Исцеление любовью

- Думаю, на сегодня довольно! На вас уже и так лица нет, Северус! - заявляет Ферруччи и касается Омута памяти палочкой. Дамблдор тут же замолкает, и его высокая фигура втягивается обратно в чашу. - Я попрошу Франческу принести вам молока с медом, потом вы примете укрепляющее, и спать. «Лучшим лекарством для меня было бы сейчас зелье сна без сновидений», - думаю я. Однако покорно выпиваю молоко, а затем опустошаю фиал, который подносит к моим губам Ферруччи. Право, они с Франческой заботятся обо мне с такой искренностью, что мне становится даже неловко. За свою жизнь я редко удостаивался подобного тепла и чисто человеческого отношения. Исключение, пожалуй, составлял Дамблдор, но и он не делал этого бескорыстно. Я до самого последнего мгновения был необходим ему в его сложнейшей шахматной партии. Без меня — и я отлично это понимаю — все рухнуло бы. Впрочем, порой мне казалось, что Альбусом руководило чувство вины передо мной. Мы никогда не обсуждали мои школьные годы. Несмотря на то, что прошло уже много лет, я все еще предпочитал пореже касаться этой болезненной для меня темы. Я закрываю глаза, но вместо того, чтобы заснуть, принимаюсь размышлять о мотивах и поступках Альбуса. Его слова будят во мне целый сонм тягостных воспоминаний. Хотя, не скрою, мне приятно, что Альбус знал, как несправедлив был по отношению ко мне в те годы. Конечно, сделанного, а точнее не сделанного им теперь уже не исправить, но мою израненную душу согревает мысль, что он тоже это понимал и терзался угрызениями совести. От размышлений о наших сложных взаимоотношениях с Альбусом я незаметно перескакиваю к мыслям о Гарри. Мне до смерти хочется увидеть его лицо, убедиться, что он в полном порядке. Не представляю, каково ему сейчас приходится! Пройти через то, что прошел он в неполные восемнадцать лет и не сломаться, может только невероятно сильный человек. Гарри, несомненно, сильный, но после всего произошедшего ему потребуется поддержка близких людей. Надеюсь, Уизли и Грейнджер не бросят его, увлеченные собственным романом. Надеюсь, он не останется в одиночестве. Мне, разумеется, эгоистично не хочется, чтобы его прибрало к рукам семейство Уизли, но лучше они, чем никто. Я представляю Гарри повзрослевшего, располневшего, в окружении кучи рыжеволосых детишек, под руку с лучащейся самодовольством, вечно беременной Джиневрой Уизли, и мне становится не по себе. Я прекрасно понимаю, что не имею на Поттера никаких прав! В этом, как ни горько признавать, даже у девчонки Уизли передо мной явное преимущество! А впрочем, это явно к лучшему. Ведь если рассуждать здраво, отбросив в сторону столь не свойственную мне сентиментальность, что я могу дать Поттеру? Двадцать лет разницы в возрасте? Скверный характер, с годами сделавшийся еще невыносимее. Не слишком крепкое здоровье? Порядочно ли это — взвалить такой непосильный груз на плечи почти совсем еще мальчишки, ослепленного юношеской любовью ко мне? Однозначно нет! Я не смогу сделать его счастливым просто по одной, но очень веской причине: я не умею строить отношения. Никогда не пробовал и не желаю втягивать Гарри в этот сомнительный эксперимент. Но даже если допустить на минуту, что каким-то непостижимым образом у нас все получилось бы, надолго ли хватило бы Гарри терпения оставаться рядом со мной? А вдруг по прошествии нескольких лет он начнет заглядываться на людей гораздо моложе, симпатичнее, общительнее, чем я? А вдруг он поймет, что его юношеская любовь ко мне, внезапно возникшая в самые страшные и тревожные для него годы, вообще была плодом воображения и всплеска подростковых гормонов? Он осознает, что я никогда не смогу дать ему полноценную семью. Такую, которой у него никогда не было и о которой он наверняка мечтал. Он объяснит мне все это. Мучительно краснея, извинится за все и уйдет. И что тогда станет со мной?! Испытав в юности всю боль предательства, я понимаю, что просто не вынесу повторения этого. Самое лучшее для меня - постараться выкинуть Поттера и несбыточную любовь к