Гнев лишает разума. Бьёт он в самое сердце. Мудрость живет в покое. Нодзава Сэцуко
Свист ветра за спиною постепенно стихал, уносясь к горизонту — туда, где далёкие вспышки молний изредка сверкали средь низких туч, на краткий миг озаряя промокший лес неестественным белёсым светом. Снаружи шелестел по листьям назойливый моросящий дождь, но в обширной пещере, казалось, разом смолкли все звуки, оставив после себя звенящую в ушах тишину. Мэй застыла, чувствуя как дыхание останавливается в груди. Вмиг потемневшие глаза пятихвостой мёбу смотрели на неё в упор, и взгляд их был острее клинка нагинаты, которую она сжимала в руках. — Отпусти ребёнка, — в её низком, спокойном голосе явственно прозвучало предостережение. — И отойди на два шага. Нервно сглотнув липкий ком в горле, Мэй с трудом стряхнула болезненное оцепенение и осторожно, стараясь не делать лишних движений, спустила девочку на пол. Медленно сделала шаг в сторону. Она не решилась ничего сказать, опасаясь дрожью голоса выдать своё волнение. Но малышка Асуна, напуганная появлением незнакомых людей, нисколько не желала остаться без покровительства красивой госпожи — единственной, кому она сейчас доверяла. Поэтому, немедленно захныкав, девочка вновь потянулась к Мэй, уцепившись маленькими пальчиками за подол её кимоно. Глаза янтарной кицунэ сузились, пальцы, сжимавшие оружие, побелели от напряжения. Готовится, поняла Мэй. Если решит, что это необходимо, закончит всё одним резким, молниеносным ударом. Воображение тут же нарисовало жуткие картины — отточенное длинное лезвие легко пробьёт ничем не защищённую грудь и пронзит сердце насквозь, омывая горячей кровью холодный клинок нагинаты… В руках Мэй на этот раз не было боевого веера. Ей нечем было отразить смертельный удар, и в магическом состязании против пятихвостой кицунэ ей тоже не выстоять, это очевидно. А в янтарных глазах мёбу с каждым мгновением всё яснее читался приговор. Бледнея, Мэй хаотичными движениями пыталась оттолкнуть от себя льнущую к ней девочку, уберечь хотя бы её. Однако маленькая Асуна, не понимая что происходит, с каждым мгновением плакала всё громче, не желая отходить. — Кадзу, забери её, — умоляюще прошептала Мэй, не в силах оторвать взор от тлеющих жгучим пламенем глаз мёбу. — Уведи её… Но вместо этого она внезапно увидела прямо перед собою его напряжённую спину. Привыкший сражаться из тени, постоянно перемещаясь по полю боя и атакуя неожиданно, сейчас синоби встал неподвижно, словно скала, заслоняя собою Мэй от горящего взора янтарной кицунэ. Рядом что-то торопливо говорил Сатоши, обходя костёр в попытке переместиться ближе к Кадзу и встать рядом с ним. Мёбу едва заметно усмехнулась, ничуть не удивлённая стремлению синоби защитить ногицунэ, но эта смешанная с горечью насмешка почему-то больно ранила нечто в душе Мэй, нечто сокровенное и неожиданно очень важное для неё самой. Первая и единственная кицунэ, встреченная ею на жизненном пути, олицетворение добра и света, самоотверженная защитница — так вот какой она видит Мэй? Грязной манипуляторшей, использующей в своих целях доверчивых людей… детей? Внутренняя боль внезапно придала сил. Мэй шагнула вперёд, её ладонь легла на плечо Кадзу, сжала твёрдо, уверенно. Синоби чуть повернул голову в её сторону, не отпуская взглядом неподвижно замершую напротив мёбу. — Кадзу, возьми девочку и отойди в сторону, — окрепший голос Мэй был пронизан настойчивостью, так же как и решительный взгляд. — Сделай, как я говорю, прошу тебя. Доверься мне. Синоби обернулся, взглянул на неё — прямо, пронзительно. Мэй могла лишь догадываться, какая буря эмоций бушует нынче у него в душе, и каких усилий стоит ему сейчас исполнить её просьбу, зная, что спустя мгновение он, возможно, увидит смерть той, которую поклялся защищать. Но в глубине своей запятнанной тьмою души, девушка всё ещё понимала, что именно так правильно поступить. Несмотря на риск. Несколько невыносимо-долгих мгновений Кадзу смотрел ей в глаза. Он видел там всё, Мэй это знала. Её боль, её страх, её безрассудную отвагу, готовность пожертвовать собою и скребущегося внутри тёмного зверя, воющего от желания вырваться наружу. Этому человеку не нужно было объяснять про ту борьбу, что она вела сама с собою каждый день, ведь каждый день он был рядом, и его колкие глаза смотрели ей прямо в душу. Эта внутренняя борьба была ему слишком хорошо знакома. Будто бы случайно встретившийся ей у постоялого двора «Белая цапля», Кадзу стал её судьбою, ненароком войдя в изломанную несчастьями жизнь и навсегда в ней оставшись. Он помог ей найти себя заново, был рядом и в моменты когда она, оступившись, падала в пропасть, и когда собирала себя заново по кусочкам. Он принимал её любой и всегда давал возможность самой делать выбор. Они оба, кажется, и не заметили, когда стали так привычно делить одну жизнь на двоих. А сейчас — Мэй просила. Просила очень о многом. Но отказать означало бы предать негласно установившееся между ними доверие. Предать веру в неё. Кадзу на миг прикрыл глаза. Если это прощание, то пусть оно не будет омрачено разочарованием. Он тихо коснулся лбом её лба, и… отошел в сторону. Подхватив на руки негодующую Асуну, молча отступил вглубь коридора, остановившись неподалёку. Выражение лица пятихвостой кицунэ будто бы слегка изменилось. Дрогнуло, качнувшись, острие нагинаты, направленное в грудь Мэй. Та лишь медленно подняла вверх руки, демонстрируя отсутствие оружия. — Если так уверена — бей, — сказала спокойно, и только сквозившая в голосе горечь выдавала переполняющую душу обречённую печаль. — Как видишь, я безоружна. Не прикрываюсь ребёнком, не держу людей в заложниках. — Так почему же они следуют за тобою? — сурово спросила мёбу. — Полагаю, это их нужно спрашивать, — Мэй лишь плечами пожала и неловко улыбнулась, будто извиняясь. — Про некоторых из них я и вовсе не знала. Она бросила красноречивый взгляд на Сатоши. Кадзу тоже поглядел на него вопросительно. Молодой синоби замялся, придумывая, как бы всё объяснить покороче да половчее. Обычно находчивый и бойкий, при янтарной кицунэ даже он терялся и робел, не находя слов. Да и момент был самый неподходящий. Но тут в тёмном коридоре, ведущем к выходу, раздался шум и возня, каковую мог издавать только человек, задевавший своею катаною все углы и выступы на пути. — Кадзу? Мэй? Ну что тут у вас? — донёсся звучный голос из темноты, спугнув стайку летучих мышей, нашедших себе убежище среди скалистых сводов пещеры. Поморщившись, Сатоши лишь головою покачал, но Кадзу наоборот, немного приободрился. Скорей всего, ронин даёт знать о своём приближении намеренно, рассчитывая отвлечь своим появлением внимание злоумышленников, ежели вдруг таковые здесь имеются. Однако