Исцеление любовью

Ночью мне опять снится Поттер. Я вижу нас с ним на террасе моего нового дома так ясно, словно это происходит наяву. Я даже слышу тихий плеск волн невидимого в абсолютной темноте озера. — Ты обзавелся креслом-качалкой, — с детским восторгом произносит Поттер, проводя рукой по гладко отполированной деревянной спинке моего недавнего приобретения. — Всегда мечтал о таком, — иронично усмехаюсь я, — только не думал, что доживу... Кресло-качалка подразумевает покой, а с этим у меня в последние годы было проблематично. Как, собственно, и у тебя. — Да, — соглашается Поттер, — зато сейчас у тебя его в избытке. Не помню, когда мы с ним перешли на «ты», но мне это определенно нравится. — Может, присядешь? — делаю приглашающий жест я. — Только после тебя. Поттер неотрывно смотрит на меня, даже в неясном освещении масляной лампы — в доме, как водится у всех порядочных волшебников, нет электричества — я вижу, как темнеют от возбуждения его глаза, как часто вздымается грудь под тонкой футболкой. — Ты что-то задумал? — не то утверждаю, не то спрашиваю я. — Сядешь в кресло — узнаешь, — загадочно отзывается он. Я подчиняюсь. Какое-то время Поттер не двигается, а затем медленно стаскивает с себя сначала футболку, затем одним быстрым движением избавляется от джинсов вместе с трусами. При виде его обнаженного тела — молодого, красивого, такого желанного — у меня сводит внутренности от возбуждения, а из горла вырывается то ли стон, то ли всхлип. Я никого и никогда так не хотел! Поттер опускается на колени, молча расстегивает мои брюки и начинает ласкать член прямо через белье. У меня кружится голова. Кажется, я сейчас взорвусь. Кончу, как подросток, от одних прикосновений. — Приподнимись, — шепчет он, помогает мне стянуть брюки и отбрасывает их в сторону. — Я никогда и никому не делал этого, так что ты будешь первым, — смущенно добавляет Поттер. Я дотрагиваюсь до его щеки и чувствую, как горит под пальцами его кожа, а в следующее мгновение мой член оказывается в плену его жаркого рта. Я откидываюсь на спинку кресла и полностью отдаюсь потрясающим, ни с чем не сравнимым ощущениям. Поттер внезапно останавливается, выпускает член изо рта и поднимает на меня глаза. — Нравится? — неуверенно спрашивает он. — Ты настоящий талант, — подбадриваю я его, — продолжай, пожалуйста! Я мог бы добавить «сто баллов Гриффиндору», но, кажется, это чересчур. Поттер и без того определенно воодушевлен моим одобрением. Он склоняется к моему паху, проводит языком вдоль набухшей вены, слегка нажимая на нее, отчего у меня едва не останавливается дыхание, а затем берет в рот на всю длину и принимается ритмично двигать головой. Я мычу нечто нечленораздельное. Мысли путаются. Под зажмуренными веками вспыхивают фейерверки. — Гарри! — вскрикиваю я, вцепляясь в его плечи, ощущая, что вот-вот кончу. — Не так быстро! — хрипло произносит он, пережимая мой член у основания, тем самым отдаляя оргазм. — Я же говорил, что тоже хочу покачаться в твоем кресле. Наглый мальчишка! Вздумал поиграть со мной? Я едва не рычу от перевозбуждения. Блестящий от слюны Поттера член стоит колом, и мне почти больно. Не обращая на мое возмущение ни малейшего внимания, Поттер поднимается с колен, перекидывает через меня ногу и осторожно опускается сверху, насаживаясь на член, как жук на булавку. На миг он замирает, зажмурившись и закусив губу чуть не до крови, а затем, немного привыкнув, начинает медленно двигаться. Разгадав его замысел, я подстраиваюсь под плавный, неторопливый темп, и вот мы с ним уже покачиваемся под мерный скрип кресла. — Посмотри на меня, — негромко прошу я. В полумраке глаза Поттера кажутся почти черными, а его лицо — призрачно-белым. Я прижимаю его к себе. Глажу спину с по-мальчишески острыми лопатками. Прокладываю дорожку поцелуев от виска