Капканы

Все по ебаной классике дешевых порнофильмов: в заднице у Пети вибрирует силиконовая игрушка, заставляя его ерзать на стуле в попытке свести колени и хоть как-то облегчить напряжение в паху. Тянет, крутит низ живота и давит неприятными волнами. Он никогда ещё не чувствовал себя настолько не защищенным. Игорь смотрит на него с темнотой во взгляде и держит руку на пульсе — буквально: пульт от игрушки у него под ладонью, расслабленно лежащей на столе. Игорь чуть поглаживает и царапает ребром ногтя гладкий чёрный пластик, незаметно давит подушечкой пальца на кнопку, и Петя ловит очередной приступ неконтролируемой дрожи, задерживая дыхание. Прокопенко что-то громко вещает со своего конца стола, но Хазин его не слышит. Все его мысли сейчас сосредоточены в ладонях — ладони — Игоря, любовно обводящей по граням чёртов пульт. Ебаная планерка, — думает Петя. Ебаный Гром, он абсолютно точно все спланировал, знал о совещании заранее, они ведь с Прокопенко говорили вчера. И ведь ни слова не сказал, тварь. Петя закусывает щеку изнутри, давя в зародыше клокочущий в глотке стон. А начиналось все почти невинно — на кухне Игоревой квартиры, где Петя пил утренний кофе и бездумно пялился в окно на хмурое питерское небо. Двигаться не хотелось, утро было ленивым и сонным, и очень-очень ранним. В управление наказано было объявиться к двенадцати, и Игорь ещё спал, добирая за все бессонные ночи. Хазин размышлял о том, как же все так получилось и приходил к одному и тому же выводу: по случайности. Счастливой, несомненно, но случайности. Он как раз допивал последний глоток успевшего окончательно остыть кофе, когда в кухню вошёл заспанный Игорь, скребя щетинистую щеку. Он направлялся к холодильнику полакать холодной минералки, но, заметив не спящего Петю, сменил маршрут. Хазин отбился от настойчивой попытки утренних лобызаний (пришлось решительно шлепнуть Игорь по сонной помятой морде как приставучую псину) и кивнул в сторону плиты, где стояла ополовиненная турка. — Сначала зубы почисти, — фыркнул он, но благосклонно позволил Игорю зарыться носом в свои волосы и клюнуть в макушку. Каждый раз от этого простого почти невинного жеста внутри Хазина разливалась гудящая и вязкая как воск теплота. Он и правда был, есть и вовек останется недолюбленным ребенком, чутко тянущимся к любому, кто приласкает, пора бы это уже признать. Петя скривился: не сегодня. — Ты чего вскочил так рано? — голос Игоря после сна хрипел и тянулся, красиво проседая на согласных. Петя поймал себя на том, что придвинулся ближе, выставляя вперёд затянутое в мягкие домашние штаны бедро, но не успел себя оборвать, и Игорь конечно заметил. Уложил широкую ладонь и с силой провел от колена, сминая ткань пальцами. — Петь, — позвал негромко, когда тот не ответил. Хазин досадливо закусил губу, чуть злясь на себя (рядом с Игорем он становился излишне мягок), вскинул голову и уставился на Грома, не мигая. — Что? — ответил с нарочито надменной неохотой, но Игоря было не так-то просто обвести вокруг пальца. — У меня кое-что есть для тебя, и я хотел бы… ну… попробовать. — выдохнул Игорь, поглаживая Петю по пояснице горячими пальцами. Забрался под тонкую футболку, обвел острый скол позвоночника и мягко надавил, заставляя прогнуться. Петя замлел и подался навстречу, но одернул себя, не окончив движения. Раздраженно нахмурился. — Ну, че там? — буркнул недовольно с хорошо притаенным на дне интересом. Идеи Игоря всегда были дикими, подчас суицидальными, но пиздец какими интересными. Петя чувствовал себя