«Блестят росинки. Но есть у них привкус печали. Не позабудьте!» Мацуо Басё
Масамунэ нервно расхаживал взад-вперед по просторной комнате своего временного жилища, не в силах совладать с собою. Уж сутки прошли с тех пор, как Такао взялся врачевать израненную душу Мэй при помощи магии. И всё это время дзёнин не выходил из дома Кадзу, как, собственно, и сам синоби. Находясь в полном неведении, ронин не знал, как унять растущую тревогу. Обеспокоенный разум рисовал самые страшные картины. Безусловно, Такао считает, что магическое вмешательство сейчас лучший, а возможно, и единственный выход. Но так ли это? Что будет, если этот способ не сработает и вместо прежней милой Мэй в домике на окраине деревни пробудится дикая ногицунэ? Масамунэ не знал, как ему следует поступить тогда и кого первым спасать — обезумевшую чёрную лисицу или жителей поселения от неё? Минувшая ночь прошла без сна. Ронин бодрствовал, каждый миг ожидая возможных новостей. И сейчас, с наступлением утра, меряя шагами пустую комнату, он то и дело останавливался у открытого окна, напряжённо оглядывая дорожку, ведущую к крыльцу, в тщетной надежде увидеть хоть кого-нибудь. Но никого не было, лишь весенний ветер, играя, тихо звенел колокольчиками, висевшими на веранде. Одинокий звук звучал тоскливо в утренней тишине. «Серебряных колокольчиков перезвон — словно её смех… Услышу ль его ещё когда-нибудь?» — внезапно подумалось Масамунэ. Предоставленный самому себе, он находил в своём одиночестве лишь один положительный момент — можно было не скрывать своих чувств. Тяжесть, камнем лежавшую на сердце, усилием воли было не развеять. С ней приходилось мириться, так же как и с мучительным ожиданием, которое, казалось, никогда не закончится. Пытаясь хоть немного отвлечься, Масамунэ решил сходить на конюшню — проведать Кирин. Верная соратница, лишь она была рядом во всех его невзгодах, тонко чувствуя настроение хозяина. Ронин вышел на крыльцо, поплотнее запахнувшись в верхнюю одежду, и остановился под навесом, укрывавшим веранду. Свежий ветерок дохнул в лицо прохладою, шевельнул волосы, принеся с собою запах нагретой солнцем земли и первых цветов. Масамунэ глубоко вздохнул, прикрыв глаза. Даже ароматы весны не способны были прогнать привкус печали, глубоко въевшийся в саму его душу за последнее время. «Я бродил по миру в поисках мести и смерти во имя исполнения долга. А нашёл девушку, что стала для меня путеводной звездою во тьме. О, какая злая судьба! Теперь месть и смерть преследуют и губят её. А я ничем не в силах ей помочь. Бесполезному и потерянному, мне остаётся лишь ждать, полагаясь на других…» — размышлял он. Печальные мысли текли неспешной рекою, воды которой постепенно начинали затапливать Масамунэ с головой. Заметив это, он встряхнулся, решительно сдвинув брови, и твердо решил не позволить тоске взять верх над собою. Он уже было вознамерился сойти с крыльца и отправиться в конюшню, как вдруг… На дорожке, ведущей к его дому, появился человек. Даже завидев его издалека, не узнать было невозможно. Струящееся светлое кимоно, плавная кошачья походка и серебристые волосы, ниспадающие на плечи. Дзёнин! Неужели глава клана Наито решил явиться к нему лично? Сердце бешено заколотилось, заклокотало где-то в горле. Это могло означать всё что угодно, в том числе и самое худшее. Ценою невероятных усилий, Масамунэ заставил себя остаться на месте, с достоинством дожидаясь приближения Такао. Дзёнин шёл медленно, неспешно, будто бы с трудом. Каждый его шаг — ещё один глухой удар сердца, готового сорваться в пропасть, каждый миг промедления — агония измученной ожиданием души. Но вот наконец он взошёл на крыльцо. Остановился напротив Араи, пряча обмотанные бинтами руки в широких рукавах кимоно. С трудом сохранив внешнее спокойствие, Масамунэ почтительно поклонился, приветствуя. Его взгляд мимоходом отметил болезненную бледность Такао и следы глубокой усталости на лице. — Доброго