же, когда он выбрался из темноты на освещённое костром пространство, его взору предстала совершенно другая картина. — Ношико! — воскликнул он, первым делом замечая её, и лишь только потом — направленное в грудь Мэй лезвие нагинаты. Взгляд янтарной кицунэ скользнул в его направлении, будто бы молчаливо приветствуя, и тут же вернулся к цели, не теряя из виду ни малейшего движения Мэй, не упуская ни единого её вздоха. Мёбу сейчас находилась в меньшинстве, со всех сторон окружённая союзниками своей предполагаемой противницы, но не похоже было, чтобы её это хоть сколько-нибудь беспокоило. Уверенная в себе и готовая на всё, она не сдвинулась с места, не опустила оружие, да что там — даже не изменила выражения лица. — Что за безумие здесь творится? — воскликнул Масамунэ, взирая на неё укоризненно. — Не тем занимаетесь! С нами раненые люди — дети, старик и женщина, что носит ребёнка. Им нужна помощь! Своими сварами займётесь после. И он выступил вперёд, кладя руку на ладонь Ношико, напряжённо сжимавшую древко нагинаты. К удивлению Мэй, могущественная мёбу чуть опустила клинок, перевела взгляд на него, заглянула в глаза. — Раненные? — непонимающе переспросила она, будто бы пробуждаясь от странного древнего зова, что неудержимо приковывал её внимание к тёмной лисице. — С вами? — Да, — быстро кивнул Масамунэ. — Нас атаковали штормовые горностаи по дороге. Мы пытались помочь пострадавшим людям, хотели укрыться здесь. — Ох… — тихо выдохнул Сатоши. — Кажется, бедолаги пострадали из-за меня… Тащите их скорее сюда! Снаружи буря вот-вот разразится. — Сатоши? — удивился Масамунэ, наконец замечая молодого синоби. — Ты-то здесь откуда? — Он со мной, — коротко бросила мёбу внезапно. — С тобой?.. Что?.. — недоумение, отразившееся на лице Масамунэ, очевидно, немало позабавило Сатоши. Однако напряжённая ситуация не располагала к остротам. — Нужно поторапливаться! Люди истекают кровью, — Масамунэ тряхнул головою, не позволяя посторонним чувствам отвлечь себя. — Ты ведь врачевать умеешь? — оборотился он к Ношико, сосредоточенный и решительный. — В ваше странное время это наверняка сочтут древними способами… — скептически проворчала мёбу. — Но это поможет, да. Она с сомнением взглянула на ту, которую считала своей противницею. — Это она спасла их? — тихо спросила янтарная кицунэ у Масамунэ. — Она настояла, да, — кивнул тот. Настороженный, подозрительный… но слегка смягчившийся взгляд мёбу снова упёрся в Мэй, которая покорно стояла, по-прежнему не шелохнувшись. Наконец опустив острие нагинаты, мёбу стукнула ею о землю. Бросила неприязненно: — Всё равно не собиралась убивать безоружную. Бесчестно. — И прибавила сурово, обращаясь к Мэй: — Сегодня здесь будет серьёзный бой, ногицунэ. Я ожидала атаки штормовых горностаев, но сейчас чувствую — нападут не только они. Явится ещё и Гъюки, недостойный. Видела его вчера у озера неподалёку. Он труслив, поэтому любит объединяться с другими кровожадными ёкаями. К тому же вода — его стихия, а штормовые горностаи несут с собою ливень и бурю. Битва будет нелёгкой. Если ты действительно желаешь спасти этих людей и искупить часть своей вины, то можешь попытаться, ногицунэ. Наши разногласия решим позже. «Разногласия». Так вот как это называется, когда тебе хотят перерезать глотку и забыть о твоём имени, подумала Мэй. Но вслух сказала: — Я готова. Коротко кивнув, мёбу не стала больше тратить на пустые разговоры время. — Отведите меня к раненым, — скомандовала она. Разношёрстная компания двинулась к выходу, строго распределившись в определённом порядке. Чувствовавший себя свободнее других, Сатоши пошёл впереди, неся пред собою извлечённую из костра горящую головешку вместо факела. Мёбу, идя рядом, лишь скептически приподняла бровь, глядя на это нелепое изобретение человечества. Масамунэ старался держаться поближе, в то же время оставаясь между нею и Мэй. А та, забрав хнычущую Асуну у Кадзу, шла последней, устало взирая на попытки синоби полностью закрыть её собою. Снаружи всё так же накрапывал мелкий назойливый дождик. Серый мир вокруг сделался мокрым и безрадостным. На выходе из пещеры мёбу вдруг остановилась на мгновение, сосредоточенно оглядела размытый горизонт. — Времени у нас до заката, — определила она. — Оками отогнал врагов ненадолго. — Кто?.. — осторожно поинтересовалась Мэй сзади. — Сатоши просветит тебя, — бросила пятихвостая кицунэ не оборачиваясь. — Если успеет. Мэй в недоумении взглянула на молодого синоби. Неловко улыбнувшись, тот поспешил вперёд, сбегая от непонятного разговора. Мёбу, бряцая доспехами, последовала за ним. — Ну хвала духам! — услышали они неподалёку голос Сино-Одори, заслышавшей шаги. — Я было решила, что вас всех Нарака пожрала в той пещере, и больше вы уж не вернё… Ой… Ёкай испуганно зажала рот руками, завидев вышедшую следом за Сатоши пятихвостую кицунэ. Она молчала, побледнев, когда мёбу деловито приблизилась, и, не обращая на неё ни малейшего внимания, принялась тщательно осматривать раненных. Только огромные, расширившиеся от страха глаза смотрели неверяще. Наконец, найдя, видимо, в себе силы оторвать взгляд от янтарной мёбу, ёкай в огромном изумлении посмотрела на Мэй, всем своим видом выражая немой вопрос. — Всё хорошо, Сино-Одори, — тихо сказала Мэй. — Не нужно бояться. Судя по всему, её подругу это ничуть не успокоило. По раскрасневшемуся лицу Сино было видно — её того и гляди разорвёт от возмущения и любопытства. Отчаянно жестикулируя, она подавала Мэй всяческие знаки и едва не задела пропитанную кровью ткань, которой была накрыта спина лежащей рядом с нею женщины. — Прекрати дёргаться, ёкай, — досадливо бросила мёбу, не отрываясь от своего занятия. — Никому ты здесь не интересна. — Ё-ёкай? — подал голос сидящий подле жены мужчина. — Ты сказала — ёкай, добрейшая госпожа? Бросив беглый взгляд на Сино-Одори, мёбу саркастично улыбнулась, совсем как Сатоши, и развела руками: — Гляди-ка, кому-то всё-таки интересна. Наслаждайся. И пока несчастный мужчина донимал Сино-Одори расспросами, Мэй, покрепче прижав к себе начинавшую дремать девочку, только головою покачала сокрушённо. Знали бы эти несчастные крестьяне в каком водовороте сверхъестественных сил им довелось нынче оказаться — пожалуй, прокляли бы её навеки. Что ж. Ей не привыкать. Общими усилиями они перетащили раненых в пещеру, благо места внутри хватило всем, даже лошадям. Мёбу немедленно принялась за врачевание ран — доставала из походной сумки какие-то лекарственные травы, быстро перетирала их меж плоскими камнями и залепляла раны клейкой зелёной кашицей, туго перетягивая сверху чистыми бинтами. Масамунэ возился рядом, помогая ей. Казалось, оба они были слишком сосредоточены, для того чтобы говорить, но