– Нас точно никто не слышит?
В царских покоях было прохладно: монстр реже будил нутро Ланцова по ночам, если Зоя проветривала комнаты. Нину эта мартовская прохлада тоже остудила и немного привела в порядок. Женщине казалось, что она разгорячена настолько, что вот-вот повалит пар. Оплывшие свечи в канделябрах грозились потухнуть одна за другой.
– Зеник, естественно, – прищурился Николай. – Иначе я не отдавал бы этот приказ.
– При всём уважении, но любой, кто видел Опьера и тебя, ни минуты не будет сомневаться в вашем родстве. Тут хоть опприказывайся.
Отец и сын отличались только цветом вороватых глаз, а в остальном были просто до смешного схожи. Нина не могла осудить царицу Татьяну, ведь она сама была падка на сильных фьерданцев.
– Нина, – процедила Зоя Назяленская, сгребая бумаги в стопку. – Твоего комментария никто не просил.
– Не стоит, – мягко остановил будущую супругу Николай. – Ничего такого она не сказала. Нам всего лишь надо избавиться от улик, Зеник. Нападки на легитимность моего царствования никто не отменял.
Справедливо. Она знала, что слухи могут выйти из-под контроля и перерасти в самые настоящие волнения. Восстанавливающейся Равке гражданские распри были совершенно ни к чему.
– Я приняла к сведению. Сделаю всё, что смогу. Сколько нам предстоит там быть?
– Пару недель. Вернётесь к концу поста.
Она задумалась на пару секунд и скривилась:
– Если так, то это не пара недель, а целый месяц. Даже с учетом дороги.
Нина нахмурила лоб и закусила губу. Месяц при фьерданском дворе в своей собственной шкуре, а не под личиной вдовушки Милы для неё будет сродни длительной и особо жестокой пытке. Ярл Брум, почувствовав родные стены, точно не упустит своего. Генерал, завидя смену выражений лица сердцебитки, напомнила:
– Это твоя работа.
– Я в курсе, – огрызнулась она.
– Тогда прекрати возникать по любому поводу! – всплеснула руками Зоя, всколыхнув занавески несильным порывом ветра. – Вспомни, как ты рвалась на передовую, как ты хотела быть полезной своей стране.
Нина перекатилась на носки, а потом на пятки, пытаясь скрыть раздражение. Слишком давно она была чёртовым подростком, который толком не понимал жизни. Тогда её можно было подбодрить или взять на слабо громкими лозунгами, ланцовскими знамёнами и обещаниями лучшей жизни. Нынешняя Нина была уже гораздо более скептичной женщиной, видевшей и ужасы войны, и предательство, и неисповедимость судьбы. Она помотала головой: слишком вымотана и ошеломлена всем происходящим, чтобы спорить. Ей нужен был отдых. И заслуженное спокойствие.
– Даже если я уничтожу улики, Николай… У вас кровь одинаково пахнет. Почти любой сердцебит это подтвердит.
Это действительно было так. Багра научила её таким вещам прямо перед самым первым заданием. Чуять кровь и разбираться в ней она умела не хуже ищейки; не хуже врача или фабрикатора.
– К счастью, ты одна из немногих, кто видел нас обоих. И не все сердцебиты такие же талантливые, – Николай искренне надеялся, что комплимент прекратит мозговой штурм Зеник.
– А ваша мать, королева Татьяна, она будет молчать в случае чего?
Нина попала в самое больное место. Это было понятно по их реакции.
– Их хорошо охраняют.
– Будь тут Каз, он отвесил бы что-то колкое на этот счёт. Я могу только выразить смутные опасения. Но это уже не моя забота. Да, Зоя, не смотри так; я это понимаю. Привлечь Ханну? Она хорошо знает джерхольмскую знать и слуг.
– Вы что, уже помирились?
– Мы и не ссорились, – как бы непонимающе захлопала ресницами Нина. – Я ей доверяю.