утра тебе, Масамунэ, — поприветствовал тот его, отвечая на поклон лёгким кивком головы. — Здравствуй, дзёнин, — отозвался Араи, и неожиданно осипший голос показался ему незнакомым. — Полагаю, ты пришёл с новостями? Проницательные синие глаза мага скользнули по его лицу, а губы наметили лёгкую улыбку. — И с хорошими притом, — сказал он чуть устало. — Мэй проснулась. Её состояние на данный момент опасений не вызывает. Дыхание на миг остановилось в груди Масамунэ. Не в силах поверить услышанному, он потрясённо глядел на дзёнина. Тот слегка кивнул, подтверждая, и повторил: — Всё в порядке. Ронин медленно и с трудом выдохнул, чувствуя, как скрутившая внутренности тревога потихоньку отпускает, разжимая свои стальные тиски. — Но… как это возможно? — выговорил он наконец. — Мне удалось выстроить барьеры в её сознании, изолировав воспоминания о пережитом ею, — терпеливо пояснил Такао. — Насколько прочные — не знаю. Поэтому лучше сейчас не напоминать ей о чём-либо, что может вызвать болезненные переживания. Ты понимаешь меня, Масамунэ? Последняя фраза была произнесена с нажимом, и дзёнин требовательно взглянул в глаза ронина. — Да-да, конечно, — рассеянно ответил тот, явно собираясь тотчас же отправиться навестить Мэй. Такао устало и осуждающе покачал головою. Затем выпрямился, усилием воли скидывая усталость с плеч и возвращая себе горделивую осанку дзёнина. Твёрдый голос прозвучал повелительно: — Масамунэ! Не ходи. Ронин замер, застигнутый врасплох непреклонностью тона и холодностью взгляда дзёнина. Недоумевающе поглядел в непроницаемые синие глаза. — Не ходи, — повторил Такао уже чуть мягче. — Мэй только что очнулась. Дай ей немного оправиться, прийти в себя. Думаю, она сейчас не готова к множеству визитов. Бурные впечатления не пойдут на пользу. Ей нужен отдых в спокойной обстановке. «В спокойной обстановке… то есть, рядом с Кадзу», — молнией пронеслась непрошенная мысль, прежде чем он успел уследить за нею. Впервые за долгое время Масамунэ почувствовал лёгкий укол зависти. Синоби сейчас постоянно находится рядом с Мэй, а ему не позволено даже мельком её увидеть… Но, тут же устыдившись своих недостойных чувств, ронин опустил голову. — Сейчас в первую очередь нужно думать о том, как лучше для Мэй, — тихо сказал он, то ли дзёнину, то ли самому себе. — Если ты считаешь, что так будет лучше, — я полагаюсь на твои суждения. Такао взглянул на него с пониманием и некоторым уважением. — Не тревожься, — произнёс сочувственно. — Завтра я проверю её состояние и, если всё будет хорошо, лично провожу её повидаться с тобою. А сегодня пусть отдыхает. Масамунэ низко, почтительно поклонился. — Я благодарен тебе, дзёнин… Очень за многое. Уточнять не потребовалось, Такао понял всё без лишних слов и ответил лёгким непринуждённым поклоном. Затем едва заметно ободряюще улыбнулся и сошёл с крыльца, направляясь, по всей видимости, к себе домой. А Масамунэ так и остался стоять, провожая его взглядом. Наблюдая за удаляющейся фигурой дзёнина, он отметил, с каким же трудом даётся тому каждый шаг. «Его едва ли ветром не сдувает, — подумалось ему. — А эта нездоровая бледность лица… Ох и нелегко даётся магия людям. Подумать только! Я подозревал этого человека в наихудших намерениях, а он себя не пожалел, чтобы помочь Мэй. Хотя…неизвестно, какие у него истинные мотивы и цели. Но если правда то, что он сказал, и сейчас с Мэй действительно всё хорошо…» Обрывки рваных мыслей понеслись галопом. Происходящее казалось невозможным, но вдруг судьба всё же сжалилась над ним, и уже завтра он сможет увидеть её милое лицо, услышать дорогой сердцу голос, заглянуть в большие загадочные глаза. Масамунэ поднял голову, подставляя лицо весеннему ветру, и открыто, широко улыбнулся. Будто бы гигантская тяжесть наконец свалилась с плеч, и впервые за долгое время он вновь мог дышать полной грудью. Уже завтра. Завтра…***