рядом с ним сопливым подростком, тянущимся к старшему более опытному товарищу. Ладно, это он хотя бы мог пережить, сглотнув гордость, ведь Игорь никогда не указывал ему на неравность их положений. К тому же, именно Петя затащил его в койку, развернув такой массивный план-перехват, что все управление дрожало и ссалось по углам в ужасе, по стеночке обползая ебнутого московского, взявшегося тягаться силенками с самим Громом. Но все получилось как нельзя лучше. И вот мы здесь. Привет, блядь, как спалось, нахуй. Игрушка давит и распирает изнутри, как будто становясь больше с каждой минутой. Петя умом понимает, что это невозможно, но вектор ощущений давно сбился и заплутал в густом мареве болезненного возбуждения. Пока Игорь не включал игрушку, все было вроде бы неплохо. Волнительно и остро, но ничего сверх, ничего такого, что Хазин не смог бы вытерпеть. Но стоило Грому достать пульт… Зачем он вообще согласился? Как угораздило?! Но Игорь смотрел таким голодным взглядом, что Петя сдался и сам нагнулся над столешницей, опираясь о локти. Сам спустил штаны до колен и бесстыдно расставил ноги, прогибаясь. Игорь шумно вздохнул и прикипел горячей ладонью к бледной коже. Огладил с жадностью, ущипнул за ягодицу — Петя брыкнулся и зашипел, попытался дернуться, но сильная ладонь надавила между лопаток, прижимая грудью к столу. — Не ерзай, — хрипло шепнул ему Игорь и отстранился, чтобы вернуться спустя минуту, по-деловому оттягивая ягодицу и раскрывая Петю под себя. Хазин уже тогда ощутил смутное беспокойство, но возбуждение хлестнуло в кровь вместе с эндорфинами, и он только переступил с ноги на ногу, привставая на мыски. Скользкие пальцы Игоря ввинтились внутрь. Петя давно подметил, с какой жаждой Гром его касается, но вот желания самому каждый раз растягивать Петин зад, даже когда этого не требовалось по вполне понятным причинам, объяснить не мог. Быть может, в этом было проявление его собственничества, а может Игорю просто нравилось, доводить любовника до беспамятства, нравилось как Петя хрипит и бьется под ним, прося засадить уже или самому пойти на хуй. Он и сейчас принялся его трахать: мелко и часто. Петя закусил собственный кулак и чертыхнулся, обернулся через плечо и сверкнул глазами: — Гр-ром! Гром фыркнул и коснулся губами его загривка, послушно убрал пальцы и достал её… Хазин вздрагивает, резко вырванный из грёзы. От неловкого движения игрушка внутри чуть смещается, скользит глубже. Мышцы подтягивает ощутимо; Петя очень хочет кончить, он все утро промучился от ощущения заполненности и жара, а теперь эта дрянь и вовсе прицельно давит на простату. Он поднимает взгляд на бесстрастное лицо Игоря и шепчет одними губами по слогам: убью. Гром ухмыляется и прибавляет мощности. Петя почти воет и с силой бьёт ладонью по столу. Да сколько же там в этой херне скоростей?! — Пётр Юрьевич, с вами все в порядке? — он не сразу слышит вопрос, не отрывая от Игоря испепеляющего взгляда. Гром кивает ему в сторону: к тебе вообще обращаются, ответь. Хазин переводит расфокусированный взгляд на Фёдора Ивановича и сжимает челюсти так, что губы сминаются в линию, а под скулами заходятся желваки. — Д-да, — шипит он едва слышно в наступившей звучной тишине. Пете кажется, что все теперь слышат гребанное гудение из его задницы. Блядский, блядский Гром, уебок. — Желудок что-то пр-рихватило — он почти рычит, не замечая, как меняется взгляд Игоря, как прячется насмешка в углах тонких губ. — Игорь меня вчера знакомил с вашей питерской шаурмой, вот и… Прокопенко смягчается