***
— Ну и нахер ты его сюда притащил? — прошипел Ламберт на ухо Геральта, глядя на Лютика, который, в своем ярком дорогом костюмчике, разглядывал стены Каэр Морхена. — А я его выбросить должен был? — прошипел в ответ Геральт. Ламберт раздраженно фыркнул. Их место было не для нежных милых омег типа Лютика. Наверное, просто за факт того, что Лютик омега, за факт нежной кожи и больших глаз, Лютик заочно получил нелюбовь к нему от Ламберта. Ламберт всегда демонстративно это показывал, говоря не самые приятные колкости и кидая в его сторону раздраженные взгляды, а уж если Лютик смел говорить что-то вроде «холодно»… Легче было выйти из комнаты, чем слушать Ламберта. Все сначала это терпели, решив, что тот успокоится, но Геральт в один момент не выдержал. Проблема была не только в том, что жужжание Ламберта в сторону Лютика во время ужина его раздражало. Геральту так же было обидно за Лютика. Каэр Морхен не самое приятное место даже для них, но Лютик так старался найти плюсы! Он хвалил красоту здания, необычные архитектурные решения, его мрачность и готичность! Да, Лютику было здесь порой страшно или холодно, но он не заслужил того, чтобы его высмеивали за обычные человеческие чувства! Геральт взял Ламберта едва не за шкирку и отнес в уголок, чтоб объясниться. Он объяснил ему свою позицию и даже вежливо попросил перестать так делать. Ламберт пофыркивал, но согласился. Геральт уже хотел уходить, как сказал: — Слушай, я же вижу, что у тебя к нему… особое отношение. Ламберт посмотрел на него во все глаза. — Ты к нему аж с искренней злобой лезешь. Ты даже с Трисс больше шутливо говоришь, а с ним так, будто его факт существования тебя злит. Это же не нормальная реакция. Если он тебе нравится, то ты как-нибудь свои чувства проанализируй… И ушел, оставив растерянного Ламберта одного. Слова Геральта его выбесили только сильнее, так что еще два дня он вообще с Лютиком не разговаривал. Никак. А потом в самом деле задумался, с чего бы у него такая реакция… странная. Откуда у него могла взяться чистая злоба на просто омегу, который лично ему ничего не сделал? И тогда Ламберт стал осознавать. Да, Лютик ему нравится. Как омега. И начались тут танцы с бубнами, пока Ламберт думал, как ему к Лютику подступиться. Ну, по-человечески, а не как обычно. Сначала было сложно, потому что Лютик, справедливо на него обиженный, даже внимания на него не обращал. Или, во всяком случае, делал вид, что не обращал внимания. Потом сдался, потому что от навязчивости Ламберта у него уже голова болела. Он сказал: — Слушай, давай будем гулять с тобой пару раз в неделю, но ты перестанешь меня взглядом сверлить и пытаться завязать со мной диалог, когда я занят, ладно? Ламберт попыхтел, но был согласен. Лютик был рад этому компромиссу, потому что искренне был уверен, что от двух встреч в наделю ничего не случится. Ламберт же считал наоборот, и оказался прав. Лютика он не просто водил мерзнуть по сугробам, он таскал его к горам, к озеру, водил по замку, показывал для него самые красивые закаты с башен, на руках таскал, когда думал, что Лютик сам не перепрыгнет через сломанную ступеньку. Лютик сначала думал, что он на это не велся, а потом обнаружил себя в объятьях Ламберта, глядя на закат и вдруг понял: ему очень хорошо сейчас. Он не хочет, чтобы Ламберт переставал его обнимать. И Лютик сдался. В этот вечер он разрешил себя поцеловать, и Ламберт целовал его так, будто молился. И вдруг Лютик понял: он вляпался. А Ламберт понял: он любит этого человека. Любит всем сердцем.***
