«На сломанной ветке Цветки сакуры еще живы. Но не отведать вишен». Каваками Фухаку
Обрыв над рекой, луна над водой… Серебристой лентою струится водопад, сбегая по скалам. Лес неподалёку шумит кронами деревьев, полнится ночными звуками и шорохами, стрекотанием цикад и благоуханием жасмина. Жизнь вокруг продолжается, идёт своим чередом, и ей нет дела до страстей человеческих. Мэй молча сидела на расстеленном среди спящих цветов покрывале, устремив взгляд вверх, на поблёскивающие в вышине холодные, безразличные звёзды. Кадзу сидел рядом с нею. Она ощущала плечом тепло его тела, чувствовала на себе обеспокоенный взгляд синоби, но не могла заставить себя обернуться и посмотреть ему в глаза. К счастью он, как всегда понимающий, не торопил её и просто был рядом, давая девушке время прийти в себя. Она горько улыбнулась. Прийти в себя? Возможно ли это вообще, осуществимо ли теперь, когда она со всей ясностью поняла — ей никогда уж более не быть прежней. Эта ночь изменила всё, перевернув её жизнь с ног на голову. Воспоминания вспыхивали и гасли, обрывочные, бессвязные… После ужаса и паники, перемешанных в хаосе мыслей и чувств, наступило странное опустошение и безразличие. Будто бы всё это происходило не с нею. — Сколько? — бесцветным голосом спросила она, первой нарушая тишину. Молчание было ей ответом. Кадзу едва ощутимо шевельнулся. Повернув наконец голову, Мэй встретила его вопросительный взгляд. — Скольких людей я убила? — Она не позволила своему голосу дрогнуть, глядя на него с упрямой решимостью. Синоби отвёл глаза. Устремив взгляд куда-то в тёмное ночное небо, ответил шершаво: — Не считал. Видел тебя всего дважды, когда была ногицунэ. — И оба раза я?.. Она запнулась. Слово «убивала» застряло в горле болезненным комом, мешая дышать. Вытолкнуть его из себя ещё раз было невероятно сложно. Но Кадзу понял её и без слов. — Да, — последовал краткий ответ. — Расскажи мне. — Мэй… — Я должна знать, что я такое. — Голос девушки был твёрдым, но в нём сквозило отчаяние обречённой. — Должна понимать. Пальцы Кадзу нашли её руку в темноте, легонько сжали. Лунный свет очерчивал его профиль, плотно сжатые губы и играющие под кожей желваки. Она видела, как ему тяжело, как непросто вымолвить слова, которые причинят ей неведомую доселе боль. Боль, которую порождает уничтожающее чувство вины. — Пожалуйста, помоги мне, — попросила она тихо, опуская голову. — Вы решили, что мне не нужно помнить. Вы воздвигли стены в моём сознании, через которые мне не пробиться… потому что хотели защитить меня от ужаса этих воспоминаний. Я понимаю. Но чудовище всё ещё живёт внутри меня. Я чувствую это, я знаю это, и теперь многое встаёт на свои места. Я должна знать, на что оно способно. Помоги мне понять, как с ним справиться. — Помогал тебе понять всё это время, отчаянная. — Непривычная грусть в его голосе заставила её вскинуть голову. — Но если упорно хочешь знать, расскажу. Мэй сжала его руку в ответ — лёгкое прикосновение, словно молчаливое обещание быть рядом, остаться здесь, сколь бы тяжело ни было пережить всё то, что ей предстояло услышать. Сколь сильно ни было бы желание сбежать от всего и спрятаться. Её боль ещё не повод причинить боль так же и ему, самому близкому для неё человеку. Нет… её боль должна остаться только её болью, и платить за свои ошибки она тоже должна сама. Помедлив немного, Кадзу начал свой рассказ. Его тихий голос плыл в ночном воздухе осторожно, словно бы боясь потревожить… но не тишину вокруг, а хрупкий покой в душе сидящей рядом с ним девушки. И, слушая его, Мэй чувствовала, как отливает от лица кровь, как немеют губы, не способные более вымолвить ни слова, как холодеют пальцы, начиная мелко дрожать. Было невероятно, невозможно подумать, что всё это происходило с нею, и временами она будто бы слушала пугающе страшный рассказ — о ком-то другом, не о себе. Лишь болезненные проблески обрывочных воспоминаний время от времени заставляли с беспощадной жестокостью осознавать — всё это было на самом деле. Бесполезно бежать, не имеет смысла прятаться… Это жуткое осознание навсегда теперь с нею, и тёмной тенью последует оно по её следам, куда бы она ни шла. Поцелуи лжи несомненно приятнее ядовитых укусов истины. Но невозможно прятаться от самой себя вечно. Увы, прошлое никогда не покидает настоящего. Оно дремлет в его тёмных недрах в ожидании своего часа. А когда этот час приходит, ничто не спасёт тебя от столкновения с реальностью. Ты идёшь над пропастью, ступая по остриям ножей, и каждый шаг пронзает болью. Как же найти в себе силы стерпеть, как не сорваться в пустоту? Как суметь быть храброй, как позволить себе любить, когда ты до полусмерти напугана? Ещё один миг, ещё один вздох, ещё один безмолвный крик… Твоё сердце кричит в пустоту, но твоя рука в его руке, и ты