Лисьи ночи. Новый этап

С неба льется лунный свет. Спряталась в тени кумирни Ослепленная сова. Найто Дзёсо

      Пыльная дорога убегала вдаль, скрываясь за очередным поворотом. Оставшаяся позади река всё ещё напоминала о себе едва слышным журчанием воды, да криками цапель, бродивших средь камышей в поисках рыбы, но каждый новый виток дороги уводил всё дальше от неё, пряча в одевшихся зеленью лесах долгожданный конец пути. Присев на гладкий камень у дороги, Сатоши достал из дорожной сумки пару рисовых лепёшек да ломоть вяленого мяса — всё, что осталось от купленных им в ближайшем поселении съестных припасов. День близился к вечеру, усталость и голод одолевали молодого синоби, а до ближайшего города ещё не весть сколько добираться. Эдак, чего доброго, придётся заночевать в поле, под открытым небом.       По правде сказать, звёзды над головою да свежий ночной ветерок — не самая плохая компания для весенней ночи. Притихшая земля безлюдна, тени в надвигающихся сумерках, как всегда, необычны, виднеющаяся до горизонта местность спешит укрыться от людских глаз, будто бы не должная быть видимой… Мир спокоен и безмятежен, весь пронизанный единым дыханием. Сатоши тихо улыбнулся своим мыслям. Был бы ещё рядом с ним Хонг, и грядущая ночь под открытым небом вовсе не беспокоила бы его, а как раз наоборот — имела бы все шансы превратиться из приятной в восхитительную. Но Хонга не было, и въедливый червячок тоски незаметно подтачивал сердцевину души, сколь бы упорно молодой синоби не старался сохранять бодрость духа. По природе своей не склонный поддаваться унынию, он раз за разом небрежно отмахивался от дурных мыслей, но порою и сам не замечал, сколь упорно они возвращаются.       С аппетитом уплетая свой нехитрый ужин, Сатоши задумчиво наблюдал, как кружится в последних лучах заходящего солнца стрекоза и никак зацепиться не может за стебли гибкой травы. Тихая и умиротворённая обстановка располагала к отдыху. Если бы ещё не охотилась за его головою целая стая кровожадных ёкаев, способных неожиданно нагрянуть в любой момент… что ж, тогда пожалуй можно было бы позволить себе расслабиться. Но буквально вчера нечто огромное, тускло отсвечивающее в вечерней темноте, шумно заворочалось поблизости, мелькнув меж деревьями. Сатоши показалось, будто он видел огромную голову и массивное туловище волкоподобного чудища, пронзившего сумрак жёлтым светом нечеловеческих глаз. Конечно же, это нисколько не походило на охотившихся за ним штормовых горностаев Кама-Итачи, но молодой синоби всё равно поспешил убраться прочь как можно скорее, дабы не нажить на голову свою новых неприятностей. Эти земли уже никоим образом не могли относиться к владениям клана Наито, и на дружелюбие местных ёкаев рассчитывать отнюдь не приходилось.       Однако же сегодня ничто не предвещало беды, и пока что Сатоши удивительным образом удавалось избегать опасностей. Он догадывался, что могло являться тому причиною. Это давало надежду, но в то же время означало, что ему никак нельзя прекращать путь.       «Всё есть яд, и всё есть лекарство» — вспомнились ему слова дедушки Чонгана.       Будучи мальчишкою, он всегда отмахивался от мудрёных речей старого лекаря, считая, что заумные вещи говорить, озадачивая этим молодёжь, есть любимое развлечение всех почтенных старцев. Но чем старше Сатоши становился, тем больше мудрости он обнаруживал в подобных словах, причем зачастую мудрости, изложенной не буквально. А сейчас настал момент, когда молодой ниндзя поставил свою жизнь на кон, пытаясь нащупать зыбкий баланс между губительным и спасительным. Впрочем, как и другие его обречённые друзья.       Ты помнишь потемневшие небеса, в которых блещут молнии. Ты помнишь каждую их вспышку, заставлявшую пространство разрываться. Штормовой ветер, словно печальное предзнаменование, принёс весть о том, что судьба нашла тебя. В хаосе бури ничего не было слышно, кроме скрипа когтей, ничего не было видно, кроме страха, застлавшего твои глаза. И предательский голос в сознании шептал, что ты получишь то, что заслужил…       Отзвук колокола вдалеке потревожил тишину природы, возвещая о скором наступлении темноты, и надежда зародилась в сердце Сатоши. Значит, до поселения недалеко осталось и если поспешить, ночевать в поле ему всё же не доведётся. Держа в руке последнюю рисовую лепешку, молодой синоби поспешно поднялся, закидывая на плечо дорожную сумку, и размашисто зашагал вдоль дороги. Грима на нём нынче не было — в этом захолустье вряд ли доведётся ему подвергнуться расспросам. Обычно в небольших поселениях на этой стороне реки были рады любому путнику который мог предложить пару монет — в обмен на информацию, скажем, или же ночлег. А Сатоши бы сейчас не помешало и то, и другое, откровенно говоря. Если его друзья проходили здесь, то местный люд уже вовсю судачит о благородной госпоже и её охраннике-самурае. Однако искал нынче Сатоши вовсе не их.       «У них и так своих проблем хватает, коль ещё живы, — рассуждал он, уверенно шагая по дороге и, как бы невзначай, внимательно озираясь вокруг. — А мне свои дела решать надо бы. И взваливать их на клан, подвергая опасности дорогих мне людей, я не в праве. Там моя мать. И Хонг… А у Такао и без того забот хватает. Даже наш всесильный дзёнин не в состоянии защитить всех одновременно. И, думается мне, я знаю, кто в состоянии защитить меня. Безумная идейка, конечно, но вдруг сработает…»       «Других у тебя и не бывает, — определённо ответил бы ему на это Хонг, беззлобно подначивая Сатоши, в попытке развязать шуточную драку… которая известно чем заканчивалась. Молодой синоби невольно усмехнулся вспоминая. На тихих тропах местного захолустья, всё чаще он ловил себя на том, что ведёт мысленные беседы с тем, кто остался так далеко, но всё ещё был так близко.       «Одиночество наконец добралось до меня? — невольно подумалось ему. — Или же я просто старею. Превращусь однажды в ворчливого старика, подобно дедушке Чонгану! И тогда Хонг точно пожалеет, что не скормил меня в своё время злобным ёкаям».       Мысли о будущем успокаивали, придавая сил. Но для того, чтобы у него появилось будущее, требовалась всего лишь одна незначительная малость — выжить. Сатоши криво усмехнулся, размышляя над задуманной им авантюрою, и взглянул на небо, прикидывая время. Вокруг быстро темнело. На небосклон только что выплыла и застыла в облаке, задумавшись, бледная луна — безмолвный свидетель его мышлений и действий, единственная неизменная спутница в далёком пути…       Вдруг на пустынной дороге за его спиною раздались тихие шаги. Внутренне напрягаясь, Сатоши внимательно прислушался. Гладкая рукоять ножа сама собою выскользнула из рукава и удобно легла в ладонь, готовую к броску. Однако человек позади не крался и не таился, а просто шёл себе спокойно, мерно постукивая по земле дорожным посохом, и даже, кажется, напевал что-то негромко себе под нос. Ещё один путник спешит попасть в город до темноты, дабы избежать ночёвки под открытым небом? Что ж, вполне возможно.       