вместе с тем повисшее между ними молчание было наполнено странной неловкостью невысказанных слов и незаданных вопросов. Осторожно поглядывая в сторону мёбу, Сино-Одори занялась вознёй с любимыми лошадками, а Мэй в самом отдалённом уголке укладывала Асуну и её брата спать. Девочка была ещё слишком мала, чтобы понимать весь ужас происходящего, а вот её брат долго не мог успокоиться. Не желая показывать слабость, мальчишка храбрился и не плакал, только дрожал мелкой нервной дрожью, не в состоянии заснуть. Видя, что все при деле, Сатоши удовлетворённо уселся у угасающего костра и принялся было вновь беспечно хлебать свой суп, как вдруг рядом оказался Кадзу. — Какого демона, Сатоши?! — зашипел он, хватая друга за шкирку. — Тебя-то как сюда занесло, везучего? — Кадзу… да отпусти ты! — молодой синоби закашлялся, поперхнувшись супом. — Это долгая история… — А мы и не спешим, хитроумный, — Кадзу заставил его подвинуться, настойчиво усаживаясь рядом, и сунул ему в руки почти пустую миску. — Заперты здесь, пока чудовища не придут по наши головы, забыл? Сатоши недовольно поёрзал, устраиваясь поудобнее, брезгливо отряхнул испачканную супом одежду. — У меня всё было под контролем, — прошептал он возмущённо. — У нас с Ношико был план! Это тебе следовало держать свою тёмную подальше… — Что сказал? — тихо и угрожающе ощетинился Кадзу. — У вас? С кем? С нею? — Тише, пожалуйста, — попросила Мэй, подходя к ним. — Детей спать уложила. Синоби насупились, словно два воробья, сидящих рядом на ветке. Сатоши, тихо ворча себе под нос, протянул руки к гаснущему огню. Решив, что раненым людям не помешает высушить одежду да прогреть тело после уличной сырости, Кадзу принялся оглядываться в поисках дров для костра, но так и не нашёл их. — Почему хвороста не заготовили, беспечные? — немедленно возмутился он. — Ночь впереди. — В своём уме? Забыл, кто здесь хозяйничает? — огрызнулся Сатоши, красноречиво указав взглядом в сторону янтарной мёбу. — Думаешь, ей хворост нужен для пламени? — Вам холодно? — слабо подала голос Мэй. — У меня вся кожа горит и пылает, будто сейчас волдырями ожогов покроется… Немедленно встав, Кадзу подошёл к ней, взял её руку в свою, подержал. Нахмурился, тронул лоб. — Да у тебя жар! — воскликнул он. — Не сгорит, — раздалась рядом спокойное. Мёбу, неведомо как оказавшись рядом с ними, подсела к костру. Её огненное сияние ослепляло, воздух вокруг дрожал так, будто бы искривлялось само пространство. Мэй подозревала, что видит… нет, ощущает исходящую от пятихвостой лисицы силу лишь она, и может быть ещё Сино-Одори. Но только её одну свет служительницы Богини Инари жжёт так сильно, так нестерпимо. Потупив взор, Мэй хотела было сделать шаг назад, отойти, оставить их одних… Но усилием воли подавила в себе желание отступить в тень, уползти, скуля, и спрятаться в родной для себя извечной тьме. Или же наоборот, сделать шаг вперёд, раскрывая свою истинную мощь, и дать отпор — в полную силу, заполоняя всё пространство мраком, вырывающимся из глубин её собственной души, дабы потушить всякий огонёк, несущий надежду. Но вместо этого она смирилась, не сдвинулась с места под пылающим взором янтарных глаз мёбу, и осталась собою. Всего лишь собою — просто Мэй. Так мало для кого-то. Так много для неё. Спокойный взмах руки янтарной лисицы — и пламя взметнулось, заревело, моментально разгораясь в костре и освещая обширную пещеру. Хоть мёбу в сторону Мэй вовсе и не глядела, девушка постоянно ощущала на себе её внимание. Будто бы и в самом деле, будучи полными противоположностями, они были неразрывно связаны друг с другом незримыми нитями. Разговор сам собою затих. Подошедший ронин подозрительно оглядел всех присутствующих, нахмурился. Вокруг костра расползалось во все стороны напряжённое молчание. Лишь вдалеке у стены тихо стонала раненая женщина в объятиях мужа. — Почему я не чувствую в тебе силу тьмы? — спросила мёбу без предисловий, и собравшимся не нужно было объяснять, к кому был обращён сей вопрос. Нервно теребя шёлковую ленту на поясе, Мэй нерешительно сделала небольшой шаг вперёд. Кто бы знал, как трудно ей стоять под пристальным взором этих янтарных глаз, как сами собою слабеют колени, как начинают дрожать пальцы и немеет язык… С трудом разлепив вмиг пересохшие губы, Мэй ответила тихо, не поднимая головы: — Потому что я сдерживаю её внутри себя, госпожа. — Постоянно? — неверяще уточнила мёбу. — Да. — Мэй едва заметно кивнула. — Каждый день. — Как тебе удаётся это? — Впервые она услышала в стальном голосе пятихвостой кицунэ нотки заинтересованности. — Я знаю, что тьма есть внутри тебя, великая тьма. Но она будто… пламя заключённое в кристалле? Горит, но не греет. И вырваться не может. Задумавшись, Мэй опасливо заглянула в глубины своей души — в те тёмные её уголки, которые обычно старалась не ворошить. Действительно, всё так. Пожалуй, сравнение с огнём было наиболее понятно для янтарной кицунэ, хотя возьмись Мэй сама описывать происходящее внутри неё… Что ж, вышло бы отнюдь не столь поэтично. — Я долго практиковалась в искусстве сдерживать себя, — попыталась объяснить она. — Такао хорошо обучил меня. — Ну да, ваш маг, — фыркнула мёбу недоверчиво. — Который решил, будто способен превратить тьму во свет. Уже открыв было рот, Мэй почти решилась возразить ей, защищая Такао, но вовремя одёрнула себя. Взявшись спорить с таким могущественным существом можно лишь убедить её в своей собственной глупости. Уж не говоря о том, что пятисотлетнюю кицунэ надлежало почитать и уважать, как старшую. Поэтому Мэй только покорно склонила голову, умолкая. Мёбу же о чём-то сосредоточенно размышляла, казалось, потеряв к ней всякий интерес. — Враги придут с наступлением темноты, — вдруг отрывисто проговорила она и в её руках крутанулась, свистнув, нагината. Кадзу дёрнулся, но острие угрожающего оружия упёрлось в землю, выводя чёткие линии. — С востока. Принесут с собою дождь и бурю. Укрывшись среди потоков воды, к нам попытается подобраться Гъюки. Скверно. — Что именно? — сосредоточенно спросил Масамунэ, глядя на начертанный острием нагинаты на земле краткий план. — Помимо очевидного… Едва заметно поморщившись, мёбу отвела взгляд, констатировала с неудовольствием: — Моя сила основана на могуществе огня. Мне предстоит противостоять водной стихии. Вероятно, сражаться под ливневым дождём. А ваш старый знакомый, Гъюки, и вовсе для огня слабо уязвим. Поэтому — будет сложно. — Но ты не одна, — ронин выступил вперед, решительно кладя ладонь на рукоять катаны. Мёбу подняла на него задумчивый взгляд, и отблесками пламени в её глазах проступило неожиданное тепло. — Знать бы, хорошо ли это, — сказала она задумчиво, и Мэй вновь опустила голову, ощутив