– Только ей. В крайнем случае. Вы выезжаете во вторник. В понедельник попрощаешься с гостями. Ты их очаровала, надо сказать; я даже немного завидую.
Казалось, что Николай говорил совершенно искренне. Поздней ночью отчётливо было видно, как давит на него груз обязанностей. Плечи, обёрнутые в один из парадных мундиров, поникли, под глазами залегли круги. Уголки губ глядят вниз, хотя ещё пару часов назад на месте суровой линии рта красовалась широкая улыбка.
– Это тоже моя работа, – фыркнула Нина.
– Ты заслужила небольшую передышку, Зеник. На завтра можешь быть свободна, только к ужину обязательно появись.
Она молча отсалютовала Николаю, коротко кивнула Зое и покинула королевские покои. Значит, визит во Фьерду. Эта поездка – неотвратимая – снилась ей в кошмарах поразительно регулярно. В этих снах либо на её шее сжимались пальцы Хельвара или Брума, либо она сидела в ледяной темнице для гришей и терпела жесточайшие пытки. Нину настолько переполняли самые разные эмоции, что и этой ночью она спала плохо, то и дело покрываясь холодным потом.
Уснула часа в четыре, открыла глаза уже после завтрака. Нацепила что-то почти праздничное, окольными путями отправилась к Леночке за провиантом. Повариха шутливо отхлестала её полотенцем по мягкому месту и поставила тарелку блинов и крынку сметаны перед своей любимицей. Поварятам эти блины уже снились в кошмарах и вызывали почти такое же отвращение, как у Нины – грядущая поездка. Леночка уселась рядом уже на свой второй завтрак, разогнав помощников отдыхать на полчаса. Обе молча макали блины и ели.
– Что-то ты молчаливая сегодня, куколка моя. Что стряслось?
Нина только отмахнулась и сказала, что устала, на что Леночка вывалила перед ней ворох своих диагнозов, половина из которых едва ли могла соответствовать реальному положению дел. Болтливой поварихе столько личной информации Нина доверить всё же не могла. Нужно обязательно успеть написать Инеж обо всём до отъезда.
У псарни толпились фьерданцы, навещавшие своих братьев-исенвулфов. Николай наотрез отказался давать разрешение на то, чтобы мохнатые напарники северных воинов жили прямо во дворце, но в качестве разумного компромисса выделил целую постройку для того, чтобы волков могли держать в открытом пространстве, а не в клетках. Этот жест оценили даже самые суровые дрюскели, оставшиеся здесь в составе фьерданской миссии. Трассел, вылизывающий едва заметный шрам на лице Матиаса, почуял её метров за сто и с радостным повизгиванием бросился прямо на грудь, повалив в мягкий снег. Нина, барахтаясь, перебирала пальцами мягкий мех и смеялась. С ней этот могучий зверь вёл себя как маленький щенок. Матиас подозвал Трассела к себе, а Ханна помогла сердцебитке подняться и притянула к себе на такое расстояние, чтобы не вызвать никаких подозрений.
– Почему не вернулась вчера? Мы ждали, – вполголоса произнесла жена Матиаса.
– Я очень устала, – ляпнула Нина, не обдумав ответ.
– Придёшь сегодня?
Невинный вопрос, но Нина почуяла, как забурлила кровь у всех троих. Как будто пробудилась от зимней спячки бурная река, готовая прорвать подтаявший лёд. По рукам побежали мурашки, но сердцебитка старалась ничем себя не выдавать.
– Нет, Ханна. Об этом не может быть и речи.
– Сами придём тогда, – пробубнил Матиас, энергично потрепав исенвулфа по загривку.
Его тон и выражение лица не оставляли ни малейшей надежды на то, что мужчина шутит.
– Ага, давайте устроим при дворе спектакль, достойный Кеттердамских кабаре, – закатила глаза Нина. – Во вторник мы выдвигаемся в Джерхольм. Вы знали?
– Уже? – удивилась Ханна.
Очевидно, для них это было новостью. Ханна и Матиас озабоченно переглянулись.