На самом деле они оба ждали подвоха. Вот что-то скоро пойдет не так и все разрушится. Они расстанутся. Но ссорясь, каждый раз они мирились, и с каждый ссорой понимали, что не готовы в самом деле уйти. Ламберт боялся этих чувств, боялся в своей неустойчивой жизни просто потерять Лютика. И боялся, что в своей яркой жизни Лютик просто не заметит черное пятно, которым был Ламберт. Но годы шли, а они так и не расставались больше, чем на несколько часов. Лютик считал, что теперь не сможет спать, если рядом не будет Ламберта. Он так привык к нему в своей постели, что без него она почему-то становилась холодной. Для Ламберта ситуация была такой же. Он и вправду любил этого человека. Так что в какой-то момент он понял: я больше не боюсь. Он и вправду больше не боялся, не ждал подвоха, ножа в спину или измены. Не доверять Лютику было бы безумием. Если не ему, то тогда кому? А верить во что-то им обоим было нужно. Спустя шесть лет он поставил Лютику метку, и они оба выдохнули с облегчением. Будто именно этого им хватало. Как оказалось, была еще одна деталь…***
Лютик, как сказал Геральт, «хандрил» в эту зиму. А Ламберт, наблюдая за своим супругом, искренне считал, что с ним происходит что-то другое. И совсем не хандра. Весь декабрь Лютик скитался по замку, почти ни с кем не говорил, кроме Ламберта, и со всего злился. Потом, как сказал Геральт, Лютик «отравился». Его стало часто мутить, после — тошнить. Ламберт знал: это не отравление. И глядя в конце зимы на округлившийся живот все внезапно поняли: никуда они в этом году не едут. Первое время Ламберт не знал, как на это реагировать. Они даже не думали о ребенке! Ну, только каждый сам в своих головах, периодически представляя такую вот ролевую игру, где они воспитывают ребенка. Где Лютик беременный. Но столкнуться с этим в реальности совсем не одно и тоже, что представлять перед сном, никак не относя это к реальности. И все-таки Лютик беременный. И все-таки они ждут ребенка. И все-таки Ламберт был чертовски счастлив этому. Он с нетерпением ждал его рождения, постоянно был рядом с Лютиком, и любил его всем своим существом. Лютик был всей его жизнью, смыслом его жизни. Человеком, который в самом деле научил его жить. Показал, что он заслуживает счастья и что он умеет нечто большее, чем злиться и убивать монстров. Они оба фантазировали о их будущем, о всех тех хлопотах, о совместной жизни. Придумали имя ребенку, купили кроватку и ползунки. Их прекрасная жизнь с каждым днем становилась все ближе. К сожалению, ей не было суждено сбыться. На восьмом месяце Лютик решил, что хочет съездить к родителям. Ламберт понял, почему, но сам не особо хотел с ним ехать. Родители Лютика Ламберта не приняли, да и не то чтобы Ламберт ждал другого. Они не очень принимали своего сына, а Ламберт и вовсе для них был бродяжкой, которую и тронуть страшно — вдруг заразная? Глядя на его недовольное лицо Лютик рассмеялся и сказал, что вполне себе может съездить и один. Ламберту и это не понравилось! Его беременный супруг поедет один?! В такую даль?! Он бубнил еще несколько дней, пока Койон не вызвался поехать с ним. Сугубо как сопровождающий. Побубнив еще пару дней, Ламберт согласился, только попросил Лютика не задерживаться. И не давать себя в обиду. Лютик пообещал ему, что все будет хорошо. Да, с родителями у него не самые светлые отношения, но они абсолютно точно обрадуются внуку. Ламберт, с тяжелым сердцем, вынужден был его отпустить, хорошенько его укутав. Несмотря только на сентябрь, на улице уже было достаточно холодно. Утром уже во всю гулял иней по земле и растениям. Лютик уехал через день, а Ламберт остался один с камнем на сердце, но объяснял это тоской из-за их разлуки. Все-таки, они очень привыкли к тому, что всегда были рядом. И все-таки Ламберту придется провести несколько ночей одному. Он покачал головой и вернулся к Геральту и Эскелю.***
Что-то было не так. В самом воздухе стояло это плохое предчувствие. А на утро пошел снег. Ламберт в ужасе смотрел на припорошенную снегом землю. Снег, который не таял. Сглотнув, он спустился вниз, столкнувшись с таким же напряженным Геральтом, глядя на падающий снег. — Это же не… — начал сипло Ламберт, чувствуя, как начали трястись его плечи от страха. Геральт покачал головой. — Дай Богиня это аномалия… И что завтра снег сойдет. Весь день он продолжал падать. Становилось холоднее до того, что пришлось топить камин. Ламберт холода не чувствовал. Его сердце билось тяжело. Лютик где-то там, в дороге. А снег все падал…***
