Мальчик-красавчик

Сидя на пассажирском сидении красной ламборгини, Лёша пусто смотрел вперёд, на полном серьезе размышляя о том, что вылететь через лобовое стекло сейчас было бы куда предпочтительнее, чем эта гнетущая и слишком многозначительная тишина в салоне. Но как назло, проклятущий Гречкин вел машину безупречно и даже тормозил почти на каждом красном светофоре, а потому увернуться от неизбежных расспросов таким хитрым образом явно не вариант. Макаров тяжело вздохнул и несильно приложился виском о стекло пассажирской двери. Рядом хмыкнул водитель машины. — Не то чтоб лезть в жизнь отца это мое любимое занятие, но… — в голосе Кирилла звучала не то насмешка, не то интерес, пока он молча оглянул юношу с ног до головы. Лёша дёрнул ногой в дешевых кедах и, сложив руки на груди, сдул с лица непослушную прядку волос. — Я же не спрашиваю, какого чёрта ты вообще делаешь рядом с моей сестрой? — огрызнулся он, с вызовом глядя на Кирилла. Не то чтоб Лёше настолько не нравился Гречки-младший, но молва шла о нём исключительно дурная, и бежала впереди самого носителя на многие и многие километры вперед. Юноша тихо цокнул и откинулся на удобное сидение. Конечно не ему говорить о дурных отношениях, особенно указывать на это собственной сестре, когда он в последнее время ведет себя немного по-свински. Вот и сегодня: забегался с учебой, подработкой, а потом Всеволод… телефон разрядился, а время в один момент перестало иметь хоть какой-либо смысл. Если бы не Кирилл… сестра убила бы его прямо на пороге, как только увидела, а Игорь, с полного одобрения каждого из их теплой компании, торжественно нацепил бы на ногу электронный браслет и выкинул бы ключ. Лёша любил своих друзей, что были для него, как и для сестры, семьей. Разумовский с Волковым, непохожие на столько же, как и схожи до дрожи, чудесная Юля Пчёлкина, что училась с Олегом на ин.язе из чистой привередливости и симпатичного учителя итальянского. Ради него она пару лет назад и перевелась с журфака, хотя характер рыжей проныры не изменился ни на йоту, и маленькая Пчёлка, все ещё состоящая в штате университетского СМИ, наводила дрожь и ужас для всех преподавателей, своими статьями и расследованиями (за что уже несколько раз была почти что исключена, но каким-то чудом и СМИ, и Пчёлкина, все ещё оставались на месте). С Димой Дубиным у Лёши с Настей были очень теплые отношения — первым с ним познакомился Макаров, конечно же отбившийся от своей группы в первые дни студенчества и заблудившийся в одном из многих коридоров. Дубин тогда, нагруженный тубусами для бумаг, влетел в него из-за поворота. Конечно, после этого последовало падение, извинения, очарованный взгляд студента второго курса декоративно-прикладного искусства Димы Дубина и предложение: «а можно я тебя нарисую? Пожалуйста, мне очень не хватает модели!». Лёша был не против знакомства и предложения, все равно на пару они к тому моменту безбожно опоздали, а потому не сговариваясь, решили продолжить общение в университетском кафе. С тёх пор рисунок Димы аккуратно висел над рабочим столом дома, а Макаров при необходимости помогал художнику, став любимой «моделью». Обычно они собирались на квартире у Грома, куда Дубин имел полный доступ (а ещё запасной ключ, свою подушку и зубную щетку), и, аккуратно сдвинув от окна майорские бумаги, принимались за работу. Дубину нравилось окно и то, какой оттуда падает свет, Лёше было честно все равно где сидеть, а Серёжа Разумовский (что учился на факультете истории искусств), восседал на потрёпанном диване и выступал в роли музы, вдохновения и сбежавшей статуи времен античности. Даже Макаров, далекий от всего эстетичного, признавал красоту Разумовского и искренне не понимал, почему Дубин не рисует его. На это Дима молча морщил нос, а Серёжа смеялся, но ни один не раскрывал своей тайны. Обычно все заканчивалось тем, что Гром приходил домой в обществе Волкова, с которым пересекался в зале для тренировок, и приносил с собой шаурму, а после этого каждый расходился по домам, чтобы встретиться на следующий день в коридорах университета. Разумовский и Волков всегда уходили вместе, а Лёша топал пешком, или катил на скейте, до дома или