Обещание не рассказывать

Айронхайд задрожал, почувствовав, как Хаунд впился пальцами ему в шею, стараясь быть как можно нежнее со старшим мехом, который не желал погружаться в стазис. Специалист по оружию шевельнул губами в том, что должно было быть тихим стоном боли, но он не поддался своей агонии. Он знал, что если сейчас погрузится в стазис, то может не проснуться еще несколько дней. И за это время Би может пострадать, а то и хуже. Однажды он уже видел «худшее» и больше никогда не хотел вспоминать об этом… Но, тем не менее, оно пришло; оно всегда приходило. Болезненным воспоминанием, которое пришло к нему, была смерть Трипкорд, нейтральной феммы. В то время он лежал в луже собственного энергона, его структурная целостность была на пределе, он не мог пошевелиться, и коны посчитали его мертвым. Но он все еще мог видеть… Он мог видеть. Он должен был молча наблюдать, как они… они пытали ее. Нет, они просто не могли убить ее на месте, как приказал Мегатрон, и проявить милосердие. Они решили испачкать ее, прежде чем отправить в Матрицу. В его снах, и, к сожалению, это был его первый сон, она все еще иногда преследовала его. Там, в его мучительных воспоминаниях, ее крики были похожи на движущиеся статические помехи; ее вокал давно закоротило из-за ее бесконечных криков. Ее пальцы были испачканы от царапин, которые она нанесла земле и нападавшим, оставляя отпечатки рук, созданные ее собственным энергоном на груди нападавших, как боевая раскраска. Однако ее борьба оказалась бесплодной. Они смогли оторвать ей одну ногу, не позволив даже простую защиту — скрестить ноги, чтобы не дать получить доступа к ее интерфейсной системе. Бедная фемма… они… они разбирали ее по кусочкам, срывая броню, пока заставляли перезагружаться; больные ублюдки. Тем не менее, несмотря на его желание спасти фемму, после нескольких попыток Айронхайд молился, чтобы она просто умерла от потери энергона. Он растекался по всей земле, как лужа на полу после душа. Тем не менее, они не могли позволить ей истечь кровью до смерти. Они не могли просто испачкать ее, оторвав кусок трески и испачкав ее интерфейсные системы… Они разорвали ее грудь, обнажив ее искру. Затем они продолжили пытать Трипкорд, ударяя своими искрами по ее искре, как будто желая создать новую жизнь. Это было действительно насмешливое заявление… и жестокое. К счастью, кто-то предложил ей смерть. Тандеркрэкер свалился с неба, как одержимый дьяволом ангел, и отшвырнул очередного кона, как тряпичную куклу, прежде чем тот успел взять ее. Мгновение он смотрел на нее, словно сочувствуя, его крылья мерцали от света, излучаемого огнем города, который горел позади них. Тело Айронхайда уже начало погружаться в стазис, но он видел, как шевелятся губы кона. Он не мог разобрать слов, но это было короткое предложение из четырех или пяти слов. Фемма на мгновение перестала давиться собственной жидкостью и посмотрела на него, прежде чем отключить оптику в знак согласия. …и потом он ударил каблуком в ее искру, бросив в воздух кусочки дрожащего белого, словно снег стекла, и она умерла. Ее вокалайзер прошептал что-то напоследок, прежде чем просто промурлыкал частичное слово, словно бормоча Айронхайду больную колыбельную, пока он впадал в стазис. Мех снова включил оптику и умоляюще посмотрел на Оптимуса, молясь, чтобы кто-нибудь понял. — Все в порядке, старый друг, — пробормотал Оптимус, снова поглаживая здоровую сторону головы специалиста по оружию, пытаясь найти способ успокоить его. Он никогда не видел специалиста по оружию в таком отчаянии. Должно быть, ему было очень больно, раз он так умоляюще смотрел на него. Ему было противно видеть кого-либо из своих товарищей в таком состоянии. Оптимус медленно посмотрел в сторону своего зеленого солдата, отметив, как медленно ремонтирует Хаунд по сравнению с Рэтчетом. Оптика командира медленно подтягивалась к фигуре Хаунда, отмечая, как энергон и коллекция хладагента Айронхайда просачиваются между швами его рук. С мягким холодком в голосе Прайм спросил: — Почему он не может отключиться? Он в агонии. Хаунд на мгновение остановился, его оптика остановилась на Прайме с тошнотворной неподвижностью. Затем, так же быстро, как наступила тишина, он вернулся к работе, его металлические пальцы мягко хлопали по металлическим