Исцеление любовью

Проходит еще два месяца. За это время я убеждаюсь, что работа действительно помогает мне не пить, но от мыслей о Поттере она не отвлекает совершенно. Я по-прежнему с маниакальным упорством просматриваю от корки до корки номера «Ежедневного пророка», которые с небольшим опозданием доставляют мне совы, страшась обнаружить объявление о помолвке Поттера и Уизли. Однако за все это время имя Гарри упоминается лишь раз, в статье, посвященной жертвам второй магической войны. Оказывается, Поттер, вместо того чтобы вместе со своим рыжим другом поступить в Академию авроров, — помнится, Минерва на одном из педсоветов упоминала, что с радостью даст обоим рекомендации, — согласился занять должность простого служащего в министерстве магии. Не знаю, чем изначально он планировал заняться на этой, надо полагать, скучной и рутинной работе, но в итоге он снова принялся искать проблемы на собственную задницу, сделавшись защитником обездоленных. В заметке подробно рассказывается, как Поттер колесит по стране, разыскивая пострадавших от рук Пожирателей смерти и выбивая им помощь из бюджета Министерства. При одной мысли о том, как Поттер раз за разом схлестывается с чиновниками вроде Перси Уизли, убеждая их раскошелиться, мое сердце наполняется гордостью, а на губах появляется горькая усмешка. В этом весь Поттер! Даже теперь, в мирное время, рвется спасать мир! Да, Альбус хорошо воспитал своего «золотого мальчика»! Где бы он ни был, сейчас он наверняка гордится Гарри. Положа руку на сердце, я тоже им горжусь. Признаться, я опасался, что Поттер сломается от всего пережитого — пусть он хоть трижды герой войны и победитель Темного Лорда, — в сущности, он совсем еще мальчишка. Мальчишка, чье детство исковеркали маггловские родственники, а юность — бесконечная подготовка к предстоящей войне. Мальчишка, которому приходилось то сражаться с василиском, то отгонять дементоров, то проходить труднейшие испытания, то в одиночку отстаивать собственное доброе имя, борясь с грозившим растоптать его Министерством. И все это за каких-то неполных семь лет! А я сам! Разве я ударил хоть пальцем о палец, чтобы сделать его жизнь чуть менее невыносимой? Нет и нет! Ослепленный давними обидами с давно почившим Джеймсом, я, как последний подонок, травил его сына, унижал при любом удобном случае. Забыв, что я — взрослый, в конце концов, преподаватель, я с удовольствием высмеивал каждый его промах, при этом демонстративно выделяя порой откровенно омерзительного мне Драко. После всего этого я заслуживал со стороны Поттера одной лишь ненависти, но никак не любви. Но Гарри и здесь сумел меня удивить... Впрочем, что толку сейчас рассуждать о том, как и почему возникла эта ничем не оправданная юношеская влюбленность, ведь ее больше не существует. Есть только я со своим израненным, никому не нужным сердцем. * * * В середине января я получаю ответ на свое письмо Шеклболту. «Рад, что ты наконец объявился, Северус, — пишет мне Кингсли. — Был бы вдвойне рад, если бы ты решил воскреснуть окончательно, — волшебников твоего уровня в магической Британии почти не осталось, — но не буду торопить события. Насчет придуманного тобой артефакта — идея просто роскошная. Честно говоря, после войны проблемы с чрезмерным употреблением алкоголя возникли у многих: горе, потеря близких... В общем, сам понимаешь. А у Отдела тайн никаких толковых предложений по этому поводу. Вот почему мне тут просто необходим такой человек, как ты! Может, если тебе так претит шумиха вокруг твоего имени, то хотя бы синьор Нери согласится пару лет поработать нашим внештатным консультантом? Теперь по поводу Люциуса Малфоя: не обижайся, но мой ответ — нет! Никаких досрочных освобождений. Я и так сделал все возможное для его жены и сына. А самому Люциусу будет полезно провести еще полгода в Азкабане — тем более что дементоров там уже нет. Год — это невероятное снисхождение со стороны суда. Ты и сам прекрасно знаешь, за его «подвиги» в прежние времена ему, вполне возможно, дали бы пожизненный срок. Буду рад личной встрече. От прежнего Ордена феникса, кроме Уизли, почти никого не осталось, так что даже поностальгировать не с кем. Кингсли Шеклболт». Перечитываю