«Стихли все звуки. Вокруг мёртвая тишина. Пепел сакуры».
Бледная луна вновь бросает безразличные взгляды на раскинувшийся внизу мир, то и дело поглядывая сквозь прорехи в облаках. Рваная пелена туч на небе — словно ветхая накидка нищего, едва спасающая от пронизывающего холода. И снова ночь, и снова стремительный бег. Чёрная лисица крадётся в темноте, припадая к земле и принюхиваясь. Она старается не потерять след — след того единственного человека, что заставил её почувствовать что-то кроме ярости и кровожадного голода, кроме мрачной ненависти, поселившейся в глубине её естества и ставшей смыслом жизни. Нечто шевельнулось в её объятой тьмою душе под взглядом его пронзительных чёрных глаз, нечто совсем иное. И она не собиралась отступать не разобравшись. Ей не удалось увидеть его более ни разу с тех пор — он предпочитал передвигаться днём, а её стихией была бесконечная, всепоглощающая темнота ночи. Прячась от людского взора, ногицунэ покидала свои укрытия, лишь когда последние лучи закатного солнца угасали, подобно зареву гигантского пожара, окрашивая небо в багрянец, но неизбежно уступая перед натиском непроглядной тьмы. Тогда она вновь шла по следу, не взирая на терзавший её голод. Жаждущее хаоса и смерти чудовище, на время затаившееся внутри неё, неясным шёпотом требовало найти новую жертву, вновь убивать, насыщая бесконечное кровавое желание. Но ей удавалось заглушить этот шёпот, ведь образ человека с колючими злыми глазами то и дело всплывал в сознании, и страх потерять его был сильнее. Следовать за ним было и без того достаточно сложно. Однажды он решил наведаться в поселение по дороге, и лисица едва не потеряла его окончательно. В деревне было слишком много людей, слишком много запахов. Войти туда днём ногицунэ не решалась, поэтому следующей ночью, на вспаханной колеями колёс грязной дороге, долго и упорно выискивала она его след — след его одного, среди сотен других. Внутреннее чутье помогало — что-то подсказывало ей, что она знает, куда он направляется. Места вокруг казались всё более знакомыми. Она уже бывала здесь… они уже бывали здесь. Почему ты всё ещё держишься за его смутный образ? Почему ты все ещё держишься за чувства, когда они напрасны? На что ты надеешься, ногицунэ? Для тебя не наступит рассвет, ведь его лучам тьму в твоей душе не развеять. Впереди массивной грядой чернели горы. Лохмотья облаков, цепляясь за их вершины, скрывали зыбкою вуалью острые горные пики. Чёрная лисица без страха побежала вперёд. Знакомые леса, ранее населённые множеством сверхъестественных существ, наполнились тишиною при её появлении. Всё живое и неживое стремилось скрыться, уходя с её пути. Словно явившаяся из глубин кошмара, вероятно, единственная в своём роде, ногицунэ пугала даже других ёкаев. Хотя её саму они вовсе не интересовали. Она нетерпеливо обследовала леса в поисках следов того самого человека. Вместо этого она обнаружила несколько ловушек и с презрением обошла их. Они были сделаны людьми против людей, и запахом человеческих рук несло от них за версту. Это было так же очевидно для неё, как запах прелых листьев, ковром стелившихся под ногами, как запахи хвои и древесной смолы, пронизывавшие лесной воздух. Окружавшая тишина была густая, тягучая. Будто горы, разлёгшиеся вокруг, хранили её и стерегли. Однако время, прожитое в лесу, принесло свои плоды. Теперь лисица не просто слышала все звуки и различала тончайшие запахи ночного леса — она чувствовала происходящее вокруг. И сейчас что-то беспокоило её, привлекало внимание. Обостренным чутьём она чувствовала на себе чей-то пристальный взгляд, ощущала присутствие поблизости другого ёкая. Не может быть! Кто-то рискнул искать встречи с ногицунэ? Хищница цвета ночи, бесшумная