подработки, позволяя улочкам Питера целиком и полностью поглотить его и забрать лишние мысли. — Тоже верно, — просто пожал плечами Гречкин, вырвав из размышлений. И вроде бы выглядел он вполне себе невинно, но взгляд его плутовато блестел. Лёша едва подавил желание застонать в голос. Уж этот взгляд он знал очень и очень хорошо. — Но всё же… интересно. Интересно — не то слово. Если Лёшу когда-нибудь спросили, как он докатился до жизни такой, то он лучше бы сделал себе харакири и пал смертью храбрых, а не сгорал от стыда каждый раз от собственной глупости, что и привела его… к этому. В тот чертов вечер он и его одногруппники закрыли сессию, с вишенкой на торте в виде самого занудного преподавателя, который не считал студентов за людей и вряд ли вообще понимал человеческую речь, никогда не переключаясь со старческого бюрократического брюзжания о том, как испортилась нынешняя молодежь. В кошельках звенели остатки зарплаты, на календаре была дата Лёшиного дня рождения, а потому друзья, не долго думая, решили завалиться в один из самых крутых клубов, очевидно на волне пост-экзаменационного адреналина. Знал бы тогда Макаров, чем это обернется — в тот же день поклялся бы отречься от алкоголя. Но тогда рядом Лёши из будущего не было, а Лёша из прошлого решил слегка уйти в отрыв. В какой-то момент веселая атмосфера сменилась азартом в крови и желанием находить приключения на все возможные точки тела, а потому Дима — его одногруппник — решил затеять игру в «правду или желание». Сейчас Макаров уже даже не помнил, что был за вопрос, но отлично помнил, что на свою голову выбрал желание и уже через какое-то время уверенно шел в сторону богатенького «папика» (иначе и не скажешь) за боковым столиком. Будь Лёша чуть более трезвым, точно миллион раз подумал бы — а стоит ли игра свеч, когда этот самый «папик» только что и делал, что пожирал его взглядом на протяжении вечера, иногда уделяя внимание своему собеседнику. План был прост — подойти, обольстительно улыбнуться, наклониться как можно ближе и попросить прикурить. Ну и конечно же, Леша залажал на абсолютно каждом пункте этого простого плана. Видя перед своим, слегка затуманенным алкоголем взором, лишь цель и не замечая препятствий, Макаров, с грацией арктического крейсера, влетел в проходящего мимо официанта. Поднявшемуся грохоту тут же вторил раздраженный голос, подскочившего с места мужчины, и лепет официанта. Собеседник «папика», с яростными искрами в глазах стал вертеться по сторонам, в поисках виновника произошедшего. Пока официант пытался измениться и исправить происходящее, слегка протрезвевший на эмоциях Леша, сделал робкий шаг в сторону вовсе не ожидая, что тут же будет ухвачен за запястье. — Эй!.. — только успел воскликнуть он, как тут же оказался на чужих коленях, лицом к лицу с тем самым «папиком». Макаров подавился воздухом, когда ощутил на своей талии уверенную руку. — Ты в курсе сколько стоит эта рубашка, шлюшонок? Да ты за всю жизнь не расплатишься! Однако уже после этих слов перед глазами пролетела вся жизнь, с её тупыми мечтами о хорошем будущем и всякими начинаниями, а на руку на талии стало совершенно плевать. Лёша дернулся, чтобы встать, но его властно потянули назад и многозначительно заглянули в глаза, одними губами произнеся: «молчи». Вот Макаров и рухнул обратно, чуя под задницей чужие колени, и заткнулся в тряпочку. Разозленный до нельзя собеседник видел только лишь его напряженную спину, обтянутую в белую ткань дешевой рубахи. — Костик-Костик, не нервничай ты так, — расслабленно и со смешком протянул «папик». Он явно чувствовал себя спокойно, держа под контролем всю ситуацию и это, сваливая все на алкоголь в голове, чертовски… возбуждало? От его слегка хриплого глубокого голоса побежали мурашки, и Макаров в который раз проклял свою жизнь в целом. Надо было же так вляпаться? Ну правильно, давай ещё кончи у него здесь на коленях в добавок к прекрасному вечеру, и считай, что точно подтвердил звание «шлюшонка». — Да эта блядь, Всеволод… — вновь завёлся «Костик», но почти сразу же был прерван, а Лёша почему-то сделал себе пометку в голове запомнить имя. «Какое-то дурацкое» — постановил про себя Макаров, покатав