знаешь — он тебя слышит. Поэтому делаешь ещё один шаг. Столкновение с реальностью было страшным. Невыносимо тяжелый камень лёг на душу непосильным грузом, грозя раздавить леденеющее сердце… Она убивала. Отнимала чьи-то жизни. Нет, не для того, чтобы защитить себя, а потому что она хотела этого. Она этим наслаждалась. Зверь внутри неё жаждал крови и боли, он ею питался, ликуя от чужих страданий, давая ей чувство силы и власти над жизнью и смертью. Мэй смутно помнила это чувство, затаившееся где-то глубоко в подсознании и лишь изредка напоминающее о себе голодным желанием. Как жить с этим? Как найти в себе силы справиться, не шагнув с обрыва прямо сейчас, дабы избавить мир разом от угрозы? — Мэй? — услышала она рядом мягкий голос. Завершив свой непростой рассказ, Кадзу уже некоторое время молча сидел рядом с девушкой, внимательно вглядываясь в её лицо. Мэй упорно не поднимала головы, глядя вниз, на их сцепленные руки. Она знала, он видит, как вся жизнь проносится у неё перед глазами — сейчас, когда она внезапно осознала, что все её кошмары были реальностью. Чувствовала — он будет рядом несмотря ни на что, в жизни или в смерти. Он воздвигал вокруг себя стены, потому что так было нужно — чтобы защитить её от правды. Он сам же их сейчас и разрушил, открывшись безоговорочно, в своей абсолютной готовности помочь ей вновь найти путь к самой себе. Но как бы сильно она не желала этого — имеет ли она право оставаться рядом с ним, зная теперь, какую представляет угрозу? — Кадзу… — Мэй наконец решилась взглянуть ему в глаза, более всего на свете боясь заметить в них страх и отвращение, которое ей часто доводилось видеть в глазах других жителей деревни синоби. Теперь она знала почему… Но в обычно таких колючих глазах ниндзя сейчас не было ни страха, ни злости. Только понимание и глубокая печаль. — Кадзу, — повторила Мэй, и голос сорвался на тихий шёпот: — Прости меня. Тебе столько всего пришлось пережить… Грустная улыбка едва заметной тенью легла на его губы. Он взял её лицо в ладони, настойчиво глядя в полные отчаяния глаза кицунэ, блестевшие влагой в неверном свете звёзд. — Брось. Не твоя вина, — сказал твёрдо. — Ты не выбирала такой судьбы. Он сделал это с тобою. Кадзу не назвал имени, но Мэй поняла. Отвратительный холодок мурашками пробежался вдоль позвоночника. Хромой. «Я всегда добиваюсь своего, помнишь?» — всплыла в памяти сопровождаемая мерзким хохотом фраза. Внезапное осознание того, что его слова оказались правдою, что её злейший враг действительно победил, наполнило сердце бессильным отчаянием. Она сдавила виски руками. Но вместе с привычной уже головной болью пришла также яростная злость и жажда мести. Мэй с трудом вздохнула и упрямо помотала головою. — Нет, — сказала неожиданно решительно. — Я помню, каково это — самозабвенно ненавидеть кого-то до безумия, до изнеможения… Я не могу прикидываться жертвой в этот раз. Не имею права. Появившаяся в её голосе жёсткость заставила Кадзу взглянуть на девушку пристальнее, и в его взгляде на этот раз стояло совсем иное выражение. — Смелая, — произнёс он очень серьёзно после непродолжительного молчания. — Принять ответственность за все поступки в своей жизни, хорошие и плохие — большая сила нужна. — Вот только… — Мэй запнулась на миг, но затем продолжила, собравшись с духом: — Мы оба знаем, что моих сил может оказаться недостаточно. Кадзу, что если я однажды не справлюсь? Для тебя опасно рядом со мною оставаться… Синоби не дал ей договорить. Одной рукою обнял за плечи, привлёк к себе, крепко прижал к груди. — За себя сам решу, — прозвучало над ухом спокойно и уверенно, а следом чуть ироничное: — Опасная. Мэй уткнулась носом в его шею, спрятав лицо в воротнике кимоно синоби, и тихо всхлипнула, наконец чувствуя себя в безопасности. Его пальцы бережно гладили её вздрагивающую спину, успокаивая словно ребёнка. Вдыхая ставший уже таким родным запах горьких осенних листьев, Мэй вдруг неожиданно для себя поняла — покинуть его больше не в её силах. Слишком тесно переплелись нити их жизней, два дыхания слились воедино, а сердца давно бьются в унисон. Смогут ли биться друг без друга? Мэй не знала этого и не хотела проверять. — Оставь мысли пустые, — услышала она голос Кадзу. — Через всё, что предстоит пройти, вместе пройдём… единственная. Слёзы, до того чудом сдерживаемые ценой невероятных усилий, наконец прорвали плотину и хлынули неудержимым потоком. Утонув в объятиях Кадзу, Мэй беззвучно плакала, чувствуя себя вдруг такой маленькой и беззащитной, но вместе с тем всё больше обретая силы и смысл бороться. Потому что со всей ясностью понимала сейчас — ей есть ради кого. Он — история, которую ты никогда не предполагала узнать. Он — урок, который ты никогда не думала выучить. После всех испытаний, когда ты сдавалась и пускала всё