Лисьи ночи. Новый этап

«В тесной хибарке моей Озарила все четыре угла Луна, заглянув в окно». Мацуо Басё

      Летняя ночь была свежа и завораживающе прекрасна после дождя. Где-то в небесах ветер играл облаками, то разгоняя их, то вновь позволяя застлать небосклон, но внизу было удивительно тихо — весь мир будто застыл, очарованный. В промытом дождём воздухе, казалось, было отчётливее и ярче видно всё вокруг. А запахи мокрой земли и травы пьянили и радовали, перебивая скверный запах рыбы, которым насквозь пропиталась ветхая хижина нищего рыбака, и неуловимо напоминали об оставшемся далеко доме.       С упоением вдыхая их, Сино-Одори сидела на потрескавшемся крыльце, уютно устроившись в коконе из одеял, и тихонько дремала, то и дело вскидывая голову, чтобы в очередной раз внимательно оглядеть окрестности. Но всё было спокойно, никаких угроз не предвещало ни ночное небо над головою, ни темнеющий под боком лес, ни спящая неподалёку рыбацкая деревушка. А с тех пор, как Кадзу направился следом за Мэй в эту полную таинственной романтики ночь, ёкай и вовсе чувствовала себя довольно расслабленно. Конечно же, лисичка способна была позаботиться о себе сама, ещё как способна… Но, что ни говори, а когда рядом с нею находился этот молчаливый синоби, Сино-Одори становилось намного спокойнее.       Она вновь прикрыла глаза, оперевшись лбом о деревянную опору, поддерживавшую хлипкий навес над крыльцом, что едва ли был способен уберечь от дождя, если бы таковой вдруг вновь приключился. Однако, к счастью, ветер всё больше разгонял тучи на небосклоне, являя миру бледную луну, окружённую ореолом загадочного сияния. Если повезёт, утро будет уж ясным, а яркие лучи солнца изгонят всякие воспоминания о вчерашнем дожде. Но до рассвета оставалось ещё немало часов тишины и темноты, и Сино-Одори поёрзала, устраиваясь поудобнее, с намерением уделить это время отдыху. В раненном боку нещадно саднило, и она поморщилась, неосознанно ощупывая скрытые под одеждою повязки. Лекарство, данное Такао в дорогу, помогало хорошо, но хранить его долго не было возможности — скоропортящиеся ингредиенты быстро станут непригодны. Успеть бы оправиться до той поры… Ёкай только тихо фыркнула себе под нос. Кто же даст ей время? Завтра поутру — снова в седло. Придётся справляться как есть.       Рядом тихо хлопнула дверь, послышался шорох одежды, затем заботливая рука деликатно тронула её за плечо.       — Сино-Одори? — услышала она голос Масамунэ. — Ты спишь ли?       Подняв взгляд на возвышавшегося над нею ронина, ёкай слабо улыбнулась.       — Разве же кто спит на посту? — спросила она хитро. — Так, дремаю только.       — Прошу, пройди в дом и отдохни как следует, — его голос звучал серьёзно, внушительно. — Тебе это нужно. И, Сино-Одори… — он замялся на миг и на его лице, выражавшем озабоченность, проступила некоторая неловкость: — Где остальные?       «Ой-ой, — подумала ёкай, поспешно отводя глаза, — пожалуй не стоит говорить этому благородному всё о том, чем занимаются обычно двое влюблённых, улизнув прочь от любопытных глаз, дабы побыть наедине».       — Ну так ведь знаешь, Мэй не спалось, — неловко и слишком торопливо затараторила непривычная лгать обитательница пещер. — Она вышла прогуляться, свежим воздухом подышать. А Кадзу, он обеспокоился и направился на её поиски, да-да.       Масамунэ хмурился, оглядывая окрестный лес, и явно что-то нехорошее себе думал — Сино-Одори видела это по его суровому лицу.       — Не стоит ли и мне отправиться на их поиски? — вопросил он её наконец. — А то ведь места дикие, незнакомые. И угроза может оказаться где-то рядом.       — Нет-нет! — Сино-Одори даже вскочила на ноги с твёрдым намерением предотвратить… как это у людей именуется? Казус, вот.       Ронин смерил её недоумевающим взглядом, явно удивленный её резвостью. Ёкай аккуратно разгладила складки на одежде, успокаиваясь, и с достоинством произнесла:       — Я уверена, что Кадзу со всем справится и приведёт Мэй обратно вот уж совсем скоро. Нам незачем волноваться.       Тень сомнения всё ещё омрачала лицо Масамунэ, но в конце концов он нехотя согласился, по всей видимости и сам рассудив, что окажется лишним и нежеланным, нарушив уединение синоби и кицунэ даже из самых лучших побуждений. Доставила ли эта мысль ему боль? Сино-Одори могла лишь предполагать.       — Я припрятала половинку вяленой рыбёшки, что нашла здесь, у рыбака, — заговорщицки шепнула она, пытаясь его приободрить. — Если хочешь, можешь взять. Еда всегда настроение поднимает.       Удивлённый взгляд ронина стал ей ответом. Затем он внимательно оглядел её саму — с головы до ног — и, кажется, даже принюхался, пытаясь сообразить, где она спрятала рыбу. Наивный! Кто же ценное при себе прячет? Рыба надёжно схоронена под плоским камнем во дворе, а этот благовоспитанный смотрит так подозрительно, небось думает — совсем дикая.       — Я воздержусь, спасибо, — вежливость всё же взяла верх, и ронин решил не развивать более эту тему. — Пойду, пожалуй, лошадей проверю.       — Я с тобой, — засобиралась Сино-Одори, кутаясь в тёплую накидку и как бы невзначай бросая взгляд в сторону леса. — Мне показалось, что под вечер Лохматка захромала. Пожалуй, неплохо будет её проведать. Сторожить нам здесь более всё равно некого, правда?       Оглянувшись на опустевший дом, Масамунэ только грустно усмехнулся. Всем им так нужен был отдых сегодня, но по странной прихоти судьбы сон не пришёл ни к одному из них.       Сделав очень важное лицо, Сино-Одори чинно вложила свою ладонь в протянутую руку ронина, желавшего учтиво помочь ей сойти с крыльца. Проведя среди людей всего один день, она, тем не менее, уже успела составить кое-какое мнение об их обычаях и привычках. Если в столице все будут столь же почтительно относиться к благородной госпоже и её служанке, то поездка может оказаться даже приятнее, чем ожидалось. Задумавшись об этом, Сино-Одори едва не поскользнулась на мокрых ступенях, неловко улыбнувшись ронину.       «Ничего, служанке простительно, — думала она. — Тем более не видал никто. Главное, прилюдно носом в грязь не зарыться, а то ведь осрамлю госпожу. И как только они умудряются ходить с такими нелепыми штуковинами на ногах?»       Жительница пещер с неудовольствием повертела стопою, разглядывая деревянные сандалии гэта, которые устойчивыми никак нельзя было назвать, а уж практичными тем более — ноги немедленно промокли, стоило ей ступить следом за Масамунэ в высокую траву, коей зарос весь двор. Изредка среди сорняков возвышались даже одинокие деревья, за которыми тоже никто не ухаживал. С одного из них вспорхнула испуганная их приближением ночная птица, неожиданный порыв ветра зашуршал листвою, и на землю посыпались остатки вечернего дождя. К сарайчику, в котором разместили их лошадей, вела лишь едва заметная тропинка, разумеется, превратившаяся в грязь благодаря недавнему ненастью. Коротко вздохнув, Сино-Одори пошлёпала вслед за ронином, мысленно кляня неряшливого Йоши, что допустил в своём дворе подобный беспорядок.       Стоило Масамунэ распахнуть дверь конюшни, как из темноты раздалось приветственное ржание Кирин, увидевшей своего хозяина. Ронин кое-как нащупал факел на стене рядом с дверью и зажёг его, пару раз чиркнув огнивом. Тесное помещение осветилось зыбким, неверным светом, с трудом развеивавшим темноту. Сино-Одори жмурилась — её глаза прекрасно видели в темноте, не нуждаясь в подобном освещении, но для Масамунэ, вероятно, это было необходимо.       Лошади приободрились, завидев их, заёрзали, толкаясь в тесном помещении и наперебой вытягивая навстречу шеи. В спёртом воздухе стоял запах лошадиного пота, навоза и душистого сена. Едва не закашлявшись и жалея лошадок, Сино-Одори оставила дверь открытой, впуская внутрь свежий ночной ветерок. Ронин немедленно подошёл к своей Кирин, погладил высокий лоб, потрепал по холке, заботливо проверил, достаточно ли у неё еды и воды. Следуя его примеру, ёкай направилась к своей невысокой мохнатой лошадке.       Несмотря на усталость, Лохматка пребывала в игривом настроении, так и норовя куснуть за бок ретивого Ши́то, который с опаскою пятился прочь от неё — насколько позволяла привязь, — выгибал шею и возмущённо таращил глаза. Кирин наблюдала за ними обоими с непоколебимым спокойствием, неспешно жуя свой овёс, который Масамунэ специально вёз для неё из самой деревни синоби. Остальные лошади довольствовались сеном, которое Йоши раздобыл у соседа, по его словам державшего козу, — раздобыл с большим трудом и за дополнительные пару монет, разумеется. Сино-Одори невольно вздохнула, прикинув, каких убытков будет им стоить общество этого неприятного, пронырливого господина.       — Не нравится он мне, ох, не нравится, — проворчала она себе под нос.       — Кто именно? — спросил Масамунэ, как раз осматривавший колено Лохматки.       — Рыбак этот. — Сино-Одори с досадою пнула камешек, некстати подвернувшийся под ногу. — Скользкий, словно уж на мелководье. Всё юлит да юлит.       — В этом мире разные люди встречаются, — примирительно заметил ронин, хотя по его невесёлому лицу было заметно, что он с нею согласен в оценке их не в меру гостеприимного хозяина. — Потерпи немного. Нам с ним недолго рядом быть.       — Так уж и недолго! — фыркнула ёкай. — Ещё несколько дней его терпеть, пока на тракт нас не выведет.       — Видишь, хотя бы этим он полезен. Нам необходимо выбраться из этой деревни, пока местные не задались вопросом, что делает столь благородная госпожа в такой глуши, и не догадались, что мы беглецы.       — Думаешь, догадаются? — прошептала Сино-Одори.       — Не сомневаюсь, — хмуро кивнул ронин. — Дочь самурая ехала бы с обозом по людной дороге. А мы верхом, через лес, неизвестно откуда. На загнанных лошадях ночью явились. Не все здесь дураки, даже если прикидываются.       — Ой-ой, — покачала головою ёкай, морща лоб, — скверное дело. Надо бы нам поскорее отсюда исчезнуть.       — Именно так, — подтвердил Масамунэ. — Исчезнуть и затеряться где-нибудь в большом городе, — он чуть понизил голос, — пока нас не нашла она. Ведь это будет похуже неприятного общества назойливого рыбака.       — Твоя правда, — понуро согласилась Сино-Одори. — Надолго мы её со следу не собьём, как бы ни старались. Признаюсь тебе — мысль, что мёбу где-то там рыщет, ни за что не даст мне уснуть этой ночью.       Ронин с сочувствием взглянул на обитательницу пещер. Видимо, сам он давно приучил себя к дисциплине и, понимая необходимость отдыха, умел заснуть при любых обстоятельствах. А вот девушку не покидала мысль о её единственной, но такой памятной встрече с пятихвостой кицунэ. В памяти эхом звучали слова: «Если обманула меня — берегись. При следующей встрече не пожалею, Сино-Одори».       В серьёзности угроз янтарной мёбу сомневаться не приходилось. Да и с чего бы ей жалеть какого-то ёкая? Встать у неё на пути совершенно точно означало умереть…       Сино-Одори притихла, задумавшись, и рассеянно наблюдала, как Масамунэ осматривает колено Лохматки, отчаянно стараясь не быть покусанным ею, как вдруг её слух потревожил какой-то звук снаружи.       Тихий шорох травы? Чавканье грязи под чьей-то стопою? Неужели вернулись Мэй и Кадзу? Оставив попытки угомонить Лохматку, Сино-Одори направилась к выходу из сарайчика и остановилась в дверном проёме, вглядываясь в ночь. Её изящная девичья фигурка резко выделялась на фоне звёздного неба, но поблёскивающие тёмные глаза выдавали беспокойство.       — Сино-Одори? — вопросил Масамунэ, моментально появляясь рядом.       Он заметил настороженность ёкая, и его ладонь уже покоилась на рукояти катаны. В ответ его необычная спутница лишь сделала короткий взмах рукою, призывая к тишине. Ронин умолк, обеспокоенно глядя на неё, а Сино-Одори, оставив попытки прислушаться, вдруг сделала не самую благопристойную и подобающую вещь, а именно — несколько раз медленно и глубоко втянула носом воздух, принюхиваясь. Тонкие ноздри затрепетали, ловя запахи, силясь различить среди смрада конюшни и знакомых запахов ночных цветов нечто ещё… нечто чужеродное.       — Рыбой смердит, — пробормотала она, — и человеческим потом…       — Здесь всё вокруг рыбой провоняло, — заметил Масамунэ.       — Не так, — покачала головою Сино-Одори. — От этого запечённой рыбой смердит.       И она тихо прошипела что-то себе под нос, злясь на собственную неосмотрительность.       — Думаешь, он слушал? — тихо спросил ронин, поглядывая в сторону темневшего неподалёку дома. — Глубокая ночь на дворе, незадачливый рыбак, поди, спит давно.       — Спит он, как же, — проворчала ёкай, выходя из сарайчика, служившего конюшнею, и резво направляясь по одной ей видимому следу. — Видишь вон, трава примята, стебли обломаны? Хитёр, подлец, по тропинке не шёл, слишком заметно в грязи было бы. Ох, ну и поплатится же он у меня!       — Да погоди же, Сино-Одори, — с трудом догнав бойкую девушку, Масамунэ встал перед нею, примирительно подняв руки. — Примятая трава — ещё не повод обвинить человека! Кроме всего прочего, он нам нужен, помнишь?       Видя перед собою широкую грудь непоколебимого ронина, ёкай шумно выдохнула, пытаясь совладать с собою. Непривыкшая сдерживать свои порывы, она с трудом сумела напомнить себе, что в большом мире людей дела ведутся иначе, а сама Сино-Одори ныне является частью команды, а значит, все действия стоит согласовывать с ними. Памятуя, как Такао повторял ей это раз за разом, она заставила себя принять спокойный вид, приосанившись, и, поправив причёску, вздёрнула подбородок.       — Ох, погоди, вот узнает об этом Кадзу! — не удержавшись, проворчала она.       — Узнает о чём, сердитая? — раздалось неподалёку, и Сино-Одори поспешно обернулась.       От леса к ним направлялись две знакомые фигуры. Идя впереди и уверенно раздвигая высокую траву, Кадзу вёл за собою Мэй, что смущённо скрывалась где-то за его спиною. Сино-Одори пригляделась внимательнее. На щеках девушки играл румянец, причёска слегка растрепалась, а одежда была в беспорядке. Она упорно не поднимала глаз, стыдливо пряча ото всех их счастливый блеск. Напрасные старания! Когда кто-то влюблён, разве можно это скрыть? Сино-Одори довольно улыбнулась, поглядывая на кицунэ.       «Вот и славно, — мелькнула лукавая мысль. — Ночная прогулка несомненно оказалась очень кстати. Рядом с Кадзу Мэй не превращается в чёрную лисичку, рядом с ним она сияет изнутри. Определённо, польза от такого человека есть, и много. Наверное хорошо, когда рядом тот, кто не только защищает, а ещё и заставляет вот так улыбаться».       