Исцеление любовью

Вечером, когда я в полном смятении возвращаюсь из Мунго, в номере меня ждет сюрприз. Министр магии собственной персоной. Лично доставил готовый портал. Я уже собираюсь спросить, с каких пор министры стали выполнять роль обычных почтовых сов, но тут выясняется, что Шеклболт просто решил еще раз попробовать убедить меня остаться. — Ты же понимаешь, что без твоих знаний нам не удалось бы спасти Поттера, — приводит он мне свой главный аргумент. — Во-первых, я просто обязан уехать, Кинг. Человек, вытащивший меня из-за грани, сейчас при смерти. С моей стороны будет черной неблагодарностью не приехать в такой момент. Во-вторых, Поттера, надеюсь, больше не придется спасать. Артефакт и зелья прекрасно восстановили его силы. Осталось лишь обновить магические плетения, а этим я займусь вечером перед отъездом. Ты, случайно, не сообщил всем, кому только можно, что Поттер возвращается из своей дипломатической поездки? — Вообще-то, сообщил, — Кингсли выглядит слегка смущенным, — Рон, Гермиона и миссис Тонкс постоянно справляются о том, как у него дела, передают письма — я сказал им, что они будут доставляться специальной дипломатической почтой — и подарки на день рождения. А миссис Тонкс даже явилась ко мне лично выяснить, все ли в порядке. Ты же, наверное, в курсе, что Гарри очень печется о ее внуке. Так что, как только Сметвик уведомил меня о предполагаемой дате выписки, я тут же оповестил их всех. Завтра сова доставит в Мунго конверт с колдофото. Надо же Гарри продемонстрировать друзьям отчет о своей поездке. — Ясно, — цежу я сквозь зубы. Значит, в Блэк-хаусе мне до позднего вечера лучше не появляться. Не хочу стать объектом излишнего любопытства. Кроме того, миссис Уизли всегда отличалась поразительной любознательностью. Боюсь, она умудрится выяснить о синьоре Нери несколько больше, чем мне бы хотелось. — Значит, ты окончательно решил не воскресать? — расстроенно спрашивает Кингсли. — Я все же надеялся... — Нет, Кинг, — качаю я головой, — Северус Снейп — фигура слишком одиозная. Если бы я даже и остался в Англии, то только в шкуре синьора Нери. Мертвых героев любят все. Я лишний раз убедился в этом, когда воспользовался твоим приглашением и отправился на кладбище второго мая. В тот день я действительно услышал много лестного о себе. Парадоксальным образом больше всех убивались те, кто весь год моего директорства мечтал приложить меня пыточным заклятьем. Не надо возражений, Кинг. Ты и сам прекрасно понимаешь: оживший Снейп вряд ли осчастливит магическое сообщество. Впрочем, о моих перспективах на будущее пока вообще рано говорить. Мой близкий друг при смерти, и я обязан быть рядом с ним и его женой. А как сложится дальше — я не знаю. *** В день выписки я нахожусь в таком душевном раздрае, что даже не могу найти в себе силы отправиться в Мунго. Вместо этого посылаю Сметвику сову с дурацкой запиской о том, что мне необходимо завтра уехать, а до этого непременно побывать в Отделе тайн. И представлять не хочу, как мое послание разочарует Гарри! За прошедшие два месяца мы с ним стали чуть ли не друзьями, и вот я сбегаю, словно последний трус. Разумеется, я непременно зайду к нему вечером — должен же я перед срочным отъездом еще раз перенастроить магические плетения браслета! — но ожидать теплого приема не стоит. Я в очередной раз все испортил собственными руками. Похоже, только на это я и гожусь! Десять часов утра. Гарри сейчас в кабинете Сметвика. Выслушивает кучу рекомендаций, напутствий, получает конверт с колдографиями, которые сделал в своей «заграничной миссии». Удивляется, почему я не пришел его проводить. Возможно, обижается или злится. Одиннадцать часов. Он уже дома. На Гриммо. Надеюсь, обида не помешает ему разблокировать камин, иначе в дом мне снова не попасть. Двенадцать... Час... Два... Надеюсь, после того, как Кингсли оповестил его друзей, они решат сделать ему сюрприз и заявиться с визитом, иначе он рискует вновь погрязнуть в депрессии. Четыре... Пять... Шесть... Время