на самотёк, он по-прежнему не отказался от тебя, всё так же оставаясь рядом, готовый пройти с тобою весь путь до конца. Теперь ты знаешь — ты не видела ран на его сердце, появившихся по твоей вине. Теперь понимаешь — иногда убегая, можно причинить гораздо большую боль, чем оставаясь рядом. Он показал тебе, что такое верность, сила и принятие. И всё, на что ты надеешься теперь, это однажды дать и ему то, чего он не знал прежде. Ради этого, задерживая дыхание, ты делаешь ещё один шаг… Горячие слёзы обжигали, застилая взор, сбегая по бледным щекам и падая вниз жемчужной росою. Впервые не стыдясь их, Мэй оплакивала свою утраченную чистоту и невинность, оплакивала ту наивную девочку, которой она когда-то была и которой — она знала — ей уже никогда не быть более. Эта девочка останется похороненной здесь, на укрытой цветами поляне у величественного водопада. Пожалуй, лучшего места для этого было не сыскать. А из слёз и боли этой ночью в душе Мэй рождалось нечто новое, пока ещё неизведанное — не сломленное, но и не обретшее ещё силу. Так долго пребывавшая будто бы в подвешенном состоянии, запертая в мучительном неведении и непонимании, теперь она начинала с трудом, но всё же нащупывать почву под ногами. Мэй шевельнулась и подняла голову, прямо поглядела на Кадзу, не обращая внимания на слёзы. Его лицо было так близко, едва видимое в темноте их окружавшей, но внимательные глаза ловили отблеск лунного света, вглядываясь в её лицо. — Тебе не придётся больше переживать из-за меня, — сказала Мэй пылким шёпотом. — Я обещаю. Я сделаю всё что нужно. — Через многое сейчас проходишь, нежная. — Синоби бережно вытирал её мокрые щёки. — Нужно, чтобы не держала всё в себе. Если разделить боль на двоих, на одного меньше боли придётся. Закусив губу, Мэй колебалась лишь несколько мгновений. Внезапно решившись, произнесла: — Но и ты тогда ничего более от меня не утаивай. Даже если считаешь, что так лучше для меня. На секретах доверия не построить. Кадзу усмехнулся её внезапной смелости и легонько поцеловал покрасневшую девушку в лоб. — Договорились. — Кивнул он. — Никаких секретов больше. Два сердца — одна клятва. Души обнажены. Наконец открыты друг другу, наконец предельно искренни после стольких недель молчания. Переплетены пальцы вновь. Луна смотрит вниз на нас, проливая свой свет на бренную землю. Времена года будут сменять друг друга, люди будут рождаться и умирать — таков неизменный цикл жизни. Но в краткий миг между рождением и смертью мы успеваем любить, гореть, ненавидеть, убивать, меняться… Всё временно, всё незаметно исчезнет, но настоящая любовь никогда не умрёт. Чувствуя его руку в своей, ты понимаешь, что тебе есть за что бороться. Тихий вдох, слабый сердца удар — ещё на шаг ближе… — Давай огонь разведу, продрогла вся, — сказал Кадзу, растирая плечи Мэй. И в самом деле — погружённая в свои переживания, она даже не заметила, насколько замёрзла. Весенняя ночь не была тёплой, а со стороны водопада веяло прохладной влагою. Кадзу достал из сумки тёплую накидку, не спрашивая завернул в неё девушку и поднялся, оглядываясь. — Темно, — заметил с неудовольствием. — С вечера хворосту не заготовили. — С этим я могу помочь. — Мэй с готовностью вскочила на ноги, и, прежде чем Кадзу успел что-либо сказать, в её вытянутой руке вспыхнул огонёк, осветив в полумраке заплаканное лицо девушки и её хрупкую фигуру. Синоби только головою покачал. Вместе они прошлись под деревьями, обрамлявшими поляну, в поисках хвороста. Привыкший к походным условиям, Кадзу умел быстро находить и собирать всё необходимое. Слегка задумчивая, кицунэ как могла помогала освещать им дорогу. Послушный огонь в её руке то становился больше, по необходимости, то почти угасал, дабы не поджечь низко нависшие ветви. Потревоженные их появлением цикады смолкли, сторонясь огня, а где-то в вышине протяжно крикнула разбуженная светом птица. Когда всё было готово, они вдвоём вернулись на поляну. Кадзу перетащил расстеленное на земле покрывало поближе к одному из валунов неподалёку, чтобы укрыть от ветра пламя костра. Мэй присела перед сложенным хворостом и протянула руку. Послушный огонёк перескочил с её ладони на сухие ветви, и костерок мгновенно вспыхнул, быстро разгораясь и задорно потрескивая. Повеяло теплом, но Мэй не спешила греться. Обрыв теперь оказался ближе, и она, подойдя к нему, задумчиво глянула вниз, на быстрые воды реки, что неслись прочь от пенного водопада, сверкавшего в лунном свете серебристой водной пылью, словно россыпью драгоценных камней. Тихо приблизившись, Кадзу обнял её сзади, сомкнув руки у неё на талии. — Не надо, — прошелестел его голос, обдавая её шею тёплым дыханием. — Что?.. — Не поняла она. — Не смотри в бездну, — произнёс синоби. — Какой бы притягательной она ни была. Мэй едва заметно