The Job

Акт 3. Сезон охоты.

Собственное имя, выкрикиваемое раз за разом, привело Тобио в сознание: он шумно вдохнул, закашлялся, открыл глаза, и первым, кого он увидел, был Хината. Присев рядом, Хината держал лицо Тобио в своих ладонях, а когда заметил, что тот очнулся, с такой силой прижался своим лбом к его, что от внезапного удара перед глазами заплясали цветные пятна. Наверное, вид Хинаты должен был ужаснуть: его лицо было так близко, что Тобио с лёгкостью мог рассмотреть каждое, даже самое крошечное, пятно крови, оставшееся после встречи циркулярной пилы с плотью и костями. Взгляд карих глаз судорожно скользил по лицу Тобио туда-обратно, не задерживаясь на чём-то определённом. Сейчас Хината выглядел убийцей — кем он по существу и являлся, — словившим пограничное маниакальное расстройство. Но несмотря на это, Тобио никогда не беспокоился о ком-то так сильно, как о Хинате. Даже сейчас. Особенно сейчас. — Блять, — прошептал Хината, и Тобио вздрогнул, подумав, что он слишком сильно приложился лбом, но Хината продолжил: — Блять, я думал… я думал, ты… — Н-нет, — отозвался Тобио. Его руки всё ещё тряслись, но он сумел приподнять подол толстовки, демонстрируя чёрный бронежилет. — Ты же поэтому и хотел, чтобы я надел его, верно? Хината заставил его натянуть бронежилет ещё в аэропорте: им передали всего один, изготовленный специально для Хинаты, но он, как и всегда, пожертвовал собственной безопасностью ради Тобио. Без бронежилета вряд ли бы всё обошлось одними синяками — скорее всего Тобио был бы уже мёртв. — Нам нужно выбираться отсюда, — произнёс Хината. — Ты можешь двигаться? Идти можешь? — Д-да, — ответил Тобио, но попытавшись встать, он быстро осознал, что слегка переоценил свои способности — боль начала утихать, но ноги тряслись, словно желе. — Фургон… он оставил его снаружи. Упомянутый «он» — Генри — был мёртв. Тобио скользнул взглядом по его трупу, прежде чем быстро отвернуться, пока Хината рылся в карманах мужчины, ища ключи. Лицо Генри выглядело так, словно ему насильно разжали челюсть и несколько раз выстрелили прямо в рот; пол под головой был залит смесью крови и другой густой жидкости, о происхождении которой Тобио старался не думать. Все, кто пытался ему навредить, рано или поздно встретили смерть — болезненную, отвратительную, но не такую. Все, кроме Генри, изначально были врагами. И Хината, по всей видимости, на дух не переносил предательство. — Ты не… — выдохнул Тобио, резко замолкая, когда кислый комок желчи подступил к горлу. Откашлявшись, он продолжил: — Ты решил не оставлять его в живых? Он мог что-нибудь знать. — Слишком поздно думать об этом, — ответил Хината, не встречаясь с ним взглядом. — Хината… — Ты почти погиб. И всё из-за него, — резко перебил Хината, и Тобио затих, не решаясь дальше спорить. Он встал, оперся на Хинату, и тот помог ему выбраться со склада так быстро, как позволяли дрожащие ноги. Они забрались в фургон, и Тобио обмяк на пассажирском сиденье. — Куда направляемся? — устало спросил он. — В убежище? Хината мрачно покачал головой. — Оно было скомпрометировано. Всю дорогу до места назначения они молчали. Хината вёл машину по извилистому маршруту, от которого начинало тошнить: он неоднократно разворачивался назад, бесцельно кружил по району, пытаясь, как быстро догадался Тобио, убедиться, что их не преследуют. Всё тело пульсировало острой болью, но Тобио предпочитал молчать. Напряжение, волнами исходящее от Хинаты, пресекало любое желание поговорить, поэтому Тобио сосредоточился на стягивании тяжёлой маскировки: с трудом выкарабкавшись из запачканной толстовки, он наконец избавил себя от бронежилета. На спине толстовки была дыра, в том же месте на жилете — бороздчатая тёмная вмятина. Тобио нервно вздохнул, вновь сталкиваясь с