– Они как-то договорились между собой. Мы должны появиться на премьере какой-то оперы, открытии колледжа и больницы. Посветить своими мордашками.
– Надолго?
– Николай сказал, что до конца поста вернёмся.
– Долго, – мотнул головой Матиас, и в этом с ним Нина была полностью согласна. К тому же, мужчина понимал, что в Ледяном Дворе наблюдение за ними будет куда пристальнее, чем здесь. – Сегодня придёшь.
– Ты что, приказываешь мне? – хохотнула Нина, заставляя некоторых обернуться в их сторону. – Я не твой офицер, Хельвар.
Он насупился и отвернулся, ища нужные слова. Нина обтряхнула подол от снега рукавицами и посоветовала:
– Потратьте этот день на сборы. Завтра и в понедельник будет совсем не до этого.
– С этим мы уж как-нибудь сами разберёмся, – легкомысленно, но колко бросила Ханна. – Нина, сними с себя уже этот груз. Неужели ты не хочешь быть снова счастливой?
Зеник даже не думала об этом в таком ключе. Она настолько привыкла ставить интересы короны и страны выше собственных, что даже не сразу нашлась с ответом.
– Моё личное счастье несоизмеримо мало по сравнению с безопасностью гришей и спокойствием Равки. То, как вы быстро позабыли о своих солдатских и гражданских обязанностях, заставляет меня начать сомневаться в моральных устоях фьерданцев, знаете ли.
Ханна засмеялась: Нина была сейчас полной своей противоположностью. Повторяющей одно и то же, неуверенной в своих словах, истовой честной праведницей. Они вчетвером – Трассел нарезал круги вокруг, игриво покусывая за пальцы или полы плащей – пошли по периметру поляны.
– Слишком быстро заразились вольнолюбием от тебя, – парировал северянин.
Матиас нависал над правым плечом Нины словно какой-то золотоволосый ангел возмездия. Нина фыркнула и взмахнула волосами, задев его щёку:
– Джесу будет любопытно об этом узнать. Возьму с него обещание провести вас двоих по всем борделям Кеттердама.
– Только в компании с тобой, – замахала руками Ханна. – Мне будет нужен мощный сдерживающий фактор. Там наверняка полно красоток.
– Элегантный способ сказать: «Ты работала в борделе и знаешь все притоны как свои пять пальцев». Ты быстро учишься, Ханна.
– Я ничего такого не имела в виду, ты же знаешь.
– Она шутит, Хан. Хотя в каждой шутке есть доля правды.
– Хельвар, ты ходишь по опасно тонкому льду, – напряжённо и угрожающим тоном предупредила сердцебитка.
Нина всем телом чувствовала, как Матиас тянется к ней. Они с Ханной будто постепенно зажимали её в тиски, из которых, она боялась, будет не вырваться. Сердцебитка повела плечами, проверяя, есть ли между ними ещё хоть какое-то свободное пространство и видимость приличия, и сильнее выпрямила спину.
– Если этот лёд сломается, я буду только рад. Кажется, что даже под водой дышится легче, чем рядом с тобой.
Такая интимность, произнесённая сдавленным тихим голосом, заставила Нину задохнуться и приложить ладонь к животу, унимая беспорядочный стук сердца. Голубые глаза казались полупрозрачными на солнце. Ханна взяла её под левую руку. Абсолютно невинно. Слава Святым, Матиаса позвал кто-то из мальчиков в чёрных мундирах.
«Нам надо серьёзно поговорить», – сверкнула глазами Нина.
Серьёзный разговор происходил, конечно же, в их покоях. Тут был самый настоящий дубак, колотун... или как там ещё называют мороз? Фьерданцы не утруждали себя, после ухода оставляя окна широко распахнутыми. Нина села на краешек кровати, даже не распахнув шубу. Ханна устроилась прямо на широком подоконнике, по-сулийски скрестив ноги.
– Ханна, я спрошу сразу: ты на это всё согласилась, потому что он давит?
