момент, когда поднял черную олимпийку с пола и сжал ее в руке, вдыхая его запах. Теперь Тянь как будто и вправду был совсем рядом, настолько рядом, что Шань даже будто слышал его пресловутое: «А ты мне нравишься». Еле уловимый запах дорогих духов с нотками цитруса.       Вдох. Выдох. Еще стон. Закусил губу. И снова. Вдох, выдох, сжал еще крепче. Быстрее. Еще быстрее. Его шея, каждая напряженная венка. Его голос, его серые, почти черные глаза, в которых забываешься. Хочется выкрикнуть его имя, но из последних сил Шань сдерживался.       Да, блять, он ахуенный. Да, пожалел, что не поцеловал. Да. Да. Да.       Он как искусство, выточенный филигранно из камня. Холодный, язвительный и именно это привлекает.       Ноги напряглись и потянулись носки, спина выгнулась и глаза закатились, разрядка прошлась дрожью по телу и головокружительным падением в пучину удовлетворения. Съехал с подушки и сбуробил простынь. — С-сука, — выдохнул Шань, продолжая сжимать в руке олимпийку.       Думать, задавать себе вопросы. Нет. В голове такая пустота, а в груди такая эйфория, что загоняться о том, насколько это паршиво, Мо будет завтра, но не сегодня.