«Над волной ручья Ловит, ловит стрекоза Собственную тень». Тиё из Кага
Отвратительный запах палёных птичьих перьев наконец-то перестал настойчиво терзать обоняние, а воинственные, гортанные крики смолкли где-то в вышине. Уже начало смеркаться, и небо окрасилось в розовое полотно, перерезанное насыщенными оранжевыми полосами. Поляна, усеянная горелыми и изувеченными трупами странных крылатых людей, осталась далеко позади, и непривычная тишина, опустившись на близлежащие горы, окутала безмолвием окрестные леса. Лишь четверо пришельцев нарушали своим присутствием царящий вокруг покой — два человека и две лошади. Молчание царило между ними уже некоторое время. Мёбу спокойно шагала подле Масамунэ, ведя в поводу испуганную, но покорившуюся судьбе Лохматку. Усталая Кирин безропотно следовала за ронином так же, как и всегда, при этом мало внимания обращая на то, что их окружало. Подобная напряжённая тишина угнетала, лишь изредка негромко бряцали доспехи, да раздавалось мерное постукивание нагинаты о землю. Наконец Масамунэ осторожно попытался украдкою бросить взгляд на лицо своей спутницы в тщетной надежде прочесть на нём отголосок её мыслей. Могущественная пятихвостая кицунэ — неотвратимая угроза и ужас, преследовавший их на протяжении многих и многих недель… Нынче она вовсе не выглядела сколь-нибудь пугающей. «А ведь на вид она немногим старше Мэй, — мелькнула непрошеная мысль. — Просто слегка уставшая молодая женщина, обременённая тяготами своих собственных забот, к которым нежданно прибавилась также забота и о моей ничтожной жизни». Ощутив острый укол вины, Масамунэ остановился как вкопанный. Несколько удивлённая, Ношико развернулась к нему, смерив ронина недоумевающим взглядом. Он же внезапно низко, почтительно поклонился. — Я благодарю тебя, Ношико Аканэ, — произнёс он, не поднимая головы. — Благодарю от всей души. Сегодня ты спасла мою жизнь. Удивление в её выразительных глазах проступило явственнее, смешиваясь с непониманием. Она не могла взять в толк, за что её благодарят нынче — для неё спасение человеческой жизни было делом совершенно естественным, обыденным, само собой разумеющимся. Она и не могла поступить иначе. Слегка улыбнувшись, Масамунэ пояснил: — Ты спасла мою жизнь, дабы я мог отыскать своего врага. И достойно завершить свой Путь. Понимание отразилось на смуглом лице кицунэ, и она кивнула согласно: — Да, найти своего врага важно. — Тень собственных переживаний мелькнула, словно облачко, на миг заслонившее солнце. — И победить его тоже. Я рада, что помогла тебе в этом, Масамунэ Араи. Не будучи уверенной, каков нынче принят этикет для подобного рода случаев, она попыталась было повторить его поклон. Рассмеявшись, Масамунэ подхватил её, не позволяя этого сделать. — Нет-нет, — объяснил он в ответ на её замешательство, — тебе не нужно предо мною кланяться, — и, немного поразмыслив, уверенно добавил: — Никогда. Кицунэ подняла голову и внезапно взглянула прямо ему в глаза — вопросительно, испытующе. Масамунэ смешался на миг, теряясь в непонятном волнении, но, мёбу, похоже, довольно быстро решила не забивать себе голову подобными незначительными вещами. Для неё, вольной жительницы лесов, все они были всего лишь странными людьми со странными обычаями. И от пропасти, что невзначай пролегла между ними двумя, потянуло тоскливым холодом, едва не заставившим Масамунэ поёжиться. Он выпустил её локти из рук и чуть отстранился, приосанясь. — Куда мы сейчас направляемся? — спросил, как бы невзначай меняя тему разговора. Суровая воительница-кицунэ, стоявшая рядом с ним, перемены человеческого настроения либо попросту не замечала, либо не считала нужным замечать. Она равнодушно пожала плечами — спокойная, как и всегда. — К ручью, — сообщила буднично. — Лошади измотаны, их бы напоить, омыть… Да и самим не мешало бы смыть гарь да копоть. Скептически оглядев своё некогда белоснежное одеяние, ронин вынужден был с нею согласиться: — Это верно. Ты многих крылатых тварей выжгла пламенем сегодня. Бегло взглянув на её лицо, понял — не гордится. Всего лишь прискорбная необходимость, не более. Хотя сам он, признаться, потерял счёт сожжённым ею врагам. С трудом вспоминая, словно бы борясь с наваждением и прорываясь сквозь кровавый туман битвы, он нащупывал врезавшиеся в память картины их совместного сражения и невольно содрогался изнутри. Режущие слух, будто тупым ножом, скрипучие крики, переходящие в хрипы, чёрный дым, застлавший небеса, мешающая дышать, отвратительная вонь и ревущий огонь повсюду… Каким-то образом эта хрупкая девушка вытащила его на себе из бушующего урагана пламени. Спохватившись, Масамунэ невесело усмехнулся. Ну конечно. Это ведь было её пламя. — Сожалею, что тебе пришлось иметь с ними дело, — проворчал ронин, вспоминая кидавшихся на них с остервенением тварей. — Это из-за меня. — Знаю, — коротко обронила она. Вот так, ничего не поясняя, просто бросила в пустоту эту фразу, словно это была самая обыденная вещь на свете. Опешив на