к губам и больше уже не могу от него оторваться. Поттер пьянит меня не хуже огневиски и так же сводит с ума. Кресло качается все быстрее и скрипит под нами все жалобней. Наконец Поттер вздрагивает всем телом, сжимая внутри себя мой член. Я чувствую, как живот орошает его горячая сперма, и в тот же миг и сам то ли падаю в пропасть, то ли взмываю в небеса от невиданного по силе оргазма. * * * Пробуждение отрезвляет и разочаровывает одновременно. Договорившись с самим собой не думать о Поттере, я и забыл, что подсознание — известный и самый дерзкий нарушитель всех мыслимых и немыслимых контрактов с трезвым рассудком. Ну что ж, так как зелье Сна-без-сновидений вызывает массу побочных эффектов, придется мне, видимо, снова вести двойную жизнь. В какой-то степени это даже удобно. Днем я буду играть роль итальянского ученого, Армандо Нери, симпатяги-асексуала, при всей своей внешней привлекательности чуждого до плотских удовольствий, а ночью... Ночью я вновь стану возвращаться в тело Северуса Снейпа, которому по счастливому стечению обстоятельств досталась любовь Гарри Поттера. Единственный вопрос состоит в том, долго ли я выдержу эту двойную жизнь? — Время покажет, — говорю я самому себе, тщательно накладывая чары Гламура. Из зеркала мне подмигивает Армандо Нери. «Не забудь, что ты обещал Кингсли воспоминания о фейерверке в честь Амбридж», — напоминает он. Я достаю из саквояжа крошечный хрустальный флакон, приставляю волшебную палочку к виску и через пару мгновений сбрасываю в сосуд клубящееся словно дым воспоминание. Одно из немногих, до сих пор вызывающее у меня смех. В моей жизни подобные моменты можно пересчитать по пальцам одной руки, но это, пожалуй действительно самое забавное. Уверен, Кингсли будет доволен сделкой. А я наконец смогу закончить зелье для Драко. Поттер совершенно прав: пора ему возвращаться к нормальной жизни. Не для Люциуса — косвенного виновника плачевного состояния сына, и не из-за Нарциссы, а ради себя самого. * * * Обмен происходит довольно быстро. После вчерашних возлияний Шеклболт выглядит помятым, уставшим и явно торопится поскорее отправиться домой отсыпаться. — Неужели министр магии не может позволить себе нормальное антипохмельное? — иронично интересуюсь я, пряча в карман драгоценный флакончик с темно-красной жидкостью и передавая ему другой, — с вихрящимися в нем жемчужно-белыми воспоминаниями. — И это говоришь ты? Лучший зельевар соединенного королевства, предпочитающий родным туманам жаркое южное солнце? — с укором ворчит Кингсли. — Между прочим, при всей твоей, весьма жесткой, манере преподавания — Хогвартс за последние годы выпустил несколько довольно толковых молодых зельеваров, однако пока что им до тебя далеко. А вот если бы ты решил вернуться и объединить их под своим чутким руководством... — он просительно смотрит на меня. — Я соглашусь на любые твои условия. Ты нужен мне здесь, Северус! С твоим талантом и твоими мозгами... — Я должен подумать, Кинг, — уклончиво отвечаю я, — я пока не готов возвращаться в Англию насовсем. В мои планы входило только доработать и запатентовать артефакт. — Останься хотя бы до второго мая, — не сдается Шеклболт, — при жизни коллеги не очень-то баловали тебя добрым отношением, тем более приятно будет услышать дифирамбы в свой адрес. — Мертвым петь дифирамбы намного легче, Кинг, — раздраженно произношу я, — лучше бы эти самые коллеги включили бы в свое время мозги и не подбивали учеников на опасные авантюры, отлично зная, какому наказанию их могут подвергнуть садисты-Кэрроу. Легко быть смелым, когда Круцио грозит не тебе, а кому-то другому. Легко раз за разом подвергать детей опасности, прикрываясь собственным статусом преподавателя! — Я чувствую, что почти кричу. Зря Кингсли наступил на эту больную мозоль. Воспоминания о проклятом годе