– Ты такая странная в последнее время. Разве я тебя не любила? Такое просто так не проходит, знаешь ли.
– Но ведь вы так быстро… сошлись.
Ханна не очень-то умело проглотила смешок:
– Видишь, ты даже перестала называть вещи своими словами! Ты имеешь в виду, занялись сексом? Да, в первую же брачную ночь. И, судя по твоей реакции с утра, тебя этот факт не устроил. Видела хоть, сколько мы выпили на свадьбе? Тем более, что мы с детства знакомы. Ни с каким другим мужчиной я бы на это никогда не пошла. Матиас не чужой мне, и тебе это отлично известно. Если бы пришлось самой выбирать мужчину, это всё равно был бы он.
В этом их мнения совпадали.
– Я правильно тебя понимаю: ты любишь нас обоих?
– Думаю, да. А ещё мне не хватает тебя в постели. Некоторые вещи ему не даются так, как тебе.
Нина втянула воздух и сгребла в горсть мех шубы, вспоминая их солёно-жаркие ночи.
– Эти стены услышали достаточно, Ханна. И я тоже.
Она встала и пошла к двери.
– Нина. Я ещё могу себя держать в руках, но вот Матти… я его таким ещё не видела. Если до отъезда во Фьерду он тебя не получит, боюсь, что дома у него может... свистануть фляга, так ведь говорят? Тут всё же будет безопаснее. Никто не узнает.
***
Перед ужином равкианцы посетили праздничную службу в дворцовом храме. В такие моменты Нина особенно ощущала, как не хватает верующей Инеж рядом. Сердцебитка никак не могла взять в толк, почему Призрак даже после всех горестей и ужасов, выпавших на её долю, продолжает чтить Святых. Инеж объясняла ей миллион раз, но этот урок Нине так и не давался.
Толпа гришей и служивых, одетая как можно более скромно, всё равно выглядела пёстрым букетом под величественными сводами. Нине очень шёл пунцовый платок, обвёрнутый вокруг шеи и завязанный под затылком: добавлял румянца лицу и контрастировал с зеленью глаз.
Ничего не стоило представить, как сильная рука Матиаса нетерпеливо пытается сорвать покров, когда пальцы не справляются с хитрым узлом. Как он, чертыхаясь, тянет ткань в разные стороны, заставляя её задыхаться. Как на помощь мужу приходят ловкие пальцы Ханны… Следом тут же возникали другие картинки: такие же пунцовые лужи, реки крови равкианцев и фьерданцев, снова ввязавшихся в войну из-за того, что она, Нина Зеник, не смогла держать свои аппетиты в узде. Нарушение договорённости, даже прописанной маленькими буквами в сносках, могло стоить дорого. Кровь проливалась даже из-за меньшего. Конечно, она преувеличивает, твердил какой-то другой голос, дающий надежду. Вряд ли Николай и Агата столь глупы, чтобы снова ополчаться друг на друга из-за такой мелочи. Но наказать их троих будет просто необходимо. Их вывезли бы ночью в какой-нибудь густой лес и расстреляли. Ни траура, ни похорон. Нина сглотнула. Глаза увлажнились, когда в сознании нарисовались окровавленные, изрешечённые пулями тела Матиаса и Ханны.
Женя, заметив мрачную задумчивость подруги, подумала, что та засыпает под монотонный речитатив священника, и едва заметно ткнула хрупким локотком мягкий бок. Нина скосила глаза и быстро показала язык, заставив портниху успокоиться.
От потока мыслей и густого запаха ладана начинало пульсировать в висках. С кем бы обсудить? Кто даст совет? Точно не Зоя. Инеж далеко. Была бы жива Багра, Нина тут же отправилась бы к ней. Старуха при всей своей суровости и прямоте всегда – в конце концов – оказывалась права. Оставалась только Женя, которая не понаслышке знала, чем может обернуться неподчинение воле правителя. Поэтому после службы Нина попросила у неё несколько минут наедине.