мгновение, ронин, не скрывая своего удивлённого взгляда, глядел на спокойно идущую рядом воительницу. Заметив это, она обернулась в его сторону, объяснила терпеливо, как ребёнку: — Твоя метка влечёт их. — Ты её видишь?.. — это больше походило на утверждение, чем на вопрос. — Разумеется, — кивнула она, подтверждая, и внезапно развернулась, глядя прямо ему в глаза. — Не извиняйся. Это не твоя вина. Замявшись, Масамунэ постарался донести до неё то, что казалось ему невероятно важным в этот момент: — Понимаешь, в этом нет и вовсе ничьей вины. Просто так вышло. Ношико покачала головою и отвернулась, продолжая путь в сгущающихся сумерках. Ну вот, так он и думал — не поверила. — Устроим привал, быть может? — предложил он, неосознанно пытаясь разрядить обстановку. — Огонь разожжём. Согреемся. Мёбу раскрыла перед собою ладонь. Над нею мгновенно полыхнул и повис в воздухе ослепительный в полумраке огонёк живого пламени, похожий на факел. Масамунэ посмотрел странно, заметил: — Я не это имел в виду. Зачем тебе расходовать свою магическую силу, если есть просто костёр? Она безразлично пожала плечами, захлопнула ладонь, моментально гася пляшущее над нею пламя. — Нам стоит поторопиться. — Показалось, или обычно мягкий, её голос зазвучал жёстче? — Ручей уж близко. Ронин и сам чувствовал лёгкое прикосновение прохлады к разгорячённой этим невыносимо долгим днём коже. Лошади оживились, вытягивая морды, — туда, где меж деревьев мутно взблёскивала вода. Невозмутимо и деловито Ношико перехватила поводья Кирин и повела мучимых жаждою животных на водопой. С удивлением наблюдая, сколь спокойно и безропотно его лошадь следует за нею, Масамунэ лишь головою покачал, насмешливо скрещивая руки на груди. Кирин всегда прекрасно умела чувствовать дурных людей, и её доверие к пятихвостой кицунэ было для него весьма показательно. Ручей оказался едва ли не небольшой рекою — так он был широк и глубок, а радостное хлюпанье, перемежавшееся стуком копыт, возвестило о том, что лошади наконец-таки добрались до желанного источника воды и теперь стремились поскорее утолить жажду. Масамунэ также подошёл к водоёму и опустился на одно колено, намереваясь омыть лицо… но тут вдруг рядом раздался металлический лязг и грохот. Массивный стальной наколенник старинного доспеха упал на обкатанные водою, мелкие камни неподалёку. Следом за ним с таким же грохотом отправился и второй. Ронин ошалело поднял глаза на Ношико, расшнуровывающую крепление наручей. — Ты что… это делаешь? — неуверенно запнувшись, спросил он. Мёбу взглянула на него словно на сумасшедшего, не прекращая своего однообразного занятия. Стальной наруч, грохнув, отправился следом за другими частями её доспеха. — Раздеваюсь, само собою, — невозмутимо ответила она. — Лошадей омыть надобно, да и самой освежиться не мешало бы. Или ты думал, я в доспехе в воду полезу? С сомнением взглянув на оторопевшего ронина, терпеливо пояснила: — Тяжело это, неудобно, да и доспех проржавеет. «Вновь словно ребёнку объясняет, — с усилием отводя глаза, подумал Масамунэ. — Не видит во мне равного? Или просто не знает, чего ждать от людей…» Рядом, звякнув, упал на камни потёртый старинный нагрудник. Ронин вздрогнул, но взгляд сам собою скользнул вверх. Оставшаяся в лёгкой нательной рубахе и штанах девушка с удовольствием и без всякого стеснения потягивалась, расправляя уставшие плечи. Едва ли сокрытая сгущающимися сумерками, её крепкая грудь натянула тонкую белую ткань, что красиво подчёркивала ровный смуглый тон кожи… Масамунэ непроизвольно сглотнул. — Я… пойду-ка, пожалуй… хворосту соберу, — пробормотал он, спешно вскакивая и отворачиваясь прочь от завораживающего зрелища, притягивавшего взгляд помимо его воли. С удивлением оглядев его перепачканное сажею кимоно, Ношико недоумённо осведомилась: — Ты разве не желаешь тоже омыться? — Нет-нет! — поспешно вскрикнул Масамунэ, пятясь, но затем взял себя в руки и добавил с достоинством: — Я уступлю место тебе. На лице пятихвостой кицунэ читалось непонимание, ведь ручей широк, места в нём хватило бы на всех, но она, кажется, оставила уж всякие попытки понять человеческие обычаи и повадки, потому ограничилась неодобрительным взглядом, брошенным в удаляющуюся спину ронина, и, перестав обращать на него какое-либо внимание, беззаботно вошла по пояс в воду. Масамунэ же, стараясь сосредоточиться на одной-единственной стоявшей перед ним задаче, целеустремлённо зашагал в лес. Но только лишь когда высокие кустарники полностью скрыли ручей от любого, даже случайного взора, он немного выдохнул, внезапно замечая напряжение в теле, и с усилием разжал крепко стиснутые дотоле кулаки. «Странно это, — подумал он, разглядывая свои большие ладони, — ведь никакой угрозы я вовсе не ощущаю. Наоборот, с готовностью доверяю этой едва знакомой женщине свою жизнь… И даже оставил с нею свою лошадь!» От ручья доносились весёлый смех, плеск воды и игривое ржание лошадей. Усилием воли заставив себя не глядеть в ту сторону, Масамунэ принялся