Лисьи ночи. Новый этап

«Верно, в прежней жизни Ты сестрой моей была, Грустная кукушка…» Кобаяси Исса

      Прохладный утренний ветерок вкрадчиво проник в щёлку приоткрытого окна, всколыхнул полог кровати и игриво тронул высунувшуюся из-под покрывала маленькую ступню спящей на кровати девушки. Изящные пальчики вздрогнули, недовольно сжимаясь, и она с сонным стоном попыталась было прикрыть ногу, но беспорядочно шарящая рука никак не могла нащупать край ускользнувшего покрывала. Зато быстро обнаружила неприятную, зияющую пустоту рядом с собою на кровати — там, где должен был быть он. Хаотично разметавшиеся в сладком сне, её чёрные волосы упали на глаза, когда она обернулась, чтобы убедиться. Да, Кадзу не было.       Пользуясь одиночеством, Мэй позволила себе совершенно неподобающе зевнуть и села на кровати, с подозрением поглядывая в сторону приоткрытого окна. Было уже совсем светло, и косые лучи солнца прочертили яркие полосы света на полу, а ласковый ветерок вместе с лёгкой прохладою принёс из сада пьянящий аромат цветущих глициний. Доносившееся отовсюду громкое птичье пение возвещало о начале нового весеннего дня.       — Сколько же я спала? — спросила она у самой себя, поёживаясь от утренней свежести и плотнее запахиваясь в нагадзюбан. — Кадзу, похоже, уже встал…       Не желая прослыть ленивицею, девушка прытко вскочила с кровати и принялась одеваться. Но хитроумный пояс оби, который ей нынче полагалось носить, старательно изображая госпожу Ёсинагу, никак не удавалось повязать как следует. Раздосадованно шипя, Мэй возилась с ним, теребила узелки тонкими пальцами, добиваясь совершенства. Словно почувствовав её затруднение, в дверь осторожно заглянула Сино-Одори и радостно улыбнулась. В её руках был поднос с чаем и сладостями, которые она явно приберегла для завтрака своей «госпожи».       — Сино-Одори! — воскликнула Мэй с деланным негодованием. — Я же учила тебя без стука не входить!       — Но ведь Кадзу ушёл ещё на рассвете. Я знала, что ты в комнате одна. И, как твоя служанка, я обязана помочь тебе облачиться в…       — Ушёл? Куда ушёл? — недоумение отразилось на красивом лице кицунэ.       — Не сказал, — пожала плечами Сино-Одори, входя в комнату и ставя поднос на столик, — просто тихо ушёл и всё. Ты же его знаешь. Небось думал, я не слышала.       Ёкай лукаво улыбнулась, но, видя проступающее беспокойство на лице Мэй, поспешила её утешить:       — Быть может, на рынок. Чего-нибудь вкусненького купить…       Она мечтательно закатила глаза, но кицунэ лишь скептически покачала головою. Рынок не открывается столь рано — и торговцы, и покупатели либо ещё наслаждаются сладким сном, либо уже работают в поле. Синоби ускользнул бесшумно, по всей видимости, не желая потревожить её сон. Куда же он направился?       «Что ж, попробую аккуратно выяснить это у него, когда он возвратится», — поразмыслив, решила Мэй, вверяя себя заботам ловких рук «служанки».       В последнее время у неё было ощущение, что между нею и Кадзу всё как никогда хорошо, а откровенность и доверие становятся основой для отношений более близких, чем она когда-либо испытывала в своей жизни. Иногда немногословный, синоби по привычке уходил в себя, и тогда тень тревоги омрачала его обычно столь ясное чело́, однако её улыбка и ласковый взгляд быстро выводили его из подобного состояния. Эта вынужденная передышка в случайном городке у дороги пошла на пользу всем им. Иногда Мэй казалось даже, будто все опасности остались где-то далеко позади, а здесь, затерявшись среди извилистых улочек и однообразных домов, они четверо живут в покое и безопасности, незамеченные никем. И даже её ночной кошмар — зловещая тень угрожающей чёрной лисицы — как будто бы отступил на время, разжав свою стальную хватку и давая ей наконец возможность дышать свободно.       Кицунэ украдкой вздохнула. Разумеется, она знала, что эта благостная обыденность повседневной жизни вот-вот должна была закончиться, но этим ясным солнечным утром ей так не хотелось в это верить…       — О чём задумалась, прелестнейшая лисичка? — вкрадчиво спросила Сино-Одори, заметив её меланхолию.       Мэй тряхнула головой и приветливо улыбнулась подруге.       — О всяких пустяках, конечно же, — изображая беззаботность, отшутилась она. — Как и полагает благородной госпоже.       Сино-Одори взглянула недоверчиво, но настаивать не стала и лишь улыбнулась в ответ. Управившись с хитроумным поясом, она деловито расправила складки кимоно, стараясь, чтобы всё выглядело гармонично, а затем усадила Мэй перед зеркалом, принявшись чесать её длинные чёрные волосы. Кицунэ взглянула на себя. В зеркале отразилось задумчивое и слегка встревоженное лицо. Странно… Вроде бы всё хорошо, но почему же тогда непонятное беспокойство едва ощутимо бередит потаённые глубины души? Неужели это потому, что Кадзу нет рядом? Тянущая пустота внутри отголоском печального одиночества требовала немедленно найти его, увидеть привычный цепкий взгляд колючих глаз и вновь почувствовать, что всё в порядке. Она едва заметно покачала головою, честно признаваясь себе, насколько привыкла уже просыпаться с ним рядом.       — И всё-таки, где же Кадзу?.. — спросила она безотчётно и тут же спохватилась, осознав, что произнесла это вслух.       Сино-Одори наморщила лоб, размышляя.       — Ронина нашего нужно спрашивать, думается мне, — провозгласила она наконец. — Не иначе как эти двое о чём-то сговорились между собою. Слышала, как шептались вчера.       — Так пойдём же и спросим, — сказала Мэй, решительно поднимаясь и откидывая распущенные волосы за спину.       Непонятная тревога давала о себе знать всё сильнее. Утро уж не было ранним, а синоби, который все эти дни почти не отходил от неё, куда-то вдруг запропастился, никак не желая возвращаться. Обеспокоенность кицунэ росла, и она скорым шагом направилась к двери, не дав Сино-Одори даже уложить ей волосы. Ёкай с тоскою оглянулась на поднос с остывшим чаем и нетронутыми сладостями, что так и остался стоять на столе… и со вздохом поспешила вслед за своей «госпожою».       На первом этаже ронина они не нашли. Обнаружился он лишь во дворе — стоя подле Кирин, держал под уздцы их лошадей и, судя по всему, занимался приготовлениями к отъезду, что намечался сегодня. Вполне бодрый Ши́то приветствовал Мэй звонким ржанием, а Лохматка вытянула шею навстречу Сино-Одори в поисках лакомства. Смирный вороной конь, принадлежавший Кадзу, топтался рядом с совершенно безучастным видом. Раньше кицунэ обрадовалась бы, увидев лошадей в добром здравии, но сейчас почти не обратила на них никакого внимания. Её пристальный взгляд был направлен лишь на Масамунэ. Привычно поприветствовав ронина лёгким поклоном, сопровождаемым пожеланием доброго утра, Мэй застыла, нервно теребя рукав кимоно и не зная, как лучше приступить к деликатному разговору. Тогда не обременённая излишней стеснительностью Сино-Одори, устав ждать, спросила напрямую:       — Скажи, Масамунэ, давно ли ушёл Кадзу?       — Довольно давно, — честно ответил ей ронин, однако глядел он при этом только на Мэй. — Ещё не закончился час тигра, и солнце едва-едва готовилось пробудиться…       — А сейчас оно сияет в полную силу, и миновало уж время завтрака, — отметила ёкай и тихо хмыкнула себе под нос. — Долго.       — Куда он ушёл? — не выдержав, спросила наконец Мэй, волнуясь.       Ронин отвёл взор, смущённо переминаясь с ноги на ногу, неловко крякнул.       — Масамунэ! — Быстро приблизившись к нему, кицунэ порывисто взяла его руки в свои. — Скажи, прошу.       Однако от этого рослый воин, казалось, смешался ещё больше. Не зная, куда прятать глаза, и всеми силами избегая взгляда пронзительных глаз кицунэ, ронин выглядел как никогда растерянным.       — Мы условились не говорить об этом, — проговорил он наконец. — Но поверь, тебе не о чем волноваться, Мэй.       — Выкладывай. — Сино-Одори подступила к нему, беззастенчиво ткнув в плечо сложенным бумажным веером. — А уж волноваться или нет, Мэй решит сама.       Масамунэ тяжко вздохнул, уступая пред натиском двух женщин. Ему невыносимо было видеть тревогу в больших пронзительных глазах кицунэ, глядевших на него сейчас столь умоляюще.       — Кадзу отправился проверить дорогу перед отъездом. Всего лишь небольшая разведка, — сказал он мягко, пытаясь её успокоить. — Дело нужное…       — Когда обещал прийти обратно? — тут же спросила ничуть не выглядевшая успокоенной Мэй.       Ронин вновь замялся. Взгляд сам собою ускользнул куда-то, принявшись вновь хаотично блуждать вокруг, а меж бровями пролегла суровая складка. Кажется, теперь тревога тронула и его сердце.       — Ещё до твоего пробуждения намеревался вернуться, — задумчиво промолвил он. — Видимо, обнаружил нечто, что его задержало.       