Масамунэ проснулся рано на рассвете следующего дня, разбуженный сумбурным сном. Видимо, беспокойство давало о себе знать, и встревоженный разум, собрав воедино обрывки тоскливых воспоминаний, послал ему смутные видения. Метаясь в своей постели, он вновь видел себя бредущим через недружелюбный лес, полный шорохов и шёпотов, а рядом с ним цокала копытами Кирин. Он заново переживал падение, среди лавины осыпающихся камней, и слышал вдали её встревоженное ржание. Снова видел себя лежащим на дне оврага, в грязи и крови… И отчётливо помнил мягкое, ласковое прикосновение нежной женской руки, что гладила его по волосам. А затем… слепящее закатное солнце и огненно-красную пятихвостую лисицу в его лучах. Дёрнувшись всем телом, Масамунэ пробудился. Но ещё долго лежал в своей одинокой постели, размышляя, в нетерпеливом ожидании утра. На этот раз он вспомнил кое-что ещё. Едва различимый запах сладкого майского мёда, неуловимо витавший в воздухе… Странно. Такао и Кадзу были уверены, что ему не померещилось, и пятихвостая кицунэ действительно была там. Масамунэ же не был в этом столь уверен, не зная, насколько можно доверять своим воспоминаниям. Но сейчас, ощущение её присутствия казалось таким реальным. Если мёбу и в самом деле была тогда рядом с ним, то… зачем? Он тряхнул головою и резко поднялся, отгоняя назойливые мысли. Не имеет смысла думать об этом сейчас. Сейчас нужно готовиться. Масамунэ твердо решил для себя, что сегодня он во что бы то ни стало увидит Мэй. Даже если дзёнин не позволит ей подниматься с постели, он навестит её сам. Но, как раз когда Масамунэ заканчивал завтрак, на дорожке у дома раздались голоса. Звонкий голос Сатоши было слышно издалека — не отличавшийся сдержанностью ни в чём, молодой синоби шутил и балагурил, очевидно, развлекая спутников. Ронин поспешно выглянул в окно. Он сразу разглядел вдали сдержанно улыбавшегося шуткам дзёнина, тёмную фигуру Кадзу… и хрупкую фигурку девушки, что пряталась под зонтиком. Под зонтиком, что он ей когда-то подарил. Стараясь унять волнение истосковавшегося сердца, Масамунэ открыл дверь, встречая гостей на пороге. Утро выдалось ясным, на лазурной голубизне неба виднелись лишь редкие пушистые облака, не мешавшие сиянию весеннего солнца. Но гораздо ярче сияло радостью в душе Масамунэ предвкушение долгожданной встречи. Они приблизились, и девушка наконец опустила зонтик, ступая под навес. Остальные остались стоять неподалёку, дабы не мешать их встрече. Первое, что поразило Масамунэ, было то, как сильно она исхудала. На бледном лице остро обозначились высокие скулы, а бездонные тёмные глаза казались теперь ещё огромнее. В тесном вырезе кимоно виднелась тоненькая шея. Мэй казалась невероятно маленькой и хрупкой, закутанная в одежду, которая неожиданно стала ей велика. Но сама она улыбалась, глядя на Масамунэ влажными, лучившимися радостью глазами. С замиранием сердца он протянул ей руку, помогая взойти на крыльцо, и девушка с готовностью вложила свои тонкие прохладные пальчики в его ладонь. — Масамунэ, — произнесла она мягко, преодолевая пару ступеней и останавливаясь напротив него. От звука этого голоса, произносившего его имя, и от соприкосновения их рук тёплая волна поднялась внутри него, взметнулась вверх, ударила в грудь, влилась в сердце, которое вновь забилось чаще и мощнее. Он хотел было что-то сказать, но счастье стояло предательским комом в горле. Поэтому Масамунэ лишь крепче сжал её ладонь в своей руке, не отрывая взгляда от сияющих глаз девушки. И она ответила ему едва ощутимым пожатием. Воистину, Мэй была способна сотворить волшебство даже без всякой магии. Ронин и не представлял, что так мало нужно ему, скитальцу, для счастья. Лишь эти глаза да лёгкое прикосновение её руки. Всё, что он может себя позволить… но и это во сто крат дороже, чем вся его бесталанная жизнь. — Мэй, — тихо вымолвил он наконец, с трудом возвращая себе голос. Её имя — словно молитва, словно заклинание… словно призыв измученной