«Летние травы Там, где исчезли герои, Как сновиденье» Мацуо Басё
В неглубокой яме под большим валуном было сыро и тесно. Сжавшись всем телом, Сино-Одори изо всех сил прижималась животом к рыхлой земле и напряжённо прислушивалась. Неистовый гул пламени, лязг оружия и гортанные птичьи крики остались где-то далеко позади, постепенно стихая. Большие чёрные люди-птицы всё ещё кружили над лесом, но их стало значительно меньше. Появление на поле боя пятихвостой мёбу кардинально изменило ход сражения, вот только в какую сторону — Сино-Одори не знала. Её сердце изнывало от тревоги за судьбу прелестнейшей лисички Мэй, как и за здоровье и благополучие остальных её друзей. Но когда она увидела прямо перед собою пятихвостую янтарную кицунэ, во всем её величии и могуществе, недоступном человеческому взору, услышала рёв её яростного пламени… Пристыженно вздохнув, Сино-Одори беспокойно поёрзала, устраивая своё паукообразное тело поудобнее. Да, она сбежала. Скажем так, предпочла удалиться, дабы не провоцировать новых конфликтов. По крайней мере, ёкай сама пыталась себе это так объяснить, хотя изнутри душу упорно подтачивал противный червячок вины. Ей вспомнилось, как ослепленная огнём и сверхъестественным сиянием истинной силы, окружавшей мёбу, она рванулась прочь, пригибаясь к самой земле и торопливо перебирая длинными конечностями, в стремлении поскорее исчезнуть в высоких кустарниках, а после бежала, бежала… пока не начала задыхаться от усталости и ужаса. Высокие травы хлестали по лицу, кустарники царапались, стремясь ухватить её колючими лапами, но Сино-Одори не обращала на них никакого внимания. Всё чего ей хотелось в эту минуту, это оказаться как можно дальше от смертоносной огненной лисицы. Когда дыхание стало вырываться из груди со свистом, а мир перед глазами помутнел и закачался, Сино-Одори вынужденно замедлила неистовый бег, обеспокоенно озираясь по сторонам. Место было совершенно незнакомое, но приученная к дикой жизни в лесу, ёкай быстро приметила неподалёку каменную гряду — смутный намёк на близость каменистых гор. Тогда она, пытаясь укрыться хоть где-нибудь, с трудом затолкала своё угловатое тело в щель под крупным валуном, наспех замаскировав её ветками и забросав листьями, и замерла там, дрожа. Она все ещё памятовала обещание янтарной кицунэ расправиться с нею в отместку за ложь о лисичке Мэй. «Не пожалею» — эхом звучали в голове сказанные мёбу слова. Противостоять такой силе в открытом бою у Сино-Одори не было шансов. Останься она там, кто знает, на что милой, доброй и верной Мэй пришлось бы пойти, чтобы защитить ещё и её. Уж в чём Сино-Одори была уверена наверняка, так это в том, что милейшая лисичка ни за что не дала бы её в обиду. Но вот какой ценою? Сино-Одори вовсе не хотела становиться причиной её несчастий — такого бы она никогда себе не простила. Ситуация и так была до крайности опасной. «Кадзу и Масамунэ пятихвостая не тронет, — пыталась рассуждать ёкай, размышлениями отвлекаясь от тревоги. — А Мэй? Моим глазам показалось, или мёбу, явившись, стала сражаться не против неё, а рядом с нею?» Некстати подвернувшийся острый камушек нестерпимо колол бедро, мелкая пыль забивалась в нос, вызывая нестерпимое желание чихнуть. Привыкшая за последнее время к комфорту цивилизации и удобству человеческого тела, Сино-Одори изнывала, то и дело поглядывая в сторону узкой щели, очерчивающей выход, и с нетерпением ожидала вечера. Пытаясь восстановить в памяти события прошедшего дня, она терялась, не находя ответов на волновавшие её вопросы. «Буду думать рационально, как это делает обычно лисичка Мэй, — решила она. — Когда пернатые напали на нас, они знали что делали. Не могли достать Масамунэ в городе, поэтому выманили. Напали на Кадзу, схватили, вынудили нас его искать… Не зря я слышала хлопанье крыльев над деревом, под которым мы его нашли! Они следили всё это время. И только появление пятихвостой мёбу спутало их планы, вынудив отложить атаку и выждать, пока мы останемся одни. Значит, вот какая судьба была уготована нашему ронину. Помешало лишь то, что обе лисички — и черная, и рыжая, решили поставить спасение других превыше собственных разногласий… Пока». Крепко задумавшись, Сино-Одори безотчётно потянулась к волосам, по привычке стараясь нащупать серебристый гребень в форме паука. Спохватилась, убрала руку. Вон же он, драгоценный гребень, лежит на земле прямо перед её лицом, загадочно и маняще поблёскивая в ожидании того времени, когда снова понадобится хозяйке. Сино-Одори поёрзала, чуть придвинувшись к выходу, внимательно прислушалась. Тишина. Ни лязга металла, ни рёва пламени, ни птичьих криков. Неужели всё кончилось? В груди защемило болезненно и тоскливо. Закончилось как? Все ли живы из её друзей? «Что ж, Масамунэ и Кадзу пятихвостая защитит. А как с Мэй поступит? И хватит ли у милейшей лисички сил сдержать себя, не обратившись к внутренней тьме в минуту крайней нужды? И зачем, зачем только я её оставила!» Нещадно проклиная себя за необдуманное решение, Сино-Одори не утерпела и выбралась из своего убежища, настороженно оглядываясь вокруг. Нет, действительно всё было тихо. Магического шторма, что потряс бы все окрестности, от столкновения двух невероятно могущественных противоборствующих сил, не наблюдалось. Значит, так или иначе, а решающего поединка между ногицунэ и мёбу сегодня не случилось. Что ж, хотя бы одна хорошая новость за этот плохой день. Вернуться назад по собственным следам было не сложно. Похоже, никто не искал её и никто не преследовал. Раскалённое солнце, плавя облака, медленно клонилось к закату, стремясь поскорее скрыться за горной грядою. Его последние лучи, просачиваясь сквозь кроны деревьев, разбрызгивали по лесу причудливые красноватые блики, будто брызги расплавленного золота, наполняя низины таинственными тенями. Нужно было спешить — вскоре сумерки, предвестники ночной темноты, укроют окрестности таинственным серым одеялом, поглощая цвета и краски. Тогда отыскать следы друзей станет совсем сложно. Как назло, её опалесцирующие глаза, прекрасно служившие их обладательнице ночью, хуже всего видели именно в обманчивую сумеречную пору. Ловкая и быстрая в своей истинной форме, Сино-Одори спешила туда, где над лесом уже стал заметен вьющийся чёрный дым. Она сразу узнала это место. Соблюдая все предосторожности, бесшумно подкралась, осторожно раздвинув ветви кустарника, взглянула на поле боя и тихо ахнула. Огромная выжженная поляна чернела посреди леса мрачным пятном. Несколько деревьев по краям её так же были сожжены до тла, зловеще маяча обугленными костяками покорёженных стволов и безлистых ветвей. Даже валуны и камни вокруг будто бы оплавились. Нервно сглотнув, Сино-Одори ступила на покрытую сажей землю. Повсюду на поляне виднелись бесформенные дымящиеся тела Карасу-Тэнгу — зловредных людей-птиц, явившихся за Масамунэ. Их было множество, гораздо