и по-отечески ему кивает. — Там Дубин сегодня в архиве дежурит. Он всегда с собой что-то носит, может и для желудка найдётся, ты зайди к нему, Петя. Нет, знаешь, ты прямо сейчас иди, отпускаю. — Прокопенко машет ему рукой и лёгкий гул приглушенных голосов возобновляет. Фёдор Иванович перекладывает на столе одну из папок, открывает ее, но тут же захлопывает обратно и возводит глаза к потолку. — На чем мы, значится, остановились?.. Петю хватает, чтобы благодарно кивнуть. Он поднимается на нетвердых ногах, одергивает полы пиджака, благо тот не классический и прекрасно прячет весь его позор от чужого взгляда. Игорь провожает его путь с деловитой заинтересованностью, а Петя у самой двери воровато оборачивается и показывает ему средний палец. Хазин влетает в туалет и бессильно опирается ладонями о раковину, бешеным взглядом цепляя собственное отражение в широком зеркале. Скулы пылают некрасивым румянцем, губы дрожат, а глаза — блестящие и тёмные, абсолютно пустые. Господи, он и правда выглядит больным. И (или?) готовым подставиться под первого встречного. Петя отлепляется от раковины, натаскивает из держателя стопку бумажных полотенец, с чертыханьем тащится до ближайшей кабинки и запирается на щеколду. Прижимается лопатками к двери, дрожащими пальцами расстегивает брюки, сдирает их до самых щиколоток вместе с бельём, заводит руку назад и с затаённым ужасом нащупывает основание вибрирующей пробки. Игорь не пожалел смазки, пальцы соскальзывают, ногти коротко чиркают по нагретому его телом силикону основания. Петя скулит и додумывается обернуть ладонь салфеткой — дело идёт чуть быстрее. Он решает закончить это все разом, а потом пойти и убить Грома как-нибудь помучительнее, но следом осознает, какая эта глупость — сам ведь согласился. Хлопает дверь. Петя дёргается, замирая, и зажимает себе рот рукой, чтобы не застонать в голос от того, как непроизвольно напряглись все мышцы в непокорном теле. Не хватало, чтобы кто-нибудь (да тот же Дубин несчастный) застал его в таком компрометирующем положении. Хазин по-звериному чутко ловит чужие шаги и с облегчением узнает их прежде, чем по двери кабинки коротко постукивают костяшками. Гром находит его безошибочно, как и всегда. — Открой, — велит он, и Петя очень хочет его послать, но почему-то тянется ломкими пальцами к щеколде. Гром проскальзывает внутрь и запирает дверь, тесня Петю своей широкой фигурой к прохладной кафельной плитке. — Еблан, блять, — шипит Хазин, путаясь в штанинах брюк словно стреноженная лошадь — Уебок. Чтоб ты… Выруби нахуй, просто выруби, пока я тут не сдох!.. — Ну-ну, — хрипло шепчет Игорь и подходит ближе, укладывает ладонь на бледный Петин зад, мнет и растирает. Петя сдавленно скулит и подаётся к нему, окончательно дурея. Игорь хмыкает — возбужденно, не обидно даже почти ласково — и опускает пальцы меж его ягодиц, цепляя основание игрушки, тянет на себя. Петя облегченно выдыхает и благодарно всхлипывает, ощущая как игрушка медленно выходит из тела, растягивая дырку. Сладко…. Блядь, от одного этого он мог бы кончить, если бы не был перевозбужден. Широкая середина проходит по скользкой разогретой смазке, Петя жмурится до ярких всполохов под веками и скребет кафель короткими ногтями. Боже, дадада, пожалуйста… его колотит так, что стоять без опоры не выходит, по вискам и загривку катятся капли испарины. Игрушка почти выходит; Игорь замирает и вдруг толкает её назад. Петя вскрикивает, не успевая зажать себе рот. Игорь смеётся, бьёт его по заднице и лезет бесцеремонно свободной