внутренностям Айронхайда. — Я не уверен, Оптимус. Я… я не медик. Это выше моих знании, но я постараюсь отключить его, как только перекрою эту линию охлаждения. Судорога вырвалась у Айронхайда при упоминании о том, что он будет отключен. Конечно, судорога просто заставила Хаунда успокоить руки, а Прайма обездвижить шею, чтобы он не порвал дело рук Хаунда, если внезапный припадок захватит его системы. — Ш-ш-ш, — сказал Прайм, обхватив подбородок Айронхайда и слегка наклонив голову, чтобы дать Хаунду лучший доступ, — боль пройдет через мгновение, старый друг. Затемнив оптику, Айронхайд обратил свое внимание на Хаунда, молясь, чтобы разведчик понял его, но зеленый мех просто остановился, думая, что этот взгляд означает, что ему больно. Хаунд быстро прошептал несколько успокаивающих слов, сказав ему, что скоро все закончится, но затем снова обратил свое внимание на раны специалиста по оружию. Оптика Айронхайда потускнела еще больше, когда он попытался поднять одну руку, чтобы попытаться что-то сказать на языке жестов, но как только его рука оторвалась от земли, тяжелая рука прижала ее обратно. — Не пытайся пошевелиться, солдат, — пробормотал Прим, осторожно сжимая руку. — Проул, — добавил Прайм, поворачивая голову в сторону Проула. Тактик смотрел в ту сторону, куда ушли Би и Старскрим. Оптимус знал, что мех был зол на него, но он не мог потерять сразу двух солдат сегодня, — ты связался с близнецами? Проул кивнул, чувствуя, как напряглась его шея. Он хотел бежать; он хотел почувствовать, как заскребут костяшки его пальцев, когда он ударит ими по лицевым пластинам Старскрима со всей силой, на которую была способна его маленькая фигура. Он хотел почувствовать, как жар полыхает внутри его пушки, моля об освобождении горячим обжигающим способом, когда он стреляет в своего врага. Он хотел сделать что угодно, но только не сидеть неподвижно вокруг истекающего кровью меха… Джаз так же истекал кровью? Страдал ли он? Никто не знал… Они просто нашли его труп. Джаз умер в одиночестве и, вероятно, в агонии. — Проул! Мех дернулся и быстро поплелся к Айронхайду, его крылья подергивались. — Да, Прайм? Оптимус одарил его печальным взглядом; было редкостью видеть, как крылья Проула подергиваются; он был хладнокровным мехом в коллективе: — Бамблби в порядке. Близнецы ему помогут. Тактик просто кивнул; это было не то, что его беспокоило. Он боялся, что его внутренности лопнут, что он упадет на колени, когда его охватит внутренняя агония. Он не мог оставаться здесь… Ему нужно было уйти. — А теперь держи шею Айронхайда. Мне нужно найти трейлер, чтобы мы могли перевезти его, как только Хаунд стабилизирует его. Проул быстро опустился на колени, не обращая внимания на боль в груди, когда занял пост Оптимуса. Ему потребовалось все его самообладание, чтобы не смотреть на ловкую работу Хаунда. Вместо этого его взгляд блуждал по оптике Айронхайда. На мгновение он отстранился. Взгляд специалиста по оружию сверлил его страдальческим, умоляющим взглядом. Тактик уже собирался шепнуть Хаунду, чтобы тот на мгновение остановился, чтобы Айронхайд мог взять боль на себя. И все же, прежде чем его губные компоненты смогли пошевелиться, оптика Айронхайда переместилась к его руке. Освободившись от хватки Оптимуса, Айронхайд смог пошевелить рукой. Проул наблюдал, как пальцы Айронхайда начали дергаться в манере, которая была слишком сложной, чтобы быть спазмом какого-то типа. Проул некоторое время наблюдал за ним, медленно протягивая руку к Хаунду. Сменный медик дернулся от неожиданного прикосновения к плечу и посмотрел на Проула. Он видел, как подергиваются крылья Проула, очень странная реакция, учитывая обычное поведение тактика. Вероятно, это было как-то связано с тем, что жидкость из меха капала на его пальцы. — Я почти закончил, Проул, — прошептал зеленый мех, возвращаясь к своей работе. — Да, но его пальцы двигаются как-то странно. Как будто он пытается нам что-то сказать… вроде языка жестов. Хаунд на мгновение поднял глаза, его почти вездесущее спокойствие иссякло. Он уставился на пальцы, чтобы порадовать своего собрата-автобота. Это действительно выглядело так, как будто он пытался что-то сказать; в конце концов, он испытывал ужасную боль и не мог говорить. — Не волнуйся, Айронхайд, — пробормотал сменный медик, потянувшись к затылку меха, — боль пройдет, когда ты проснешься. Оптика Айронхайда сверкнула в безмолвной мольбе, когда он бросил дрожащий взгляд назад на Проула, а затем, несмотря на его борьбу, он был отдан тьме и освобожден от мира боли.