больше, чем Сино-Одори могла ожидать. Некоторые из них ещё тлели, другие были иссечены катаною. Зловонный чёрный дым курился над телами, забираясь в нос противным запахом палёных перьев, от которого начинало першить в горле и мутить в животе. Сдерживая кашель и отвращение, Сино-Одори принялась внимательно осматривать выжженную поляну в поисках хоть какой-нибудь подсказки о том, куда же подевались её друзья. Земля была всё ещё тёплой, она чувствовала это босыми ногами. Всё поле вокруг было вытоптано — беспорядочные следы людей, лошадей и птичьих лап виднелись повсюду. Но там, где заканчивалась чёрная земля, ей удалось наконец найти то, что стоило внимания. Вполне различимый след. Две лошади и два человека. Ушли вглубь леса, похоже, к ручью. И ещё один след она обнаружила с другой стороны поляны — среди изломанных стеблей травы глубокий отпечаток взрыхливших почву конских копыт. Лошадь уходила в спешке и, похоже, направляемая умелой рукою. Сино-Одори остановилась, задумчиво разглядывая найденное и прикидывая, что бы всё это могло значить. «Ну конечно! — блеснула догадкою светлая мысль. — Один конь, два всадника. Кирин? Или Ши́то? Моя Лохматка двоих точно не унесёт…» Она взгрустнула, вспомнив неказистую игривую лошадку, к которой успела привязаться за это время. Впрочем, вполне возможно, ей ещё доведется увидеть свою любимицу. Дело оставалось за малым — нужно было только найти друзей. И найти их быстро. Немного посомневавшись, Сино-Одори выбрала всё же идти по следам одинокого коня, что направился в сторону города. Если кто-то из них выбрался раньше других и станет дожидаться остальных, то вероятнее всего там, в снятом для них уютном домике, где остались их вещи, заботливо собранные ею в дорогу… Будет очень обидно бросить все прелестные украшения и веера, что она самолично так долго выбирала для Мэй. Мысленно сокрушаясь о возможной потере нажитого добра, Сино-Одори заторопилась в сторону города. Нужно было обязательно успеть до закрытия ворот, иначе стражники не пропустят одиноко шатающуюся посреди ночи девушку, сколь бы миловидной наружности она ни была. А распроклятые сумерки, как назло, стремительно сгущались вокруг. Угрожающая громада гор довольно быстро скрылась из виду, оставшись где-то далеко за её спиною, и через некоторое время она ощутила под ногами твёрдую, каменистую почву. Остановившись, ёкай скептически оглядела открывшийся пред нею вид. Неровная, поросшая травою дорога петляла и вилась, огибая лес — туда, где вдалеке виднелся чернеющей трещиною овраг. Миновать его поскорее, и тогда пожалуй уж весь город будет виден как на ладони. Сино-Одори снова припала к земле и припустила бегом, быстро перебирая длинными, угловатыми конечностями, игнорируя изгибы дороги и спеша изо всех сил. В боку кололо, дыхание сбилось, и ей довелось как следует наглотаться пыли, но заветный овраг был уже близко. Ловко цепляясь за гладкие камни хваткими тонкими пальцами, она без труда сползла вниз, некстати испачкалась в липкой грязи, заполнявшей низину и, сдержанно шипя себе под нос, торопливо выбралась наверх… да так и застыла на месте. Прямо перед нею стоял человеческий ребёнок с корзинкою орехов в руках. Маленького росточка, бедно одетый, с посеревшим от испуга лицом — открыв рот, он безмолвно смотрел в возникшие прямо перед ним опалесцирующие глаза ёкая. Сино-Одори замерла. Неизвестно, кто из них в этот момент испытал большее потрясение. Почти забыв уже про то, что находится сейчас в своём истинном обличье, которое было быстрее и ловчее человеческого, ёкай теперь мысленно проклинала себя за подобную неосмотрительность. Мальчишка смотрел на неё огромными, расширенными от страха глазами, руки сжимавшие корзинку начинали дрожать. — Тао! — послышался из близлежащих зарослей весёлый голос мужчины. — Куда запропастился уже, Тао Мин? Твой отец слишком стар для игр в прятки… Медленно, очень медленно, стараясь не напугать ребёнка, Сино-Одори подалась немного назад, отступая, и даже попыталась было мило улыбнуться зубастым ртом. «Ой, кажется лучше не стало», — подумала она, видя, как глаза мальчишки начинают наполняться слезами, а рот всё шире открывается для крика. Корзинка выпала из его рук, и орехи покатились по земле. А следом тишину потряс громкий вопль испуганного ребёнка, переходящий в надрывный плач. В тот же миг из зарослей выскочил встревоженный отец и застыл в ужасе. — Чудовище! — отчаянно вскричал он. — Монстр! Поди прочь от моего сына! Внутренне сжавшись, Сино-Одори втянула голову в плечи и быстро попятилась, вновь сползая вниз, на дно оврага, в мерзкую грязь. Поспешно подбежав, отец подхватил ревущего сына на руки, и что есть мочи кинулся прочь, с воплями направляясь в сторону города. На земле осталась валяться всеми забытая корзинка с рассыпавшимися орехами. Прислушиваясь к затихавшим вдали крикам, Сино-Одори затаилась на дне оврага, давя внезапно возникшее в душе чувство горечи. Она так хотела повидать большой мир людей, и за это время ей показалось, что она почти уже стала в нём своей. Но что если это всё было всего лишь притворство? Или же это люди таковы? Неужели они приветливы с нею лишь тогда, когда она радует глаз? Люди, откуда в вас такая страсть к осуждению? Почему человек чувствует некую сладость обижая, унижая, бросая обидные слова? Не потому ли, что этим он мнимо возвышает самого себя? Люди боятся тех, кто думает не так как они, чувствует не так как они, смотрит на мир другими глазами. Будто бы важно лишь то, что снаружи, и вовсе не имеет значения кто ты на самом деле внутри. Разве только у людей есть исключительное право на истину и знание правды? Неужели только человек может понять, каково это — быть человеком? А тебе, ёкаи, этого не дано… Предаваясь печальным размышлениям, Сино-Одори вновь выбралась на дорогу и не стала более медлить, дабы не повторять ошибок. Кое-как очистившись от грязи при помощи вырванного неподалёку пучка травы, она наконец поднесла к волосам изящный серебряный гребень в форме паука. Лёгкое движение рук, и вот уже магия заклубилась вокруг неё, окутывая тело волшебным вихрем, мистически изменяя облик. Кожу приятно покалывало, и Сино-Одори зажмурилась от удовольствия. Когда же она открыла глаза, магия уже почти развеялась, сделав своё дело — как всегда, безупречно. — Снова красивая, — пробормотала ёкай, оглядывая себя и заботливо поправляя одежду. — Теперь, поди, не испугаются. Она постояла, разглядывая издалека огни города — яркие, манящие. Да только сверкающая россыпь звёзд на тёмном бархате неба над головою всё равно красивее в своем необъятном великолепии. Молчаливая луна почти не освещает тёмную землю — лишь небеса вокруг. А на земле едва заметный бледный отблеск да чуть приметные тени, но всё как-то объёмно, всё богато тайнами, недоступными для людского взора. Весеннее небо кажется дальше от земли ночью, чем во время дневное — всё только при луне. А город застыл в тёмном пространстве, где-то между небом и землёю, небольшим островком кипящей жизни. Вдалеке звонко лают собаки, доносится пение лягушек из пруда, слышны отголоски людских голосов. Мир людей существует рядом с миром природы, но сосуществовать толком не может. Поэтому, таким как Сино-Одори и Мэй приходится балансировать между ними теряя себя, меняясь, обретая себя заново… Вспомнив про милую сердцу лисичку, ёкай спохватилась, и скорым шагом направилась к городу. Не время нынче философствовать да впадать в меланхолию, решила она. Нужно успеть в город до закрытия врат и попытаться отыскать друзей… или хоть знак какой-нибудь увидеть, дабы понять, что с ними сталось. До города она добралась довольно быстро. Стража на воротах лишних вопросов задавать не стала — Сино-Одори напустила на себя сильно важный вид, умело изображая спешку. И вот уж вскоре её поглотил шум и суета вечернего города, наполненного светом огней да гомоном людских голосов. Быстро идя по знакомым уже улицам, она спешно прошла через рынок, на котором они так часто бывали с Мэй. Повсюду мелькали яркие ленты, стойки с зонтиками напоминали раскрывшиеся причудливые цветы, а расписные веера порхали словно стайки бабочек. С соседних рядов потянуло ароматом свежей выпечки, и в животе у Сино-Одори заурчало. Но сейчас ей было не до того — нужно было скорее добраться домой, быстро и, желательно, незаметно. Украдкой оглядевшись, ёкай свернула на боковую улицу, где народу было заметно меньше. Предпринимая все возможные меры предосторожности, она ещё немного походила по городу, петляя, как учил её Кадзу, и только убедившись, что за нею никто не следит, свернула на совсем неприметную узенькую улочку, по которой можно было подобраться к их дому незамеченной. На узкой окольной улочке вечером было темно и пустынно. Фонари здесь не горели — управляющие небольшим городком господа явно экономили на освещении. И без того настороженная, Сино-Одори почувствовала себя крайне неуютно. Крестьяне и работники разошлись по домам с заходом солнца, редкие прохожие, недружелюбно насупившись, проходили мимо. Ёкай каждый раз непроизвольно втягивала голову в плечи, завидев их, и робко опускала глаза, как и подобало скромной служанке. Она чувствовала на себе их изучающие взгляды, но к её облегчению, пока что никому не пришло в голову остановить хорошо одетую девушку, явно не принадлежащую к крестьянскому роду. Сердце Сино-Одори затрепетало в волнении, когда вдали показались очертания знакомого двухэтажного дома, обнесённого невысоким заборчиком. Осторожно сойдя с дороги, она тихонько прокралась поближе к нему, остановившись в тени раскидистого клёна, и прильнула спиною к широкому стволу дерева. Вытянула шею, разглядывая. Вон наверху виднеется опочивальня, которую делили Мэй и Кадзу. Окна раскрыты, невесомые занавеси полощет ветер, а внутри — непроглядная темнота. Сино-Одори нахмурилась, опустила взор, силясь разглядеть двор. Вдалеке, скрытый за деревьями, торчит угол конюшни, но стоят ли в стойлах кони — отсюда не разглядеть… Их багаж, приготовленный в дорогу, валяется рядом брошенный и забытый. Окна общей комнаты на первом этаже затворены, так же как и дверь. Что же следовало обо всём этом думать? — Госпожа! — вдруг гаркнул над ухом пьяный мужской голос, и Сино-Одори едва не вскрикнула от неожиданности. — Ты что это тут? Поглощённая напряжённым разглядыванием дома, ёкай не заметила, как ненароком привлекла внимание городского пьяницы, что петлял по узкой темной улочке силясь отыскать путь. Явно заинтересованный, теперь он навис прямо над ней, оперевшись о ствол дерева одной рукою, а во второй держа недопитую бутылочку сакэ. — Ты что это тут? — повторил он. — Заблудилась никак? И с этими словами пьяница придвинулся ближе, покачиваясь и демонстрируя в похотливой улыбке ряды гнилых зубов. На Сино-Одори пахнуло перегаром. Поморщившись, она прикрыла нос рукавом. «Странные, — решила она про себя. — Определённо странные люди. И со странными увлечениями тоже. Как хорошо, что Кадзу и Масамунэ не такие. На обоих и взглянуть приятно, и ведут себя благовоспитанно…» Мысль о друзьях, чья судьба нынче неизвестна, породила в душе Сино-Одори неведомую доселе тоску. Но вместе с нею пришла и странная решимость. Она непременно должна отыскать их и обязательно узнать, что с ними случилось. А вместо этого стоит тут посреди безлюдной улицы в обществе какого-то неприятного пьяницы… Приказав себе сосредоточиться, Сино-Одори изобразила кроткую улыбку на лице и чуть поклонилась. — Нет, господин, — спокойным голосом произнесла она. — Я доставляла важное послание от моей госпожи местному портному. До отъезда ей новое кимоно пошить бы надобно. Отбываем мы скоро, и дело не терпит отлагательств. — Погодь-ка, — удивился пьяница, разглядывая её мутным взором, в котором, тем не менее, читалось уже иного рода любопытство. — А не служанка ли ты часом той самой благородной госпожи, дочери самурая, которая гостит в городе?.. Этой… как её… Еси… Яси… — Ёсинага, добрый господин, — мило отвечала Сино-Одори, потупив взор. — Именно так. Моя госпожа спешит в столицу, где будет иметь счастье лицезреть самого императора. Как вы должно быть понимаете, наряд по такому случаю нужен самый лучший. — Ого как, — изумился её покачивающийся собеседник и икнул. — Весь наш городок судачит о несравненной красоте этой молодой девицы. А я так ни разу её и не видел. Расстроившись, пьяница даже руками всплеснул, едва не расплескав сакэ. С горя приложился к горлышку бутылки, шумно и жадно глотал, не обращая внимания на струйки, сбегавшие по подбородку. Едва сдерживая смех и сохраняя любезное выражение лица, Сино-Одори деликатно протянула ему шёлковый платочек. Пьяница принял его, приложил к лицу и самозабвенно вдохнул тонкий аромат благовоний, прикрыв от удовольствия глаза. Затем он от души сморкнулся в платок и заговорщицки поманил Сино-Одори пальцем ближе. Нисколько не боясь, та заинтересованно придвинулась. — А что, скажи, твоя госпожа и впрямь так хороша, как о ней говорят? — сиплым шёпотом выдохнул он ей в ухо и, отстранившись, подмигнул. — И даже ещё лучше, — хитро улыбнулась Сино-Одори. — Других пред императорские очи не пускают. — Ах! — мечтательно вздохнул пьяница и вновь занюхал платок. Украдкой хихикнув, Сино-Одори тут же учтиво поклонилась: — Прости меня, господин, но мне идти пора. Время уж позднее, если задержусь ещё, госпожа гневаться изволит. — Иди уж, иди, милашка, — улыбнулся пьяный горожанин и махнул было вслед платком, но тут же спохватился и протянул его Сино-Одори, смущаясь. Та только отрицательно покачала головою и, улыбнувшись, заспешила прочь. «Нет, не такие уж и странные они, — решила она. — Люди как люди. Жизнь их нелегка. Немного вина да разговор с приятной девушкой — вот и всё, что им порою нужно для хорошего настроения после