«Мотылек сгорел? Но важнее, что он решился Лететь на свет». Икэниси Гонсуй
Что способно изменить человека навсегда? Бездонные глаза, в которых можно тонуть бесконечно, ласковый голос, который хочется слушать вечно, прикосновения нежных рук, которые он не в силах отпустить… Или же тёмная тайна, что мрачной тенью пролегла меж двух некогда самых близких людей? Тайна, полная страха потери и боли, которой не избежать. Тайна, что почти физически ощущается в воздухе между ними даже в самые светлые моменты, проводимые вместе. Она молчит. Он отводит глаза. Кадзу резко пригнулся и перекатился влево, отскакивая. Тренировочный боккэн свистнул над головою, рассекая спёртый воздух тренировочного зала и чудом не задев висок. — Ты стал медлителен, — послышалось насмешливое. — В облаках витаешь. Сатоши, сидя на скамье у стены, с интересом наблюдал за поединком. Стоявший напротив Кадзу Хонг опустил боккэн и оглянулся на него с усмешкою. — Покажи как надо, говорливый, — смахивая пот со лба, едко процедил Кадзу. — О нет, благодарю покорно, — поспешно отозвался Сатоши. — Хонг меня гоняет сегодня с самого утра. Оставшись за главного, он почувствовал власть, и теперь с ним совсем не сладить. Кадзу только фыркнул, убирая тренировочное оружие на предназначенную для него стойку. А Хонг, улыбаясь, подошёл к Сатоши и шутливо толкнул того кулаком в плечо. Молодой ниндзя со смехом попытался уклониться. — От Такао ничего? — спросил Кадзу, отрешённо глядя на деревянный веер, красовавшийся на стойке рядом, с которым обычно тренировалась Мэй. — Ничего, — оборачиваясь к нему, Хонг развел руками. — Но ты же его знаешь. Дзёнин не склонен отчитываться о ходе своих дел. — Не нравится это, — сказал Кадзу. — Предчувствие скверное. Криво усмехнувшись, Сатоши запустил пальцы в волосы, взъерошивая их. — У меня скверное предчувствие с тех пор, как мы в деревню вернулись, — пробормотал он. — Как будто тучи всё больше сгущаются над нашей головою. И люди неспокойны… — Ты знаешь почему, — жёстко добавил Хонг, глядя прямо в глаза Кадзу. Тот смерил их обоих холодным взглядом. Разумеется, нужно быть полностью слепым и глухим, дабы не замечать, как жители деревни косятся на Мэй, всячески избегая встречи с непредсказуемой кицунэ. Если бы не защита Такао, кто знает, до чего бы дошло. — Хотел бы я знать, кто распускает слухи, — процедил Кадзу. — И как люди вообще узнали про ногицунэ. Сатоши неловко крякнул, потирая затылок. Его глаза беспорядочно блуждали, избегая встречаться взглядом с пронзительными глазами Кадзу. — Боюсь, моя мать могла рассказать… — проговорил он виновато. — И рассказать не тем людям. — Не тем? — голос Кадзу скрежетнул ржавым металлом, больно царапнув сердце. Опустив голову ещё больше, Сатоши только что-то невнятно промямлил. Хонг присел рядом, кладя руку ему на плечо и настойчиво заглядывая в глаза. Но тут у входа хлопнула дверь, и троим синоби пришлось прервать разговор. В помещение вошёл Масамунэ, трижды почтительно кланяясь, как того требовали традиции. Ступив на татами, он кратко приветствовал присутствующих. — Ты опоздал, — бросил Кадзу безразлично. — Прошу прощения. — Ронин едва заметно склонил голову, обозначив поклон. — Мне пришлось отвлечься. По дороге я стал свидетелем пренеприятнейшей сцены: на Мэй, рискнувшую выйти из дому в одиночестве, набросилась Азуми с обвинениями. Чувствуя, как в его сердце закипает обжигающая едкая ярость, Кадзу непроизвольно сжал рукоять ножа. — Что рассказать успела? — выговорил с трудом, сквозь зубы. — К счастью, ничего, — поспешил успокоить его Масамунэ. — Она лишь бросалась громкими словами. Мне удалось прервать их вовремя. Но, Кадзу, это уже не первый случай. До этого она подходила ко мне. Злые глаза синоби сузились, становясь беспощадными. В них разгорался мрачный мстительный огонь. Он не сказал ни слова, но плотно сомкнутые губы его побелели от напряжения. Сатоши проследил взглядом за его рукою, всё крепче сжимающей нож. — Кадзу, — тихо сказал он, поднимаясь и подходя к другу, — только без глупостей. Тот резко обернулся к нему, обжигая яростным огнём горящих глаз. Застигнутый врасплох силой злого отчаяния, сквозившего в этом взгляде, Сатоши отступил на шаг. — И почему же? — низким, вибрирующим угрозой голосом спросил Кадзу. — Ты знаешь Азуми, — попытался возразить Сатоши. — Она неплохая