старательно собирать хворост. Вечер обещал быть прохладным, и промокшая девушка верно продрогнет… «Ношико, — поправил он себя внезапно. — Довольно звать её «девушка» и «эта женщина». Она спасла мне жизнь, до́лжно проявить хоть малое уважение. Её имя Ношико». И он почему-то рассеянно улыбнулся в пустоту. Тут же устыдившись самого себя, раздражённо перехватил поудобнее собранный хворост, возвращаясь к ручью. Кирин уже смирно стояла на берегу, осуждающе поглядывая на устроенную Лохматкою возню. Неказистая маленькая лошадка всё никак не желала выходить из воды, брыкалась, норовя куснуть выпихивавшую её Ношико за рукав, трясла мохнатой гривою, разбрызгивая во все стороны кристально чистые капли воды. Кицунэ отмахивалась, зажмурившись, смеялась звонко и заливисто, с той беззаботностью, что присуща лишь детям да тем созданиям, коих не коснулись пороки этого мира. Невольно залюбовавшись картиною, Масамунэ глядел на них, улыбаясь, застыв с охапкою хвороста в руках. И невозможно было поверить, что плескавшаяся сейчас в реке девушка на самом деле является тем самым могущественным и опасным существом, которого все они страшились столь долгое время. — По крупу шлёпни как следует, — крикнул ей ронин и зачем-то добавил неловко: — Лошадь, я имею в виду… Кивнув, Ношико вняла совету. Раздался громкий мокрый шлепок, и Лохматка, обиженно взоржав, рванула прочь из воды. Бросив хворост, Масамунэ поймал её на берегу, надёжно привязав строптивую лошадку к ближайшему дереву, и развернулся к девушке, что как раз выходила из ручья, босая и лучезарная. — Сработало, — улыбнулась она ему, выжимая собранные в хвост волосы. Её белая холщовая рубаха насквозь промокла, облепив гибкое натренированное тело воительницы, мокрые пряди волос змеями вились по плечам. Капельки влаги дрожали на длинных ресницах, но более всего ослепляла освещавшая её лицо открытая улыбка, порождавшая задорные ямочки на щеках… — Почему так смотришь на меня? — вдруг спросила янтарная кицунэ, чуть диковато косясь на ронина. Сдержанно улыбнувшись одними лишь уголками рта, Масамунэ неожиданно для себя ответил правдиво и предельно просто: — Нравится. Краска залила красивое лицо Ношико, добравшись до самых ушей, которые порозовели пуще прежнего. В ней не было ни капли жеманства или же притворства — она жила, как хотела, и реагировала естественно и открыто, своих эмоций не скрывая. Это подкупало. Удивляясь себе всё больше, ронин поспешно отвернулся. — Хворосту раздобыл, — сообщил он отстранённо, зачем-то указывая на брошенную перед собою охапку сухих ветвей. — Отлично, — кивнула Ношико, не переставая так ослепительно улыбаться, — не продрогнешь ночью. — А ты?.. — Масамунэ несмело обернулся к девушке, кивнув на её мокрую одежду. — Не продрогнешь? — Я? — она тихонько рассмеялась и мотнула головою. — Нет. В хитрых глазах мёбу вспыхнули колдовские огоньки. С удивлением ронин увидел, как от её одежды пошёл пар — будто само тело янтарной кицунэ горело изнутри, согревая и её, и всё вокруг живительным теплом. Кирин, перебирая тонкими ногами, попыталась было подобраться поближе, но привязь не позволила ей этого сделать. А Масамунэ глядел как заворожённый — прошло лишь несколько мгновений, но одежда мёбу была уже в полном порядке. Немного влажными оставались только волосы. Недовольно откинув их за спину, кицунэ сосредоточенно сдвинула брови и быстро махнула рукою в направлении охапки хвороста. Масамунэ не успел разглядеть магический пасс, всё произошло слишком быстро. Ношико не раздумывала, как это обычно делала Мэй, не размышляла о том, каким именно образом следует сложить пальцы. Просто один короткий взмах руки — и вот уже поляну озарил ярчайший всполох пламени, взметнув в поднебесье сноп кружащихся искр. От неожиданности Масамунэ отшатнулся прочь, заслоняясь рукою. — Ярко? — немного виновато спросила янтарная кицунэ. — Прости. Опять забыла, что людям пламя непривычно. Намереваясь вежливо заверить её, что всё хорошо, а заодно и поблагодарить за заботу, Масамунэ, к его сожалению, упустил момент, и Ношико решительно проследовала мимо него к костру, где и уселась, принявшись сушить волосы. Чувствуя себя странно и немного глупо, рослый ронин неловко присел неподалёку, по привычке поворошил прутиком угли в костре. Воцарилось недолгое молчание. Закончив со своими волосами, Ношико с чего-то вдруг принялась пристально глядеть на Масамунэ, оглядывая с головы до ног. Не умевшее скрывать эмоции, её лицо нынче отображало беспокойство. — Снимай, — коротко бросила она наконец, вставая. — Что… снимать? — опешил ронин, едва не шарахнувшись прочь. — Кимоно своё снимай, — деловито скомандовала пятихвостая лисица, но, видя замешательство на его лице, терпеливо пояснила: — У тебя раны на плечах и спине. Карасу-тэнгу постарались. Забыл? Осмотрю дай. Масамунэ внезапно понял, что и вправду забыл. Кажется, в последнее время его мысли были заняты совершенно другими вещами. — Всего лишь царапины, — начал было возражать он, когда мёбу