Смотри на неё, пока хочешь, касайся её руки, когда можешь — ведь ты никогда не знаешь, в какой момент жизнь опалит крылышки яркой бабочки, которой ты любуешься. Рядом с тобой она расцветает, подобно цветку, но жизнь того и гляди иссечёт её ливнем, ломая хрупкие стебли, увеча нежные лепестки. Примешь ли ты то, чем она станет тогда? Сможешь ли?       Не улыбался нынче только благородный ронин. Мэй лишь на миг метнула на него робкий взгляд чёрных глаз из-за плеча Кадзу и тут же вновь опустила ресницы. Лицо Масамунэ окаменело, становясь непроницаемым.       — Сино-Одори нашла следы… — начал было он.       — Нет-нет, — поспешно вмешалась ёкай, почему-то желая хоть немного продлить краткие мгновения радости и покоя для Мэй. — Всего лишь примятая трава, ничего такого.       — Посмотрю, — бросил Кадзу. — В дом идите. Время на сон ещё осталось.       И, невесомо коснувшись рукава Мэй, прибавил, заглянув ей в глаза:       — Приду скоро.       Согласно кивнув, девушка послушно направилась в сторону дома, и Сино-Одори поспешила следом, с трудом сдерживая загадочную улыбку. Получалось плохо, и Мэй пару раз искоса взглянула на неё по дороге. Масамунэ остался с Кадзу, принеся из конюшни факел и помогая по мере возможности.       — Всё хорошо? — не выдержав, спросила кицунэ наконец.       — Превосходно, — отозвалась довольная ёкай. — Мне нравится, когда ты такая.       — Какая? — не поняла Мэй.       — Радостная. В ночном лесу хорошо, да. А особенно хорошо там в приятной компании. Такие прогулки идут на пользу.       Кицунэ на миг отвела глаза, вновь заливаясь краской. Видя, как пылают жаром её щёки, Сино-Одори недоумевала, почему у людей принято стыдиться самых естественных вещей. Но, на всякий случай, она попыталась успокоить подругу.       — Не волнуйся, твоего отсутствия почти никто не заметил. Масамунэ спрашивал, но я увела его лошадок смотреть. Звуков тоже не было слышно…       Кажется, стало только хуже. Мэй даже глаза на миг прикрыла, выдыхая. На всякий случай умолкнув, Сино-Одори напомнила себе, что она ещё очень многого не понимает в этом странном мире людей, с их нелепыми обычаями и привычками, но ей нужно быть внимательнее и осторожнее, чтобы играть свою роль безупречно.       Она с некоторой тоскою поглядела на лужи, поблёскивавшие в лунном свете, среди грязи и рытвин, изуродовавших дорогу. Завтрашнее путешествие приятным не будет. Тем временем, уверенно взойдя на крыльцо, Мэй проследовала в дом. Сино-Одори предпочла бы остаться под открытым небом, но она была в ответе за милейшую лисичку, и желание защитить её от возможных угроз было сильнее, чем отвращение перед душной вонью грязного человеческого жилища. Поэтому ёкай бесстрашно нырнула следом, отмахиваясь от поднятой сквозняком пыли.       Весь этот ветхий домишко, казалось, насквозь провонял запахом рыбы. Вонь въелась в стены, изгадила собою пол, заполнила пространство, колыхаясь в спёртом воздухе. Она заползала в ноздри, мешая дышать, раздражая и донимая ежесекундно. Не выдержав, Сино-Одори громко чихнула.       — Уф! — недовольно морща нос, буркнула она.       — Запах скверный? — догадалась Мэй. — Сейчас, я благовония возожгу.       — Будто сильно лучше станет, — всплеснула руками ёкай. — Одну вонь на другую заменишь. Люди странные вещи любят…       Она уселась на освободившийся футон, скрестив ноги, и деловито заявила:       — Лучше спать ложись. Я посторожу, пока Кадзу не вернётся. На случай, если вдруг что…       Сино-Одори недружелюбно оглядела лестницу, ведущую на чердак. Пусть только попробует этот рыбак явить своё неприятное лицо здесь — пожалеет. Возможно, она и ненастоящая служанка, но защитить свою госпожу сумеет, уж он может быть уверен. Мэй прилегла на недавно оставленную ею постель, натянула одеяло до самого подбородка и устало прикрыла глаза.       — Сино? — негромко позвала она.       — М-м? — отозвалась ёкай, не желая тревожить возникшую тишину.       — Спасибо, что присматриваешь за мною, — губы Мэй тронула сонная улыбка.       — Всегда, — тихо шепнула Сино-Одори, наблюдая, как она засыпает.       Неподвижная и невидимая в темноте, ёкай наблюдала и прислушивалась, бдительно охраняя покой задремавшей кицунэ. Её глазам не нужно было освещение, чтобы вполне отчётливо видеть небольшую грязную комнату, сваленный в углу багаж, блеклый лунный свет, что проникая в окно, задевал краешком серебристого луча спящую Мэй.       Вскоре вернулся Кадзу. Осторожно проскользнув в комнату, он встретился глазами с Сино-Одори и едва заметно кивнул ей, по-своему благодаря. Затем улёгся рядом с Мэй, осторожно приобняв её одной рукою. Сино-Одори видела, как кицунэ поёрзала во сне, привычно устраиваясь в его объятиях. Только тогда, успокоившись, ёкай и сама прилегла на футон и, свернувшись калачиком, провалилась в беспокойный сон.       