девушка. Возможно, даже считает, что защищает свой клан от угрозы… Ну не начинай закипать, не все знают Мэй так уж хорошо. — И точно не все верят в неё так же, как ты, — осторожно вставил Хонг. — Но это не повод её провоцировать. — Хмурясь, Масамунэ встал рядом с Кадзу. Это было крайне непривычно, но синоби спиною почувствовал его безоговорочную поддержку и непоколебимую готовность сделать всё, что потребуется ради той, что так дорога им обоим. Странно было осознавать, что сейчас он может доверять чужаку, хуже того — бывшему самураю — гораздо больше, чем друзьям, бок о бок с которыми прошла едва ли не вся его жизнь. Кадзу невольно передёрнул плечами. — Давайте все воздержимся от необдуманных действий до возвращения Такао, — примирительно сказал Хонг. — Нам и без того есть чем заняться, разве нет? Последние слова были обращены ко всем присутствующим, но смотрел он только на Кадзу. И взгляд этот был намёком, призванным напомнить синоби о том, о чём он столь старательно пытался забыть всё утро. Занимая себя тренировками тела, легче всего подавить смятение духа, мечущегося в беспомощном отчаянии. Гораздо проще было бы пройти испытание огнём и железом, болью и кровью, чем испытание полными печали глазами той девушки, что значила для него больше, чем весь остальной мир. — Где сейчас Мэй? — спросил он упавшим голосом. — Я проводил её к выходу из деревни, — сказал Масамунэ, пряча руки в просторных рукавах кимоно. — Она пожелала отправиться на пробежку. — Отпустил её одну? — моментально ощетинился Кадзу, тут же забывая про мгновение единства и взаимопонимания с ронином, в слепой готовности сражаться со всем миром за свою лисицу. — Мы же не можем запереть её, Кадзу. — Развёл руками Хонг, заступаясь за Масамунэ. — Твоё стремление уберечь её понятно, но оно может только навредить… Более не слушая их, Кадзу развернулся и быстро направился к выходу из тренировочного зала. — Погоди… — начал было Хонг, вновь пытаясь сгладить ситуацию и охладить пыл синоби, но Сатоши остановил его. — Оставь, — сказал он вполголоса. — Бесполезно. Он считает, что только ему известно, как будет лучше. Когда тяжёлая дверь за ним закрылась, Кадзу перестал слышать их голоса. Мысли тотчас же накинулись стаей голодных волков, терзая и разрывая на части. Как выдержать то, что предстоит ему выдержать сегодня? Как взять и своими руками разрушить жизнь той, что дороже для него его собственной жизни? Разве возможно это — разбить её мир вдребезги и безжалостно смотреть, как гаснет свет в прекрасных глазах? А потом… кто ответит ему, что будет потом? Оправится ли Мэй когда-нибудь от ужаса правды, или рухнут барьеры, и она вновь сорвётся в пропасть, убегая во тьму, чтобы спрятаться от себя самой? Такао наказал увести её из деревни для разговора, очевидно предполагая, что такой вариант возможен. А значит, сегодня вечером он может вновь её потерять. Кадзу стиснул зубы, сжимая кулаки до хруста. Боль и страх, ставшие его верными спутниками с тех пор как Мэй очнулась, переставали быть лишь смутно беспокоящими призраками на границе сознания, обретали реальность и форму. Их час приближался, и они впивались в его душу с всё большим остервенением, разрывая на части внутренности. Горькая сладость последних недель принесла им с Мэй множество счастливых мгновений, но всё же каждый миг каждого дня, крепко держа её за руку, Кадзу вглядывался в бездонные глаза своей лисицы, с тревогой ожидая увидеть в них непроглядную тьму дикой ногицунэ. И вот настал тот день, когда его кошмары могли стать реальностью. Добравшись до своего дома, Кадзу торопливо открыл дверь, надеясь как всегда увидеть внутри такую знакомую фигуру девушки и радостную улыбку, которой она встречала его каждый раз. Но Мэй ещё не вернулась. Синоби не без труда успокоил внутреннее беспокойство, решив выждать какое-то время. В чём-то прав был Хонг — нехорошо душить её своей чрезмерной опекой. Он смутно удивился, сколь привычным стало её присутствие в его некогда одиноком жилище. Теперь без неё оно казалось совершенно пустым и неуютным. Спасало лишь то, что незримое присутствие Мэй ощущалось повсюду, — в аромате цветов, стоявших у окна, в книгах по магии, поселившихся на полке, в ярких зонтиках, висевших у входа, в аккуратно расставленных чашках на небольшой кухне, в изысканных украшениях, лежавших