двинулась к нему. — Не стоит. Неподобающе девушке видеть подобное… — Не мешай, человек, — бесцеремонно оттолкнув его руки, выставленные в тщетной попытке защититься, мёбу подошла вплотную, вставая у него за спиною. — Мы в лесу, а не в высшем обществе. Кто здесь осуждать мою благопристойность станет? Расслышав насмешку в её голосе, Масамунэ вспыхнул на миг и возмущённо умолк. Однако, не придумав более никаких доводов, с её напором смирился. Ношико же некоторое время задумчиво разглядывала его спину. Затем медленно и очень осторожно начала стаскивать окровавленную, присохшую ткань с плеч Масамунэ. Ронин сидел как на иголках. И дело здесь было вовсе не в ранах. Вслед за верхним кимоно мёбу аккуратно стянула и нижнее. Он почувствовал, как свежий ночной воздух коснулся обнажённых плеч, холодя кожу. Длинные волосы чуть качнулись под порывом ветерка… Ронин почти физически ощущал, как её взгляд скользит по его широкой спине, порождая волны жара, что поднимались снизу вверх, заставляя предательски гореть уши. И вдруг он вздрогнул всем телом, когда ладони Ношико легли на его плечи. Неожиданно мягкие, ласковые женские ладони. Её пальцы медленно перемещались, аккуратно натягивая кожу, осматривая раны. Руки скользили осторожно, бережно. Масамунэ затаил дыхание. «Совсем не такие, как у Мэй, — невольно подумалось ему. — У неё руки всегда холодные и мёрзнут даже летом. Берёшь её за руку — будто пальцы в прохладный ручеёк опускаешь. А у Ношико руки тёплые, разогретые, словно внутри её тела всегда горит неугасимое пламя, вечное и неизменное…» Замерев, Масамунэ прислушивался к ощущениям. Как давно к нему не прикасалась женщина? Как давно к нему никто не прикасался так? Воплощение живого огня, зачем прикасаешься, дурманя разум? Тебе и невдомёк, как онемевшая душа внезапно встрепенулась, ощутив твоё тепло. В янтарных глазах отражаясь, оно заставляет оттаять сердце, давно подёрнувшееся изморозью зимней, ползучей боли, что проникла так глубоко, исподволь став привычной. Неловко и несмело, я смотрю внутрь себя, не веря… неужели подобное возможно? Ведь боль уж давно — это всё, что я знаю. Пятихвостая кицунэ наклонилась, рассматривая повреждения пристальнее, — он слышал её тихое дыхание прямо у себя над ухом. Знакомый запах сладкого майского мёда заполз в ноздри, обволакивая и пьяня… А ведь ему знакомы эти прикосновения, внезапно понял Масамунэ. И этот запах. Тогда, давным-давно, он впервые ощутил её присутствие там, на дне оврага, в полубреду… С тех пор этот запах иногда преследовал его во снах, лёгким шлейфом неразгаданной тайны обвиваясь вокруг его обречённой жизни. Закрыв глаза, ронин крепче стиснул зубы. Чётче проступили желваки на скулах внезапно посуровевшего, словно высеченного из камня лица. Майский мёд сладкий, вязкий, затянет — не вырваться потом. Нельзя. Эта сладость не для него. — Скоро закончишь? — спросил он резче, чем планировал. — Погоди. — Ношико, казалось, над чем-то задумалась и отступила на шаг, окидывая взглядом его широкую спину. — Сильных повреждений я не вижу, но… Вот что. Она быстро схватила свою походную сумку, висящую на ветке дерева неподалёку. Порылась в ней и вскоре извлекла наружу небольшой тканевый мешочек с вязью иероглифов, вышитых золотистыми нитками. Быстро распустив завязки, мёбу сунула руку внутрь, и в воздухе разлился терпкий, смутно знакомый запах. Масамунэ никак не мог вспомнить, где же он прежде чувствовал его. Неужели… в доме старого Чонгана? Ношико тем временем извлекла из мешочка пару засушенных продолговатых листьев и, без промедлений сунув их в рот, принялась усердно жевать. — Зачем это? — поинтересовался несколько озадаченный Масамунэ. Она подняла вверх палец, призывая не мешать её странному занятию. Затем, наконец, вынула изо рта клейкую зелёную массу и деловито подступила к спине ронина, собираясь, по всей видимости, залепить ею царапины на плечах Масамунэ. Тот вскочил как ужаленный, пятясь прочь от неё. — Ты что делаешь? — воскликнул ошарашенно. — А… что не так? Искреннее непонимание на лице кицунэ обезоруживало. Ронину пришлось напомнить себе, что, несмотря на человеческий облик, перед ним не женщина — лиса. Испокон веков для зверя естественно искать излечение, пожевав лекарственных трав, которые они находят инстинктивно… Но Масамунэ зверем не был. — Это лишнее, благодарю, — сказал он с достоинством, вновь натягивая изорванное кимоно на плечи. — Если раны не серьёзны, я предпочёл бы обойтись без этого. — Не серьёзны. — Янтарная кицунэ глядела на него с сомнением и некоторым недовольством. — Но так было бы быстрее. Впрочем, как пожелаешь. Отвернувшись, Масамунэ тщательно и несколько нервозно поправлял одежду. Как много противоречивых, почти забытых эмоций порождала эта девушка, заставляя его сердце то замирать на мгновение, то нестись с бешеной скоростью, обгоняя мысли и выдавая реакции… Он сделал несколько медленных глубоких вдохов. Невозможно осознать и оценить свои ощущения, пока она рядом. Мысли сбиваются