и настороженная, она стала постепенно приближаться к большому валуну, на вершине которого застыла в странной паукообразной позе едва заметная тень. И с каждым осторожным шагом в глубине глаз чёрной лисицы всё сильнее разгорался красноватый огонёк, не предвещая ничего хорошего кому бы то ни было. Ноздри раздувались, втягивая прохладный ночной воздух, сознание туманило предвкушение момента, когда кровь горячими брызгами вспыхнет на клыках, а воздух вокруг наполнится криками. Неестественная тень на вершине валуна чуть шевельнулась, выдвигаясь из темноты. В неверном свете луны блеснули опалесцирующие глаза. Лисица замерла. Почему ей будто бы смутно знаком этот странный образ, почему он рождает волну смятения внутри? Только что полностью готовая напасть, и даже желавшая этого, ногицунэ остановилась в растерянности. Зверю внутри неё не нравилось это, зверь желал оставаться зверем. Чувствовать силу и неуязвимость, не знать жалости и страха. Никто не смеет приближаться к ней! Никто не смеет бросать вызов ногицунэ! Чёрная лисица оскалила белоснежные клыки, из горла вырвался низкий, угрожающий рык. Мимолётные языки пламени пробежались по блестящей тёмной шерсти, вспыхивая и тут же угасая, оставляя после себя яркие искры, светлячками взметнувшиеся в воздух. Паукообразная тень тотчас попятилась назад, исчезла в темноте за валуном, пряча испуганный блеск опалесцирующих глаз. Удаляющийся шорох дал знать о её поспешном отступлении. Ногицунэ ещё какое-то время стояла неподвижно, внимательно прислушиваясь — к окружающим звукам и к своим внутренним ощущениям. Но всё было тихо, и она направилась своей дорогою, исследуя запахи и следы. Темнота, верная союзница, скрывала лисицу, её силуэт не двигался, а будто бы перетекал в сумеречном пространстве ночного леса, чёрным дымом стелясь меж деревьев. Ветер весны был так свеж и приятен, запутавшись в кронах деревьев, он недовольно шумел, стремясь вырваться на свободу. Его мимолётное дуновение донесло издалека смутно знакомый запах. Сосредоточившись на своей цели, лисица бежала, всё больше узнавая когда-то хорошо знакомые ей места. Никаких признаков дороги или хотя бы тропинки не было, но теперь она была уверена, что идёт в нужном направлении. Сердце ёкнуло, пропустив удар, когда среди скал стал виден вход в убежище и подпиравшие его деревянные балки. Возможно, она и не заметила бы его, если бы не буквально сбивавший с ног запах человеческого жилья. Изнутри тянуло забытым теплом очага, дурманящими запахами пищи и… лошадиным потом? Лиса сморщила нос. Инстинкты настойчиво предостерегали её, твердя, что приближаться слишком опасно, поэтому ногицунэ затаилась поотдаль, залегла среди камней, внимательно наблюдая. Время тянулось слишком медленно, а терпение давалось ей с большим трудом. Но вот, наконец, изнутри донёсся голос и лиса вскочила на ноги, непроизвольно подавшись вперёд всем телом. Это был тот самый голос, который она так надеялась услышать. В дверном проёме показался мужчина. Он был облачен в шёлковое кимоно, безупречно чистое, несмотря на весеннюю грязь. Струящиеся по плечам длинные серебристые волосы также выглядели безукоризненно. Руки его были перемотаны бинтами, и чувствительные ноздри ногицунэ затрепетали, уловив едва различимый запах крови. Он был магом, а значит, вполне вероятно, был опасен. Лисица неслышно отступила глубже в лес, поспешно кутая себя покрывалом плотных теней. Маг остановился у входа в убежище, слегка оперевшись о деревянную балку, и посмотрел назад, в темноту коридора. — Понимаю, тебе не нравится это, — сказал он, обращаясь к собеседнику, что всё ещё оставался внутри. — Но сейчас у нас нет выбора. Из коридора донёсся скептический смешок. Проигнорировав его, маг вынул из