болезненный укол вины, хоть и не была уверена, что слова огненной лисицы нынче относятся к ней. — Вас здесь трое, с метками смерти над головою. Включая тебя, Масамунэ. А позади вас — раненые люди, дети… — И мы здесь как крысы в ловушке, Ношико, — проворчал по привычке Сатоши, но тут же спохватился: — Если позволишь сказать… Она кивнула, понимая. И резко поднялась, решительно стукнув нагинатою. — Я отступать не намерена, — голос мёбу отвердел, вспоров воздух незыблемой решимостью принятого решения. — Но из вас никого не держу. Все вольны уйти сейчас. Даже ты, ногицунэ. Мэй вздрогнула, хаотичные мысли заметались в панике, сталкиваясь друг с другом. «Что это? Почему? Неужели она больше опасается, что я стану угрозою в решающий момент, чем ожидает от меня помощи? Конечно… у неё нет причин мне доверять. Но Боги… Она ставит спасение человеческих жизней превыше неприязни, что по всей видимости, испытывает ко мне…» Так болезненно и тоскливо заныло в груди, вгрызаясь в сердце ледяными зубами — давно забытое чувство одиночества. Кадзу помог развеять его на долгое время, благодаря его постоянному присутствию и поддержке она почти поверила, что может жить дальше. Но шрамы всё ещё кровоточили где-то глубоко внутри, и моментально вскрылись, стоило дать им повод. Никому не нужное дитя, сирота потерявшая родителей — ты прожила свою жизнь словно бы свеча на ветру, не зная, где найти укрытие и пристанище, когда злые ветра судьбы били нещадно, норовя сбить с ног. Ты безмолвно кричала, но никто не слышал, и теперь воспоминаниям об одиночестве в этом мире не исчезнуть просто так. Не побороть эти мысли, и глубоко засевшее внутри чувство не забыть даже сквозь года. Всю жизнь ты металась в поисках себя, без наставления, без путеводной звезды, без роду и племени, без теплоты материнских рук. Навеки своя среди чужих, чужая среди своих… Навеки лишённая шанса стать тою, кем рождена была. Янтарная мёбу сияла прямо перед нею в своей спокойной, величественной красоте, олицетворяя всё то, чем Мэй хотела стать когда-то, воплощая своей жизнью всё то, к чему она так долго шла. Но увы, дорога привела её к обрыву, и едва не сорвавшись вниз, теперь каждый день она глядит в тёмную и бездонную пропасть, отчаянно цепляясь за её край, кровоточащими руками… Внезапно так сильно, удушающе захотелось, чтобы Ношико хоть раз посмотрела на неё по-настоящему, чтобы увидела её душу, чтобы поверила хоть на миг! Но нет. Мэй знала, и знала очень хорошо — доверие в этом мире нужно заслужить. Не рискуя поднять головы, дабы не наткнуться вновь на враждебный взгляд пятихвостой кицунэ, Мэй медленно сделала шаг вперёд, позволив слепящему сиянию жечь её — если так было нужно. — Нет, — тихо, но непоколебимо произнесла она, глядя в пол. — Я не уйду. Я буду сражаться за тех кто мне дорог. До конца. На несколько мгновений воцарилась пугающая тишина. Пытаясь скрыть волнение своего смятённого сердца, Мэй с трудом сдерживала частое и нервное дыхание. Она чувствовала на себе пристальный, изучающий взгляд мёбу, но нестерпимый жар, выжигавший пламенным огнём её кожу, будто бы начал понемногу стихать. «Видя своё отражение в янтарных глазах, я только теперь понимаю, насколько оступаться в этом мире может быть опасно. Боясь быть обычной, я неустанно трудилась для того, чтобы стать живым произведением искусства. И только теперь, глядя на себя её глазами, я осознаю, насколько это было ничтожно и жалко — стремиться к внешнему совершенству ради того, чтобы произвести впечатление на других. Былая жизнь разрушилась, разлетевшись на куски пёстрой мозайкою, и я осталась один на один с жестокостью этого мира. Прошлое стало мучением, но быть может, мне нужно было пройти через подобное?» — Мы все останемся, — подал вдруг голос Кадзу, разрывая затянувшуюся тишину напряжения между ними. Мэй украдкой взглянула на него с благодарностью. Уже понимала — это неспроста. Невероятно чуткий и как всегда преданный, Кадзу намеренно сейчас отвлекал пятихвостую кицунэ, переключая её внимание на себя, мешая взгляду пылающих глаз мёбу и дальше пронизывать Мэй насквозь. Он один видел метания её растерзанной души, он один понимал, как его милой лисице нелегко сейчас. В столкновении таких могущественных противоборствующих сил он мало что мог, но продолжал пытаться всё равно, невзначай давая Мэй почувствовать — всё же она не одна. И никогда уже одна не будет. Это придавало сил, прогоняя прочь мрачные мысли. Сияющая огненная кицунэ обернулась к нему, не спеша и пристально рассмотрела — и его, и ярко горящую метку смерти над его головою. Кадзу смело встретил её взгляд, не тая ничего, без стеснения отвечая ей дерзкой колкостью тёмных глаз. — Что проку с тебя, синоби, что ходит по краю смерти? — бросила пятихвостая мёбу, но напускное пренебрежение её голоса не могло скрыть пропитавшую эти слова горечь. — Гъюки уже выпил почти всю твою жизненную силу, и скоро явится, чтобы пожрать опустошённое тело. — Отлично. Пусть приходит и попробует, — едко процедил Кадзу и зло усмехнулся, словно бы в лицо самой судьбе. — Может, ещё смогу удивить его, уродливого. Да и тебя заодно. Последние слова прозвучали с неприкрытым вызовом. Кадзу гордо вскинул голову, словно бы нарочно проверяя прочность самообладания янтарной мёбу, и в буквальном смысле играя с огнём. Сатоши тихо шикнул что-то ему на ухо, непроизвольно хватая за рукав. Но пятихвостая кицунэ лишь печально усмехнулась в ответ и отрицательно покачала головою: — Если желаешь остаться здесь сегодня — будешь делать так, как я скажу. А именно: держаться вдали от битвы и оставаться в безопасности. Кадзу стиснул зубы, колючие глаза синоби зло блеснули. Но Сатоши всё ещё удерживал его за руку, продолжая настойчиво что-то шептать. — … да не спорь ты, Кадзу, — услышала Мэй обрывки фразы. — В первый раз, что ли? Улыбайся и кивай, потом всё равно по-своему сделаем… Мэй устало прикрыла глаза рукою. Если это расслышала она, то пятихвостая мёбу это слышит и подавно. Но та лишь вздохнула и пояснила Кадзу терпеливо: — Неужели не понимаешь? Ты и себя не спасёшь, и других опасности подвергнешь. — Прости их, Ношико, — внезапно выступил вперёд Масамунэ, своим нарочито громким голосом вмиг обрывая начинавшуюся перепалку. — Иногда они слишком увлекаются порывами чувств, отказываясь следовать голосу разума, — от Мэй не укрылся его выразительный взгляд, брошенный в сторону Кадзу. — Нельзя не признать, что среди нас всех у тебя неизмеримо больше опыта, знаний и навыков борьбы с магическими существами. Мы последуем за тобою, каким бы ни был твой план. Мёбу обернулась к нему, и выражение её лица тут же смягчилось. Лёгкая улыбка обозначила очаровательные ямочки на щеках, на миг делая её похожей на озорную девчонку. Мэй и сама не заметила, как тоже улыбнулась, глядя на неё. Очевидно, когда-то суровая воительница и ревностная служительница Богини Инари была беззаботным, хитрым и игривым лисёнком. Когда-то. Давным-давно. — Мы их обманем, — спокойно сказала Ношико.***