Мельком оглянувшись, молодой синоби разглядел на дороге сзади человека самой заурядной наружности. Низкий рост, сгорбленная спина и неловкая походка… Внимательные глаза синоби тут же отметили многодневный слой дорожной пыли на потёртой одежде, бамбуковый посох в натруженных руках да истрёпанную широкополую шляпу каса, что бросала лёгкую тень на лицо. Ни на убийцу, ни на воина, а уж тем более на ёкая этот господин однозначно не походил.       Чувствуя, как постепенно расслабляются руки и плечи, стряхивая внутреннее напряжение, Сатоши почти решил уж было полностью игнорировать появление ещё одного путника на полузаброшенной дороге, как вдруг человек приветливо окликнул его, взмахнув рукою, и ускорил шаг, стремясь догнать встреченного. Недовольно остановившись, Сатоши с безразличным видом дожидался его у обочины.       — Здравствуй, добрый человек, — улыбаясь, приветствовал его прохожий, поравнявшись с ним.       — Приветствую и тебя, путник, — осторожно отозвался Сатоши, разглядывая его вблизи.       Широконосое, улыбчивое от природы, лицо мужчины средних лет было вполне типичным для обитателя здешних земель. Только выразительные глаза светились необычайным умом и, казалось, хранили в своей тёмной глубине скрытый отпечаток печали. В зубах он держал травинку с колоском на конце, беззаботно грызя её конец.       — Тоже к ближайшему поселению спешишь успеть до ночи? — благожелательно поинтересовался он.       — Так и есть, — Сатоши не прекращал внимательно разглядывать незнакомца со странным чувством. Почему такой необычной кажется ему эта вполне обычная внешность?..       — Боюсь, не успеть нам уже, добрый человек, — протянул путник и взглянул за горизонт из-под широкополой соломенной шляпы. — Далеко до поселения отсюда. Придётся уж, видать, в поле ночевать.       Перспектива ночёвки под открытым небом вместе с незнакомым человеком нисколько не радовала Сатоши, поэтому он ответил путнику красноречивым высокомерным взглядом. Но тот лишь стоял, оперевшись на посох, и обезоруживающе открыто улыбался. Доверчивое дружелюбие всё так же не сходило с его лица. Что ж, делать было нечего, по видимому этот крестьянин знал о чём говорил, и до города в самом деле путь был ещё слишком долог. Поэтому, с трудом оставив мечты о сытном ужине и чистой постели, молодой синоби слегка кивнул своему случайному попутчику.       — Ну, тогда будем знакомы. Меня зовут Сатори, кстати говоря, — представился он, на всякий случай соблюдая осторожность. — А как твоё имя?       — Моё имя… Имя… — замялся незнакомец. — Имя моё Ока.       «Не его это имя, — моментально понял Сатоши. — Нервничает. Но ведь и моё имя не Сатори. На ночных дорогах никто друг другу не доверяет по-настоящему».       И, понимая предосторожности своего случайного спутника, он не стал донимать его лишними расспросами. Заглянул в свою дорожную сумку и извлёк оттуда тёплое покрывало, которое расстелил в стороне от дороги. Человек, назвавшийся Ока, последовал его примеру, и тоже заглянул в свою перекинутую через плечо котомку. На лице его на краткий миг отразилось глубокое недоумение.       «Будто впервые содержимое собственной сумки видит, — пряча улыбку, подумал Сатоши. — Чудной».       Они присели рядышком на расстеленное покрывало. Густая трава мягким ковром стелилась вокруг, сделав ложе по-настоящему мягким и в меру скрытым среди высоких стеблей. Ока с удовольствием вдохнул запах буйных весенних трав и задумчиво поглядел на усыпанное звёздами небо.       — Послушай, добрый человек… — начал было он.       — Сатори, — поправил его молодой синоби, чувствуя странное умиротворение рядом с этим совершенно незнакомым человеком.       — Сатори, да, — исправился тот, виновато улыбаясь. — А не найдется ли у тебя чем перекусить под конец долгого дня? Клянусь великими богами лесов, так есть хочется…       Рассмеявшись, молодой синоби протянул ему последнюю рисовую лепёшку, что приберёг на случай полуночного голода, который одолевал его нередко. Однако путники в дороге должны помогать друг другу, как он слышал, и уставший от одиноких ночей, Сатоши сейчас рад был поделиться.       С готовностью схватив лепёшку обеими руками, Ока принялся с аппетитом её жевать.       — Ммм… — протянул он, даже глаза прикрыв от удовольствия. — Ничего вкуснее я давно уж не пробовал…       Сатоши глядел на него с удивлением, и ироничная усмешка всё больше проступала на его губах.       — Это всего лишь рисовая лепёшка, — почти смеясь заметил он. — Чай, не запечённого фазана тебе предложил.       — Ты не понимаешь, — с набитым ртом пробормотал Ока и глаза его заблестели. — Иногда даже простая походная еда может пробудить множество приятных воспоминаний…       — О хороших временах? — спросил Сатоши, начиная понимать, о чем он.       — Нет, — сказал его спутник внезапно и плечи его поникли. — Времена были очень плохие. Но тогда, по крайней мере, у меня был один, самый верный на свете друг.       — И что же с ним случилось? — неожиданно для себя самого, с искренним сочувствием спросил Сатоши.       — С ней, — ответил Ока тихо и замер, совсем переставая есть лепёшку. — Ничего хорошего не случилось. Только тьма да пламя.       Внутренне содрогнувшись от этих слов, Сатоши безмолвно смотрел на своего собеседника. А тот сидел недвижимо некоторое время, сжимая в руках недоеденную лепешку и глядя остановившимся взором куда-то в пространство. Судя по всему, мысли его блуждали где-то далеко в прошлом, а быть может, и в будущем.       — Да только понимаешь, Сатори, дружба — она не о том, чтобы забыть и жить дальше, — выйдя из оцепенения, странный новый знакомый вдруг взглянул ему прямо в глаза, осмысленно и проникновенно. — Дружба — это верность. Не смотря ни на что.       И Ока вновь принялся жевать рисовую лепешку как ни в чём не бывало, не глядя на онемевшего Сатоши. А тот застыл в оцепенении, не зная что и думать об этом проблеске чего-то глубинного, сокровенного и необычного, проступившего на миг в облике заурядного крестьянина. Все повадки, вся мимика этого человека изменились на краткое мгновение, и от его слов повеяло невыразимой мудростью и силой. А ещё страданием. Да, страданием.       Не зная толком, как вести себя дальше, Сатоши спросил осторожно и вкрадчиво:       — А чем на жизнь зарабатываешь себе, Ока?       — Охотою живу, — дожевывая лепёшку пробормотал тот без особого интереса.       «Не правда это, — уверенно решил Сатоши, разглядывая его низкорослую, нескладную фигуру. — Мышцы не тренированы… Лук натянуть не сдюжит, копьё метнуть тоже. Спина согбенная — земледелием живет, скорей всего. Но к чему эта излишняя ложь тогда?»       Со стороны дороги донёсся далёкий стук копыт и отзвуки людских голосов. Похоже, в этом направлении двигался небольшой отряд конных, но они были ещё слишком далеко и силуэты их терялись в тени деревьев, скрывая всадников от посторонних глаз. Ока мимолётно глянул в ту сторону, бесстрастно отмечая их появление, но никак не отреагировал, продолжая спокойно жевать. А Сатоши в данный момент был слишком сосредоточен на своём новом знакомом. Он сам не мог понять, что беспокоит его, но интуиция никогда прежде не подводила молодого синоби, так что не было причин не доверять ей и сейчас.       — А семьей успел обзавестись уже? — как бы между прочим поинтересовался он, непринуждённо поддерживая беседу.       Разделавшись наконец с лепёшкою, Ока отряхнул одежду от крошек и завалился на спину, растянувшись на покрывале и подложив руки под голову. Сорвав поблизости колосок, он сунул его в зубы, беззаботно принявшись грызть кончик — видимо, по привычке.       — Много вопросов задаешь, — отметил он, добродушно улыбаясь. — А от многих знаний — многие печали. О себе расскажи взамен тогда. Что ищешь в этих захолустных краях?       «Не отвечает, ёкай его задери, — раздосадованно подумал Сатоши — Но ведь нутром чую — странный человек попался. То вроде он обычный крестьянин, а то вдруг меняется и будто бы другая личность проступает. Только почему же я всё равно чувствую себя в безопасности рядом с ним?»       — Да так… — пробормотал он, неопределённо повращав в воздухе рукою. — Ищу кое-кого.       — Не там ищешь, — уверенным голосом заявил Ока вдруг. — Но времени у нас больше нет.       И он красноречиво кивнул головою в сторону дороги. Галдя и улюлюкая, отряд лихих разбойников выметнулся из-за деревьев, размахивая саблями. Сатоши невольно поморщился. Расплодившаяся стая жадных, жалких, грязных дилетантов, зачастую мерзко распущенных, совершенно бездельных, неспособных ни на одно достойное свершение, но при этом зачастую много о себе мнящих. Их предводитель внезапно вскинул руку, увидав двоих одиноких путников, и радостно осклабился.       — Я пойду к ним, — сосредоточенно сказал Ока, поднимаясь, и его голос внезапно стал твёрже стали. — Ты оставайся здесь. Побереги себя.       — Ещё чего! — немедленно возмутился Сатоши, но его странный новый знакомый уже вразвалочку шёл к разбойникам, опираясь на посох.       «Не бывать этому! — молодой ниндзя взвился на ноги, в обеих руках его немедленно оказались длинные ножи. — Он думает, я беспомощен и не в состоянии постоять за себя, если придётся. Вот сейчас мы это проверим!»       Всадники окружили Оку, с гоготанием и свистом, кто-то сшиб с его головы соломенную шляпу. Оказавшись на земле, в пыли, конусовидная шляпа моментально была смята копытами коней. Сатоши ринулся вперёд, но прежде чем он успел добежать, в воздухе раздался короткий свист. Мелькнул смазанной полосою бамбуковый посох, и главарь разбойников тоже полетел на землю, глотать дорожную пыль.       — Убить! — взревел он, рассвирепев от боли и унижения. — Убить выскочку немедленно!       Кольцо всадников стало сужаться вокруг едва различимой низкорослой фигурки с бамбуковым посохом в руках. Хищно заблестели мечи, мелькая в опасной близости от Оки, стремясь достать, ужалить. Тот вертелся волчком, неожиданно ловкий и быстрый, всякий раз избегая ударов смертоносной стали, сверкавшей повсюду, и то и дело награждая разбойников ударами посоха. Однако же, такой смертоносный танец не мог продолжаться вечно. Подбегая, Сатоши с размаху метнул в ближайшего всадника кинжал. Попал идеально точно, как умели только ниндзя — сразу в глаз. Всадник коротко всхлипнул, нелепо взмахнув руками, и повалился с седла, зацепившись ногою за стремя. Перепуганный конь, почуяв кровь, рванулся прочь, потащив всадника за собою по пыльной земле.       Следом вновь раздался короткий свист бамбукового посоха и глухой звук удара. Ещё один из разбойников был выбит из седла и с болезненным вскриком гулко грохнулся о землю, оставшись лежать оглушённым. Минимум пятеро по-прежнему кружили вокруг, обозлённые и разгорячённые, всячески норовя достать кривыми клинками Оку. Но низкорослый крестьянин всякий раз уворачивался от сыпавшихся на него со всех сторон ударов со скоростью и ловкостью странствующего мастера боевых искусств.       Однако и Сатоши времени зря не терял. Короткий взмах руки — и небольшой метательный кинжал, блеснув угрожающе, рассёк вечернюю тьму и угодил одному из разбойников в шею. Тот заорал, выпустив из рук поводья, теряя управление конём и истекая кровью. Воспользовавшись кратким замешательством и хаосом в рядах нападавших, молодой синоби прорвался к Оке, что как раз сшиб с коня ловким ударом ещё одного негодяя. Крестьянин обернулся к нему и Сатоши поразился полному спокойствию на его простодушном лице.       — Плохие люди, — буднично констатировал он, увидев как Сатоши встал с ним рядом. — И намерения у них плохие. Лошадей не обижай. Они не виноваты.       Даже не успев ответить, молодой синоби немедленно вынужден был отбиваться от наскочившего на него разбойника верхом на лошади. С трудом приняв удар его кривого клинка на скрещенные ножи, Сатоши пытался быстро сообразить, что можно сделать в такой ситуации, как вдруг рядом оказался Ока. Схватив нападавшего за ногу, он мощно дёрнул его, да так, что тот не просто выпал из седла — вопя, он описал неровную дугу над их головами и приземлился в траву неподалёку, оставшись лежать там без движения. Ошеломлённый, молодой синоби в изумлении уставился на своего вынужденного напарника. Ока лишь плечами пожал беззаботно, и оборотился к бежавшему прямо к ним здоровяку с занесённой для удара саблею. Сатоши даже сделать ничего не успел — встав в отточенную и грациозную стойку, Ока встретил его ударом раскрытой ладони в грудь. Будто бы блеснуло что-то краткой вспышкою в ночной темноте, и Сатоши, зажмурившись, почувствовал, как ударная волна пошла во все стороны. Здоровяк отлетел на несоразмерное для такого удара расстояние, гулко шмякнулся о землю, да так и остался лежать там, распластавшись. Вытаращенные глаза его смотрели в безоблачное звездное небо.       А Ока пошел вертеться и крутиться дальше, награждая ударами своего бамбукового посоха всех зазевавшихся. Решив, что лучше ему в этом деле не мешать, Сатоши и сам занялся своего рода воспитательными работами среди тех разбойников, что уже успели немного опомниться и поднимались с земли, обозлённые пуще прежнего. Наткнувшись на него, в лучшем случае они отделывались расквашенным носом да уязвлённым самолюбием, ну а в худшем… а в худшем они никогда уже больше не поднимались с земли. Тело молодого синоби, истосковавшееся по хорошей драке, ныло от удовольствия, в мышцах пульсировала упругая энергия, а в висках стучала кровь…       — Сатоши! Берегись! — услышал он внезапно вскрик Оки сзади и обернулся как раз вовремя, чтобы заметить сверкнувшую в воздухе сталь. Моментально отреагировав, синоби резко пригнулся и откатился в сторону, избегая клинка, а негодяя настиг удар бамбукового посоха, пришедшийся по затылку.       Оглядевшись вокруг, Сатоши понял, что это был последний из нападавших. Тела разбойников, убитых или просто оглушённых, валялись повсюду. Растерянные лошади, потеряв седоков, кружили вокруг, держась на почтительном расстоянии. Ловко крутанув в руках свой неизменный посох, Ока добродушно улыбнулся как ни в чём не бывало и, оперевшись на него двумя руками, весело взглянул на молодого синоби.       — Цел? — спросил он, подмигивая и, внезапно шумно втянул носом воздух, принюхиваясь. — Запаха крови на тебе я не чую.       