вздрогнула, искоса бросив на него удивлённый взгляд. «Он будто знает, какие мысли посещали меня недавно, — подумала она. — И просит не поддаваться им… Или же говорит иносказательно, и бездна — это тьма, что живёт в моей душе? Притягательная, но губительная… Что же он имел в виду? Ох, ниндзя!» Видя её замешательство, синоби вдруг едва заметно лукаво усмехнулся. — Вниз с высоты не смотри, говорю, — пояснил он. — Голова закружится. Мэй возмущённо обернулась к нему, но ответить ничего не успела — её губы встретил горячий поцелуй. Руки, державшие девушку за талию, скользнули вдоль спины, прижимая крепче. Приподнявшись на носочки, она обвила его шею руками, полностью отдаваясь поцелую — чтобы забыть, хоть на несколько мгновений, забыть о том, как душа рвётся на части от неизвестности и страха, забыть об опасностях и недоверии к самой себе… Забыть обо всём на свете, кроме его губ, будоражащих трепетной ласкою, его рук на своём теле, его дыхания, хриплого от близости. Он целовал её неистово, безумно, словно в бреду одержимости, стискивая в объятиях до боли, до дрожи в коленях, будто желая доказать вселенной, глядящей на них сверху огоньками мерцающих звёзд, что ей не вырвать девушку из его объятий. Постепенно губы синоби скользнули вбок, обожгли её шею горячим, влажным прикосновением, оставляя следы на взбудораженной коже. Мэй закрыла глаза, запрокидывая голову. Пальцы Кадзу поднялись выше, забрались в её волосы, вынимая ярко-алый цветок кандзаси, удерживавший причёску. Волны блестящих чёрных волос освобождённо обрушились на плечи, укрыли спину. Чуть отстранившись, синоби вдруг замер, молча любуясь девушкой. И даже царивший вокруг полумрак не помешал ей разглядеть неизбывную тоску, сквозившую в его пронизывающем взгляде. — Что с тобою? — шепнула Мэй, пытаясь разгадать его мысли. Кадзу улыбнулся ей, но улыбка хранила отпечаток горечи на ласковых губах. Он медленно провёл рукою по её волосам. — Каждую ночь думаю — не последняя ли. Всё гляжу, запомнить пытаюсь. Жгучая нежность, смешанная с болью, наполнила сердце до краёв, разрывая его, едкой печалью подступила к горлу, заставив глаза Мэй вновь предательски заблестеть. Она не колеблясь шагнула вперёд, снова обвивая руками его шею, прижимаясь всем телом. — Я никуда не уйду, — прошептала прямо в его приоткрытые для поцелуя губы. Мимолётная улыбка, тень радости в колючих глазах — и внезапно сильные руки подхватили её, поднимая над землёю. Тихо охнув от неожиданности, Мэй невольно рассмеялась, глядя сверху вниз на его лицо. Её чёрные волосы накрыли водопадом их обоих. Уверенно ступая, синоби отнёс девушку к костру и усадил у огня, вновь бережно кутая в тёплую накидку. «Как сказать ему, что мне и не холодно вовсе? — рассеяно думала Мэй. — Только не рядом с ним». Проявив заботу, Кадзу настоял, чтобы она поела. Аппетита вовсе не было, но девушка послушно взяла из его рук рисовый колобок и принялась жевать, глядя в пляшущие язычки пламени. Бурные эмоции сегодняшнего дня вымотали, словно шквальный ветер, норовящий сбить с ног и вынуждающий непрестанно с ним бороться. То и дело падая на острые камни под его порывами, она разбила душу в кровь, и теперь та глухо саднила ноющей болью. Думать ни о чём не хотелось. Вокруг спали, поникнув головами, весенние цветы, в напоенном ароматами воздухе стояло неумолчное стрекотание цикад, а вдали успокаивающе шумел водопад, низвергая свои бурные воды с горных вершин, исполинами встававших на фоне звёздного ночного неба. Уставшая девушка склонила голову на плечо Кадзу, что сидел рядом, оперевшись спиною о большой камень, защищавший их от ветра. Он молча обнял её, привлёк к себе. Уютно устроившись у него под боком, Мэй отстранённо слушала, как потрескивает хворост в костре. Его пальцы гладили её, баюкая ласкою, бережно перебирали рассыпанные по плечам шелковистые волосы. Странно, подумала она, проваливаясь в сон. Впервые за долгое время она не слышит ночной зов леса, не чувствует неуёмной, беспокойной тяги. У неё уже есть всё что нужно — прямо здесь, рядом с нею. Лежу рядом с тобой и слушаю твоё дыхание. Жизнь, мерно текущая в тебе, горит во мне. Объятием своим расскажи мне о любви, не говоря ни слова. Ты словно продолжение меня, вторая половинка моей истерзанной души. Скажи, что никогда не покинешь меня, скажи, что останешься со мною, ведь я знаю, что мне не справиться без тебя. Солнце будет садиться и вставать — я смело встречу каждую ночь, пока ты рядом. И каждый день буду делать ещё один шаг, ещё один шаг к тебе, всегда к тебе одному…***