в нестройный гул, раз за разом возвращаясь к попыткам понять странную спутницу. Она делает столь многое, чтобы помочь ему сейчас, но что будет дальше? Что будет, когда в следующий раз мёбу попытается убить опасную, по её мнению, ногицунэ? — Стоит заночевать здесь, — сказал Масамунэ рассеянно. — Заче… Ах, да. — Ношико взглянула на него с сочувствием. — Тебе нужно отдохнуть. — А разве тебе не стоило бы восстановить свою магическую силу? — слегка уязвлённый, спросил ронин, но мёбу ответила улыбкою, столь непосредственной и открытой, что недовольство задетой гордости тут же развеялось. — Бежать через лес мне бы это не помешало, — весело поддразнила его кицунэ, но затем чуть посерьёзнела. — Но ты прав, отдохнуть несомненно лучше. И поесть. Она внезапно заколебалась, с сомнением взглянула на него, прикусила краешек губы. — Говори, — бросил Масамунэ отрывисто, но тут же добавил мягче: — Говори без стеснения, прошу. — У меня нет еды, — она растерянно развела руками, — я обычно живу охотой. — Понимаю, — усмехнулся Масамунэ. — В том нет проблемы. Еда должна быть в седельных сумках. Загляни туда, а я пока возьмусь настилы для сна готовить. Согласно кивнув, Ношико направилась в сторону лошадей, и Масамунэ уж было занялся выбором мест для ночлега, как вдруг из темноты, в которой она растворилась, донеслось неуверенное: — Станешь представлять теперь, как я кур таскаю да кроликов грызу? Масамунэ усмехнулся, не до конца понимая разлившееся внутри приятное чувство от простого понимания — ей не всё равно, какое мнение он составит о ней. — Не стану, — заверил он её коротко. — Будь спокойна. В ответ услышал короткий скептический смешок. Пряча казавшуюся глупой улыбку, Масамунэ тоже шагнул в темноту, за грань освещённого костром пространства. Послышался треск. Вернулся он весьма скоро, бросил на землю охапку хвойных веток, сходил ещё раз. Наломав их в достаточном количестве, сосредоточенно принялся сооружать настилы для сна, раскладывая принесённую пушистую хвою, укрывая её травой. Почему-то озаботился мыслью, что Ношико станет жёстко спать, украдкою подложил чуть больше веток. Накинул сверху свой плащ. Кицунэ в это время разбирала съестные припасы, часто принюхивалась, фыркала. Непривычная к подобным действиям, за грацией движений она не следила, пару раз едва не обронив скользкие рисовые колобки в пыль. Ворча себе под нос, кое-как совладала с нелепой человеческой едою, разложила её у костра. Оставшись наедине с таинственным величием ночного леса, двое путников заботились друг о друге как могли. Покончив с необходимыми делами, принялись за ужин. Дабы не молчать, Масамунэ завёл беседу, сначала отвлечённую, но затем сам не заметил, как начал повествовать о своей жизни и Пути мести. Ношико была исключительно хорошей слушательницею — отдавая собеседнику всё своё внимание без остатка, она всерьёз старалась его понять, никогда не перебивая. Но едва лишь возникала пауза, как мёбу словно невзначай бросала пару фраз или же какой-нибудь уточняющий вопрос, задавая новый виток неспешному разговору. Ночь длилась и длилась — темнота, укрыв всё вокруг, подбиралась ближе к постепенно гаснущему костру, но Масамунэ этого не замечал. Ношико не просто слушала — она понимала. Сердце не пряча от неё, ты не боишься говорить о своих победах и поражениях — всё как есть. Полжизни странствий, будто всё впустую, ведь так и не нашёл ты того, что так искал. Но стиснув зубы, победив свой страх, ты идёшь предназначенным Путём. Горе и радость, попранная честь, непрожитая жизнь и лишь смерть впереди. Тогда почему же этой ночью так сильно хочется жить? — Значит, ты избрал своим призванием защищать слабых и бороться со злом, — подытожила мёбу наконец. — Так же как и я. Но ответь мне, что, если вдруг злом станет та, которую ты ныне столь рьяно защищаешь? Что будешь делать ты тогда, благородный воин? Масамунэ отрицательно покачал головою, сказал убеждённо: — Я знаю её. Она способна справиться с этим. — Конечно же, ты знаешь её лучше, чем я, — мягко согласилась Ношико, однако тут же добавила: — И я уверена, ты видел проявления того, о чём я говорю. Возможно, даже видел, как она убивала, впав в неистовство. Тьма живёт в ней, и с этим уже ничего не поделать. А пока носишь эту тьму в себе, становишься потенциальной угрозой для всех, способная вмиг превратиться из друга и союзника в величайшего врага. — И что же, разве убийство — выход? Убийство невиновной, не желающей никому зла девушки? Одной из вас? Ясные глаза янтарной кицунэ потемнели, подёрнулись дымкою печали. Она отвела взгляд, повторила безэмоционально: — Таков наш Кодекс. Иного пути нет. Возмутившись её упрямством, Масамунэ отвернулся. Неожиданно расстроенная его реакцией, Ношико спросила с горечью: — Что? Более не желаешь на меня смотреть? А говорил, нравится… Тихо хмыкнув, Масамунэ чуть повернул к ней голову, но взгляд всё же устремил в беспокойное пламя костра. Оно было похоже на неё — такое же тёплое, пылкое и опасное одновременно. — Всё