***
Старскрим бродил по коридорам своей базы, его тело слегка подергивалось от дискомфорта. Он уже некоторое время находился в этой приземленной форме и не знал, сколько еще сможет поддерживать форму без крыльев. Праймус, он даже принял бы нелепую форму, как тот дурак-автобот, Пауэрглайд. Теперь он чувствовал это, его тело тянулось и цеплялось за полет. Он чувствовал, как Небесное Безумие ползет под его броней. Он сжал руки в кулаки и прислушался к металлическому скрежету из-за давления, которое он оказывал на трясущиеся кулаки. Он отключил оптику и выдохнул, его мозг вызвал воспоминание о дрожащих желтых конечностях и испуганной синей оптике. Он вспомнил ее дрожащие руки, когда она схватила его за запястья, пытаясь удержать прикосновение Старскрима. Ему нравились эти руки, эти дрожащие пальцы, даже больше, чем сияние ее искры. Эти пальцы не были мягкими и ухоженными, как у феммы из прошлого, с ее характером фарфоровой куклы. Пальцы у нее были шершавые, а краска местами облупилась и потерялась. Это были сильные руки, но маленькие. Ему нравились эти грубые руки, и он не мог дождаться, когда почувствует, как они прижимаются к его груди, скребущий звук, сопровождающий темную комнату, где только их вентиляционные отверстия будут дышать и искры соединятся. Приземленный летун сомневался, что в ближайшее время он получит похотливое ощущение от этих пальцев, но после того, как он несколько раз передал ее своим мехам, Старскрим был уверен, что его более доброе свечение в спальне будет приветствоваться, как энергон в Пустом. Если и было что-то, чем славился Старскрим, так это терпение. Сколько ворнов он ждал, пока Мегатрон наконец сделает один неверный шаг и покончит с собой? Терпение не было проблемой. Однако у него были свои пределы, и Баррикейд испытывал их. Это было похоже на то, что силовик время от времени исчезал или даже игнорировал его, но Баррикейда занимало больше, чем просто исчезновение. В конце концов, если он полностью исчезнет, как он сможет продолжать питаться от энергоносителей Старскрима? Шлак! Сколько может потребить такой маленький мех? К тому же он еще и воровал медикаменты, фраг! Не поймите его неправильно. Ему было бы наплевать, если бы другой мех тайно истекал кровью до смерти… то есть до того, как другой согласился быть смотрителем его спарклинга. Он ни в коем случае не отдаст своих детей Саундвейву. Шлак, бесчувственный урод, каким-то образом настроит его наследников против него. Но этого не случится. Летун остановился, из его голоса вырвалось рычание. Он устал от этой игры. Включив десептиконский комлинк, он потребовал: — Баррикейд! Меня тошнит от этой игры в прятки. Выходи, фраг, прежде чем я решу избить тебя, когда наконец найду. Я знаю, что ты ранен. На мгновение воцарилось молчание, прежде чем в трубке раздался сухой ответ: — Я не ранен… милорд. А теперь оставь меня в покое. После этого связь оборвалась, оставив десептикона в адском припадке. Баррикейд никогда бы так не поступил с Мегатроном. Он был бы холоден из-за всего этого разговора со своим старым лордом, но никогда бы не повесил трубку. Старскрим собирался избить вульгарного фраггера до полусмерти, а затем заставит сидеть так еще несколько дней, пока не прибудет подкрепление. Тогда и только тогда Старскрим разрешит ремонт… И ремонт будет происходить, пока силовик будет в сети. Однако это обещание было дано час назад, и Старскрим все еще не выполнил свою благородную угрозу. Он проверил каждую щель и тень на предмет меньшего кона, но в основном нашел несколько использованных лазерных скальпелей и пустых кубиков. Легко было сказать, что его терпение подходит к концу. Он оставил свой комлинк открытым, просто ожидая, когда шлак заговорит, чтобы он мог… Его комлинк внезапно запищал, и Старскрим автоматически выпалил: — Баррикейд! Я искал тебя повсюду. Где ты прятался, маленький скользкий таракан? Я знаю, что ты что-то замышляешь. Твоя клятва была фальшивой, не так ли? Когда я найду тебя, я вырву твою грудь с искрой и использую ее как спальную капсулу для моего первенца. Ты меня слышишь? А теперь, где ты, черт возьми?! Наступило затянувшееся молчание, пока холодный голос не заметил: — …Это не Баррикейд. Летун заметил помехи в голосе и автоматически ухмыльнулся: — Уже здесь? Я думал, ты будешь собираться всю неделю, Блитцвинг. Приятно знать, что ты решил прийти пораньше. Так скажи мне… Кто хочет заявить о верности своему новому господину?***