души, ищущей своего спасения. И в ответ, дрогнув, расползаются в улыбке её бледные губы. Масамунэ не смел шелохнуться, боясь спугнуть мгновение, которое стоило для него целого мира. — Я так долго этого ждал… — сказал он, и долго сдерживаемая боль прорезалась в голосе, царапнув душу. — Знаю. — Мэй виновато опустила ресницы. — Сатоши сказал, что вы все за меня очень сильно волновались… — Как же, — фыркнул где-то за её спиною Кадзу. — Особенно он, болтливый. — А что? Я волновался! — немедленно возмутился Сатоши. — Прямо-таки ночей не спал, веришь ли, Мэй?.. Сдержанные улыбки стали ему ответом. Масамунэ бросил на Кадзу полный признательности взгляд, безмолвно благодаря его за то, что тот подарил ему это бесценное мгновение с Мэй. Тот едва заметно кивнул. Дзёнин первым сделал шаг вперёд. — Что ж, как я и обещал — как только Мэй стало лучше, я проводил её к тебе, — сказал он с достоинством, но затем улыбнулся и добавил: — Прости, что привел с собою несколько больше народа, чем рассчитывал. — Кадзу просто сейчас не очень хорошо относится к идее вновь упускать нашу хвостатую из виду, — заговорщицки шепнул Сатоши ронину. — А этот вообще по дороге навязался, любопытный, — буркнул Кадзу, кивая на Сатоши. Масамунэ улыбнулся открыто и радушно. — Я рад всем вам, — произнёс он, кланяясь. — И за многое вам благодарен. Однако ни к чему нам беседовать на крыльце. Прошу вас, проходите в дом. Мэй немного оживилась, глаза лукаво заблестели привычным загадочным блеском. — С удовольствием заварю нам всем чай, если позволишь, — произнесла она, кланяясь Масамунэ как хозяину дома. — Как удачно, что мы вновь собрались все вместе. Это пробуждает столько приятных воспоминаний. Ронин заметил, как нервно дёрнулся Кадзу при слове «воспоминания», непроизвольно беря Мэй за руку. Девушка смутилась, но руки не отняла. Бледные щёки её залил румянец. — Прекрасная идея, — одобрительно заметил Такао. — Спасибо, Мэй. С удовольствием выпью чаю в такой приятной компании. — Замечательно, — подхватил Сатоши. — Действительно, опять все в сборе. Не хватает только Кирин. Ронин, как она относится к чаепитию?.. Он собирался было продолжить развивать эту тему, но Кадзу бесцеремонно подтолкнул его под локоть, заставляя пройти внутрь. Они расположились вокруг стола, ожидая, пока вскипит чайник, и ведя неспешную беседу. Масамунэ украдкой наблюдал за Мэй, хлопотавшей над чашками. Она открывала разные коробочки с чаем, придирчиво принюхивалась, иногда неодобрительно морщилась. И действительно выглядела вполне нормальной, полностью походя на себя прежнюю. Может быть, вышла какая-то ошибка и вовсе нет никакой пугающей ногицунэ? Может быть, напрасны все страхи? Он тут же ощутил на себе пристальный, предостерегающий взгляд Кадзу. «Опасается, что я расслаблюсь и скажу что-нибудь лишнее, — понял он. — Оберегает Мэй всеми силами. Да только и я скорее умру, чем подвергну её опасности». И, отведя взгляд, Масамунэ вернулся к общей беседе. Разговор стал весьма оживлённым. Хоть в воздухе и витало некое напряжение, смешиваясь с ароматом свежезаваренного чая, в целом настроение у всех было вполне хорошим. Как будто тень угрозы, висевшая над ними тёмной тяжёлой тучею так долго, теперь наконец рассеялась. И пусть даже в глубине души все понимали, что угроза эта лишь затаилась на время, но этим ярким солнечным утром так хотелось верить, что всё плохое осталось позади… — Весна приближается столь стремительно, — заметила Мэй, разливая чай по чашкам. — Нужно бы уже готовиться к поездке в столицу. На Праздник красоты нельзя опоздать. Сидящие за столом мужчины переглянулись. На несколько мгновений наступила тишина. Мэй встревоженно оглядела их. Её тонкая рука с чайником застыла над одной из чашек. — Мэй, ты ещё не полностью оправилась, — осторожно начал дзёнин. — Сначала тебе нужно восстановиться, а там видно будет. — Но… наш план, он ведь в силе, не так ли? — Девушка забеспокоилась. — Клан