ещё нравится, — тихо сказал он. — Но мне не дано понять ваш Кодекс. — Наша история тянется сквозь века. Старейшины живут многие сотни лет, старательно записывая её. Когда же они уходят к Богине, мы, потомки, имеем уникальную возможность прикоснуться к прошлому. И никогда ещё в летописях не было описано случаев, чтобы ногицунэ обуздала свою тьму и не впала в конце концов в безумие. Сила тьмы заманчива, и она подчиняет себе лис, а не наоборот… К сожалению. — Быть может, вы просто не даёте им шанса, убивая практически сразу же, — проворчал Масамунэ. Ношико гордо вздёрнула подбородок, взглянула с вызовом, но в глазах застыла всё та же неизменная печаль. — Думаешь, я жажду убить её? Она всего лишь девочка восемнадцати лет от роду, одна из нас, моя сестра. Лис и так осталось мало… Она осеклась, отвернулась, нахмурившись. Масамунэ предпочёл умолчать о том, что причиною истребления кицунэ стала и Мэй, хоть на то и не было её воли. Разговор с загадочной собеседницею казался ему важным, и он не желал разрушать хрупкое доверие, возникшее между ними и позволяющее сейчас им обоим излагать свою позицию откровенно. — Но я, в отличие от тебя, осознаю необходимость этого, — продолжила Ношико тихо, однако решительно. — Твоё доверие к ней беспримерно и достойно восхищения. Однако думал ли ты о том, что будет, если она его обманет? — Нет, — без колебаний произнёс ронин. — Потому что доверять — значит верить безоговорочно. Оба замолчали, обдумывая услышанное. Тихо потрескивал догорающий костёр в воцарившейся тишине. Звёзды глядели с небес кристальными осколками, месяц застыл в вышине тонким сверкающим серпом. В траве поблизости стрекотали цикады, шелестел ветерок меж деревьями, играя в листве. Ночь была такой же, как всегда… и не такой одновременно. Так сильно, до щемящей тоски, не хотелось, чтобы она заканчивалась. Искоса бросив взгляд на свою странную спутницу, Масамунэ средь смешанных чувств отчётливо вычленил лишь одно — без разницы, говорят ли они, молчат или же просто сидят неподвижно, глядя, как последние язычки пламени жадно лижут угли костра. Он чувствует её присутствие рядом, и сейчас этого достаточно. Дикая, свободная, благородная, упрямая, самоотверженная, противоречивая, непримиримая, отважная… Он мог бы подобрать тысячи слов, но всех их было бы недостаточно, чтобы описать её. Какой бы ни была она, янтарная мёбу, а рядом с нею чувство безопасности и умиротворения приходило само собою. Масамунэ едва заметно улыбнулся. Её тихий вздох всколыхнул тёплый ночной воздух. — Ночь уж перевалила за середину, — промолвила она, не глядя на него. — Ты устал и ранен к тому же. Нужно поторопиться, если хотим хоть немного отдохнуть до утра. Масамунэ хотел было возразить, хотел сказать, что вовсе не устал и не нуждается в отдыхе… Но Ношико, как обычно, слов не ждала и, решив что-либо, сразу делала. Прежде чем ронин успел вымолвить хоть что-то, кицунэ рывком поднялась, подхватила лежавшую на коленях нагинату и решительно направилась к устроенному для неё походному ложу. Масамунэ ничего не оставалось, кроме как последовать её примеру и молча устроиться на своём лежбище, расположенном немного в стороне. Пришлось поёрзать некоторое время — острые ветки кололи спину, а тревожное беспокойство бередило душу. Что будет утром? Проснувшись, увидит ли он её рядом вновь? Костёр погас окончательно, и смутно тлеющие угли обернулись сизым пеплом. Звуки ночного леса подступили ближе, проявляясь отчётливее. Деревья стояли глухой стеной, а весь лес казался непроходимой чащобою. Сквозь ветки в темноте невозможно было что-либо разглядеть, травы и кусты спали, не обращая внимания на кипевшую в них жизнь. Ночью ничего не замирает, всё живое продолжает бурную деятельность, но уже иначе — освещённое лучами месяца и звёзд. Устроившись на настиле из срезанных веток, Ношико устремила неподвижный взгляд в бездонную пропасть чернеющих небес. — Странно… — услышал ронин её задумчивый голос. — Что? — спросил он, ухватившись за возможность продолжить разговор. — С тобой я… другая. — Ты?! — Масамунэ даже на локте приподнялся, чтобы взглянуть на неё. — Я думал, ты всегда бываешь лишь самой собою. — Самой собою тоже можно быть разной, — отвлечённо заметила Ношико, — и всё это буду я. Спи же, наконец. Послушно замолчав, ронин однако ещё долго раздумывал над её словами. Но мало-помалу усталость стала брать верх над измученным телом. Мысли плавно превращались в образы, кружились в причудливом калейдоскопе, сменяя друг друга, — то тревожные, то прекрасные. Ему виделись во сне брызги воды на смуглой коже да сияющая улыбка, очерчивающая ямочки на щеках. Нет смысла вопрошать, насколь безумен этот мир. Не счесть тобою пройденных дорог и не измерить прожитых печалей. Возможно ль на краю своей судьбы вдруг встретить свет, что увлекает за собою? И как жить дальше с этим тому, кто не принадлежит себе? Зовёт неоплаченный долг и требует честь отмщения — ведь предназначено тебе идти совсем по иному