рукой к лицу. Хазин ругается сквозь зубы, шипит и кусает его пальцы. Игорь оттягивает угол чужих губ и ловит юркий язык за самый кончик. — Ещё не все, Петь, потерпи — с обманчивой ласковостью маньяка просит он и чуть уменьшает мощность. Вибрация теперь едва ощутимая и от того ещё более тянущая. Петя, сам того не замечая, поводит бёдрами, пытаясь поймать ускользающий кайф. Он распален настолько, что либо кончит, либо сдохнет прямо тут. Игорь продолжает играться, то вытаскивая пробку, то заталкивая её снова и каждый ебаный раз попадая в простату. Хазин жрёт его пальцы, в какой-то момент умудряется прокусить их до крови, ощущая на языке слабый медный привкус. Игорь шипит и хватает его за руку, тянет за запястье назад. — Давай сам. Пете хочется его убить. Послать его на хуй и никогда больше не видеть в своей жизни. А ещё ему хочется кончить и от мутного осознания, что Игорь будет смотреть, как Петя ебет себя этой трижды проклятой силиконовой затычкой, у него подкашиваются ноги. Он подаётся вперёд, опираясь о сливной бачок ладонью (ледяная керамика жалит сенсорные окончания), а второй охватывает широкое силиконовое основание. Пете кажется, что должно хватить пары толчков, но на деле идут минуты, а оргазм все ускользает и ускользает. Хазину натурально хочется разреветься от разочарования, он уже слабо контролирует собственное тело, а уж мир вокруг и вовсе размывается световой полосой, отступая куда-то за грань. Ускользающим сознанием Петя слышит звон чужой пряжки и даже находит в себе силы отупело повернуть голову. Игорь широко размашисто дрочит, прислонившись к двери кабинки. Алая крупная головка лаково поблескивает в его кулаке от обилия выступившей смазки. От этого блядски пошлого зрелища Петя закусывает губу и вздрагивает снова, снова, и снова, распахивает рот в беззвучном крике и кончает, словно умирает — долго и болезненно. Он бы расквасил себе нос о стену, если бы Игорь в последний момент не обхватил его за пояс и дёрнул на себя, вжимаясь грудью. Петя смаргивает и тяжело часто дышит, картинка перед глазами расплывается из-за выступившей под веками влаги. Он цепляется за удерживающую руку, пачкая пальцы Игоря вязким семенем и запоздало ощущает, как горячие капли под чужой сдавленный стон пятнают его бедро. Гром приходит в себя на удивление быстро (конечно, это не он все утро промучился в невозможности кончить, щеголяя пробкой в до боли растянутом заду), собирает салфетки и обтирает сначала Петю, потом себя. Мажет между ягодиц и ниже: бумажная поверхность неприятно царапает слишком чувствительную кожу внутренней стороны бедра. Петя морщится, но терпит. Игорь разворачивает его к себе и тягуче целует в губы. — Я вызвал тебе такси, — хрипло роняет он, поглаживая чужую острую скулу кончиками пальцев. В этом жесте столько нежности, что Петя вновь готов заскулить, но вместе этого он фыркает и каркает сорванным горлом: — Заботливый, блять. Игорь смеётся, не ведясь на подначку. — Хочешь вернуться в управление? В таком виде? — снова целует, болезненно кусая Хазина за нижнюю губу, — Я тебя не пущу. Поезжай домой. Ах, да, и это… Петя опускает взгляд и с неясными чувствами наблюдает за тем, как Игорь оттирает силикон от смазки и сует игрушку в карман его пиджака словно визитку. — Занятно вышло. Петя мечтает откусить ему ебало. Или член. Да, определённо лучше член. Он кривит губы и толкает Грома в плечо, лениво приводя себя в порядок. Пробку выбросить в первую же урну, решает про себя. Но почему-то мысли в очередной раз расходятся с делом.