подле старого зеркала. Подойдя к нему, Кадзу задумчиво пропустил меж пальцев её шёлковую ленту для волос, повязанную на раму, и устало прикрыл глаза. Тихий вздох сорвался с губ беззвучной мольбою — о том, чтобы её присутствие не превратилось в воспоминание. Дни проходят, она вроде бы спокойна, и ты думаешь, что всё в порядке. Пока не замечаешь, как она теряет нить разговора и замолкает, уходя в себя. То, как она смеётся, и то, как говорит, — всё кажется таким привычным, но в глубине её глаз таится растерянность. Её разум — место, где ей не скрыться от преследующих её видений прошлого. И тебе не защитить её, не развеять их мановением руки. Наконец, стряхнув с себя тоскливое оцепенение, синоби взял дорожную сумку и принялся ходить по дому, скупыми резкими движениями собирая всё, что могло понадобиться для прогулки. Немного еды и напитков, покрывало, тёплую одежду на случай холодного вечера. Но вдруг Кадзу замер, остановившись подле одного из шкафчиков. Поразмыслив, медленно достал оттуда небольшой пузырёк с мутноватой жидкостью. Настойка сонных трав, усиленная магией… Единственное средство, что помогло угомонить ногицунэ в прошлый раз. Словно в каком-то мрачном забытьи вертел он его в руках, разглядывая. Тошно, противно… почти подло брать его с собою. Но терять Мэй Кадзу более был не намерен. Вновь выпустить её из своих объятий, позволить затеряться в полных опасностей лесах, дать раствориться во тьме ночи и во тьме её собственной души… О, как жестоко обманула судьба! Нет, не такой жизни она заслуживала — нежная, ранимая, искренняя девушка. Её самоотверженность сыграла с нею злую шутку, загнав в капкан безысходности. Но он не оставит её, разделив всю боль на двоих, — это единственное, что он может сделать для неё, рискнув раскрыть ей страшную правду о ней самой. Лёгкие торопливые шаги на крыльце вырвали Кадзу из тёмного омута мыслей. Страх, завладевший разумом, заглушил советы сердца и возражения совести. Быстро спрятав пузырёк за пояс, он обернулся к двери. Слегка запыхавшаяся Мэй вошла в комнату и смущённо остановилась, увидев его. Цепкий взгляд синоби пробежался по фигуре девушки, отмечая малейшие изменения. Чуть растрёпанные волосы, горящие глаза, лихорадочный румянец на щеках… Внутри сжалось тугим комком напряжение, рождая дурное предчувствие в сердце. Что могло так взволновать обычно спокойную и сдержанную девушку? А главное, насколько сильно она взволнована? — Мэй? — спросил он осторожно, не отпуская её лицо глазами. Поспешно пригладив волосы, она нервно поправила складки на кимоно, выпрямила спину и встретила его взгляд. Кицунэ очень старалась выглядеть спокойной, но глаза её блестели, выдавая нетерпение и беспокойство. В несколько быстрых шагов синоби преодолел расстояние между ними и его руки легли на плечи девушки. Немного растерявшись от его близости, Мэй пробормотала: — Кадзу… Мне нужно тебе кое-что рассказать. Кажется, мне нечаянно удалось узнать нечто важное. Болезненный укол внутри — и чувство нарастающей тревоги разлилось в груди, сдавливая рёбра, мешая дышать. Оно росло и ширилось, исподволь вытесняя все другие ощущения. Неосознанно он крепче сжал её плечи, будто боясь что она ускользнёт из его объятий прямо сейчас. — От кого? — сдавленно спросил он, мысленно поклявшись, что если это вновь козни Азуми, то найдёт и своими руками придушит подлую. Мэй смешалась на секунду, растерянно отводя взгляд. Потом заговорила быстро, сбивчиво: — Я не могу сказать, кто… Ёкай… давний мой знакомый. Я обещала не говорить о нём людям. Но Кадзу… — её глаза засветились радостью. — То что он мне рассказал… Это невероятно! Это может всё изменить, перевернуть мою жизнь… Она взволнованно прижала руки к груди, не в силах найти слов. Кадзу видел, как пылают её щёки, как дёрганными становятся движения и эмоции начинают брать верх над разумом. Это было опасно, очень опасно. Каким бы не вышел этот разговор, он так или иначе приведёт их к той самой рискованной откровенности, которая становилась всё более неотвратимой. И Кадзу не знал, что на самом деле тяжелее — рассказать Мэй всё о её тёмной природе, или продолжать жить во лжи, скрывая от неё правду день за днём. — Дыши ровнее, загадочная, — сказал он спокойным голосом, ласково заправляя за ухо прядь её чёрных волос, выбившуюся из причёски. — Прогуляться