Утро выдалось ясным и солнечным, как она и рассчитывала. В запылённое маленькое окошко виднелся залитый солнцем лес, освежённый недавним дождём. Пока её спутники были заняты сборами, Сино-Одори вышла на крыльцо и с удовольствием потянулась, оглядываясь вокруг. Вымытое дочиста весеннее небо радостно сияло голубизной, от тёмных туч не осталось и следа, а птицы голосили как никогда ликующе. Лишь блестевшие на дороге лужи напоминали о вчерашнем дожде, но вскоре солнце должно было высушить и их, стирая последние напоминания о вчерашней непогоде. Ёкай с удовольствием отметила, что краткий отдых пошёл ей на пользу — в раненном боку больше не чувствовалось боли, лишь назойливый зуд, вызывавший желание драть рану ногтями, сдирая присохшие повязки и образовавшиеся корочки. Но это было хорошо, она знала — так бывает, когда рана начинает заживать.       За завтраком Сино-Одори старалась внимательно наблюдать за рыбаком, но Йоши казался совершенно таким же, как и ранее, без конца рассыпаясь в любезностях и неистово подлизываясь. Если что-то и изменилось за эту ночь, то ему удавалось это умело скрывать.       — Какая же радость, что такие благородные господа изволили избрать мой дом своим пристанищем на эту ночь! — голосил он, с энтузиазмом нарезая рыбу. — Йоши никогда не забудет подобной чести, будьте уверены! Ведь всем удалось так славно отдохнуть этой ночью, не правда ли?       Его мелкие глазки прищурились, глядя на Мэй со странным, хитрым выражением. Сино-Одори заметила, как переглянулись Кадзу и Масамунэ у него за спиною. Стремясь избавить кицунэ от необходимости отвечать на подобного рода любезности, заботливая «служанка» грохнула прямо перед рыбаком на стол пустой чайник и, возмущённо уперев руки в бока, провозгласила:       — Всё болтаешь и болтаешь! Лучше воды бы принёс. Госпожа по утрам чай пить любит.       Йоши бросил на неё неприязненный взгляд, но перечить не посмел и, угодливо кланяясь в сторону Мэй, отправился за водою. Воспользовавшись его отсутствием, Кадзу быстренько наведался на чердак и осмотрел тесное помещение. А Сино-Одори тщательно проверила их багаж, перетряхнув всё до последней сумки. Ничто не указывало на то, что кто-то успел там порыться… Но неприятное чувство всё равно никуда не делось.       — Мэй, ты не оставила свою странную идею посетить местную прорицательницу? — спросил тем временем Араи.       — Нет, Масамунэ, — отозвалась девушка тихо, но твёрдо. — Мне нужно понять, что она во мне увидит.       — Я не стану отговаривать тебя, — ронин выглядел обеспокоенным, — хотя подобная затея мне, признаюсь, не нравится.       — Не нагнетай, — подал голос Кадзу, молчавший едва ли не всё утро. — Истинно видящих мало. Скорей всего, узрим местную сумасшедшую, и только.       — Не опасаешься, что там колдунья может таиться? — Масамунэ понизил голос, оглядываясь на дверь. — Или ёкай?       — А я вам на что? — заговорщицки шепнула Сино-Одори, подсаживаясь к ним. — Колдунья Мэй не распознает, а ёкая распознаю я. Поэтому первой зайду.       — Это может быть опасно… — проговорила Мэй, волнуясь.       — А может быть и полезно. Не беспокойся, я вот этого вот с собою возьму, — она кивнула в сторону возившегося на крыльце Йоши. — Его не жалко.       Бледно улыбнувшись в ответ, кицунэ впала в задумчивость, почти не замечая суеты, которую вновь развёл вокруг неё неугомонный рыбак, притащивший таки ведро с водою. И пока девушки заканчивали завтрак, Масамунэ и Кадзу отправились снаряжать лошадей в дорогу, дабы не терять более времени. Подозревая, что они хотят в процессе обсудить между собою планы, Сино-Одори не стала им мешать, оставшись присматривать за Мэй. И не напрасно.       Без конца тараторивший рыбак, услужливо протягивая благородной госпоже чашечку чаю, постарался будто бы невзначай коснуться её тонких пальцев своими — грязными, облупившимися, с изгрызенными ногтями. Мэй вздрогнула от неожиданного прикосновения, и едва не пролила на себя чай.       — Хорошо ли прекраснейшая госпожа спала этой ночью? — спросил Йоши, расплываясь в самой угодливейшей из улыбок.       Сино-Одори так и застыла, широко распахнув глаза и забыв о рисовой лепёшке, которую до этого жевала. Мерзкий рыбак осмелился на подобную дерзость? А представляет ли он, насколько легко можно лишиться пальцев за подобные проделки?       Представляет, внезапно поняла она. Именно поэтому дождался, пока Кадзу и Масамунэ вышли. А заданный им вопрос не что иное, как грязный намёк, замаскированный под напускную вежливость. Сино-Одори начинала уж было закипать, но быстрый, предостерегающий взгляд Мэй остановил её от опрометчивых действий. Кицунэ совладала с собою очень быстро, и ответила Йоши ровным, безразличным голосом:       — Превосходно спала, благодарю за заботу.       