Хаунд обнаружил, что его тело движется быстрее, чем это было в течение ворна. Он сделал свой выбор. Он забрал спарклинга вместо того, чтобы преследовать Бамблби, но не мог не задаться вопросом, не ошибся ли он. Бамблби был его давним компаньоном, но это был ребенок; ребенок, который нуждался в нем больше, чем Би. Несмотря на это, Хаунд все еще чувствовал себя неправым, все еще чувствовал, что он мог бы сделать третий выбор, а не выбирать из двух, предложенных ему судьбой. Он сделал то, что считал нужным… Он отпустил Бамблби. Грохот внутри трекера заставил мысли старшего меха рассеяться, как листья на ветру, и все его внимание внезапно сосредоточилось на спарклинге на полу. Он сразу же замедлил ход, его двигатель постепенно стучал мягче, как замедляющийся барабан. — Эй, малыш, — сказал Хаунд, заметив, как маленький спарклинг втянулся в себя, словно металлический камешек в половицы. Хаунд также отметил, что спарклинг был такой маленький, легко складывающейся в пазы приборной панели старшего меха, половина формы юноши была скрыта в тени, как затаившаяся мышь. — я думал, ты заснул. Неловкое мгновение прошло, Хаунд набрал немного больше скорости. — Я знаю, что ты расстроен, потому что Бамблби оставила тебя, но нет причин волноваться… Мы скоро найдем ее, — ободряюще сказал зеленый мех, не зная, что еще сказать. Удивительно, но спарклинг чирикнул и оживился при упоминании желтого юнлинга. Хаунд мысленно улыбнулся. Он не был ужасно старым мехом, но он помнил фемм и то, как они были со спарклингами. На самом деле, он был одним из тех типов спарклингов. Хаунд был создан Оллспарком, и у него не было создателя, который мог бы претендовать на него, поэтому он отправился на воспитание в центр для детей. Он мало что помнил из своей молодости, но он запомнил, как ее светло-голубые и белые доспехи сияли в первый раз, когда фемма взяла его на руки и позволила прижаться к своей груди. Ее звали Гидроплан. Иногда Хаунду все еще снилась она и то, как ее пальцы гладили его спину, успокаивая… А потом он просыпался, почти плача. Он не знал, жива его смотритель или мертва. Похоронив эти мысли, прежде чем он поймал себя на том, что щелкает, как спарклинг, Хаунд снова обратил свое внимание на малыша. Его голос почти донесся через вентиляционные отверстия с тем, как мягко он говорил: — У меня был смотритель, которая тоже была феммой. Ее звали Гидроплан. Я расскажу тебе немного о ней, пока мы отправимся на встречу с Оптимусом и остальными автоботами. Они тебе понравятся… Они, наверное, избалуют тебя до чертиков. Хаунд не знал, радоваться ему или волноваться, когда он наконец прибыл на базу. Это означало, что спарклинг теперь был в гавани, но это также означало, что ему придется рассказать Оптимусу Прайму и остальным автоботам о том, что произошло, прежде чем он нашел маленького спарклинга. Стоя на пороге входа на базу, на мгновение, со спящим спарклингом в его объятиях, Хаунд замешкался. Он колебался не из-за спарклинга или себя, а из-за Бамблби. Праймус, юнлинг была абсолютно напугана, и Хаунд с горечью признал бы, что он плохо справился с ситуацией; Рэтчет справился бы лучше с гаечным ключом и плохим настроением. Уставившись на камешки у своих ног и на небольшую их коллекцию, которая заползла на цемент внутреннего порога, Хаунд шагнул вперед и оказался в ложном свете, который давало внутреннее помещение… Потом его чуть не сбили… Сухой крик вырвался у разведчика, когда он сделал поспешный шаг назад, его ноги слегка соскользнули с крутого подъема на рыхлую гальку. Он подтащил спарклинга поближе, его оптика обвиняла красную фигуру, которая чуть не сбила его с ног, как какой-то паразит на дороге. — Осторожнее, шлаггер! — крикнул Хаунд с несвойственной ему резкостью. Нелегко было остановить Сайдсвайпа и Санстрикера, когда они спешили… Однако каким-то образом Хаунд сделал именно это. Теперь они оба смотрели