нему из головы прямо сейчас, пока еще не стало слишком поздно. * * * Заснуть мне удается, лишь когда за окнами брезжит рассвет. Просыпаюсь около полудня — сеньор Ферруччи явно не приверженец строгого соблюдения режима и не беспокоит меня до тех пор, пока я не открою глаза. Уже через несколько минут после моего пробуждения заботливая Франческа появляется в комнате с подносом. На нем тарелка пюре — Мерлин, как же я соскучился по настоящей человеческой еде! - стакан молока и еще что-то. - Это панакота. Итальянский десерт, - поясняет она. - Он очень легкий. Джованни сказал, что вам можно. С первой же ложки пюре — а сегодня для разнообразия мне удается немного поесть самостоятельно - я понимаю: по сравнению с вчерашним днем улучшения налицо. Глотать все еще очень неприятно, но я уже не морщусь от боли каждый раз, когда пища попадает в горло. - Признайтесь, Франческа, - я отставляю тарелку и даю себе небольшой перерыв, - вы кладете в молоко не только мед? Мне кажется, от одних зелий не было бы такого ошеломительного эффекта. - Вы правы, - улыбается она, - у нас с Джованни разный подход к лечению. Он всецело полагается на зелья и магию, тогда как я больше верю в целебные травы. И они, как видите, помогают. - Еще как! - усмехаюсь я. - Сегодня я чувствую себя гораздо лучше. - Вот и замечательно! - ее лицо словно молодеет на несколько десятков лет. - Уверена, мы с Джованни скоро поставим вас на ноги. - Хотелось бы в это верить! Я уже и так достаточно злоупотребил вашим гостеприимством. - Глупости, дорогой! - отмахивается она от меня. - Вы пробудете здесь столько, сколько потребуется. Джованни не простит себе, если отпустит вас раньше, чем наступит полное выздоровление. Давайте я помогу вам доесть остальное. Она подсаживается ближе и берет тарелку в руки. Странно, сегодня я уже не ощущаю такого мучительного стыда от того, что меня кормят, словно маленького ребенка. Хотя что мне еще остается, кроме как смириться со своим положением и стараться поскорее поправиться? День тянется бесконечно. Ферруччи занят другими пациентами. Я предоставлен заботам его супруги и, несмотря на то, что она невероятно милая и добрая женщина, отчаянно скучаю. Вот если бы мне уже было позволено читать, я бы нашел чем развлечь себя. Но пока на это, как и на многое другое, строжайший запрет. Остается покорно лежать, смотреть в потолок, гадать, какие еще откровения услышу сегодня от Дамблдора, и изо всех сил пытаться не думать о Гарри. * * * Около пяти наконец появляется мой гостеприимный хозяин. - Простите, что покинул вас на целый день, Северус, - извиняется он с порога, - жена сообщила мне Патронусом, что вам уже лучше, а вот у двоих моих пациентов во Флоренции дела совсем не так хороши. Возраст, что поделаешь, - вздыхает он, очевидно, забыв, что и сам уже далеко не мальчик. - Давайте посмотрим, как у нас дела, - он несколько раз проводит вдоль моего тела волшебной палочкой и довольно потирает руки, - прекрасно, прекрасно! Такими темпами до конца недели я разрешу вам попробовать встать с постели. А пока попрошу Николо начать курс массажа — столь долгое лежание явно не пошло на пользу вашим мышцам. Их необходимо укрепить. - А когда?.. - я выразительно киваю на Омут памяти, который Ферруччи оставил на столе. - Вечером, Северус, все вечером, - строго говорит он. - Сейчас вам предстоит массаж и ванна. Ванна! С одной стороны я безмерно рад погрузиться в горячую воду: от бесконечных очищающих уже зудит кожа, а с другой — я пока явно не смогу принять ее самостоятельно. А значит, снова предстоит воспользоваться чужой помощью. Мерлин, как же это все... * * * Массаж и ванна действительно творят чудеса, и я уже не чувствую себя старой развалиной. А уж четверть бокала красного вина и восхитительный десерт — пока никак не получается запомнить его название — и вовсе возвращают меня к жизни. Настолько, что я даже не боюсь услышать продолжение исповеди Альбуса... - Как бы ни заботила меня судьба Северуса, а я действительно много думал об этом мальчике, с которым при