испытывает меня на прочность. Потребность увидеть Поттера становится прямо-таки невыносимой, но он наверняка еще не один. Семь... Восемь... Девять... Десять... Одиннадцать... Все. Вот теперь они точно ушли! В последний момент перед тем, как спуститься в холл гостиницы, я зачем-то кладу в карман мантии тюбик купленного пару месяцев назад лубриканта. Сумасшедшие поступки сумасшедшего человека! Такими темпами от прежнего Северуса Снейпа действительно ничего не останется. Лишь пустая оболочка, словно надо мной как следует поработали дементоры. Впору будет лишь закопать мои бренные останки. * * * — Извини, что так поздно, Гарри, — произношу я, перешагивая через решетку. — Надеюсь, не помешал? Поттер привстает с кресла мне навстречу. Едва взглянув на его лицо, я понимаю — он расстроен и очень обижен на меня. Вот только не знаю, за что больше: за столь долгое ожидание или за мой скорый отъезд, о причинах которого я не счел нужным сообщить Сметвику. — Сметвик предупредил меня о том, что ты собирался зайти поправить что-то в браслете. Но я, признаться, уже решил, что встреча в Отделе тайн отняла у тебя все силы, и ты перепоручишь меня заботам какого-нибудь невыразимца, — даже не пытаясь скрыть досаду, говорит он. — Встреча и в самом деле затянулась, — не обращая внимания на его дурное настроение, улыбаюсь я. Армандо — не Снейп. Его не так легко вывести из равновесия. Знал бы только кто-нибудь, что творится в этот момент у меня в душе. — Но я не мог уехать, не убедившись лично, что артефакт функционирует как надо, и не попрощавшись с тобой. Где будет удобнее работать с браслетом? — интересуюсь я деловым тоном, точно сейчас разгар рабочего дня, а не поздний вечер. — В кабинете, — пожимает плечами Гарри. — Если ты голоден, Кричер принесет тебе ужин. — Нет, спасибо! — машу я рукой. — Ваши невыразимцы оказали мне очень гостеприимный прием, так что я сыт, а вот от кофе не отказался бы. Мы поднимаемся в бывший кабинет Ориона Блэка. Я отменяю чары невидимости, скрывающие браслет от посторонних глаз, снимаю его с запястья Гарри и кладу на стол. Буквально через несколько минут появляется Кричер, левитируя перед собой поднос с дымящейся чашкой кофе и десертной тарелочкой с пудингом. — Отлично! Отлично! — произношу я с довольным видом, отправляя кусок щедро политого заварным кремом пудинга в рот. — После такого трудного дня ничего не восстанавливает силы лучше кофе и сладкого. Гарри как-то странно смотрит на меня. Кажется, общество Армандо тяготит его, а с другой стороны, когда я уйду, он снова останется в полном одиночестве. Возможно, именно этого он сейчас боится больше всего на свете. — Давай посмотрим, что у тебя тут, — говорю я, водя над браслетом волшебной палочкой. — Ого! — я даже присвистываю от удивления. — Да он практически выдохся! Впрочем, чему я удивляюсь?! Наверняка браслету приходится удерживать Поттера от тяги к алкоголю, а это — та еще задача! Минут двадцать я сосредоточенно колдую над браслетом, который периодически окрашивается изнутри то красным, то синим, то фиолетовым. Когда я поднимаю голову, то вижу, что Гарри, словно загипнотизированный, не отрывает взгляда от моего лица, точно видит его впервые. Такое впечатление, что в нем происходит жестокая борьба между любовью к Снейпу и зарождающимся чувством к Армандо. — Готово! Протяни руку, Гарри. — Он будто во сне подчиняется. Я возвращаю браслет на место, но не тороплюсь выпускать его пальцы, еле заметно поглаживая их. — Пожалуйста, выслушай меня. Я знаю, это может показаться странным, но за те два месяца, что мы провели в столь тесном общении, я привязался к тебе. Больше того, ты очень мне нравишься, и я бы хотел... — Я быстро встаю, огибаю стол и, не давая ему опомниться, наклоняюсь и целую в губы. От неожиданности Гарри сперва застывает, словно на него наложили Петрификус Тоталус, а затем с силой отталкивает меня. Волшебная аура чего-то непостижимо таинственного, вот- вот готового произойти между нами, моментально