— Мне жаль, — сказала Йеннифер сквозь зубы. Как только она появилась на пороге замка, всем стало ясно: что-то, блять, не так. Как будто горы снега и минус десять на улице предвещали что-то хорошее. Геральт молчал. Потом посмотрел на нее и спросил: — Белый хлад? — Да. Ламберт упал на стул, глядя пустым взглядом вперед. Он покачал головой. Конечно они все знали об этом, но для всех это было что-то далекое, что-то, что никогда их не коснется. И сейчас… сейчас, когда в его жизни был такой важный этап. К этому невозможно было подготовиться, но в этих условиях — тем более. Йеннифер говорила: — У нас есть возможность выжить. Мы давно это обсуждали в ложе. Переход в другую вселенную. Тут нет смысла чего-то ждать и что само прой… — Нет, мы не можем сейчас! — крикнул Ламберт, скрывая за этим «мы» обычное «я». Он не мог уехать. — Почему? — Йеннифер вскинула бровь. Геральт помрачнел: — Лютик уехал к родителям… Йеннифер поджала губы, напряглась. Ей нравился Лютик, она любила его. Она так же была счастлива из-за его беременности. И тоже с нетерпением ждала этого ребенка. — Мы можем попробовать найти его… Как-нибудь… — Да… Да, пожалуйста… — прошептал Ламберт, дрожа от страха и ужаса. Он не верил, что это происходит на самом деле. Это ночной кошмар. Йеннифер попыталась найти Лютика, и это заняло много времени. Она злилась, раздражалась, ругалась, но Ламберт все равно верил, что она сможет. Йеннифер всегда все может.***
Они вышли на заснеженную дорогу. Здесь было еще холоднее, чем в Каэр Морхене, и Ламберт невольно сжался, будто пытался согреться. На первый взгляд дорога была пустой, но они принялись искать. Йеннифер чувствовала, что Лютик где-то здесь. Возможно, в ближайших домиках? Ламберт принялся идти в ту сторону, пока Геральт искал с Йеннифер в лесу, а Эскель — вдоль дороги. Ноги утопали в снегу и быстро замерзли. Ламберт двигался, как мертвец, не веря, что это могло в самом деле произойти. Он прогонял слезы, когда ругал себя за то, что отпустил его. Если бы… если бы только он удержал его хотя бы на несколько дней, все было бы хорошо. Внезапно его нагнал Геральт и дернул на себя. Ламберт вздрогнул, каркнув: — Нашли? Геральт впился него напряженным взглядом и сказал: — Нам надо уходить… Прости, Ламберт. Ламберт ошалело заморгал. К горлу подступил ком, глаза заслезились. Его затрясло от страха, но он попытался: — Так вы нашли его? Нашли? Геральт молчал, крепко держа его за плечи. Рядом заскрипел снег — к ним шла Йеннифер, говоря: — Это займет время, чтобы сделать такой портал, и лучше бы нам вернуться в крепость, там теплее и я лучше смогу скон… — Какой портал?! Где Лютик?! — истерически взвизгнул Ламберт. — Сами можете переться хоть к черту на кулички, а я никуда отсюда не уйду, пока не найду его, вы меня поняли?! Геральт посмотрел на него глазами, полных слез и сочувствия. А потом он провел по воздуху пальцами. Ламберт отшатнулся. Как ведьмака, Аксий не смог его полностью зачаровать, но он замер, понимая, что его тело каменело, а разум становился мягким. — Но… Лю… тик… Он чувствовал, как в голове становилось мутно, но это было неспособно заглушить его мысли и чувства на самом деле. Он все чувствовал, все понимал и знал, пока его, безвольного, пихнули в портал. Он все видел, слышал и понимал, когда его заставили сидеть у камина в Каэр Морхене. Он мог видеть траур на их лицах, и чувствовать шлейф грызущей боли между ними. Ламберт все понимал, и не мог ничего сказать или сделать. И он просто сидел, скованный Аксием, внутри разрываясь от боли, от желания вскочить и убежать. Сделать хоть что-нибудь. Он просто сидел и чувствовал, как слезы капали с его лица.***
Ему не надо было ничего объяснять. К моменту, когда они оказались в другом мире — в сотню раз более шумном и ярком — и в его руку вложили кольцо Лютика, он уже и без того все понял. Но это кольцо — оно ранило его куда сильнее, чем он ожидал. Ламберт просто сел на асфальт и заплакал навзрыд. Он все прекрасно понял. Лютик мертв. И их нерожденный ребенок тоже. Геральт присел рядом с ним и крепко обнял. От этого Ламберт заплакал еще сильнее.***