рукава пузырёк со странной мутноватой жидкостью, повертел в руках. — Это необходимость, — произнёс он настойчиво, протягивая пузырёк собеседнику. Но ответом было лишь долгое, бесконечно долгое молчание. Ногицунэ застыла, вся превратившись в слух. Она должна была убедиться, что не ошиблась. — Дай слово, — в конце концов услышала она знакомый шелестящий голос. Тихая радость вспыхнула в груди, теплом разливаясь по телу. Наконец-то! Она смогла, она нашла… Ей не нужно было видеть его, чтобы точно знать — тот, кого она искала, здесь. — Настолько не доверяешь мне? — с горечью спросил тем временем маг. — Говорил тебе уже, я не желаю ей зла. — Этого мало, — последовал резкий ответ. — Знаешь же, чего хочу. Слово дай. Маг вздохнул и с некоторым осуждением покачал головою. — Ну хорошо, — сказал он мягко. — Даю тебе слово, не допущу никакого вреда её жизни или здоровью. Только после этого его собеседник принял из перемотанных бинтами рук странный пузырёк. Отблеск холодного лунного света сверкнул в сузившихся глазах колдуна. — Я отправляюсь сейчас, — произнёс он, и в его голосе больше не было мягкости. В нем холодным металлом зазвенел приказ. — У нас разные задачи этой ночью. Тебе — найти её, мне — постараться, чтобы её не нашёл кто-либо другой. — Ронина усмири. — Послышалось в ответ недовольное. — Сил нет от его геройства. Маг слегка усмехнулся. — Уже. Поручил его заботам Сатоши. Не сказать, чтобы тот был сильно этому рад. Поутру они должны отправиться в деревню. Как закончу здесь, тоже буду возвращаться. Давно уж пора. — До встречи тогда. — До встречи, — маг кивнул, собираясь было уйти, но вдруг замер. Было похоже, что его остановил жест собеседника. На несколько бесконечно долгих мгновений воцарилась звенящая тишина. Ни единый звук не нарушал царящего вокруг безмолвия, ни крик ночной птицы, ни шорох прошмыгнувшего зверька. — Такао, — услышала ногицунэ приглушённый голос, — что ты слышишь? Маг внимательно прислушался, застыв на месте. — Ничего, — ответил он наконец. — Именно. Она здесь. Ногицунэ вздрогнула, дёрнувшись всем телом. Её предала, выдала тишина! Немедленно вскочив на ноги, она сорвалась с места и кинулась в лес, не разбирая дороги. Спрятаться в горах, затеряться… Найти убежище и переждать. Она бежала прочь, гонимая неясным страхом, стыдясь своего проклятья. Скорее, скорее, не оглядываясь назад. Если обернётся — она пропала. Силы покинут её, а лапы откажутся служить, не желая уносить её прочь от него, от этого странного человека, пахнущего осенней листвою и давно забытым уютом тёплого дома… Нет! Тишина следует за нею по пятам не просто так. А лишь потому, что всё живое прячется, сторонясь той тьмы, что её окружает. Той тьмы, что она порождает. Что хорошего может такая, как она, принести этому человеку? Теперь ты чёрная лисица, одинокая изгнанница, обречённая прятаться в ночи. Ему не надо видеть тебя такой. Пусть помнит какой ты была, помнит всё хорошее, если оно у вас было… Пусть помнит то, что ты забыла. Ногицунэ неслась вперёд со всей скоростью, на которую была способна, оставляя за собою вихри клубящейся тьмы. Эмоции били через край, иглами отчаяния пронзая душу, отголосками старой боли терзая сердце. Оно колотилось всё неистовее, трепеща в груди пойманной птицею, и всё быстрее становился её бег. Ни одно существо в мире сейчас не смогло бы угнаться за нею, она была в этом уверена. Окутывавшая ногицунэ тьма несла её вперёд на чёрных крыльях. А позади оставалось всё то, что ей было когда-то дорого. Она бежала от воспоминаний, что смутными видениями проносились перед её внутренним взором. Воспоминаний о тепле, радости и свете… о тихом счастье. Но чем больше вспоминала она, тем сильнее становилась боль. Напрасно она пыталась