неоспоримым фактом: если бы Хината заранее не озаботился его защитой — он был бы уже мёртв. Они отдалялись всё дальше и дальше от склада, въезжая в бедную часть города: стены здесь были разрисованы разноцветными граффити, которые отнюдь не скрывали старость, унылость и потрёпанность местных зданий. Это была не та зелёная и элегантная Франция с рекламных брошюр — такой Париж предпочитали не показывать туристам, но именно здесь им, беглецам, было безопаснее всего. Хината бросил фургон в нескольких кварталах от места назначения — захудалого мотеля, окружённого со всех сторон ещё более захудалыми зданиями. Тобио следовал за Хинатой так близко, что раз за разом наступал на пятки его ботинок, но Хината не реагировал, казалось, позволив себе немного расслабиться. Он стёр кровь с лица и рук, а потрёпанная одежда в нищем районе не бросалась местным обитателям в глаза. Приветственно мотнув головой в сторону плутоватого на вид мужчины за стойкой мотеля, Хината перекинулся с ним парой фраз на французском и снял комнату. Лифт в здании не работал, поэтому они поднялись по лестнице на третий этаж, и Хината разблокировал дверь номера дешёвой пластиковой ключ-картой. Внутри комната выглядела не лучше, чем весь мотель снаружи: резкий свет лампы, смонтированной в потолочный вентилятор, бил по глазам, голые стены были покрыты подозрительными пятнами, а в некоторых местах даже торчала проводка. Кровати выглядели шаткими: металлические каркасы проржавели и, казалось, были готовы рухнуть в любой момент. Хината закрыл скрипящую дверь, и Тобио повернулся к нему, ожидая услышать недовольство или дурацкую шутку о плачевном состоянии номера. Но вместо этого он услышал хруст собственной челюсти, встретившейся с кулаком. Тобио отпрянул. Хината мог бить и сильнее — наверное, мог и вовсе нокаутировать его одним ударом, — так что вряд ли он всерьёз пытался причинить ему боль. Но он определённо был взбешён — Тобио видел это по выражению его лица: если на складе в карих глазах была слепая ярость, то сейчас в них горел огонь, чистое бешенство, стекающее вниз до самых скривленных губ. Хината схватил Тобио за рубашку раньше, чем тот успел прийти в себя. — Хината, что за х… — Ты, — прорычал Хината, — обещал. Его грудь вздымалась от тяжёлого дыхания даже яростнее, чем во время любой из вооружённых стычек, что им повезло пережить. Тобио накрыл ладонью пальцы, вцепившиеся ему в воротник. — Я не мог убежать! — воскликнул он, искренне раздражённый намёком на то, что он намеренно позволил себя схватить. — Я пытался! Но он… он поймал меня… — Я говорил тебе, — продолжил Хината, — принять его предложение. Я же не сказал… — он дёрнул Тобио вперёд так сильно, что их носы почти соприкоснулись, и заорал ему прямо в лицо: — Я не сказал тебе играть в героя и получить пулю в спину, идиот! — Они собирались убить тебя! — закричал Тобио в ответ. — Это не твоя проблема! — огрызнулся Хината, тряся его за грудки. — Не вздумай, блять, провернуть подобное ещё раз! Тобио попытался вырваться, но хватка Хинаты была сильней. — Это не моя проблема?! Может, тебе и плевать на меня за рамками твоей дерьмовой работы, но я всё ещё… я всё ещё иногда забываю, что на самом деле ты мне даже не друг! Хината разжал руки, и Тобио, сломленный, отпрянул. Изнеможение настигло его в полной мере, и он, пошатываясь, преодолел несколько шагов до кроватей и тяжело осел на одну из них. Желание ругаться и защищать себя иссякло. Он знал… он знал, что снова облажался. Если бы он позволил им так глупо разделаться с ним, то все их попытки, всё, что они пережили, было бы напрасно. Хината, наверное, даже не нуждался в его помощи. — При чём здесь вообще это? — рявкнул Хината, и Тобио вздрогнул. — При том, что я не мог просто стоять и смотреть, — ответил он. — А