Это отнюдь не способствовало умиротворению. Мэй выпустила руки Масамунэ, что дотоле судорожно сжимала, забыв о приличиях, и отступила на шаг, обхватив саму себя за плечи будто от неожиданного холода. Тоскливое беспокойство, призраком маячившее где-то на границе сознания, внезапно оформилось, приобрело глубину и насыщенность. Сколько бы ни твердили друзья о том, что для волнений нет причины, сердце безошибочно подсказывало ей — что-то случилось. И вот уже не радовало более безмятежное весеннее утро, пропитанное запахами глициний, и даже сам свет солнца, казалось, померк.       Из немого оцепенения её вывела Сино-Одори. Бесшумно приблизившись, ёкай немного нерешительно тронула Мэй за плечо, взволнованно стараясь заглянуть в глаза. Кицунэ едва заметно вздрогнула, вырванная из омута своих тревожных мыслей, и вскинула голову.       — Сино, — с трудом вымолвила она, борясь с перехватившим горло спазмом, — что-то случилось. Я чувствую.       Ёкай неожиданно понимающе кивнула.       — Я слышала, бывает так, когда двое близки, — шепнула она, понизив голос. — Чувства обостряются. А лисы, говорят, выбирают пару на всю жизнь.       И Сино-Одори украдкой покосилась на ронина, что возвышался рядом с ними, безмолвный и недвижимый. Однако сейчас он не обратил внимания на подобные, во всех отношениях странные слова — на его лице тоже отображались обеспокоенность и задумчивость, хотя и не в такой мере, как у кицунэ.       — Масамунэ, — Мэй вновь кинулась к нему с мольбою, — куда именно ушёл Кадзу?       Ронин нахмурился крайне недовольно, и даже ладонь положил на рукоять катаны, будто бы уже готовясь сражаться за кицунэ с любым неведомым врагом — если потребуется.       — Я не могу сказать тебе, Мэй, — сурово отрезал он. — Ты тут же помчишься туда. А я дал слово Кадзу защищать тебя во что бы то ни стало.       Кицунэ закусила губу, до хруста сжав кулаки. Сино-Одори тихо охнула, глядя на них. Вокруг хрупких кулачков кицунэ сама собою начала клубиться чёрная дымка. Взгляд стремительно темнеющих глаз не отрывался от Масамунэ.       — Ты меня не остановишь, — процедила она едва слышным зловещим голосом.       — Милейшая лисичка! — воскликнула Сино-Одори в страхе, повиснув на её руке.       — Если ты не поможешь, я найду его сама, — всё так же угрожающе продолжала кицунэ, не сводя мутных, пугающих глаз с ронина. — Быть может, не так быстро, но найду. Уж поверь мне.       Сдаваясь под этим полным решимости взглядом, Масамунэ отступил на шаг и поднял руки в примирительном жесте.       — Ты знаешь, я пойду с тобою куда угодно, — тихо вымолвил он, и в его мягком голосе кицунэ почудились нотки обречённости. — Но прошу тебя лишь об одном: давай подождём ещё немного. Быть может, твоё беспокойство напрасно и Кадзу, возвращаясь, просто зашёл на рынок — докупить припасов в дорогу.       Уже открыв было рот, Мэй намеревалась возразить, что все припасы куплены ещё вчера и эта задержка им ни к чему, но, понимая, что со стороны её тревога выглядит, как полное сумасшествие, решила всё же смирить свою гордыню, пойдя на компромисс. Тихо и медленно выдохнув, она кое-как успокоила бушевавшую внутри бурю. Лишь смертельная бледность щёк да непроглядная чернота глаз выдавали пережитое волнение.       — Как скажешь, Масамунэ, — коротко поклонилась она, демонстрируя уважение к его воле, — но долго ждать я не стану. Сегодня мы собирались покинуть этот город. И если Кадзу не вернётся к назначенному времени отбытия…       — Разумеется, — кивнул ронин. — Тогда все мы отправимся на поиски. А пока что, я думаю, тебе стоит ещё раз проверить свой багаж.       Послушно развернувшись, Мэй медленно, пошатываясь, пошла ко входу в дом. Ей пришлось приложить немалые усилия, дабы не поднять головы, и она шла, устремив взгляд строго себе под ноги. Не хватало ещё оскорбить Масамунэ недоверием. Он и так был невероятно терпелив к её дерзости, вызванной избытком эмоций. Всегда понимающий и надёжный — разве можно было не верить его слову?       Но всё же непокорный зверь, поселившийся внутри неё, никак не желал угомониться, побуждая кицунэ переступить через привитую ей вежливость, что всё чаще казалась столь фальшивой и пустой. Уже на пороге Мэй всё же обернулась порывисто, обжигая ронина взглядом отчаянным и требовательным, с трудом сдерживая застывший на губах немой вопрос. К счастью, Масамунэ больше в их сторону не смотрел, погрузившись в собственные думы, и её взгляда не заметил. А Сино-Одори, что-то тихо шепча, быстро подхватила Мэй под руку и настойчиво увлекла внутрь дома, в полумрак и прохладу их временного жилища.       Солнце почти не проникало в большую комнату на первом этаже, несмотря на настежь открытые окна. Густые ветви деревьев, подступавших к самому дому, колыхаясь, ловили солнечные лучи, будто играя, и пропускали внутрь лишь редкие блики света, метавшиеся по стенам среди ажурных теней. Заботливая «служанка» засуетилась, принявшись было готовить чай, в тщетной надежде, что любимый напиток немного успокоит Мэй. Но кицунэ лишь отрицательно покачала головою.       — К себе пойду, — бесцветным голосом проговорила она. — Прошу, Сино… я хочу сейчас побыть одна.       Сосредоточенно наморщив лоб, ёкай испытующе глядела на подругу несколько мгновений, затем согласно кивнула. Удивляясь нежданно накатившей слабости, кицунэ медленно поднялась на второй этаж в свою… нет, в их комнату. Притворила за собою дверь и застыла, глядя на смятую постель. Ещё совсем недавно здесь царили радость и нежность, близость и бурная страсть. Два тела, словно две реки, сливались в единое течение, и, казалось, не было границ, не было преград для счастья… А что сегодня? Как всё могло так жестоко измениться в один миг?       Медленно, будто в полусне, она добрела до кровати и рухнула на неё, уткнувшись лицом в подушку, что всё ещё хранила отголосок его запаха. Вдохнула судорожно, закрывая глаза, и замерла.       Всё, чего хотела ты, — лишь быть рядом с ним, лишь чувствовать запах горьких осенних листьев от его волос. Но этот мир жесток и безжалостен, он легко отнимает любимых. И если ты не научишься тоже быть жестокой… кто знает, быть может, ты в нём не выживешь. Но смерть не страшит тебя сейчас, лисица. Не так, как жизнь без него. Твой разум цепенеет, за его завесой слабеет сознание, и ты слышишь беспощадную судьбу, что наступает тебе на пятки. Убаюканная безумием, ты видишь даже то, чего не можешь знать. А мельком узрев свой кошмар, гниёшь изнутри в этом опустевшем доме, чувствуя невидимое присутствие, лёжа без сна в постели. Это твой зверь вновь поднимает голову, питаясь хаосом твоей души…       Мэй казалось, что время остановилось, замерло и отказывается продолжать свой бег. Вцепившись в подушку, она лежала в полубреду, стараясь убедить себя, что дурные предчувствия напрасны. Вот-вот хлопнет калитка, и Кадзу вернётся как ни в чём не бывало, обязательно зло пошутит над ронином, возившимся во дворе, поприветствует Сино-Одори… Но снаружи было тихо, лишь время от времени доносилось фырканье лошадей, давно готовых к отбытию.       Не в состоянии объяснить, что её гложет, и не в силах это терпеть кицунэ рывком села на кровати. По-прежнему распущенные чёрные волосы окутали её беспорядочным чёрным водопадом.       «На кого я похожа? Нет, так нельзя. Изводить свою душу и дальше невыносимо. Нужно взять себя в руки и привести внешний вид в благопристойное состояние».       Злясь на саму себя, Мэй решительно поднялась с постели и села за туалетный столик. Принялась чесать волосы — быстро, нервно, беспощадно. Наспех уложила их в незамысловатую причёску. Благородная госпожа всегда должна была выглядеть соответствующе, и, как бы ни хотелось ей сейчас послать ко всем ёкаям эту опостылевшую роль, она не имела права этим поставить под подозрение остальных.       Швырнув на столик деревянный гребень, взялась за украшения и косметику. Серебряные шпильки в тёмных волосах — изысканно, но не слишком богато, в соответствии со статусом. Пудра не скроет красноту под глазами. Немного румян на бледные щёки, ярко-красной помадой тронуть губы… Безупречный фасад, видимость той, кем она не является. Пусть шепчется завистливая толпа за спиною. Иллюзия совершенства скрывает девушку, которую им никогда не увидеть.       Вопреки ожиданиям, обыденные занятия не помогли отвлечься. Солнце медленно ползло по небосклону вверх, неуклонно приближаясь к зениту, и Мэй уже не находила себе места. Внутри бурлила и клокотала тревога, смешиваясь со злостью и бессилием. Заперевшись в своей комнате, она ходила из угла в угол, крепко обхватив себя руками в попытке успокоиться. Но сердце, чувствуя беду, никаким уговорам не поддавалось. Ведь навсегда оно когда-то выбрало его.       «Что делать? — беззвучно шептала Мэй самой себе. — Что делать? Где искать? Как искать? Ох, Кадзу, почему же ты ничего не сказал?!»       Перебирая в уме длинный список опасностей и угроз, что могли подстерегать его, Мэй почти уже задыхалась от удушающей тревоги; с каждым мгновением — всё больше. Хотелось умереть, чтобы не смотреть невидяще в пустоту, чтобы не слушать эту тишину. Будто бы в трансе она тихо дошла по стенке до угла, спиною прислонилась и внезапно зарыдала, медленно оседая на пол — мучительно и страшно, как плачут лишь люди, не умеющие плакать. Плечи вздрагивали и содрогались в тяжких судорогах. Что, если его не будет больше рядом никогда? Как жестоко сковывает ужасом тело от одной лишь подобной беспощадной мысли…       Не открывая глаз, Мэй застонала едва слышно, ловя воздух между всхлипами, усилием воли пытаясь унять рыдания. Растёрла веки, размазывая едкую тёмную краску по щекам. Глаза щипало. Непривычное ощущение удивляло, прорываясь сквозь скорбь. Неужели это и правда слёзы? Сколько времени она не плакала уже? Словно лопнула туго натянутая струна внутреннего напряжения. Привычка не показывать слабость, усвоенная с детства, сыграла злую шутку, устроив ей западню. А ненавистное чувство бессилия пробуждало в памяти всё больше тяжких воспоминаний — о тех днях, которые она столь сильно старалась забыть. О тех днях, когда проклятый хромой колдун отнял у неё всё, оставив лишь ужас и беспомощность. Сцепив зубы, Мэй обхватила голову руками.       Горячая кровь бежит по венам, бурля и вскипая. Память терзает тебя мучительными образами, и каждое новое воспоминание — словно удар кнута, оставляющий кровоточащие раны. Теперь застилавшая твой разум пелена окончательно пала, и ты как никогда ясно помнишь всю ту боль и всю ту ярость, что огненной искрою возожгла всепоглощающее пламя ненависти, превратив тебя в ту, кто ты есть теперь. Сполна заплатив за силу кровью, своею и чужою, нежданно обрела могущество в хаосе. Но вся эта магия и вся эта мощь ничего не значат, если ты не можешь спасти его…       Медленно, очень медленно Мэй открыла глаза. Мрачный огонь этого взгляда пугал угрожающей решимостью. Тихий шорох шёлковых одежд — она поднялась, сжимая кулаки. Нет, на этот раз не будет как тогда. Больше она не беспомощна.       Решительно подойдя к их багажу, аккуратно сложенному в углу комнаты, кицунэ принялась беспорядочно в нём рыться, выкидывая прочь мешавшие вещи. Полетели вон яркие кимоно и платки, опадая на пол, словно пёстрые листья по осени. Следом отправились расшитые пояса вперемешку с украшениями для волос. Беспощадно выворачивая каждую коробку, Мэй выкинула на пол пару широкополых шляп, и вот, наконец, на самом дне, спрятанный среди прочих вещей, обнаружился он — её боевой веер со стальными гранями, увенчанный зубчатыми шипами. Не обращая внимания на дискомфорт, кицунэ торопливо сунула его за пояс, кое-как прикрыв складками верхней одежды. И вихрем вылетела из комнаты, оставив разбросанные вещи валяться повсюду в беспорядке.       Торопливо сбежав по ступеням, она обнаружила Сино-Одори сидящей на последней из них с настороженным видом. Закусив губу, обитательница пещер взглянула на кицунэ снизу вверх большими, полными беспокойства глазами.       — Я иду за ним, — твёрдо сказала Мэй.       Видя выражение её лица, ёкай только молча кивнула и поднялась, готовая следовать за нею. Во дворе они нашли хмурого ронина, что в задумчивости поглаживал Кирин. Умная лошадь, чувствуя тревогу хозяина, стояла неподвижно и лишь настороженно прядала ушами.       — Масамунэ… — начала было Мэй.       — Знаю, — отозвался он, избавляя её от необходимости объяснять. — Уж почти полдень на дворе. Глупо отрицать — что-то случилось.       Кицунэ взглянула на него с благодарностью. Возможность наконец предпринять хоть что-нибудь казалась избавлением от мучительного бездействия, заставлявшего её изнывать в плену собственных мыслей, съедающих заживо. Моментально собравшись, она сосредоточенно спросила:       — Тебе известно, в какую сторону Кадзу направился?       — Могу лишь предполагать. — Масамунэ, заслонив глаза от солнца рукою, оглядывал нависавший над городком горный массив, обрамлённый зелёной бахромою леса. — Скорее всего, он отправился проверить дорогу, по которой нам предстояло уезжать из города.       — Тогда не станем более терять времени. — Мэй отвязала поводья Ши́то, привязанного неподалёку, быстро и бескомпромиссно направилась к воротам, ведя его следом. Возрадовавшийся жеребец дурашливо гарцевал, пофыркивая в предвкушении скачки, и заговорщицки поглядывал на кицунэ, кося лукавым глазом.       Ронину ничего не оставалось, кроме как последовать за ними, ведя в поводу Кирин. Уже у ворот их догнала Сино-Одори, не без труда оседлавшая свою Лохматку. На предложение остаться и дожидаться их дома ёкай ответила решительным отказом.       — Обещала колдуну беречь лисичку Мэй, — пояснила она. — И от слова своего не отступлюсь.       Масамунэ не стал с нею спорить, а Мэй и вовсе было не до того. Все её мысли и устремления направлены были сейчас лишь на одну цель — отыскать дорогого ей человека во что бы то ни стало. И вот уже совсем скоро небольшой отряд покинул город, направляясь по дороге в сторону леса. Ничто не предвещало беды — встречавшиеся им по дороге путники были явно из числа местных крестьян да торговцев, а гружёные мешками с продовольствием телеги выглядели совершенно обыденно. И всё же с каждым мгновением беспокойство кицунэ всё больше росло, а дурное предчувствие разъедало душу, проникая жгучим ядом в самое сердце.       «Где искать? Как искать? — в тревоге думала она. — Обернуться лисою не поможет — все следы давно затоптаны проходящими по дороге… А в лесу? Кто знает, где именно следует искать и вообще в той ли мы стороне…»       Видя её растерянность и нервозность, Масамунэ поравнялся с нею и, наклонившись поближе, тихо сказал:       — Мэй, спокойнее. Ты привлекаешь к себе излишнее внимание. Дыши ровнее.       — Не могу. — Кицунэ лихорадочно обшаривала взглядом всё вокруг в поисках хоть какой-нибудь подсказки. — Я не знаю, как отыскать, не знаю…       «Знаешь, — шепнул внутри вкрадчивый голос. — Ты всё знаешь и всё можешь. Огромная сила сокрыта внутри тебя, лисица, но ты боишься её использовать. Ставишь свою жизнь превыше его? А сможешь ли простить себя потом?»       Мэй стиснула зубы и внезапно резко пришпорила коня, сворачивая в лес. Ши́то радостно рванулся в галоп, будто бы только этого и ждал. За спиною что-то крикнула Сино-Одори, но Мэй мчалась вперёд не разбирая дороги. На пути вставали деревья, угрожающе маяча крючковатыми ветвями, но резвый Ши́то реагировал быстро, всякий раз огибая возникшее препятствие в последний момент. В такой рискованной скачке вполне можно было свернуть шею, но кицунэ сейчас об этом не думала. Шумевшие дотоле леса будто притаились в страхе, и лишь какие-то крупные чёрные птицы вились в вышине, над кронами исполинских деревьев, время от времени оглашая воздух гортанными криками. Но кицунэ их не слушала — даже свистевший в ушах ветер не заглушал ненавистный шёпот в её сознании. Что страшнее — потерять себя или потерять его? Кто ответит ей на этот вопрос?       Справа появился Масамунэ верхом на Кирин, перехватил поводья негодующего Ши́то, мягко заставляя его замедлить неистовый бег, а затем и вовсе остановиться. Ронин пристально глядел на Мэй, а на лице его отражались сочувствие и искреннее беспокойство. Он собирался было что-то сказать, но она не дала ему такого шанса. Спрыгнув с коня, кицунэ развернулась к ронину спиною, отошла на несколько шагов и застыла, сдавив виски руками в тщетной попытке унять внутренний хаос.       Твоя опустошённая голова… Ты слышишь? Звенят колокола безумия, отдаются гулом внутри твоей искалеченной души, рождая тёмные вибрации — всепоглощающие, освобождающие. Неистовство рвётся наружу. Нашёптанные действия невыразимы, ужасны, слышимы и достижимы. Ты вынуждена пробудить иное зрение и идти по его следу, чтобы отыскать того, кто для тебя дороже всех. Голоса — древние, зловещие, расчётливые, манящие — зовут тебя туда, откуда нет возврата. Ты слышишь, как они кричат?       У ног Мэй всё больше сгущалась темнота. Масамунэ застыл, напряжённо вглядываясь… не веря своим глазам. Но вот уже первые тёмные линии потянулись по земле от её стоп, переплетаясь друг с другом, образуя зловещую сеть чёрной паутины, что быстро ширилась, заполняя трещины в земле, расходясь во все стороны. Лошади зафыркали, захрапели в страхе, попятились.       — Нет! — горестно вскрикнула где-то рядом Сино-Одори. — Что ты делаешь, прелестнейшая лисичка? Ведь она почувствует, почувствует тебя!       — Тихо, — оборвала её Мэй чужим голосом. — Мне всё равно. Ничто не имеет значения, если я не спасу его.       