на него, словно прикидывая, какую глубокую яму им придется выкопать, чтобы спрятать его труп. Хаунд сглотнул при этой мысли. Он, как и большинство автоботов, встречавших их, немного боялся Санстрикера и Сайдсвайпа… но в основном Санстрикера. — Что у тебя за бампер такой? — спросил Сайдсвайп, делая шаг ближе к маленькому меху. — Кстати, где ты был? Оптимус хочет, чтобы все были готовы к… Красный близнец замолчал, его порыв и гнев растаяли, как снег на летнем солнце. Он видел, как она смутно размывала зелень с одного из пальцев Хаунда… Он увидел маленькую руку. Ему пришлось на мгновение уставиться на черные, тонкие пальцы, чтобы понять, что это на самом деле. Это были пальцы спарклинга, и они держались за один из больших пальцев Хаунда, как будто это была ветка для его несуществующих птичьих лап. — Что это у тебя? — спросил красный близнец, и груз металлических листов, который он нес, быстро оказался на полу с мягким стуком. Прежде чем зеленый мех осознал это или даже смог возразить, его заслонил более крупный красный мех. Словно повинуясь инстинкту, разведчик притянул малыша поближе, и тот устало зевнул. Этот звук, в сущности, заставил второго близнеца опустить свои металлические балки и заслонить собой зеленого меха. Нужно быть достаточно уверенным в себе мехом, чтобы не быть слегка напуганным существами-близнецами, когда они затмевают тебя. В конце концов, они были известны своим вспыльчивым характером. — …Ничего, — нервно констатировал Хаунд, отпрянув от более крупных фигур. — Давай, Хаунд, — сказал красный близнец, его пальцы медленно двинулись вперед, пытаясь разжать зеленую руку, как будто надеясь увидеть сокровище. Хаунд дернулся от прикосновения чужих пальцев, но не отстранился… Сайдсвайп сделал это сам, потрясенный до глубины души. Разинув на мгновение рот, Сайдсвайп наконец нашел слова: — Шлак, Хаунд. Где ты нашел спарклинга! Санстрикер, в чьей оптике лишь на мгновение отразилось удивление, нашел свою тщеславную сторону и ехидным тоном заявил: — Да, Хаунд, когда ты залетел? — Я… я не фемма, — удивленно пробормотал мех, его мысли вернулись к испуганной фемме, которую он был вынужден отпустить. — Нет, ты недостаточно хорошенький, — сказал Санстрикер с насмешливо приподнятой губой, потянулся вперед и с удивительной легкостью взял большой палец и провел им по спине спарклинга. Хаунд отшатнулся бы, увидев, как такой холодный шлаггер прикасается к такой чистой невинной вещи, как будто его холодная персона сотрется на юношу от одного прикосновения, но мягкое воркование эхом отозвалось в аудиосистемах трех мехов, когда спарклинг прижался к шасси Хаунда. И Хаунд, и Сайдсвайп уставились на Санстрикера так, словно у того выросла вторая голова. Откуда этому желтому аду было знать, что спарклинг отреагирует подобным образом? В конце концов, это же Санстрикер; желтое отродье демона, поднявшееся из пламени самой Ямы, чтобы обрушить свой гнев на всех существ, смотревших на него с чем-то, кроме зависти. Не обращая внимания на изумленные взгляды, Санстрикер наклонился и поднял свой груз обратно, заявив своим обычным холодным тоном: — Оптимус сейчас разговаривает с прибывающим кораблем и кажется взволнованным, так что оставь его в покое. Рэтчет, вероятно, знает, что делать со спарклингом больше, чем кто-либо другой. Давай, Сайдсвайп, нам не нужно, чтобы Ред Алерт скулил, когда он наконец доберется сюда. Сайдсвайп все еще таращился на брата, его разум, вероятно, задавался вопросом, что еще брат скрывает от него, но в данный момент все, что он мог пробормотать, было: — Н-но я хочу подержать спарклинга. — Сайдс, давай! — крикнул желтый близнец через плечо, даже не оглянувшись. Заскулив, Сайдсвайп сдался и поднял свои металлические листы, которые грохотали, как гром. Он пошел прочь, волоча ноги, его взгляд несколько раз останавливался на спарклинге, как будто ему отказали в новой игрушке. Хаунд покачал головой от странности этого действия, но он не мог не чувствовать, что спарклинг не будет лишен внимания. С мягкой улыбкой на лице Хаунд двинулся вперед. Он действительно надеялся поговорить с Праймом, особенно из-за обстоятельств, связанных с Бамблби, но, похоже, ему