моем попустительстве поступили так несправедливо и жестоко, - вновь звучит в комнате голос Альбуса, - у меня в тот момент были куда более тяжкие заботы, чем сердечные дела старшекурсников. Война с Риддлом постепенно набирала обороты. Участились нападения на магглов и магглорожденных волшебников. То, что раньше казалось цепью несчастных случаев, теперь выглядело, как задуманные заранее карательные акции. Так как Министерство магии, как тогда, так и сейчас, отличающееся косностью и узостью мышления, не торопилось вступать в борьбу с Риддлом и его уже хорошо сформировавшейся организацией, именуемой Пожиратели смерти, мне пришлось действовать самостоятельно. В созданный мной Орден Феникса вступали многие отважные и самоотверженные волшебники. К сожалению, большая часть из них не дожили до сегодняшнего дня... Даже такой человек, как я, не может охватить своим вниманием абсолютно все. Занимаясь делами Ордена, я упустил из виду нескольких старшекурсников со Слизерина. Эйвери, Мальсибер и, к моему огромному сожалению, Северус Снейп, примкнули к Темному Лорду, впоследствии приняв Черную метку Пожирателей смерти. Это был мой провал как педагога. Я знал о тяге этих мальчиков к Темной магии, но не сумел вовремя остановить их, не смог предложить им никакой альтернативы. Теперь, на пороге смерти, я вижу это еще яснее. А вот Мародеры, напротив, вступили в созданный мной Орден Феникса полным составом. Лили, к тому времени уже ставшая женой Джеймса, последовала за ним. Если в школьные годы неугомонная четверка создавала мне массу проблем, то теперь они стали настоящими воинами и, признаться, я очень гордился тем, что Сириус, Джеймс, Римус, Питер и Лили являлись выпускниками моего собственного факультета. Год, когда Северус окончил Хогвартс, ознаменовался несколькими кровавыми стычками с Пожирателями смерти. Теперь уже и Министерство открыто признало, что в магической Британии идет настоящая война. Главой Департамента магического правопорядка был тогда Бартемиус Крауч. Человек, к моему большому сожалению, зачастую предпочитавший действовать против Пожирателей смерти их же методами. Нередко открывая утром «Ежедневный пророк», я видел среди погибших имена своих бывших учеников. Имени Северуса, впрочем, там не было, и я решил, что Темный Лорд наверняка предпочитает использовать его выдающиеся таланты в области зельеварения. В конце концов, пушечного мяса у него было и так предостаточно. В начале 1980 года случилось событие, изменившее ход истории. После долгих сомнений я решил вновь ввести в Хогвартсе уроки Прорицания. На должность преподавателя мне порекомендовали Сибиллу Трелони — праправнучку знаменитой прорицательницы Кассандры Трелони. Сама Сибилла, правда, никакими особенными талантами не обладала, но не мог же я отказать ей от места, даже не переговорив с ней. Во время собеседования, которое проходило в трактире, принадлежавшем моему младшему брату Аберфорту, Сибилла внезапно изменилась в лице и заговорила странным, потусторонним голосом. - Грядёт тот, - сказала она, - у кого хватит могущества победить Тёмного Лорда... рождённый теми, кто трижды бросал ему вызов, рождённый на исходе седьмого месяца... В эту минуту в коридоре послышался шум, я распахнул дверь и увидел моего разгневанного брата, державшего за шиворот... Северуса Снейпа. - Этот крысеныш ошивался в коридоре, наверное, пытался подслушать, да я ему помешал, - произнес донельзя довольный собой Аберфорт, - может, задать ему трепку, а, Альбус? - Пусть идет! - приказал я. - Вряд ли он успел услышать нечто по-настоящему важное. - Дело твое, - удивился Аберфорт. Он чуть ли не пинками выгнал Северуса вон, а Сибилла тем временем повторяла как заведенная: Грядёт тот, у кого хватит могущества победить Тёмного Лорда... рождённый теми, кто трижды бросал ему вызов, рождённый на исходе седьмого месяца... и Тёмный Лорд отметит его как равного себе, но не будет знать всей его силы... И один из них должен погибнуть от руки другого, ибо ни один не может жить спокойно, пока жив