Когда планы были составлены и роли распределены, все разбрелись по разным углам пещеры, готовясь — каждый по-своему. Напряжённая до предела, Мэй ощущала дрожь в каждой частичке своего тела. Вихрь мыслей, буря противоречивых чувств и намерений почти лишили её способности соображать. Новое столкновение с пятихвостой мёбу заставило девушку испытать шквал эмоций — от тревоги и страха, до трепета и восхищения. И если к первому она была готова, то второе застало её совершенно врасплох. Тёмное, кровожадное чудовище внутри неё выло и рвало когтями стены своей клетки, корчась в удушающем ужасе от осознания смертельной опасности, находившейся прямо рядом с ним. Оно вопило и стонало, жаждая вырваться на свободу, чтобы защитить себя. Какой ценою? Ему не важно. Оно чует кровь, кровь живых людей вокруг — она алеет красными пятнами, пачкая их одежду, она забирается в ноздри манящими запахами, она шепчет неясными обещаниями силы, искушая, застилая красным взор… Стало трудно дышать. Пошатнувшись, Мэй с трудом втянула ртом воздух. На её плечо тут же легла заботливая рука. Ей не нужно было оборачиваться, чтобы знать, кому она принадлежала. С момента неожиданной встречи с мёбу в этой пещере, Кадзу не терял её из поля зрения ни на миг. Но сейчас… — Душно — Проговорила Мэй, слабо улыбнувшись ему. — Выйду глотнуть свежего воздуха. Из пещеры ни шагу не сделаю, не сомневайся. Пару мгновений синоби пристально вглядывался в её лицо. Затем кивнул молча. Сжимавшая её плечо рука разжалась, с мимолётной нежностью погладила по спине и ускользнула прочь. Мэй смотрела, как он вернулся к костру, о чём-то коротко переговариваясь с Сатоши. Кадзу всегда умел дать ей возможность побыть одной, когда это было так необходимо. Стараясь не шуметь, девушка направилась к выходу из пещеры, миновала длинный коридор, плавно уходивший вверх, и остановилась на входе, вдохнув наконец полной грудью пропитанный свежестью лесной воздух. В голове немного прояснилось, мысли потекли плавно, словно очистившаяся от ила река. Да, помимо инстинктивного ужаса перед пятихвостой мёбу, она обнаружила в себе и совершенно другие чувства. Неведомую тоску, желание проявить себя, что-то доказать… странное ощущение близости. «Первая кицунэ, встреченная мною в жизни, — растерянно думала Мэй. — Единственная моего рода, кого я знаю. Привыкнув жить среди людей, я стала выглядеть как они, считать себя одной из них… Запретила себе задумываться, о том, что я другая. Но вот я вижу её — величественное, безупречное воплощение кицунэ — и чувствую что-то необъяснимое. Что-то… родное. Чувствует ли и она нечто похожее?» О нет, спросить мёбу о подобном было бы просто немыслимой дерзостью. Или самоубийственной глупостью. Мэй внезапно тихо улыбнулась. Несмотря на ужас беснующегося внутри чудовища, она способна была испытывать и абсолютно другого рода чувства по отношению к пятихвостой кицунэ. А это значит — зверь внутри не определяет её. Вдали, над лесом, молния сверкающей трещиною расколола горизонт. Следом донёсся отдалённый раскат грома. Вырванная из своих мыслей, Мэй внимательно оглядела небеса. Вокруг царили наполненные шёпотом моросящего дождя сумерки, но с востока надвигалась огромная туча в пол неба, тяжёлая и тёмная, несущая в себе немыслимые массы воды. Суля неотвратимую беду, она двигалась в их направлении и, казалось, не было на свете силы, способной остановить её. Воздух насыщался запахом противостояния земли и неба, невидимая даль была рядом, всё было рядом: и звуки, и тишина, и память, и действительность. Стоя на выходе из пещеры, Мэй молча смотрела на приближающуюся бурю, и почти физически ощущала надвигающуюся угрозу в спёртом воздухе. Сердце часто стучало, беспощадно терзаемое болезненной тревогою — здесь, в пещере за её спиною сейчас были все, кто ей дорог. Все ли из них переживут предстоящую ночь? Переживёт ли её она сама? Неожиданный порыв заставил девушку нащупать привязанный к поясу мешочек. Она извлекла на свет драгоценный медальон с удивительного оттенка фиолетовым камнем. Мерцали матовым блеском таинственные блики, отражаясь в нём, маня неразгаданной тайною. На обратной его стороне было выгравировано иероглифами простое слово — Мэй. Её имя. Кицунэ внезапно крепко зажала медальон в руке, прижимая к груди. Острые края врезались в ладонь, но она не замечала. — Мама… — едва слышно шепнули дрогнувшие губы. Бесшумное движение рядом — она почувствовала лишь как едва заметно всколыхнулся воздух. Рядом с нею молча встала пятихвостая мёбу, всё ещё необъяснимо пугая величием своего присутствия, но жара, сжигавшего прежде кожу, уже не чувствовалось вовсе. Она не глядела на Мэй — её задумчиво поблёскивавшие глаза были так же обращены к быстро темнеющим небесам. Помолчали. — Кем была твоя мать? — спросила вдруг Ношико отстранённо. «Она слышала. — поняла Мэй. — Даже пребывая в человеческом обличии, сохраняет обострённый слух лисы… Что ещё? Инстинкты, чутьё? Зрение уж точно…» Оборвав беспорядочные размышления, она слегка склонила голову: — Её звали Морико. Мне не довелось её узнать. Она умерла, спасая мою жизнь. Невозмутимое лицо пятихвостой мёбу едва уловимо изменилось. Что это? Печаль? — Сожалею, — произнесла она коротко. — Я не знала её. Óни? — Да. Догнали у реки близ небольшой деревеньки, Аогавары. Матери едва удалось спасти меня, укрыв в человеческом теле. — Аогавара, — повторила Ношико задумчиво. — Знаю те места. И знаю, куда вела её дорога. Похоже, твоя мать бежала, пытаясь найти спасение в нашем Храме. Укрыться вместе с ребёнком. Жаль, не успела. Осталась бы жива сама, да и с тобой не произошло бы подобного… Она нахмурилась, опуская голову. Суровые складки пролегли в уголках плотно сжатых губ. Мэй догадывалась, что за мысли её одолели нынче. Неравная борьба длиною почти в два десятка лет и множество убитых кицунэ… Как много их было? Сотни? Быть может, тысячи? В памяти стоящей рядом с нею пятисотлетней кицунэ всё ещё оставались их лица, их имена… Сколько не повторяй себе, что невозможно спасти всех, боль утраты всё равно остается с тобою навсегда. Повинуясь внезапному порыву, Мэй протянула ей руку, разжав пальцы. В сумерках на ладони поблёскивал бесценный медальон. — Вот всё, что от неё осталось, — только и смогла выговорить. Мёбу бросила на изысканное украшение мимолётный взгляд, не отвлекаясь от своих мрачных размышлений. Но необычная вещица зацепила её внимание. Она взглянула ещё раз, пристальнее. А