вернуться! Напрасно искала осколки своей прежней жизни. Поздно, слишком поздно. Неужели не понимала, наивная, кем стала? В человеческой жизни ей больше нет места. Теперь она — убийца. Воплощение мести и тьмы. Чудовище, рыщущее в ночи, опасное для самой себя и для всех окружающих. Разве у такой, как она могут быть друзья?.. Разве такая, как она, может заслуживать счастья? «Нет, нет, нет, — шептал вкрадчивый шёпот в глубине сознания и на этот раз заглушить его не удавалось. — Если хочешь защитить их, защити в первую очередь от себя». Задыхаясь, она карабкалась вверх по каменистому предгорью, в надежде забиться в какую-нибудь щель и в ней укрыться, чтобы никто не услышал, как она тихо и страшно воет, горюя о своей утрате. Где-то вдалеке смутно слышался рокот водопада. Отлично, он поглотит все звуки. Или скроет их отсутствие. Теперь она будет умнее. Слишком быстрый бег отобрал все силы, мышцы в напряжённом теле ныли, отдаваясь слабостью и лёгким головокружением. Безусловно, она выиграла время, вот только что проку, если оголодавшая и измотанная, теперь упадёт, лишившись сознания. Она искала ответы на свои вопросы, а нашла лишь бесконечную тоску. Она боролась сама с собою, но в этой войне не бывает победителя. Сейчас, когда её силы на исходе, возможно настало время принять неизбежное. Устало бредя по горному склону, чёрная лисица искала убежище среди камней. Рассвет уже близок, совсем скоро слепящее солнце выкатится из-за горизонта, не оставляя ей шансов спрятаться. Шум водопада раздавался, казалось, совсем рядом, после быстрого бега её мучила жажда, но сил идти дальше не было. Завтра, решила она. Завтра она найдёт водопой, а возможно даже и добычу. Завтра… она перестанет оглядываться назад и будет смотреть лишь вперёд, принимая свою реальность такой, какая она есть. Она усвоила уроки этой ночи. Завтра она покинет эти места навсегда. Лес остался позади, а прямо перед нею высилась горная гряда. Не по-весеннему холодный ветер бушевал здесь, не сдерживаемый деревьями. Продравшись сквозь колючие заросли, лисица отряхнулась и обвела взглядом окрестности в поисках укрытия. Единственным, что попалось ей на глаза, была небольшая пещера среди скал, когда-то, вероятно, обитаемая, но нынче совершенно заброшенная. Вконец обессиленная, лиса побрела к ней. Кое-как протиснулась внутрь, обдирая бока об острые камни. Здесь веяло сыростью, узоры плесени изъели холодные стены. Она улеглась в глубине, пристроив острую мордочку на вытянутые лапы и укрывшись пушистым хвостом. Рокот водопада убаюкивал, а усталость постепенно забрала печаль и смятение. Закрыв глаза, чёрная лисица провалилась в сон.***
Она не знала, сколько времени проспала, похоже что как обычно — весь день. Серое пятно света среди кромешного мрака тесной пещеры очерчивало выход. Лиса со вздохом поднялась. Во рту пересохло, жажда мучила нестерпимо, колючими когтями царапая горло. Она сглотнула комок неприятной горечи во рту. Вкус отчаяния и безнадёжности. Но нужно было двигаться, нужно было идти, проживать ещё одну бессмысленную ночь среди сотен тысяч других предстоящих ей ночей. Бездна одиноких веков впереди стояла перед нею в своём безмолвии, и она впервые ужаснулась, заглянув в её пустые глаза. С трудом стряхнув оцепенение, ногицунэ выбралась наружу. Порыв недружелюбного горного ветра налетел, всколыхнув чёрную шерсть, заставил зажмуриться и прижать уши. Хотелось вновь вернуться в пещеру, забиться вглубь, забыться глубоким сном и не просыпаться уж никогда. Это холодный ветер навеял такие желания? Или это постепенно холодеет её собственная душа? Поблизости всё так же шумел водопад, маня свежестью и обещая скорую возможность напиться. Чёрная лисица понуро побрела в ту сторону, повинуясь