Пути. Что ж, всё равно… По крайней мере, умирая, средь сотен лиц поверженных врагов, возможно, мелькнёт её лицо лишь на мгновение, подарив покой. Проснулся Масамунэ средь ночи, резко и внезапно, — от того, что его осторожно тронули за плечо. Рванувшись спросонья, он привычно ухватился за катану, взмахнул… Но его запястье тут же было перехвачено умелою рукою. Ронин увидел прямо пред собой во тьме очертания лица Ношико, поблёскивающие лисьи глаза, и выдохнул было. Собрался уж возмутиться, не до конца осознавая свой страх, — ведь мог поранить девушку случайно. Но она приложила палец к губам, призывая к тишине, и, медленно отпуская его руку, указала пальцем вверх. Напряжение мигом прогнало остатки дрёмы, и Масамунэ запрокинул голову, силясь разглядеть что-либо в темноте. Отдалённый гортанный крик на границе слышимости резанул душу осознанием. Теперь он увидел — там, в вышине, носились чёрные зловещие тени, то и дело затмевая звёзды, изредка обмениваясь скрипучими криками. — Видят нас? — спросил он едва слышно у Ношико. Пятихвостая мёбу отрицательно покачала головою. Её лицо было совсем рядом, но пристальный взгляд устремлён ввысь. В другой руке воительницы уже была нагината. — Если нападут, беги, — шепнула она. Масамунэ лишь улыбнулся добродушно. — Не бывать этому, — только и сказал он. Мимолётный сердитый взгляд в его сторону — и Ношико вновь нашла глазами пернатую чёрную тварь, кружившую где-то в небесах. В окружавшей их почти непроглядной тьме её глаза отсвечивали жёлтым, как у зверя, и Масамунэ не сомневался — они прекрасно видят врага. Причём ему упорно казалось, что она следит взглядом за кем-то определённым. Медленно, грациозно поднявшись, мёбу взвесила нагинату в руке, словно копьё, примерилась… да так и застыла. — Высоко, — раздосадованно прошипела она. — Вожака не достать. Бережётся. Чувствуя себя бесполезным, Масамунэ топтался рядом, коря себя за то, что давным-давно презрел дальнобойное оружие. И нынче противопоставить летающим противникам ему было совершенно нечего. Внимательно оглядывая небеса, Ношико сообщила: — Могу снять тех, что пониже. Но внимание привлечём. Накинутся скопом. — Много? Короткий кивок в ответ. Её глаза всё так же не отпускали врага ни на миг. Масамунэ видел, как она напряжённо хмурится. — Не стоит, — решил он. — Лучше переждём, если есть такая возможность. — На этот раз есть, — проворчала мёбу. — В следующий раз может не быть. Но как знаешь. Она вновь опустилась на одно колено, держа, впрочем, своё оружие наготове, и ронин последовал её примеру. Скрытые под пологом леса, затаившиеся в темноте, к счастью, они были практически незаметны, и со временем крики в вышине постепенно стали затихать, удаляясь. Самый тёмный час ночи подходил к концу, и карасу-тэнгу гнал прочь приближавшийся рассвет. Чуть расслабив напряжённые плечи, Ношико слегка опустила нагинату. — Они вернутся, — серьёзно предупредила она, когда Масамунэ вновь взглянул на неё. — Знаю, — невесело ответил он. — Не знаю лишь, как избавиться от проклятой метки над моею головой. — В чём премудрость? — рассеянно спросила мёбу, всё ещё обшаривая взглядом небеса. — Просто убить тварь, что приняла заказ на твою душу. В твоём случае — вожака этих пернатых горлопанов. Она прибавила несколько эпитетов красноречивым кивком в сторону затихавших вдали криков, не оставляя сомнений в том, кому они были адресованы. А Масамунэ глядел на неё во все глаза, не веря услышанному. — Так… просто? — выдохнул он наконец. Мёбу поднялась, упёрла руки в бока. Посмотрела сверху вниз насмешливо. — Ну а ты чего ждал, ритуалов на крови? Обильных жертвоприношений? Этим люди обычно славятся, не ёкаи. У нас всё просто — есть метка и тот, кто берётся выполнить заказ. Который из двоих выживет, тому и достанется право на жизнь. — А зачем? Зачем магические существа делают это? Почему бы не оставить смертных в покое? — Это силу даёт… И немалую. Вот смотри, — она принялась обстоятельно объяснять, — маг, что метку ставит, определённый магический потенциал в свой ритуал закладывает. И зачастую очень немалый. Видал, наверное, как непросто смертным магия даётся, сколько сил отнимает… При смерти указанной цели потенциал высвободится и пойдёт на откуп исполнителю этого своеобразного заказа. И чем сложнее была цель, тем выше будет награда. Вот твой друг-синоби получше бы тебе объяснил, я уверена. Немного насторожившись, Масамунэ взглянул на свою странную спутницу пристальнее, очень осторожно спросил: — Как поняла, что он синоби? — А как можно не понять? — фыркнула Ношико в ответ. — Кроме того, не забывай — знаю, что за клан ногицунэ прятал. Было очевидно. — И ты видишь, что он… что с ним… — Угу, — невесело буркнула мёбу, ковыряя что-то на земле остриём нагинаты. — Ещё одна человеческая жизнь, считай, загублена. Всех вас ногицунэ гробит, а вы её защищаете. Она вздохнула, бросила взгляд на расстроенное лицо ронина. Попыталась утешить своеобразно, как умела: — Не волнуйся, у него тоже будет ещё шанс. Гъюки