Умиротворение ночи бывает столь обманчиво, даря людям чувство ложной безопасности. Спокойный отдых Мэй длился недолго. Глубины сознания, потревоженные сильнейшими потрясениями этого вечера, извлекли на поверхность мрачные видения прошлого. В своих снах она вновь лисицею бежала сквозь ночной лес, и тьма, следовавшая за нею по пятам, чёрным маревом клубилась вокруг неё, послушная её воле. Она укрывала лисицу от лунного света и от недружелюбного взора, защищала её и вела, наполняя ощущением силы и свободы. Но эта же тьма порождала алчное, хищное желание, настойчиво требуя заплатить кровавую цену за данную ею силу. И тогда Мэй видела, как тень и пламя смешиваются, бушуя вокруг неё в неудержимом танце, чувствовала заползающий в нос отвратительный запах горелой человеческой плоти, слышала дикие предсмертные крики, которыми полнился воздух… Она вздрогнула, просыпаясь. Медленно, словно бы нехотя, пришло ужасное осознание — это не был просто ночной кошмар. Это было её прошлое, теперь она это знала. И от этого знания хотелось обхватить голову руками и завыть в сверкавшее звёздами ночное небо, завыть неистово и отчаянно, как воют дикие звери, лишившиеся надежды. Но какое-то другое чувство отвлекало её, беспокоило, мешало сосредоточиться. Назойливым зудом маячило оно на границе сознания, тревожа интуицию. Мэй нехотя открыла глаза. Костёр всё ещё горел довольно бойко, спасая от ночной прохлады и выхватывая из темноты небольшой островок света вокруг их небольшого лагеря. Кадзу дремал сидя, всё так же обняв девушку одной рукою — она слышала его мерное, спокойное дыхание, чувствовала исходящее от его тела тепло. Её голова по-прежнему покоилась у него на плече. Подняв глаза, Мэй взглянула в бледное лицо синоби со следами усталости и пережитых волнений. Очень осторожно, стараясь не потревожить его сон, она протянула руку, заботливо поправила тёплую накидку, плотнее укрывая его. И вдруг замерла. Дрогнувшая рука застыла в воздухе. Потому что среди длинных тёмных теней, порождаемых пляшущим пламенем костра, шевельнулось что-то ещё. Дыхание остановилось на вдохе. Мэй похолодела. Острая тревога взметнулась внутри, ударив с такой силою, что сердце едва не выскочило из груди. Она поняла… нет, вспомнила, что за чувство заставило её проснуться. Напряжённое, настороженно-предостерегающее ощущение чьего-то присутствия. Присутствия другого ёкая. Стараясь как можно меньше шевелиться, Мэй настороженно обвела глазами поляну. Да, ей не померещилось — за валуном, около которого они расположились, угадывалось какое-то движение. Нечто массивное ворочалось там, в тени, на границе освещённого пространства, издавая неясные чавкающие звуки. Затаив дыхание, кицунэ осторожно сместилась немного вбок, стараясь заглянуть за камень. И с ужасом увидела длинный, вытянутый хобот, елозящий по земле аккурат в том месте, куда падала тень сидящего Кадзу. Сначала она не поняла, что происходит, но потом заметила, как жадно подрагивающий хобот втягивает в себя понемножку колеблющуюся в неверном свете костра темноту. Что бы это ни было, оно выпивало тень Кадзу. Мэй хотела было дёрнуться, хотела закричать… но почему-то не могла пошевелиться. В темноте обозначились несколько налитых кровью глаз, уставившись прямо на неё. Из-за камня к ним медленно и абсолютно бесшумно потянулись подвижные, гибкие щупальца. Нарастающий ужас сковал смертельной хваткою. Собрав все свои внутренние силы, Мэй отчаянно боролась с наваждением. Сознание пронзила жуткая мысль — а что, если Кадзу не проснётся? Что, если ей не удастся разбудить его? Она перевела испуганные глаза на лежащего рядом с нею синоби и обомлела. Нет, он по-прежнему выглядел спокойно спящим, но над его головою… Над его головою пылала в полутьме кроваво-красным пламенем смутно знакомая метка. Плавные линии складывались в узор иероглифа, что обозначал одно лишь простое слово — «смерть». Захлестнувшая паника прорвалась сквозь ступор болезненного оцепенения. Мэй судорожно сжала руку Кадзу, более всего на свете боясь, что он не откроет глаза… Но синоби вздрогнул и недоумевающе посмотрел на неё. Хоть его сознание ещё туманили образы сновидений, но напрягшееся тело, закалённое годами тренировок, было готово к действию. Мэй молча, одними лишь глазами, указала на то, что надвигалось на них. Среагировав моментально, Кадзу скупым быстрым движением выхватил из рукава сюрикены. Мэй выставила перед собою руку, складывая в магический пасс. Меж пальцами её заплясали искры. Существо определённо заметило их движения и издало тихое сопение, втягивая хобот обратно, в выступившую из темноты зубастую пасть. — Только спокойно, пламенная, — тихо сказал Кадзу, не оборачиваясь к ней и держа глазами противника. — Возможно, это местный житель. Помнишь, как учил Такао? Первыми не нападать. Может, сам уйдёт. — Не уйдёт, — затравленно выдохнула Мэй. Её отчаянные глаза с ужасом глядели на пылающую метку над его головою. — Кадзу… он пришёл за тобой. Она начала медленно подниматься, оборотив взгляд на скрывавшееся в тени нечто. В глазах её полыхнуло