животному инстинкту, который настойчиво требовал выживать любой ценою, цепляясь за жизнь до последнего. Даже если более она не имеет смысла. Один неверный шаг, и жизнь как смерч — закрутит и разрушит всё вокруг. К чему эти жалкие попытки ухватиться хоть за что-то? Допустим, ты нашла то, что так отчаянно искала. Но лишь ясней от этого поняла, что навсегда всё это потеряла. Отчаяние терзает сильнее, чем голод, изводит мучительнее, чем жажда. Оно отравляет душу, лишая сил. Но чёрная лисица продолжает идти, ступая под сень деревьев, откуда доносилось едва слышное журчание. Наконец-то — небольшой ручеёк, ответвившийся от водопада и заблудившийся средь камней. Он спешит вниз по предгорью, будто бы стремясь догнать шумящий неподалёку поток. Немного оживившись, лиса устремилась к нему и жадно припала к воде. Длинный шершавый язык замелькал часто-часто, оставляя капельки влаги на покрытом шерстью носу. Она пила долго и самозабвенно, не обращая внимания на то, как от ледяной воды заломило зубы. Наконец, немного утолив жажду, остановилась, чтобы перевести дух. Подняла голову и застыла, внезапно почувствовав, что она не одна. Он вышел из-за дерева неподалёку. Плавные, текучие движения, чёрная одежда, но ещё чернее — глаза. Такие знакомые глаза. Она содрогнулась. Не может быть… Нет, ногицунэ не услышала его приближения — все звуки скрыл рокот водопада, а он двигался слишком бесшумно. Нет, она не учуяла его — он держался с подветренной стороны и беспощадный горный ветер уносил прочь его запах. Он нашёл её убежище ещё днём, внезапно поняла она. Но не стал приближаться. Он выжидал, держась вдалеке, а затем шёл за нею, скрывая запах… Лиса потянула носом. Проклятье! Он натёр подошвы своей обуви древесными грибами! Ногицунэ зарычала в ярости, злясь на то, что позволила себя так легко провести. Чёрная шерсть на загривке встала дыбом. Он знал окрестные леса гораздо лучше, чем она, а прятаться умел не хуже, притом без всякой магии. Но всё же, он был всего лишь человеком. И сейчас ему лучше было не приближаться к разъярённой ногицунэ! Однако он и не пытался. Просто стоял там, не скрываясь и не делая попыток подойти, а его тёмные глаза смотрели на неё с такой грустью и тревогой. Он давал ей время привыкнуть к его присутствию. И постепенно шерсть на загривке чёрной лисы улеглась, а хриплое нервное дыхание стало спокойнее. Лишь красноватое пламя в глубине янтарных глаз всё ещё тускло поблескивало, будто бы два тлеющих уголька мерцали в темноте ночи. А ярость в мятущейся душе ногицунэ постепенно сменялась тоскливой печалью. Почему даже когда она решила сбежать от прошлого, прошлое само упорно её догоняет? — Здравствуй, пушистая. — Услышала она его тихий шелестящий голос. Непокорное сердце дрогнуло против её воли, защемив непонятной сладкой тоскою. Зачем он пришёл бередить её раны? Неужели не видел, чем она стала? Или… даже это его не остановило? Она упрямо мотнула головою, отгоняя непрошенные чувства, и рыкнула вновь, предупреждающе. Человек напротив медленно развёл руки в стороны, демонстрируя пустые ладони. — Тише, грозная. — Его голос отдавался мурашками во всём её теле. — Тебе не нужно меня бояться. Ты это знаешь. Он был прав, она знала это. Но боялась более всего не нападения, а той бури эмоций, что поднимались из глубин её души при одном взгляде на него. Так горько и больно… и стыдно. И вместе с тем тепло на душе. Противоречие, грозившее разорвать её на части, заставляло неметь в бессилии непослушные лапы. Она хотела бежать, но не в силах была сдвинуться с места. — Мэй? И снова это имя. Оно срывается с его губ, звучит так естественно, до дрожи знакомо. Это имя принадлежало девушке, которой она когда-то была. Но у чёрной лисицы нет имени. Есть