если бы они выстрелили тебе в голову? — Тогда я был бы мёртв, — произнёс Тобио, не поднимая взгляда. — Ты злишься на меня, потому что я практически завалил миссию? — Завалил миссию… — Хината замолк, прищуриваясь. — Так ты думаешь, что я поэтому злюсь? — А почему ещё? Хината выругался — тихо и злобно. Глубоко вздохнув, он пробежался пальцами по ярким волосам, взлохмачивая их ещё сильнее. (Даже несмотря на их растрёпанный, нелепый вид, в груди Тобио болезненно заныло.) — Кагеяма, — произнёс Хината. — Я услышал выстрел… и на мгновение… всего лишь на секунду… я забыл про бронежилет. — Но ты же сам заставил меня надеть его. — Я знаю, я… — Хината спрятал лицо в ладонях. — Я не… не понимаю, как объяснить. Это было так неожиданно, я не думал, что… — Я не планировал это заранее, — сказал Тобио. Он и сам не знал, догадывался ли тогда, на складе, что в него будут стрелять. Всё, о чём он мог думать в тот момент — это как бы ему быстрее добежать до Хинаты. Хината уронил руки, и Тобио несмело заглянул ему в лицо: карие глаза были переполнены эмоциями, которые он не мог распознать. Хината будто боролся с чем-то, может, сам с собой. Он потянул к нему руки — нерешительно, неуверенно; Тобио затаил дыхание, когда тёплые ладони коснулись его щёк. — На одну секунду я подумал, что они убили тебя, — прошептал Хината. — Я был в ужасе. Я не могу… я не могу потерять кого-то ещё. Только не тебя. Я не думаю, что могу сдерживать… Его пальцы дрожали — но это что-то за гранью возможного, верно? Хината никогда не дрожит. Он никогда не мешкает и не испытывает страх — ведь это может убить его. Хината всегда уверен, твёрд и смел — ему приходится быть таким. Он может справиться с чем угодно — Тобио до сих пор был в этом непоколебимо уверен. Хината сталкивался со смертью лицом к лицу так много раз, что мог чувствовать её дыхание на своей коже — и всё равно не испытывать страха. Так почему он боялся, когда опасность нависала над Тобио? Наверное, недоумение, отразившееся на его лице, было очевидным. Хината зажмурился, протяжно выдохнул. Когда он открыл глаза, в них отражалась готовность. — Ты не просто часть моей работы, — произнёс он. — Я не… — Тобио уставился на него, пытаясь переварить услышанное. — Я не понимаю. — Ты не просто… «работа» для меня, — сказал Хината. — Никогда ею не был. Тобио не понимал, что Хината пытался до него донести. После всего произошедшего и сказанного ранее суть услышанного отчаянно ускользала от него. — Если я для тебя не «работа», — произнёс он, вздрагивая от поистине ужасающей мысли, — тогда кто я вообще? Значу ли я что-нибудь для… — Да, — перебил его Хината, падая на колени прямо у кровати. Тобио больше не приходилось задирать голову, чтобы смотреть ему в глаза. — Ты… ты не должен был быть большим, чем просто очередная «миссия». И только на одну неделю — работа, ничего больше. Может, мы могли бы стать друзьями после, уже в агентстве. Не знаю. Мне было абсолютно всё равно, пока я не встретил тебя. — Я знаю, — произнёс Тобио, но Хината ещё не закончил. — Но затем… был ты. И ты был… собой? Гением. Чертовски решительным. Честным и смешным — даже если сам в это не верил. И ты просто… ты такой глупый. — Тобио негодующе фыркнул, и Хината улыбнулся, рассеянно отбрасывая тёмную чёлку со лба — так мягко и ласково, что Тобио сразу же забыл об оскорблении. — И я вспомнил времена до РАПТОР. Вспомнил себя до работы в агентстве. Я мог бы тогда добиться столь многого, если бы у меня был кто-нибудь… кто-нибудь, кто смог бы показать мне путь. И я захотел узнать тебя. Я захотел, чтобы ты был счастлив. Я захотел сделать тебя счастливым. Это был тот самый Хината, с которым Тобио познакомился в отеле. Хината с сияющим озорством в глазах, с улыбкой, дарящей чувство, что в этом мире возможно