рассеивается, а вместо этого меня окутывают волны ярости, исходящие от Гарри. — Какого Мордреда ты творишь?! — он отскакивает от меня, одновременно пытаясь стряхнуть с руки браслет. В этот момент на его лице ясно написано: «Да я лучше сопьюсь и сдохну, чем продолжу носить сделанный тобой артефакт!» Браслет не поддается. Он будто сросся с его кожей — так, что не отодрать. — Сними его! — кричит в исступлении Гарри. — Немедленно сними! И убирайся! — Гарри, Гарри… — я ощущаю, как мои щеки заливает краска стыда. — Извини, я забылся! Я не собирался обижать тебя! Просто мне показалось... Ты выглядел таким одиноким... Вот я и решил... — Тебе неправильно показалось, Армандо, — ноздри Гарри раздуваются от гнева. Он с трудом сдерживается, чтобы не выгнать меня вон. Однако невероятным усилием воли берет себя в руки и удерживается от опрометчивых поступков. — Прости, я погорячился, — выдавливает он из себя в конце концов. — Ты все понял неверно. Мое одиночество — это мой выбор. Я не смогу быть ни с тобой, ни с кем бы то ни было иным. Я люблю другого человека. Он умер больше года назад, но для меня это не имеет значения. Я люблю его и... в общем... Не хочу показаться тебе неблагодарным, но... уходи, пожалуйста! В моей голове точно взрывается Бомбарда Максима, ослепляя меня осознанием того, насколько я был неправ. Глупый, глупый Северус! Ты собирался переупрямить самого упрямого человека на земле! Любовь Поттера к Северусу Снейпу — это не блажь, не прихоть капризного подростка. Это чувство, с которым он будет жить до конца своих дней, сколько бы ему ни осталось. И это ставит меня перед тяжелейшим выбором: уйти отсюда прямо сейчас, уехать из Англии и продолжать и дальше влачить жалкое, одинокое существование все потерявшего глупца — или наплевать на доводы разума, на страх потерять Гарри из-за своего несносного характера, разницы в возрасте и Мерлин еще ведает чего и просто... перестать бояться и прятаться от самого себя. Признать, что он любит меня, а я его. И будь что будет! — Конечно, — ошарашенно говорю я. — Прости... Я и не подозревал... Только позволь мне показать тебе кое-что, а затем я сразу уйду. Гарри выглядит измочаленным и измученным. Поцелуй, по-видимому, отнял у него оставшиеся душевные силы. Все, на что его хватает, это закрыть лицо ладонями, в попытке хоть как-то отгородиться от меня. Может, это даже и к лучшему. Пока он не видит меня, я снимаю с себя чары Гламура. — Посмотри на меня... — шепчу я. — Пожалуйста, Гарри, посмотри на меня. Грудь Гарри часто вздымается. Он отрицательно мотает головой. Вне всякого сомнения, он узнал мой голос, но его рассудок отказывается понять то, что сейчас происходит. — Нет! — вместо возгласа из груди его вырывается задушенный хрип. — Нет, не надо... Пожалуйста... Гарри делает шаг в пустоту и падает прямо ко мне в объятья. Он весь дрожит. Его сердце под моими руками бьется, точно птица о прутья клетки. Такое впечатление, что оно сейчас проломит ему ребра. Он все еще не открывает глаза, очевидно боясь, что вновь увидит лицо Армандо. — Гарри, открой глаза, прошу тебя! Это правда я, — еще тише произношу я, — посмотри — и убедишься сам. Медленно и нежно я отвожу его ледяные ладони, и он наконец видит меня. Снейпа. Живого и совершенно не похожего на привидение. Кажется, я все же перегнул палку! — Северус! — успевает прошептать Гарри, прежде чем потерять сознание. * * * «Мерлин, я его убил!» — первое, что проносится в моей голове, когда Гарри отключается прямо у меня на руках. Прикладываю ухо к его груди, опасаясь услышать там гулкую пустоту, но, к моему несказанному счастью, сердце, хоть и слабо, но бьется. Мой бедный мальчишка просто не выдержал шока, которому я подверг его из-за собственных эгоизма и нерешительности. Подхватываю его на руки и несу наверх. Со стороны меня, наверное, можно принять за кровожадного вампира, похитившего невинную жертву, чтобы расправиться с ней, однако у меня и в мыслях нет навредить Гарри. Почему-то мне кажется, что