только ночи, полные тьмы, и голод, непрекращающийся голод. Чудовище, живущее внутри неё, всегда будет требовать крови, огня и хаоса. Как скоро она начнёт убивать всех подряд, сначала оправдывая себя местью, а потом и вовсе лишившись рассудка в своём кровавом безумии? Она сделала шаг назад. Как бы трудно не было, нужно заставить себя уйти, нужно оградить его от себя. Лисица склонила голову, собираясь с силами. Один, последний, прощальный взгляд — чтобы запомнить, навсегда запечатлеть в памяти — эти глаза, эти губы, весь облик такого дорогого ей человека… перед тем как исчезнуть из его жизни навсегда. Она подняла голову, и их взгляды встретились. Он моментально прочёл в её глазах последнее «Прощай». — Нет! — сдавленно выкрикнул он, делая несколько шагов к ней. Ногицунэ уже готова была сорваться с места и кинуться в ночь, вновь задыхаясь от панического бега. Но внезапно замешкалась. Взгляд скользнул поверх его головы, зацепившись за нечто… нечто, чего там быть не должно было. Когда он приблизился, над его головою обозначилось едва различимое красноватое свечение. Леденящей лапой ужаса сдавило сердце, словно железными тисками. Он медленно подходил, а ногицунэ в отчаянии всматривалась, уже зная, что она там увидит. Слабым, призрачно-красноватым светом вырисовывались над его головою иероглифы, складываясь в одно краткое и обрекающе-страшное слово — «смерть». Ногицунэ уже видела подобный знак. Она понимала, что он означает. Этот человек приговорён к смерти. Кто-то воззвал к справедливости или мести, и теперь где-то есть сверхъестественное существо, что идёт за обречённым, стремясь отнять жизнь, а может быть, и душу. И эта метка над его головою неизбежно приведёт к нему. Приведёт рано или поздно, но неотвратимо. Чёрная лисица прижала уши к голове и надрывно, затравленно заскулила. Почему так нестерпимо рвёт болью внутренности? И откуда это уничтожающее чувство вины? — Что? Что с тобой? — Забыв про осторожность, человек кинулся к ней, опускаясь перед лисой на одно колено. Она отскочила, всё так же в панике глядя поверх его головы. Чувство вины, наваливаясь страшной тяжестью, грозило раздавить, уничтожить, превратить в прах всё, что осталось от её израненной души. Он вновь и вновь звал её по имени, но чёрная лисица вдруг задрала мордочку вверх и жутко, душераздирающе завыла. Вой разнёсся по округе, пугающим эхом откликаясь в горах, дробясь на множество осколков и затихая в синеве бездонного звёздного неба. — Нет, Мэй! — вскрикнул человек. — Нельзя шуметь! Только не сейчас. Мэй! Да послушай же ты! Он протянул к ней руки в неосознанном порыве, будто хотел обнять, прижать к груди… будто совсем не боялся. Ногицунэ осеклась. Вой, прервавшись, затих где-то в вышине, лишь отголоски эха все ещё прыгали по вершинам гор. А чёрная лисица, не двигаясь, смотрела на протянутые к ней руки. Ни один человек не касался её уже так давно. С тех самых пор как… как… красная волна боли и ярости поднялась изнутри, беспощадно ломая на своём пути все преграды. Нечего прятаться от правды, ногицунэ. Последнего, кто прикасался к тебе, ты убила. Она вскинула отчаянные глаза на того, кто сидел сейчас прямо перед нею. Рискнул бы он протянуть к ней руки, если бы знал, чего это может стоить? Или вместо тревоги она прочла бы на его лице отвращение? Стараясь внешне оставаться спокойным, он всё же не мог обмануть её — в его глазах ногицунэ видела бушующий океан чувств. Нервные движения выдавали беспокойство. Он быстро скользнул взглядом вокруг, настороженно оглядев окружавший их лес. — Мэй, прошу, — произнёс тихо. — Я не знаю, что гложет тебя. Но мы со всем разберёмся. Как всегда. «Мы» — такое простое, но давно забытое слово. Ей так захотелось вспомнить, что оно значит, хотя