имя на языке и задумчиво уставившись мужчине куда-то в изгиб шеи. Глаза категорически оттуда поднимать не хотелось, а потому он и залип на том, как под кожей бьется жилка, разгоняя очумительный аромат дорогого парфюма. Думать не хотелось, а вот выбраться из этой ситуации с минимальными потерями (для своей задницы в особенности) — очень даже да. — Рубашка и впрямь была дерьмовая. Так что не груби и не пугай мальчонку, он тебе считай репутацию спас. Подписывать контракт, пока ты в этом, я бы точно не стал, — Всеволод хмыкнул, а юноша прям спиной почуял, как настроение «Костика» поменялось после заветного слова «контракт». Он перестал взмахивать руками и проклинать все на нескольких языках (спасибо Юле за знание матершины на итальянском), мгновенно переключившись с злобного мажора в бизнесмена. — А сидел и выкобенивался перед кем, Гречкин? — «папик» усмехнулся и повёл по воздуху рукой, очевидно выражая неопределенность. — Скажем так, я пересмотрел некоторые пункты, — ответил он, а в голове у застывшего Макарова шевелились шестеренки, но знакомая фамилия все никак не хотела вспоминаться. Всеволод посмотрел куда-то вбок и махнул пальцами, подзывая кого-то. Из тени вышел хорошего сложения парень, затянутый в костюм, а по позвоночнику Лёши пробежался морозец, когда он явственно узрел на талии кобуру. — Саша, будь добр, проводи Константина Андреевича к Леночке, нужно привести нашего дорогого друга в порядок. Охранник коротко кивнул и указал «Костику» путь. — Вернешься — обсудим некоторые детали, Андреевич, — сказал Гречкин коллеге. Тот усмехнулся и, вкинув фразу про «более интересное времяпрепровождение», очевидно с «Леночкой», утопал в сторону коридорчиков, более не обратив на Лёшу внимания. Сам юноша был вполне доволен таким раскладом, почуяв, что как минимум одна проблема его миновала. Телохранитель, тем временем, встал обратно на своё место (почти абсолютно смешавшись с тенью, создаваемой колонной), что-то проговорив в наушник, всё ещё невероятно напрягая юношу своим присутствием. — Ну и что с тобой делать? — внезапно прозвучал голос, возле самого уха. Макаров почти подпрыгнул на месте, но опять-таки был остановлен руками на пояснице и хриплым смешком. — Резвый какой. Так что? Макаров стопроцентно покраснел — это он мог чувствовать так же хорошо, как и теплые ладони, ощущаемые даже сквозь ткань рубахи. Он поджал губы, борясь с желанием прикусить её, дабы не нахамить. От избытка стресса его язык становился помелом и он мог наломать ещё больших дров, чем до этого. Что делать-что делать? Хороший, блять, вопрос. Знать бы на него ответ! — Отпустить и забыть, как на счет этого? — ответил он, очевидно более резко, чем до этого хотел. Но отступать было уже некуда, потому Лёша решил топить себя до конца, теперь нагло уставившись прямо в глаза собеседнику. Сердце сбилось на мгновение, словно споткнувшись, а потом продолжило нестись галопом. — Или продолжите меня лапать? И вот тут Макаров уже мысленно попрощался с моей жизнью, решив, что охранник Саша будет милостив и просто пустит пулю в его маленькую, но временами такую тупую, голову. Но отступать было некуда, тем более что Всеволод Гречкин (серьезно, что за имя?) смотрел на него в ответ… улыбаясь? Нет, ну улыбкой это назвать было сложно, в голове всплывало что-то на подобии слова «оскал», но… — Всегда такой языкастый? — спросил он, слегка приблизившись. Лёша дёрнулся назад, я встряхнул головой, чтобы пряди на лице не мешались. — Только когда сижу на коленях у незнакомцев, — раздраженно буркнул Макаров, завороженно вслушиваясь в бархатный смех собеседника, что был ответом на его глупую попытку съязвить. — Мне нравится, — задумчиво ответил Гречкин, и взглядом обвел прошёлся по нему, явно оценивая. Он медленно, явно неосознанно, провёл кончиком языка по тонким губам и Лёша почувствовал очередные неприятности. Тонкие мужские пальцы прикоснулись к подбородку и направили вверх, отчего голова немного задралась назад, обнажая шею и россыпь родинок возле ключиц. — Хороший мальчик.        