директорства до сих пор не дают мне спокойно спать по ночам. Каким бы черствым и бездушным меня ни считали, мне не доставляло ни малейшего удовольствия видеть, как два подонка измываются над детьми. Детьми, которых я поклялся защищать от Темного Лорда и его приспешников. — В общем... мой ответ — нет, — я резко поднимаюсь со стула, — прости, Кинг. Я решил порвать со своим замечательным героическим прошлым и окончательно осесть в Италии. Удостоверюсь, что с Малфоем все в порядке, дождусь, пока запатентуют браслет, а потом вернусь домой. — Жаль, — тяжело вздыхает он, — надеюсь, что ты все же передумаешь. — Не стоит тешить себя иллюзиями, — несколько мягче произношу я. Кингсли совершенно не виноват в том раздрае, что вот уже много месяцев терзает мою душу. — Спасибо за кровь, Кинг. Я передам Нарциссе, кто именно помог мне с важнейшим ингредиентом для зелий. Иметь в должниках Малфоев — весьма полезно. — Какой мне прок от их долга, если они все равно не сумеют уговорить тебя остаться, — Кингсли трет лоб, и я мысленно обещаю себе сварить ему действительно хорошее антипохмельное, а заодно зелье от головной боли. Министру магии не пристало мучиться от мигреней. Я выхожу из кабинета и устремляюсь к лифту. Не знаю, что меня так разозлило, но после беседы с Кингсли я просто киплю от гнева. Как же мне это осточертело! Почему Кингсли думает, что может помыкать мной, как делали это Темный Лорд и Дамблдор? На каком основании считает, что ему достаточно произнести заветные слова: «Ты нужен мне, Северус», — и я в очередной раз поступлюсь собственными желаниями. Неужели не ясно: я не собираюсь возвращаться в Англию. Не хочу жить под чужим именем и с чужой внешностью — масок мне с избытком хватало и в прежние годы. Наконец, не желаю работать в Министерстве, где я буду постоянно опасаться столкнуться нос к носу с Поттером... Как странно! Только что я думал о Поттере — и вот уже вижу его. Он сидит за столом, вполоборота ко мне. Дверь его кабинета распахнута настежь, но он, кажется, не замечает этого. Похоже, он вообще ничего не замечает, кроме смятого листа газеты, который держит перед собой и даже бережно разглаживает, словно там напечатано нечто крайне важное для него. Я застываю на месте, вглядываясь в повзрослевшее лицо Гарри. Хотел бы я понять, почему у него такой ужасно несчастный вид. И когда я впервые столкнулся с ним в лифте, да и сейчас. Мне хочется преодолеть несколько шагов, отделяющих меня от него. Хочется по своей мордредовой привычке защитить его от того, что, похоже, гложет Поттера изнутри, но вместо этого я словно последний трус срываюсь с места, а через пару мгновений уже лечу вверх на погромыхивающем лифте. Я не могу объяснить самому себе, отчего один вид Поттера вызывает у меня желание сбежать на край света. Смешно притворяться перед самим собой: я влюблен в этого мальчишку и смертельно боюсь этого чувства. Боюсь, что оно раздавит меня. «А почему бы тебе не попробовать выяснить, что чувствует Гарри? — занозой крутится у меня в мозгу крамольная мысль. — Ведь он был влюблен в тебя на старших курсах, так почему же сейчас ты вбил себе в голову, что его сердце отдано Джинни Уизли? Или ты сделал эти далеко идущие выводы на основе двух колдофото? А что, если они просто друзья, и Поттер по-прежнему тоскует по тебе?» — Заткнись! — Я с грохотом бью кулаком по решетке лифта, сбивая костяшки в кровь. — Ты давно смотрелся в зеркало? Я имею в виду без чар гламура? — шиплю я сквозь стиснутые зубы. — А теперь представь себе это зрелище: Северус Снейп — облезлая летучая мышь, а рядом Поттер – восемнадцатилетний мальчишка, юный и красивый, только-только начинающий жить. Представил? Нужны еще доводы?! Вот и оставь несбыточные надежды. Утешайся хотя бы тем, что ты нужен ему во сне. Большего у тебя все равно никогда не будет.