тяжёлого рабочего дня. Незавидная судьба. Однако и не самая худшая. По крайней мере, не охотятся за ними смертоносные Óни, не приходят убивать их зловредные ёкаи, да не таскается по пятам пугающая пятихвостая мёбу…» Сино-Одори невольно передёрнула плечами, вспоминая палящее огненное сияние чистой силы, окружавшее янтарную кицунэ, и безумный рёв пламени. Сердце болезненно сжалось. Удалось ли милой лисичке Мэй избежать жестокого поединка не на жизнь, а на смерть, или… или напрасно Сино-Одори мечется вокруг дома, надеясь теперь её найти? Что если бывшая ей доброй и преданной подругой, Мэй уже пала безвинной жертвою клинка и пламени? Или, быть может, вновь бегает где-то по лесам кровожадной чёрной лисицею? «Ой-ой… — бормотала себе под нос Сино-Одори. — Все варианты плохи. Все, как ни крути. Без нашей милой лисички Мэй, что я могу отыскать? Сломленного духом Масамунэ, раздавленного до нежелания жить Кадзу… Кто соберёт осколки их сердец? Мэй была центром всей нашей небольшой компании, целью и смыслом её существования. И только она одна знала, как поддерживать баланс в тесной группе таких непохожих друг на друга людей. Без неё всё пойдёт прахом». Сино-Одори неожиданно для самой себя всхлипнула, мир перед глазами застлало мутной пеленою. Ёкай удивилась, протёрла глаза рукавом кимоно. Что это? Слёзы? Как по-человечески… Неужели слишком долго уже живёт она среди людей? Нет, подсказало щемящее чувство в груди. Это другое. Лисичка Мэй за это время незаметно пробралась в её сердце и прочно заняла там своё место, став одной из самых близких и дорогих для неё существ. Сино-Одори вновь ощутила острый укол вины. Страх за собственную жизнь побудил её оставить подругу один на один с опасностью. Что ж, теперь она платила за это печальную цену, мучаясь внезапным одиночеством и тоскою. «Больше никогда. — пообещала она себе. — Больше никогда не сбегу, не оставлю друзей. Буду как Мэй — защищать других, чего бы мне это ни стоило». Торопливо огибая неприметный домик, что был их обителью какое-то время, Сино-Одори заметила приоткрытую калитку. А ведь они закрывали её за собою, хоть и отправлялись на поиски Кадзу в спешке. В душе яркой птицею взметнулась надежда. Отворённая калитка — как знак, как символ того, что в этом доме кого-то ждут. Но и недоверие одолело Сино-Одори тот час же. «Не пойду сквозь калитку, — решила ёкай, осторожничая. — А ну как ловушка? И внутри уже поджидает пятихвостая… Нужно вначале всё разведать». Она заспешила пуще прежнего, обходя вокруг дома и внимательно вглядываясь в окна. Все они были затворены, но в одном из них ей померещился слабый свет, пробивавшийся меж закрытых створок. Почти вскрикнув, Сино-Одори тут же зажала рот ладонью и быстро огляделась. Нет, опускавшаяся ночь темнотою укрывала город, заставляя людей торопиться по домам, к своим близким. Улицы обезлюдели. Втихую порадовавшись этому факту, ёкай юркнула за раскидистые кусты сирени, завораживающе серебрившиеся в лунном свете, и оказалась прямо около аккуратного заборчика. Она склонила голову набок, придирчиво оценивая его высоту, затем решительно кивнула. Хитрая улыбка появилась на её хорошеньком лице. В следующий миг она быстро скинула сандалии гэта и, держа их в одной руке, беззастенчиво задрала подол кимоно, намереваясь перелезть через забор. Благопристойная Мэй, пожалуй, в обморок упала бы, увидав такое непотребство, но Сино-Одори было всё равно. Её кимоно не было обычной одеждою, оно было частью её, магически преображённой. Поэтому заборчик был преодолён без труда и, убедившись, что никто её не увидал, ёкай принялась тихонечко красться к окошку, за которым виднелся огонёк, всё ещё держа сандалии в руках. Огибая открытые участки, ярко освещённые лунным светом и сохраняя предельную осторожность, она наконец таки подобралась к заветному окну, и с замиранием сердца заглянула в крошечную щёлочку. Большая общая комната была почти пуста. Все их вещи были уже собраны в дорогу, а очаг, вокруг которого они собирались вместе так много вечеров подряд, наслаждаясь поданным Мэй чаем и рассказывая истории, нынче не был разожжён. Зато огонёк теплился над крошечной масляной лампадкою, стоящей на чайном столике, подле свёрнутого матраса, на котором сидела, повернувшись спиною к окну, черноволосая девушка. Лишь один миг понадобился Сино-Одори, чтобы узнать её. Мэй! Жива значит, лисичка. Ёкай готова была уже приветствовать её радостным воплем, обнаружив своё присутствие, но вспомнила о важности и секретности их миссии. Мэй жива, но всё ли с ней в порядке? Не завладела ли её сознанием опасная тёмная лисица? Не в заложниках ли она? Быть может, это ловушка для них всех? Тогда разумнее будет подождать остальных, предупредить их обо всём и действовать сообща… Взволнованная, Сино-Одори не успела ещё совладать с безудержным роем своих мыслей и чувств, как вдруг послышались тихие шаги, и на лестнице ведущей на второй этаж появилась тёмная тень, спускаясь. Ёкай напряглась всем телом, готовясь немедленно ворваться, если это потребуется. — Вот, гребень твой нашёл, — прозвучал с лестницы знакомый тихий голос и Мэй протянула руки навстречу. — Ты наверху бардак учинила, неугомонная? Медленно выдыхая, Сино-Одори чуть расслабилась. Невозможно было не узнать этот шелестящий голос и плавную, текучую походку. Дрожащий огонёк лампадки выхватил из темноты бледное лицо Кадзу. Его голова была перевязана, а поверх синоби повязал чёрный тугой платок — чтобы не видно было выступившей на виске крови. Сино-Одори едва могла совладать с собою от радости. Они здесь, они живы! С трудом сдерживая себя, ёкай всё же решила понаблюдать ещё какое-то время — на всякий случай. Подойдя к Мэй, Кадзу протянул ей гребень, и та принялась с превеликим трудом пытаться расчесать длинные, спутанные волосы. Глядя на неё, синоби лишь скептически приподнял бровь. — Зря омыться не идёшь, — заметил он резонно. — Я воды разогрею. Быть может, последняя возможность. Сино-Одори скорее почувствовала, чем увидела — отчаяние в обращённом на него взгляде кицунэ. — Перед дорогой, имею в виду, — улыбнулся Кадзу. — Ну, что дёргаешься, бесстрашная? Мэй отвела взгляд, чуть повернув голову. Стал виден изящный профиль девушки, тревожный блеск её тёмных глаз, бледность впалых щёк, ярко-красная царапина на скуле… — Я тебя не оставлю, — произнесла она потухшим голосом. — Только мы с тобой и остались теперь, так что… Я тебя не оставлю. Взгляд колких глаз синоби потеплел, смягчился. Приблизившись вплотную, Кадзу присел перед девушкою, осторожно взял её маленькую стопу в свои узкие ладони. Едва заметно поморщившись, Мэй прикусила губу. Её носочки таби, бывшие когда-то белоснежными, нынче были перепачканы гарью, проколоты острыми ветками во множестве мест, а кое-где даже виднелись потёки крови. Очень медленно и осторожно, пытаясь свести к минимуму причиняемую девушке боль, Кадзу стянул