После этих слов в голове буквально завопила сирена и Макаров, уже вполне себе ощутимо начавший плавиться в руках собеседника. заставил себя включить мозг и отрубить все то, что ниже пояса (чёрт возьми, ему ведь понравилось!). Юноша вскочил с колен, зацепившись за ножку стула, но все-таки смог удержаться на ногах. — Аг-ага, — пробормотал он, и нервно растрепал себя волосы, отходя еще на шаг назад. — Спасибо, конечно, за помощь, но я пойду пожалуй… — на глаза попался бокал с едва начатым шампанским, в голове была паника, а в горле сухо, потому, долго не думая (очевидно этим вечером это было его кредо), юноша потянулся к нему рукой, но застыл. — Можно? Спасибо. Сделав один большой глоток, он уже развернулся, чтобы убраться от этой всезнающей улыбочки и глубокого взгляда куда подальше, но его догнал вопрос: — Как зовут то? И вот именно этот момент, Макаров, время от времени проклинал ещё больше, чем свою вечную неуклюжесть и «удачу», что преследовала его по жизни. Потому что он мог бы проигнорировать Гречкина, мог бы вкинуть рандомное имя, а потом смыться из этого клуба и больше никогда не вспоминать об этом вечере, но… этот вечер и так ознаменовался самым ёбнутым в его жизни, а потому он возьми и ляпни: — Лёша. И очевидно это стало началом очень странного пути. — Макаров, ты уснул что ли? — резкий голос Кирилла ворвался в голову совсем внезапно, отчего Лёша вздрогнул и все-таки саданулся головой о стекло. Очевидно, он и впрямь не заметил, как задремал за раздумьями о том, что его привело вот… сюда. В салон ламбы Гречкина-младшего, что забрал его буквально с колен своего отца и привез… — Мы уже дома? — Ага, — отозвался юноша, и обернулся к Лёше. — Надеюсь ты придумал, что врать своей сестрице, потому что она точно устроит тебе допрос. Очевидно папеньке придется поскучать несколько недель, когда тебя прикуют к кровати. Вы конечно может такое и практикуете, но… — О, Господи, заткнись уже, Гречкин! — в голос застонал Лёша и почти вывалился из машины, прихватив с собой рюкзак, чтобы не слышать ни слова более. В след ему донесся смех Кирилла. — Интересно, как часто ты это говоришь в постел… — Бля-я-я-я, завались! Единственным вариантом был побег, к которому он тут же и прибегнул, заходя в родную парадную. Гречкин, похихикивая, появился следом. Руки он засунул в карманы куртки, а на лицо нацепил одну из своих самых мерзостных ухмылочек. То, что эта коллекция «лицевых масок» у них семейное достояние, Макаров тоже успел убедиться и не раз. — А ты вообще зачем за мной идешь? — Сдаю прямо в руки. В следующий раз ты можешь оказаться где-то на Бали, так что во избежание побега, так сказать, конвоирую, — пожал плечами Кирилл. Лёша закатил глаза, и полез за своими ключами в карман, как вдруг входная дверь отворилась, и на пороге показалась Настя. Задёрганная, уставшая, с красными глазами, и абсолютно, чёрт возьми, в ярости. — Где ты, чёрт возьми, был?! — прошипела сестрица и, пару раз ударив Лёшу своей кофтой, (что она держала в руках, явно готовая идти на его поиски), затащила его внутрь квартиры, крепко обняв. — Хэй, — пристыженно пробормотал юноша, уткнувшись в родную макушку. — Прости, пожалуйста… — На цепь посажу, будешь знать! — буркнула она, отстраняясь. Взглядом, очевидно позаимствованным у Грома, быстро пробежалась по нему взглядом, вычисляя, всё ли так хорошо, как он показывает. — Так и знал, кис, что ты фанатка такого, — внезапно влез в разговор Гречкин, про которого брат с сестрой успели забыть. Настя переключилась на гостя, мгновенно просияв. Хоть она все ещё была усталой, и очевидно показательно закатила глаза на остроту однокурсника, она была искренне рада его видеть. Лёша был рад за сестру, честно. Но от мыслей про количество Гречкиных, что его окружает, у него по-настоящему заболела голова. Внезапно Кирилл посмотрел ему прямо в глаза, подмигнул и махнул рукой в сторону, мол «скрывайся», и Макаров не замедлил воспользоваться внезапной помощью. — Я в душ и спать, — скороговоркой пробормотал он, и, быстро поцеловав сестру в щеку, скрылся за дверьми ванной комнаты. — Мы с тобой утром поговорим, — пообещала ему Настя. Судя по голосу, разговор предстоял серьезный, но Лёша был к нему готов… Наверное? Макаров уставился на свое отражение в зеркале и закатил глаза, на багровеющий у ключицы засос. Чёртов Гречкин.