И отпила глоток чаю. Невольно восхитившись подобною выдержкой, Сино-Одори попыталась и сама принять невозмутимый вид, но это было сложно — её выдавали пылающие гневом щёки. К счастью, появившийся Масамунэ спас их от необходимости терпеть общество этого несносного рыбака и дальше. Лошади были готовы.       Выйдя во двор, под яркое солнышко, Сино-Одори заметно повеселела. Ей не терпелось поскорее убраться прочь из этой паршивой деревеньки, полной дурных людей и скверных запахов. Неизвестность будущего не страшила её, привыкшую принимать радость сегодняшнего дня и не загадывать на завтра. Жаль только, что для прелестнейшей лисички Мэй всё совсем не так просто. Она не смотрит вокруг, не замечает красоты этого весеннего утра и торжества жизни повсюду. Погружённая в тягостные мысли, она молча взбирается на лошадь, готовя себя к худшему. Что ж, возможно сейчас так для неё лучше.       Молчание учит лучше слов — как видеть и чувствовать то, что реально и по-настоящему важно, как позволить свету солнца коснуться твоей души. Недобрую игру ведёт жизнь — то даёт, то отнимает. К чему думать об осколках, которые больше не собрать воедино? Не вернуться назад, не ощутить вновь почву под ногами. Лишь глядя вперёд, можно понять — то, что у тебя есть сейчас, гораздо важней того, что ты потеряла.       День разгорался душным весенним зноем, тревожа всё ещё влажный воздух редкими порывами ветерка. Красновато-коричневая грязь, хлюпающая под копытами лошадей, покрылась ковром ярких лепестков и зелёных листьев, сбитых вечерним дождём. Беспокоясь о своей «госпоже», Сино-Одори настояла, чтобы Мэй повязала лёгкий, невесомый платок — дабы голову не напекло. Заодно она стремилась укрыть кицунэ от нежелательных взглядов. Уверяя, что ехать недалеко, Йоши вёл под уздцы её коня, вызывая тем самым недобрые взгляды не только у верной «служанки», но и у всех членов отряда. Однако же, они держали себя в руках, открыто свои эмоции не проявляя. Других жителей деревни им, по счастью, почти не встречалось, а редкие прохожие лишь окидывали встречных неприязненным взглядом, молча минуя странную процессию.       Масамунэ вновь напустил на себя невозможно грозный вид, и стоило местным жителям встретиться глазами с внушающим страх самураем, как они спешили исчезнуть с глаз долой, не привлекая к себе излишнего внимания. Так вскоре они добрались до реки, быстрое течение которой несло свои помутневшие после дождя воды мимо маленькой рыбацкой деревушки.       Лошади приободрились, ступив под сень деревьев, чьи ветви склонившись низко над водою чуть покачивались на свежем ветру. Тень и прохлада, царящие здесь, были спасением от душной и влажной жары разгоравшегося дня. Остановившись, Йоши указал рукою на маленький, корявый домишко, видневшийся среди деревьев.       — Пришли, благороднейшая госпожа, — прогнусил он, кланяясь. — Это и есть дом старой Камэ, которую вы пожелали посетить.       Масамунэ спешился, привязывая лошадей в тени, Кадзу помог сойти с лошади и Мэй, а Сино-Одори проворно соскочила самостоятельно, принявшись придирчиво осматривать жилище загадочной старухи. Её домик выглядел ещё более убогим, чем у Йоши, и располагался подле самой воды. По этой причине снизу его подпирали кривоногие, подгнившие сваи, покрытые остатками речного ила, похожие на старые, крючковатые руки, уцепившиеся за основание дома. Шаткая деревянная лесенка, отнюдь не выглядевшая безопасной, поднималась вверх, ведя к потрёпанной старой двери, ныне слегка приоткрытой по причине жары.       Четверо путников переглянулись. На лице Масамунэ всё ещё читалось неодобрение, но он уступил под мягким взглядом Мэй, опуская глаза. Воистину, сей грозный воин не способен был сопротивляться обаянию очаровательнейшей лисички, позволяя ей любые капризы. Кадзу как всегда выглядит безразличным, но и он молча следует за Мэй, куда бы та ни пошла. Сино-Одори на миг задумалась. Нужно бы и самой научиться так делать, ведь это столь удобно и полезно, когда все тебя уважают и слушаются.       Когда они подошли к дому, Йоши, в свойственной ему манере, предложил провести благородную госпожу внутрь, но Сино-Одори мигом возникла прямо перед ним, заявив категорически:       — Нет уж! Сначала я схожу, взгляну на твою хвалёную провидицу. А то вдруг она в самом деле безумна и опасна для госпожи.       — О, конечно, конечно! — Йоши закивал, соглашаясь. — Вполне разумное требование. Как будет угодно сиятельной госпоже.       Он бодро взбежал по скрипучим ступеням, и галантно согнулся пополам, предлагая Сино-Одори руку, но та проигнорировала его, брезгуя прикосновением немытой ладони, и прошла в дом. Йоши просочился следом.       