И будто бы ведомая странным, непостижимым чутьём, она словно в трансе качнулась вперёд, делая первый шаг. За ним ещё один и ещё…       — Ой-ой… — протянула ёкай, жалобно заломив руки и беспомощно глядя на Масамунэ в поисках поддержки.       Ронин быстро шагнул вперёд, преграждая Мэй путь. Она заметила, как он содрогнулся, наступив на паутину тьмы, расползавшуюся вокруг, однако же это его не остановило. И хотя он не посмел её коснуться, твёрдость намерений его была очевидна.       — Мэй, остановись, — сказал Масамунэ негромко, но голос его вибрировал от внутреннего напряжения. — Не совершай того, о чём пожалеешь.       — О чём пожалею? — из горла кицунэ сам собою вырвался хриплый смешок. — А ты уверен, что я не пожалею во сто крат больше, если потеряю…       Она осеклась, опуская голову, — чтобы он не видел выражения её лица.       — Кадзу бы этого не хотел, — печально заметил ронин.       Мэй дёрнулась, вскидывая голову. В глазах всё больше разгоралось мрачное пламя, а на языке вертелось так много дерзких, отчаянных слов, чудом сдерживаемых ценою невероятных усилий воли. Сейчас никто не смог бы узнать в ней ту самую милую и вежливую девушку, которой её привыкли видеть. Неистовое, живое воплощение силы и ярости, она была пугающе красива в этот миг.       — Прочь… — только и шепнули побелевшие губы, но Масамунэ замер, не в силах поверить.       Обойдя его, Мэй вновь побрела, пошатываясь, будто бы прислушиваясь к чему-то. Взгляд её остановился, расширенные зрачки не двигались — сейчас не зрение вело её. Сино-Одори и Масамунэ переглянулись. Отчаяние читалось на лице жительницы пещер, смешиваясь с полнейшей растерянностью — она не знала, что можно предпринять сейчас. Ронин кивнул понимающе. Попытки остановить Мэй в таком состоянии, вероятно, лишь ещё больше разозлят её, яростью давая пищу чудовищу, что скрывалось внутри казавшегося таким хрупким тела девушки. А Такао не давал инструкций на этот счёт, видимо, целиком полагаясь на Кадзу.       Поэтому они пока что молча и осторожно следовали за бредущей сквозь лес Мэй — надеясь на лучшее, готовясь к худшему. Если не удастся ей совладать с рвущимся наружу безумием, кто знает, что в состоянии она учинить… И, несмотря на это, Масамунэ не мог допустить даже мысли о том, чтобы оборотить свой меч против той, которую поклялся защищать. Той, что была ему дороже собственной жизни.       — Хорошо хоть из города её вывели, — задумчиво пробормотал он себе под нос.       — Ты же не думаешь в самом деле… — Глаза Сино-Одори округлились, и она судорожно вцепилась в его рукав. — Не думаешь, что она убивать нас здесь будет?       — Не думаю, — шепнул Масамунэ, аккуратно отстраняя от себя жительницу пещер. — Но я помню, какой Мэй бывает в состоянии ногицунэ. Приняв тьму, она, скорей всего, нас и вовсе не узнает…       Услышав своё имя, Мэй внезапно остановилась и слегка повернула к ним голову. Они увидели безупречный профиль девушки, сурово сдвинутые брови и опущенные ресницы. Не удостоив их даже взглядом, она отрывисто, хрипло проговорила:       — Если не верите, что я способна справиться, незачем за мною следовать. Боитесь — так уходите! А если остаётесь, то умолкните. Мне нужно сосредоточиться.       Краем глаза Мэй видела их шокированные лица, полные укора взгляды. Да, впервые она позволила себе говорить с самыми близкими друзьями в подобном тоне. Но если бы только знали они, через что ей приходится проходить сейчас! Вкрадчивый шёпот в её сознании превратился в вой тысячи голосов, требующих выпустить их на свободу, тьма рвалась изнутри, питаясь болью и страхом — ещё немного, и побежит, заструится по венам, заполоняя всё её существо. Тогда для Мэй не останется пути назад. Сдерживая разрывающего всё внутри зверя, она с неимоверным трудом шла по грани, умудряясь использовать при этом лишь малую частичку его силы и рискуя каждый миг оступиться, сорвавшись в бездну. Перед глазами всё плыло, темнело, мелькали силуэты деревьев, но сверхъестественное чутьё не подводило — она чувствовала всё на несколько ривокруг, и ей казалось, что она знает, знает, куда идти.       Всё быстрее и быстрее, спотыкаясь, едва не падая, Мэй уже почти бежала в одном конкретном направлении. Масамунэ и Сино-Одори, ведя в поводу лошадей, молча следовали за нею, настороженные и напряжённые. Неровная местность уходила выше на взгорье, становилась каменистой, неуютной. И вот, наконец, впереди замаячило высоченное, очень старое дерево, ствол которого был причудливо изогнут. У его подножия сидел, сгорбившись, человек в чёрной одежде. Руки его были связаны за спиной толстой верёвкою, опоясывающей ствол дерева, голова свесилась на грудь, а с подбородка капали густые, багровые капли крови, пачкая шею и одежду. Тёмные взлохмаченные волосы скрывали лицо, но Мэй мгновенно его узнала.       Отчаянно вскрикнув раненой птицею, она кинулась вперёд, к нему. Масамунэ немедленно поспешил за нею, наполовину высвободив катану из ножен. Ему тоже хватило одного лишь взгляда, чтобы узнать эту знакомую фигуру, неприметную одежду, ниспадающие на лоб непослушные волосы… Когда они приблизились, в листве на самой вершине дерева зашумело, и какая-то большая птица вспорхнула ввысь, огласив воздух гортанным криком. Сино-Одори вздрогнула и остановилась, оборотив внимательный взгляд к небесам. Но раскидистые кроны деревьев, покачивавшие ветвями в такт налетевшему с гор ветру, помешали ей разглядеть что-либо.       А Мэй, ничего вокруг не замечая, кроме сидящего у дерева человека, подбежала к нему, упала на колени рядом и трепетно взяла его лицо в свои ладони, нежно взывая:       — Кадзу… Кадзу!       Он был смертельно бледен, на виске зияла обширная рана, и кровь, медленно сочась зловещими алыми каплями, заливала всю левую сторону его лица. Но, услышав знакомый голос, синоби вздрогнул, знакомые злые глаза с усилием приоткрылись, взглянули на кицунэ, узнавая.       — Пушистая… нашла всё же…       Давя слёзы и сглатывая предательский ком в горле, Мэй кинулась пилить толстые верёвки, державшие его, своим маленьким ножом, но изящное оружие, предназначенное для самозащиты, нынче справлялось плохо. Подошедший Масамунэ рубанул своим вакидзаси, одним махом избавляя синоби от пут, и присел на одно колено, проверяя, как бьётся жилка на шее раненого. Кадзу, поморщившись, с показным раздражением отмахнулся от его рук.       — Дерётся, — усмехнулся Масамунэ и ободряюще взглянул на кицунэ. — Значит, жить будет.       Затем, невзирая на протест, ухватил синоби за плечи и помог подняться. Мэй льнула к Кадзу, в тревоге осматривая его лицо и пытаясь осторожно убрать слипшиеся от крови волосы, дабы рассмотреть рану. Висок его был разбит и раздроблен. Ниндзя морщился, но не сопротивлялся, позволяя ей любые прикосновения. Внимательно оглядев его с головы до ног, Мэй убедилась, что других ран на теле синоби нет. Несмотря на снедавшее её беспокойство, она постаралась мыслить рационально и, призвав на помощь все свои скудные познания во врачевании, полученные за время жизни с дедушкой Чонганом, отметила, что рана на виске всё же поверхностная и прямой опасности для жизни не несёт.       Убедившись, что синоби способен стоять на ногах самостоятельно, Масамунэ отошёл на пару шагов и деликатно отвернулся, то ли намереваясь предоставить этим двоим некоторую приватность, то ли не желая сам её наблюдать. Сино-Одори же продолжала внимательно изучать небеса. Мэй нервно кусала губы, её полные тревоги глаза смотрели умоляюще, ища встречи с подёрнутыми болью глазами ниндзя.       — Кадзу… как же это… Кто это сделал?       Он осторожно огляделся, мотнул головой. Сказал негромко, так, чтобы слышали только свои:       — Не успел увидеть. Мутно всё. На засаду сильно похоже. Зря пришла, отчаянная. Нельзя так. Ты важна, а я — обречённый. Относишься так, будто я особенный.       — Разве могла не прийти?.. — шепнула она едва слышно, прижавшись лбом к его щеке и прикрыв глаза. — Ты просто не представляешь… — голос прервался, споткнувшись.       — Что?       — Ты просто не представляешь, насколько мне никто кроме тебя не нужен, — жарко прошептала девушка, краснея от непривычной откровенности.       — Безумная… Я синоби, забыла? Кровь и смерть — моя работа. Не грусти обо мне, если однажды не вернусь.       — Работа, — выдохнула Мэй сдавленно, едва справляясь с удушающим волнением. — Разве я для тебя всего лишь работа? Очередной заказ?       Её голова поникла, взгляд невидяще уставился в землю у ног. Что она себе надумала? Он ниндзя, выполняющий задание, а она… Но рука Кадзу, дрогнув, тронула её плечо ласковым прикосновением, заставив мгновенно встрепенуться, поднять голову. Их взгляды встретились.       — Нет, — сказал Кадзу серьёзно. — Конечно же нет.       