другой... тот, кто достаточно могуществен, чтобы победить Тёмного Лорда, родится на исходе седьмого месяца... До сих пор я иногда горько сожалею о том, что не стер Северусу память о том вечере! Я ведь прекрасно знал, к кому он отправится с докладом о пророчестве, и догадывался о том, что скорее всего случится потом! - Дамблдор закрывает лицо руками и с минуту молчит. - Постойте! - Ферруччи касается омута палочкой. - Но ведь это и в самом деле абсурд! Дамблдор прекрасно знал, кому вы служите, как же он отпустил вас с подобными сведениями? - Не знаю, - хрипло отвечаю я. Связки все еще периодически отказываются повиноваться, а тут еще горло перехватывает спазм от волнения. - Не представляете, как много я размышлял над этим. Дамблдор — сильнейший менталист. Ему ничего не стоило бы подправить мои воспоминания таким образом, что Лорд ничего и не заподозрил бы. Или вовсе стереть их вплоть до момента, когда я вошел в «Кабанью голову». Получилось бы, что я банально напился на важном задании. Лорд наверняка сурово покарал бы меня, а возможно, и убил. Но какое дело до этого было Альбусу? В его глазах моя жизнь тогда не стоила и ломаного кната. Видели бы вы, как он смотрел на меня, когда я явился к нему чуть позже, умоляя спасти Лили. Если бы презрением можно было бы ранить, он нанес бы мне в тот день смертельную рану. Долгое время я винил в смерти моей подруги одного лишь себя, но потом понял: дав мне возможность уйти из трактира и унести с собой подслушанное пророчество, Дамблдор явно преследовал какую-то цель. В это страшно поверить, но, возможно... я повторяю, всего лишь возможно, он ХОТЕЛ, чтобы пророчество исполнилось. Впрочем, думаю, об этом лучше спросить его самого, точнее, послушать его собственную версию. - Меня извиняет один лишь факт, - негромко продолжает Дамблдор, - к тому времени я понял, о каких «границах магии» вел речь Том на собеседовании со мной. Разумеется, я не догадывался о числе созданных им крестражей — все-таки нормальному человеку трудно представить себе, что кто-нибудь отважится разорвать собственную душу на семь частей! - но не сомневался в его бессмертии. Услышав пророчество, я решил использовать этот шанс покончить с Риддлом. Знаю, что сейчас скажу ужасную вещь — и уверен, ваше мнение обо мне, как о порядочном человеке, значительно пошатнется, - но я подумал, что пожертвовав жизнью одного-единственного ребенка и — скорее всего — его родителей, — я спасу много других невинных жизней. Вот почему я согласился с заведомо странным предложением Сириуса сделать Питера Петтигрю, самого жалкого и трусливого из всей четверки Мародеров, хранителем тайны убежища Поттеров. Вот почему забрал у Джеймса мантию-невидимку. Я знал, что они обречены и смирился с этим. Так что, мой друг, перед вами не прославленный светлый волшебник, а гнусный лжец и убийца. Ведь помимо того, что я обрек Поттеров на смерть, я солгал Северусу, явившемуся просить меня спасти Лили. Воспользовавшись его отчаянием, я потребовал от него перейти на сторону света в обмен на жизнь Лили. Лили, которую, как я уже доподлинно знал, никто и ничто не спасет! - голос Дамблдора срывается. Он замолкает и закрывает лицо руками, вероятно, для того, чтобы скрыть слезы. - Вы в состоянии слушать дальше? - Ферруччи касается моей руки, возвращая к реальности из жуткого прошлого. - Да... - с трудом переводя дух, говорю я. - Я давно догадался, что именно так и обстояли дела... - И вы простили Альбуса? - в глазах Ферруччи, не знавшего той кошмарной войны, плещется ужас. - Не знаю... - честно говорю я, - но вы же сами слышали... он хотел избавить мир от Темного Лорда. Его намерения были благими... - Благими намерениями вымощена дорога в ад, - качает головой Ферруччи. - Именно так и произошло... Во всяком случае, для меня, - еле слышно произношу я. - Давайте послушаем, каким образом план Великого стратега провалился. Как ни странно, в моем голосе нет ни капли яда. Лишь горечь. Она жжет мне сердце. Даже теперь, спустя столько лет, давно отгоревшая любовь к Лили отзывается