затем и вовсе взяла медальон из рук Мэй, рассматривая необычный камень. На лице проступило удивление, недоумение… будто бы не веря своим глазам, она вертела изящную вещицу в руках так и эдак. Ничего не понимая, Мэй с беспокойством глядела на неё. — Это… досталось тебе от матери? — ещё раз уточнила мёбу. — Не от отца? — Я не знала своего отца, — грустно сказала Мэй. — Меня вырастил кузнец. Этот медальон — единственное, что было при мне, когда он нашёл меня. Так что, я думаю да, это от матери. Ношико тихонько хмыкнула, глядя как слабые блики света играют на гранях удивительного камня. Затем молча передала медальон Мэй. И впервые открыто взглянула ей прямо в глаза. Этот взгляд… пронзительный, мудрый, понимающий. Он проникал, казалось, в самые глубины души. И в этот раз в нём было ещё больше печали, чем прежде. — Госпожа?.. — в растерянности спросила Мэй, но янтарная кицунэ уже отвернулась. — Сегодня бой будет кровавым, — сказала та изменившимся голосом. — Ты пожелала встать рядом со мною в этом бою. Не передумала? — Нет. — Без колебаний ответила Мэй. — Я сделаю всё, что от меня требуется. — Если ударишь мне в спину, ногицунэ… — Этого не будет. — Мэй решительно мотнула головою. — Даю слово. — Так уверена, что способна сдержать чудовище внутри себя? Вместо ответа Мэй достала из-за пояса данный Кадзу короткий нож, извлекла его из ножен. Прямое лезвие, словно бы обрубленное на конце, странно манило. В другой руке девушки появился пузырек с остатками яда, которым пользуются куноити — подарок Сатоши. Ни слова не говоря, Мэй аккуратно нанесла тонкий слой зеленоватой жидкости на острие, наблюдая, как густые капли медленно сбегают по лезвию. — Помнишь ли, что я сказала при нашей первой встрече? — глаза девушки в наступающей темноте блеснули пронзительно и серьёзно. Ношико молча кивнула, внимательно наблюдая. — Такао рассказывал… — Мэй запнулась, но лишь на миг. Набрала в грудь побольше воздуху: — Рассказывал, что кицунэ убивают себя, чтобы не дать тьме завладеть своей душою. — Дзигай. — Спокойно произнесла янтарная мёбу. В этот момент яркая вспышка молнии осветила мир вокруг жутковатым, мерцающим светом. — Иногда достойная смерть важнее, чем долгая жизнь. — Одного пореза будет достаточно, чтобы убить меня, — сказала Мэй указывая на нож и смутно удивляясь своему ровному голосу. — Если я пойму, что не справляюсь с тьмой, то сделаю это сама. И она решительно убрала нож в ножны, спрятала его за поясом. Добавила твёрдо, уверенно: — Возможно, я не жила, как кицунэ. Но позволь мне хотя бы умереть, как кицунэ. Пятихвостая мёбу подняла на неё глаза. Смотрела долго, пристально… Мэй замерла, заставив себя не отводить взгляд, несмотря на то, что выдерживать это было тяжело, больно, почти невыносимо. Пальцы онемели, колени стали ватными, дыхание перехватывало. Она перестала слышать шум ветра, шелест мелкого дождя в кронах деревьев, далёкие раскаты грома. Мгновения проносились мимо, невыносимо долгие в этой звенящей тишине. Я немею под твоим взглядом, теряя слова. Ты глядишь, прожигая насквозь мою душу, но увидишь ли ты её? Я знаю, ты слышишь, как безумно моё сердце колотится встревоженной птицею, готовое выскочить из груди. Ты чувствуешь, как бурлит моя кровь, предвкушая приближение битвы. Да, я напугана, я почти в ужасе… но я не отступлю. Я знаю, что должна пройти это испытание. — Хорошо. — услышала она спокойное. — У тебя будет только один шанс. И, отвернувшись, мёбу молча исчезла в тёмном проходе пещеры, оставив Мэй в одиночестве. Дрожащей рукою нащупав холодный камень, девушка оперлась о стену, кое-как выдыхая. Робкой радостью пульсировала в груди надежда, холодным оцепенением сковывал внутренности страх… Но превыше и несоизмеримо важнее всего этого была твёрдая, непоколебимая решимость — сдержать данное слово. Во что бы то ни стало. Тем временем вокруг ещё больше потемнело. Небо метало молнии, гром сотрясал небеса, грозя обрушить их на землю, порывы ветра трепали полы одежды, швыряли в лицо мелкие брызги дождя. Мэй почти не удивилась, когда от стены отделилась тёмная фигура, неслышно приблизилась. На плечи легли тёплые руки. — Кадзу… — прошептала она, вдыхая такой знакомый запах осенних листьев. — Ты был рядом? — Всегда, — отозвался синоби. — Ты же не думаешь, что можешь остаться незамеченным для пятихвостой мёбу? — Мэй безотчётно улыбнулась, чувствуя его тёплое дыхание над ухом. — Не думаю, — она почувствовала насмешку в его голосе. — А ещё не думаю, что ей сейчас есть до меня дело, чуткая. Он прижал Мэй к себе, обнимая сзади. Сразу стало теплее. Вместе они смотрели на надвигающиеся тучи. — Значит, ты слышал, — проговорила девушка и светлая печаль тронула её сердце. Вместо ответа она почувствовала, как рука Кадзу нашла её руку, легонько сжала. — Зачем? — только и спросил он. — Потому что так правильно поступить, — ответила Мэй, прижимаясь виском к его щеке и прикрывая глаза. — Я должна это сделать. Должна напрячь все силы, чтобы собрать мой мир воедино и вернуть ту себя, которую я утратила. Должна победить Гъюки, навсегда избавив тебя от проклятия, в котором я же и виновата. Я сделаю это для нас обоих, я обязана. Даже если это погубит меня. Ведь если не справлюсь, то мне незачем жить всё равно. Так обними же меня крепче, прежде чем я рискну всем, в последний раз, попытавшись отстоять правду. Мягко развернув девушку к себе, Кадзу заглянул ей в глаза. Не пряча печаль за фальшивой улыбкою или подчёркнутой невозмутимостью, Мэй посмотрела на самого близкого для неё человека, так, как могла себе позволить смотреть только на него — с полным доверием и искренностью. Кадзу лишь горько усмехнулся. Да, конечно же он всё понимал, однако от этого понимания не становилось легче. Молча взяв её руки в свои ладони он поднёс их к губам, согревая тёплым дыханием заледеневшие пальцы. Она вдруг заметила, что в своих переживаниях давно уже перестала чувствовать холод и сырость, даже не осознавая, насколько замерзла. Тёплое дыхание Кадзу успокаивало, заставляя немного расслабить напряжённые мышцы и успокоить мысли. Постепенно приходя в себя, Мэй почувствовала, как он легонько поцеловал её ладони. — Считаешь это ошибкой? — рассеянно спросила она, наслаждаясь его мимолётной лаской. — Считаю, что таких, как ты, я никогда не встречал, — тихо прошелестел он, обнимая её. — И я верю в тебя, Мэй. Но если тухло пойдёт… Девушка отстранилась, вскинув на него растерянные глаза. — Значит мы рядом в последний раз. — Подытожил он, вновь привлекая её к себе. — Так что не забывай дышать этой ночью, ведь эта ночь — всё что у нас есть, чтобы сказать «Прощай!» Мэй молча содрогнулась в его объятиях. Идти навстречу смерти и больно и страшно, но она не позволила