Глаза Мэй засветились радостью. Смущённо пряча нежный взор, она уткнулась в грудь синоби лицом, осторожно обнимая. Он был здесь, он был рядом. И зловещая тёмная тень чёрной лисицы, стоявшая за её спиною, развеялась без следа. Его тихий вздох был едва слышим, тёплым дыханием тронув её висок, чуть всколыхнув прядь чёрных волос.       — Как найти меня умудрилась, упрямая? — спросил Кадзу чуть громче, слегка отстраняя девушку, чтобы взглянуть ей в лицо.       За их спиною нервно кашлянул Масамунэ. Отведя глаза, Мэй не могла подобрать подходящих выражений, чтобы объяснить и описать всё то, через что ей довелось пройти сегодня утром. Нужные слова ускользали от неё, не желая складываться в предложения, чтобы правильно передать смысл. Да и как объяснить кому-либо то, что можно только почувствовать?.. Всё казалось таким естественным тогда — ей не нужно было задумываться о том, как она это делает, она просто это могла… и делала.       Однако Кадзу, всегда безошибочно читавший по её лицу, тут же уловил ставшую напряжённой атмосферу. Он уже открыл было рот, чтобы спросить, как вдруг их прервал мелодичный голосок Сино-Одори. На этот раз он был непривычно встревоженным.       — Прошу прощения, что прерываю, — сказала ёкай, не глядя на них. — Но мне очень сильно кажется, что пора бы нам уходить отсюда. Здешние горы… обитаемы.       — Да, — торопливо согласилась Мэй, тоже втайне желая отсрочить неприятный разговор. — Вернёмся в город, там всё обсудим.       — Не так быстро, ногицунэ, — раздался неподалёку спокойный женский голос.       Вздрогнув всем телом, Мэй почему-то ощутила, как по спине побежали ледяные мурашки, хотя злости или угрозы в этом голосе не было. Безотчётный, инстинктивный ужас проник в самую её сущность, в глубины тёмного порочного нутра, и она с трудом подавила побуждение немедленно бежать, спрятаться, забиться в самую глубокую нору и никогда больше не показываться под светом солнца. Кусты напротив расступились, и на поляну перед ними выступила молодая женщина в доспехе с нагинатой в руках. За её спиною разливалось едва различимое золотисто-красное сияние, напоминавшее по форме пять колышущихся хвостов. Почему-то Мэй была уверена, что видит его только она одна. Сино-Одори при виде нежданной гостьи вдруг сдавленно вскрикнула, немедленно зажав себе рот руками. Масамунэ тоже моментально схватился за рукоять катаны. Но янтарные глаза женщины смотрели только на Мэй.       — Ты! — промолвил ронин, слегка высвобождая своё оружие из ножен.       — Я, — спокойно подтвердила женщина с нагинатою, бросив на него короткий, косой взгляд. — Или вы думали, что можно столь масштабно использовать тёмный дар ногицунэ и остаться незамеченными?       — Мы не использовали его во вред! — Масамунэ выступил вперёд, заслоняя Мэй плечом.       Теперь взгляд женщины упёрся в него, рассматривая ронина со странным выражением.       — Не имеет значения, — отрезала она наконец.       Кадзу скривил губы, выплюнул на землю скопившийся сгусток крови, что мешал говорить, и выпрямился, несмотря на боль.       — Давно за нами наблюдаешь? — с кривой усмешкою поинтересовался он, становясь рядом с Масамунэ.       — Достаточно, — слегка кивнула мёбу и, окинув взглядом стоящих перед нею людей, едва заметно склонила голову. — Моё имя Ношико Аканэ. И вы знаете, за кем я пришла. Вы, люди, не враги мне. Мелкая пакостница-ёкай может тоже убираться… пока. Но не стойте между мною и ногицунэ.       Изящная ладонь легла на плечо Кадзу, мягко отстраняя, и Мэй осторожно выступила вперёд, глубоко, почтительно кланяясь пятихвостой кицунэ, как старшей. Негромко произнесла, тщательно стараясь скрыть дрожь в голосе:       — Моё имя Мэй. Я не враг тебе, Ношико Аканэ. И не желаю им быть.       — Не тебе выбирать, ногицунэ, — последовал непреклонный ответ. — Это предрешено.       Свистнула нагината сверкающей полосою стали, рассекая воздух, и пятихвостая мёбу приняла боевую стойку. Остриё её пугающего оружия, замерев, смотрело точно в сердце Мэй. Масамунэ и Кадзу мигом встали плечом к плечу, закрывая девушку собою, а побледневшая Сино-Одори, пряча ужас в красивых глазах, потянулась за серебряным гребнем в форме паука…       — Мэй, — жёстко скомандовал ронин. — Быстро. Верхом на Кирин и ходу.       — Нет, — отчаянно замотала та головою, — Я не оставлю вас!       — Не спорь, упрямая, — бросил Кадзу через плечо. — Обещала. Не нам опасность грозит, помнишь?       Мэй медлила, переводя взгляд с одного на другого, ища повод остаться. Тогда Кадзу, развернувшись к ней, зло крикнул:       — Чего ждёшь? Этот бой тебе не выиграть. Беги!       Пятихвостая кицунэ с некоторым интересом наблюдала за поведением странных людей и, казалось, вовсе не пыталась препятствовать Мэй. Наоборот, склонив голову набок, пристально смотрела, сколь непросто той даётся решение оставить этих человеческих существ. Карие глаза с прожилками янтаря нашли взглядом тёмную бездну глаз ногицунэ. Она увидела в них неприкрытый страх, такой знакомый и понятный: страх не за себя — за близких. Мёбу хмыкнула негромко. Но ронин наконец потерял терпение, резко развернулся, подхватил Мэй и буквально силою усадил в седло, хлопнув Кирин по крупу. Лошадь, подчиняясь привычному сигналу хозяина, моментально сорвалась с места, пустившись в бешеный галоп, быстрее ветра унося всадницу прочь от любой возможной опасности…       От любой, но не от этой. Всё так же неподвижно стоящая на месте, мёбу взглянула на преграждавших ей путь людей. Знакомый свист клинка, покидающего ножны — ронин обнажил свою катану. А в руках у другого человека со злыми, опасными глазами уже был нож. Ношико лишь слегка улыбнулась.       Невозможно-яркая вспышка ослепила обоих. А когда через пару мгновений зрение возвратилось к ним, повсюду вокруг опадали сверкающие искры, на месте же молодой женщины с нагинатою в руках оказалась красновато-рыжая, словно солнце на закате, пятихвостая лиса. Всполохи живого лисьего огня пробегали по её роскошной шерсти, а на конце каждого из пяти хвостов словно бы пылал небольшой факел. Янтарные глаза смотрели решительно, но без злобы. И в следующий миг она, набирая всё большую скорость, понеслась прямо на стоящих перед нею людей.       Ронин слышал, как где-то за их спинами жалобно застонала Сино -Одори, беспомощно наблюдая это зрелище. Но Кадзу не сдвинулся с места, лишь поудобнее перехватив нож. Бледный, раненный, он тем не менее, ни на мгновение не потерял решимости — рука его была тверда, а взгляд цепких глаз уже выискивал возможные слабые места противницы. Масамунэ чувствовал своим плечом его плечо, и это придавало сил. Будь что будет — в этом бою он был не один. Кадзу, даже в таком состоянии, был бесспорно едва ли не лучшим бойцом, которого он когда-либо встречал, а чувства синоби к Мэй не дадут ему отступить никогда.       Лисица неслась всё быстрее и быстрее, она была уже совсем рядом… Казалось, ещё миг — и завяжется ожесточённая схватка. Но, достигнув их, мёбу в последний момент вдруг взвилась вверх в немыслимом прыжке, проносясь практически меж их головами, каким-то чудом не опалив волосы. Синоби и ронин рефлекторно шарахнулись в стороны. А пятихвостая кицунэ, безразлично обогнув вжавшуюся в землю Сино-Одори, понеслась вслед за доносящимся издали топотом копыт Кирин. Мёбу и не собиралась с ними сражаться. Враг у неё был только один.       Кирин неслась во весь опор, копыта безжалостно молотили сухую землю, взбивая едкую пыль, ломая сочные стебли лесных трав. На пути то и дело вставали исполинские стволы деревьев, выныривая неизвестно откуда, или же заросли колючих кустарников. Лошадь резко меняла направление, не без труда прорываясь сквозь лес. Всадница тесно прижалась к самой шее Кирин, дабы избежать неприятной встречи с низко нависавшими ветвями деревьев. Густая грива лошади хлестала по её лицу, но Мэй не обращала на это внимания. То и дело оглядываясь, она неизменно замечала позади яркий огонёк, что словно искорка пламени, сновал среди высокой травы, следуя за нею по пятам. И сколько бы девушка не уговаривала Кирин скакать быстрее, расстояние между ней и её преследовательницею неуклонно сокращалось. Одно лишь радовало Мэй в текущей ситуации — мёбу последовала сразу за нею, а значит все её друзья, скорее всего, в порядке.       Безумная скачка длилась и длилась. Наглотавшаяся пыли, растрёпанная, Мэй даже не оглядываясь чувствовала как начинает нестерпимо жечь спину. Кожа под лёгким шёлковым кимоно горела и пылала, словно от близкого пламени. Безотчётная паника начала накрывать с головою, затапливать, лишая лёгкие воздуха, не давая возможности нормально вздохнуть. Кирин захрипела, с морды лошади срывались клочья пены. Сколько ещё она выдержит такой темп?..       