не отказывается от контракта? Все вопросительно посмотрели на дзёнина. Такао спокойно помешивал чай в маленькой чашке, затем неторопливо и с изяществом сделал небольшой глоток. «Тянет время, — догадался Масамунэ, — обдумывает ответ. Хотя наверняка решил всё уже давно. Однако берёт паузу, ещё раз всё взвешивая». Дзёнин наконец поставил чашку на стол, поднял голову и взглянул на Мэй прямо. — Не отказывается, — сказал он спокойно. Где-то сбоку от Масамунэ поперхнулся чаем Сатоши. Он закашлялся, а Мэй, пользуясь этим, позволила себе облегчённо выдохнуть. Кадзу молча и пристально смотрел на дзёнина, словно пытаясь разгадать его мысли. Бесполезная затея даже для того, кто знает Такао так хорошо. — Благодарю тебя, дзёнин. — Мэй поставила чайник на стол и поклонилась. — Знаю, я сейчас не готова… Но дайте мне немного времени, и обещаю, я вас не подведу. Такао с достоинством склонил голову, принимая её ответ. — Сейчас для тебя главное — тренировки, — уклончиво сказал он, — а там посмотрим. Как только Чонган разрешит, ты должна будешь вернуться к подготовке. — Ох, дедушка Чонган… — спохватилась Мэй. — Я же обещалась зайти к нему как можно скорее… — Тогда допивай свой чай, и я провожу тебя, — подал голос Сатоши, поглядывая на остальных. — Надеюсь, вытерпят они немного без твоего «приятного общества». Он с усмешкою взглянул на Кадзу, ожидая привычной реакции, но тот был серьёзен и сосредоточен. Мысли его витали где-то далеко отсюда, и остроты Сатоши не попали в цель. А Масамунэ с тоскою глядел на Мэй. Заторопившаяся девушка быстро выпила свой чай и яркой птицею упорхнула прочь, лишь улыбнувшись на прощание и пообещав вскоре наведаться вновь. Когда за ними закрылась дверь, трое мужчин остались наедине. — Ты серьёзно? — прямо спросил Кадзу, первым нарушая тишину. — Насчёт контракта? Да, — невозмутимо отвечал Такао. — Клан не откажется от заказа, пока я жив, я это уже говорил. Будет ли в этом участвовать Мэй — пока под вопросом. Но из деревни её увезти нужно будет, мы это обсуждали. Как минимум, Праздник красоты — это хороший предлог. — Лжем про то, что с нею было, лжём про то, что будет… — хмуро сказал Масамунэ. — Что дальше? Вечно ей лгать станете? Скрывать правду о ней же самой? Дзёнин поглядел на него пристально, словно бы насквозь пронзив взглядом. — Разумеется, нет. Когда она будет готова, нам предстоит рассказать ей правду. Это будет тяжёлый и неприятный момент, но он необходим. Только зная, чего ожидать, она сможет этому противостоять. Кадзу молча смотрел куда-то поверх их голов, в открытое окно — туда, где в ветвях дерева резвились беззаботные птицы, распевая песни. Масамунэ догадывался, о чем сейчас думает синоби. Именно он будет тем, кому придётся разрушить мир Мэй до основания, рассказав ей правду. Разрушить, чтобы она смогла воссоздать его заново. Если сможет. — А пока что — пусть тренируется, — продолжал тем временем Такао. — Будто бы для Праздника красоты. Но истинной задачей для нас всех будет подготовить её, укрепить тело и дух. Помочь пройти свой духовный путь. — Пусть будет так, — сказал Масамунэ, готовый полагаться на решения дзёнина гораздо больше, чем ранее. — Решено, — отрезал Кадзу, вставая из-за стола. — Тогда не станем терять время.***
Дни потянулись привычной чередою. Мэй восстанавливалась, набираясь сил, и с каждым днём всё более походила на себя прежнюю. Кадзу усиленно занимался с нею медитацией, посвящая этому по многу часов в день. Дзёнин обучал теории магии, отрабатывая пассы рукой без применения силы. И оба они считали, что для физических нагрузок Мэй пока что ещё недостаточно окрепла. Но, несмотря на это, Масамунэ виделся с нею довольно часто — девушка то и дело наведывалась к нему в гости, устав от уроков своих настойчивых учителей. Пару раз им удалось даже выбраться вместе на короткие прогулки по окрестностям деревни. Ронину всё больше начинало казаться, что Мэй тяготится пребыванием