***

Мир прост. Сама сущность мира — это сила… всех миров, на самом деле. Именно энергия положила начало Вселенной в Большом взрыве. Это была гравитационная сила формирующейся звезды, которая формировала планеты, и это была эволюционная сила планеты, которая формировала формы жизни, были ли они сделаны из плоти или стали. Вот чего хотел Старскрим… Он хотел власти. И все же ему потребовалось некоторое время, чтобы понять, что такое настоящая сила. В молодые годы, до того как война подняла свою восхитительно уродливую голову, он думал, что образование равносильно власти. Итак, он стал ученым, и хотя он был очень рад полученному образованию и тому, как оно помогло ему во время войны, это было не то, чего он хотел. Итак, он присоединился к Мегатрону, молодым и глупым, думая, что физическая сила равна силе, и в течение тысячелетий он неосмотрительно верил в это. И все же однажды он был сбит с неба и упал на планету, как ангел, сброшенный с небес. Именно тогда он понял, что у него нет ни власти, ни уважения, когда Мегатрон оставил его на поле битвы, чтобы он сам постоял за себя. Так что же такое власть? Летун задумывался над этим ворны. Пока однажды он не взглянул на Мегатрона, его оптика потускнела от осознания: Мегатрон был силой. Итак, ученый, превратившийся в убийцу, сражался, хитрил и добивался того, чтобы командовать, а мышление было определением власти. Он ошибался снова и снова, пока однажды, уставший от постоянных сражений и готовый просто сдаться окончательному выводу, что у него никогда не будет власти, которой он так отчаянно жаждал, он не был атакован новичком-автоботом на поле. Ему не потребовалось и десяти секунд, чтобы снять руку с меха и прижать его к стене, его когти вонзились в броню юнлинга со сверхъестественной яростью. Именно тогда, глядя в оптику юнлинга, он понял, что такое сила. Это был взгляд страха… Сила была тем, как один смотрел в оптику другого. Сила была в том, как другие смотрели на тебя. Летун был ошеломлен внутренним осознанием. Были мехи, которые опозорили арсенал Мегатрона, но они кланялись ему, как побитые собаки; были также мехи более умные и более проворные, которые могли легко уничтожить Мегатрона… И все же Мегатрон обладал властью. Их оптика всегда была направлена на него… Точно так же, как испуганная маленькая синяя оптика, которая была сейчас на Старскриме. Прямо сейчас он был силой! Старскрим был даже, по сравнению с ним, богом момента, берущим жизнь, как ему заблагорассудится. Летун придвинулся немного ближе, подтягивая меньшего меха к стене и одновременно втягиваясь глубже в его рану. Двигатель Бамблби задыхался и содрогался от боли, когда он пытался обхватить руками запястье кона, чтобы хоть немного сбросить вес с его внутренностей. Тем не менее, рука была внезапно убрана, когда мех прижался грудью к автоботу, прижимая его, когда его окровавленные пальцы поднялись по обе стороны от лица автобота. Он успокоил голову юнлинга и заглянул глубоко в эту оптику, наслаждаясь страхом в них. Старскрим придвинул свое лицо немного ближе, так что он был всего в нескольких дюймах от лица Би, наблюдая, как эта оптика тускло дрожит от боли, пульсирующей по его телу. — Ты знаешь, что такое сила, малыш? — пробормотал старший мех в аудиосенсоры Би, будто шептал любовнику. Молодой мех лишь дернулся, пытаясь вырваться из плена, словно боялся близости больше, чем мысли о смерти… Это было восхитительно. — Я приму это как «нет», — передразнил летун, схватив юнлинга за голову и ударив его шлемом о стену. У юнлинга вырвался стон, когда его тело задрожало в агонии, энергон стекал кровью из раны и капал в лужу внизу. Праймус, больно. Было больно дергаться, даже втягивать холодный воздух в систему охлаждения. Би знал, что ему нужно уйти от этого кона. Где же его клинок?! Юнлинг захныкал, заметив его на земле, куда его бросил Старскрим, вытаскивая из раны. Он был беззащитен! Он должен был позвонить Прайму! — Опти- Юнлинг напрягся, когда он отключил передачу, как только она началась… Если он позовет на помощь, они, конечно, придут, но