хотели, помнишь? Самое время сейчас. По дороге всё расскажешь. Или когда придём. Он видел нетерпение в её горящих глазах, но не позволял ему взять верх над нею, спокойным голосом и ласковыми движениями успокаивая его, снижая накал эмоций. В ушах стояли слова Такао, его строгий наказ: «Уведи её из деревни». Ведь если случится так, что Мэй сорвётся прямо посреди поселения и наружу вырвется дикая ногицунэ — все последующие жертвы будут на его совести. К счастью, полностью доверявшая ему девушка послушно, хоть и не без труда, смирила свой пыл и согласно кивнула. — Пожалуй, мне стоит переодеться, — заметила она. — Я не задержу надолго. И, улыбнувшись слегка рассеянно, она упорхнула в спальню, намереваясь привести себя в порядок. Оставшись ненадолго в одиночестве, Кадзу медленно прошёлся по комнате, стараясь угомонить быстрый и беспорядочный бег мыслей. Внутри него шла война противоречивых чувств и бороться с собою становилось всё сложнее. Он взглянул в сторону двери, за которой скрылась Мэй. Жизнь вновь бросала вызов, заставляя сделать то, что грозило потерей хрупкого, обманчивого равновесия их маленького уютного мира. Часть его души хотела не совершать этого, продлить сладкое спокойствие и забвение, другая же часть кричала о невозможности продолжать неискренность с тою, что стала для него ближе и роднее всех в этом мире. Порождённое этой борьбою внутреннее терзание выворачивало душу наизнанку. Терзания прервала Мэй, появившись в дверях спальни, облачённая в ярко-красное кимоно, расшитое серебристыми нитями. В её чёрных волосах красовался алый цветок в окружении серебрянных лепестков — кандзаси было подобрано точно в цвет наряда, как и красная помада на чувственных губах, тронутых загадочной улыбкою. Большие, чёрные как ночь глаза кицунэ радостно блестели, предвкушая прогулку и приятное совместное времяпрепровождение. Знала бы она, каких усилий Кадзу стоило ничем не выдать своих чувств в этот момент — его сердце будто тупым ножом кромсали. Кимоно цвета крови — сможет ли оно спрятать раны на твоей душе, которым предстоит сегодня вскрыться? Поцелуи горячих губ — смогут ли унять боль, что пронзит тебя осознанием правды? Свет любви сможет ли сохранить сердце от тёмного безумия? Или нам суждено обоим сегодня сгореть в пламени отчаяния, проклиная судьбу… Протянув ей руку, Кадзу сдержанно улыбнулся, надеясь, что улыбка скроет сквозящую во взгляде тоску. — Неотразимая, — сказал тихо, сжимая её пальцы. — Даже солнце ослепишь красотою. Мэй смущённо опустила глаза, но он успел заметить отблеск счастья, мелькнувший в их бездонной глубине. Она старалась. Она хотела быть красивой для него. Сколько внутренних терзаний способен вынести человек? Однажды даже самое стойкое сердце не выдержит испытаний, вынуждая человека сломаться. Решив не дожидаться этого момента, Кадзу решительно повёл Мэй к выходу. Нужно покончить с неизбежным поскорее. Он видел, что нетерпение одолевает и её тоже. Ей явно очень хотелось рассказать ему новости, поделиться важным и сокровенным. Но она сдерживала себя, ожидая подходящего момента и не желая проявить невнимание к его усилиям. Вместе они быстро прошли через деревню. Редкие прохожие, видя рядом с Мэй Кадзу, старались в их сторону не смотреть, усердно делая вид, что заняты разглядыванием окружающего пейзажа. Но синоби прекрасно знал, что во время его отсутствия всё не так, хотя кицунэ никогда не жаловалась и сносила всё молча, с бесконечным терпением принимая изменившееся отношение к себе. И всё же, когда деревня осталась позади и крыши домов ниндзя скрылись за деревьями, им обоим стало будто бы легче дышать. Всё так же держа девушку за руку, Кадзу повёл её одному ему известной тропою, постепенно поднимавшейся по взгорью. Влажная свежесть весеннего леса приятно холодила кожу, воздух был наполнен стрекотанием цикад. Косые лучи солнца пробивались сквозь листву деревьев, играя бликами света на земле. Мэй с любопытством оглядывалась вокруг. — Кажется, я здесь ещё не бывала, — заметила она. — Бывала, — отозвался Кадзу. — Просто не помнишь. Ты тогда болела. — Этой дорогою ты впервые принёс меня в деревню, — догадалась Мэй. — Когда я в беспамятстве была. Кадзу молча кивнул, покосившись на неё. На губах девушки играла мечтательная улыбка, глаза светились счастьем. Всплывшие в памяти воспоминания