болью в моей душе. Впрочем, сейчас я понимаю это лучше, чем когда бы то ни было, мне горько не только из-за Лили. Дамблдор, по его собственному признанию, обрек на смерть и Гарри. Моего Гарри! - Хорошо, только недолго, - соглашается Ферруччи, - не хочу свести на нет результаты своего лечения. Он вновь прикасается к Омуту, но Дамблдор не торопится продолжить одну из самых страшных частей своей исповеди. Я представляю, каково ему было в тот миг, и мне даже становится жаль его — светлого волшебника, вынужденного собственными руками отправить на смерть своих любимых учеников и их маленького сына. - Я надеялся, что, убив Гарри, Том погибнет сам. Мне казалось, что Магия должна была покарать злодея, поднявшего руку на невинное дитя. Но случилось по-иному. Лили встала между сыном и собиравшимся убить его чудовищем. Она отдала свою жизнь в обмен на жизнь Гарри, сама того не зная, использовав древнюю кровную магию. Убив ее, Том, сам того не осознавая, принял ее жертву. Забрав жизнь матери вместо жизни ребенка, он был обязан отступить. На беду Тома, он и понятия не имел, какие мощные силы ему противодействуют. В миг, когда он направил палочку на Гарри и произнес убивающее проклятие, оно отскочило в него самого, разрушив телесную оболочку. Таким образом Том запустил колесо судьбы. Свершилось то, о чем говорилось в пророчестве. Он напал на мальчика, рожденного на исходе июля людьми, трижды бросавшими ему вызов. Кстати, я забыл сказать, что под описание попадал еще один мальчик из семьи волшебников. Невилл Лонгботтом, родившийся у авроров Фрэнка и Алисы всего на день раньше Гарри. Несмотря на то, что Фрэнк и Алиса также трижды бросали ему вызов, по неизвестной мне причине Риддл выбрал именно Поттеров. Том, не желая того, отметил Гарри, как равного себе, но совершенно точно не представлял всей его силы — потому что в своем высокомерии отвергал как любовь, так и материнскую жертву. Ну и наконец создал себе смертельного недруга, ведь согласно пророчеству: «И один из них должен погибнуть от руки другого, ибо ни один не может жить спокойно, пока жив другой». Итак, в глазах всего волшебного сообщества Темный Лорд был повержен. Люди ликовали и радовались, забыв о том, какой непомерно высокой ценой было заплачено за мир. Относительный и шаткий мир, как я доподлинно знал. Не представляете, друг мой, как тяжело мне было в этот момент! Лишь я один во всей магической Британии понимал, что пройдет несколько лет, и кошмар возобновится. Единственный, кто мог остановить Риддла, сейчас мирно спал на пороге дома своей тети, где я его оставил. Петунья и Вернон Дурсли были магглами в самом худшем смысле этого слова. Они боялись и ненавидели магию. Разумеется, мне было прекрасно это известно, но других кровных родственников у Гарри не осталось. А мне требовалось защитить его. От кого, спросите вы? Да, Том Риддл или, как он выспренно называл себя, Волдеморт, сгинул. Зато на свободе остались его верные приспешники. И некоторые из них бросились искать своего господина. Они напали на Фрэнка и Алису Лонгботтомов — тех самых, которые так же, как и Поттеры, подпадали под описанную в пророчестве семью, и попытались пытками вынудить их рассказать, что стало с Темным Лордом. В результате несчастные сошли с ума. Они до сих пор находятся в больнице святого Мунго, но даже не узнают собственного сына. А чудовища, запытавшие их до безумия, сейчас на свободе! - Пожалуй, с меня хватит на сегодня! - говорю я. - Я совершенно с вами согласен, - кивает Ферруччи, останавливая Дамблдора чуть ли не на полуслове. - Даже у меня, непричастного к тем событиям, до сих пор екает сердце. А уж каково вам слушать все это — и подумать страшно! - Ничего, - криво усмехаюсь я, - это помогает мне лучше понять все, что произошло. - Сейчас Франческа принесет вам ужин, - Джованни левитирует Омут памяти на стоящий у окна стол, освобождая прикроватную тумбу. - А завтра, я надеюсь, мы с вами попробуем встать с постели. Мне кажется, вы уже достаточно окрепли для этого. Спокойной ночи, Северус!