тогда они захотят взглянуть на его рану — рану в груди. Ни один из них не был медиком, но они знали свет искры феммы. Тогда все страдания, через которые он прошел, душевные и физические, будут напрасны. Нет… она будет сражаться или умрет! Сердитый крик пронесся по переулку, как вихрь, когда фемма подняла ладонь и ударила ей в нижнюю челюсть Старскрима. Громкий хлопок и сухой крик вырвались у летуна, когда он бросил юнлинга, его руки потянулись к челюсти, которая теперь висела на несколько дюймов ниже с одной стороны, чем с другой. Юнлинг лениво рухнула на землю, хватаясь за дыру в нижней части живота только для того, чтобы вздрогнуть; не от агонии, заметьте, а от ощущения количества энергона, вытекающего из раны. Ему придется позвонить Оптимусу. Стон страха вырвался бы у феммы, если бы сначала не раздался крик боли. — Ах ты мелкий фраг! — в ярости закричал летун, пнув фемму в живот, отчего большая часть нижней части шасси рухнула внутрь. Маленькой фемме не дали даже мгновения, чтобы как следует вытерпеть свои раны, когда она почувствовала, как чья-то рука схватила ее за шею, почти заставив кабели лопнуть, когда весь ее вес был перенесен на нее. Затем Старскрим прижал ее спиной к стене и прижал свои когти к ее оптике, заглушая ее крик. — Хммм… Мне нравится твоя оптика, малыш. Это напоминает мне мой первый, — Би напряглась, думая, что летун сейчас начнет говорить об интерфейсе и что он собирается изнасиловать ее, прежде чем убить, — раз, когда я убил… зная, что такое сила. — Старскрим улыбнулся, наслаждаясь скулящими вентиляционными отверстиями меньшего меха, — Да, ты очень похож на него. Не тот цвет, но ты примерно идеального размера. Именно в его оптике я увидел, что такое сила… А потом я убил его, вырвав искру и наблюдая, как ее свет угасает в моей руке. Считай, что это большая честь для тебя, маленький Би. Не многие мехи заслужили такую смерть от меня. Звук рвущегося металла и разливающегося энергона наполнил переулок, когда фемма дернулась, Старскрим провел рукой вверх по уже искореженному металлу его предыдущей раны. Он наслаждался криками, исходящими от юнлинга, ощущением охлаждающей жидкости и энергона, стекающего по его пальцам. Медленно, он потянулся выше в шасси, но все же он успокоил свои руки, когда они были атакованы жаром от искры. Это было странно… Искра все еще была на добрые два фута выше и выше насоса, но этот жар… Это было похоже… Оптика Старскрима засветилась смесью ужаса и удивления, когда он мысленно соединил точки. Маленькая фемма, которую он искал раньше; причина, по которой она вернулась, заключалась в том, что в этом районе была фемма постарше. Она искала фемму, которая бы заботилась о ней, учила ее законам феммы и была ее матерью. На самом деле, если бы существовала какая-то искра без создателя, она бы искала фемму. Би задохнулась, почувствовав, как руки летуна смягчились, а пальцы пробежали по краям раны почти с легким чувством стыда. Сдавленный крик вырвался у нее, когда одна из его рук надавила на рану, останавливая поток энергона, в то время как другая рука медленно скользнула вверх, пока он не обхватил подбородок Бамблби, заставляя фемму посмотреть на него. Если бы у феммы был рот, она бы плюнула ему в лицо, но весь гнев исчез с ее лица, когда она посмотрела на него. Он больше не показывал клыки в гневе. Старскрим на самом деле улыбался, мягко, и его взгляд упал на тусклый свет; Би почти почувствовала себя больной от одного этого выражения. — Скажи мне, малыш, — Старскрим едва сдержался, когда слово медленно выползло из его вокалайзера, — ты фемма? Он сказал это… фемма… это отвратительное слово; это ужасное слово, которое родилось рука об руку со словами «страх» и «блять». Фемма слабо вскрикнула, внезапно обнаружив, что дергается и извивается, пытаясь вырваться, хотя движение только заставляло ее терять энергон быстрее. Она становилась все слабее, когда энергон потоком стекал по ее ногам. Старскрим дернулся, но не от ее гневных движений, а оттого, что энергон пробежал по его пальцам с пугающей скоростью. С тихим рычанием летун выбил ноги Би из-под нее, и она обнаружила, что ее швырнули на корму, а Старскрим опустился на колени рядом с ней. Быстро рука, которая блокировала поток энергона, распалась на множество медицинских