страху поколебать свою решимость. Ведь жить в страхе — тяжелее вдвойне. Спрятав лицо на груди у Кадзу, она прислушивалась к тому, как слабо бьётся его сердце. Жизнь утекала из некогда сильного тела синоби с каждым новым ударом… Мэй не нужно было поднимать глаз, чтобы знать — метка смерти над его головою пылает кровавым пламенем в надвигающемся сумраке. Видеть её — ежедневная пытка, которая становится всё невыносимее. А где-то там, прячась среди потоков надвигающегося дождя, таится коварный враг, выжидая своего часа. Она судорожно вздохнула. Только бы судьба не отобрала у неё любимого человека! Я не могу жить так больше, я не хочу быть причиной этого… На протяжении всей моей жизни, пытаясь поступать правильно, я каждый раз, кажется, делаю только хуже. Жизнь смеётся надо мною, она крутит меня как куклу на веревке, играет со мной, как с марионеткой. Неприятности следуют за мною по пятам, стремясь отнять самого дорогого мне человека. Он больше чем просто мужчина, и это не просто любовь — благодаря ему я дышу. Но каждый раз, когда я смотрю на него, я вижу, как частичка его умирает. Я не хочу причинять себе невыносимую боль, и не хочу отнимать у него жизнь. Я не хочу быть убийцею… не убивая. Повинуясь внезапному порыву, Мэй прижалась лбом к щеке Кадзу, чувствуя такое родное прикосновение его кожи. Прикрыв глаза она отдалась сладкому чувству, что нарастало в груди, и подалась вперед, прильнув к Кадзу всем телом. Нашла губами его губы и тот час же они приоткрылись ей навстречу. Мэй замерла на миг, почувствовав вкус его дыхания. Руки Кадзу сомкнулись вокруг её талии словно хотели удержать, не дать мимолётному счастью ускользнуть из его объятий. Уверенное, чувственное прикосновение губ… Он разжигал в ней нежность, капля за каплей, капля за капелью, словно в сладком сне. Мэй затрепетала, растворяясь в блаженстве единения двух душ, что так жаждали чувствовать друг друга. Все мысли и проблемы разом улетучились, оставаясь где-то далеко, за пеленою дождя. Каждый их поцелуй — отдельная история, и каждый раз они проживали её, будто впервые. Это момент, когда время останавливается, окружающий мир исчезает, и только двое людей остаются в своем собственном мире, полном волнующих чувств. Это краткое погружение в истинную гармонию и близость с другим человеком. И в этой неповторимой истории кажется, что никогда не сможешь оторваться от удивительной мелодии поцелуя, которая так красива и искренна. Но ослепительная вспышка молнии вдруг озарила небо прямо над их головами, а следом грянул гром, с грохотом раскалывая мир пополам. Близко. Совсем рядом. Чёрные тучи порвались, и на землю хлынули потоки дождя, бесцеремонно возвращая двух влюблённых в реальность. Мэй опустила голову. Миг их надрывного, безысходного счастья на краю бездны был таким мимолетным, таким коротким, что у неё едва хватило сил вернуться к жестокой действительности. — Буря близко, — с тоскою проговорила девушка. Кадзу кивнул, нежно провёл рукою по её чуть мокрым волосам, убрав со лба непослушные пряди. — Пойдём внутрь. — Сказал он. — Промокнешь, смелая. И, бережно приобняв девушку за плечи, Кадзу повёл её вниз по ведущему в пещеру коридору — туда, где виднелось тёплое мерцание пламени костра и слышались приглушённые голоса собравшихся вокруг него людей. Когда они приблизились, Мэй в последний раз нежно улыбнулась синоби, на миг сжала его руку, благодаря за бесценные моменты близости, понимания, утешения… И, становясь вновь собранной и серьёзной, тихо скользнула внутрь, стараясь никого не потревожить. Без сомнения, появление Мэй не осталось незамеченным. Бросив взгляд в глубину пещеры, она увидела Ношико, сидящую подле костра. Внимательные глаза пятихвостой кицунэ задержались на Мэй лишь на краткое мгновение, отмечая её возвращение, и тут же взгляд их безразлично ускользнул прочь. Освещённая пламенем, она будто бы странным образом притягивала его — причудливо танцуя, огонь чуть выгибался, стремясь ей навстречу, горел ярче, то и дело выстреливая вверх снопы искр. Подле неё сидел Масамунэ. Эти двое о чём-то тихо переговаривались между собою, но слова их заглушал треск углей костра. Однако же бросаемые ими друг на друга, будто бы невзначай, взгляды, и мимолётные неловкие улыбки немного озадачили Мэй. Поглощённая тревогами о Кадзу, она не нашла времени, дабы толком расспросить Масамунэ о его собственных впечатлениях от встречи с пятихвостой лисицею, и теперь об этом жалела. Всегда безукоризненно благородный, ронин, конечно же, не имел причин враждовать с защитницею-мёбу, тем более что оба они делали одно и то же дело — защищали людей от зла, каждый по-своему. Мэй непроизвольно поёжилась, осознавая — тем самым злом для мёбу сейчас была она. Не позволяя дурным мыслям взять над собою верх, девушка поспешила пройти мимо костра, направляясь в дальний уголок, где она заприметила Сино-Одори, робко присевшую на край устроенного здесь ложа. Рядом стоял Сатоши, усиленно изображавший беззаботность в попытке развлечь жительницу пещер шутками и разговорами. Ёкай и в самом деле выглядела немного веселей, хотя явно была всё ещё настороже, несколько настороженно жуя выданную ей Сатоши лепешку. Её пытливые глаза то и дело с опаскою поглядывали в сторону сидящей в отдалении мёбу. Мэй осторожно присела рядом с нею, легонько тронула подругу за руку. — Ты как? — спросила обеспокоенно. — Ничего, — кивнула та в ответ. — Сейчас поедим и жизнь совсем веселее станет. Хочешь? Она с готовностью протянула Мэй остатки лепёшки. Та лишь покачала головою, улыбнувшись привычной непосредственности Сино-Одори. — Как раненные? — спросила Мэй, указывая взглядом в самый дальний угол, где в темноте устроились вымотанные люди, тесно сгрудившись всей семьёй на расстеленных покрывалах. — Спят. — Коротко ответил Сатоши. — Натерпелись. Он слегка нахмурился, и тень вины промелькнула на его обычно беззаботном лице. Мэй взглянула с пониманием. Ей очень хорошо знаком был этот взгляд — отражение тоскливого чувства, которое и сама она носила в груди уже очень долго. «Не вини себя, Сатоши. Я, и только я всему причина…» — с горечью подумала она. Слова утешения уже готовы были сорваться с языка, как вдруг Сино-Одори схватила её за руку, придвинулась ближе, зашептала: — Мёбу велела нам напоить крестьян сонным чаем. Дала травяной отвар, сказала — будут спать крепко и быстро восстановят силы. Надеюсь, до утра никто не помрёт… — Я тоже, Сино-Одори, — задумчиво проговорила Мэй, глядя на Кадзу. — Я тоже. Как всегда внимательная, ёкай проследила за её взглядом, потом подняла глаза на Сатоши и, наконец, в нерешительности поглядела на пятихвостую кицунэ, всё так же сидящую у костра. Весело пляшущие языки пламени освещали