И без того взвинченный после битвы, Сатоши оторопел на миг. Затем медленно принялся обходить поле боя, сплошь усеянное телами их противников. Кое-кто из них стонал, слабо пытаясь пошевелиться, другие лежали без движения, обильно орошая кровью сухую землю вокруг. И подавляющее большинство врагов были сброшены с коней и повержены наземь ударами простого бамбукового посоха Оки. А сейчас его случайный ночной спутник вновь согнулся, как и прежде, едва ковыляя следом за ним и брезгливо обходя лужицы крови.       — Дурные места здесь, — проворчал он, и кряхтя нагнулся за своей помятой соломенной шляпой. — Зря один ходишь.       Сатоши резко повернулся к нему. Глаза молодого ниндзя сузились прицельно, а ноги чуть согнулись, готовясь к пружинистому прыжку. О нет, он не был настолько глуп. Случайности бывают в этом мире, но не в таком количестве. И уж точно не с самим Сатоши, не отличавшимся ни магическими талантами, ни мистической природою.       — Как так вышло, Ока? — спросил он, внимательно оглядывая своего нового знакомого. — Ты ведь не боец, по всему видать.       — Не боец, — тот растерянно пожал плечами, вновь превращаясь в неловкого и робкого, ничем не примечательного прохожего. — Но тут ведь как… жить захочешь — придётся за себя постоять.       — Есть ещё кое-что, — вымолвил Сатоши, пристально глядя прямо ему в глаза. — Я никогда не говорил тебе моего настоящего имени.       — А? — не понял Ока, занятый отряхиванием своей потрёпанной одёжи от пыли.       — Во время боя ты назвал меня Сатоши. Ты не мог этого знать.       — Правда что ли? — неловко удивился крестьянин. — Перепутал, должно быть. Ты прости уж, в пылу драки чего только не брякнешь.       Молниеносный прыжок застал Оку врасплох, повалив на землю. Навалившись сверху, Сатоши придавил его всем своим весом, поспешно перехватывая бамбуковый посох и изо всех сил давя им на горло неведомого противника, грозя раздавить кадык. Злость и страх переплелись в его душе, давая напряжённому да предела телу ещё больше сил.       — Кончай притворяться! — рявкнул он прямо в лицо своему странному знакомому. — Кто ты таков? Зачем ко мне подбираешься?       — Тише ты!.. Сатоши… Поговорить хотел… А ты всё убегаешь!       — На том свете поговорим, шпион! Если свидимся.       И синоби рывком вытащил из сапога последний припрятанный кинжал, собираясь покончить со всем этим немедленно. Мысль о том, что его выследили, была невыносима. Ни Мэй, ни ронина, необученного скрытности, ни странную девушку-ёкая… Его! Того, кто путешествовал на почтительном расстоянии и передвигался тайно, соблюдая все возможные меры предосторожности. И именно он мог навести врага на след своих друзей…       Неистово злясь на самого себя, он приставил кинжал к горлу предполагаемого врага, собираясь покончить со всем этим немедленно. А потом скрыться и выследить тех, кто возможно выслеживает его… Но тут произошло странное. Ока вдруг широко раскрыл рот, выгибаясь. По телу его прошла судорога, глаза закатились. Следом изо рта и из носа, а в особенности из ушей его клубами повалил густой сизый дым. Слегка отпрянув, Сатоши наблюдал в недоумении. Дыма было много, очень много — белёсо-сизый, он собирался над распростёртым на земле телом Оки, клубился и вился в воздухе, принимая неясные очертания, закрывая звёздный небосклон своим серебристым мерцанием. И, наконец, собравшись в объемную дымную тучу, с неясным звуком похожим на сиплый рык, он стремительно унёсся куда-то, скрываясь в близлежащих лесах.       А Сатоши так и остался взирать ему вслед, не в силах отвести распахнутые в изумлении глаза.       — Это что за… — наконец с трудом вымолвил он охрипшим голосом и слегка прокашлялся.       — Аааа! — раздалось вдруг прямо под ним. — Разбойник! Что тебе нужно, злодей?!       С трудом опомнившись, Сатоши обнаружил, что всё ещё сидит сверху на беспомощном теле Оки… с ножом в руках. Крестьянин глядел на него вытаращив глаза, и лицо его искажал панический ужас.       — Вот, вот!.. — завопил он, спешно срывая с пояса кошель. Дрожащие пальцы путались в завязках. — Вот, возьми деньги, всё что есть!       Озадаченный донельзя, Сатоши поднялся, глядя на трясущегося перед ним крестьянина — согбенного, грязного и… совершенно обычного.       — Бери, забирай, только пощади меня! — умолял тот, тыча ему в руки кошель. — У меня жена и две маленьких дочки…       И он начал горестно рыдать, видя трупы в лужах крови вокруг. Отталкивая его руки, Сатоши поспешно спрятал нож, дабы не пугать бедолагу дальше, и отступил на пару шагов.       — Стой… погоди… Да погоди ты реветь-то! Как звать тебя? — спросил он, с трудом пытаясь перекричать рыдания.       — Харуки Хидзо, господин. — ответствовал крестьянин, начиная неистово кланяться. — Умоляю! Я хочу увидеть, как вырастут мои дочери! Хочу выдать их замуж…       Он с готовностью распахнул свою котомку, как бы в доказательство демонстрируя пару искусно сделанных кукол, что вёз домой в качестве подарка.       — Ты меня не помнишь? — практически уже предвидя ответ, уточнил Сатоши.       — Нет, господин! Я… я совсем не помню ничего за прошедшие сутки. Не сочти за дерзость… а где это мы?       Сатоши беззастенчиво выругался. Мужичок сжался, дрожа на месте, но молодому ниндзя сейчас было не до соблюдения приличий. Всё это казалось бредом, горячечным сном да игрою воспалённого воображения. Ночь, пустынная дорога, одинокий путник, который знал его имя… и который из мастера боевых искусств превратился вдруг в обычного земледельца, коим он и пытался казаться всё это время… Но всё же не казался.       — Что за небывальщина здесь творится? — процедил сквозь зубы молодой синоби. — Однако, тут без Такао не разберешься…       Несчастный крестьянин мялся рядом с нерешительности, не зная, можно ли ему уже уйти или всё же ещё пока не следует.       — Не сочти за наглость, господин, — дрожащим голоском наконец начал он, — но если ты передумал меня убивать, то быть может я отправлюсь ужо восвояси?       — А? Да-да, иди своей дорогою, конечно, — отмахнулся Сатоши от переставшего быть ему интересным крестьянина. — Только вот что.       И он приблизился вплотную, на всякий случай угрожающе сверкнув очами:       — О том, что видел здесь сегодня ночью — никому ни слова! Иначе найду и опять как мать родную звать позабудешь.       — Конечно, господин, конечно! — рьяно закивал головою крестьянин. — Уж будьте спокойны!       И он поспешно засверкал пятками в сторону города, пугливо озираясь. А Сатоши, оставшись в одиночестве, отнюдь не почувствовал себя безопаснее.       Разумеется, сей крестьянин был совершенно бесполезен для него — натренированный взгляд синоби моментально заметил изменившуюся манеру держаться, простонародный говор… Да даже выражение глаз было другим. Тот, кто назвал себя Ока, явился за Сатоши, явился только сегодня. И он всё ещё мог быть где-то поблизости.       «Да чтоб их всех бездны Нараки пожрали, — ругался Сатоши, принимаясь ловить одного из бегавших неподалёку коней. — Нельзя уж мне в ближайшее поселение ехать. Кто бы это ни был, а теперь он знает, что меня туда понесло. Наведу ещё на след друзей, чего доброго…»       Не без труда изловив среди растерянных лошадей приглянувшегося ему стройного, длинноногого жеребца, Сатоши потратил некоторое время на попытки усмирить ретивого коня. Настороженно сверкая глазами, тот пятился, тряс головою, и даже пару раз клацнул зубами, намереваясь куснуть незнакомого ему человека, но в конце концов растаял, приняв предложенное ему подношение в виде пары яблок, и позволил приблизиться к себе. Разбойничий конёк явно был не робкого десятка — бойкий, шустрый, привычный к лязгу металла и запаху крови. Он был обучен с наскоку врываться в битвы, так же как и быстро уносить своего седока прочь от опасности. Это могло помочь, если дела пойдут совсем худо. Невесело усмехнувшись, Сатоши потрепал коня по шее и ловко вскочил в седло, направляя его на восток. Что ж, ночной отдых сегодня отменяется. До рассвета времени было ещё предостаточно, и он рассчитывал как раз успеть добраться ко второму городу — пожалуй, самому крупному по эту сторону реки.       Конь шёл уверенно и плавно, явно умея обходиться без ровной дороги под ногами, когда это было необходимо. Копыта размеренно молотили сухую землю, оставляя за собою изломанные лесные травы, источавшие лёгкий, бодрящий запах. Не сомневаясь, что его легко найдут по этому следу если понадобится, Сатоши изо всех сил спешил убраться подальше от места драки. Странное ночное знакомство тоже не шло у него из головы. Но как бы не старался он, а разгадать подобную задачку ему было не по силам.       Поля и деревья незаметно проносились мимо. Ночью весь мир одноцветен — бесконечные оттенки серого поглотили все краски, оставив место лишь непроглядной темноте, оттенявшей мрачный пейзаж. Вон, вдали, смутно виднеется на фоне звёздного неба, тёмная горная гряда. Острые скалы сточились со временем, скатываясь гладкими валунами по пологим склонам. У подножия безмолвная роща застыла, храня свои тайны, в ожидании утреннего буйства жизни и пения птиц. Тихо-тихо, чтоб её ободрить, шепчет в раскидистых ветвях деревьев вкрадчивый весенний ветерок. Редкие ночные цветы раскрыли изысканно-красивые бутоны, источавшие тончайший аромат, и потянулись навстречу лунному свету, стремясь впитать как можно больше его чарующего сияния.       Почему-то глядя на них невольно вспомнилась Мэй. Она, подобно этому ночному цветку, вбирает в себя магию тьмы и лунного света, но раскрылась и цветёт она лишь для одного человека, даря ему свой уникальный аромат. И вот уже он застыл, опьянённый, не в силах покинуть её и готовый на всё ради неё. Ох, только бы не оказался ядовитым этот цветок…       Сатоши встряхнул головою, протирая глаза. Непослушные волосы упали на лоб, мешаясь. Он сам не заметил, как вязкая усталость сморила его, затягивая в мутную полудрёму, как медленно начала клониться голова, почти уткнувшись в шею коня, как размышления потекли нестройной рекою, то и дело обрываясь, хаотично блуждая…       «Ну вот ещё! — подумал он, внутренне негодуя. — На лесных тропах ночами и я становлюсь сентиментальным? Или же просто так сказывается на мне долгое одиночество…»       В памяти тут же встали лица близких, дорогих и любимых. Мысль о Хонге пронеслась первой, привычно оставив за собою шлейф светлой печали. За ним в памяти всплыло лицо матери и тепло её заботливых, натруженных рук. Такао, Кадзу… даже вежливая лисичка Мэй. Отчаянный отряд, отправившийся в дальнее и полное опасностей путешествие. Все ли они ещё живы? Что и говорить, он был бы сейчас рад увидеть даже невозможно благородное лицо занудного ронина Масамунэ Араи.       «А ведь они где-то здесь, — тянущей тоскою в груди беспокоила настырная мысль. — Где-то близко. Но даже если выясню в котором из трех поселений укрылись — что мне с того? Ведь цель моя не в этом».       Одиночество окутывает тебя плотным коконом, заставляя сердцебиение замедляться, одиночество разрушает изнутри, подтачивая веру в собственные силы. Каждую ночь мысли уносят тебя дорогою воспоминаний — куда-то в прошлое, где остались любимые люди. Вот что чувствуешь, наверное, когда ты сломлен и разбит. Вот что чувствуешь, когда тебя лишают того, что было твоей жизнью. Когда всё, что тебе дорого, покидает тебя, то единственное, что остается — это цель. Нет, ты не станешь мириться с оскорблениями этого мира. Ты не сдашься и не отступишься. Пройдя свой путь до конца, ты вновь соединишь разорванные нити прошлого и будущего.       Сатоши глубоко вздохнул, пытаясь найти решение своей непростой задачки, и с подозрением оглядел небеса — уже привычно, но всё так же придирчиво и тревожно. Он взял себе за правило постоянно пристально следить за погодою, надеясь вовремя заметить первые признаки приближения шторма, который неизбежно принесут с собою его заклятые «друзья» — Кама-Итачи, штормовые горностаи.       Но нет, сейчас вокруг всё было спокойно, почти безмятежно. Ночь только вступала в силу. Небо держало полную луну, что терпеливо дожидалась своего времени, когда переливаясь медным отливом, будет с пением соловьев выражать ночь — таинственную, иссиня-чёрную, обрисовывающую чёткими линиями силуэты деревьев, чудно тихую и безмолвную. Ночь надвигалась на мир, освежая рождающейся отовсюду прохладою, которая приносила, словно бы в дар, то запах росы и зелени из низин, низкий и медленный в движении, то ошеломляла свободою необъятного и волшебного неба, тонущего в голубых лунных сумерках и брызгах звёзд. И вот уже мчится пространство, схватывая мысли, и теряешься ты: все твои теории обесцвечены прикосновением ночи. Сама луна далеко, где-то за темными лесами, отдельно яркая, но бессильная пред темнотою лесов. Для дневных созданий наступает время снов и грёз — ты собираешь его в единое, а оно расходится с каждой подмеченной подробностью. И воздух искрится серебряными пылинками, словно отражая лунный свет.       «Что это со мною? — подумал Сатоши, зевая. — Мысли странные и будто бы не мои. Да и не мысли это скорее, а ощущения. Впервые за долгое время я не чувствую одиночества».       Конь выметнулся из зарослей на дорогу, пошёл уверенной рысью. По всему видать — ему не привыкать было к ночным скачкам.       — А ведь правильно я сделал, что выбрал тебя, кусачий, — довольно улыбнулся Сатоши и потрепал коня по плечу. Тот лишь высокомерно фыркнул в ответ.       Дорога тянулась гибкой змейкою, уходя в сторону горного хребта. А вокруг, сколько видел глаз, раскинулись поля, засеянные рисом да бобами. Видимо, в здешней скудной почве это произрастало лучше всего. Но местный люд умудрялся выживать, и даже изображать из своего унылого существования некий праздник жизни. Сатоши сам не знал, жалеет ли он их, или больше завидует.       