мне (не) страшно

машина господина Смита большая. ему приходится взять меня на руки, чтобы усадить на заднее сиденье в детское кресло. Леви садится справа от меня. он сам еле залез из-за своей хромоты. следователь медленно выехал со двора, сворачивая на главную дорогу. каменные дома, высотки и обычные жилые пятиэтажки плыли мимо, как рыбы перед стеклом аквариума. зелёные деревья и кусты, насаженные тут и там, дабы очищать воздух, ярким пятном выделялись на фоне серых зданий. яркие вывески кондитерских, салонов красоты и универмагов резали глаза. с каждым метром, как мы приближались к месту назначения, меня начинало всё больше трясти. и хоть внешне я оставалась спокойной, видимо, Леви чувствовал, что со мной что-то происходит, потому что он пару раз коснулся моей ладони, спросил как я и переглянулся со светловолосым в зеркале заднего вида. — Микаса. — осторожно начал господин Смит. — может не поздно вернуться? — нет. я хочу быть там! — едва-едва не срываясь на крик, ответила я. почему-то мне было жизненно необходимо увидеть их в последний раз. последний раз коснуться руки, оглядеть знакомые черты лица и мысленно попрощаться, чтобы дома, вгрызаясь в подушку, плакать от бессилия. Леви поджал губы, но ничего не сказал. отвернулся к окну и смотрел на город, не проронив ни слова до самой церкви. на парковке уже стояла машина Йегеров. через приоткрытое окно со стороны водителя я слышала как госпожа Йегер кричит на мужа, а господин Арлерт пытается успокоить её, сообщая о том, что «с её стороны это было достаточно вразумительно, предложить свою помощь». Гриша первым заметил нашу машину и вышел. за ним последовали остальные. матери моих друзей выглядели подавленными. под глазами пролегли тени, да и черные одеяния не предавали им яркости. Карла бросилась ко мне, обнимая, прижимая к себе, словно я была её дочерью. она аккуратно расцеловывала моё лицо, как всегда делала это с Эреном и гладила по спине, словно успокаивая. — не стоит так реагировать, Микаса итак напугана. — бросил отец Эрена, за что получил гневный взгляд от жены. — вы зачем её привезли?! — женщина теперь набросилась на Леви, надвигаясь на него, как хищник на добычу. — вам мало того, что ребенок пережил так вы теперь хотите, чтобы она видела «ЭТО»?! — пойдем. — госпожа Арлерт протянула мне ладонь, чуть улыбнувшись. её светлые волосы закрывал черный шёлковый платок, а длинная юбка в пол подметала землю. несмотря на внешнюю улыбку блеск в глазах потух. она напоминала мне меня, когда я долго вглядывалась по утрам в зеркало. я вложила свою ладонь в её и, почувствовав мягкую кожу женской руки, чуть приободрилась. даже если мне станет плохо у меня есть они. взрослые, которые смогут поддержать. мы медленно шли по подъездной дорожке. у бордюра пробивалась сквозь асфальт последняя зеленая трава. и, несмотря на ветреную погоду, тускло светило солнце. мы прошли мимо больших кованых ворот. и как только мы ступили на священную территорию дышать будто стало тяжелее. я сильнее сжала ладонь мамы Армина, борясь с ощущением удушения. Леви, Карла и Гриша перестали ругаться. я чувствовала затылком их взгляды – они следили за мной, моей реакцией на происходящее и состоянием. господин Смит, шедший по левую руку от меня, постоянно оглядывался и, словно собака, принюхивался. если убийцы всё-таки явятся, я собственноручно готова их задушить. но мне не дадут этого сделать, даже если я перекусаю всех. у нас есть мировой суд и законы. перед входом в здание из красного кирпича, все остановились. взрослые практически одновременно трижды перекрестились, лишь я замешкалась, пытаясь понять в какую сторону и как креститься. родители никогда не водили меня в церковь, но оба были верующими. войдя внутрь в нос ударил противный запах ладана. к фантомному камню на груди прибавилось головокружение. Леви вырвал меня из рук мамы Армина, держа возле себя, попытавшись затеряться в толпе, чтобы не подпускать меня близко к центру. нас окликнул поп. он сказал вставать полукругом, народу ведь было немного и места хватит всем. всё, что я видела в тот момент – два гроба, стоящих посреди церкви. лакированное темное дерево с белой обивкой, на которой лежали родители. бледные, словно вылепленные из воска лица с закрытыми глазами, утопали в мягкой подушке. мамины темные волосы уложенные в красивую прическу лежали на груди, прикрывая вырез её любимого коричневого платья, которое она носила лишь по особым случаям. черный отцовский костюм, который он любил носить лишь на романтические вечера с мамой, и светлые, лежащие в вечном беспорядке волосы, врезались мне в память, как вырезанные фигуры из камня. от воспоминаний меня пробирала мелкая дрожь. ещё неделю назад мы были счастливы, обнимались, смеялись. ели за одним столом, ходили в гости к Йегерам и пили чай. а теперь они лежат здесь. в мягкой обивке, огражденные тонкими стенками гроба. я оглянулась, невидящим взглядом остановившись на каждом присутствующем. мужчины не плакали, а женщины, прижимая ко рту платки, пытались заглушить рыдания. для них это потеря. не такая большая, но потеря. родители были их друзьями. я почувствовала как чья-то ладонь зажимает мне рот. ощутила, что содрогаюсь от слёз и плача, вырывающегося из меня каждый раз, когда перед глазами мелькает новое воспоминание. голова шла кругом, в нос забивался ладан и мне казалось, я сейчас упаду в обморок. свечи, тысячи свечей, зажженных в церкви действовали на нервы. ещё мгновение и я упаду! неизвестно куда, но эта яма определённо глубокая. она тянет меня, как воронка. и я падаю... забывшись в том, кто я и что здесь делаю, оседаю на пол, руки дяди не успевают меня словить и с небольшим стуком моя голова встречается с каменным полом. перед глазами всё меркнет, лишь свечи мелькают под закрытыми веками и пролетают мимо восковые лица родителей. последний раз я вижу вас. спасибо.. прощайте...