среди людей. Но в том была и их вина — синоби теперь сторонились кицунэ, обходя десятой дорогою, шептались за её спиною, провожая тревожными взглядами. И даже Кими, когда-то столь заботливая, теперь поглядывала на неё с опаскою. Лишь старый Чонган всегда был рад видеть Мэй. Для него, так много на своём веку повидавшего, ничего не изменилось — в его глазах она оставалась всё той же милой девочкой, которая делила с ним дом и житейские трудности долгое время. А однажды даже спасла жизнь, не побоявшись рискнуть своею. Никакие «сказки» о злой и страшной ногицунэ не беспокоили старика, он лишь отмахивался от них раздражённо, не желая и слушать. Также время от времени появлялся Сатоши, принося последние новости и сплетни, по возможности развлекая кицунэ своей бессмысленной болтовнёю, обильно приправленной сарказмом. И без того небольшой круг общения Мэй теперь сводился лишь к этим нескольким людям, и всё чаще Масамунэ замечал на её милом личике тень печали, которую ей не удавалось скрыть. Но вот однажды, когда ветви сакуры украсили первые робкие бутоны цветов, старый Чонган наконец-то разрешил ей возобновить тренировки с оружием. Поворчав немного, старик заставил Мэй выпить какой-то травяной отвар и на всякий случай заранее пригрозил всем её учителям страшными карами, если вдруг они вздумают извести девушку неумеренными нагрузками. И сейчас Масамунэ стоял в пустом тренировочном зале, с трепетом, который удивлял его самого, ожидая появления своей ученицы. Вертя в руке тренировочный боккэн, он размышлял о том, как пройдёт их первый урок. В полумраке просторного помещения тихо хлопнула входная дверь, послышались лёгкие шаги. Войдя в зал для тренировок, Мэй привычно трижды поклонилась, и Масамунэ почувствовал гордость, разливавшуюся в душе. Что бы там ни происходило, а девушка не забыла, чему он её учил. — Неужели я опоздала? — спросила она обеспокоенно, подходя к нему. — Вовсе нет. Это я предпочёл сегодня прийти пораньше, — ронин поприветствовал её открытой улыбкою. — Ты готова? Одетая в удобную тренировочную одежду, какую носили ниндзя, с туго собранными на затылке волосами, Мэй всё же выглядела слегка растерянной. Но, собравшись с духом, решительно кивнула и ступила на татами. — Стоит ли мне взять мой деревянный веер? — спросила она неуверенно. — Нет, давай пока освежим в памяти навыки уклонения, — сказал ронин, перехватывая боккэн поудобнее. Они вышли на середину зала и почтительно поклонились друг другу. Затем Масамунэ встал в стойку и начался их своеобразный танец. Для начала ронин сделал пару лёгких выпадов, двигаясь медленно, проверяя реакцию девушки. Она без труда уклонилась, уходя от ударов плавным движением — всё как он учил. Тогда Масамунэ начал постепенно, очень аккуратно наращивать темп. Мэй справлялась, неожиданно быстрая, подвижная. В её глазах начинал разгораться лукавый огонёк азарта, щёки раскраснелись, а движения стали уверенными. Ловко проскользнув под его оружием, она неожиданно оказалась у него за спиною. В бою это могло бы стоить ему жизни, и Масамунэ молниеносно развернулся, нанося удар рефлекторно. Из такой позиции увернуться было сложно, боккэн должен был поразить цель… Но Мэй внезапно пружинисто отскочила прочь, крутнувшись в прыжке, и по-звериному приземлилась на полусогнутые ноги, пригнувшись и разведя в стороны готовые к атаке руки. Странное выражение промелькнуло на её лице, дикое, первобытное. Казалось, она готова была оскалить зубы и рвать противника когтями, если придётся. Масамунэ остановился, опустил боккэн. Хищное выражение на лице Мэй уступило место замешательству. Она выпрямилась, потёрла лоб — всё ещё разгорячённая, но недоумевающая. — Прошу, прости, Масамунэ, — пробормотала она. — Я увлеклась… Ронин нахмурился. Он столько слышал про пугающую ногицунэ, но сам ни разу не видел Мэй в этом облике. Поэтому ему легко было, так же как и старому Чонгану, отмахиваться от этих мыслей. Но