Когда поля наконец закончились, с двух сторон дороги потянулись холмы. Озарённые лунным светом и укрытые шелковистыми травами, колышущимися на ветру, они чем-то напоминали море, и Сатоши засмотрелся было…       Как вдруг прямо над его головою с гулом пронеслось нечто, похожее на огромный тугой сгусток дыма с неясными очертаниями. Конь от неожиданности шарахнулся в сторону, едва не уронив седока. Вцепившись в поводья и низко пригнувшись в седле, синоби торопливо оглядывался, пытаясь одновременно угомонить коня и разглядеть, что это было. Ни ветра, ни дождя — ничто не предвещало бури. Небосклон был чист, и яркая луна сияла беспрепятственно, освещая всё вокруг призрачным светом.       — Так, спокойно, — сказал Сатоши негромко, то ли нервничавшему коню, то ли себе самому. — Что бы это ни было, оно скрылось вон за теми холмами.       И, на всякий случай развернув жеребца так, чтобы можно было срочно дать дёру, молодой синоби принялся внимательно разглядывать холм у дороги. Что-то шевелилось, ворочалось там, в тусклом мерцании обретая форму… Но странным образом это почему-то вовсе не рождало в душе страха.       Луна, будто ликуя, поливала всё вокруг переливчатым серебряным светом, все звуки исчезли, испарились из этого мира, и на холм прямо перед Сатоши медленно вышел он. Огромный, снежно-белый волк, мерцающий в ночи полупризрачным видением. На лбу его, как и на плечах, красовались багрового цвета узоры, а выразительные жёлтые глаза смотрели со сверхчеловеческим пониманием, будто бы способные видеть душу насквозь. Его величие ослепляло, но всё же Сатоши не мог заставить себя отвести взгляд. Что-то было во всём этом такое неуловимо-знакомое, такое болезненно-волнующее, что молодой синоби так и замер на месте, вспоминая.       Ночь, лунный свет, дорога в поле и призрачная фигура на холме…       Волк требовательно заглянул ему в глаза и скребнул массивной лапою по земле.       Осознание, воспоминание, понимание — яркая вспышка, разрывающая сознание множеством эмоций.       — Ину-Гами!.. — вырвалось у него.       Тёплая волна прошла по всему телу, словно бы в ответ, и волк чуть склонил массивную голову, теперь украшенную красноватыми узорами.       «Уже нет, — внезапно услышал синоби спокойный голос внутри своей головы. — Оками теперь».       — Оками! — восхитился Сатоши, в своей увлечённости даже не заметив, что воспринял странный способ общения как должное. — Ну ничего себе! Вот это я понимаю!.. Погоди… Оками… Оками… Ока?..       Он сам не знал, то ли он не решился закончить фразу, то ли именно это и хотел сказать. Мистический волк чуть склонил голову набок, испытующе поглядел на синоби. В добрых глазах блеснули едва заметные искорки лукавства. Сомнений не оставалось — от него исходили волны умиротворения и покоя, какие молодой синоби чувствовал накануне вечером, рядом со своим странным случайным попутчиком.       Сатоши неловко усмехнулся, развёл руками.       — И долго ты за мною наблюдаешь? — спросил он, начиная складывать воедино все совпадения и случайности.       «Долго» — раздалось спокойное.       — Так вот почему нападений Кама-Итачи не случалось всё это время… Тебя боятся, признавайся?       Волк коротко кивнул, подражая типично человеческому жесту:       «Хранитель Западных Лесов».       Такой ответ мало что объяснял, прямо скажем. Но Хранитель — звучало многозначительно и обнадёживающе. Ещё раз внимательно оглядев величественного зверя с головы до ног, Сатоши в задумчивости почесал затылок, взъерошив непослушные волосы.       — Но… Почему я? — недоумённо спросил он.       «Мэй» — прозвучал в сознании краткий ответ.       Молодой синоби вздрогнул, вскинув голову. Умные глаза стоявшего перед ним зверя смотрели спокойно и открыто.       — Твой единственный, самый верный друг… — догадался Сатоши. — Но почему не поможешь ей самой?       «Помогаю»       Молодой синоби пристально взглянул на Оками, размышляя. Помогает ли он тем, что охраняет её друзей? Или что-то другое в виду имеет?       — А прошлым вечером… это ты, получается, поговорить хотел?       «Да. Сам не найдешь, что ищешь. Отведу»       И огромный, окруженный лёгким сиянием, сотканным из воздуха и лунного света, белый волк неспешно спустился с холма на дорогу. Мотнув головою, он указал взглядом в направлении горного массива и двинулся вперёд. Сатоши легонько тронул поводья коня, направляя его следом.       — Ока… ну я конечно понимаю всю степень моего собственного сумасбродства, — произнёс синоби задумчиво, поравнявшись с ним, — но вот ты мне скажи, как высшее существо — это точно безопасно?       «Да»       — Ты потрясающе многословен, конечно, — бросил молодой синоби в своей обычной саркастичной манере, даже не обращая внимания на то, что рядом с ним бредёт огромный мистический зверь.       «Говорить мыслью сложно, — пояснил Оками слегка виновато. — Потому тело человека взял. Не обижал».       — Да уж я заметил, как лихо ты из него выкурился как только я прижал тебя, — подмигнул Сатоши, привычно дразнясь. — То есть оборачиваться человеком, как другие, не умеешь?       Отрицательно помотав головою, огромный волк шумно вздохнул.       «Не оборотень. Могу вселиться в человека. Способность осталась… с плохих времён».       Оками поморщился. Складки на миг избороздили огромную волчью морду. Вышло очень по-человечески. Догадываясь, о каких плохих временах он говорит, Сатоши предпочёл дальше не расспрашивать, дабы не ворошить плохих воспоминаний. Но мистический волк внезапно спокойно пояснил сам:       «Самые сильные Ину-Гами способны завладеть чужим телом. Злое дело».       Его определения добра и зла всегда звучали так просто и лаконично, при этом ни на миг не вызывая сомнений в истинности суждений. Подобное существо вообще способно ли заблуждаться? Огромный, серебрящийся в лунном свете, волшебный зверь вышагивал рядом с Сатоши, глядя прямо перед собою задумчиво и немного грустно. Острые уши чутко подёргивались, улавливая ему лишь одному ведомые звуки.       «Поспешим, — коротко рыкнул он наконец, прерывая молчание. — Скоро рассвет».       С готовностью пришпорив бойкого коня, Сатоши направил его следом за мистическим волком. А тот понёсся вперёд, постепенно ускоряясь, едва касаясь лапами земли. Воздух вокруг мерцал и искрился, свиваясь в тугие нити, и в этом невероятном смешении магии и лунного света казалось, будто за спиной Оками реют призрачные крылья. Невольно залюбовавшись, Сатоши всей душою пожалел, что рядом нет Хонга и не с кем разделить красоту необычайного зрелища.       «И в самом деле, ценность спутника понимаешь лишь тогда, когда остаешься в одиночестве» — подумал он украдкой, вспоминая слова старого Чонгана, а вслух окликнул державшегося чуть впереди волка.       — Ока! Эй!..       Тот обернулся на зов, немедленно сбавляя темп, и спустя мгновение оказался рядом с его конём, без усилий держась с ним точно вровень. Умные волчьи глаза взглянули вопросительно.       — Я это… — неожиданно смущаясь, промямлил Сатоши. — Сказать хотел… Спасибо, что составлял компанию всё это время. Зримо и незримо.       «Не благодари, — мотнул головою волк. — Бери пример. Будь рядом со своими друзьями. Зримо и незримо».       — Потому что дружба — это верность. Не смотря ни на что, — неожиданно серьёзно произнёс Сатоши. — Помню, Ока.       