инструментов, нырнув в рану, в то время как его оптика оставалась на лице автобота. Би просто закричала в агонии, как будто рану освежили, а не закрыли. Ее тяжелые руки пытались схватить инструменты, которые создавали такие страдания. Однако, прежде чем она смогла приблизиться к причине своих мучений, ее руки были отброшены прочь, и она замерла, как мертвая, когда его свободная рука насмешливо пробежала по ее телу. К сожалению, прежде чем Би успела схватить ее, ее грудь распахнулась с мягким щелчком, золотой свет заплясал на лице ее похитителя, прогоняя ночь. Это случилось… Кто-то видел ЕЕ! Кто-то увидел эту отвратительную тайну в ее груди, и теперь он будет насиловать ее снова и снова. Она ничего не могла с собой поделать, с дрожащим криком она закрыла оптику и прижала свои слабые руки к его шасси, чтобы он не тронул ее. Как ни странно, она не почувствовала сопротивления своему отказу; он был спокоен. Как будто он просто смотрел. Таким образом, несмотря на страх, который поднимался в ее дрожащем шасси, фемма открыла свою оптику только для того, чтобы увидеть, что мягкая улыбка Старскрима все еще была там, но теперь его оптика была на ее искре. Он наблюдал за ней, наслаждаясь ее видом. — Ты выглядишь молодой… даже нетронутой, — прошептал летун, когда его пальцы опустились в ее грудь, его пальцы задержались всего в нескольких дюймах над стеклом ее искры, его руки держали дрожащие запястья феммы, ее оптика дрожала от ненависти, когда она изо всех сил пыталась не впасть в стазис из-за своих ран. — Н-не трогай меня. Мягкое, спокойное выражение, которое было на лице кона, сменилось легким раздражением. Захлебывающийся звук эхом разнесся по площади, когда руки Бамблби резко ударились над ее головой, сокрушая броню. С мягким тиканьем металлические пальцы встретились с поверхностью искровой камеры, заставив ее вздрогнуть, когда ассортимент неизвестных веществ атаковал ее сенсорные сети. И все же ощущение его пальцев не шло ни в какое сравнение с «жаром», который начинал проникать в ее организм. О Праймус, если это настигнет ее системы, она будет беспомощна в том, чтобы остановить его, не то чтобы у нее было много силы, истекающей кровью и тому подобное. Дрожь пробежала по телу летуна, когда он почувствовал, как из искровой камеры вырвался жар, а свет внутри стал беспорядочным. Это было слишком идеально. Ее системы были заряжены и готовы принять искру, даже заходя так далеко, чтобы попытаться привлечь пару. Он даже готов был поспорить, что она только что достигла совершеннолетия, учитывая нетронутый вид ее искровой камеры. Было только одно, что могло сделать все это идеальным, кроме того, что теперь у него была преданность сотен мехов. С усмешкой он убрал руку из ее камеры, заметив, как она расслабилась, только чтобы снова сжаться, когда его пальцы коснулись ее трески. И все же… даже когда она услышала щелчок скользящего куска и открыла свои интерфейсные схемы, фемма не закричала. Если она закричит, это означало, что она умоляла Оптимуса прийти и спасти ее, ставя ее в такое же затруднительное положение, в котором она была сейчас, но с другими мехами. Она скорее умрет, чем… чем… позволит какому-нибудь паразиту шевелится внутри нее. С этой мыслью Би резко наклонила голову вперед, ударив шлемом в поврежденную челюсть Старскрима. Летун взвизгнул и выпустил ее руки, чтобы схватить его за челюсть, как раз в тот момент, когда фемма потянулась к блестящему металлу. Это был ее клинок. Ей просто нужно было сделать один хороший удар, и она могла убить шлака, найти спарклинга и получить ремонт у Микаэлы. Еще один крик эхом разнесся по переулку, когда Скример отшатнулся от нее, энергон стекал кровью из его шеи. Бамблби мысленно обругала себя… Она слишком низко опустилась с порезом. Она надеялась повредить главный энергетический кабель, который вел к центральному процессору, но вместо этого она повредила линию энергона. Со слабым рычанием она сделала еще один выпад, только чтобы обнаружить, что ее оптика отключилась, когда Старскрим ударил ее по лицу, почти оттолкнув ее голову от тела, ее череп дрожал так сильно, что она едва могла видеть прямо, если уж на то пошло, получить какое-либо равновесие. — Ну что ж, — проворчал летун, убирая окровавленную руку с шеи, решив, что все в порядке, — думаю, мне