пламя. Голос зазвенел угрозою, когда сказала: — И он тебя не получит! Кадзу вскочил следом за нею, схватил девушку за плечи, с силою развернул к себе, тряхнул. — Нет! — крикнул он ей в лицо. — Нельзя этого, слышишь? Огонь в её глазах потух, сменившись горечью. «Ногицунэ, — подумала Мэй, опуская голову. — Он меня боится…» — Боюсь, — сказал Кадзу, как всегда безошибочно угадывая её мысли. — Боюсь тебя потерять. Опять. Внезапный громкий рёв заставил содрогнуться небеса. За ним последовало разъярённое фырканье и скрежет когтей. Не намеренное терять свою добычу, существо собиралось атаковать. Они поспешно попятились. Кадзу заслонил собою Мэй, готовясь к бою. Из темноты показались сперва мощные, изогнутые рога, следом вырисовалась огромная голова, чем-то похожая на бычью, но усеянная множеством глаз разного размера. По обе стороны от клыкастой пасти располагались тонкие подвижные щупальца. Мэй живо представила, как они обвивают беспомощную жертву и тянут в рот… Липкий холодок омерзения пробежался по спине, заставив передёрнуть плечами. Но когда существо показалось полностью, с шумом вываливаясь из-за валуна всем своим раздутым уродливым телом, девушка онемела. Бесформенное туловище, покрытое пористыми отверстиями, держалось на шести суставчатых лапах, увенчанных жуткими когтями, и отдалённо напоминало паучье. Поднявшись в полный рост, монстр навис над ними — огромный, наверное, высотою в два человеческих роста. — Гъюки, — только и успел сказать Кадзу. Ещё раз издав воинственный трубный рёв, чудовище кинулось на них. Резко выбросив вперёд руки, Кадзу метнул навстречу ему сюрикены, целясь в глаза. Но жуткое существо дёрнуло головою в сторону, и металлические звёздочки звякнули о массивный череп, не причинив видимого вреда. Однако они всё же вынудили ёкая замедлиться на бегу. Мэй выдохнула, сосредотачиваясь, и вновь сложила руки в магический пасс. Сорвавшийся с небес Послушник с громким криком упал на уродливую рогатую голову, облепив её плотным мороком. Моментально воспользовавшись этим, синоби быстро выхватил нож и метнул его прямо в раскрытую пасть врага. Разъярённый рёв захлебнулся в бульканье крови. Гъюки остановился, мотая головою и отплёвываясь зелёной слизью. Огромные рога со свистом рассекали воздух. Кадзу и Мэй встали плечом к плечу — синоби вытащил из ножен ниндзято, а кицунэ опасно выставила перед собою руку. — Мэй, — услышала она его голос. — Что бы ни случилось, не теряй контроль. Не теряй контроль, иначе я потеряю тебя. Его рука скользнула неуловимым движением, оставляя в её ладони какой-то предмет. Мэй с непониманием взглянула на полупрозрачный пузырёк с мутноватой жидкостью. — Почувствуешь, что худо — выпей, — коротко сказал Кадзу. — Уснёшь. Мэй глядела с недоумением, но спросить ничего не успела — чудовище, выплюнув из пасти нож, ринулось на них. Она пружинисто отскочила, крутнувшись в плавном движении и вновь разворачиваясь к противнику. Атаковала магией прежде, чем завершила разворот — ей не нужно было видеть ёкая, чтобы знать где он. Кицунэ чувствовала его необъяснимым, звериным чутьём. Большой шар пламени вырвался из выброшенной вперёд ладони, ударил чудовище в бок, рассыпав вокруг снопы слепящих искр. Раздался оглушительный рёв, полный боли и ярости, в воздухе запахло палёным. Огромная рогатая голова обернулась к ней, вперив в девушку множество налитых кровью глаз. Монстр, выдыхая клубы пара из раздутых ноздрей, рыл землю передними лапами, намереваясь снова атаковать. Мэй пошире расставила ноги, готовая отскочить в любой момент. Но тут позади Гъюки звякнула сталь. Проскользнув под брюхо монстра, Кадзу попытался вспороть ему живот, выпустив кишки. В неверном свете костра девушка видела, как ниндзято резанул рыхлую плоть, оставляя глубокое рассечение. Но увы, недостаточно глубокое. Из пореза тут же хлынула зелёная, дымящаяся кровь, с шипением падая на землю, но кожа громадного монстра была слишком толстой. Разъярённый вой, казалось, заставил содрогнуться даже луну. С проворством, неожиданным для существа такого размера, Гъюки развернулся, молотя по земле всеми шестью лапами в попытке достать Кадзу. Синоби вертелся прямо у него под брюхом, чудом уворачиваясь от ударов острых когтей и брызг шипящей зелёной крови. Однако было понятно, что долго такой смертельный танец длиться не может. Одновременно злясь и паникуя, Мэй ещё раз от души приложила монстра огнём. «На меня смотри… Ну же! — лихорадочно думала она. — Оставь его, обернись ко мне!» Но Гъюки не оставлял. Он знал, кто его цель, и Мэй тоже это знала. Казалось, никакая боль и никакие ранения не заставят чудовище отступиться. Единственный способ… «Убить», — прозвучало в голове спокойное. Мэй стиснула зубы. Внутри неё шевелилась, пробуждаясь, мрачная, мстительная сила. Шептала вкрадчивым