изорванный носочек и принялся осматривать её израненную стопу. — Не надо… — слабо возразила Мэй и попыталась остановить его руки, но наткнулась на предостерегающий взгляд. — Мешаешь, — деловито сказал он, продолжая осмотр. — Свои раны тебе врачевать доверил. Вот и ты не противься. Кицунэ притихла, смирно складывая руки на коленях. — Разве же это раны? — начала она, кивая на свои ноги. — Так, по дурости… Ай! Кадзу выдернул здоровенную занозу. Продемонстрировал ей, бросил к прочему мусору. Молча продолжил своё занятие, пальцами счищая грязь, тщательно ощупывая поверхность стоп, извлекая другие занозы. Временами Мэй морщилась, но ничего более не говорила. Залипнув у окна, Сино-Одори забыла, что нужно быть настороже, и просто радовалась тому, что видит их обоих живыми и вместе. — Плохая идея — по лесам без обуви скакать, — заметил Кадзу наконец. — У тебя кожа нежная, к такому не привычная. — Я тогда об этом вообще не думала, — призналась Мэй смущённо. — Просто хотела к вам попасть быстрее, чтобы помочь. Остановившись на мгновение, Кадзу поднял на неё глаза, посмотрел серьёзно. — Думать надо всегда, красивая, — произнёс настойчиво. — Нужно приучить себя к этому. Понимаю, сложно в моменты волнения… Знаю. Он умолк на мгновение, отводя взгляд. Внимательно наблюдавшая за его лицом, Сино-Одори поняла — действительно знает. И ему взвешенные действия даются непросто порою. Особенно когда дело касается Мэй. — Но это необходимо, — продолжил Кадзу после небольшой заминки. — Ты — важна. По-настоящему важна. Мы все — нет. — Для меня важны, — тихо сказала Мэй, заглянув ему прямо в глаза. — Мне не нужна победа, если её нельзя будет разделить с вами. А теперь… — Что — теперь? — Масамунэ остался где-то там, с нею, — промолвила Мэй словно бы куда-то в пустоту. — Сино-Одори неизвестно где. Увидим ли мы их ещё? — Сино-Одори известно где, — не поднимая головы, бросил Кадзу. — Вон, у окошка стоит, уж полчаса как. Небось бдит, чтоб какие враги не прокрались. — И ничего я не бдю, — немедленно возмутилась Сино-Одори, пожалуй даже слишком громко. Мэй вздрогнула, роняя гребень, и обернулась, а Кадзу довольно усмехнулся. — Я, может быть, вам мешать не хотела, — обиженно провозгласила ёкай, приоткрывая окно. — Ну так ты, может быть, всё же уже войдёшь, деликатная? — всё так же хитро улыбаясь, спросил Кадзу. — Врагов здесь нет, проверил. Глаза Мэй лучились радостью, она уже протягивала навстречу подруге руки. Сино-Одори вихрем понеслась к крыльцу, более ничего не боясь, безудержно ворвалась в дом, распахивая все двери на своём пути, и девушки кинулись в объятия друг друга. Напрочь забыв о своей роли «служанки», ёкай крепко прижала Мэй к себе, стиснула в объятиях… и с удивлением обнаружила, что хрупкое дотоле тело девушки нынче было наполнено несгибаемой силою и словно бы выковано из стали. Отстранившись на миг, Сино-Одори внимательно оглядела Мэй. Нет, на первый взгляд ничего не изменилось. Кажущаяся внешняя хрупкость и уязвимость, тонкий стан, большие, проникновенные глаза — но всё это скрывало силу, которую очень непросто сломить. Силу магии и силу духа. — Опасный цветочек, — пробормотала ёкай себе под нос. — О чём ты, Сино? — Мэй искренне не понимала и явно не слишком-то придавала этому значение. Обрадованная возвращением подруги, она вновь заключила её в объятия. Краем глаза Сино-Одори заметила Кадзу, который проверил и закрыл окно, а затем прошел к входной двери и тщательно её запер. Он настороже, поняла она. Даже на пределе сил делает всё возможное, чтобы защитить свою лисичку. Решительно высвободившись из объятий Мэй, ёкай серьёзно посмотрела на него. — Почему вы всё ещё здесь? — спросила она, напрочь забывая, как сильно хотела их здесь найти. — Вас ждали, непонятливая, — отозвался Кадзу. — Решили, что если выжил кто, сюда придёте. — А если бы пятихвостая пришла вместо нас? — подбоченившись, возмутилась Сино-Одори. — Не пришла бы, — равнодушно бросил Кадзу. — Мы в городе, забыла? Не станет мёбу рисковать и провоцировать бой здесь. Слишком много жертв среди невинных. И слишком невыгодные условия для неё. Мэй бросила на него мимолётный взгляд, полный ужаса. Сино-Одори представляла себе ход её мыслей. Деликатная формулировка «много жертв среди невинных» на самом деле обозначала, что это она, ногицунэ, убьёт многих. И не было ничего кошмарнее для девушки, что всегда стремилась лишь спасать и защищать, Сино-Одори это знала. Как знала и то, что милая и нежная Мэй неумолимо идёт по тёмному пути, и возврата назад для неё уже нет. Суть её магической энергии навсегда изменилась, и никто не знает способов, как обратить этот процесс вспять. Пугающая чёрная лисица умело пряталась внутри кроткой и благовоспитанной девушки, обычно ничем себя не выдавая, но Сино-Одори помнила, что она ощутила совсем недавно, когда Мэй в отчаянии решилась использовать свой тёмный дар, чтобы отыскать Кадзу. Сделала ли она это сознательно? А если да, это означает, что она уже умеет управлять им лучше, чем кто-либо думал… — О ронине тебе известно что-либо? — задумавшаяся Сино-Одори не сразу поняла, что вопрос был адресован ей. Подняв голову, поймала на себе пристальный взгляд проницательных глаз Кадзу. — Совсем нет, — с грустью покачала она головою. — Помню только пламя и крики… Воспоминания о пережитом страхе мгновенно вернулись. Лишь только она одна видела исходившее от мёбу слепящее сияние, что словно бы жгло кожу? Только она чувствовала вибрирующую чистую силу, от которой дрожал воздух? Зябко поежившись, Сино-Одори обхватила себя руками, словно бы от внезапного холода. На её плечи немедленно легли теплые ладони. Мэй ласково приобняла подругу, заглянула в глаза понимающе. — С Масамунэ всё будет хорошо, я уверена, — кицунэ ободряюще улыбнулась. — Ты знаешь его, он со всем справится. Правда же, Кадзу?.. Она обернулась к синоби, словно бы ища поддержки. Но тот не глядел на них. Скользящим шагом он пересёк комнату и в мгновение ока оказался у окна — быстро и бесшумно. Не колыхнулся даже слабый огонёк лампадки, скудно освещавший помещение. — Ждать будем до рассвета, — произнёс он негромко, сквозь крошечную щель окидывая взглядом залитый лунным светом двор. — Солнце встанет, убираться из города будем. С ронином или без него. — Кадзу, мы не можем… — вскрикнула Мэй, но его глаза сверкнули в темноте, словно кинжалом резанув, и мгновенно заставили девушку умолкнуть. — Это не был вопрос, — бросил он отрывистым, шершавым голосом. Осëкшись, Мэй беспомощно умолкла, умоляя его одним лишь отчаянным взглядом бездонных чёрных глаз. Но Кадзу больше на неё не глядел. — Ой-ой… — пробормотала себе под нос Сино-Одори, чувствуя, как обстановка в комнате становится напряжённой, гнетущей. — Я… я пойду-ка, пожалуй, проверю не забыли ли мы каких вещей в спальнях. «Без меня быстрее разберутся, — рассудила она, поспешно взбегая вверх по лестнице на