придется иметь дело с Рэтчетом… и это напугало его до чертиков. И все же он не мог перестать улыбаться, глядя на маленькое живое сокровище. … Руки Рэтчета дрожали, когда он еще раз просмотрел показания приборов. Он перевел взгляд с экрана на дверь. Может быть, ему следовало попросить Уилджека прийти сюда и подтвердить то, что он читал, потому что это было неправильно. Не может быть, чтобы Бамблби… Уф, он должен был перестать думать о том, что эти показания вообще возможны. В конце концов, он только что перенастроил свою оптику. Может быть, она и вправду была не в себе… Н-но его логические системы не позволяли ему спросить Джека! Его преданность как медика и обещание защищать медицинские записи не могли быть нарушены. Если то, что он видел, было правдой, это была его работа как медицинского офицера, чтобы позаботиться о проблеме. Если это было проблемой? Если, если только… — Эти шлакгенные близнецы. Держу пари, что это все дурацкая шутка, придуманная только для того, чтобы разозлить меня, — проворчал медик, начиная печатать на консуле компьютере. Однако на самом деле он не верил собственным словам. Возможно, ему следует проверить результаты в четвертый раз… Прежде чем он успел набрать последнюю команду, раздался стук в дверь. Медик поймал себя на том, что рычит, когда он повернулся, чтобы посмотреть на дверь, просто если кто-то осмелится сделать это снова. Он осмелился, и на этот раз его сопровождал голос: — Рэтчет? Ты там? Это Хаунд… Я бы сначала поговорил с Оптимусом, но, по-моему, он занят… так что… Мне нужно поговорить с тобой. Прежде чем он успел остановить себя, главврач обнаружил, что рявкает: — Не сейчас, Хаунд! У меня есть более важные дела, чем камень в твоей хвостовой трубе! На мгновение воцарилась тишина; Хаунд, вероятно, был ошеломлен, потому что Рэтчет действительно огрызнулся на него. Хаунд удивился, что крики уже начались. Обычно крики раздавались только после того, как он приходил раненый. Так что легко было сказать, что Рэтчет пребывал в одном из своих настроений. Агх, у разведчика не было времени разбираться с этим. Он просто не мог никому выболтать, что по улицам бродит испуганная фемма. Оптимус почти исчез, а второй командир, Проул, находился в медицинском отсеке под медицинским присмотром. Так что оставались Рэтчет и Айронхайд… Рэтчет, вероятно, знает, как справиться с этим лучше, чем Айронхайд. Прижав маленькую фемму ближе к своему корпусу, он снова постучал: — …Мне действительно нужно с тобой поговорить. Вентиляционные отверстия Рэтчета остановились, и он медленно повернулся, чтобы посмотреть на дверь, его интересы на мгновение изменились. Теперь этот тон был… отчаянным. Включилась основная программа врача. Этот тон был в основном криком о помощи… Быстро двигая конечностями, медик обнаружил, что открывает дверь. Его оптика пронеслась по зеленому меху, как ястреб, наблюдающий за своей добычей, прежде чем броситься вперед и захватить ее. Рэтчет быстро набросился со скоростью того самого хищника и потянул джип вперед, поворачивая разведчика, пока медик осматривал другого в поисках ран. Когда он ничего не нашел, спасательная машина проворчала: — Где ты ранен? Хаунд сделал шаг назад, не любя пристального взгляда. — Я не ранен. Просто мне нужно… Рэтчет все еще находился в режиме медика, наконец заметив, что одна из рук Хаунда прижата к его корпусу. Он тут же потянулся к этим пальцам, готовый оторвать их и заглянуть под них. Разведчик просто отстранился, как будто прикосновение врача было обжигающим. Хаунд сразу же заметил свою ошибку. Отступать от медика было неразумно; у них была такая манера вытаскивать из ниоткуда тяжелые, болезненные инструменты и бить тебя по голове. — Я… то есть… Я просто хотел поговорить с тобой наедине, — сказал Хаунд, усмехнувшись, когда заметил это. Рука Рэтчета опустилась в подпространственный карман на ноге. Рэтчет проворчал что-то и схватил Хаунда за другую руку, потянул его и позволил двери со свистом захлопнуться. Затем он почти прошипел, на мгновение оглянувшись через плечо, прежде чем сказать: — Хорошо, мы одни. Расскажи мне, что, фраг, ты испортил себе, чтобы я мог исправить это и