Глава корпориалов выдворила Давида, запудрив ему мозги обещаниями бессодержательных девичьих разговоров, которые будут ему совсем не интересны. Нина обрисовала ситуацию в общих чертах и уже почувствовала сильное облегчение. Женя только чуть выпятила нижнюю губу вперёд:
– Просто обстрой всё так, чтобы комар носа не подточил. Ты же у нас гений планирования всяких шпионских штучек? Вряд ли кто-то целенаправленно будет следить за тобой и Хельваром. Про ваши долгие непростые отношения было известно давным-давно, когда вы были во Фьерде и Кеттердаме.
– Отношения, – фыркнула Нина, глядя куда-то вдаль, за пределы этой комнаты, этого города. – Те несколько лет можно назвать как угодно, но только не отношениями.
– Это уже лирические отступления, – махнула наманикюренной ручкой Сафина. – На вот, добавь сегодня в кувшин остальным фьерданцам. Пусть хорошенько выспятся, завтра последний день Масленицы всё же.
С этими словами портниха протянула своей подопечной пузырек с жидкостью, покоившийся до этого в её сундучке со снадобьями.
***
Ужин прошёл напряжённо. Нина разговаривала только с гостями, да и то из вежливости; то и дело поглядывала на часы. Во второй кувшин морса она успела добавить Женино зелье, переведя внимание со своих рук на пляшущего в середине зала медведя. Каз её кое-чему научил. Проследила, чтобы выпили только те, кому причитается. Перед десертом сказалась уставшей и объявила, что уходит к себе и покарает любого, кто помешает её сну.
Матиас и Ханна не очень-то удивились, увидев её на их широком подоконнике. Но ощутили приятное волнение. Всю комнату освещали только две свечи.
– Чем ты их опоила? – засмеялась Ханна, вваливаясь в комнату. – Отец клевал носом уже минут через двадцать.
– Все вопросы к Сафиной, – соскользнула на пол Нина, делая шаг навстречу.
– Она в курсе?
Насторожившись, Матиас поднял бровь. Нитки жалобно скрипели, пока он расстёгивал китель.
– Нет, просто Женя отдала приказ совершить диверсию в тылу врага, – закатила глаза Зеник, задрав голову.
Слово «враг» неприятно резануло слух фьерданцев.
– Ей можно верить?
– Она хорошая, правда, – развеяла сомнения Ханна, распуская яркие волосы, собранные у шеи, и, как бы между делом, добавила. – Я тут подумала: у вас всё-таки должен быть первый раз вдвоём, ребята. Поэтому не торопитесь. Я пока полежу в ванной.
С этими словами она ускользнула за соседнюю дверь.
– В том числе за это в неё нельзя не влюбиться, – пробормотала Нина и подняла глаза на Матиаса.
Он надвигался как цунами, от которого не было спасения. Уверенный шаг, хищная грация. В горле пересохло.
– Наконец-то, – прохрипел северянин.
Он взял Нину за подбородок и заглянул в изумрудную топь её глаз. Как будто и не было этих лет, полных недоговорённости, напряжения и не находящего выхода возбуждения. Казалось, что он не видит ничего вокруг: только её одну. Нина сама не заметила, как приподнялась на цыпочки, вытянула шею, вчепилась пальцами в плечи. Женщина фактически повисла на нём, чем воин удачно воспользовался: быстрым движением усадил её на подоконник. Матиас не торопился целовать, а пока только ловил губами прерывистое дыхание любимой. Она снова пахла розами. Нина ощутила под ладонями грубую рубаху и переплетение мышц на сильных руках под ней. Она задиристо ткнулась губами в мощный подбородок и чуть прикусила его:
– Продолжаешь умерщвлять плоть, Хельвар? Много спорта и грубой ткани, как я погляжу.
– Если бы не это и не увещевания Ханны, ты бы уже давно проводила ночи в моей постели. Так что скажи спасибо.
– Спасибо.