всё, потому что он так сказал. Тобио словно снова оказался на глубине залитого солнцем бассейна, а Хината вновь помогал ему держать голову над водой. — Я… я увлёкся. Я не переживал по этому поводу, потому что думал, может, после мы… — улыбка Хинаты поблекла. — А затем всё это произошло. И я просто хотел, чтобы ты был в безопасности. — Он вздохнул. — Я не мог… я больше не мог позволить себе думать о том, как много ты стал значить для меня. — Ты сказал мне… ты сказал, что никогда не чувствовал… — выдохнул Тобио. Он помнил отказ Хинаты дословно, помнил боль, которую испытал тогда. Я не чувствую к тебе того же. И никогда не чувствовал. Тобио знал, что его лицо выдаёт все страшные, неприятные мысли, копошащиеся в голове. Он сжал челюсть. Дыхание, вырывающееся из носа, стало отрывистым, резким, и губы начали дрожать. К чёрту. — Я думал, что не смогу защитить тебя, если… если буду слишком бояться за твою жизнь, — произнёс Хината. — Но ты был таким… таким упорным, и я подумал, что, может, если я отвергну тебя, если заставлю тебя разозлиться, то… — он затих, прерванный судорожным вздохом Тобио. — Прости, я не… я не… мне нечего сказать… — Никто. Никогда. Не любил меня, — выдавил из себя Тобио. Он тоже не знал, что сказать. Не знал, как объяснить Хинате, что ему было нужно, насколько больно было, когда он позволил себе поверить, что нравился Хинате, а потом узнал, что всё это было ложью. — Никто никогда не хотел меня. Даже… даже просто в качестве друга. Никто. До тебя. Но потом оказалось, что и ты не хотел, и так было намного хуже, ведь я думал, что ты… что ты… — Чёрт… мне так… Хината опустил взгляд и положил ладони на колени Тобио, а затем наклонился, утыкаясь в них лбом. Он замер, едва дыша — отдавая себя всего на милость Тобио. — Мне так жаль, — прошептал он. — Я так виноват, что заставил тебя пройти через это. Что заставил тебя почувствовать… такое. Тобио уставился на рыжий затылок, на тело, замершее у его ног. Он не знал, как произнести то, что вертелось на языке, норовя сорваться. Он всё ещё боялся, что его вновь отвергнут. — Х-Хината, — наконец выдохнул он. Хината поднял взгляд, и Тобио, не зная, что ему делать, заплакал: крупные капли слёз падали на линзы очков, но он чувствовал себя слишком опустошённым, чтобы снять их и вытереть глаза. Потянувшись к нему, Хината коснулся его очков, пальцами проскользил по дужкам. Тобио не отпрянул, не отдёрнулся, и Хината осторожно снял очки с его лица, кладя их на тумбочку у кровати. — Каге… Тобио, — произнёс он. — Ты желанен. Мир расплывался от слёз и слабого зрения, но всё это было неважно, ведь Тобио видел только Хинату, только его лицо прямо перед собой. — П-правда? — спросил Тобио. Хината скользнул ладонью по его шее к загривку. Тобио не сопротивлялся, и он притянул его ближе к себе, пока их лбы не соприкоснулись — прям как когда Тобио очнулся на складе. Но мягче. Намного мягче. — Я желаю тебя, — решительно сказал Хината. — Я хочу тебя. — Я тоже хочу тебя… — выдохнул Тобио, и затем Хината поцеловал его. Долгие дни, недели Тобио прокручивал в голове каждую свою попытку поцеловать Хинату. Каждый раз именно он был инициатором, и неважно — отвечал Хината на поцелуй или нет, он всё равно в последствии либо отвергал Тобио, либо отстранялся, либо выстраивал между ними невидимые стены равнодушия. Но не в этот раз. Хината целовал его не застенчиво, не нерешительно. Даже когда они целовались на пляже, Хината контролировал ситуацию, держал Тобио на расстоянии вытянутой руки — он точно знал, чего хотел, знал, как много нужно взять и как много нужно отдать взамен. Но теперь не было никаких измерений. Хината отпустил себя, решил больше не сдерживаться, и Тобио наконец узнал, каково это — когда тебя действительно целуют. Когда Хината тебя