Йеннифер с восторгом говорила, что эта вселенная — она такая удобная! Такая странная, но в этом так очаровательна! Геральт и Эскель привыкали к новому миру, обустраивались, думали, как теперь выживать. А Ламберт медленно умирал. Если его никто не заставлял есть — он не ел. Куда его ставили, там он и стоял. Днями и ночами он винил себя за то, что отпустил Лютика. Днями и ночами он плакал, сжимая кольцо. Днями и ночами он молил Лютика вернуться к нему. Или забрать его. Днями и ночами он отказывался верить, что все с ним происходящее — правда.***
К тому моменту, как Йеннифер предложила стереть память, Ламберт совершил порядка четырех попыток суицида. Одна — почти успешная. Она пришла к нему и заставила смотреть и слушать себя, хотя он яро сопротивлялся. Он хотел к Лютику, он хотел умереть. Он был уверен, что Лютик где-то там, в лучшем мире, с их ребенком на своих руках, и он ждет Ламберта. Ламберту нужно к нему. Йеннифер говорила, что может помочь ему. Она сотрет воспоминание, а вместе с ними — любую боль. Ламберт отказывался. Неделю он отказывался, говорил, что это нечестно, он не может оставить последнее, что у него осталось от Лютика. Геральт говорил, что Лютик вряд ли радуется, видя, что Ламберт страдает. Не этого Лютик ему желал. Лютик хочет ему счастья, и Геральт уверен, если для этого счастья требуется забыть Лютика — то он бы был на это согласен. Геральту удалось уговорить Ламберта спустя месяц и еще одну попытку суицида. Когда Йеннифер пришла для этого, она будто впервые смогла увидеть то, что осталось от Ламберта. Похудевшего, уставшего Ламберта, с огромными синяками под глазами и блеклым взглядом, нервно сжимающего кольцо в своей ладони. Она мягко разжала его руку и посмотрела на кольцо. Подняв свой взгляд, она сказала: — Лютик вернется к тебе. Но тогда, когда ты будешь к этому готов. Ламберт широко раскрыл глаза и ахнул. — Когда?.. — Когда сможешь расслабиться. Когда будешь готов нести ответственность не только за себя, но и за него. Это случится. Я обещаю. — Ты… Ты ведь скажешь мне, когда это случится? — Ты и сам это поймешь. — Нет, — он резко схватил ее за руку. — Пообещай, что скажешь мне. Йеннифер усмехнулась. — Только если встречу его раньше, чем ты, ладно? Ламберт закивал. Йеннифер качнула головой, чувствуя, как все в ней выворачивалось, глядя на Ламберта в таком состоянии. Она сжала его руку обратно, закрывая в нем кольцо и, поцеловав Ламберта в лоб, мягко коснулась ладонями его головы.***
Когда Ламберт пришел в себя — он был другим человеком. Он ощущал пустоту в груди, тяжесть на сердце, но не понимал ее природы. Но в целом он решил, что он в порядке. Геральт рассказал ему про Белый хлад, и что они в новой вселенной, и тут довольно сложно, но по крайней мере они живы. Ламберт покивал и решил, что как-нибудь справится. Новый мир в самом деле был той еще загадкой, с которой, все-таки, можно было справиться. Но было еще кое-что. Загадка, которую он не мог разгадать. Перед сном он часто смотрел на небольшое колечко. Явно маленькое для его пальцев. Он вертел его, рассматривал и чувствовал, что не мог его потерять. Может быть, оно принадлежало его маме? Это бы многое объяснило. И все-таки, чтобы выжить в этом новом мире, приходилось слишком много стараться, чтоб в конце концов у него осталось хоть немного времени, чтобы думать об этом кольце.***
Ламберт чувствовал, что не может встать. Его тело было тяжелым, и он не мог пошевелиться. В груди будто бы сердце зажало в тиски. Это были просто воспоминания, моменты, которые он пережил, но каждое из них — ранило его. Утерев слезы, глухо всхлипнув, он вскочил с дивана и кинулся к своей сумке. Порылся там, нашел небольшой футляр и открыл его. Рядом с медальоном школы Волка лежало то самое кольцо. Он взял его дрожащими пальцами и уставился в немного потемневшее от времени серебро. Сглотнув, он опустил голову. Его мелко затрясло. Лютик ждал ребенка. Лютик умер. И все, что у него от него было то долгое время — только это маленькое колечко Он плотно сжал его в своей руке и глухо всхлипнул, дрожа от рыданий всем телом.