второй этаж. — Наедине с Мэй Кадзу совсем другим становится. Как будто бы… как будто бы себя настоящего показывает. Наверное, это и есть любовь. Быть собой и не бояться показать свой истинный облик…» Крепко задумавшись, Сино-Одори неосознанно подняла руку и потрогала серебряный гребень в форме паука, красовавшийся в волосах. А её кто-нибудь станет любить такой, какая она есть? Конечно же, приятно нравиться людям, но они видят перед собою только миловидную девушку. Полюбил ли бы её хоть кто-то, увидав её истинное обличье? Ёкай задумалась, прикусив губу. Но потом вдруг беззаботно улыбнулась. «Ну конечно же да, — уверенно решила она. — Мэй же полюбила. А как боялась сперва, вспомнить смешно. И Кадзу, и Масамунэ — все они видели мой истинный облик, но от этого совсем не перестали быть моими друзьями. Наверное, истинная суть это не то, как ты выглядишь. Это то, кто ты есть на самом деле». От этой мысли стало тепло внутри. Довольная своими выводами, Сино-Одори тихонечко присела на верхней ступени лестницы и, скрытая темнотою, украдкой поглядывала вниз. Как бы там ни было, а она дала слово присматривать за прелестнейшей лисичкою Мэй, и должна была убедиться, что у них там внизу всё хорошо. Ну, по крайней мере, так бы она это объяснила, если бы её застукали. На самом же деле ей просто было нестерпимо любопытно. Некоторое время в нижней комнате стояла тишина. Кадзу неподвижно застыл у окна, непрерывно осматривая опытным взглядом двор, калитку и подступы к крыльцу, привычно фиксируя малейшие изменения. Его тёмный силуэт был едва различим в темноте, лишь узенькая полоска лунного света очерчивала суровый профиль, острые скулы, раздражённо поджатые губы. Мэй потерянно стояла посреди комнаты, не зная куда себя деть. Ёе плечи поникли, на лице метались сомнения. Вежливая и воспитанная, она явно не могла решить, как поступить сейчас — начать ли разговор? Или лучше стоит оставить мужчину в покое? Тонкие исцарапанные пальцы в растерянности перебирали складки одежды. В комнате повисла такая гнетущая атмосфера, будто бы из неё выкачали весь воздух. Наконец Кадзу медленно закрыл глаза, словно бы борясь с собою, тихо выдохнул. Развернулся к кицунэ всем телом и наконец взглянул на неё, прямо и открыто. Взгляд колких глаз потеплел сам собою. Несколько плавных, текучих шагов — и вот он уже оказался рядом, положил руки на плечи Мэй, привлёк к себе, стиснув в объятиях, зарылся лицом в чёрные волосы. Та всхлипнула с облегчением, припав к его груди и с готовностью обвивая его руками в ответ. Так они и застыли на несколько бесконечно долгих мгновений, соединившись душой и телом, чувствуя друг друга, утопая друг в друге. Иногда даже такой малости оказывается достаточно, чтобы снова начать дышать. Наконец Кадзу вновь положил руки на плечи девушки, отстранился, серьёзно посмотрел в глаза. — Прости, что жёстко, нежная, — сказал шелестящим шёпотом. — Но не в игры играем. Привыкай терять людей. — Но почему, Кадзу? Разве так должно быть? — голос Мэй был полон надрывной грусти. Тот лишь горько усмехнулся, объяснил как ребёнку: — Ты заключила контракт с кланом синоби, забыла? На убийство Привратника. Кто желает убивать, должен быть готов столкнуться со смертью. — Но я не… я хотела наоборот, — пыталась объяснить Мэй. — Я хотела, чтобы из-за меня больше никто не умер. — Именно, — кивнул Кадзу, и в его обычно злых глазах сейчас было столько смешанной с нежностью печали, что перехватывало дух. — Этим всех и губишь. Подумай сама. Масамунэ — ронин, я уже обречён… А ты носишься, всех нас спасаешь. Рискуешь собой, рискуешь миссией. Мы всё равно умрём, просто так — умрём напрасно. Мэй отрицательно мотала головою, словно бы не желая слышать все эти слова, не желая мириться с их жестокой правдою. Но от неё было не сбежать. Кицунэ вдруг гордо вскинула голову, в глазах блеснула решимость отчаяния. — Что же ты предлагаешь тогда? Стать бесчувственной, идти по трупам, оставить вас позади? Голос Кадзу был до непривычного мягким: — Если придётся. Мэй долго смотрела ему в лицо — открыто, почти с вызовом. Глаза блестели, но в них не было слёз. Наконец она медленно и аккуратно сняла его руки со своих плечей. Отстранилась и отвела взгляд. — Вот тогда и стану чудовищем, — тихо сказала она надломленным голосом, отошла в сторону и села на футон, лежавший неподалёку, укутавшись в плащ. Внизу наступила тишина. Долго ещё сидела Сино-Одори на верхней ступени лестницы, размышляя над тем, что услышала. Любому живому существу свойственно надеяться — и все они надеются до последнего, что как-нибудь ситуация решится, что найдётся какое-нибудь чудодейственное средство, которое спасёт прямо всех и непременно сразу. Но жизнь обычно скупа на чудеса, а вот неприятные сюрпризы преподносит часто. И если всё обернётся так, как говорит Кадзу, то именно она, Сино-Одори, будет той единственной, кто останется с лисичкою Мэй, а значит… Значит ей придётся ко многому быть готовой. Не предвидеть, куда приведут нити судьбы, не предугадать, с чем ей в итоге придётся столкнуться — с беспощадной мёбу или с яростной ногицунэ. Ни один из вариантов нисколечко не радовал Сино-Одори. Она очень хорошо знала — иногда свет выжигает и уничтожает ничуть не хуже, чем смертоносная тьма. Ты смотришь на Мэй полными восхищения глазами, наблюдая, как раз за разом она падает, расшибаясь в кровь, и раз за разом поднимается вновь, становясь ещё сильнее. Быть может, вся эта боль и страдания — именно то, что делает её человеком изнутри, хоть и рождена она лисою. Когда душа истекает кровью, в этом есть своя красота — по крайней мере, ты чувствуешь хоть что-то. Хотела бы ты знать, на что это похоже — иметь такую стальную волю. Хотела бы ты знать, каково это — найти саму себя в хаосе этого странного мира. Думая о грядущем, вертя в голове варианты так и эдак, ёкай, тем не менее, не находила ответа. Разум туманила дрёма, смешивая мысли и причудливые, фантастические образы. Темнота сгущалась, словно бы стремясь потушить и без того едва тлевшую лампадку, хозяйничала в полупустом доме. Где-то вдалеке лаяла собака, настойчиво и монотонно, под лестницею затаился сверчок, выводя свои трели. Сино-Одори сладко зевнула. И тут же спохватилась, протирая глаза. Нет, негоже спать! Чувство безопасности всегда обманчиво, а она более не намерена терять бдительность. Все они в опасности, пока не выберутся из этого города, а в особенности лисичка Мэй. И хоть она знала, что рядом с нею сейчас Кадзу, который ни за что её не оставит и будет следить за обстановкою, это ещё не являлось поводом самой прохолаживаться. Потянувшись, Сино-Одори встала и направилась проверить багаж Мэй, как и обещала. Войдя в их совместную с Кадзу спальню, ёкай остановилась как вкопанная и даже руками всплеснула. Великие духи, что здесь произошло? Вещи раскиданы по всей комнате, коробки с украшениями вывернуты, флакончики с