действительно целует. Когда он без всяких сомнений показывает, как всецело хочет тебя, как хочет свои губы на твоих, как хочет прижиматься к твоему телу, хочет развеять все тёмные, туманные сомнения в твоей голове. Хината показывал, как сильно он хотел наверстать упущенное — то, что они не сделали по его вине. И это сильно отличалось от тех небрежных поцелуев на пляже: не было грубой горечи алкоголя, единственный вкус, что ощущал Тобио у себя во рту — был вкусом Хинаты. Он чувствовал его тепло на губах, слышал его дыхание и то, как оно участилось в самом начале, когда Хината только потянулся к нему, и отказывалось замедляться до сих пор. Хината мягко касался его ушей, медленно обводил их кончиками пальцев, а после спустился ладонями к шее. Его прикосновения были лёгкими, невесомыми, словно запоздалая мысль, но для Тобио они были подобны разрядам молнии. Когда Хината, повернув голову, углубил поцелуй, мягко посасывая нижнюю губу, Тобио судорожно всхлипнул, не в силах больше сдерживаться. И Хината резко подался вперёд. Навалившись, он заставил Тобио опрокинуться на тревожно заскрипевшую кровать и плавным движением забрался на него сверху. Он позволил Тобио цепляться за его футболку, скручивать ткань в ладонях, и так было нужно — Тобио всё ещё боялся, что его оттолкнут, вновь скажут отпустить, запретят чувствовать то, что он чувствовал… Тобио резко вздохнул, и Хината отстранился. — Всё хорошо? — пробормотал он, мягко касаясь ладонями его щёк. — Ты в порядке? Тобио зажмурился, концентрируясь на ощущении мозольчатых ладоней на своей коже. Так было нужно. В глазах всё ещё стояли слёзы, но Хината ничего не говорил — просто ждал, пока они высохнут, сменяясь на непрошенную тихую икоту. Тобио не хотел останавливаться сейчас — не когда они только начали, — и Хината, казалось, догадывался об этом. Склонившись вновь, он поцеловал, поцеловал, и опять поцеловал его. Подтянутое мощное тело прижало Тобио к кровати — оно было куда тяжелее, чем можно было ожидать от небольшого роста. Тяжесть его веса успокаивала. — Ты в порядке? — повторил Хината. — Думаю… да… — выдохнул Тобио, и Хината вновь замер — Тобио недовольно застонал. — Прости, — произнёс Хината. — Я просто хотел… я уже проебался и хотел убедиться, что не делаю этого снова. — Нет, не делаешь. Не проёбываешься. Я просто… всего так много. Тобио и в лучшие времена испытывал волнение из-за всяких мелочей. Но это вовсе не было мелочью, и объективно — эти времена сложно назвать лучшими. Человек, на которого ему было не плевать, о котором он заботился и переживал, умер. Так много людей пострадало из-за него. Это была его вина. Тобио откинул неприятные мысли прочь, пытаясь отключить тревогу — это была его тактика выживания. Хината был здесь. У него был Хината, он хотел Хинату, но ему нужно было знать, что Хината больше не покинет его. Ему нужно было быть уверенным в этом, иначе он просто не переживёт — он распадётся на части от горя. — Я знаю, много, — согласился Хината. — И я не хочу, чтобы этого было слишком много для тебя. — Я выдержу, — упрямо произнёс Тобио. Он уставился на Хинату, подкрепляя свои слова решительным взглядом. Хината долго высматривал что-то в его глазах, пока едва заметная улыбка не оттянула уголки рта. Он закусил нижнюю губу, протянул её сквозь зубы, и Тобио издал очередной смущающе пронзительный звук, раздражённо кляня самого себя за эти непроизвольные стоны-всхлипы-вздохи. Хината вновь наклонился к нему. — Выдержишь, значит? — его голос звучал тихо, но достаточно, чтобы Тобио мог разобрать каждое слово. Хината шептал ему прямо в ухо, потирался кончиком носа о щёку и скользил губами по коже. — Думаешь, сможешь выдержать меня? Тобио выгнулся, отчаянно нуждаясь в… движении: тело Хинаты сдавливало его сверху, и двигаться