последние строки и усмехаюсь, представив себе Кингсли, рыдающего на моем плече в приступе ностальгии по былым временам. Страшно представить, но от Ордена феникса второго созыва и правда мало кто остался в живых: Молли, Артур и Чарли Уизли, Шеклболт, Наземникус Флетчер и я. Вот, пожалуй, и все. Правда, меня тоже можно списать со счетов, ведь официально я числюсь мертвым. Складываю письмо в несколько раз и убираю в ящик стола, затем подхожу к зеркалу, пристально всматриваюсь в собственное отражение и мысленно произношу сложную магическую формулу чар Гламура. Несмотря на то, что я с раннего детства умею творить волшебство, оно по-прежнему удивляет и завораживает меня. Миг — и вместо хмурого аскетичного лица в обрамлении черных с проседью волос, забранных в низкий хвост, в зеркале отражается интересный мужчина с ярко-голубыми глазами, ямочкой на подбородке и вьющимися каштановыми мягкими локонами до плеч. Бакалавр Болонского магического университета синьор Армандо Нери. Красавчик и сердцеед! Смотреть противно! Противно или нет, но под такой личиной меня и родная мать не узнала бы! Остался последний штрих. Наставляю на непривычно чистое от шрамов горло палочку и произношу: — Здравствуйте. Рад познакомиться! — изменившийся с помощью магии голос звучит совершенно по-иному. Добавляю сильный итальянский акцент. Ну что, Северус Снейп, тебе ведь не впервой носить маску? Что тебе стоит пару месяцев сыграть роль итальянского ученого? * * * Во время последнего перед моим отбытием в Англию воскресного обеда Франческа делится со мной новостью: — Вчера мы получили письмо от Николетто. Он пишет, что встретил наконец человека, способного сделать его счастливым, — с улыбкой сообщает она, — бедняжка Анджела, конечно, не слишком обрадуется такому известию, но что поделаешь! Сердцу, как видно, не прикажешь. Надеюсь только, что Николетто и его супруга не станут затягивать с ребеночком! Мы с Джованни дружно переглядываемся. Николо — если, конечно, Франческа дословно процитировала его послание — нисколько не солгал. Он всего лишь не уточнил, что его избранник — отнюдь не женского пола. Однако синьора Ферруччи видит лишь то, что хочет увидеть, и теперь пребывает в абсолютной уверенности, что новоиспеченная «невестка» скоро подарит ей внуков. — Вы не находите, что это... неправильно? — интересуюсь я у Джованни, когда мы, оставшись одни, прогуливаемся вокруг виллы. — Что вы хотите услышать, друг мой? — грустно отзывается тот. — Разумеется, нет ничего хорошего в том, что мой младший сын вынужден скрывать свою истинную сущность от собственной матери. Проблема состоит в том, что мы оба знаем — она воспримет эту новость ужасно болезненно, и пытаемся оградить ее от лишних волнений. — И что же будет теперь? Ведь Франческа не успокоится и станет в каждом письме забрасывать Николо вопросами о том, что неплохо бы подумать о детях. — Вне всякого сомнения, — грустно усмехается Джованни и тяжело опирается на мою руку, — ну... в таком случае через год или два Николо придется расстроить мать и сообщить, что его «супруга» бесплодна. — А если она захочет увидеться с сыном и «невесткой»? — продолжаю задавать каверзные вопросы я. — Значит, Николо прибудет к нам один, а матери скажет, что Роберта плохо переносит путешествия в подпространстве. — Роберта? — недоуменно повторяю я, впрочем, до меня тот час же доходит истина. — А... значит, избранника Николо зовут Роберт. — Судя по всему, так оно и есть, — кивает Ферруччи, — жаль, я уже стар для перемещений с помощью портала, — вздыхает он, — хотел бы я познакомиться с избранником своего Николетто. — Так напишите ему! — восклицаю я в сердцах. — Не представляете, какой камень свалится с души у Николо, когда вы открыто признаете, что его сексуальные предпочтения вам не претят. — Не кипятитесь так, друг мой, — примирительно произносит Ферруччи, — именно так я и поступил. Не хочу на старости лет потерять еще одного сына из-за глупых предрассудков. Конечно, было бы неплохо, если бы и Франческа приняла Николетто таким, какой он есть, но, к сожалению, это невозможно. Видите ли, нам с детства внушают, что брак возможен лишь между мужчиной и женщиной, все остальное — грязь и