Они выметнулись из леса на более-менее открытый участок подле заброшенной дороги и Мэй наконец таки рискнула оглянуться через плечо. Пятихвостая лиса, пылая живым пламенем, легко неслась следом, едва касаясь лапами земли, и с каждым мгновением сокращая расстояние между ними.       «Как так может быть? — лихорадочно носились в голове обрывки мыслей, переплетаясь друг с другом. — Она не знает усталости и не ведает страха. Быть может, когда у тебя пять хвостов и столько же веков за спиною, подобное возможно?»       В последней попытке оторваться, Мэй подстегнула измученную лошадь и ещё ниже прильнула к её шее. Послушная Кирин, вытянувшись в струну, постаралась чуть больше увеличить скорость, но увы, силы уже были на исходе. Вне всяких сомнений, чудесная лошадь легко оставила бы позади любого другого наездника… но не мифическую пятихвостую мёбу.       Краем глаза Мэй заметила пламенное сияние сбоку от себя. Постепенно догоняя их, янтарная кицунэ начала обходить всадницу справа, судя по всему, намереваясь в конце концов преградить дорогу. Под её лапами вспыхивали огненные искры, а по следам курился дым от тлеющей травы. Нестерпимый жар, исходящий от мёбу, едва ли не заставлял кожу покрываться пузырями ожогов.       «Кирин, о Кирин, — тоскливо подумала Мэй, — как жаль, что хоть ты и названа в честь мистического дракона, а всё же волшебным зверем не являешься… Тебе не унести меня от этой опасности. Так незачем же погибать вместе со мною».       Она закрыла глаза. Дала себе несколько мгновений, чтобы хоть немного успокоить бешено бьющееся сердце… и мягко натянула поводья. Измученная серая лошадь, постепенно сбавляя скорость, наконец остановилась совсем. Взмыленные бока её ходили ходуном. Неподалёку остановилась так же и мёбу, строго соблюдая дистанцию. В сузившихся янтарных глазах пятихвостой кицунэ читалось недоверие и готовность ко всему.       Мэй с трудом слезла с лошади. Вышло неловко и жалко. Ноги задеревенели и отказывались повиноваться, а руки дрожали от слабости. Тихо погладив Кирин по шее, она шепнула ей на ухо пару нежных слов и слегка хлопнула по плечу, посылая вперёд. Умное животное отбежало лишь на несколько шагов и остановилось, в недоумении оглядываясь на свою всадницу. Но последовавшая вслед за этим ослепительно-яркая вспышка отпугнула лошадь, заставив убежать подальше.       Медленно, очень медленно, Мэй развернулась в ту сторону, где вместо пятихвостой лисицы теперь появилась молодая женщина в потёртом доспехе. Ещё медленнее подняла на неё глаза. Их взгляды встретились. Огромные, бездонно-тёмные, влажные глаза Мэй ярко выделялись на бледном лице с проступившими острыми скулами. Серебряные шпильки давно выпали из безнадёжно испорченной безумной скачкой причёски, и сейчас её длинные чёрные волосы беспорядочно трепал ветер. Ясные, янтарно-карие, миндалевидные глаза мёбу горели пламенным огнём, буквально освещая её загорелое, суровое лицо. Выражение их не изменилось. Она рассматривала свою противницу внимательно и осторожно, но ни капли сомнения не было в её взгляде.       — Наконец-то… — прошептала она.       Неожиданно для себя, Мэй горько, почти с вызовом, усмехнулась:       — Так не терпится убить меня?       — Да, — честно ответила мёбу. — Хочу покончить с этим и наконец стать свободной, дабы вернуться к действительно важным делам.       Тень печали пронеслась незаметно, на миг исказив страданием красивые черты лица пятихвостой кицунэ, и тут же бесследно исчезла. Но Мэй успела заметить.       — Свободной можно стать и никого не убивая, — возразила она. — Я не враг ни тебе, ни кому бы то ни было ещё. Я никогда не подниму руку на невинных…       — О, правда? А как насчёт виновных, ногицунэ? — сказала Ношико жёстче, и в руке её оказалась нагината, медленно вращаясь. — Много ли времени пройдёт, прежде чем ты начнёшь находить виноватых повсюду, оправдывая себя праведностью подобного убийства?       Отрицательно качнув головою, Мэй встретила её взгляд прямо и твёрдо:       — Я не допущу этого. Разве ты не видишь? Я не безумна. Прошло уже довольно много времени, с моего… хм… перехода… в состояние ногицунэ. И за всё это время я никого не убила, ни разу не прибегла к силе тьмы…       — Ложь, — жёстко оборвала её мёбу. — Прибегала. Сегодня.       — Это было во благо, а не во зло! — вскрикнула девушка, принявшись вновь нервно теребить рукав кимоно. — Я должна была найти его…       Она прижала руки к сердцу и внезапно шагнула навстречу мёбу. Лезвие нагинаты почти упёрлось в её грудь.       — Прошу, — взмолилась она. — У меня есть друзья и родные. Я люблю и любима. Я хочу жить! Отступись…       Острый клинок нагинаты, качнувшись, чуть опустился. Противоречивые чувства метались на лице мёбу, сменяя друг друга, зыбкие, изменчивые, словно круги на воде. На миг показалось, будто её человечность победит и она сделает таки шаг назад… Но вместо этого пальцы в стальных перчатках сжали древко грозного оружия крепче, вскидывая его выше, к горлу Мэй.       — Ты просишь невозможного! — зло выкрикнула пятихвостая лисица. — Кодекс нерушим! Защищайся или прими смерть, ногицунэ!       Нагината со свистом описала сверкающий полукруг в воздухе, рубанув сверху вниз. Подобный удар должен был рассечь ногицунэ пополам. Но внезапно раздался короткий шорох и металлический лязг. Хищно изогнутое лезвие вдруг упёрлось в… боевой веер, поблёскивавший металлическими гранями. Поверх венчавших его стальных шипов смотрели отчаянные глаза Мэй.       — Ты! — вскрикнула мёбу негодующе.       Но девушка, не слушая её, с усилием толкнула клинок нагинаты вверх и отскочила, кувыркнувшись в воздухе и оказавшись вне зоны поражения.       — Я не буду сражаться с тобой, — твёрдо сказала она.       — Тогда ты умрёшь бесславно, — чуть презрительно бросила мёбу, вновь кидаясь в атаку.       Мэй затанцевала, закружилась, уходя от удара в последний миг, но пятихвостая кицунэ моментально атаковала снова. Уклониться не получилось, пришлось принять удар на плоскость веера. Кисть заныла, отдаваясь тупой болью в запястье, рука безвольно повисла, отказываясь слушаться. Не без труда перебросив веер в другую руку, Мэй едва успела отбить очередной удар и отскочить.       Вокруг неё засверкала сталь. Пугающая мёбу, двигаясь с немыслимой быстротою, атаковала снова и снова — быстро, точно, расчётливо. Кружась и кувыркаясь, Мэй прикладывала все усилия, чтобы уходить от смертоносных ударов, но едва ли была в состоянии выдерживать подобный темп. Пятихвостая лисица двигалась с нечеловеческой скоростью. Чувствуя, как сбивается дыхание, а на лбу выступает испарина, Мэй рванулась прочь, в отчаянной попытке разорвать дистанцию… Но внезапно прямо перед нею взметнулась стена бушующего пламени, плотным, жарким кольцом опоясав место сражения. Мэй отшатнулась, поспешно оборачиваясь — чтобы встретить очередной удар нагинаты.       — Не сбежишь, — холодно бросила мёбу.       С трудом сдерживая длинное, смертоносное лезвие, Мэй перехватила веер двумя руками, в глазах её отчаяние смешивалось с самоубийственным упрямством.       — Я… не буду… сражаться с тобой! — выдавила она с усилием.       Нагретый воздух вокруг не давал нормально дышать. Стальные грани веера, не рассчитанные на противостояние подобному мощному оружию погнулись, руки Мэй дрожали, а по лицу сбегали мелкие капли едкого пота, щипая глаза. Чудовище внутри неё вопило и стенало от ужаса и ярости, жаждая вырваться на свободу. Но Мэй душила его кровожадные порывы, беспощадно давила их внутри себя, сохраняя контроль любой ценою. Сохраняя себя. Она боролась на два фронта — с противником внешним, а так же с врагом внутренним. И было неизвестно, который из них страшнее…       В глазах мёбу мелькнуло нечто, отдалённо похожее на удивление, она крутнулась на месте, вращая нагинату над головою, и вновь нанесла косой удар. С усилием выгнувшись, Мэй едва успела отклониться назад. Острое, как бритва, лезвие всё же достало, чиркнуло краешком по щеке, оставив на скуле кроваво-красную тонкую полосу.       Мэй, будто в каком-то странном сне, медленно поднесла руку к лицу, осторожно дотронулась. Неверяще глянула на оставшуюся на пальцах кровь. Вокруг них ревело, бушевало пламя.       «А ведь сегодняшний день может стать днём, когда я умру, — оцепенев, подумала она. — Что ж… если мне суждено погибнуть сегодня, то по крайней мере, я умру самой собою».       Мёбу глядела на неё со сдержанным сочувствием. Происходящее не доставляло ей удовольствия. Лишь неприятный долг. Но было и что-то странное в выражении её сурового лица.       — Почему? — спросила она внезапно. — Почему даже перед лицом погибели ты не призываешь на помощь силу тьмы, чтобы попытаться выжить?       Растрёпанная, окровавленная, Мэй упрямо покачала головою.       — Я не буду сражаться с тобой.       