благовониями разбиты… — Вот теперь вижу, что здесь бесновалась дикая ногицунэ, не иначе, — возмутилась Сино-Одори и, ворча себе под нос, принялась приводить в порядок багаж «госпожи», то и дело сокрушаясь над очередной испорченной вещью. Возня длилась до тех пор, пока ночное небо, заглядывавшее в окно, не начало постепенно светлеть, гася пронзительные огоньки звёзд один за другим. Перед рассветом синеющий вдали горизонт проявил белые тучи, к западу дымчато-сизые. Подойдя к большому тазу для умывания, Сино-Одори плеснула на лицо холодной воды дабы освежиться. Прошедший день был пугающим, грядущий обещает быть тяжёлым. Она с сожалением оглядела комнату. Что ж, вот и закончилась их краткая передышка в небольшом городке у дороги, где еда была так вкусна, а ночи так спокойны. Вздохнув, Сино-Одори улыбнулась своему тусклому отражению в зеркале и направилась на первый этаж — поискать чего-нибудь к завтраку. Несомненно, Кадзу услышал её приближение задолго до того, как увидел. Всё так же неподвижно стоя у окна, он лишь чуть скосил глаза в её сторону и едва заметно кивнул. Слегка поклонившись в ответ, ёкай невольно задалась вопросом — сходил ли он вообще с этого места, или так и простоял всю ночь не шелохнувшись, оберегая покой своей кицунэ? Сино-Одори поглядела на милую лисичку. Измотанная тревогами и чрезмерным использованием магии, та дремала неподалёку, свернувшись калачиком на матрасе, что ранее служил ложем для Масамунэ. Кадзу заботливо прикрыл её плащом, давая столь необходимую возможность отдыха. С сочувствием взглянув на её измождённое личико, Сино-Одори вновь перевела взгляд на Кадзу. — Всё готово? — тихо спросил он. — Да. Сколько у нас времени? Синоби оценивающе взглянул на небо, поморщился, осторожно тронул рукою перевязанную голову, проверяя. На пальцах крови не было. — Ворота откроют как солнце встанет. Чем скорее уберёмся, тем лучше. — Без завтрака? — вознегодовала Сино-Одори. — Мэй покушать надобно. — Ей? — насмешливо усмехнулся Кадзу. — Или тебе? — Всем! — насупилась ёкай. Заслышав их голоса, Мэй зашевелилась, с трудом приоткрывая глаза. — Что происходит? — пробормотала она, и тут же спохватилась, пытаясь приподняться. — Масамунэ? — Рано ещё, — наконец покинув свой наблюдательный пост, Кадзу подошел к ней, присел рядом. — Спи, беспокойная. Но, как всегда упрямясь, Мэй предприняла попытку сесть, и тут же застонала, сжимая виски руками. Кадзу помог ей, усадил бережно, внимательно всмотрелся в лицо. — Бледная, — сказал он мягко и обернулся к Сино-Одори. — Права была, заботливая. Ей поесть нужно. Лишних слов не потребовалось. Порядком проголодавшаяся, ёкай вихрем помчалась в сторону кухни. Еды в опустевшем доме оставалось немного, но Сино-Одори взяла несколько спелых фруктов, нашла пару оставшихся со вчерашнего дня чёрствых пирожков со сладким бататом и набрала целую горсть орехов. Рассудив, что без горячего питья поутру никак, устроила масштабные поиски, и добыла таки забытый на верхней полочке дешёвый чай. Конечно же, Мэй такой не любила, поэтому Кадзу и Масамунэ, будто соревнуясь, старались добыть для неё на рынке самые изысканные сорта, и скупили, казалось, уже весь чай в городе. Но нынче весь он был запрятан где-то в багаже с остальными собранными в дорогу припасами, а идти во двор дабы ворошить его Сино-Одори не имела никакого желания. Поэтому, сгрузив на поднос всё найденное, она вернулась в общую комнату и увидела, что Кадзу относительно утреннего чаю пришел к таким же выводам, как и она — в очаге уже тихо потрескивал огонь, а синоби прилаживал над ним закопчённый чайник. Сидящая неподалёку Мэй выглядела отрешённой и зябко куталась в плащ, хотя это весеннее утро нельзя было назвать прохладным. «Слишком много сил потратила на магию, — поняла Сино-Одори, сочувственно оглядывая сжавшуюся девушку. — Телу не хватает энергии для поддержания тепла…» — Вот, здесь немного, но есть чем поживиться, — провозгласила она весело, надеясь этим приободрить кицунэ, и поставила поднос неподалёку, подсаживаясь к Мэй. — Можешь всё-всё сама скушать, милая лисичка. Тебе силы нужны. — Как и вам с Кадзу, — бледно улыбнулась Мэй в ответ. — И ничего мне не нужны, — уверенно заявила Сино-Одори. — Опять, небось, весь день седалище на коне мозолить придётся. Как раз и отдохну. Мэй взглянула благодарно, но лишь отрицательно покачала головою в ответ. — Правду он говорит, — кивнула Сино-Одори в сторону заваривавшего неправильный чай Кадзу. — Упрямая ты. Такао учил, что благовоспитанная девушка не должна такою быть… Но только ты упрямая в хорошем смысле. — Как это? — слабо удивилась Мэй, и в грустных глазах мелькнуло любопытство. — Ты всегда упрямая не ради себя, а ради других, — как могла, попыталась объяснить ёкай. — Самоотверженная. Наверное, поэтому тебя и любят все. Я, Кадзу, Масаму… — Меньше болтай, — оборвал её резкий голос Кадзу. — Больше ешь. Синоби протягивал ей тарелку с нарезанными фруктами. Быстро глянув на Мэй, Сино-Одори прикусила язык, увидев её потухший взгляд. И правда, не стоит сейчас упоминать Масамунэ. Пока они не знают, что произошло с их другом, вечная боль от тревоги за его жизнь густо смешанная с чувством вины, так и будет снедать Мэй. Такая уж она есть, и с этим ничего не поделаешь. Так не должно было происходить. Неужели Мэй суждено теперь вечно чувствовать эту боль? Неужели предстоит ей жить дальше, нося в себе бремя утраты и вины? А возможно в этом и есть жестокий урок судьбы? Принимать всё как есть — вот что делает человека по-настоящему сильным. Взлеты и падения на жизненном пути даются, чтобы получать вторые шансы. Хотела бы ты знать, на что это похоже — всегда понимать внутри, что правильно, а что нет. Хотела бы ты, чтобы кто-то помог тебе отыскать… Тоже отыскать в этом мире своё место. «Клянусь, более человечного ёкая мне ещё не доводилось встречать в этой жизни, — подумала Сино-Одори, поглядывая на Мэй и рассеянно надкусила зеленоватое яблоко, невольно морщась от его кисловатой терпкости. — А повидать мне довелось многое. Жизнь среди людей дала свои плоды, превратив её в совершенно уникальное создание… Погодите-ка, ведь и меня жизнь среди людей уже изменила». Вспомнив, как неприятно было ей вчера лежать на сырой земле, спрятавшись под камнем, как грустно стало, когда случайный человек обозвал её монстром и убежал в страхе, Сино-Одори крепко задумалась. Как же так вышло, что она столь сильно привыкла за последнее время к красоте и комфорту, и нынче ей гораздо больше по душе спать на чистых простынях, есть вкусную еду, окружать себя изысканными предметами и видеть восхищение и почтение в глазах людей? Вновь украдкой взглянув на Мэй, Сино-Одори отметила, что той приходится делать усилие над собою, чтобы хоть немного поесть. Кицунэ то и дело оглядывалась в сторону окна с робкой надеждою, прислушивалась. Пробуждающийся мир постепенно наполнялся светом