были ей приятны, как и эта совместная прогулка. Знала бы она, зачем он уводит её прочь из деревни… — Не устала? — стараясь не думать о предстоящем, спросил Кадзу. — Вовсе нет, — ответила она. — Здесь красиво. Это была правда. Они поднимались всё выше, и лес постепенно редел, а среди деревьев то и дело встречались большие камни, увитые плющом. Яркие бабочки порхали над цветами, раскидистые листья папоротника чуть покачивались на ветру. Издалека доносился едва слышный шум водопада, а впереди чернели скалы. — Пройдём через пещеру, — проговорил синоби, ища глазами вход, скрывавшейся под горной грядою. — Так быстрее. Мэй с готовностью шагнула следом за ним в тёмный проём. Синоби отметил про себя, какой ловкой и выносливой она стала, насколько уверенно и свободно теперь чувствовала себя и в лесу, и в горах. Не осталось и следа от той беспомощной девушки, которую он нёс когда-то на руках через эту пещеру. Осознаёт ли она сама, насколько изменилась? Извилистый узкий проход вскоре вывел их вновь на лесистый склон. Грохот водопада стал громче, и Кадзу повёл Мэй вдоль склона горы — туда, где меж деревьев виднелся просвет. Вскоре лес перед ними расступился и они вышли на залитую солнцем поляну у невысокого обрыва. — Кадзу… — ахнула Мэй. — Это необыкновенно! Обрамлённая с трёх сторон лесом небольшая поляна была покрыта ковром весенних цветов. Среди них кое-где виднелись большие гладкие валуны, словно островки в этом цветочном море. А с обрыва открывался прекрасный вид на шумевший вдали водопад. С вершины высокой, первозданной горы, сложенной из тёмного камня, сверзался мощный поток воды, скачущий вниз по острым, будто бы отточенным, камням, разбиваясь об них в мельчайшие брызги, далеко по сторонам рассыпая водную пыль и разнося шум. Величественный и прекрасный, водопад был окутан белесым туманом, поражая воображение своей красотою. Отпустив наконец руку Кадзу, Мэй пошла вперёд, легонько касаясь пальцами головок цветов, разглядывая и впитывая красоту этого места. Остановилась у обрыва, глядя на то, как пенится вода у подножия водопада и несётся мимо широкой рекою. Ясное синее небо отражалось в её водах, словно в тёмном зеркале. Кицунэ замерла, любуясь. Стараясь её не тревожить, синоби скинул с плеча сумку и достал из неё широкое покрывало. Расстелил на земле, аккуратно расправил. Следом из сумки появилась еда и напитки. Мэй обернулась и поражённо охнула, завидев всё это. Потом, спохватившись, кинулась помогать. Кадзу с молчаливой улыбкою наблюдал за её деловитыми, но сохранявшими изящество движениями. — Извини, чай заварить не получится, заботливая, — сказал он, откупоривая бутылочку с ячменным напитком мугича и протягивая ей. С благодарностью приняв напиток, Мэй отпила немного и едва заметно поморщилась. На её алых губах прозрачными блёстками остались мелкие капельки кисло-сладкого напитка. Усмехнувшись, Кадзу присел рядом с нею на покрывало, забрал бутылку из её рук и отставил в сторону, не отрывая глаз от сидевшей перед ним девушки. Даже среди окружавших их великолепных цветов, она была цветком самым красивым. Я слышу, как твоё сердце бьётся всё чаще, когда я близко. Я считаю каждый твой вздох, молясь, чтобы он не превратился в стон. Огонь и тьма спрятаны глубоко внутри тебя, но я вижу их в глубине твоих глаз. Сможешь ли ты сдержать их, когда открою тебе душу? Сможешь ли сберечь всё, что у нас было, когда твой мир будет висеть на волоске?.. Он прильнул к её губам горячим жадным поцелуем, ощущая их кисловатую сладость. Застигнутая врасплох девушка сначала широко распахнула удивлённые глаза, но затем томно опустила ресницы, начиная утопать в магии поцелуя, более сладкого, чем любой напиток. Аромат цветов дурманил, смешиваясь с запахом её волос. Улыбаясь сквозь поцелуй, Мэй обвила руками его шею. Губы пылали желанием, но сердце разъедала мучительная боль, рождаемая одной единственной бьющейся в сознании мыслью, — а вдруг это в последний раз? Что, если их губы больше не соприкоснутся, разделённые навсегда стеною холода? И тем сильнее, тем отчаяннее была жажда запомнить всё, каждый миг прикосновения, близости и единения, каждый миг этого пока ещё беззаботного счастья. Кадзу так хотелось сжать её в объятиях, продлить последний поцелуй её губ, запечатлеть в памяти, чтобы навсегда оставить на своих его тепло и