Пламя вокруг них слегка опало, притихло, будто озадаченное. Печаль, сожаление, тоска — так много эмоций пронеслось на красивом лице воительницы, явно не привыкшей скрывать свои чувства. Но она тоже была не вольна в своих поступках. Горькая улыбка тронула её губы.       — Пусть будет так, — коротко бросила она и вновь ринулась в атаку.       Обессиленная Мэй с трудом подняла исковерканный веер. И вновь начался жуткий танец на краю бездны. Очередной удар отсек часть шелкового рукава её кимоно, едва не задев руку. Следующий пронёсся совсем рядом с её лицом, срезав прядь волос. И каждый из них мог стать последним.       — Глупая девчонка! — крикнула наконец мёбу, и впервые в её голосе проступила злость. — Да почему же ты не сражаешься?! В самом деле решила, что можешь обуздать голодного зверя внутри себя?       Мэй на миг застыла, вспомнив слова Такао, сказанные им на прощание, упрямо вскинула голову.       — Пока не сдаёмся — мы сильнее судьбы! А я не сдамся. До моего последнего вздоха — я не сдамся! Я буду бороться с тьмою. А если пойму, что она побеждает, сама вгоню кайкэн себе в горло!       Чуть опустив нагинату, Ношико впервые пристально посмотрела на Мэй, словно бы оценивая. Горько бросила:       — Наивное дитя… Ты веришь, что способна бороться с этим? Ты уже ногицунэ. Ничто не изменит этого.       Тишина повисла между ними. Мэй слышала только своё шумное, неровное дыхание, да слабое потрескивание окружавшего их огненного кольца. Ей не победить мёбу, это очевидно. Так зачем сражаться? Кицунэ, гейша, куноити, зловещая чёрная лисица… Всё это лишь осколки разбитого вдребезги зеркала, которые не собрать воедино. Пытаясь снова и снова, она лишь режет руки в кровь. Можно сбежать на край света, но невозможно сбежать от самой себя… Она опустила веер. Вслед за волной глухого отчаяния пришло странное успокоение. Мэй подняла глаза вверх, словно в немой молитве — небо было таким чистым, таким ясным сегодня. Солнце сияло в вышине, озаряя своим светом этот мир, как оно делало каждый день прежде и продолжит делать каждый день после. Ветер, играя сорванным с дерева листом, кружил его в замысловатом танце. Где-то над лесом вилась стая крупных птиц… Это конец?       Но вдруг оттуда, из лесу, донёсся истошный женский крик. Мэй тотчас же узнала до боли знакомый голос.       — Сино-Одори! — крикнула она, мигом забывая обо всех своих мыслях и кидаясь в ту сторону.       Мёбу онемела, когда Мэй, забыв о её присутствии, с отчаянной самоотверженностью прыгнула прямо сквозь пламя, доходившее той почти до пояса. Полы её кимоно тут же начали тлеть, но девушке было всё равно. Скинув на ходу обувь, она бежала со всех ног, бежала, задыхаясь от ужаса — в ту сторону, где всё явственнее слышались крики и звуки борьбы.       Огромные чёрные птицы, похожие на воронов, кружили над лесной поляною, то и дело пикируя вниз… птицы ли? Подбегая всё ближе, Мэй заметила мощные, увенчанные когтями руки и такие же ноги, выпученные, налитые кровью глаза, поблёскивающие на солнце элементы доспехов. Стараясь бежать как можно быстрее, Мэй чувствовала, как больно колят и ранят её стопы острые ветки и сучки, протыкая тонкие белые носочки, но не обращала на это внимания. Чем ближе она подбегала, тем сильнее становился шум, слышалось испуганное ржание Ши́то и топот копыт.       Наконец, Мэй проломилась сквозь бурелом, царапая руки о колючие ветви, и, задыхаясь, вывалилась на обширную поляну, со страхом наблюдая открывшееся её глазам зрелище. Масамунэ и Кадзу, рассредоточившись по разным краям поляны, отбивались от кидавшихся на них существ, покрытых чёрными перьями, с увенчанными острым клювом мордами. Некоторые из них гордо носили какие-то элементы доспехов, у других же в когтистых лапах были посохи. Но все они, как один, яростно атаковали с воздуха, стремясь достать противников на земле когтями или же оружием. Их было больше дюжины. Мэй с ужасом увидела, что метка смерти над головою Масамунэ светится пуще прежнего, пылая багрово-красным светом. Его час настал.       «Смерть придёт с воздуха, — вспомнила она. — Масамунэ… погибнет, не закончив свой Путь… Не успев искупить позор. И душа его не найдёт покоя. Нет! Не допущу!»       Она выскочила вперёд, выбросив перед собою руку. Обернувшись, Кадзу увидел её.       — Мэй! — крикнул он. — Бежать должна была, безумная!       Не позволив его злому окрику отвлечь себя, девушка приняла устойчивое положение, уверенно сложила пальцы в магический пасс. Послушник мутной тенью обрушился на голову пикировавшего на Масамунэ человека-ворона, облепил его морду, мешая зрению. Тот смешался, захлопал крыльями хаотично. Удивлённый вопль вырвался из полураскрытого клюва. Но Масамунэ не зевал. Моментально воспользовавшись замешательством врага, он рубанул катаною, вложив в удар всю свою силу и рассекая человекоподобному ворону грудь. С диким воплем тот повалился на землю, недолго дёргался, молотя крыльями в агонии, но в конце концов затих.       Однако появление Мэй не осталось незамеченным. Над ухом кицунэ что-то просвистело. Две сверкающих звёздочки сюрикенов пронеслись мимо, попав точно в сгиб крыла кинувшегося на неё крылатого воина. Тот гортанно вскрикнул, неловко упал на землю. Кадзу, одним прыжком оказавшись рядом, добил его ударом ножа в глотку. Обернулся к Мэй.       — Зачем вернулась, дикая?       — Отчитаешь её после! — крикнул Масамунэ, отбиваясь сразу от двух крылатых существ. — Сейчас нам любая помощь нужна!       Немедленно сгруппировавшись, Мэй вновь сложила пальцы подобающим образом. Она очень хотела, чтобы у неё получилось Зарево, как у Такао, но вышел лишь относительно небольшой шар огня. Впрочем, и этого оказалось достаточно. Ударив в одного из их крылатых врагов, он поджёг ему перья, заставив повалиться на землю и начать кататься по траве, истошно вопя. Без всякой жалости, Масамунэ зарубил его на месте.       Сюрикены Кадзу свистели один за одним, разя приближавшихся к Мэй врагов. Он стоял рядом с нею, прикрывая её от атак с воздуха, а кицунэ, в свою очередь, старалась колдовать из-за его спины.       Сино-Одори внезапно показалась на одном из ближайших валунов в своём истинном обличье. Цепко уцепившись длинными пальцами и подобравшись, выждала удачный момент, и ловко прыгнула на спину одному из противников, заломив ему крылья назад, и вцепилась острыми зубами в плечо. Тот завопил от боли и возмущения, вместе с нею повалившись в высокую траву, ни на миг не прекращая отчаянной борьбы.       Но хуже всех приходилось Масамунэ. Свет его метки привлекал их, словно маяк, заставляя врагов кидаться на ронина снова и снова. В какой-то момент на него налетели сразу четыре крылатых противника. Хлопанье огромных крыльев оглушало, повсюду мелькали острые когти и хищные клювы. Сражались люди-вороны исключительно хорошо. Ронин вертелся волчком, чудом отбивая сыпавшиеся на него удары. Мэй хотела было помочь, но её саму сбил с ног один из крылатых воинов, навалился сверху, торжествующе заклекотал. Она не успела заметить, куда подевался Кадзу.       А с другой стороны поляны послышался знакомый зловещий звук, не предвещавший ничего хорошего — характерный лязг оружия, извлечённого из ножен. Извернувшись, Мэй краем глаза заметила, как самый крупный из людей-воронов, судя по всему их предводитель, навис над Масамунэ, держа меч в когтистых лапах. Двое других отвлекали ронина, рвали на нем одежду вместе с плотью. Кое-где на его кимоно уже проступили пугающие кровавые пятна.       «Он не видит, не замечает…» — поняла Мэй.       — Масамунэ! — закричала она, срывая голос, и тут же захрипела, потому что поваливший её враг сжал когтистыми лапами беззащитное горло девушки.       Ронин обернулся на крик, нашёл её глазами… и в этот же миг лезвие меча предводителя крылатых воинов описало короткую дугу, опускаясь на его голову. Кицунэ задохнулась ужасом. Но тут раздался громкий звон стали, и лезвие разящего меча предводителя крылатых тварей внезапно остановила… нагината. Масамунэ поспешно обернулся, видя стальное острие, застывшее прямо перед его лицом, и осознавая — ещё немного, и оно раскроило бы ему голову. Невысокая фигурка женщины в доспехе возникла прямо рядом с ним, глядя на предводителя крылатых воинов решительно и сурово поверх их скрещенного оружия.       По птицеподобному лицу вожака воронов невозможно было понять, шокирован ли он, но мощные крылья почти замерли в воздухе, трепеща. Янтарные глаза мёбу сузились. С силою, неожиданной для женщины, она толкнула нагинату вверх, отталкивая его опасное оружие прочь, и крылатый воин взмыл в воздух, чтобы перегруппироваться. Масамунэ и Ношико перекинулись быстрыми взглядами, он коротко кивнул. Обмениваться любезностями не позволяла ситуация — вокруг них кружили ещё четверо крылатых врагов. Грациозно двигаясь, мёбу принялась вращать нагинату над головою, защищая их обоих от нападения с воздуха, а Масамунэ рубил тех из них, что подбирались сбоку.       