Изумруд и лёд

      В конце октября, спустя год после побега из Кеттердама, Нина обнаружила себя в свежеубранной постели в одной из маленьких комнаток Малого Дворца. Пахло мешаниной – сыростью, дождями, хлебом, пудрой, пресловутыми розовыми духами, которые были для неё под запретом во время шпионажа – но для Нины это был запах дома. Рядом лежала Ханна, мирно дышащая во сне. Нина осторожно убрала отросшие карамельные пряди от лица возлюбленной.       Они вернулись ненадолго в Ос Альту и после трёх месяцев разлуки не могли друг от друга отлепиться. Эти двое и ещё десяток агентов делали свою работу за пределами Равки чертовски хорошо, потому что перебежчиков со стороны Фьерды оказалось немало. Кроме того, к ним присоединились и эмигранты из других стран, которые искали лучшей жизни. Это были не только гриши, но и члены их семей, возлюбленные, да и просто уставшие от жестокой политики люди.       Очень быстро война сошла на нет: в некоторых гарнизонах солдаты, простые мужчины из народа, сами восставали против офицеров-дрюскелей. И далеко не всегда такие вспышки получалось подавлять. А две Армии Равки показали себя с лучшей стороны: никаких дебошей, лишь выдержка и поразительная дисциплина. Зоя была непреклонна и буквально дрессировала подчинённых одним взглядом.       Множество причин склонили чашу весов к чему-то долгожданному и совершенно новому: Равка и Фьерда собрались вступить в фазу мирных переговоров, а военные действия были остановлены. Фьерда оказалась не готова к агонизирующей ярости Равки, бесконечно уставшей от нестабильных отношений с соседями и гражданских передряг. Николай проявил себя как мудрый стратег. Никаких показных казней, никаких военнопленных. Гриши на поле боя выходили только в случае сильной нужды, им было приказано никого не убивать при помощи Малой Науки. Конечно, это не касалось труда Фабрикаторов. Надо сказать, что немалую роль в расстановке сил сыграла и финансовая поддержка некого господина Ритвельда, богача из Кеттердама. С его помощью Николай сильно ускорился в производстве своих изобретений и оружия, которое иногда заменяло феноменальные силы солдат Второй Армии.       Даже находясь в тылу врага, Нина не переставала вести переписку с Инеж и Зоей. Отправляла конверты на фальшивые имена, ответов не получала. Распоряжения от Зои присылались с кем-то из союзников, а Инеж адресовала ответы прямо во дворец, до востребования. Поэтому часть ночи Нина посвятила перечитыванию посланий от своей кеттердамской подруги, которая достаточно подробно расписывала свои будни. Война Керчии не особенно коснулась, если не считать кошелька Каза. Он умудрился даже перевезти в Кеттердам родителей Инеж, чему та была рада бесконечно. Перелопатив гору корреспонденции, Нина быстро настрочила ответ, занявший около четырёх листов. Она любила писать и охотно делилась с бумагой своими мыслями.       Утром сердцебитка, дав себе слабину, подольше повалялась в кровати, всласть насмотрелась на Ханну, лицо которой всё больше приобретало уже совершенно взрослые черты. Вздохнув, Нина потянулась и опустила ноги на прохладный пол, каким его было заведено держать ещё со времён Дарклинга, любившего, в известной мере, аскезу.       С сегодняшнего дня Нине предстояло играть важную роль: она будет переводчицей на переговорах двух держав. Процесс сборов напоминал чем-то подготовку к встрече с клиентом в доме Белой Розы. Прибыв в столицу ещё вчера днём, Нина перво-наперво напарилась в бане до малиновой кожи. С диким хохотом выпрыгнув в прудик позади бани по крайней мере три раза, она немало воодушевила стражников, скучающих на осеннем морозце. С вечера умастила себя втираниями и кремами из Жениного арсенала, а уже свой утренний туалет начала с причёски: сердцебитка тщательно придала сильно отросшим каштановым волосам деликатное сияние и красиво уложила косы в низкую причёску у шеи. Вдела в уши серёжки с некрупными рубинами. Навела на уставшее лицо румяный здоровый вид, разгладила мелкие морщинки и выровняла тон кожи, которая чуть побронзовела под редким северным солнцем. Губы сделала ярче, ресницы и брови – темнее. Нина усмехнулась собственному отражению; теперь-то это было её лицо, а не очередная живая маска, вышедшая из-под лёгкой руки Жени. Ещё раз проверила отглаженную пламенеющую кефту с чёрными вышивками и брюки с рубахой из светлого шелка. За эти месяцы она отвыкла надевать брюки, играя роль миссионерки, обращающей всех в религию, во главе которой находился Джель.       Ханна, ещё не отошедшая от глубокого сна, торопливо облачилась в форму лекаря и проверила, как они смотрятся вместе. Девушки страстно поцеловали друг друга на прощание. Ханна отправилась в кухню, а Нина поспешила к королю, чтобы получить последние наставления от царя и выпить чашку обжигающего и крепкого кофе, по которому так успела соскучиться.       Успешная подпольная работа во Фьерде и деятельность Нины как переводчика и вербовщика помогли ей быстро войти в круг приближённых к царю, чем она очень порадовала Зою и Женю. Сама Зеник, хотя по натуре и была тщеславна, не совсем понимала, что делать со своим новым статусом. Отчасти она мысленно всё ещё была той девочкой-подростком, вечно хохочущей над чужими шутками и берущей новичков в Малом Дворце под свой крыло. Дворцовые интриги, которые продолжались плестись и при Николае (хотел он этого или нет), её совсем не интересовали.       Дворец, ощутимо обнищавший с переходом на военное положение, сегодня частично вернул былое великолепие. Все поверхности, которые должны были блестеть, сияли; все ковры, занавеси и дорожки были отстираны. Сервизы начищены до скрипа. Николай лично проверил внешний вид своих подданных, которые собирались появиться перед делегатами, вплоть до мальчишек-посыльных. Монарх, сильно повзрослевший за этот год, остался доволен. Сам он раздавал улыбки направо и налево, и лишь немногим было известно, насколько он сегодня напряжён и собран.       Томиться, перебрасываясь короткими фразочками с Федей, Нине Зеник пришлось недолго: делегаты прибыли точно ко времени. С замиранием сердца Нина ждала встречи с Ярлом Брумом, который теперь был не только врагом номер один, но и отцом её возлюбленной. Это всё усложняло. Когда в зале переговоров появилась делегация из Фьерды, девушка усомнилась в том, что всё ещё способна говорить. Она едва слышно прочистила горло и, получив добро от Николая, представилась. Дальше она словно бы наблюдала за происходящим со стороны, слыша себя то на родном равкианском, то на чистейшем фьерданском. А всё потому, что по правую руку от Ярла Брума, прожигающего её взглядом, сидел Матиас Хельвар. Его прекрасное лицо разделял наискосок шрам, успевший уже зажить. Волосы его, в отличие от остальных дрюскелей, были подстрижены коротко. Прямо как в Керчии. Однако же он был рядом с Брумом. Значит, всё не так плохо.       Пугало только то, что настолько пустого взгляда Нина у Матиаса ещё не видела никогда. Даже после Хеллгейта.