нежность. Но вместо этого он слегка отстранился, заботливо и очень аккуратно поправил складки ткани на её плече, смятые его пальцами. — Погоди, нежная, — сказал тихо. — Тебе поесть нужно. Кицунэ взглянула на него игриво, с иронией приподняла бровь. Глаза её блестели лукавством. Послушно взяв в руки рисовую лепёшку, принялась жевать, оглядываясь вокруг. Наступало время заката, и запад постепенно окрашивался в багровый цвет. Отблески раскалённого солнца сверкали в брызгах водопада, делая их похожими на расплавленное золото. Вечер обещал быть ясным и свежим, северный ветер гнал отрывистые тучки по голубым сводам неба, и вершины лесов шумели, вторя водопаду, качаясь взад и вперёд. — Кадзу, спасибо. — Мэй посмотрела на него, и от нежности, сквозившей в её голосе, горечь комом подступила к горлу. — Спасибо, что показал мне это прекрасное место. Я чувствую себя здесь так… умиротворённо. Он печально усмехнулся. Да, в этом и заключался его простой план. Красота и умиротворённость природы, вкусная еда и напитки, чувство близости и безопасности — всё это должно было помочь Мэй расслабиться и тогда возможно… только возможно… предстоящий разговор пройдёт легче. Вот только кто же знал, что это окажется такой пыткой для него самого. Быть рядом с нею, видеть её радость и доверие, осознавая, что стоит ему сказать несколько слов — и погаснет свет в её прекрасных глазах. Нет! Ещё не сейчас. Пусть не садится проклятое солнце, пусть продлится этот день ещё немного, позволив ему украсть ещё хоть несколько мгновений счастья… Но неумолимый бег времени невозможно было остановить — роковой час приближался. Кадзу безучастно жевал лепёшку, не чувствуя её вкуса. Заметив его состояние, Мэй немного встревожилась и попыталась развлечь его, рассказывая легенду о богине солнца Аматэрасу и её брате, повелевающем морем. — Не было никого дружнее их на свете, но всё же однажды случилась между ними ссора, — рассказывала она. — Богиня Аматэрасу удалилась в пещеру, отказавшись выходить. И весь мир погрузился во тьму. Тогда другие боги нашли красного петуха, пение которого возвещает рассвет. Он пел так громко и так красиво, что богиня вышла посмотреть на него, и мир снова озарился солнцем. — Символично, — хмыкнул Кадзу, глядя как последний блеск алой полосы заката, отражаясь от зеркальной воды, дрожащими бликами ложится на мокрые скалы. Знаешь ли ты, что, если уйдёшь, мой мир погрузится во тьму? Кто тогда вернёт мне тебя? Ты — как обещание счастья, которое никогда не исполнится… Ты — словно тихий шёпот в конце каждого моего безнадёжного крика. После всех этих лет, когда одиночество превращалось в безумие, всё, что я хотел от тебя — чтобы ты просто была рядом, помогая мне перевернуть эту страницу. Растерянная девушка умолкла, опустив глаза. Заметив это, Кадзу придвинулся к ней и взял её руку в свою. — Прости, Мэй, — мягко сказал он. — Не думай, что не слушаю. — Хорошо, — пробормотала она, немного волнуясь. — Потому что я весь день хочу рассказать тебе… но не знаю как. И всё жду подходящего момента. Внутреннее напряжение, съедавшее Кадзу, достигло предела, становясь почти осязаемым. Он со всей ясностью понял — время пришло. Тихие сумерки опускались на землю, где-то в лесу протяжно и заунывно кричала одинокая птица. Оттягивать решающий момент больше не было возможности. И с отчаянием обречённого он сделал шаг вперёд, в пропасть. — Говори. Мэй вскинула голову, разглядывая его лицо, неосознанно ища поддержки. Он чуть сжал её руку, подбадривая. Собравшись с духом, она начала: — Знаю, это наверняка прозвучит странно. Но ещё зимой мне довелось подружиться с одним ёкаем, обитающим поблизости. Он умеет слышать шёпот ветра и всегда знает, что происходит в окрестных лесах. Зимой он помог мне, предупредил о… — она запнулась, с трудом заставляя себя выговорить это имя. — О Хромом. Я ему верю. Поэтому была крайне удивлена, когда мне довелось увидеть его вновь и узнать от него, что… Мэй умолкла на миг, глубоко вдохнула и выдохнула. На её побледневшем от волнения лице ярко выделялись почти чёрные от переизбытка чувств глаза. — Что в лесах поблизости видели другую кицунэ, — наконец выговорила она. — Кицунэ с пятью хвостами. Сердце Кадзу дрогнуло и оборвалось, падая куда-то вниз, в холодную и бездонную пропасть, разбиваясь на тысячи осколков, оглушительный