голосом в глубинах сознания — лишь поддайся, выпусти тьму на волю, и мы сокрушим всех врагов. Никакой монстр более не будет страшен, кто угодно будет повержен, а для нас не останется ничего невозможного… Ты станешь всемогущей и прекрасной, как когда-то. — Нет! — крикнула она то ли чудовищу, пытавшемуся убить Кадзу, то ли голосам в своей голове. И кинулась вперёд. На бегу складывая пальцы в привычный магический пасс, вновь обрушила на голову монстра Послушника. Гъюки взревел, ослеплённый, щупальца замелькали в воздухе, в тщетной попытке стряхнуть морок. Воспользовавшись этим, Кадзу проскользнул меж чудовищных лап, перекатился по земле и вновь вскочил на ноги. Мэй подбежала к нему. Он бросил на неё пристальный, испытующий взгляд. Но девушка казалась спокойной и собранной — настолько, насколько это возможно было в данных обстоятельствах. — Знаешь, как справиться с ним? — напряжённо спросила она, пока Гъюки воевал с Послушником. Синоби криво усмехнулся, хватая её за руку. — Бежать! — бросил он и повлёк девушку за собою в сторону леса. В спину им донёсся озлобленный сиплый рык, за которым последовал громкий и частый перестук огромных лап. Они бежали со всех ног, но чудовище было крупнее, быстрее. Взрывая почву мощными когтями, ломая кусты и увеча цветы, оно неслось следом. Мэй оглянулась лишь на миг и, видя гигантское уродливое тело совсем близко, в отчаянии взмахнула рукою. Позади вспыхнуло пламя. Стена пылающего огня должна была отгородить их от настигавшего монстра, но разъярённое чудище проломилось сквозь неё массивным телом, озлобленно ревя и едва ли даже её заметив. Впав в кровавую ярость, оно не видело более ничего кроме своей добычи. А вот Мэй почувствовала, как её ноги слабеют, шаги становятся неверными, а мир вокруг начинает кружиться и плыть. Рот наполнил металлический привкус крови. Она колдовала уже слишком много, слишком долго. Доступный ей внутренний ресурс заканчивался, а настойчивый голос в глубинах сознания коварно искушал, почти требовал обратиться к скрытой в глубинах её существа тёмной силе. «Такое лёгкое решение всех проблем… Просто отдайся этому, и не придётся больше убегать, задыхаясь от собственной слабости. Ты остановишься, обернёшься и встретишь врага такой силою, каковую он никогда не мог ожидать. Ты разорвёшь его на куски, одновременно сжигая в яростном пламени — в мгновение ока». Голова начала раскалываться. Тихий шёпот сомнений постепенно подтачивал её волю, разъедал барьеры, сдерживавшие внутри тёмную силу, и они начинали потихоньку крошиться, давая трещины. Ещё немного, и… Споткнувшись, Мэй упала, едва не зарывшись носом в землю. Кадзу промедлил всего мгновение, поднимая её на ноги, как вдруг… Резкий рывок — и его руку вырвало из её ладони. Обернувшись, она с ужасом увидела, как одно из щупалец, обвившись вокруг его лодыжки, потащило синоби по земле лицом вниз — обратно, туда, где мелькала огромная зубастая пасть. С трудом перевернувшись и выхватив свой ниндзято, Кадзу попытался перерубить вцепившееся в него щупальце, но несколько других в мгновение ока опутали его тело, поднимая вверх, над головою чудовища. Задыхаясь от страха, Мэй видела, как он молча борется, как сверкает сталь в его руке, мелькая вокруг. Несколько щупалец ему удалось отрубить, и теперь они валялись на земле, разбрызгивая зелёную кровь. Но этого было недостаточно, и раскрытая красная пасть была всё ближе. В этот миг казалось, что нет больше выхода и нет спасения. Лицо Мэй побледнело, она ничего не могла с собою поделать, чувствуя всё усиливающуюся дурноту внутри, да растущее состояние паники, страха, ужаса. Ладони стали влажными и холодными, неспособные породить более ни одной искры лисьего огня. Да и поздно для этого — огонь жадная и непредсказуемая стихия, атакуя им, она рисковала теперь задеть Кадзу. А Послушник был бесполезен… всё было бесполезно! Чувствуя, как паника начинает брать над нею верх, Мэй вынула из рукава данный ей Кадзу пузырёк. Неужели пора? Неужели она должна выпить это и впасть в беспомощное забытье, пока самого дорогого ей человека убивают? Под предсмертные крики любимого, твои надежды превратятся в страх, бесконечный и неизбывный страх. Он вскормит твою ярость, твою слепую жажду убийства, и ты не остановишься, пока весь мир не заплатит кровавую цену за то, что случилось с тобою. Когда всё что ты любила будет потеряно, ты рухнешь в пропасть из которой нет возврата. Города будут гореть в пламени твоей ненависти, и тысячи невинных жизней станут пеплом, опадающим к твоим ногам. Жуткое одиночество превратится в беспредельную свободу и ты сама станешь страхом, воплощённым страхом. До этого будущего — тоже один шаг. Всего один лишь шаг назад. Мэй закричала, собирая в стальной кулак всю свою волю, чтобы сохранить остатки самообладания. Внезапная