извращение. Партнерские союзы двух волшебников в Италии официально запрещены, в Министерстве такой брак попросту не зарегистрируют. — Постойте, — не слишком вежливо перебиваю я его, — а как же те, кого соединила сама магия? Или ваше Министерство умудряется попросту игнорировать подобные явления? — Нет, конечно же! Разве можно отмахиваться от магии? — изумленно вопрошает Ферруччи. — Просто… как бы вам сказать, об этом не принято говорить. Открою вам тайну, младший брат моей Франчески сочетался именно таким браком. Сейчас он и его супруг живут во Франции. Насколько я знаю, он не единожды пытался восстановить связь с семьей, но... безуспешно. И так происходит повсеместно. Само собой, магия порой соединяет людей вопреки министерским указам, вот только жить в Италии, состоя в подобном «неправильном» браке, им уже не удастся. — И всех устраивает такое положение дел? — Сами понимаете, укоренившиеся веками традиции сложно изменить. Таких, как моя дорогая супруга, здесь абсолютное большинство, а несогласные всегда могут попытать счастье на стороне. Как Николетто. Что-то холодно! — он зябко поводит плечами. Я понимаю, что разговор на неприятную тему утомил и расстроил его. — Давайте я провожу вас до дома, — предлагаю я. — Я не тороплюсь. Портал отбывает завтра в девять утра, а в десять у меня встреча с министром Шеклболтом. — Я буду скучать по вам, Северус, — снова вздыхает Ферруччи. — За эти полгода я привязался к вам, как к собственному сыну. Надеюсь, в Англии у вас все сложится удачно. * * * В ночь перед возвращением в Лондон я никак не могу заснуть. Сам не знаю, почему, но мне невероятно тревожно. И дело тут вовсе не в артефакте, который мне придется представить на суд невыразимцев — в том, что совместными усилиями мы доведем его до ума, сомнений у меня нет никаких. Возможно, я волнуюсь из-за того, что никогда не жил столько времени под чужой личиной. А вдруг что-нибудь пойдет не так, и я невольно обнаружу свое истинное лицо? Лицо человека, уже больше полугода официально считающегося умершим? «Не лги хотя бы себе, Северус, — мысленно злюсь я, — ты боишься вовсе не разоблачения. Тебе страшно от перспективы встретиться с Поттером. Трудно рассчитывать на то, что вы ни разу не столкнетесь в здании Министерства, особенно с твоим немыслимым «везением». — А если и так? — вслух задаюсь я вопросом. — Что, если мне действительно неприятно встречаться с ним? «Тогда напиши Кингсли отказ и успокойся! — прикрикивает на меня внутренний голос. — Прими тот факт, что у Поттера — своя жизнь. Жизнь, в которой тебе нет места. Прекрати заниматься самокопанием. Открой здесь собственное дело. Начни новую жизнь. За время работы над артефактом ты полностью излечился от пьянства, а другие волшебники не пропадут и без него. Да и почему, собственно, ты вознамерился помочь им? Ты им ничем не обязан. Это они, британские маги, поносили и ненавидели тебя как приспешника Темного Лорда, Пожирателя смерти и убийцу Дамблдора. Если бы не завещание Альбуса, они с огромным удовольствием потребовали развеять твой ненавистный прах по ветру. Зачем возвращаться? Чтобы облагодетельствовать тех, кто был бы счастлив применить к тебе поцелуй дементора, останься ты в живых? Или тебе все же хочется хоть одним глазком взглянуть на твоего драгоценного Поттера?» Врать самому себе — пустое и глупое занятие. Несмотря на то, что перспектива встретиться с Гарри и вновь разбередить уже подживающие душевные раны пугает меня, я все же хочу вновь увидеть его. Хотя бы для того, чтобы окончательно убедиться, что с ним все в порядке, а моя незримая помощь, оказывать которую со временем стало моей второй натурой, больше ему никогда не понадобится. *** Февральский Лондон встречает меня ледяным дождем со снегом. — Надолго в наши края, мистер?.. — интересуется ничуть не изменившийся за последние Мерлин ведает сколько лет бармен Том. — Нери, — подсказываю я, высушивая зимнюю мантию, — Армандо Нери. Примерно месяца на полтора, может, меньше. — Отлично! — он поднимает в воздух мой саквояж. — Прошу на второй этаж. Комната уже ждет вас. В прежние годы я раз или два останавливался в «Дырявом котле». Это, разумеется, далеко не пятизвездочный отель, но и не