под ним было приятно. Хотелось большего. Голос Хинаты заставлял его хотеть… большего. — Д-да, — выдохнул Тобио. — Определённо. — Хорошо, — с подозрительной покорностью согласился Хината. — Давай проверим. Он скатился с Тобио и, не говоря больше ни слова, слез с кровати. Сначала Тобио недоуменно моргнул в потолок, затем — повернул голову на бок, наблюдая, как Хината направлялся в ванную. Он оставил дверь приоткрытой, и Тобио мог видеть всё происходящее внутри. — Куда ты? — спросил он. — Никуда, — отозвался Хината. — Но мне нужно помыться. — Зачем? — продолжил напирать Тобио, стараясь сдержать раздражение в голосе — получалось откровенно плохо. — Я не собираюсь трогать тебя, пока я весь покрыт чужой кровью, — объяснил Хината, включая воду в кране. Тобио нахмурился: вообще-то Хината уже трогал его буквально минуту назад. — Я не против. Хината фыркнул. — Это негигиенично. Душ занял бы слишком много времени, а Тобио был нетерпелив. Он уже было открыл рот, собираясь продолжить спор, но Хината взялся за подол футболки, начиная медленно стягивать её с тела, и Тобио забыл всё, что хотел сказать. Он торопливо схватил очки с тумбочки, сразу водружая их на нос, чтобы получше рассмотреть. Он видел Хинату полуобнажённым множество раз — в отеле, в домике на воде в Таиланде, но каждый раз это воспринималось как в первый. Даже обычный процесс снятия футболки Хината умело превращал в искусство: чёрная ткань медленно натягивалась, облепляя бёдра, задиралась до живота, скользила к груди — мускулы корпуса, бицепсы напрягались, когда футболка преодолевала шею и голову. Это было гипнотически красиво, и желудок Тобио сжался от предвкушения — жар в животе быстро стал привычен. Хината скинул футболку и повернулся к раковине, омывая лицо и горло. Зачерпнув воды в ладони, он сполоснул руки, плечи, грудь, а после — засунул под струю всю голову. Позволив волосам намокнуть, Хината выпрямился, глубоко вдохнул и затряс головой, словно собака после купания. Потемневшая чёлка заслонила глаза, и Хината опёрся руками по бокам раковины, сверля взглядом собственное отражение в зеркале. Он тихо хмыкнул — без всякого недовольства, скорее смиряясь: его тело вновь было покрыто свежими синяками, и это становилось привычной им обоим нормой. Тобио не мог отвести от него глаз. Не мог перестать рассматривать шрамы, покрывающие тело Хинаты, раны, от которых он отмахивался, словно от сущих пустяков — тёмные, злые пятна, которые Хината получил, сражаясь за свою жизнь. За свою жизнь и за жизнь Тобио. Тобио выбрался из кровати и нерешительно подошёл к двери, заглядывая в крошечную ванную. Хината схватил полотенце с вешалки и начал энергично вытирать волосы, прежде чем перейти к лицу. Тобио с интересом рассматривал его вблизи, наблюдая, как вода маленькими дорожками стекала по груди вниз к напряжённому животу, а затем впитывалась в чёрный пояс штанов. Одна из капель прилипла к розовому соску, и Тобио не мог заставить себя отвести взгляд, перестать смотреть, как она слегка дрожала, но всё равно не срывалась, пока Хината вытирал лицо. Кроме того, что Хината уже закончил: заметив интерес к себе, он молча наблюдал за Тобио, и когда их взгляды встретились — губы Хинаты изогнулись в лукавой улыбке. — Пялишься, — сказал он. — Прости, — отозвался Тобио, ни о чём на самом деле не жалея. Хината склонил голову на бок. — Хочешь войти? У Тобио не было причин присоединяться к нему, но он кивнул. Если Хината наконец готов впустить его, позволить ему приблизиться, позволить рассмотреть синяки, шрамы, карие глаза, сияющие вблизи золотом — все эти мелочи, которые делали Хинату страшным, смертельным и одновременно безумно красивым — то Тобио не мог отказать. В мире не было другого места, где он бы предпочёл оказаться в этот момент.