бы на несколько скоротечных мгновений. Ей так захотелось поверить, что это короткое слово «мы» может всё исправить… хотя она и знала, что это невозможно. Но на один лишь краткий миг она позволила себе забыться. И сделала шаг к нему. Чёрный бархатный нос потянулся навстречу протянутой к ней руке. Его пальцы подрагивали, боясь спугнуть мгновение. Она слышала, как замерло дыхание в его груди. Ноздри трепетали, ловя его запах, упиваясь им. Лиса прикрыла глаза. — Прости меня, — услышала она его шёпот. — Прости за то, что сейчас сделаю. Ногицунэ удивлённо распахнула глаза, но было поздно. В ту же секунду человек кинулся на неё, сбил своим телом, повалил на землю, подминая под себя. Она вскрикнула почти по-человечески, отчаянно сопротивляясь. Гибкое тело лисы извивалось, пытаясь вывернуться, но он держал крепко. Она взвыла в ярости. Предатель! Стоило лишь на миг потерять бдительность… Яростно клацнули зубы, беспощадно кусая всё, что было в пределах досягаемости. Он терпел укусы молча, стиснув зубы и не ослабляя хватки. Отдав ей на растерзание одну свою руку, другой он торопливо доставал спрятанный за поясом флакончик. Вокруг начинали сгущаться тени. По чёрной шерсти ногицунэ пробежали искры. Но человек поспешно откупорил флакончик зубами, выплюнул в сторону пробку. Чёрная лиса низко, угрожающе зарычала, в последний раз предупреждая. Окрашенные кровью клыки сверкнули у самого его лица. Но вдруг её рот наполнил гадкий вкус горьковатых трав, растекаясь по языку, проникая в глотку. Захлёбываясь отвратительной жидкостью, она вынужденно глотала, не прекращая отчаянно изворачиваться. Но даже сейчас, вне себя от ярости, она понимала, что не в состоянии причинить вред этому человеку. Любого другого уничтожила бы на месте, а в его руках лишь беспомощно дёргается, борясь не столько с ним, сколько с самой собою. И с каждой секундой силы покидали её всё больше. Она с удивлением поняла, что тело становится ватным, обмякает, отказываясь повиноваться. Перед глазами всё поплыло, веки стали тяжёлыми, а сознание заволокло мутной пеленою. Она в последний раз отчаянно дёрнулась, проваливаясь куда-то во тьму. А Кадзу, лёжа на земле среди камней, бережно прижимал к груди свою дикую лисицу. Его искусанные руки были в крови, одежда прожжена в нескольких местах и перепачкана грязью… но ему было всё равно. Он обнимал её ослабевшее тело и, зарывшись лицом в густой лисий мех, тихо приговаривал что-то ей на ухо, будто бы стараясь успокоить. С каждым мгновением она дёргалась всё слабее, затихая в его руках, — его необузданная, свирепая, безумная, но всё равно такая необходимая лисица. — Наконец-то… — прошептал он, всё ещё не веря, и взглянул на неё. Глаза лисы были закрыты, тело полностью расслабилось, дыхание было ровным. Он чуть ослабил хватку, проверяя, но она не шевельнулась. Такао не соврал, сонная настойка Чонгана, слегка усиленная магией, подействовала быстро и эффективно. Кадзу чуть приподнялся, разглядывая лисицу. Нежно провёл пальцами по чёрной шерсти, заворожённо наблюдая, как по ней скачут беглые искры. Живой огонь, воплощённая тьма… или девушка, которую люблю? Кем будешь ты, когда проснёшься? Неважно. Ведь проснёшься ты рядом со мною. Бесконечность дней и ночей без неё закончилась. Мэй снова была в его объятиях, и больше он не разомкнёт их, больше не позволит ей ускользнуть. Однако радоваться было рано. Сейчас нужно было срочно уходить. Осторожно прижимая лису к груди, Кадзу поднялся и огляделся. Они наделали шуму, и не исключено, что вой ногицунэ привлёк внимание. Задержаться здесь ещё хотя бы на мгновение может оказаться смертельно опасно. Оставалось надеяться, что Такао тоже справился со своей задачей. Иначе из этого леса они могут не выбраться.