клоповник вроде «Кабаньей головы». Довольно чистая комната, удобная постель, скромная, но вкусная еда. Настоящий рай при моей-то непритязательности. На обустройство уходит около четверти часа. Синьор Нери, в отличии от Северуса Снейпа — тот еще любитель красиво одеться. Разумеется, не чета Люциусу Малфою, но тоже изрядный модник. Ради него пришлось снова аппарировать во Флоренцию и заказать несколько зимних мантий совершенно несвойственных мне оттенков, атласных жилетов, белоснежных рубашек и шейных платков. По сравнению с моим привычным черным гардеробом все это кажется неимоверно пестрым и ярким, но ничего не поделаешь — выдуманного мной персонажа придется играть до конца. Радует лишь одно: долго этот цирк не продлится. Как только артефакт будет готов — Синьор Нери вернется в Италию и там, вдали от посторонних глаз, снова превратится в Северуса Снейпа. * * * Ровно через час я, как и было условлено, вхожу в кабинет Шеклболта. — Очень рад видеть вас, синьор Нери, — моментально включается в игру Кингсли. «Если бы не знал, что это — ты, никогда бы не поверил! — нарочито громко думает он, глядя мне прямо в глаза. — Потрясающее перевоплощение. У тебя даже голос изменился!» — И мне приятно познакомиться с вами, министр! — с трудом удержавшись от усмешки, произношу я. В этот момент дверь внезапно распахивается, и на пороге возникает Перси Уизли. — Вы должны поговорить со своим протеже! — возмущенно вопит он, не обращая на меня ни малейшего внимания. — Что такого опять натворил Поттер? — с нескрываемой иронией в голосе задает Шеклболт типичный вопрос из моего репертуара. — Он требует включить Драко Малфоя в программу реабилитации жертв террора Вол... — Перси нервно сглатывает, точно Темный Лорд сейчас выскочит из-за кресла и швырнет в него Авадой, — Волдеморта. — И чем вы так недовольны, Уизли? — интересуется Кингсли. — Кстати, познакомьтесь, мистер Армандо Нери — итальянский ученый, привез нам один весьма интересный и полезный артефакт. — Здравствуйте! — я удостаиваюсь от своего бывшего ученика мимолетного кивка. — Вы, очевидно, плохо слушали меня, министр! – кажется, Уизли кипит и вот-вот готов взорваться, как неправильно сваренное зелье. — Речь идет о сыне Пожирателя смерти. О человеке, принявшего Темную метку... — Под угрозой пыток и расправы, — напоминает Кингсли. — Его судили полным составом Визенгамота! — не унимается Перси. — И полностью оправдали, — невозмутимо парирует Шеклболт. — В Малфой-мэноре располагалась штаб-квартира Пожирателей Смерти, —фальцетом выкрикивает Перси, — там мучили магглов и неугодных Волдеморту волшебников, — на этот раз он произносит имя моего, хвала Мерлину, покойного хозяина без запинки. — У вас есть доказательства, что Драко принимал участие в этих зверствах? — вкрадчиво спрашивает Кингсли, а я внезапно с пугающей ясностью вижу распростертое на обеденном столе бездыханное тело Чарити Бербидж и перекошенное от ужаса, бледное до синевы лицо Драко. — Нет, но... — Уизли густо краснеет, понимая, что поставил себя в идиотское положение. — Насколько я помню, Волдеморт не спрашивал у Драко разрешения обосноваться в его доме, — по-прежнему спокойно продолжает Шеклболт, — более того, в результате вынужденного сосуществования под одной крышей с маньяком, у Драко существенно пострадала психика. Подробности вы и сами прекрасно знаете, поскольку присутствовали на заседании Визенгамота и читали подготовленные Авроратом материалы следствия по делу Малфоя-младшего. Из-за перенесенных потрясений Драко даже не сумел в этом году окончить последний курс Хогвартса — и вам это тоже прекрасно известно. Так почему же он не может участвовать в утвержденной Министерством программе реабилитации жертв Второй магической войны? Потому что учился на неправильном факультете? Или потому что его отец отбывает срок в Азкабане? Я устал доказывать вам, Уизли, что мы не судим детей за грехи их отцов. Если бы Поттер предложил кандидатуру Люциуса Малфоя, я бы счел это неуместным и странным, но Драко... Передайте Гарри, что я согласен с его предложением. Драко необходимо найти себя в магическом мире. — Непременно передам, — цедит сквозь зубы красный, как помидор, Уизли. — Благодарю, министр!