после череды бесконечных ошибок я, наконец, поступил правильно, открывшись ему. Коридор передо мной кажется бесконечным, — впрочем, моя драгоценная ноша меня нисколько не тяготит. Пинком ноги я открываю наобум двери в нежилые комнаты с мебелью, покрытой белыми, точно саваны, покрывалами. Наконец за третьей или четвертой дверью обнаруживается спальня с застеленной клетчатым покрывалом кроватью. Осторожно кладу Гарри на постель и произношу Энервейт. — Северус, — еле слышно произносит он, а затем пытается сесть. Глаза у него все еще закрыты. Очевидно, он все еще не решается поверить в то, что я действительно жив. — Тс-с! — Я аккуратно, но настойчиво укладываю его обратно. — Не делай резких движений. И да, я все еще здесь и не уйду, пока ты сам меня не прогонишь. — Северус! — он наконец отваживается открыть глаза и, кажется, верит, что я — не плод его больного воображения. Бледное лицо Гарри озаряет сумасшедше-счастливая улыбка. Он плачет и смеется одновременно. — Не надо, пожалуйста, — я прижимаю его к себе, позволяя залить слезами свою неизменную черную мантию, — я здесь, я в порядке, и ты... — на краткий миг я запинаюсь, прежде чем произнести, — очень дорог мне. Даже сейчас, когда он так запредельно близко, я боюсь произнести слово «люблю». Какой же я все-таки трус! А вот Гарри, кажется, теперь вообще ничего не может испугать. — Поцелуй меня! — просит он. Я склоняюсь к нему и бережно, нерешительно касаюсь его губ своими. У него потрясающие губы! Теплые и нежные. Совсем как в моих снах! И точно так же, как в тех до одури жарких снах, он уверенно перехватывает инициативу и целует меня по-настоящему. Я ощущаю его возбуждение. Оно практически осязаемо. Еще пара секунд — и я тоже не смогу держать себя в руках. — Не торопись! — я пытаюсь отстраниться. Я не желаю причинять ему новую, теперь уже физическую боль, но, кажется, он не склонен позволить мне отступить. — Пожалуйста, пожалуйста! — исступленно шепчет Гарри, расстегивая многочисленные пуговицы на моей мантии. — Ты мой сумасшедший, влюбленный мальчишка, — усмехаюсь я и начинаю помогать ему, сбрасывая на пол сперва мантию, затем атласный щегольской жилет — вещь из гардероба Армандо — и, наконец, белоснежную рубашку, под воротом которой я прячу страшные бугристые шрамы, идущие через всю шею и спускающиеся до ключицы. — Мерлин! — на миг Гарри снова зажмуривается, словно его ударили. Он касается моих шрамов, обводит их кончиками пальцев, а потом целует их один за другим. Его одежда испаряется по мановению моей волшебной палочки. Теперь уже моя очередь вести в этом страстном танце. Я валю его на постель. Мои руки жадно блуждают по его телу. Гладят, тискают, нежат. Губы находят сосок, и Гарри невольно вскрикивает. — Возьми меня! — от возбуждения его голос охрип и срывается. — Не заставляй меня умолять. — Не боишься? — шепчу я ему в ухо, словно кто-нибудь может нас подслушать. — Нет, — мотает он головой, от страха покрываясь мурашками. — Я готов. — Звучит так, будто ты идешь на казнь! Гарри жадно целует меня, в порыве страсти до крови прикусывая губу. — Ты просто жаждущий крови вампир, — смеюсь я. Он смотрит на меня так, точно впервые видит, и я вдруг понимаю, что Гарри ни разу в жизни не слышал моего смеха. Впрочем, не так давно мне и самому казалось, что я попросту разучился смеяться. — Знаешь, — вырывается у него, — точно так же ты говорил в моем сне, когда мы с тобой впервые... — И много ты видел подобных снов? — искренне удивляюсь я тому, что даже сны у нас были совершенно одинаковые. — Не представляешь, сколько! — выдыхает он мне в губы. — Если ты сейчас ничего не сделаешь, я умру прямо в твоих объятиях, и моя преждевременная смерть будет на твоей совести. — Боже, какой слог! — вновь смеюсь я, лаская его возбужденный до предела член. — У тебя же нет смазки? — интересуюсь я. Не прерывая своего потрясающе приятного занятия, я произношу «Акцио» — и у меня в руках оказывается маленький тюбик. — Слава предусмотрительному синьору