мысль пронзила молнией, заставив вздрогнуть и очнуться, выйдя из жуткого оцепенения. Это было безумно, безрассудно, но… это могло сработать. Сжав пузырёк в кулаке, Мэй самоотверженно ринулась к Гъюки — прямо навстречу огромной, алчно раскрытой пасти. Монстр не обращал на неё внимания, занятый попытками справиться с синоби… пока она не оказалась слишком близко. Проскочив между его молотящими по земле передними лапами, Мэй откупорила флакончик и, повиснув на уродливой морде, опрокинула содержимое бутылочки прямо в раскрытую пасть. Зелёная кровь, капавшая с отрубленного щупальца, попала на её запястье, отвратительно зашипев. Кисть обожгло резкой болью, кицунэ стиснула зубы чтобы не закричать, не отдёрнуть руку. Вылила всё содержимое флакончика, без остатка. Гъюки забулькал, резко замотал головою, отплёвываясь. Коротко вскрикнув, Мэй отлетела в сторону, задетая одним из его массивных рогов. Страшный удар пришёлся в живот, внутренности скрутило болью. Небо и земля несколько раз поменялись местами, тело с размаху било о камни, вышибая дух. Наконец страшный удар о встретившееся на пути дерево… и она со стоном осела, неподвижно замирая в высокой траве. Сквозь звон в ушах смутно расслышала крик Кадзу, показавшийся странно далёким... Оглушённая падением, она не сразу смогла опомниться. Тело невыносимо болело и саднило. Мэй казалось, что в нём переломаны все до единой косточки, и каждая малая его частичка кричит от боли. Застонав, она с трудом перевернулась на спину, глядя в нависшее над нею ночное небо. Звёзды на нём дрожали и расплывались. «Вставай, Мэй, — сказала она себе. — Нужно вставать…» С трудом приподнявшись на локте, девушка едва вновь не упала. Выплюнула кровь, заполнявшую рот, и, с усилием опираясь на дрожащие руки, села. В глазах двоилось, но всё же она сумела разглядеть огромное уродливое тело Гъюки, что неловко ворочалось на поляне и медленно ползло к обрыву. Лапы его ослабели и разъезжались, глаза сонно закрывались, но упорство ничуть не ослабло — в щупальцах над головою оно всё так же сжимало Кадзу. С ужасом Мэй увидела, что одно из щупалец обвилось вокруг шеи синоби, грозя задушить. Отчаяние придало сил. Оттолкнувшись от земли, кицунэ поднялась на ноги, пошатываясь. С ненавистью посмотрела вслед удалявшемуся чудовищу и, качнувшись, пошла следом. Ноги подгибались, она постоянно оступалась, утирая рукавом кровь, что текла изо рта и носа, но шла… с безысходностью понимая, что не успеет. Гъюки был уже у самого обрыва, вот он уцепился передними лапами за его каменистую кромку, подтянулся отчаянным усилием… И перевалился через край, унося Кадзу вместе с собою. Где-то внизу раздался громкий всплеск воды. Мэй закричала раненной птицею, душераздирающим, сорванным голосом. И словно в ответ ей, с небес донёсся другой крик — протяжный клич белого сокола, проносящегося над её головою и пикирующего вниз с обрыва. «Такао…» — поняла Мэй и слезы облегчения сами собою хлынули из глаз, смешиваясь с кровью на её лице. Но страх всё ещё сжимал сердце железными тисками, и она упорно пошла вперёд, к обрыву. Кое-как доковыляв до края, опустилась на колени среди сломанных цветов и глянула вниз. Сереющая на востоке полоса возвещала скорый рассвет. И первым, что она увидела в его слабом свете, были бурлящие воды реки. Неведомо откуда налетевший сильнейший ветер закручивал их в водоворот, глубокой воронкою уходивший едва ли не до самого дна. А на берегу, у самой кромки воды, стоял Такао, воздев к небу руки, обагрённые потёками крови. Ураганный ветер трепал его серебристые волосы, развевал полы светлого кимоно. С кончиков пальцев срывались белёсые вспышки, вспарывающие воздух вокруг. Тёмные воды реки кипели и неслись всё быстрее, водоворот становился глубже и глубже, пока не достиг дна, обнажая песок и покрытые водорослями камни. Сердце Мэй бешено забилось, когда там, на песке, она увидела неподвижно лежащего Гъюки. Расслабленное тело монстра обмякло, многочисленные глаза были закрыты. Судя по всему, он спал. Сонная настойка всё же подействовала на него, хотя и не сразу. Однако судьба ёкая сейчас не волновала Мэй — прижав к груди руки, она отчаянно искала глазами Кадзу, пытаясь разглядеть знакомую фигуру среди мокрых камней. И вскоре заметила слабое движение рядом с массивным телом Гъюки. Кадзу выбрался из-под тяжёлой лапы чудовища, с трудом выпутываясь из обвивших его щупальцев, пошатнулся, оглядываясь. Поднял голову вверх, ища её глазами — маленькую фигурку девушки в забрызганном кровью красном кимоно, застывшую на вершине обрыва. Их взгляды встретились на одно короткое мгновение, и Кадзу едва заметно кивнул. Мэй прикрыла глаза дрожащей рукою, чувствуя, как неудержимые слёзы бегут по лицу, смывая грязь и кровь, и едва слышно прошептала самой себе: — Всё будет в порядке…