Первое, что поразило Сино-Одори — несмотря на солнечный день, в доме царил полумрак. Все окна были завешены плотной тёмной тканью, кое-где покрытой дырами и заплатами. Будто бы хозяйка этого места за что-то невзлюбила солнечный свет. Никаких трав или кореньев не было развешено под потолком, вопреки ожиданиям. Вместо этого — запасы вяленой рыбы, да горы старушечьего хлама повсюду. В дальнем конце крошечной комнаты располагался невысокий столик, рядом с которым, на горе потрёпанных подушек виднелось нечто бесформенное, громко сопящее.       Йоши, неловко улыбаясь, громко прокашлялся. То, что изначально казалось лишь грудой тряпок, внезапно вздрогнуло и зашевелилось. Из лохмотьев показался сначала длинный, крючковатый нос, затем сморщенное старушечье лицо с белёсыми подслеповатыми глазами. Послышалось кряхтение и оханье.       — Приветствую тебя, старая Камэ, — важно произнёс Йоши, не утруждая себя даже лёгким поклоном. — Я привёл к тебе гостей. Не откажешься ли принять?       Он повёл рукою в сторону Сино-Одори. Расценив это как приглашение, та подошла чуть ближе и внимательно оглядела старуху, что силилась стряхнуть с себя дрёму, активно позёвывая и протирая глаза. Никаких колебаний магической силы вокруг, ни малейших признаков сверхъестественной природы… Руки без шрамов. На столике перед нею — лишь остатки скудного завтрака да чашечка с остывшим чаем. Обычная человеческая женщина, очень старая только.       Старуха пожевала губами, подслеповато щурясь на Сино-Одори и замахала рукою, подзывая её поближе.       — Подойди-ка, дитя, — слабым старческим голосом промямлила она. — Дай взглянуть на тебя… Ты ли желаешь знать своё будущее?       Вопреки ожиданиям, Сино-Одори попятилась прочь от неё, потихоньку отступая в темноту.       — Нет, почтенная Камэ, — ответила она как можно вежливее. Такао учил её принятому среди людей уважению к старшим. — Его желает знать моя госпожа.       — Так веди же её сюда, девочка! — воскликнула старуха, кутаясь в многослойные лохмотья. — Чего ты ждёшь? Не трать попусту моё время — видят духи, у меня его и так мало осталось.       Поспешно кивнув, ёкай выскочила наружу и, шустро сбежав по шаткой лесенке, зашептала друзьям:       — Подозрительного ничего не вижу. Не похоже, что колдунья, и совершенно точно не ёкай. По виду, да по запаху — обычный человек. Старая только сильно, того и гляди от времени развалится. Во мне ёкая тоже не распознала. Вряд ли она что-то может… Но ты сходи, Мэй, если уж хочешь.       — Схожу, — вздохнула слегка разочарованная кицунэ. — Не зря же вы все из-за меня сюда ехали.       — Вместе пойдём, — коротко бросил Кадзу.       Возражений не нашлось, и они все вместе направились к лестнице, на верхней ступеньке которой уже маячил Йоши, нетерпеливо размахивая руками. Войдя в тёмное и пыльное помещение они заполнили всё свободное пространство, едва в нём уместившись. С подозрением оглядываясь, Масамунэ выступил вперёд.       — Это благородная госпожа Мэй Ёси… — громко начал было он, соблюдая этикет.       — Ох, оставь, господин, — поморщилась старуха, замахав на него руками. — Зачем же так кричать… Старая Камэ, может быть, видит и плохо, но на слух пока не жалуется. Не нужно мне её имени. Однако, ежели хочет чего узнать, пусть сама за себя говорит.       — Прости осторожность моих спутников, госпожа, — промолвила Мэй, бесшумно обходя Масамунэ, и почтительно поклонилась. — Им поручено оберегать меня.       Она осторожно присела напротив старухи, которая, кряхтя, убрала в сторону остатки завтрака и, прищурившись, пыталась разглядеть представшую пред нею девушку. Судя по всему, получалось плохо, поэтому старая Камэ лишь задумчиво пожевала губами и вопросила:       — Уверена ли ты, что хочешь узнать грядущее, дитя? Учти, у будущего много вариантов, а увижу я лишь один из них. Наиболее вероятный. Готова ли ты к такому?       Тень страха промелькнула на лице Мэй едва заметно, словно облачко, на миг скрывшее солнце. Но его тут же сменила упрямая решимость, так свойственная ей. Вскинув подбородок, она прямо взглянула в лицо старухи.       — Да, — твёрдо вымолвила кицунэ. — Я готова. Что тебе нужно для этого, госпожа? Моя кровь?       Прорицательница в изумлении всплеснула руками.       — Великие духи, девочка! Да на что мне твоя кровь? Просто руку дай.       И она вытянула вперёд сморщенную старческую ладонь. Сино-Одори видела, как Мэй замерла, но лишь на одно краткое мгновение. После чего протянула свою изящную руку, вложив её в крючковатые пальцы старой Камэ. Щёки девушки побледнели, но губы были плотно сжаты в суровой решимости.       Старуха прикрыла глаза, какое-то время просто водя пальцами по линиям на её ладони. Затем накрыла руку Мэй сверху второй своей рукою. И вдруг резко вдохнула воздух со всхлипом, запрокидывая назад голову. Кицунэ вздрогнула, растерявшись.       