Тем временем Мэй вцепилась ногтями в лицо душившего её противника, царапала, драла изо всех сил, но пальцы соскальзывали с гладкого клюва. К счастью, за его спиною появился Кадзу, на плече которого багровели рваные полосы от когтей. Быстрое, смертоносное движение ножа — и на Мэй хлынули потоки крови из перерезанного горла врага. Синоби с усилием скинул тело человека-ворона с девушки и помог ей подняться. Мэй заметила, что он уже и сам едва стоит на ногах.       Прикрывшись рукавом, она несколько раз старательно сплюнула — кровь человекообразного ворона попала в рот, и отвратительный металлический привкус теперь порождал подкатывающие к горлу приступы тошноты. Оправившись, девушка поспешно огляделась и отметила, что с появлением мёбу Сино-Одори куда-то исчезла. Рядом раздался гул пламени — мощный, ревущий. Ещё раз и ещё. Три Зарева, одно за другим, устремились в небо, взрываясь там тысячами искр. Мёбу зря времени не теряла. Ответом стали крики и вопли, похожие на птичьи. Поляна озарилась пылким огненным светом, кажущимся нереальным средь бела дня. Ношико и Масамунэ стояли теперь спиной к спине — прекрасно понимая стиль боя друг друга, они отлично приспособились защищаться.       Кадзу едва слышно выдохнул, и опустился на одно колено. Немедленно подхватив его, Мэй, не обращая внимания на недовольное лицо и вялые возражения, закинула руку синоби себе на плечо и кое-как помогла подняться. Мёбу дала им столь необходимую передышку, но силы Кадзу были явно на исходе.       А вожак птичьего племени не собирался отступать. Опустившись на высокий уступ неподалёку, он сложил крылья и обвёл ненавидящим взором противостоящих ему. Поляна повсюду была усеяна трупами его подчинённых, что чернели на смятой траве. Многие из них были обуглены и дымились, противный запах палёных перьев стоял над лесом. Тогда вожак развёл плечи, запрокинул голову и огласил окрестные горы громким, утробным кличем, напоминавшим зов горна. Ответа долго ждать не пришлось. Издали раздался многоголосый клёкот, и от горного хребта неподалёку отделилась целая стая подобных созданий, чернея угрожающей тучею на фоне ясного весеннего неба.       В то место, где стоял вожак, тут же ударил ревущий шар пламени, слегка подпалив ему крыло — буквально чудом он успел увернуться, дабы не быть испепелённым на месте. Мёбу перехватила нагинату поудобнее, пошире расставила ноги, заслоняя собою людей и держа вожака стаи прицельным взглядом. Улучив момент, Масамунэ обернулся к Мэй.       — Бегите, — шепнул он. — Это не ваш бой.       — Масамунэ, нет! — воскликнула девушка. — Мы не бросаем друг друга!       — Всегда споришь, — испачканные кровью губы синоби чуть изогнулись в усмешке. — С ним она. — Он слабо кивнул в сторону мёбу. — Защитит, не сомневайся. Он человек. Благородный притом. Не то что я…       — К тому же… — ронин понизил голос ещё больше, — ты и она… Словом, я за тебя опасаюсь, Мэй.       — Уезжай с нами! — зашептала девушка одними губами. — Бежим все вместе.       Масамунэ оглянулся на застывшую в ожидании мёбу, что не обращала на них сейчас никакого внимания. В его глазах было странное выражение.       — И оставить её разгребать мои проблемы? — грустно спросил он. — Она пришла мне на помощь, хотя не обязана была. Я так не могу.       С сомнением взглянув на Кадзу, что едва держался на ногах, Мэй почувствовала, как сжимается её сердце, помня следы страха, пережитого сегодня утром. Но и Масамунэ был очень дорог ей. Почему только проклятая судьба вновь заставляет её делать выбор?!       — Хорошо, — выдохнула она, решаясь. — Я сейчас.       И кинулась ловить перепуганного Ши́то. А Кадзу, тем временем, опёрся о плечо Масамунэ, глянул лукаво, но чёрные глаза таили в глубине оттенок грусти. Любой другой не заметил бы, но ронин знал синоби уже достаточно хорошо.       — Где найти нас, догадываешься? — спросил тихо. Масамунэ кивнул. — Отлично. Развлекайся, хитрый.       Ронин вспыхнул и едва не залился краскою, но тут же начал усиленно размышлять, что же это синоби имел ввиду. Однако Мэй подоспела быстро, ведя в поводу испуганного коня и избавив его от необходимости отвечать.       — Быстрее, — только и вымолвил Масамунэ. — Они уже близко.       И вправду, надвигающаяся чёрная туча потихоньку затмевала солнце, а крики слышались всё громче. Кое-как взобравшись на не желавшего стоять спокойно коня, они в последний раз оглянулись назад. Девушка поразилась, видя, как Масамунэ спокойно вернулся к жуткой мёбу и невозмутимо встал рядом с нею. Та не шелохнулась, лишь на краткий миг скосила в его сторону глаза, отмечая появление ронина. Мэй хотела было что-то ещё ему сказать, но в этот момент Кадзу пришпорил Ши́то. Порядком перетрусивший конь был только рад убраться подальше от этого пугающего места, и рванул так, что только ветер засвистел в ушах.       Некоторое время они осторожно скакали вдоль кустарников, но когда звуки битвы остались позади, и воинственных криков более было неслышно, Кадзу вдруг пустил коня бешеным галопом.       Копыта сухо стучали по каменистой безводной почве, однако в какой-то неуловимый миг запах гари развеялся и воздух вокруг них наполнился ароматами цветов, а вместо каменистой пустоши под копытами коня оказалась мягкая трава.       Сидя впереди Кадзу, Мэй чувствовала спиною его твёрдую грудь. Как бы невзначай, она держала его ладонями за запястья — словно не желая свалиться с седла, а на самом же деле тайно опасаясь, что с лошади может упасть он. Однако Кадзу не возражал, и высвободить руки не пытался. Возможно, не замечал, а быть может понимал, что ей так спокойнее.       — Кто это ещё такие? — наконец решилась задать Мэй столь занимавший её вопрос.       — Карасу-тэнгу, — отозвался Кадзу. — Сино-Одори сказала, в здешних горах их целое племя живёт.       Мэй промолчала. Очередные зловредные ёкаи пришли за одним из её друзей! Она старалась не напоминать себе, что в том была и её вина. А мёбу… её противница сейчас там — расхлебывает её ошибки. От этого становилось почти физически больно.       Безудержная скачка длилась, казалось, бесконечно. Неровная дорога стелилась впереди едва заметной лентою, уводя их всё дальше от леса и гор. Миновав небольшой овраг, всадники увидали вдали знакомые очертания города.       — Куда мы сейчас? — растерянно спросила девушка       — Домой, — ответил Кадзу, и Мэй почувствовала, как он пожал плечами. — Туда где остался весь наш багаж. Существенно увеличившийся, благодаря вам с Сино-Одори.       — Прости… — виновато опустила голову она.       — Мелочи. Наряды, украшения… Главное, что жива.       — Погоди.       Он спрыгнул с коня и помог спешиться ей. Остановился напротив, придирчиво разглядывая. Наконец вынес вердикт:       — В крови вся. Так в город нельзя.       Порывшись в седельных сумках, нашли объёмный плащ. Синоби бережно обернул в него девушку, скрывая изорванное, грязное, обезображенное пятнами крови кимоно.       — А ты?       — Я мужчина, на мне не так заметно. Если спросят, скажу — разбойники напали. Защищал благородную госпожу. Стой спокойно.       Он извлёк из сумки пару чистых тряпиц, принялся бережно вытирать ей лицо.       «Я же до сих пор вся в крови! — ужаснулась Мэй. — Уж и забыла совсем… Жуткий у меня видок, должно быть».       Но Кадзу не проявлял признаков отвращения, оттирая её лицо заботливо и тщательно. Повинуясь внезапному порыву, Мэй взяла его руку в свою, прижалась щекою, закрывая глаза, как делала часто в минуты душевных волнений. Синоби тут же сделал шаг к ней, обнял свободной рукою, прижал к себе.       — Напугалась? — тихо спросил он.       Кицунэ кивнула, пряча лицо.       — Я тоже, — спокойно признался он, и Мэй даже вздрогнула. Но Кадзу тут же сменил тему. — Такая страшная мёбу?       — Нет, — она подняла на него глаза. — То есть да, но… больше всего я боялась не за себя. Умереть самой не так страшно, как пережить гибель близких. Твою…       — Верно, — неожиданно тепло подтвердил он. — Когда мёбу унеслась следом за тобою, мы с Масамунэ сразу на коней вскочили. Следом поскакали. Только за вами разве угонишься… Вот тогда мне казалось — с ума сойду.       Он взял её лицо в ладони. Очень серьёзно посмотрел в глаза.       — Не могу без тебя.       Слова прозвучали неожиданно, как гром среди ясного неба. Оглушённая, девушка не сразу нашлась что ответить.       — И я без тебя… — едва слышно шепнула она, опуская ресницы.       Он вновь крепко прижал её к груди, туда, где гулко билось сердце — часто-часто. Нежно поцеловал в макушку.       — Пойдём, родная, — сказал, растирая её плечи. — Вечереет. Заварю тебе неправильного чаю.