всегда нравились энергичные феммы. А теперь давай посмотрим, станешь ли ты моей девственной матерью из Рая. Слишком дезориентированная, чтобы как следует бороться, она почувствовала, как его теплые металлические пальцы слегка нырнули в нее, нащупывая входное гнездо к ее интерфейсной системе. Она физически вздрогнула, когда почувствовала, как его пальцы ухватились за главный шнур, его большой палец пробежал по верхушке, чувствуя стекло, которое закрывало разъем для защиты интерфейсных систем молодых кибертронцев от пыли и грязи… Это также означало, что один из них остался нетронутым. Старскрим улыбнулся, потирая стекло, и заметил, как Би напряглась с каждым его круговым движением. Это заставляло его нервы трепетать и молить о чем-то большем. С грацией кошки летун наклонился вперед, опустив лицо к ней, чтобы она могла чувствовать его возбуждение с каждым горячим дыханием, которое падало ей на шею. Он медленно открыл рот, как мифический вампир, собирающийся перекусить в полночь, и начал пробовать ее шею. …Бамблби пожалела, что не может плакать, как люди. Старскрим собирался изнасиловать ее, и она ничего не могла с этим поделать. Все ее худшие опасения сбывались… Внезапно, возможно, по милости Праймуса, ласки прекратились, когда рев двигателя заполнил переулок. С рычанием, Старскрим внезапно перестал пробовать ее на вкус и вытащил свою пушку, как раз в тот момент, когда полицейский крейсер появился из-за угла, след бумажного мусора плыл позади из-за его скорости. — Шлак! Ты опоздал… Она моя! — с этими словами фигура Старскрима слегка дернулась, когда он выстрелил в приближающуюся фигуру. Бамблби не могла решить, должна ли она быть счастлива или нет, но небольшая доля облегчения вошла в ее систему при мысли о том, что Проул добрался сюда как раз вовремя. Однако ее быстро высмеяли, когда крейсер превратился из рыцаря в дракона. Крякнув, Баррикейд едва успела трансформироваться и затормозить, искры заплясали по тротуару. Какое-то мгновение кон оставался низко над землей, ожидая, что летун снова выстрелит в него. Это был не первый раз, когда его ударили в спину, но, как ни странно, смех эхом разнесся по всему миру, когда пушка летуна превратилась обратно в руку. — Ого, ты действительно похож на грязного автобота; второй раз за сегодняшний вечер я не попадусь на эту удочку. — пробормотал летун, жестом подзывая другого кона поближе, чтобы тот мог взглянуть на автобота, которого он сейчас держал в плену. — Посмотри, что я нашел. Кон лишь проворчал, шагая вперед: — Ну и что? Ты сумел сбить юнлинга, не могу сказать, что я… впечатлен, — слова Баррикейда превратились в статику, когда он приблизился, наконец, увидев мягкий золотой свет, отражающийся от цемента. Этого не может быть… — Т-ты нашел фемму? Бамблби был феммой! Баррикейд с трудом сдержал удивление… — Вообще-то двух. — заметил летун, продолжая дразнить ее интерфейсное гнездо. — Спарклинг бродит где-то поблизости, но мы найдем ее позже. А пока мы побеспокоимся о той, которая совершеннолетняя… учитывая ее возраст; мне придется искать человеческое слово… она девственница и у нее течка. Она идеальна. Все, что мне нужно сделать, это расколоть эту маленькую полоску стекла, и тогда она будет цепляться за меня, чтобы я взял ее. Ты ведь помнишь свой первый раз, — усмехнулся мех, бросив взгляд на неподвижную фигуру Баррикейда, — как тепло поглощает тебя, когда это стекло разбито, и как происходит интерфейс, чтобы загрузить нужные файлы в эту недавно пробудившуюся систему? Это было волнующе и болезненно одновременно… Я никогда этого не забуду и никогда не позволю Би забыть. Баррикада кивнул, нахмурившись; это не осталось незамеченным другим мехом. — Не волнуйся, ты получишь ее… после меня, конечно. Баррикейд только и смог, что покачать головой: — Я не об этом беспокоюсь. Губы Старскрима раздраженно дернулись, его прежнее возбуждение исчезло. — О чем же тогда? — Тебе не кажется, что спариваться здесь немного неразумно? — заметил мех, пожимая плечами. — Здесь повсюду автоботы, и кто знает, сможет ли она принять интерфейс прямо сейчас. Если с ее системами что-то не так, интерфейс может убить ее. Рычание гнева вырвалось из летчика, когда он обнажил свою зубную пластину на другого меха; он был так близок к тому, чтобы застрелить