Он рыкнул и оставил короткий смазанный поцелуй на пышных губах. Его возбуждало просто то, как она дышала, не говоря уже обо всем остальном. Всё остальное льнуло к нему, каждый раз всё ближе и ближе. Словно невзначай обвила ногами его бёдра, заставляя придвинуться. Матиас потянул каштановые волосы назад, давая луне подсветить пуговицы на её кафтане, которые другой рукой он принялся торопливо расстёгивать. Натренировался на Ханниной форме. Полупрозрачная нижняя рубашка фактически уже мало что скрывала от жадных глаз. Чтобы как-то отсрочить тот самый момент, Нина принялась покрывать знакомое лицо поцелуями. Она так долго мечтала об этом, что реальность начала походить на дежавю.
Матиас отнёс её на кровать и взял паузу, чтобы скинуть оставшуюся одежду. Она не впервые имела удовольствие наблюдать его идеальное тело, но только сейчас – не украдкой и так близко. Он излучал собой такую силу и мощь, что не хватало воздуха. Не верилось, что это всё взаправду. Святые, она готова исцеловать каждый идеальный сантиметр этого великана. Каждый. Прямо сейчас. Нина постучала ладонью по постели, приглашая фьерданца. Тот было устроился рядом на полусогнутой руке, но Нина безапелляционно опрокинула его прямо на спину. Юркими движениями освободилась от юбки и обуви, оставив только рубашку. Немножко подразнить его всё ещё хотелось. Устроилась сверху, доставая из каменной груди довольное утробное рычание. Руками он прижимал её бедра к своим, уже не в силах терпеть столь долгожданную обжигающую близость. Её тяжесть казалась самой приятной вещью на свете. Он резко привлёк женщину к себе, надавив на шею, и привязал властным поцелуем. Сердцебитка нисколько не сопротивлялась, подставляя хмельные губы под его захватнический рот. Движения бёдрами были абсолютно естественным продолжением поцелуя. Она чувствовала, что её самую нежную кожу и его член разделяет только сбившаяся ткань рубашки. Пока это устраивало обоих. Он уже даже перестал помогать бёдрам руками, потому что она двигалась ровно в таком темпе, чтобы спустя несколько вздохов он обильно кончил себе на живот. Нина увидела его ошарашенное лицо, закушенную губу и почувствовала, как разливается теплое пятно под рубашкой.
Только тогда она избавилась от ненужного уже предмета одежды и легла рядом, попутно вытирая белёсую жидкость с напряжённого пресса.
– Нина… Если так будет каждый раз…
– К хорошему быстро привыкаешь, – развеяла она его опасения. – Поверь мне.
Мужчина победно улыбнулся заключил её в медвежьи объятия. Он уже привык. Они постепенно стали дышать ровно, что-то ласково шепча друг другу. Потом какое-то мимолётное движение, и они пошли на новый круг. На этот раз вёл Матиас. Он высвободил ладонь из захвата её сведённых ног и слизал влагу с пальцев, заставляя Нину содрогнуться всем телом. Ощущать его в себе было просто… великолепно. Матиас себя не сдерживал ни в едином движении. Нина могла только сдавленно умолять и хныкать, в то время как Хельвар ловил её слова губами, не давая уже родиться новым оформленным звукам. Стоны – рот в вот – разжигали огонь не хуже. Её бархатная кожа, её упругое тело чуть смягчали его резкие толчки. И всё было идеально. Они были словно созданы друг для друга. Чувствуя приближение оргазма, сердцебитка прикрыла глаза, а через мгновение её затопило такое наслаждение, что не передать словами. Рот округлился в беззвучном крике. Мужчина не давал ей соскользнуть, чуть придавив своим весом и придерживая руками. Она извивалась под ним как осьминог. Чертовски соблазнительный и привлекательный осьминог. Он улыбнулся такому сравнению, вспомнив собственные слова в той китобойской хижине. Немного придя в себя, Нина откинулась на его грудь и, осоловело перебирая пальцы огромной руки, тихо констатировала:
– Какие же мы были дурачки.