вернуться к другой проблеме… которую я заметил. Джип просто проследил за быстрым взглядом медика в другой конец медицинского отсека, где компьютерный консул, казалось, анализировал какие-то образцы. Рядом тихо сидел Проул, его оптика потускнела, а рука потянулась к груди. Должно быть, его разбудил резкий голос медика… Рэтчет, встретившись с неподвижным взглядом Хаунда, тут же бросил взгляд на тактика. Раньше у него не было ни времени, ни прицела, чтобы включить монитор для искры Проула. Он планировал провести операцию после того, как его оптика перестроится, но затем он получил показания Бамблби, и забыла о Проуле. Глядя на сонного тактика, он чувствовал стыд, называя себя медиком. Его кодексом и честью было как можно скорее поставить своих пациентов на ноги с чистой справкой о состоянии здоровья. Он отрицал это право на страждущем Проуле, когда это существо нуждалось в ней больше всего. Силовику нужна была эта операция, ему нужно было больше отдыха, и он нуждался в круглосуточном наблюдении и поддержке. Он нуждался во многих вещах, которые Рэтчет не мог дать ему прямо сейчас… Шлак этих десептиконов. Шлак этой войны. Все эти чертовы показания. Фемма в их рядах, а он этого не заметил? Он был медиком. Он знал меха или фемму лучше, чем он или она знали самих себя. Не было никакого способа… Это просто… Как он мог называть себя медиком? Отбросив эти опасения, он ткнул пальцем в тактика, как будто одно движение могло толкнуть пациента обратно в постель. Затем врач заявил: — Проул, тебе лучше просто лечь и продолжать притворяться, что эти лекарства не сработали, или я найду более болезненный способ усыпить тебя. Ошеломленный, сонный взгляд Проула, казалось, оторвался от своей оптики, когда он с удивлением уставился на желто-зеленого меха. Он мог бы продолжать смотреть, его рука все еще лежала на груди, и его искра горела, но его быстрая оптика не могла не заметить, что одна из рук Рэтчета двигалась к его подпространственному отсеку. Искра тактика издала один неистовый пульс, и Проул почувствовал, как напрягся, подумав о мониторе, который должен был находиться у него в груди. Почему его там нет? Почему он был в бешенстве? В комнате воцарилась тишина, когда палец Проула на мгновение впился ему в грудь… Устройство еще не было установлено. Его боевой компьютер начал кричать, что, должно быть, что-то произошло во время его вынужденного сна. Проул впервые за долгое время проигнорировал свой боевой компьютер и просто лег. Его крылья на мгновение дрогнули, потому что он знал, что Рэтчет свирепо смотрит ему в спину, ожидая, что Второй Командир вернется к перезарядке, но тактик продолжал бодрствовать, его оптика просто отключилась. У него был еще один день, чтобы остаться без сновидений, еще один день, чтобы убежать от призрака, который преследовал его во сне. Джаз… — Ну вот, мы одни, — сказал Рэтчет, его плечи были высоко подняты и напряжены. Рэтчет знал, что Проул не спит, поскольку двигатель другого еще не начал остывать, но он постарается утешить измученную душу чуть позже. Прямо сейчас ему предстояло иметь дело с раненым Хаундом. Нет, определенно раненым Хаундом. Разведчик, вероятно, просто смутился, и рана была несерьезной. Игнорируя личное пространство, пальцы Рэтчета потянулись к сложенной чашечкой ладони, заявляя: — Дай мне посмотреть и перестань вести себя как спарклинг. Что? Ты сбил какую-то птицу и потерял фару? Хаунд немного отстранился, смущение было видно по реву его двигателя. — Я бы не ударил животное. Я не такой беспечный, как близнецы… и… и, пожалуйста, не любопытствуй. — разведчик сглотнул, прежде чем прошептать: — Ты напугаешь малыша. Рэтчет замер, его процессор заглох, прежде чем его оптика на мгновение стала яркой. Он стоял там, оптика притупилась, прежде чем он ответил: — Что? Затем, словно лилия, распустившаяся на воде, Хаунд разжал ладонь, обнажив спящего спарклинга. Икс-бот почти свернулась в клубок, маленькие пальчики вцепились в швы корпуса большого меха, как будто Икс-бот боялась отпустить его. Рэтчет даже сделал шаг назад от удивления, его двигатель взвизгнул, как будто он только что задохнулся. Оптика Хаунда широко раскрылась, никогда