Тёплой волной признательности вновь мощно толкнуло в грудь, едва не сшибив с коня. Молодому синоби показалось, будто бы белоголовый волк улыбнулся ему одними лишь глазами. Оками не мог говорить много красивых слов, но ему это и не нужно было — он способен был передать свои эмоции напрямую, заглядывая в душу собеседника и открывая свою душу взамен. Рядом с ним было так спокойно и умиротворённо, что даже диковатый разбойничий конёк ничуть не боялся огромного зверя, а наоборот, держался бодро и вёл себя покладисто. Он так задорно стучал копытами следом, будто бы старался догнать сверкающего во тьме волка и быть к нему как можно ближе.       Они и не заметили, как свернули с дороги. Оками повел их сквозь лес, простиравшийся у подножия горной гряды. Редкие поначалу, деревья становились с каждым шагом всё гуще, а подъем вверх всё круче. Однако огромный волк без труда отыскивал путь, проводя за собою коня наиболее удобным путём. Возвышавшийся прямо перед ними скальный массив нависал, давил своей первозданной мощью, казавшись выше и величественнее на фоне зарождающегося слабого рассвета. Корни деревьев, не в силах пробить твердую горную породу, выходили наверх, причудливо изгибаясь, переплетаясь над скальными обломками. Рельеф лесного массива был изборожден изломами и многочисленными пещерами. Некоторые из них будто бы простирались под землю на большое расстояние, въедаясь в сердце скалы, а другие виднелись наверху, столь высоко, что вероятно в них никогда не таял лёд.       Задрав голову, Сатоши невольно засмотрелся, полностью предоставив Оками вести их. Как ни странно, но обычно недоверчивый и колючий, молодой синоби сейчас полностью доверился этому удивительному мистическому зверю. Он усмехнулся, осознав, что уже почти начал считать его своим другом. Имеет ли он на это право?       «Да» — коротко прозвучало в сознании тут же.       — Эй, Ока, ну-ка прекращай подслушивать мои мысли! — деланно возмутился Сатоши и тут же рассмеялся. — Друзья так не поступают!       «Прости, — чуть виноватый взгляд волчьих глаз задержался на нём на мгновение. — Не умею по-другому понять человека».       — Да брось, это же шутка, — махнул на него рукой Сатоши. — Понимаешь — шутка! Люди так делают иногда. Особенно друзья.       Недоумевающий взгляд стал ему ответом. Скептически отведя назад уши, Оками наморщил лоб.       «Часто так делаешь, — заключил он и молодой синоби почувствовал что-то вроде веселья в исходившем от него потоке смешанных эмоций. — Это когда твои слова не имеют смысла».       Расхохотавшись, Сатоши спугнул с ближайшего дерева стайку сонных птиц.       — Ну посмотри на себя, Ока! — воскликнул он. — Ты уже дошёл до того, чтобы дразнить меня! Эх, жаль, что у нас так мало времени…       «Жаль, — серьёзно отозвался волк и вздохнул. — Почти пришли».       Тоже моментально посерьёзнев, Сатоши взглянул вперёд. Там, на неуклонно уходившем вверх лесистом склоне меж деревьев уже виднелось испещрённое трещинами тело скал. Оками вспрыгнул на крупный уступ перед ним и мотнул головою в сторону самой крупной трещины, расколовшей камень на высоту в два человеческих роста. Вопреки ожиданиям, изнутри не глядела на них непроглядная тьма, наоборот — где-то в глубине мерцал нестройный огонёк костра, играя отблесками света на шершавых стенах.       «Иди, — прозвучало в голове настойчивое. — Что задумал — делай. Ничего не бойся».       Не отводя глаз от входа в пещеру, Сатоши нервно сглотнул внезапно образовавшийся в горле ком. Но делать было нечего. Медленно и с неохотою он слез с коня, умоляюще посмотрел на огромного волка, что высился рядом.       — Ока, а может быть лучше просто с тобой останусь, а? — спросил он без особой надежды. — Так и станем путешествовать вместе. Научу тебя шуткам…       «Нет, — проникновенные волчьи глаза лучились печалью. — Не могу надолго остаться. Хранитель Западных Лесов».       — Ты должен вернуться на запад, в свои леса, — Сатоши кивнул улыбаясь невесело. — Понимаю. У тебя тоже есть свой долг. И он не в том, чтобы защищать мою ничтожную жизнь…       «Никакая жизнь не ничтожна, — услышал он уверенное. — Не твоя точно».       Сам не понимая, что делает, но не в силах противостоять порыву, Сатоши медленно протянул руку к огромному волку, стоявшему рядом. Тот не отпрянул, всё так же открыто глядя ему в глаза. С замиранием сердца молодой синоби погладил полупрозрачную призрачную шерсть. Она всколыхнулась, мерцая слабыми серебристыми искрами — на ощупь словно свитая из тугих нитей воздуха. Пальцы обдало приятным покалыванием. Словно заворожённый, Сатоши продолжал гладить удивительного зверя.       — Невероятно… — пробормотал он себе под нос. — Могу поспорить, что даже Такао завидовал бы мне сейчас…       Оками склонил голову набок, смотрел внимательно, будто бы тоже изучал его в этот момент, только не на ощупь — саму его душу. Молодой синоби смутился, отдёрнул руку наконец, улыбнулся неловко.       — Что ж, пойду я, — вздохнул он. — Нечего кобылу за хвост тянуть.       Оками взглянул непонимающе, но Сатоши заставил себя отвести взгляд от завораживающих волчьих глаз и, подхватив коня под уздцы, повел его вверх по склону, с трудом продираясь сквозь кусты валежника. Одежда стала сырой от утренней росы, назойливые капли влаги блестели на непослушных волосах, упавших на лоб.       Выбравшись наконец на открытую местность, синоби по привычке раздражённо взъерошил их и пристально поглядел вперёд. Огонёк костра, мерцавшего в пещере, манил теплом и обещанием скорого отдыха, но… Он моментально заметил грациозную фигурку женщины в доспехе, что стояла на входе. Скрестив руки на груди и оперевшись на нагинату, она внимательно наблюдала за ним и в её янтарных глазах сейчас не отражалось ничего кроме сдержанного любопытства.       Сатоши замер на несколько мгновений, разглядывая ту, о ком прежде так много слышал. Несмотря на хищно поблёскивавший в утреннем свете клинок воительницы, её спокойная и расслабленная поза не выражала угрозы. Поэтому, собравшись с силами, Сатоши коротко выдохнул и двинулся к ней.       Женщина тут же перехватила нагинату двумя руками, её глаза сузились предостерегающе. Сатоши остановился в нерешительности, осознавая, с кем он сейчас имеет дело. Пусть в человеческой форме у мёбу и не видно было всех пяти огненных хвостов, но исходящую от неё силу сложно было не почувствовать… Однако внезапно её цепкий взгляд сместился, скользнул направо, глядя за его плечо. Там из-за деревьев, совершенно бесшумно ступая массивными лапами, выдвинулся Оками, встав за спиною Сатоши. Он будто бы стал ещё больше — огромная голова волка высилась над правым плечом синоби, жёлтые глаза смотрели настойчиво, требовательно. Пятихвостая кицунэ так же пристально и неотрывно глядела на него.       О чём говорили они сейчас друг с другом в своём безмолвном диалоге, не предназначавшимся для чужих ушей, можно было только догадываться. Но Сатоши нисколько не сомневался, что эти двое видят и истинную природу друг друга, и истинную силу. Замерев в растерянности, он внутренне сжался. Как вышло так, что именно он оказался этим утром здесь, в компании двух невероятно могущественных существ? Не великий маг Такао, не вечно попадающая в неприятности Мэй и даже не её бойкая подружка-ёкай… Именно он — самый обычный простой человек.       «Вот так в одиночестве по лесам шляться, — мимолётно подумал он. — Эх, говорила мне мама…»       И в этот момент Оками вдруг развернулся и в один прыжок исчез за деревьями так же бесшумно, как и появился. Лишь хвостом взмахнул на прощание.       А мёбу слегка хмыкнула, улыбнувшись одними только уголками губ, и поглядела на синоби чуть насмешливо.       — Ну проходи уж, коли пришёл, — сказала она, отодвигаясь и пропуская его внутрь пещеры. — Коня на улице не оставляй.       Неуверенно качнувшись вперед, Сатоши сделал первые несколько шагов, чуть выдохнул. Взгляд янтарных глаз кицунэ не отпускал, внимательно наблюдая за каждым его движением, и это отнюдь не помогало расслабиться. Слегка нервно и неловко он протиснулся мимо неё в пещеру, ведя в поводу такого же настороженного коня. Саврасый явно старался понять, что не так с этой женщиной, которая выглядит как женщина, но ощущается по-другому… Сатоши потрепал его по загривку понимающе. Эх, жаль что с ним нельзя было настроить мысленную связь как с Оками…       — Привяжи здесь, — раздался спокойный голос из темноты сзади. — И проходи греться.       — Благодарю тебя, — молодой синоби изобразил вежливый поклон куда-то в темноту и принялся привязывать коня в ведущем в пещеру коридоре.       Проигнорировав его любезности, пятихвостая мёбу прошла внутрь и принялась прилаживать чугунный котелок над костром. Проследовав за нею, Сатоши настороженно присел на краешек лежащего у костра бревна, оглядываясь вокруг. Пещера была довольно большой, сухой и тёплой. Неподалеку было сооружено нехитрое лежбище из еловых веток, покрытых одеялом, рядом валялось походное снаряжение и кое-какие съестные припасы.       — Голоден? — спросила пятихвостая кицунэ, проследив за его взглядом.       — Нет, — замотал головою Сатоши, протягивая руки к огню. — Благодарю… — он замялся, не зная как к ней правильно обратиться.       — Ношико, — коротко представилась она.       — Сатоши, — отозвался он, не имея на этот раз намерений лгать.       — Ну, рассказывай, зачем искал меня, Сатоши, — мёбу мимолётно махнула рукою в сторону огня, и костерок немедленно стал разгораться ярче. — Раз знаешь, кто я.       — Ну… у меня тут проблемка есть, — чувствуя странную неловкость, выдавил Сатоши. — Сама, поди, видишь…       — Да вижу уж, — хмыкнула она, усаживаясь напротив него и неодобрительно глядя на нечто над его головою. — Сколько ж вас таких по свету бродит…       — Да четверо всего, — почему-то оправдываясь, стал объяснять Сатоши. — Это всё проклятый Хромой колдун виноват…       — Нет, — беспощадно отрезала мёбу. — Не он. Ногицунэ ваша по глупости контракт заключила, а вас теперь всех последствия погубят.       — Послушай, она хотела как лучше, — нервничая, затараторил Сатоши. — Она готова была собой пожертвовать ради нас, страшные вещи пережила…       — Не оправдывай предо мною ногицунэ, — холодно оборвала его Ношико. — Ещё один из клана Наито.       Видя, как блеснули внутренним пламенем гнева её янтарные глаза, Сатоши замолчал, предпочитая не провоцировать незнакомое пока могущественное существо. Она повозилась, пошарила в заплечной сумке, извлекла обёрнутые в тряпицы сушёные травы, резким жестом кинула в закипевшую воду. Над котелком взвился тонкий приятный аромат лесных трав. Постепенно успокоившись, Ношико вновь оборотила взор на молодого синоби.       — Так чего же ты хочешь от меня всё же? — спросила задумчиво.       — Помощи пришел просить, — смущаясь, ответил Сатоши. — Говорят, что ты защитница. Что людей оберегаешь. Знаешь ведь, Кама-Итачи придут убить меня, а одному мне с такой силою не справиться. Кто поблизости в этот момент окажется — тоже пострадать может. Помоги, Ношико… А взамен проси чего хочешь.       Янтарная кицунэ поморщилась, мешая в котелке травы.       — Я платы не беру, — проворчала недовольно. — И чужие ошибки исправлять не нанимаюсь.       — Ну вот он я, здесь, — нахлынувшее отчаяние вернуло Сатоши частичку былой дерзости. — Уходить не собираюсь, не за тем искал тебя так долго. И что станешь делать? Глядеть, как они на куски меня порвут?       Глядя на него с изумлением, Ношико скептически изогнула бровь.       — А самоуверенности тебе не занимать, синоби, — усмехнувшись, заметила она. — Ну а что если просто выгоню тебя?       — Тогда будешь знать, что могла спасти меня, а вместо того смерть моя будет на твоей совести, — раззадорившись заявил Сатоши.       Почти смеясь уже, кицунэ глядела на него с неподдельным интересом.       — Это неслыханно, клянусь Богинею, — фыркнула она, покачав головою. — До чего же все-таки странные люди эту ногицунэ окружают… Ладно уж, не харахорься так, Сатоши из клана Наито. Помогу я тебе. Оками за тебя слово молвил.       — Правда поможешь? — неверяще выдохнул Сатоши. Он уж было готовился к тому, что мёбу самолично прибьет его прямо здесь и сейчас за дерзость.       — Куда деваться, — хмыкнула она, наливая отвар из котла в жестяную кружку. — Ох, свалилось же вас всех на мою голову… Сколько ночей не спал, признавайся?       — Одну… может быть две… — неуверенно помявшись, Сатоши наконец обрел твёрдость голоса. — Спасибо тебе, Ношико. Я не забуду этого.       — М-гм, если выживешь, — пробубнила она в задумчивости и протянута ему кружку. — Пей вот. Лесные травы помогут восстановить силы. А после спать ложись. Оками ушёл, и теперь твои когтистые «друзья» медлить не станут.       — Значит, неверны были мои догадки, — проговорил Сатоши, принимая из её рук горячий напиток. — Я старался следовать за тобой. Полагал, штормовые горностаи твоего присутствия боятся.       Кинув на него мимолетный изучающий взгляд, янтарная кицунэ налила и себе травяной отвар. Лёгкий пар вился над котелком, заполняя пространство терпким, густым запахом.       — Меня не испугаются, — спокойно сказала она. — Я такой же ёкай, как и они.       — А Оками получается… нечто большее?       — Нечто большее, — кивнула Ношико, но вдаваться в подробности не стала.       Проявляя чудеса деликатности, Сатоши огромным усилием воли заставил себя не допытываться о природе разных там могущественных существ, дабы не докучать той, на чью помощь рассчитывал. Повертел в руках кружку, осторожно отхлебнул горячий напиток. Вкус немедленно напомнил ему пропитанный запахом целебных трав домик дедушки Чонгана.       — Почему же тогда он ушёл… — пробормотал синоби задумчиво, чувствуя как тело согревается изнутри и начинают потихоньку расслабляться задеревеневшие мышцы.       — Именно поэтому, — отозвалась кицунэ. — Пока он рядом, Кама-Итачи не приблизились бы. А тебе ведь нужно эту проблему решать, а не вечно бегать от неё.       Сатоши слабо кивнул, чувствуя как тихо подкрадывается на мягких лапах сладкая дрёма, туманя разум. Ношико рывком поднялась, подхватила нагинату.       — Допивай отвар и ложись спать, — сказала, направляясь в сторону выхода. — Силы тебе понадобятся. Чую, вечером нас ждёт буря.