звон которых стоял в ушах, мешая слышать. Мэй что-то ещё быстро говорила, но её нежный голос не мог пробиться сквозь пелену удушающей тревоги, застилавшей сознание. Ценой нечеловеческих усилий Кадзу заставлял себя продолжать смотреть на неё невидящими глазами и сохранять прежнее выражение лица. — …это мой шанс, — донеслось будто откуда-то издалека. — Если найду её, то наконец смогу получить ответы на свои вопросы. А быть может и обрести в её лице ценного союзника… — Нет, — произнёс Кадзу бесцветным голосом. Увлёкшаяся мечтами Мэй вздрогнула и непонимающе посмотрела на него. — Нет? Почему нет? Кто-то убивает всех кицунэ, а значит Привратник наш общий враг. А она ведь ничего не знает о нём. Быть может, она ищет ответы, так же как и я когда-то… — Она ищет тебя, — грудь сдавило с такой силою, что Кадзу с трудом выталкивал слова из перехваченного горла. — И нельзя, чтобы нашла. Вот оно. Повисшее в воздухе оглушительное молчание. Даже отдалённый шум водопада не мог его нарушить. Мэй застыла, казалось, перестав дышать. Её огромные глаза глядели на него неверяще. В их тёмной глубине зарождалось понимание, росло с каждой секундою, наполняя их ужасом. Она медленно отдёрнула руку, которую он держал. Обмирая, Кадзу почувствовал как выскользнули тонкие пальцы из его ладони. — Ты… знал. Это не было вопросом. В один миг она поняла, что самый дорогой для неё человек всё это время скрывал такую важную для неё правду. Осознанно мешал её встрече с другой кицунэ. — Почему?.. — шепнула она едва слышно, побелевшими губами. — Так нужно было, — сдавленно произнёс Кадзу. — Тебе нельзя её видеть. Пару судорожных вдохов, чтобы решиться — и он поднял на неё глаза. Посмотрел прямо. — Потому что она убьёт тебя. Мэй отшатнулась, будто от удара. Голос её стал выше, зазвенел дрожащей натянутой струною, когда повторила громче: — Почему? А Кадзу вынужден был продолжать, глядя в эти полные боли и растерянности глаза. Вынужден был вымолвить те самые слова, после которых не будет дороги обратно. Для них обоих. — Это её долг. Мэй… ты ногицунэ. Тишина обрушилась страшной, уничтожающей тяжестью. Застывшее время задрожало вокруг них, остановившись вместе с дыханием в груди. Пространство искривилось, и мир перестал существовать, беззвучно развалившись на части. Он остался один на один с ужасом в её огромных глазах. И не было слов, которые он мог бы сказать, потому что не существовало слов, способных всё исправить. В этом бесконечном, застывшем в агонии отчаяния мгновении они оба молча умирали — каждый по-своему. И выносить это больше не было сил. Наконец Мэй медленно, очень медленно поднялась. Тихий шорох шёлкового кимоно — два шага назад. Прочь от него. «Нет!» Кадзу вскочил на ноги. В сгущающихся сумерках её лицо было смертельно бледным, совсем таким как когда-то… когда-то давно, когда он впервые увидел в ней ногицунэ. — Мэй!.. — выдохнул он, делая шаг к ней. — Не подходи! — вскрикнула девушка, отпрянув и выставляя перед собою руку. И вдруг отчаянно вскрикнула, хватаясь за голову. — Всё это уже было, — простонала она. — Уже было! Её ноги подкосились, и Мэй упала на колени, сжимая виски руками. Кадзу кинулся к ней, стиснул в объятиях. Она раскачивалась и бормотала, как в бреду: — Ночь… деревья вокруг… огонь и дым… зарево пожара… капли крови на земле… человек, висящий в воздухе… и ты! Ты был там! Она снова закричала, страшно и дико, забилась в его руках, пытаясь высвободиться. Но Кадзу только прижимал её к себе крепче, шепча на ухо: — Кричи, если можешь, бей, если хочешь, — я не уйду. Останусь с тобой, даже если возненавидишь. Пальцы Мэй судорожно цеплялись за его одежду, царапая кожу сквозь тонкую ткань, дыхание вырывалось вместе со всхлипами, но слёз не было. Огонь воспоминаний терзал её, сжигая изнутри, готовый прорваться наружу потоками бушующего пламени отчаяния. Её трясло крупной дрожью, с губ срывались бессвязные обрывки слов: — Я не могу вспомнить… Я не могу вспомнить… Что вы сделали со мною?! — выкрикнула она внезапно громко и с невероятной силою оттолкнула от себя Кадзу. В глубине её зрачков полыхнуло пламя. Мэй медленно поднялась на ноги, вскинула голову. Вокруг будто бы стало темнее. Над головой померкли первые звезды, затянутые чёрной дымкою. Из леса, от деревьев, к девушке потянулись длинные тёмные тени. Земля у её ног