еще не слышавший такого болезненного звука у медика, который поддерживал свою внутреннюю работу в таком первозданном состоянии. Если бы Рэтчет не был медиком, он бы вызвал медика. — Ты в п-порядке? Рэтчет еще мгновение смотрел на него так, словно его мысли неслись со скоростью мили в минуту. Затем, растирая свои вмятины, как будто он только что попробовал что-то горькое, Рэтчет кивнул и добавил сухим гортанным голосом: — Позволь мне взглянуть на малыша. Твердая наружность Рэтчета упала, как якорь в море. Медленно вытянув руку вперед, он провел одним из пальцев по обнаженному позвоночнику спарклинга. Двигатель маленького кибертронца издал мягкое мурлыканье, и медик улыбнулся. Прошло так много времени, очень много времени с тех пор, как он слышал этот тихий воркующий звук. Медленно он обнаружил, что его пальцы берут металлическое дитя. Он или она был таким маленьким, даже по стандартам спарклинга, и у него или у нее почти не было брони. Рэтчет уже знал, что малышу понадобится серьезная модернизация, а может быть, и новое тело. Но это не погубило его надежды… Спарклинг… Настоящий, живой спарклинг. — Где ты его нашел? — спросил Рэтчет тихим голосом, перенося спящего меха на запасную койку, по пути схватив большую тряпку и положив ее на койку, прежде чем уложить Икс-бота. Икс-бот снова заворковала, уютно устроившись в чистых тряпках, от которых исходил запах масла, не желая расставаться. Хаунд смотрел, как спарклинг сжимает ткань, оптика зеленого меха не могла отвести взгляда от тонких маленьких пальцев. Спарклинг нуждался в ней… Почему он тянет время? Почему он просто не побежал к Оптимусу, вопя, что на планете есть фемма? Почему он был так спокоен? Зеленый мех посмотрел на Рэтчета и сразу же понял ответ на свои вопросы: все будет хорошо. В конце концов, это были мехи, выбранные лично Праймом. — С Бамблби. Спарклинг был с Бамблби, — просто констатировал Хаунд. Улыбка Рэтчета исчезла, как видение в метель. Какое-то мгновение медик просто смотрел на него, словно в ужасном шоке или в невероятном удивлении. Он просто уставился на зеленого меха, словно ожидая кульминации или улыбки, чтобы показать, что эта фраза была шуткой. Он просто смотрел. Хаунд нашел этот взгляд, мягко говоря, тревожным. Такого взгляда он ожидал бы, если бы сказал Рэтчету, что Бамблби фемма, а это было совсем не так. Он просто заявил, что спарклинг был с Бамблби. Нервно потирая руку, Хаунд решил, что, раз медик уже в шоке, он может рассказать ему и все остальное… — Кстати, о Бамблби, мне нужно… — Ты был в тюрьме? О-он проснулся? Мне… нужно задать ему несколько вопросов, — нервно сказал Рэтчет, что было для него редкостью, и он это знал. Просто это было так… на его плечи свалилась какая-то действительно важная новость, и он не знал, как с ней справиться. Да, теперь Рэтчет без сомнения знал, что Бамблби — фемма. Образцы, которые принесли ему близнецы, действительно оказались точными. Поначалу он решил, что пробы — это розыгрыш, но теперь, когда в качестве доказательства были взяты образцы, он понял, что они были верны. Спарклингов тянуло к феммам. Хаунд покачал головой, легкая паника попыталась подняться, но его толкнули вниз, когда он заговорил: — Она должна была быть в тюрьме? Рэтчет слегка вздрогнул, его оптика стала ослепительно белой. Затем паническим голосом он спросил: — Она не в тюрьме? Взгляд, который он получил, не понравился Хаунду и он вытянул руки в том, что должно было быть успокаивающим движением. — Она была у Сэма. Я думаю, она пыталась убежать вместе со спарклингом. — лицо Рэтчета приняло страдальческое выражение, как будто он только что потерял пациента. — Не волнуйся, — продолжал Хаунд. — я могу выследить ее. Мне просто нужно было убедиться, что спарклинг будет в безопасности. Я уйду прямо сейчас. Рэтчет все еще продолжал смотреть на него с таким выражением лица, словно в него стреляли. Затем, с легким визгом в голосе, медик заявил: — Я не думаю, что это будет достаточно быстро… Прайм подошел ко мне, готовый что-то сказать, когда ему позвонили. По-видимому, у нас нет нескольких дней, пока десептиконы не доберутся сюда… Они будут здесь завтра, а наши войска — нет…