красивые черты её лица, играли беспорядочными бликами на каштановых волосах, придавая им чарующий медный оттенок, отражались огнём в янтарных глазах. — Как думаешь, Мэй, — вновь зашептала Сино-Одори, не в силах оторвать от неё взгляд, — мёбу уже передумала нас убивать? Вместо ответа Мэй лишь слегка пожала плечами. Кто может знать, что на уме у этого могущественного и древнего существа? Что ещё предписывает воительнице её Кодекс? — Никто не станет убивать тебя, Сино, — встрял в разговор Сатоши. — Незачем. А вот насчет Мэй я что-то не уверен… Возмущённо зашипев, Сино-Одори ткнула его в бок сложенным веером. Сатоши только руками развёл, глядя на Мэй с непривычным сочувствием. Так же как и Кадзу, молодой синоби не стал приукрашивать реальность и утешать её ложными надеждами. Как ни странно, Мэй давно уже научилась это ценить. В этот момент снаружи громыхнуло так, что содрогнулось даже массивное тело горы над их головами, а с потолка посыпалась мелкая пыль. Кони заволновались, вскидывая головы и нервно перебирая на месте тонкими ногами. Пятихвостая мёбу огляделась вокруг и уверенно поднялась, подхватывая нагинату. Полные спокойной решимости глаза оборотились к Мэй. — Пора, — только и сказала она. Горло тут же стиснуло невидимою рукою страха. Резко стало не хватать воздуха, сердце подпрыгнуло, забившись в груди словно испуганный зверек в тесной клетке, но Мэй немедленно поднялась и сделала шаг навстречу Ношико. Она очень хотела, чтобы это вышло уверенно и смело, но ставшие ватными ноги подгибались, слушаясь плохо. «Чего я так боюсь? — лихорадочно думала Мэй, пытаясь взять себя в руки. — Предстоящего сражения? Или пятихвостой мёбу, рядом с которой мне предстоит это сражение провести? Нет, это что-то другое…» Она заставила себя медленно вдохнуть и выдохнуть, успокаивая внутреннее волнение. Надеясь, что этого никто не заметил, гордо выпрямилась и пошла следом за Ношико, уже направлявшейся к выходу. Масамунэ тоже поднялся, кладя ладонь на рукоять катаны, поймал её взгляд, ободряюще улыбнулся. Он единственный из всех людей отправлялся с ними. — Масамунэ! — окликнул его вдруг Кадзу. Мэй вздрогнула, поражённая суровостью его тона. Обычно колкий и саркастичный, Кадзу предпочитал не называть ронина по имени, привычно награждая его самыми разными прозвищами — поначалу язвительными, а в последнее время всё больше шутливыми. Сейчас же его голос был предельно серьёзен. Обернувшись к нему, Масамунэ встретил напряженный взгляд пронзительных глаз синоби. Понимая всё без слов, ронин склонил голову, едва заметно кивая. — Не беспокойся, — так же серьёзно ответил он, и добавил, посмотрев на Мэй. — Я всё сделаю. Осознавая, как сложно приходится сейчас Кадзу, Мэй, раздираемая на части тревогами и волнением, быстро подошла к нему, обняла порывисто, прижавшись на миг всем телом. Она чувствовала на себе взгляды присутствующих, но сейчас ей было всё равно. В голове билась, болезненно пульсируя, одна лишь мысль — «А что, если в последний раз?» Кадзу ласково провёл рукою по черным волосам девушки, бережно приподнял её подбородок, заставляя взглянуть ему в глаза. Мэй чувствовала, что его взгляд проникает в самую её душу, словно сквозь волшебное зеркало, оставляя неизгладимый след, и понимала — вне зависимости от того, что принесет им сегодняшняя ночь, этот миг запечатлится в её памяти навсегда. В глазах Кадзу скрывалась глубина, которую она пыталась осознать уже так долго, в них отражалось не только её лицо, но и вся его жизнь. Все радости, печали, победы и поражения — всё это светилось в его глазах, создавая картины, которые ни словом, ни красками описать было невозможно. Этот пронзительный взгляд словно пробудил в ней некую скрытую силу — Нервничаешь, — сказал Кадзу так тихо, что слышать могла только она одна. — Дыши ровнее. Помни, кто ты. И возвращайся ко мне. Он вложил в её руку сверкающий острыми шипами боевой веер — её верное оружие. Глаза предательски защипало. Не желая показывать слабость перед всеми, Мэй прерывисто вздохнула и отступила на пару шагов, нервно поправляя волосы. И только сейчас заметила, что из темноты ведущего к выходу коридора на неё внимательно смотрит Ношико. Лицо её оставалось невозмутимым, но в глазах стояла странная задумчивость и… печаль? Она не прерывала их прощания и не торопила, несмотря на приближающуюся опасность. Просто наблюдала. Чувствуя крайнее смущение и вину, Мэй, сжав в руках боевой веер, поспешила следом за Масамунэ к выходу, оставив синоби в пещере вместе с остальными. Это было непростым решением для всех них, но Ношико настояла, чтобы те, кто был избран целью явившихся сегодня ночью злобных ёкаев, оставались в пещере, не вступая в бой. Сино-Одори должна была позаботиться о раненых людях, а задачей Масамунэ было защищать вход во что бы то ни стало. В остальном же всё зависело от двух лисиц, в молчании шагавших сейчас бок о бок. Одна из них была воплощением света, а другая — порождением тьмы. Но обе они в этот момент хотели одного и того же — защитить тех, кто остался позади. Чем ближе к выходу, тем громче становился шум дождя, а раскаты грома, казалось, потрясали земную твердь до самых глубин Нараки. Солнце давно уже село, и непроглядная тёмная ночь встретила их сплошной стеною дождя. В лицо пахнуло влажной свежестью — пропитанный сыростью воздух был словно бы пронизан звенящим напряжением. Вдалеке зловеще блеснула молния, осветив на краткое мгновение чёрно-белый пейзаж. Сразу же насторожившаяся, Ношико крутанула в руке нагинату, и, обменявшись короткими взглядами с Масамунэ, без колебаний шагнула под неистовые потоки дождя, выходя на открытое пространство перед пещерою. Собираясь с духом, Мэй крепко сжала в руках свой стальной веер. Острые грани впились в ладони. Боль вывела её из странного внутреннего оцепенения, разогнала туманящие разум мысли, заставила кровь быстрей бежать по венам. Она приказала себе собраться. Слишком многое было поставлено на карту, и Мэй не могла позволить себе сейчас оплошать. Расправив плечи, она уверенно шагнула вслед за мёбу. Стоя на обломках прошлого, ты так боишься заглянуть за грань неизвестности, глядя на то, как вода с небес заливает мир вокруг. Обернувшись, ты видишь тёмный след ошибок, крадущийся по твоим следам, и ощущаешь тяжесть прошлых неудач на своих плечах. Сердце бьется страшными ударами, а на душе сквозит тревога, словно неразрушимый печальный призрак, не знающий покоя. В этом жестоком и переменчивом мире, каждый шаг вперед — рискованное приключение, грозящее обернуться ужасом новых потерь, каждое решение — камень, который падает в бездонную пропасть неизвестности. Но всё же ты делаешь шаг вперёд, принимая вызов судьбы, чтобы попытаться её исправить.