начинала медленно тлеть. Кадзу поднялся с земли и сделал шаг к ней, но остановился, наткнувшись, словно на лезвие ножа, на её предостерегающий взгляд. Понял — ещё одно неверное движение, и она сорвётся, умчится в лес чёрной лисицею и не вернётся к нему уже никогда. Он готов был сделать всё что угодно, сказать всё что угодно сейчас, лишь бы удержать её. Он это понимал и знал, что и Мэй это понимает. Именно поэтому она сейчас не поверит ни единому его слову. Он для неё в эту минуту — лжец, гнусный предатель, не заслуживающий доверия. Поэтому он молчал. И только отчаянный, затравленный взгляд светился страхом и мольбою. Посмотри в мои глаза и скажи мне, что ты видишь — прекрасные мечты о счастье, рассыпающиеся в прах? Прикоснись к моей груди и скажи мне, что ты чувствуешь — израненное сердце, покрывающееся рубцами и шрамами? Мне бы хотелось, чтобы я мог уберечь тебя от этого, стереть всё плохое, заставить твоё сердце снова поверить… но увы, я плохой лжец. И я не хочу притворяться. Только не перед тобою. Гулкое биение сердца отсчитывало секунды, проносящиеся между ними. Кадзу молчал, вглядываясь в её лицо, и более всего на свете боялся сейчас увидеть, как её глаза затягивает сплошной пеленой рвущейся изнутри тьмы. А стоящая напротив него девушка просто дышала — часто, тяжело, но уже без всхлипов. Казалось, силы постепенно покидают её и ярость уступает место бескрайнему отчаянию. Она прикрыла глаза — всего на миг — и тихо выдохнула. А потом отвернулась. Не зная, что делать, балансируя на грани между отчаянием и безумной надеждой, Кадзу впервые в жизни чувствовал себя таким беспомощным. Сейчас на кону было так много, и любое неверное движение или не к месту сказанное слово могло стоить ему всего. Мэй долго стояла не двигаясь, пугающе, неестественно неподвижно. Кадзу больше не мог видеть её лица, только прямую напряжённую спину. Но вот наконец она качнулась вперёд, сделала первый шаг и… медленно пошла в сторону леса. Туда, откуда к ней тянулись, стелясь по земле, тёмные дымные тени. Чувствуя, как ужас и безысходность поднимаются изнутри, заполняя всё его тело и душу, ломая его волю, Кадзу смотрел, как Мэй делает шаг за шагом, будто в каком-то трансе, даже не оглянувшись на него в последний раз. Её пальцы вновь едва заметно касаются закрывшихся на ночь цветов. «Всё не может так закончиться… — стучит в висках, тупой болью отдаваясь в теле. — Не может так закончиться… Прошу, не заставляй меня проходить через это снова!» Сам не заметив как, Кадзу сделал порывистый шаг следом. — Не оставляй… Мэй! — сорвалось с губ, как тысячи раз до этого в его ночных кошмарах, где она исчезала в ночи, сливаясь с тьмою. И внезапно девушка вздрогнула, остановившись. Понуро опущенная спина напряжённо выпрямилась. Она тоже вспомнила. Его тихий шёпот в тишине спальни, его ночные кошмары, его молчаливый страх и их переплетённые пальцы. Мэй обхватила себя руками, опуская голову. Её плечи вздрагивали. Боясь дышать, Кадзу сделал первый шаг к ней. Потом ещё один, и ещё… Красное кимоно цвета крови… оно казалось почти чёрным в темноте, но зловещие тёмные тени, тянувшие свои хищные пальцы к изящной фигурке девушки, постепенно отступали, уползая обратно в лес. Подойдя к Мэй вплотную, Кадзу молча положил горячие ладони на её хрупкие, вздрагивающие плечи. Тихий, прерывистый вздох сорвался с её губ. И его пальцев коснулась её холодная ладонь, накрывая. В этот миг внутреннее напряжение, душившее Кадзу весь этот бесконечно долгий день, наконец ушло, всё тело расслабилось, судорога, скрутившая горло, отпустила, и лёгкие немедленно втянули в себя первую порцию свежего воздуха. — Прости… — едва успела прошептать Мэй, прежде чем он стиснул её в объятиях. Я слышу, как внизу отдаётся эхом шум водопада. А вдали звёзды встречаются с горизонтом. И я протягиваю руку, чтобы дотянуться до света, света внутри тебя. Я чувствую, как мечется твоя душа, и вижу как пылает пламя в твоих глазах, в твоих диких глазах. Я знаю охватывающую тебя боль, мне знаком сжимающий тебя страх. Только не сдавайся. Скажи, что ты переживёшь это, и я умру ради тебя. Обняв тебя крепче, я жду, когда мы оба наконец сможем снова дышать. Прошу, не бойся — я буду с тобою, и когда тьма развеется, рассвет разобьёт тишину, кричащую в наших сердцах.Огонь воспоминаний
3 ноября 2021 г. в 20:00