Нери! — театрально провозглашаю я. — Ты надеялся меня соблазнить! — возмущенно вспыхивает Гарри. — Да еще под чужой личиной! — Каюсь! — я бью себя кулаком в грудь. — Уж прости нашего общего итальянского друга за его несдержанность. — Только если он никогда больше не появится поблизости, — решительно заявляет Гарри. — Поговорим об этом потом, ладно? — я отвинчиваю крышечку и вдыхаю свежий запах хвои. — Я слишком хочу тебя, чтобы обсуждать коварные планы синьора Нери. Уже через несколько мгновений я и не вспоминаю о своей второй личине. То, что происходит между нами, разительно отличается от всех моих снов. Только теперь все это действительно происходит с нами, и я больше не боюсь проснуться в одиночестве. Гарри смотрит на меня счастливыми и ошалелыми от возбуждения глазами, и от этого взгляда мой хваленый самоконтроль трещит по швам и разваливается на куски. Сдерживаться нет ни сил, ни желания. Все, чего я жажду сейчас — это гладить, целовать это юное тело. Войти в него. Сделать его своим... Я вновь укладываю Гарри на спину, провожу по лицу кончиками пальцев. Ласкаю шею, ключицы, обвожу твердеющие под пальцами соски, щекочу живот и, наконец, накрываю ладонью пах. Гарри тихо охает и выгибается мне навстречу. Он часто дышит и, кажется, готов кончить сию секунду. Я, разумеется, вижу все это, но не тороплю события. Зачерпнув побольше смазки, я сгибаю его ноги в коленях и принимаюсь круговыми движениями массировать тугой сжавшийся анус. Осторожно и бережно я растягиваю Гарри сперва всего одним пальцем, затем добавляю второй и, лишь когда он расслабляется и издает стон наслаждения, добавляю третий. Мой собственный член стоит так, что возбуждение становится почти непереносимым, но до поры до времени я не обращаю на это внимания. Теперь меня интересует только Гарри. Его ощущения. Его желания. А ему, кажется, хочется сейчас того же, что и мне. — Перевернись на живот, — севшим от перевозбуждения голосом говорю я. Гарри приоткрывает один глаз, и я словно читаю в его голове: «Зачем? Мне и так охрененно хорошо!» — Перевернись, пожалуйста, — повторяю я, тяжело дыша, — на спине гораздо больнее в первый раз. — Ничего, я потерплю, — откликается он, и я понимаю, что сделаю так, как хочет Гарри. Не удержавшись от скептической усмешки, я широко развожу его согнутые в коленях ноги, и... Гарри задерживает дыхание и крепко зажмуривается, но по напряженному, как струна, телу я понимаю, что причиняю ему сильную боль. — Гарри, — я замираю, упираясь руками по обе стороны от его головы, — мы можем сейчас же прекратить. Тебе незачем терпеть. — Вот еще, глупости! — натужно улыбается мой мужественный мальчишка, кусая губы, чтобы сдержать стон. — Все в порядке. Первый раз всегда немного... неприятно. Я читал... — Надо же, — хмыкаю я, — какой начитанный гриффиндорец мне попался! Я даю ему слегка привыкнуть ко мне и вхожу на всю длину. Снова останавливаюсь. Жду, пока он перестанет ловить ртом воздух. Наклоняюсь и целую скулы, лоб, губы. Сцеловываю слезы, которые катятся из-под зажмуренных век. Кажется, Гарри постепенно расслабляется, перестает судорожно комкать простыню и даже издает нечто, отдаленно напоминающее стон наслаждения. Тот факт, что ему уже не так больно, ободряет меня и побуждает действовать смелее. Я выхожу из него и переворачиваю Гарри на живот. Он не сопротивляется. Похоже, ему действительно нравится. Я ускоряю темп. Мои руки сильнее сжимаются на его бедрах. Я тяну его на себя. Не опасаясь, вхожу до упора. Гарри вскрикивает. Подается назад, насаживаясь на мой член. Сдерживаться уже совершенно невозможно. Мое тело прошивают сотни разрядов чистого наслаждения. Я двигаюсь все быстрее. Слышу собственное хриплое дыхание в такт его стонам. Накрываю рукой его прилипший к животу член и начинаю ласкать, доводя до полного исступления. Наконец в животе точно скручивается тугая спираль. Я подаюсь вперед одним мощным движением и кончаю с его именем на губах, а вслед за мной бурного оргазма достигает и Гарри.