другого, но крейсер был прав. Он должен заставить Хука или Саундвейва взглянуть на нее. Он знал, как обращаться с мехом, но он ничего не знал о размножении феммы, кроме самой интересной части, то есть. С рычанием своих скрытых турбин, Старскрим встал, свет лампы отразился от его амура. Его красная оптика превратилась в щелочки в темноте, когда он посмотрел вниз на дергающуюся фигуру феммы. — Нам нужно отвести ее на временную базу. — пробормотал летун, наклоняясь и поднимая фемму за талию, как тряпичную куклу. — Смотри в оба… Последнее, что мне нужно, это чтобы моя фемма была оплодотворена одним из этих автоботов. Баррикейд ничего не сказал. Он просто кивнул головой, сворачивая за угол, его фигура время от времени исчезала в отсутствии уличных фонарей, когда он продвигался вперед как разведчик. Его слегка удивило, что поблизости не было людей, даже бездомных. Это было странное явление — место, где не было людей. Эти грязные твари странным образом напоминали ему вирус — они размножались, распространялись и разрушали окружающую среду… …Однако в то же время… они были такие маленькие… Такие маленькие пальчики… тихие маленькие голоса… дрожащее любопытство… почти как спаркл- — Впереди что-то есть? Голос эхом прокатился по спине Баррикейда, когда его грубо оторвали от мыслей. Не успев даже подумать, кон просто ответил, почти как Саундвейв: — Нет. — Тогда почему ты тянешь время? Нам нужно выбираться отсюда. Я уверен, что специалист по оружию, которого я искалечил, либо уже на пути к их базе, либо мертв. Они захотят крови, — прошипел Старскрим, впервые за тысячелетие почувствовав нервозность. Молчание не было его коньком. Летчики были громкими, быстрыми и пушечными! Красться по переулкам было не его сильной стороной, особенно когда его фемма начинала приходить в себя от предыдущей пощечины. Она наверняка выйдет из оцепенения и закричит о спасении… Его немного удивило, что она не кричала раньше. На самом деле, это приводило в замешательство… Она должна была кричать изо всех сил, взывая своих собратьев-автоботов. Летун потянул разрозненную фемму за руку, обнимая за талию, чтобы ее ноги не слишком волочились по цементу. Это было крайне нелогично… просто… — Похоже, это ты сейчас тащишься сзади. — остановил его черный мех, положив руку на бедро. — Что тебя беспокоит, о мудрый лидер? Из вокала летуна вырвалось рычание, но он не отреагировал на укол другого кона о его лидерских качествах: — Это… озадачивает. Баррикейд на мгновение застыл, ожидая продолжения. Не часто случалось, чтобы Скример и он на самом деле вели разговор, который не приводил бы к граду выстрелов после этого. Конечно, Баррикейд никогда ни с кем не связывалась очень легко, так что стрельба, вероятно, была его собственной виной. С его точки зрения, отношения ведут только к падению, так зачем подставляться? — О, не оставляй меня в восторге от твоего эффективного использования драматичной паузы… Я просто умираю от желания узнать, какие мысли у тебя в голове, — пробормотал мех с легким сарказмом в голосе, сворачивая за следующий угол. — Почему она не кричала? Баррикада замер на полушаге и посмотрел на летуна так, словно был озадачен его глупостью: — Разве это не очевидно? — Старскрим просто уставился на него. — Она скрывается. — Это довольно заметное умозаключение, болван ты этакий, особенно если учесть, что я не замечал этого, пока не вцепился когтями ей в живот, — проворчал летун, на мгновение прислонив Бамблби к стене, и ее голова склонилась набок. Теперь она начала дергаться слишком часто… Ему придется отключить ее, чтобы она молчала и не двигалась. — Нет… Я имею в виду от всех, — пробормотал Баррикейд, когда его оптика получила отдаленный взгляд. — Многие феммы прятались ото всех: от своих любовников, от своих семей, друг от друга, от своих подразделений. Никто даже не замечал, пока они могли держать свою грудь закрытой. Ухмылка, которая заставила бы Джокера устыдиться, пересекла черты летчика, — Так… они понятия не имеют, что она фемма? Баррикейд кивнул, его плечо напряглось. — Да, что, по крайней мере, объясняет ее девственность. Она игнорировала все, что когда-либо напоминало отношения, чтобы защитить себя. Если бы она сказала Прайму, то, вероятно, уже была бы оплодотворена… возможно, самим здоровяком… или оргией