никогда просто так свою добычу не оставит, всегда следом тащится — хоть на край света. Поднявшись в полный рост в сереющем предрассветном сумраке притихшего леса, Масамунэ посмотрел мёбу прямо в глаза — очень серьёзно. — Спасибо тебе, Ношико Аканэ. Ты поведала мне действительно важные вещи сегодня. И, нисколько не стыдясь, он во второй раз низко, благодарно поклонился ей. Картина, верно, выглядела странно: на небольшой поляне посреди лесной чащобы, у затухшего костра, ронин с двумя мечами склонился в глубоком почтительном поклоне пред молодой, слегка озадаченной девушкой в простой белой рубахе и штанах. Утренний ветер, налетевший с гор, трепал её густые каштановые волосы, приобретшие красновато-медный оттенок в свете зардевшейся зари. Однако возникшее было недоумение Ношико быстро преодолела: — Всех так много благодаришь, или я особенная? — весело осведомилась она. Вздрогнув, Масамунэ смутился было… Но тут же заметил её насмешливую улыбку в неверном свете утра. Лиса снова беззастенчиво дразнила его великосветские манеры. Ронин только головою покачал, сам не замечая, как усмехнулся в ответ. — Что ж, таких, как ты, мне встречать ещё не доводилось, это верно, — ответил он ей в той же манере. — А не ты ли это у нас с одной лисою постоянно путешествуешь?.. — Ношико намеревалась продолжить шуточную перепалку, но внезапно притихла, увидев изменившееся выражение лица Масамунэ. Он отвернулся. Вот так вмиг взяла и рассыпалась, разбилась вдребезги неповторимая магия момента, ускользнул этот неуловимый миг, словно вода сквозь пальцы, оставив лишь пустоту сожалений. Тёмная тень зловещей чёрной лисицы пролегла и между ними трещиною… — Собирайся, — вздохнув, сказала Ношико и бросила ронину его плащ. — Утро всё ближе, пора бы и в путь. — Куда именно? — настороженно спросил он. Мёбу огляделась вокруг, пожала плечами, слегка поморщилась. — К любой ближайшей дороге выберемся. Для начала. «А потом что же? Чего ждать мне от тебя, пятихвостая лисица? И не друг ты мне, и не враг… но и чужой за эту ночь быть перестала». Собрав свои нехитрые пожитки, Масамунэ подошёл к Кирин, поприветствовал верную лошадь привычною лаской. Слегка рассеянно поглаживая её выгнутую шею, он старался думать о предстоящем дне, но взглядом то и дело возвращался к Ношико. На другом конце поляны кицунэ неспешно облачалась в свой старинный доспех — последовательно и обстоятельно. Застёгивала пряжки, затягивала ремни шнуровки. И всё больше и больше начинала вновь походить на ту самую пятихвостую мёбу, непоколебимую и неостановимую воительницу, которой Масамунэ знал её прежде. И лишь воспоминание о тёплых, ласковых руках да обволакивающем запахе сладкого майского мёда упорно не желало покидать память. Но всему в этом мире приходит конец, и с подобной неизбежностью приходилось мириться. Чарующее волшебство ночи рассеялось, а утро принесло с собою отвратительное ощущение обыденности. Подхватив под уздцы лошадей, двое странных попутчиков, нежданно оказавшихся вместе, направились через лес. Руководствуясь странным звериным чутьём, мёбу достаточно быстро определила направление и уверенно повела их за собою. И вот уж вскоре под ногами оказалась твёрдая и пыльная змеистая лента хорошо обкатанной дороги. Неосознанно замедляя шаг, Масамунэ то и дело поглядывал на свою спутницу. Вновь суровая и непреклонная, она тем не менее тоже не слишком спешила. — Что дальше? — решился наконец Масамунэ задать так волновавший его вопрос. — Знаешь ли ты, куда ведёт эта дорога? — Нет, — ответила она спокойно, но в голосе ему почудилась тихая печаль. — Но я вижу впереди развилку. Множество несказанных слов забило горло, облепило едкой паутиною. — Ношико… — продираясь сквозь эту едкую горечь, Масамунэ впервые решился в глаза назвать её по имени. Но она внезапно его оборвала: — На развилке ты пойдёшь направо, а я налево, — сказала быстро, бескомпромиссно. — Так и разойдёмся. Куда нас приведёт наш путь — неведомо. Смиряясь, Масамунэ опустил голову, невесело усмехнулся своей обречённой судьбе, спросил: — Ты не перестанешь нас преследовать, так ведь? — Не вас, — поправила Ношико, — только её. И нет, не перестану. Ронин молча кивнул, словно другого ответа и не ждал. В последний раз поднял на неё взгляд. — Тогда до свидания, Ношико Аканэ, — только и сказал он. — Возможно, однажды мы свидимся вновь. «Возможно, даже как враги…» Она слегка склонила голову в ответ. — До встречи, Масамунэ Араи. Пусть тебе повезёт в этой жизни… или в смерти. И, круто развернувшись, ступила на дорогу, что сворачивала налево, решительно направляясь прочь. Масамунэ же так и застыл на развилке, провожая взглядом её прямую спину, пока та не скрылась за поворотом. А после задумчиво побрёл в противоположную сторону, прислушиваясь к гулкому эху своих беспорядочных чувств. Одна лишь ночь — и на всю жизнь воспоминаний. Впервые ощущение близости души. Реальной ты была или всего лишь наваждением? Увидимся ли снова мы, скажи…Вдвоём
28 июля 2022 г. в 20:00