Кадзу мигом оказался рядом, готовый прервать происходящее в любой момент — что бы для этого ни потребовалось. Сама Сино-Одори тоже неосознанно рванулась вперёд, но замерла, потому что глаза старой Камэ закатились, рот распахнулся, а из горла вырвался пугающий хрип. Тело сотрясла мощная судорога. Скрюченные пальцы впились в ладонь Мэй, хрип стал неестественным, страшным, разрывая тишину, застывшую в тесном помещении. Ничего не понимая, Сино-Одори глядела на старуху во все глаза, но никакой магии всё ещё не видела.       Мэй беспомощно оглянулась на друзей. За её спиною перепуганный Йоши бормотал какую-то молитву. Наконец жуткий хрип старухи оборвался, переходя в прерывистый шёпот. Прислушавшись, они с трудом смогли разобрать слова:       — Я вижу как пылают диким огнём ворота императорского дворца… а тёмные, призрачные тени устремляются к стенам, срывая с них лучников… разрывая их на части… их тела падают, свешиваясь вниз, и кровь течёт по каменной кладке, впитываясь в сухую землю… и с каждой новой каплею всё сильнее бушует пламя, поглощая всё вокруг. Город полнится криками и стонами умирающих…       Старуха неестественно выгнулась, голос её задрожал, зазвенел громче, на грани срыва:       — Я вижу… Я вижу как пепел кружится в воздухе… оседает на чёрной крови… Я вижу Тёмную Императрицу на троне Нойрё… тени и пламя, смешиваясь, танцуют вокруг неё… страх сковал империю единым железным кулаком… ужас и покорность в глазах подданных… тысячи тысяч сражаются во имя её… империя утопает в крови… хаос и разрушения повсюду… Так предначертано!       Она завыла, раскачиваясь из стороны в сторону. Мэй хотела остановить это, пыталась вырвать руку, но старуха не отпускала, сжимая её ладонь словно железными клещами. Внезапно провидица дёрнулась к ней и посмотрела прямо в глаза жутким взглядом своих невидящих глаз.       — Ты можешь остановить это! Ты можешь предотвратить это будущее! Спасение идёт за тобою, сияя ярко, словно солнце на закате… Но ты бежишь от него в ужасе! Ты думаешь — это смерть!       Старуха застыла в жуткой, неестественной неподвижности.       — Иногда спасение и смерть это одно и то же, — безэмоционально произнесла она и вдруг уронила голову на грудь, обмякая.       Её руки ослабли и Мэй вскочила, выдернув свою ладонь. Не сводя с провидицы полных ужаса глаз, она попятилась прочь, к двери. Кадзу тут же оказался рядом, сжав её плечи, заставляя очнуться, прийти в себя. Она с трудом перевела на него испуганный взгляд.       — Дыши, — только и сказал он, вглядываясь в её лицо.       Мэй сделала над собою усилие, сдавленно, прерывисто вздохнула, опустила глаза.       — Заплати ей, — произнесла тихо, и, не оборачиваясь более, направилась к выходу.       Сино-Одори поспешила за нею, с беспокойством поглядывая на бледную словно снег кицунэ. Они спустились вниз по шаткой лесенке и над головою вновь зашумел ветер в кронах деревьев.       — Вот, попей водички, — сказала ёкай, протягивая Мэй свою флягу. — Совсем переволновалась. И к чему такие потрясения, ой-ёй…       — Не ворчи, заботливая, — бросил Кадзу, присоединяясь к ним. — Это без пользы.       Они втроём медленно пошли к лошадям. Масамунэ замешкался внутри, пытаясь выдворить Йоши, вздумавшего требовать у старой Камэ свою долю от прибыли.       Оказавшись на свежем воздухе, кицунэ немного приободрилась. Лесной ветер разогнал пугающие видения, нарисованные странной старухою, а яркий солнечный свет, пробивавшийся сквозь ажурные листья, напоминал о том, что жизнь продолжается. Сино-Одори только головою покачала.       Жизнь проста, это люди вечно всё усложняют. Слушать ночной дождь, спать до полудня, есть то, что вкусно, а не то, что полезно, а главное — ни на что не надеяться. Вот простая мудрость, которая делает жизнь счастливой. Ведь пока ты можешь дышать, у тебя есть выбор. Ты всегда способна свою судьбу изменить. Задумчиво бредя по самой кромке воды, Мэй глядела на отражавшееся в речной глади ясное синее небо.       — Ты прав был, пожалуй, — немного отрешённо проговорила она в сторону Кадзу. — И в самом деле, похоже, что старая женщина повредилась умом. Какая Императрица Нойрё? При чём здесь трон и императорский замок? В этом нет никакого смысла…       Кадзу нервно дёрнул щекою. Глаза его сузились, устремляя взгляд куда-то за горизонт, а на скулах играли желваки. На несколько мгновений повисла тягучая тишина, проносясь мимо вместе с неспешными водами реки. Затем синоби резко повернулся к Мэй, и уже открыл было рот, собираясь что-то сказать…       — Эх, ну что, благородные господа? — раздался неподалёку возглас радостно семенящего к ним Йоши. — Это было занятное представление, не правда ли? Надеюсь, оно не отбило у вас тягу к дальнейшим приключениям. Ведь впереди у нас ещё долгая совместная дорога, и Йоши почтёт за честь составить компанию столь благородным господам, да-да, определённо!       Нищий рыбак усердно кланялся и, улыбаясь как можно сиятельнее своею щербатой улыбкою, хитро глядел на Мэй.