автоботов, просто чтобы было честно. Старскрим съежился и положил руку на свою оптику. — Я-я действительно не нуждался в этом мысленном образе, ты, шлак. Патрульный лишь мрачно усмехнулся, когда он свернул за следующий угол в бесконечном лабиринте переулков… Это был Блэкаут, выглядывающий оттуда. Вы знаете, что это правда: чем больше вы общаетесь с кем-то, тем больше он начинает вам нравиться. Говоря о шлаке… Часть Баррикейда сожалела, что он никогда не выстраивал отношения дальше, чем случайные выпивки и насмешки. Он должен был защитить себя… Мысли о неведомой любви были внезапно прерваны выстрелом, ударившим в стену, за которую он только что повернулся. С рычанием, которое опозорило бы Рэведжа, Баррикейд нырнул обратно за стену, едва не врезавшись в летуна. Другой десептикон с ворчанием быстро оттолкнул силовика и поднялся на ноги, звук заряжающейся пушки появился вслед за ним. — Праймус! Это было так близко! Сколько их там? Это Прайм или кто-то из его лакеев, — крикнул летун, опускаясь на колени рядом со своей феммой, сканируя ее, чтобы увидеть, не просачивается ли какое-то устройство слежения. Как ни странно, в данный момент ничто не подавало сигнала. — Не Прайм, — проворчал силовик, подтягиваясь, три своих красных оптик повернулись к Старскриму, четвертая была раздавлена и истекала кровью из-за куска щебня, который рикошетом отлетел от стены, — похоже, это два ужаса: Санстрикер и Сайдсвайп; твои личные поклонники. — Скорее растлители, — раздраженно проворчал летун, вспомнив, как один из шлаков прыгнул ему на спину со своим «реактивным дзюдо»… Он никогда бы не признался в этом, но однажды они чуть не перезагрузили его, когда желтый засунул пальцы туда, куда не должен был. Он никогда больше не мог смотреть на шлаков, не чувствуя покалывания в кабине. Если Скайварп узнает об этом, он никогда не услышит конца… — Что нам делать? — спросил мех с легким поскуливанием; в данный момент он пытался удалить цементные осколки из своей оптики. Ему было бы бесполезно истекать кровью до смерти, если бы его автоматический цикл ремонта не смог закрыть рану из-за маленького кусочка земной грязи. — Мы не можем вернуться назад, и мы не можем тащить ее вперед такой, какая она есть. — Тогда мы оставим ее, — прошептал летчик, прицеливаясь из пушки. — Ты сказал, что они, вероятно, не знают, что она фемма, верно? Баррикейд кивнул, и по его лицу потекла слюна. — Но, будь я феммой, я бы никогда больше не покинул базу. — О, она останется… если она хочет, чтобы мы молчали… и если она хочет прекратить жар, — летун окинул ее голодным взглядом, проверяя, что ее починка выглядит стабильной. По большей части она выживет и, возможно, сама все исправит, как только придет в себя. Было больно оставлять такое сокровище, но он не волновался. Ничто не делает удовольствие более достойным, чем ожидание. Это сделает их время вместе еще более приятным, особенно для нее. Жар будет нарастать и нарастать, пока она не найдет способ освободиться. Эта мысль заставила его вздрогнуть, когда он наклонился, его рука заставила ее кусок трески раскрыться. — Я обещаю тебе, что вернусь. Мягкий звон бьющегося стекла эхом отозвался среди выстрелов. Фемма выгнулась дугой вверх, статические помехи отразились на ее голосе. Старскрим просто погладила ее шлем, когда ее двигатели начали гудеть. — Ш-ш-ш, моя прелестная маленькая Би, — пробормотал летун, взяв большой палец и почти любовно вытирая энергон с оптики, которую Айронхайд сломал раньше, словно вытирая человеческую слезу, — не плачь. Я поиграю с тобой позже. Затем летун чопорно встал, восхищаясь феммой со всеми ее ребристыми краями, прежде чем впиться взглядом в другого кона: — Теперь пойдем… Наши темные краски должны обеспечить нам хорошее прикрытие. Баррикейд просто постоял немного, размышляя, стоит ли ему комментировать сентиментальность кона по отношению к фемме, которую он скорее изнасилует, чем полюбит. Однако у него не было шанса, так как Старскрим быстро поднялся на ноги и двинулся за угол, открывая ответный огонь. Баррикейд просто оглянулся на фемму, отвернувшись от Старскрима. Он наблюдал, как новая «слеза» энергона заменила старую из разбитой оптики. Маленькая часть его жалела ее… а потом он был на исцелении у Старскрима. Она не была его проблемой. Она… Бамблби…