сейчас… на миг он увидел в таком дорогом ему лице девушки проглянувшую тень дикой лисицы, что таилась у неё внутри. И удушающая тревога стальной хваткой вновь стиснула его горло. Однако он быстро совладал с собою, придавая лицу привычное спокойное выражение. Ведь на него смотрели огромные непонимающие глаза растерянной девушки. — Нет, не так, Мэй, — произнёс он ровным голосом. — Отпрыгивая от удара, ты рискуешь неудачно приземлиться, оступиться и упасть; или же наткнуться на препятствие. Уходи в бок, оставайся спокойна. Не полагайся на инстинкты, контролируй движение. Понимай, что ты делаешь и для чего. — Да-да, хорошо, — послушно закивала девушка. — Я постараюсь. Спасибо тебе за науку. Она вновь низко поклонилась, но Масамунэ видел, что растерянность с прелестного личика так и не ушла. — Передохнём, — решил он тогда. — Ты сегодня отлично справилась. И, поставив боккэн на стойку для оружия, ронин присел на скамью, стоявшую подле стены. Мэй с каким-то потерянным видом молча опустилась рядом. Долго глядела в пол прямо перед собою. Затем наконец спросила, не поднимая головы: — Что со мною происходит, Масамунэ? Я чувствую, как что-то изменилось, но не могу понять что. Я дала слово не ворошить свои воспоминания, и я стараюсь их не ворошить. Но иногда неосознанно поступаю так, как раньше никогда бы не поступила. Сама себя не понимаю. А люди вокруг… я вижу, как они на меня смотрят. Слышу, как шепчутся за спиною. Это место было моим домом, а что теперь? Это они изменились или я?.. Она подняла на него грустные, умоляющие глаза. В минуту смятения Мэй искала у него поддержки и совета, потому что считала его своим другом. А он… А он лишь опустил голову. Что он мог на это ей ответить? Ничего. Страх навредить был слишком силён. Собственное бессилие разъедало душу, словно ржавчина, уродующая сверкающее лезвие катаны. Поэтому вновь они сидели рядом молча — кицунэ и ронин. Совсем как в былые времена. И, как и всегда, даже если Масамунэ не мог помочь ей, то, по крайней мере, был рядом. Ранам её души так просто не зажить. И пусть в сознании нет воспоминаний, пережитое оставило свой след где-то глубоко внутри. Он не заметен глазу, и так легко представить, что его и вовсе нет. Но нельзя обманывать себя бесконечно. Вспять историю не повернуть, и иногда всё, что ты можешь, — быть верным, несмотря ни на что. Быть верным до самой смерти. Продолжать урок сегодня больше не было смысла, поэтому через какое-то время Мэй глубоко вздохнула и поднялась. Бледно, но благодарно улыбнулась и поклонилась, прощаясь. — Проводить тебя? — спросил Масамунэ, втайне надеясь побыть с нею ещё хоть немного. — Нет, не стоит, — откликнулась она. — Кадзу ждёт меня. Ронин кивнул, принимая ответ, и тоже поклонился. Мэй вышла, щурясь от яркого солнца, а он остался стоять в дверях, наблюдая, как из тени деревьев появилась тёмная фигура Кадзу. Приблизившись к девушке, он немедленно взял её за руку. О чём-то переговариваясь, эти двое направились вдоль по улице — в сторону своего дома. Масамунэ невольно отвёл глаза. — Надеюсь, ты хорошо понимаешь, что делаешь, — раздался сбоку тихий женский голос. Ронин удивлённо вскинул голову и встретился глазами с Азуми, вышедшей из-за угла. Он сурово сдвинул брови. — Как посмела заговорить со мною, отверженная? — холодно спросил он. — Отверженная? — фыркнула девушка. — И это мне говорит ронин, нашедший пристанище среди клана синоби. Думаешь, ты здесь не чужой? Масамунэ внимательно вгляделся в её лицо. Безусловно красивое, оно тем не менее было обезображено заносчивостью и гордыней. Не желая вступать с нею в разговор, ронин собирался уже уходить, как вдруг она подошла к нему вплотную и процедила сквозь сжатые зубы: — Ты не ответил на вопрос. Понимаешь ли ты, что делаешь? Что вы все делаете? Аккуратно обойдя её, Масамунэ сошёл с крыльца и невозмутимо направился прочь. — Вы тренируете убийцу! — донёсся ему в спину её сдавленный крик.