солнца и самыми разными звуками, но среди них не слышно было ни звука шагов, ни цоканья копыт Кирин. Тогда Мэй вновь опускала голову, уставившись на зажатый в руках пирожок-вагаси. В глазах постепенно гас огонёк надежды, сменяясь беспомощной грустью. Сино-Одори подсела поближе к ней, заботливо поправила накидку на плечах девушки, чтобы та не мёрзла. — Просто жуй и глотай, — сказала она сочувственно, кивая на пирожок. — Знаю, бывает так — когда сильно волнуешься, есть совсем не хочется. Видела, как звери по несколько дней не едят, спасаясь от погони. А потом с ног валятся. Она мягко тронула руку кицунэ: — Не надо так. Благодарно улыбнувшись заботе подруги, Мэй вновь принялась жевать вагаси. Сино-Одори поймала на себе одобрительный взгляд Кадзу, но колкие глаза синоби потеплели лишь на миг. Потом он рывком поднялся и осторожно прошёл к окну. Слегка приоткрыл его, внимательно огляделся. Небольшой городок пробуждался ото сна, сонные земледельцы направлялись на поля, фермеры выводили скотину, готовясь гнать её на пастбища. Временами издалека долетали голоса людей, обрывками фраз тревожа покой тех, кто ещё спал. — Скоро двигаем, — бросил синоби не оборачиваясь. — Ворота вот-вот откроют. Собирайтесь. Сино-Одори чувствовала, как плечи Мэй вздрогнули под её руками. Кицунэ вскинула на Кадзу отчаянный взгляд огромных тёмных глаз. Подобный взгляд и камень растопил бы… но синоби продолжал стоять к ним спиною, не отрываясь от созерцания окрестностей. Его напряжённая спина казалась твердой, как камень. Почему-то Сино-Одори была уверена, что он почувствовал на себе взгляд кицунэ, даже более того — он прекрасно знал, что у неё на сердце. Но что поделать, если ничего нельзя изменить? Иногда бесполезные слова говорить — только воздух тратить. Тихонько вздохнув, Сино-Одори взяла Мэй за руку и увлекла наверх — приводить в порядок перед дорогою. Кицунэ была как неживая и молча следовала за нею, подчиняясь необходимости. Как и подобало достойной «служанке», Сино-Одори умело избавила её от подгоревшей одежды, усыпанной тёмными, зловещими пятнами крови. Быстренько обтёрла тело влажными тряпицами, надела чистые носочки на израненные ноги и остановилась в замешательстве. Обычно одежду и украшения для себя выбирала сама Мэй, чьё чувство гармонии и умение сочетать цвета было безупречно. Однако сейчас она стояла безучастно, витая мыслями где-то далеко. Поэтому Сино-Одори самостоятельно подобрала для неё удобное дорожное кимоно — неприметное, серое, лишь слегка расшитое по подолу серебристыми нитями, напоминавшими зимний иней. Ловко повязала тёмно-синий пояс оби, вложила в руку бумажный веер ручной работы, который самолично выбирала на местном рынке. Отошла на шаг, придирчиво оглядела. — Пойдёт, — одобрила наконец. — Практично, и с лёгким налётом изящества. То что нужно для благородной госпожи. Глядя на её довольное лицо, Мэй наконец будто бы слегка опомнилась. — Спасибо, Сино, — тихо сказала она. — Даже не знаю, как бы я без тебя… — Как-как, — ёкай подбоченилась. — Нерасторопно! Поди, так бы и стояла сейчас молча посреди комнаты. Ну, а теперь давай-ка остальным займёмся, пока Кадзу там совсем без нас не заскучал. И Сино-Одори принялась укладывать волосы кицунэ, соорудив простую причёску, которую она, тем не менее, украсила красивым кандзаси в форме синего цветка со свисающими вниз серебристыми подвесками. Потом долго сокрушалась по поводу глубокой царапины на скуле от лезвия нагинаты — подарка, оставленного на память зловредной мёбу, что никак не хочет отстать от них. Кое-как удалось замаскировать его пудрою, как и синяки на шее от когтистых лап Карасу-Тэнгу. — Ай-яй! — возмущалась Сино-Одори. — Вечно на нас всякие напасти сыпятся! Так никакую красоту не сберечь. Что скажет император? Чую, пока до столицы доберёмся, будем словно драные кошки. — Если, — грустно поправила Мэй. — А? — не поняла хлопотавшая вокруг Сино-Одори. — Если доберёмся. «Совсем не верит в успех миссии уже, — обеспокоенно подумала ёкай. — Но не может же быть, чтобы она сдалась. Потеря Масамунэ сильно ударила по ней…» — Не говори так, — Сино-Одори взяла подругу за руку. — Сегодня просто плохое утро. Но знаешь что? Плохое утро всегда ещё может превратиться в хороший день. Холодные пальцы едва заметно сжали её руку в ответ. Ощутив горячую волну нежности в груди, Сино-Одори на миг обняла кицунэ, прижалась. Достойной служанке так не подобало делать, а вот подруге можно было. Странное чувство сдавливает грудь, но вместе с ним и понимание проникает в самую глубь, пронзив насквозь внезапным осознанием. Нам всем предначертано терять и страдать, но никто не обязан быть в своем горе одинок. Не важно, ёкай или человек — ты уже нашла своё место, и оно среди этих людей, что стали так дороги. Поэтому — не отпускай. — Ну, всё, пойдём уж вниз, — почему-то смущаясь своего порыва, Сино-Одори чуть отстранилась и ободряюще улыбнулась. — Ты и так уже с ног до головы вся красивая. Пора идти радовать мир! Мэй попыталась было улыбнуться в ответ, но вышло совсем не радостно. Кицунэ в последний раз окинула взглядом свою бывшую спальню. Да, в этом доме все они пережили много приятных моментов, и Сино-Одори даже успела уже к нему тоже привязаться. А теперь? Опять дорога… Ёкай тряхнула головою и, не давая времени ни себе, ни Мэй, предаваться меланхолии, потащила её вон из комнаты. Внизу они нашли Кадзу, всё на том же месте. Только на этот раз он вертел в руках искорёженный в беспощадной схватке боевой веер Мэй. — Думал, никогда не вернётесь, — язвительно сказал он, но в глазах, обращённых к Мэй, на миг мелькнуло восхищение, заставив Сино-Одори гордиться проделанной работой. — Веер изломан, красивая. В следующем городе попробую найти кузнеца, что починить возьмётся. А пока вот, держи. Он протянул ей короткий нож в ножнах из чёрной кожи. Взяв подарок в руки, кицунэ слегка высвободила его из ножен, взглянула на блестящее лезвие, чуть нахмурилась. — Понимаю, не то же самое, строгая, — Кадзу подошёл ближе, накрыл её руку, лежащую на рукояти оружия, своей большой ладонью. — Но нужно. На всякий случай. Без лишних слов Мэй решительно спрятала нож за широким поясом, подняла глаза на синоби. — Без разницы, — твердо сказала она, но в голосе сквозила горечь. — Во вчерашнем бою мы потеряли нечто намного более ценное, чем веер. — Опять про ронина? — Кадзу взглянул с мягким упрёком. — Он хотел бы, чтобы мы продолжали миссию. Даже если без него. — Вовсе и нет! — вдруг радостно завопила Сино-Одори, глядя в окно за их спинами. — Вон он идёт! Во дворе хлопнула калитка. Такой долгожданный звук, который все они уже отчаялись услышать… Коротко выдохнув, Мэй кинулась к окну, распахнула створки. По двору, залитому утренним солнцем, шёл Масамунэ, ведя в поводу Кирин и Лохматку. Да. Плохое утро всегда ещё может превратиться в хороший день.Быть человеком
2 ноября 2023 г. в 20:00